Текст книги "Тайник на Эльбе"

– Полагаю, да.

– А я сомневаюсь в этом.

– Господин майор сомневается? – Пленный растерянно развел руками. – Признаться, я никогда не подозревал, что могу быть обвинен в пристрастии или…

– Вспомните о происшествии в провиантском складе, когда в карауле был Хоманн. Вспомнили?

– Я не понимаю господина майора.

– Хорошо, помогу вам понять меня. Скажите, в ту ночь Хоманн действительно совершил такой уж выдающийся поступок?

Шульц замялся.

– Говорите, говорите!

– Я все еще не понимаю господина майора.

– Ну, вот только что вы заявили: случилось, что Хоманн спас жизнь своему командиру, то есть вам. Это так?

– Да.

– И что же, подвиг солдата был оценен по достоинству? Хоманна наградили?

– Нет. – Шульц помолчал, начиная понимать, куда клонит следователь. – Нет, господин майор, история прошла незамеченной.

– А произошел пустяковый пожар на складе, и вы торопитесь с реляцией о героизме Хоманна.

– Это не я, господин майор.

– Не вы? – Аскер почувствовал, как у него вспотел лоб. – Как это – не вы? Говорите правду.

– Да, не я. Ходатайство было, конечно, мое, как командира роты, но я подал его не по своей воле. Мне было приказано.

– Кем?

– Майором Гаусом.

– Кто это – майор Гаус?

– Командир батальона.

– Расскажите подробнее.

– После того как пожар был погашен и суматоха улеглась, я вызвал Хоманна к себе, детально обо всем расспросил, похвалил. Он сказал, что не совершил ничего особенного. Опасности пожара фактически и не было. Горели ящики, сложенные у стены. Они были обособлены. Стены, пол, потолок – земля и камень, гореть нечему. Даже краска на стенах не масляная, а известка. В том помещении не имелось больше ни ящиков, ни продуктов, ничего другого, что могло бы гореть. Словом, сгорев, ящики превратились бы в золу, и дело с концом. Я отпустил Хоманна. И вот зазвонил телефон. Говорил майор Гаус. Он спросил о происшествии. Я доложил. Гаус сказал: «Хоманн действовал геройски, надо его поощрить». «За что?» – спросил я, пояснив, что был лишь жалкий костер из кучи фанерных ящиков. – «Все равно, – ответил Гаус, – проявлена самоотверженность, она не может остаться без награды». Я позволил себе поиронизировать и спросил, уж не думает ли майор представить Хоманна к кресту? Гаус сказал: «Ордена не дадим, а в отпуск пошлем, пусть побывает в тылу».

– И Гаус настоял на своем?

– Разумеется. Это же в его власти.

– Хорошо. – Аскер встал. – Закончим пока на этом наш разговор.

…Утро следующего дня Аскер посвятил беседе с Георгом Хоманном. Вначале он задал десяток обычных вопросов, приглядываясь к перебежчику. Ответы Хоманна в точности соответствовали тому, что Аскер установил при допросе пленных солдат и офицеров третьего батальона. Хоманн ни разу не солгал даже в мелочах.

Он отвечал четко, охотно, без каких-либо колебаний или уверток. И хотя, после всего того, что узнал следователь от Шульца, к Хоманну надо было бы относиться с недоверием, Аскера не покидало ощущение, что собеседник его – честный человек.

Осторожно подвел он Хоманна к эпизоду на провиантском складе. Разговор о происшествии на складе он считал серьезным испытанием для подследственного. Хоманн, если он засланный с какими-то целями агент, должен был вовсю расписать свое участие в тушении пожара, чтобы дальнейшее – отпуск и поездка в тыл – было возможно лучше обосновано.

Хоманн же поступил как раз наоборот. Он заявил, что ничего особенного не совершил и награждать его, в сущности, было не за что.

– Как же так? – удивился Аскер.

Хоманн пожал плечами, чуть развел руки.

– Я и сам не возьму в толк. Многое непонятно, товарищ майор. Вот, например, месяц назад я спас жизнь ротному командиру. – Он улыбнулся, в голосе его зазвучали теплые нотки. – Был у нас лейтенант Шульц. Это честный парень, нацистов недолюбливает, с солдатами справедлив… И вот однажды случилось так, что я его спас. Был бой, мы отходили, Шульц и я оказались рядом в тот момент, когда неподалеку плюхнулась мина. Я успел швырнуть на землю лейтенанта, упасть сам. И в тот же миг рвануло так, что у нас едва не лопнули барабанные перепонки. Позже, когда мы пришли в себя, Шульц заплакал. Он написал взволнованный рапорт начальству. И вы думаете, меня отметили? Черта с два!

– А теперь – и отпуск, и благодарность?

– Именно! И еще одно: перед отъездом в отпуск я зашел к лейтенанту Шульцу. Знаете, мне показалось, что и он, как бы это сказать… в некотором недоумении, что ли, по поводу всей этой истории.

– Давно знаете майора Гауса?

– Я не понимаю вопроса.

– Ну… быть может, майор Гаус почему-либо особенно расположен к вам?

– Что вы, – Хоманн усмехнулся. – Он, я думаю, до пожара на складе и не подозревал о моем существовании.

Глава седьмая

1

Со времени возвращения Аскера с фронта и совещания у генерала Лыкова прошло три недели. И вот Лыков вновь слушает доклад майора Керимова.

Аскер рассказал о допросах лейтенанта Шульца, обер-ефрейтора Герберта Ланге и других, о разговорах с Георгом Хоманном.

– Выводы, – сказал Лыков, когда Аскер закончил. – Делайте выводы, майор.

– Выводы? – Аскер задумался. – Вывод такой: Георг Хоманн честный человек и говорит правду.

Лыков как-то странно поглядел на офицера, позвонил.

Вошел адъютант:

– Что, прибыл полковник Чистов? – спросил Лыков.

– Да, товарищ генерал. Он здесь и ждет.

– Пригласите.

Вошел Чистов. Это был человек лет шестидесяти пяти, болезненного вида, высокий, худой. Одет он был в штатское, как, впрочем, все находившиеся в кабинете.

– Доложите нам о тайнике с архивами. С самого начала, коротко, – сказал Лыков.

– Слушаюсь. – Чистов гулко откашлялся в кулак и начал. – Полгода назад нам стало известно, что из РСХА[4]4
  РСХА – главное имперское управление безопасности в гитлеровской Германии.


[Закрыть] разослана во все органы гестапо, абвера, СД и СА[5]5
  СА – отряды безопасности.


[Закрыть] весьма важная директива. Подписал ее сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Директива предписывает этим организациям, а также альгемейне СС[6]6
  Альгемейне СС – общая СС.


[Закрыть], ваффен СС[7]7
  Ваффен СС – войска СС.


[Закрыть], ферфюгунгсгруппен СС[8]8
  Ферфюгунсгруппен СС – особые отряды СС.


[Закрыть] и соединениям «Тотен копф»[9]9
  «Тотен копф» – дивизия СС «Мертвая голова».


[Закрыть] принять все меры к тому, чтобы архивы их были сохранены и ни при каких обстоятельствах не попали в руки противника. При эвакуации с востока архивы надлежит под строгой охраной отправлять в определенные пункты, где они должны быть систематизированы и в специальных металлических ящиках сданы на тайное хранение. Где, в каких пунктах и под чьим руководством созданы эти тайники, сколько их и что они собой представляют, мы не смогли еще установить.

– Кое-какие сведения получили только месяца два с половиной назад, – проговорил Лыков. – Причем об одном лишь тайнике, а их, вероятно, несколько.

– В Остбурге? – спросил Аскер.

– Остбург? – Полковник Чистов казался удивленным. – Нет, речь идет о другом населенном пункте.

– Не в Остбурге, – сказал, как бы размышляя вслух, генерал Лыков.

Аскер беспокойно завозился на месте.

– Он, этот городок, расположен в низовьях Эльбы, на ее левом берегу, – продолжал Чистов.

– На каком? – переспросил Аскер.

– На левом, то есть на западном. Точнее, не на самом берегу, а несколько в стороне от реки.

– Название городка?

– Карлслуст, – сказал Чистов. – Предполагается, что близ него, в лесу, где-то у реки, в подземном хранилище и находятся архивы, о которых идет речь. Точнее – часть этих архивов. Тайник сделан с целью сохранить архивы, если война будет проиграна и Германию оккупируют.

– Простите, товарищ генерал. – Аскер приподнялся. – Могу я спросить об источнике, из которого полковнику стало известно об архивах и тайнике?

– Можете. – Лыков взглянул на Чистова. – Ответьте майору Керимову.

Чистов сказал:

– Источник – это наш разведчик, действующий по соседству.

Аскер встал, подошел к карте Европы, занимавшей одну из стен кабинета, приложил линейку, что-то прикидывая, потом вернулся.

– Всего полтораста километров, – сказал он. – Только сто пятьдесят километров отделяют Остбург от Карлслуста. Города – на разных берегах реки. В остальном все совпадает – расположение тайника, устройство, метод хранения, упаковка.

– Да, даже упаковка, – кивнул Лыков.

Чистов молчал. Он был дисциплинирован и вопросов не задавал: все, что нужно, генерал Лыков скажет.

– Два тайника в соседних городах… – Аскер потер переносицу. – Странно.

– Послушаем полковника Чистова, – сказал Лыков.

Аскер сел.

Чистов продолжал:

– Архивы ищет специальная группа. Она в Карлслусте, заброшена удачно, действует активно, но пока поиски безрезультатны. Определился район нахождения объекта. И только. Дальше группа не может продвинуться ни на шаг. Контрразведка едва ее не нащупала. Теперь там все перекрыто, и малейшая оплошность может привести к катастрофе.

– Простите, когда это произошло? – Аскер беспокойно задвигался на стуле.

– Вы спрашиваете, когда произошло осложнение и немцы встревожились? – переспросил полковник.

– Да.

– Дней сорок назад…

– А что, – задал вопрос Аскер, – разве трудно архивы вывезти и в каком-нибудь другом месте соорудить новый тайник?

– Мы предусмотрели такую возможность и наблюдаем за транспортом. К тому же архивы, о которых идет речь, – это сотни больших ящиков. Передвинуть колонну машин с таким грузом незаметно для вражеской разведки, которая находится в данном районе и специально охотится за этими архивами, вряд ли возможно. Немцы поумнели по сравнению с тем, как действовали в первый период войны. Сейчас они далеки от того, чтобы недооценивать силы и возможности советской разведки.

Генерал поблагодарил Чистова. Тот попрощался и ушел.

– Ну, – сказал Лыков, когда он и Аскер остались одни, – что вы обо всем этом можете сказать?

Аскер молчал.

– Говорите же, – усмехнулся Лыков.

Аскер встал, взялся за спинку стула.

– И все же я верю перебежчику Хоманну, – тихо, с большой убежденностью проговорил он.

Лыков не ответил.

– Верю, – продолжал Аскер, – и ничего не могу с собой поделать. Вот я разговариваю с ним, он глядит мне в глаза, я слушаю его неторопливую, обстоятельную речь и чувствую: Хоманн говорит правду!

– Любопытно, – протянул Лыков, стряхивая с папиросы пепел.

– Товарищ генерал, он ни на грамм не выгораживает себя, напротив – часто говорит вещи, которые могут только навредить ему. Говорит и понимает, что действует себе во вред, – я вижу это по его глазам, по тому, как меняется его настроение, голос… А ведь к этому его никто не принуждает. Он поступает так добровольно, хотя о многом мог бы и словом не обмолвиться. Сергей Сергеевич, все то, что я имел возможность перепроверить из его показаний, – правда, одна лишь правда, от начала до конца, от главного до последней мелочи… Могут сказать: это прием, применяя который подследственный хочет расположить к себе следователя, чтобы тот поверил его дальнейшим показаниям. Но такой прием хорош лишь в одном случае. А именно, когда преступник знает, что следствие имеет возможность перепроверить его показания. Ведь так?

– Да, пожалуй.

– А Хоманн и не подозревает, что в наших руках и лейтенант Шульц, и обер-ефрейтор Ланге, и многие другие из тех, с кем он служил.

– Что же вы предлагаете, майор? Как нам отнестись к тому, что сообщил полковник Чистов?

Аскер промолчал.

– Ну хорошо. – Лыков встал, давая понять, что разговор окончен. – Вы принесли показания Хоманна?

– Да, они в этой папке.

– Оставьте. Сегодня вызову перебежчика. Хочу познакомиться ним. Вас жду завтра, в десять утра.

2

Наутро Аскер вновь был в кабинете начальника. Лыков выглядел уставшим, так как провел бессонную ночь. Он сказал:

– Хоманна допрашивал. Впечатление – сходное с вашим.

Генерал задумчиво размял папиросу, повертел между пальцами, отложил.

– Итак, – проговорил он, – мы условились, что верим Хоманну… Ну а как быть с тем, что докладывал полковник Чистов? Есть у вас основания не верить ему и его людям?

– Нет, товарищ генерал.

– И у меня таких оснований не имеется.

Наступила пауза. Аскер и Лыков сидели в задумчивости.

– Быть может, тайники есть и в Остбурге и в Карлслусте? – продолжал генерал. – Предположение при данных обстоятельствах правдоподобное. Но пока я не могу его принять. Удерживают две причины. Первая: города слишком близко расположены, чтобы был смысл дважды производить одну и ту же работу… я имею в виду сооружение тайника. И вторая причина: данные полковника Чистова о тайнике поразительно похожи на данные Хоманна и арестованного в Баку агента. Напрашивается мысль: а не идет ли в этих двух случаях речь об одном и том же тайнике? Припомните: сходится все – устройство тайников, место расположения, система хранения…

Генерал поднялся, прошелся по кабинету, остановился за спиной Аскера.

– Ночью я докладывал начальству. Меня спросили: «Не следует ли рискнуть и группу, работающую в Карлслусте, перенацелить на Остбург?» Я не счел это возможным. Мы пришли к заключению заслать в Остбург разведчика. Пусть во всем разберется на месте.

– Верно, товарищ генерал.

Аскер хотел встать. Лыков придержал его за плечо, обошел стол, тяжело опустился в кресло.

– Вам придется ехать, товарищ Керимов…

Аскер кивнул.

– Мы уже говорили о том, как нужны нам эти архивы. Хотел бы напомнить о старой фашистской агентуре и о тех новых шпионах, которых оккупанты конечно же постарались завербовать и, уходя, оставить на нашей земле. Вы представляете, сколько ценнейших сведений обо всех этих негодяях содержат архивы, которые мы с вами ищем! Но это далеко не все. Подумайте, сколько советских патриотов схвачено и умерщвлено в застенках гестапо, абвера и СД! Сколько наших людей приняло мученическую смерть в подвалах и крематориях различных зондеркоманд и эйнзатцгрупп…[10]10
  Зондеркоманды и эйнзатцгруппы – специальные команды и группы СС, занимавшиеся карательными операциями и уничтожением военнопленных и мирного населения.


[Закрыть] В тех архивах несомненно сохранились данные о том, как они жили, как боролись и умирали. Теперь дальше. К нам разными путями просачиваются данные. Негодяи занимаются преступными опытами над пленными, убивая их кислородным голоданием, сверхнизкими температурами и сверхнизким давлением. Пленным впрыскивают яды, на них пробуют действие отравляющих веществ, испытывают новые виды оружия – гранаты, мины, фугасы. Кто знает, не найдутся ли данные и обо всем этом в сек-ретных архивах фашистов!.. И еще раз подчеркиваю: списки и сведения об агентурной сети гитлеровцев! Беда, если мы запоздаем. Необходимо во что бы то ни стало, любой ценой перехватить эту документацию. Учтите: она интересует не только нас. Далеко нет. Страна не простит нам, если документы, о которых идет речь, окажутся в лапах разведки других государств. В этом случае фашистские шпионы получили бы новых и весьма энергичных хозяев.

– Все понял, товарищ генерал, – сказал Аскер.

– Поняли и прониклись важностью задачи, которую будете решать?

– Так точно, товарищ генерал.

– Вы сколько лет в партии, товарищ Керимов?

– Три года. – Аскер поправился: – Почти три года.

– Нашу работу я расцениваю как важное задание партии, – сказал Лыков. – Полагаю, что только так и может думать чекист.

– Именно так!

– Никогда не забывайте об этом. И еще: думайте о Родине нашей, о народе, о товарищах и о своей семье. Верьте мне, помогает, когда трудно.

– Понимаю, товарищ генерал.

– Там… – Лыков помолчал, кивнул куда-то в сторону, – там уже знают, что идете вы. Знают и одобрили мой выбор.

– Спасибо, Сергей Сергеевич, – хрипло проговорил Аскер. – Клянусь вам, все сделаю, чтобы…

Он не закончил фразы, порывисто пожал руку, которую ему протянул Лыков.

Генерал сказал:

– Разработкой операции по заброске вас в Остбург уже занимаются. Все это поручено Рыбину.

– Ясно.

– Задача сложная, поэтому в помощь полковнику Рыбину я подключил и группу полковника Чистова. У него тоже имеются кое-какие возможности. Но, быть может, у вас сложится свой план проникновения в Остбург? Подумайте и доложите. Скажем, через неделю. Утром, часов этак в десять.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Аскер и Лыков встретились взглядами.

– Вы славный парень, – сказал генерал. – Вот и у меня был такой. Был… до декабря сорок первого. Под Москвой убили. Да вы знаете…

Лыков горько улыбнулся и, ссутулившись, побрел к окну.

Глава восьмая

1

В назначенный день Аскер входил в кабинет начальника.

Лыков снял очки – он просматривал бумаги – и указал офицеру на кресло возле стола.

– С чем пришли, товарищ Керимов?

Аскер изложил свой план. Генерал надолго задумался. Все в этом плане было смело и необычно. Впрочем, «необычно» – не то слово. В разведке, естественно, не бывает проторенных путей. Ибо тогда враг, изловивший одного разведчика, сможет без особого труда выловить и многих других. В глубоком вражьем тылу разведчики всякий раз действуют по-иному, непрестанно изобретая, маневрируя, запутывая след, чтобы сбить с толку контрразведку противника, тоже весьма сведущую в этом сложном искусстве.

Все это, разумеется, прекрасно знал генерал Лыков. И все же даже ему, человеку опытному и искушенному во всех тонкостях своего ремесла, план Аскера показался слишком рискованным и смелым.

Аскер сказал:

– Мне долго казалось, что фашизм принят германским народом, стал его идеологией. Казалось, это весьма прочно, его не вытравить из душ немцев. Но, пожив среди них, я понял, как ошибался. Здоровые, жизнедеятельные силы народа мощнее, гораздо мощнее, чем надеялись фашисты. Это довольно определенно ощущалось еще тогда, год назад. Теперь же, к середине сорок четвертого года, режим Гитлера ослаб еще больше.

– За это нам надо благодарить в первую очередь свою партию и народ, свою армию!

– Понимаю, товарищ генерал, все понимаю. Но я сейчас не касаюсь причин, я беру следствия.

Лыков заглянул в принесенные Аскером бумаги.

– Значит, Ланге?

– Да, товарищ генерал. Именно он, а не Хоманн, хотя, вероятно, подошел бы и тот. Но Георг Хоманн – перебежчик. Он и перебежчик, и коммунист, и сам вызвался…

Лыков понимающе кивнул.

– А Ланге чист, – продолжал Аскер. – Как стеклышко чист. Я проверял его еще более тщательно. Все использовал, все привел в действие. И Хоманн, и полтора десятка других немцев, что служили в третьем батальоне, единодушны в его характеристике. Вот их показания. – Он пододвинул генералу толстую папку. – А ведь они и не подозревают о том, что Ланге у нас. Более того, пущен слух, будто Ланге погиб. Так что о нем говорят совершенно откровенно, не стесняясь… И еще. Это, пожалуй, главное. Герберт Ланге обращается к вам с заявлением, товарищ генерал. Он просит использовать его на любой работе, в любых условиях, лишь бы это хоть в какой-нибудь степени способствовало разгрому гитлеровского режима в Германии. Да вот это заявление.

Аскер передал Лыкову мелко исписанный лист бумаги. Несколько минут генерал читал документ, затем отложил, вынул платок, протер стекла очков.

– Сильно написано, – негромко сказал он.

– Сильно, – кивнул Аскер. – И заметьте: ни слова о том, чтобы «с оружием в руках» или что-либо в этом роде. Нет – тыл, работа, тяжелая работа в любых условиях. – Аскер улыбнулся, взял заявление, нашел нужное место. – «Если советские власти сочтут необходимым послать меня в страшную Сибирь, где царит мрак и ледяная стужа, то и туда поеду с радостью. Куда угодно, только бы не сидеть сложа руки».

– Мрак и ледяная стужа, – повторил Лыков, невольно улыбнувшись. – Вот ведь как они о Сибири…

Аскер продолжал:

– Несколько дней назад у работников полковника Чистова я знакомился с наметками по заброске меня в Остбург. Они ничем не могли порадовать.

– Я знаю.

– Предложили два варианта. В первом случае заброска производится в район Гамбурга, а уже оттуда, спустя некоторое время, я самостоятельно…

– Это исключено.

– И второй вариант – ждать. Ждать, пока не будут созданы необходимые условия для заброски непосредственно в Остбург. А это – несколько месяцев. Долго.

– Долго, – кивнул Лыков. – Столько ждать не можем. – Он помолчал и пояснил: – Наши опасения подтверждаются. Есть данные, что к различным архивам фашистов все больший интерес проявляет иностранная разведка. Та самая, о которой я вам как-то говорил. Короче, может случиться, что у нас появится соперник. Причем весьма активный и напористый. Вы понимаете?

– Да.

Помолчали.

– Товарищ генерал, – осторожно сказал Аскер, – мне ничем не может помочь группа, действующая в Карлслусте?

Лыков резко качнул головой.

– Ни в коем случае. О них забудьте. – Он поправился: – Пока забудьте. Не исключено, что придется действовать вместе. Но это после, не сейчас. Они в таком положении… Словом, появление нового человека, малейшая неточность – и провал неизбежен. Погубим и вас и их.

– Тогда, – Аскер помедлил, пододвинул к себе папку с материалами допросов, решительно поднял голову, – тогда остается одно – принять мой план.

– Я тоже склонен так думать, – проговорил Лыков. – В пользу вашего плана говорит то обстоятельство, что в этом районе Германии имеется сильное антифашистское подполье… Но я еще подумаю, посоветуюсь. Разговор продолжим после. Вызову вас. А утром пришлите ко мне Ланге.

Разрешение на участие Герберта Ланге в операции было дано. И тогда Аскер впервые поговорил с немцем откровенно и обо всем. Ланге разволновался.

– Это правда, вы верите мне? – сказал он срывающимся голосом. – Отвечайте, господ…

– Вы можете говорить мне «товарищ».

– Мы предали огню тысячи советских городов и сел, кровь ваших людей льется рекой, а вы со мной… так!

– От немецкой бомбы погибла моя сестра. У генерала, с которым вы беседовали, убит на войне единственный сын.

– Можете мною целиком располагать, – горячо сказал Ланге. – Только скажите, ради всего святого: полностью ли мне доверяете или, как бы это выразиться… я буду только лишь орудием? Нет, нет, я согласен на любую роль! Это в конечном счете не так важно. Важен результат: я окажусь полезен и хоть чем-нибудь помогу похоронить нацизм!

Аскер сказал:

– Я свою жизнь доверяю вам, товарищ Герберт.

– Спасибо. – Ланге порывисто встал. – Спасибо, мой друг. – Он поморщился, коснулся пальцами лба. – Если б вы знали, что сейчас тут у меня творится. Боюсь, не выдержит череп!..

2

И вот Аскер снова в кабинете генерала Лыкова. Осень уже на дворе. За окном влажно поблескивают кровли домов, матово отсвечивает мокрый асфальт площади. Серо и небо и земля. Холодно, тоскливо. Или, быть может, это только кажется так Аскеру? Ведь сегодня он последний день в Москве, на своей земле. Ночью – вылет. Туда, за линию фронта, в далекий Остбург.

Закончена большая подготовительная работа. Трудно даже перечислить все то, что входило в нее. Тут и прыжки Аскера и Ланге на парашюте с самолета; улица за улицей, квартал за кварталом тщательное изучение Остбурга – по карте, по различным материалам, по подробным рассказам Герберта; «вживание в образ» новых людей, какими Аскер и Герберт будут там, за линией фронта, и многое, многое другое… А работа с приемо-передающей радиоаппаратурой, тренировка в радиообмене, в настройке и ремонте станции, в мгновенной смене частот и диапазонов передач, чтобы до предела затруднить перехват сообщений и пеленгацию передатчика контрразведкой противника! А груда фашистской литературы – газет, журналов, бюллетеней, сводок, которые пришлось проштудировать, чтобы быть в курсе того, что сейчас происходит там, на западе, где еще хозяйничают гитлеровцы!..

Да, теперь все это позади – огромный, тяжелый труд, колоссальное напряжение воли и мускулов, работа по восемнадцати часов в сутки, когда валишься с ног от утомления, но не можешь сомкнуть глаз, как бы велика ни была потребность в сне.

Все это позади. И все это – ничто по сравнению с тем, что предстоит испытать…

Аскер поднимает голову, глядит на генерала. Тот беседует с Рыбиным и Чистовым, людьми, которые руководили подготовкой Керимова и Ланге и теперь докладывают о результатах. Но Аскер почти ничего не слышит. Это не потому, что беседуют они негромко. Просто он слишком сосредоточен, полностью ушел в себя. Снова и снова перебирает в памяти все то, что для него и Герберта начнется уже нынешней ночью…

Все согласовано, предусмотрено, решено – все, что можно предусмотреть при подобных обстоятельствах. А можно так немного!.. Аскер и Ланге имеют в Остбурге два убежища. Там они первое время будут чувствовать себя сравнительно безопасно. Одно – домик кладбищенского сторожа, старого друга семьи Герберта, Лотара Фиша, другое – жилище давнишнего дружка Ланге, механика завода «Ганс Бемер» Отто Шталекера. И тот и другой – люди надежные, живут в Остбурге уже много лет, от обоих Герберт месяца полтора-два назад получил письма. Следовательно, они и сейчас там.

Разведчики полностью экипированы, снабжены всем необходимым; у них несколько комплектов хороших документов. Это подлинные бумаги. Об их прежних владельцах все известно. Таким образом, можно не беспокоиться и за специальную проверку, если она будет произведена по месту жительства тех, на кого документы выписывались.

Это все. Остальное зависит от разведчиков. Их задача – закрепиться в городе, выждать некоторое время, затем нащупать остбургское антифашистское подполье. В этом должен помочь коммунист Отто Шталекер. Ланге свяжет Аскера с ним, потом исчезнет. Ему нельзя оставаться в городе. Правда, Ланге изменит внешность, у него будут другие документы, но все же опасно: вдруг произойдет неожиданная встреча с людьми, которые его хорошо знают!.. Предусмотрено, что, выполнив свою миссию, Ланге с документами возвращающегося из отпуска солдата выедет на восток. На территории Польши, в одном из местечек по пути следования, его будут ждать, проведут к партизанам, а те переправят через линию фронта.

Итак, Аскер будет действовать один. На случай особых, чрезвычайных обстоятельств, в которых он мог бы оказаться, ему сообщена еще одна явка – адрес того самого разведчика, о котором упоминал полковник Чистов. Но это – на крайний случай.

Остбург!.. Аскер откидывается в кресле, прикрывает веки. Перед глазами встает главная магистраль города, сплошь застроенная тяжелыми, серо-дымчатыми зданиями с крутыми островерхими кровлями, пересекающие ее улочки, которые ведут на рабочие окраины, к заводам… Особенно отчетливо видит Аскер кладбище – оно на пригорке, окаймлено двумя рядами тополей; слева, если идти от города, небольшое строение; красные стены, два окна, крыша из волнистого железа. Это и есть сторожка Лотара Фиша… И еще – узкое высокое здание со стрельчатыми окнами, с башенками по углам кровли и четырьмя шпилями – бывший музей палеонтологии, а ныне абверштелле[11]11
  Абверштелле – управление военной разведки и контр-разведки.


[Закрыть] Остбурга.

Разговор закончен. Лыков встает. Быстро подымается с кресла Аскер.

– Кажется, все. – Генерал протягивает ему руку. – Возвращайтесь!

«Возвращайтесь» – так Лыков говорит всегда, провожая кого-нибудь из своих в дальний и опасный путь.

– Спасибо, Сергей Сергеевич!

Аскер крепко пожимает руку начальника. Они обнимаются.

– Береги себя, – чуть слышно шепчет генерал. – Лучше гляди, сынок.

Аскер вновь благодарит Лыкова, спешит скорее попрощаться с Рыбиным и Чистовым. Это – трудные минуты.

– Позовите Герберта Ланге, – говорит генерал.

Ланге входит в кабинет. О, сейчас у него совсем другие глаза.

С ним прощаются так же тепло.

– Возвращайтесь, – говорит и ему генерал Лыков. И прибавляет: – Мы ждем вас. А потом поедете к себе, в новую Германию!

– Вернусь, обязательно вернусь. – Ланге широко улыбается, своими большими ладонями бережно берет руку советского генерала, осторожно пожимает. – Еще раз спасибо. Спасибо, что поверили. За все спасибо!