Текст книги "Исчезающий Север. Непридуманные сюжеты из жизни русской глубинки"

«Разживаюсь щас. Сначала жила с сестрой, потом неделю с дочкой, потом с внуками. Давненько была статья, что научно доказано: чай с самовара очень полезен. Да и так сидишь возле самовара – одно блаженство. Приеду в Медгору, там этот чайничек, чашку выпила – больше не хочется, а тут три чашечки самое мало. Вода с озера, очень мягкая.

В бане

Обидели меня в том году очень, много украли всего хорошего. Нужные вещи, старинные, мамина память. Утюжок тяжелый такой чугунный, нагревался вот, у печки. Ну с металлоискателем ходили, искали везде. Пестик чугунный, тоже скорлупу толку курицам. Прялку бабушкину, в общем, не перечислить. Это потолок со старого дома, по-черному когда топились избы. Этому дому больше 200 лет. Кирпичи делали сами, тут по берегу глину копали. Топка не перекладывалась. Приезжаю, затопляю, все – дым пошел. Строили без фундамента, дак дом был покосивши, бревна-то гниют первые. Там вот проемы – это балки были, и кругом были воронцы, дальше воронцов дым не поднимался. Трубы не было, потому что налоги брали за трубу, поэтому без труб делали. Дым уходил на чердак, и дальше воронцов дым не опускался, поэтому, конечно, потолки были черные. Потолки моются.

В войну финны были, коровы были забраны. Раз в неделю давали масло, марки давали, магазин был, а весной, чтобы авитаминоза не было, столовая была, отвар хвойный делали, каждому перед работой надо было выпить. Во время войны дедушка старостой был. В войну мама здесь жила. Она участница войны, папа под Ленинградом воевал, в плену был, до 60 лет в лесу работал, сначала в колхозе, был председателем колхоза, поля все пахались, это щас все заросло лесом диким. Мама работала на финнов в Черкасах, лес заготавливали. Финны постоянно здесь не были, а просто наезжали с проверкой. Тут за лесом болото, партизан с парашютами пустили.

Галина Владимировна

Сначала неделю жили они в доме Сергина. Дом в Кижи потом перевезенный, красивый такой. Вон там, где две березы стоят. Богатый дом был, с них деревня началась. Сначала к ним зашли эти партизаны. Самолет летал, дак финны часто наведывались. Один раз успела партизанка прятаться в светелку, на третий этаж, и они давай обыск делать, сходили в подвал, там шесть помещений было жилых, везде все проверили, зашли на чердак, в одну светелку дверь открыли. А в другой замок висит. Хозяин говорит: «Да здесь у меня рыболовные ловушки всякие, сетки, мережки. Надо за ключом сходить?» Ну не надо, а там в этой комнатке партизаны были».

О бывшей деревне

«12 домов раньше была деревня. Здесь напротив двухэтажный был дом на две половины, этот большой и остальные дома. Как колхозы ликвидировали в 56-м году, ну и все разъехались кто куда. Один дом перевезли в Кижи, вон тот в Унице, а остальные так на месте и сгнили. Крыши не станет, да быстро гниют. Бревна потом забрали. Сергины эти с советской властью жили хорошо. Все разъехались, куда кто. Но не трогали их. Дочери замуж повыходили. И работали они в колхозе. Была у них и школа, и магазин, сарай огромный, двор огромный. Косили траву как-то, и чувствуется, там звук пустой, говорю, покопайте, там клад. И что, копатели нашли клад тут. Много вещей находили, одну монету нашли серебряную, королева Виктория, с одной стороны портрет. Торговали. Сергины-то, когда от властей скрывались, с новгородчины да с псковщины, жили по хуторам, по лесам. У нас Георгий праздник. Два раза в год, мама два дня стряпает рыбники, пироги, калитки всякие. И по рюмочке выпьют, ведь не напивались, и песни поют, кто в балалайку, кто в гармошку, и танцы… Весело жили. Живет моя деревня, пока я живу, кто потом ездить будет? Приедут потом чайку попить, да и все».

О часовне

«Часовня, наверно, с XVI века, ремонтировалась в 70-е годы… Убранство было, с Питера привезенное, потому что Сергины богатые были. С Питера был полностью иконостас. В 70-е годы это все обчистили. Риза была золотом шитая, мы боялись дотронуться. Зимами тут уже не жили. Вот этот дом Сергина когда развалили и увезли, и, видимо, видели, чем поживиться можно. С кладбищ все сняли иконки. Часовню мы реставрировали, наша семья, зять, сын. На железо дал сосед-предприниматель, остальное делали все сами, выправили все, сгнивше было».

О близости к природе

«Рыбу ловлю, до пятого года держала корову. Творог делаю, остается, высушу, сыр перемолю, масло вот козье, сама крахмал делаю и поросяток держала, но щас уже сил нет, не стала. Щас только козы и куры, кошка и собака. Телевизор у меня зеленого цвета, он у меня широкопанорамный. Вот буквально на днях два медведя два дня подряд бегали по этому полю. Сидели в 4 часа, пили чай. Как гляну, бегут по полю. Любовались мы целый час, ушли в эти кусты, я бегом в колокольню забралась, давай звонить, думаю, напугаю. Ага, щас. В общем, целый час они прогуливались перед нами. На второй день пошла на сарай, глянула в окошечко, они бегут посередине поля, думаю, щас в калитку забегут, но они к рябинке, мимо елки, мимо ивины, идут и друг друга подталкивают, резвятся, огромные. Не знаю, то ли свадьба у них была, может, в часовню хотели венчаться, но дверь закрыта была. А утром проснулась где-то в пять, журавль ходит по огороду, прет что-то. Зимой зайцы, волки, волки собак едят, тропы по всему полю».

О семье

«В этом году 70 лет будет, мама 88 прожила, бабушка 95. Мы в Ламбасручье учились, потом я в Петрозаводске. Деревня была до 56-го года, потом снята с учета. В Пегрему мой крестный переехал, такие дома были двухэтажные…

Про деда нашего история. Во время войны финны хотели увезти икону с часовни. Неверующим был. Он староста, в часовню финны пошли, и он туда же. Перекрестился, финны говорят, что, мол, увезем в Финляндию. А он им: «На что же мы молиться будем?» И финны не увезли, уже после войны обчистили все. У мамы здесь была икона посажная Христа Спасителя. Одна рама осталась… Но Бог послал нам такую же точно икону. Крестный жил тут, и когда дом уже развалился, ребята пошли покопаться, не осталось ли чего в подвале, и нашли иконку, лик как только нарисовано, только по краям проржавело. Серебрянкой кругом покрасили, а лик помыли и вставили в раму.

У самовара

Папа был рассказчик, телевизора-то не было, ходили на беседы все. Папа рассказывал, как под водой шел. Провалился в родник, пришел домой под водой, в прорубь сунулся – голова влезла, плечи не влезли. Пошел в Сергинскую прорубь и вылез. Бабки слушают, да как, говорят, ты дорогу-то нашел? А он им и говорит: «А по звездам». От нечистого коней спасал. Были колхозные лошади. Не было конюшни, в максимовском доме в хлеву держали трех лошадей. И лошади утром придут: две нормальные, а третья вся в мыле стоит, и косы заплетены в гриве. Ну папа вилы в руки и в огород, нечистую силу выгонять. Как со смертью встречался, пошел в Черкасы, навстречу смерть с косой. Говорит: «Ты бы мне косу хоть поточил бы, а то что-то затупилась». – «А когда, – говорит, – ты за моими стариками придешь?» – «Да вот надо в такую-то деревню сходить, там бабка совсем плохая». В общем, такие разговоры. Бабки сидят открыты рты, очень умел рассказывать».

P.S. В процессе работы над книгой пришла печальная весть – ушла баба Галя… И сразу что-то внутри опустело, обрушился мостик в старину, захлопнулась еще одна дверь в сказку русской деревни.

Яндомозеро и Типиницы

На Яндомозеро я попал в 2015 году. В первый и единственный раз. Тогда и были сделаны эти кадры. Забегая вперед, скажу, что этой великолепной Варваринской церкви, построенной в 1650 году, в таком виде на Яндомозере больше нет. «Варварушка», как просто и по-домашнему именуют ее местные, была разобрана весной 2016 года и перенесена в виде бревен, вернее, того, что от них осталось, в деревню Типиницы, где велось ее воссоздание на месте сгоревшего в 1975 году Вознесенского храма. Таким образом, эти фотографии запечатлели последнее лето огромной и красивейшей шатровой церкви, простоявшей четыре сотни лет на полуострове, на берегу Яндомозера. Тогда, в 2015-м, я, конечно, и не догадывался, что уже на следующий год храма не будет. В очередной раз убеждаешься в том, насколько хрупко и уязвимо наше уникальное наследие…

Храм Варвары Великомученицы, середина XVII века

Спят избы до весны

…Резво шумит двухтактный «Ветерок». Без верхнего колпака он издает такой рев, будто ты несешься на ракете. Мы с товарищем, восседая на рюкзаках, на всех парах мчим через Яндомозеро в утлой «Казанке». Сойдя с лодки на берег, я оказался по пояс в густой траве. От бывшей деревни Яндомозеро осталась одна изба, банька возле озера, остатки еще одного дома да Варваринская церковь с погостом. Впервые деревня упоминается в 1563 году, а в 1830-м здесь стояли 122 двора, позднее была даже своя школа, магазин и около тысячи человек. Сложно себе это все представить, правда? Сейчас дороги сюда нет, есть лесовозное направление и 9 километров болот и гатей… Кроме мишек, периодически посещающих деревню, да гадюк, облюбовавших старую баньку, в единственном доме летом на тот момент, наверное, кто-то жил, но, кроме пары котов, за два дня мы так никого и не увидели. Не знаю, живет ли там кто-то сейчас, но электричества и прочих благ цивилизации там нет.

Рождественский вечер

Возрожденная Варвара в Типиницах

Честно говоря, к переносу и воссозданию храма на новом месте я был настроен довольно скептически. Да и подобных примеров практически нет, кроме переноса в Плес сельского храма из Ивановской области «взамен» сгоревшей еще до 1917 года деревянной церкви.

Интерьер старой Варваринской церкви в Яндомозере, середина XVII века

Обычно в таких случаях храм увозят в музей и там собирают, но здесь поступили иначе, и, оглядываясь назад, должен признать, что в целом получилось очень неплохо.

Спустя шесть лет «Варварушка», словно сказочная птица феникс, восстала из пепла небытия и вновь воспарила над заонежским простором, да не просто в центре деревни Типиницы, а на месте столь же огромного шатрового Вознесенского храма с колокольней, поставленного здесь в конце XVIII века. Кстати, они с церковью из Яндомозера храмы-близнецы: огромные шатры, колокольни и трапезные. Вознесенский храм был последним шатровым храмом Заонежья, да и то в то время шатровые навершия уже были давно запрещены, но уж сколько их было построено после этого на Руси. Интересно, что Вознесенский храм был выше своей колокольни (41 и 32 м соответственно), а вот Варваринская церковь, наоборот, чуть ниже (28 и 35 м). Вот так гармонично они дополняли друг друга, перекликаясь маковками колоколен, а благодаря небольшой возвышенности храм в Типиницах был далеко виден из озера как ориентир, потому и колокольня была исполинской.

Кроме мишек, периодически посещающих деревню, да гадюк, облюбовавших старую баньку, в единственном доме летом на тот момент, наверное, кто-то жил, но, кроме пары котов, за два дня мы так никого и не увидели.

Зимний вечер

Типиницы обрели давно утерянную гармонию, воплотившуюся здесь, на деревенском холме, с которого Онежское озеро в любое время года манит своим звенящим простором. Пусть трудно, порой мучительно, через боль потерь и переживаний, но мелодия дерева заиграла вновь, зазвучали поредевшие деревенские улочки, преобразился пейзаж, и стало чуть светлее вокруг.

Селецкое и Масельга

Меня всегда поражают такие северные просторы с крохотной часовней посреди пустоты, природной пустоты, конечно. Моря лесов, бескрайние, до горизонта… Как сказал поэт Федор Сологуб: «Люблю я грусть твоих просторов, Мой милый край, святая Русь».

Селецкое. Часовня Троицы Живоначальной, середина XVIII века

Теперь трудно даже вообразить, что когда-то тут жили люди, распахивали пашни, трудились, жили в гармонии с этим лесом. Нет остатков домов, ни единого сруба или гнилого бревна.

Еще одним одиночеством в бесконечности стала часовня из несуществующей уже деревни Масельга. Словно послание из глубины веков, как весточка от наших предков.

Осталась лишь часовенка, освященная в честь Троицы Живоначальной и Димитрия Солунского. Рублена она в 1753 году с последующей перестройкой в XIX веке, да кладбище подле нее.

Масельга. Часовня Михаила Архангела, конец XVIII века

Меня всегда мучил вопрос – куда все делось? Почему не осталось ни бревнышка? Помню, как-то спросил одну местную бабулечку из соседней деревни, которая еще застала здесь кипучую жизнь. Разгадка оказалась простой – когда деревню посчитали неперспективной в 60-е годы (была такая чудовищная по своей сути страница в истории нашей деревни), многие, уходя из родных мест, забрали свои избы с собой. Просто взяли и перенесли срубы на новое место. Забирали постепенно, что-то порушилось, наверняка что-то прибирали к рукам заезжие люди, на месте бывших деревенских улиц подрастают кустарник и деревца, и все вокруг превратилось в один большой зеленый ковер, нет которому края, и лишь скромная, поставленная на века часовенка светом одинокого маяка озаряет необъятную ширь. Дверь еще не захлопнулась бесповоротно. Пока…

Еще одним одиночеством в бесконечности стала часовня из несуществующей уже деревни Масельга. Словно послание из глубины веков, как весточка от наших предков.

Старый замок часовни

Щемящее чувство возникает, когда смотришь на все это с высоты птичьего полета. Только так взору открывается масштаб, огромные массы воздуха и зеленых лесов, где сколько хватает глаз – не видно ничего, выдающего присутствие человека.

Ведь раньше тут стояли избы, кипела жизнь…

Часовня Архангела Михаила была срублена в конце XVIII века. Не знаю, когда именно отсюда ушла жизнь, но рискну предположить, что это очередной плод проекта «неперспективных деревень»… Ложкой дегтя в этой красивой картине цветущего поля сныти стали разнообразные кровососущие создания, для которых здесь просто раздолье.

Часовню начали спасать от окончательного разрушения волонтеры из проекта «Общее дело», поскольку держалась она буквально на честном слове. Думаю, что первый шаг сделан, она будет жить.

Вороний Остров

Необычная по своей форме часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи в деревеньке Вороний Остров в Карелии. Прежде всего потому, что массивная и высокая шатровая звонница опирается на небольшое здание и смотрится несколько непропорционально. Такие обычно венчали крупные, отдельно стоящие колокольни, а небольшие часовенки, как правило, рубились изящнее, с небольшими звонницами.

Тут же местные мужики решили строить свою часовню крупными мазками и размахнулись широко. А еще обратите внимание на окна – они спаренные, с полукруглым верхом, тоже весьма необычно. Как и во многих часовнях Севера, внутреннее подкупольное пространство было расписано иконами – так называемое небо, ранее широко распространенное по всему Северу.

Вороний Остров. Часовня над крестом

Ну и, конечно, стоящая позади изба – крепкая, на шесть окон в ряд. Чуть ли не единственная подобного размаха в деревне.

С деревней Вороний Остров не все так просто. Все дело в том, что напротив деревни в Онежском озере притаился скромный островок тоже с названием Вороний. Собственно, он и дал название деревне. А еще интересный факт – в этой крохотной ныне деревеньке аж три часовни. Одна на материке (Усекновения главы Иоанна Предтечи), вторая Рождества Иоанна Предтечи на близлежащем одноименном острове и еще одна рядом с ней также на острове.

Внутри крохотной часовни

Так чем же так примечателен этот островок? Тем, что в одной из простых клетских часовен размером всего 2,2 × 2,3 × 1,8 метра (!) сохранился каменный четырехконечный крест. Это, конечно, удивительное зрелище – на острове в Онежском озере в простом крохотном срубе вот такая красота. Встретить такое здесь очень необычно, поскольку подобные известняковые кресты легче найти где-нибудь на Псковщине или вообще в музее. Так, на Псковщине они датируются XV–XVII веками. По преданию, в начале XIX века этот крест приплыл сюда по воде и был установлен местными на острове. В Карелии найдено три подобных креста, и есть предположение, что вырублены они и привезены из самого Новгорода, но допускается, что материал, возможно, был и местный – известняковые выходы разрабатывались на острове Северный Олений. Остается только гадать, как такое чудо не исчезло в пучине всех перипетий прошлого века.

В Карелии найдено три подобных креста, и есть предположение, что вырублены они и привезены из самого Новгорода, но допускается, что материал, возможно, был и местный – известняковые выходы разрабатывались на острове Северный Олений.

На самом острове я также оказался весьма необычно и, можно сказать, случайно. Рядом с нашей стоянкой с вечера на берег приехали рыбаки «на недельку порыбачить». «Нравится мне это место, очень красивое. Знаете, что на острове часовня есть?» – спросил один из них. «Знаю, но вот не доводилось бывать», – ответил я. «Так давайте мы завтра лодку поедем обкатывать, можем вас закинуть туда». Отказаться от такого предложения было невозможно.

Еще на островке есть памятник утонувшим в 2009 году лыжникам. Тогда недалеко отсюда утонули, переходя по льду, пять человек, спасая друг друга… Коварным бывает лед Онего, даже несмотря на морозы.

Вегоруксы

Как говаривали в старину поморы, «от Холмогор до Колы – тридцать три Николы». С этой поговоркой у меня почему-то связана именно эта огромная Никольская церковь в деревне Вегоруксы. Храм-маяк. Колокольню видно далеко с озера, раньше это был надежный ориентир для уставшего рыбака, возвращавшегося в непогоду с промысла, паломника, идущего через Онего на Соловки, да и любого путника, идущего озерными дорогами-путями по необъятным просторам Севера. Издревле здесь пересекались торговые пути: из Новгорода к Белому морю, на Соловки. Из реки Свирь и других рек на кораблях шли по Онежскому озеру в Уницкую губу и напротив – с севера двигались к югу. А уже отсюда шли дальше по Заонежью. Строго говоря, Вегоруксы – это объединенное название целого куста деревень.

Вегоруксы. Вдали остатки деревни Южный Двор

К началу XX века здесь стояло около 40 дворов и было почти четыре сотни человек, школа и развитая инфраструктура. Трудно поверить в это сейчас, глядя на эти кадры. Пустая, замороженная, вымершая зимой деревня. Ну а летом простор и шум ветра, треплющего высокие травы и оставшиеся леса, зарастающие пашни. А озеро все то же, как и вечный рассвет, излившийся теплым светом на бренную землю после прозрачной белой ночи.

Онежский простор с колокольни Никольской церкви

Здесь раньше кипела жизнь

И где-то рядом самый любимый на Руси святой, заступник Николай Угодник, всегда готовый прийти на помощь усталому путнику. Святитель Николай был всегда особенно близок русскому человеку, даже праздников у него в году два – Никола Вешний и Никола Зимний. На эту тему есть замечательная народная легенда. Позвольте процитировать ее из прекрасной книги Елены Левкиевской «Русские праздники»:

«Шли как-то раз святой Николай и святой Касьян в гости к Богу. Приоделись в хорошие, чистые одежды, идут по дороге, спешат. Видят – у мужика в дорожной яме застряла телега. Бьется, бьется бедный мужичок, лошаденка крестьянская все силы напрягает, однако телега ни с места. Видит мужик, что по дороге двое прохожих идут (не знал он, что это святые), и взмолился о помощи. Святой Касьян сказал пренебрежительно: «Некогда нам, мы спешим, да к тому же мы с твоей телегой так перепачкаемся, что и в гости стыдно будет прийти». А святой Николай сказал: «Надо помочь мужику!» Подставил свое плечо и вытащил телегу из ямы.

Огромная колокольня Никольской церкви на берегу Онежского озера

Осенний букет

Пришли они к Богу. Бог видит, что Касьян в чистой одежде, а Николай весь в грязи. «Где это ты так выпачкался?» – спрашивает он у Николая. Тот рассказал, как было дело. Тогда Господь сказал: «Тебе, Николай, за то, что ты на помощь человеку пришел, будут праздновать два раза в году; а тебе, Касьян, – один раз в четыре года». Так и празднуют: святому Николаю – зимой и весной, а Касьяну – только в високосный год 29 февраля».

Церковь Николая Чудотворца, середина XVIII века

Остатки расписного иконостаса церкви Николая Чудотворца

Детали резного иконостаса

С колокольни

Рассвет над Онежским озером

Южный двор

С высокой колокольни Никольской церкви деревни Вегоруксы вдалеке можно заметить несколько домиков, и непонятно, то ли брошены они, то ли еще хоть как-то посещаются. Остатки деревни Южный Двор. Для меня она была совсем безымянной, еще одной почти заброшенной деревней Заонежья, коих здесь хватает, пока не познакомился с последним жителем этой деревни, а по совместительству писателем и, как он сам себя называет, Вегорукским молчуном – Александром Васильевичем Шкодой. И сразу ожила деревня, перестала быть безымянной.

Дом Александра Васильевича

Мне нравятся их названия, такие они экзотичные, что ли. Ну вот судите сами: Посад, Раш-Поле, Ябим-Поле и Великон-Поле, Вянишполе, Южный Двор.

Прочитав его рассказы, стихи и истории, героями которых являются обычные люди, простые местные жители деревни, коим является и сам автор, мне довелось познакомиться с Александром Васильевичем и посмотреть, что осталось от его родной деревни. А осталось совсем ничего – буквально пара домиков, куда весной приезжает посадить огород Александр Васильевич из соседней деревни да вспомнить детство и тех, кто был рядом. «Последний житель покинутой деревни, так и озаглавь», – сказал тогда он.

Мы ходили по деревне, обходя заболоченные уже места и почерневшие срубы бывших когда-то изб. «Вот тут был дом, здесь стоял тоже, тут вообще дом большой был», – Александр Васильевич то и дело указывал на кипевшую в прошлом жизнь, которая отсюда ушла.