Текст книги "Наказанные народы"

Александр Некрич
Наказанные народы

От автора

Книга «Наказанные народы» была завершена мною весной 1975 г. Летом того же года первый экземпляр рукописи был вывезен одним моим зарубежным другом на Запад. Я сделал это, так как никаких шансов на опубликование этой моей работы в Советском Союзе не было. Впрочем, не было их и для других моих основных работ.

Последние десять лет для меня была установлена негласная квота: по одной статье в год в малотиражных академических изданиях. Даже исследования, выполненные по плану Института всеобщей истории Академии наук СССР, в котором я практически проработал все послевоенные годы, не публиковались, хотя и были утверждены к печати Ученым советом Института. Фактически я получал заработную плату старшего научного сотрудника, доктора исторических наук за молчание.

Я был подвергнут остракизму за свою книгу «1941. 22 июня», опубликованную в 1965 г. в Москве издательством «Наука» и переведенную и изданную затем во многих странах Европы и в США.

В июне 1967 г. за отказ признать «ошибки» Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС под председательством члена Политбюро А. Пельше исключила меня из партии. В августе 1967 г. по распоряжению властей моя книга была изъята из всех библиотек Советского Союза, в которых не было так называемого специального хранения, и уничтожена. С того времени мои профессиональные возможности историка были сужены до предела. Мои попытки разорвать этот мистический круг в Советском Союзе окончились неудачей. Тогда я принял решение покинуть свою страну и сделал это в июне 1976 г.

Я хочу работать и видеть плоды своего труда, надеюсь, смогу свободно печатать на Западе свои произведения и, что не менее важно, и писать свободно, отказавшись раз и навсегда от самоцензуры и не опасаясь более цензуры власти.

Лондон, июль 1976 г.

* * *

В связи с выходом в свет русского издания «Наказанных народов» сердечно благодарю тех моих соотечественников, кто поделился со мной своими материалами и воспоминаниями, читал мою рукопись и сделал немало полезных замечаний. Надеюсь, что придет время, когда я смогу назвать их по именам. Теперь же я хочу выразить свою благодарность Михаилу Бернштаму за внимательное и критическое прочтение рукописи.

Неоценимую услугу оказал мне мой первый западный читатель, норвежский журналист и историк, доктор Нильс Мортен Угард. Прошу его принять мою глубокую признательность.

Дружеская поддержка изданию моей рукописи была оказана профессорами Леонардом Шапиро и Питером Реддавеем (Лондонская школа экономических наук), профессором Алеком Невом (университет Глазго), профессором Лео Лабешом (Лондон), профессором Эдвардом Кинаном (Гарвардский университет), профессором Робертом Такером (Принстонский университет). Рукопись была также прочитана профессором Деннисом Огденом (Лондон) и Марио Корти (Милан).

Работа над рукописью была завершена мною в Русском исследовательском центре Гарвардского университета.

Вся редакционная работа по русскому изданию была тщательно выполнена сотрудниками «Хроники-пресс».

Прошу всех перечисленных выше лиц принять мою душевную благодарность.

Бельмонт (США), 28 октября 1977 г.

Введение

Был май 1944 г., и мне было 24 года. Я служил в политическом отделе 2-й Гвардейской армии. Наши войска освобождали Крым. Так я и оказался после жарких севастопольских боев в небольшом курортном городке на Черноморском побережье, в Евпатории.

Я стоял у здания театра, где заседал партийный актив города, поджидая нужного человека. У меня было задание командования наладить работу городской комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских оккупантов.

Двери театра распахнулись, и в них появился темноволосый стройный председатель городского совета К. «Как дела?» – задаю ему обычный вопрос, который не требует ответа. Однако ответ следует, и для меня весьма загадочный: «Готовимся к решающему дню». Киваю головой, просто так, из вежливости. На самом деле и предположить не могу, что он имеет в виду. А ведь в этот момент, должно быть, и началась эта книга…

Едва завязался разговор, как из дверей театра вышел незнакомый генерал-полковник. «Кто это?» – «Это Кобулов, заместитель Берия», – почему-то понизив голос, отвечает мой собеседник. К. уезжает. Нахожу нужного человека, и мы отправляемся по нашим делам.

На следующий день или, может быть, двумя днями позже я возвратился в политотдел в г. Саки. Какая-то необычная напряженность царит повсюду. Приятель говорит: «Сегодня ночью вывозили татар, всех поголовно. Мужчины пока заперты в здании военкомата». Иду мимо здания военкомата, задерживаюсь на минуту. Сквозь запертые двери доносится чья-то быстрая горячая речь на незнакомом языке…

…Сегодня мне нужно мысленно возвратиться в прошлое. Изучение его – моя специальность. Ведь я профессиональный историк.

* * *

Никто – ни народ, ни руководство государства – не предполагал, что война начнется для СССР столь несчастливо. Психологическая подготовка была нацелена не только на победоносное начало, но и на войну на территории врага. Отзвуком этого настроения были широко распространившиеся в первый вечер войны в Москве слухи, будто советские войска штурмуют Кенигсберг.

Тем горше, тем тяжелее оказалась правда: после ожесточенных приграничных сражений, начавшихся на рассвете 22 июня 1941 г., советский фронт был взломан, и гитлеровские войска, вбивая глубокие клинья и оставляя в своем тылу уже изрядно потрепанные и лишенные стратегического руководства советские армии, быстро продвигались в глубь страны. 28 июня был занят Минск, в сентябре разыгралось сражение под Киевом, в октябре фашистские армии стояли под Москвой и под Ленинградом, овладели Таврией и стучались в ворота Крыма.

За три месяца войны советские вооруженные силы потеряли несколько миллионов человек.

Героическая вооруженная борьба бойцов и командиров Красной армии, отдельных ее частей и даже соединений не могла сдержать натиска врага.

Население оставляемых советских территорий сначала со слезами на глазах провожало отступающие части Красной армии, а вскоре с ужасом увидело бесконечные колонны советских солдат, бредущих в плен. Гитлеровцы захватили в 1941 г. 3–4 миллиона пленных. Их загоняли в наспех сколоченные лагеря, где они, лишенные пищи, воды, подвергаемые унижениям и издевательствам со стороны охраны, погибали. Десятки тысяч военнопленных просто расстреливались гитлеровцами.

А. Даллин сообщает, что до мая 1944 г. погибло в гитлеровских лагерях 1981 тыс. военнопленных. Кроме того, около 1241 тыс. было уничтожено[1]1
  Dallin Alexander. German Rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. London, 1957. P. 427.


[Закрыть].

Растерянность и смятение советского военно-политического руководства усугубились фактическим дезертирством И. В. Сталина, который в первые дни войны заперся на своей даче и фактически устранился от руководства. По счастью, в стране об этом никто не знал…

Силой обстоятельств войны в самые первые дни ее и недели в оккупированных врагом областях и республиках Советского Союза начала складываться новая психологическая атмосфера. Чем дальше уходила война на восток, тем безнадежнее казалось в 1941 г. положение для населения, попавшего под вражеский сапог. Пока еще не было партизанского движения, оно где-то зарождалось из разрозненных групп, пробивавшихся из окружения да застрявших в глубоком вражеском тылу, не приступили еще к активным действиям подпольные и диверсионные группы. Пришел враг. Уже рыскали «айнзатцкоманды», разыскивая для уничтожения евреев, коммунистов и их семьи. На базарных площадях, на стенах домов, на заборах белели листки с приказами новой, немецкой, власти, да кое-где уже появились багрово-черные плакаты с изображением человека с прилизанными волосами и чарличаплиновскими усиками, и под плакатом подпись: «Гитлер – освободитель».

С первых дней оккупации немцы начали формировать свой аппарат управления, состоявший в городах из бургомистров и их заместителей, начальников полиции, местных полицейских. В деревнях назначались старосты. В ряде местностей происходила вербовка местного населения в «отряды самообороны», а позднее начали вербовать и «добровольцев» для обслуживания тылов германской армии, а затем и для участия в карательных действиях против партизан и во фронтовых операциях.

Никому из историков пока не удалось добраться до архивных материалов, которые дали бы возможность составить четкое представление о советских гражданах, поступивших на службу в гитлеровский оккупационный аппарат, выяснить их социальную характеристику. По тем скудным данным, которые были опубликованы в связи с происходившими в разных местах СССР процессами над военными преступниками, можно выделить такие категории: лица, осужденные в разное время советской властью, уголовники, асоциальные элементы, дезертиры и перебежчики. Лица, враждебные советской власти по своим политическим убеждениям. Среди них видное место занимали сторонники отделения от СССР Украины, Белоруссии, восточных и южных окраин, прибалтийских стран. Они надеялись при помощи гитлеровской Германии достичь своих целей. Значительную прослойку, по-видимому, составляли лица безо всяких политических убеждений, конформисты в прошлом, готовые служить любой власти. Кроме них были просто растерявшиеся, деморализованные поражениями Красной армии, утратившие веру в победу.

Из таких-то людей и комплектовался местный аппарат, в том числе местные полицейские силы.

Отдельно следует сказать о военнопленных. Они находились в ужасающих, нечеловеческих условиях, перед которыми условия, в которых жили военнопленные западных стран, особенно американцы и англичане, можно было бы назвать вполне удовлетворительными. Положение советских военнопленных осложнялось еще и тем, что их собственное правительство фактически отказалось от них, бросив их на произвол судьбы. Об этом военнопленным непрестанно твердили и их мучители и вербовщики.

Для многих военнопленных стоял вопрос о выборе между жизнью и смертью: погибнуть ли за колючей проволокой в немецком концлагере или, изменив присяге, своему народу, всей своей привычной прошлой жизни, записаться «добровольцем». Многие из тех, кто так поступил, рассчитывали при благоприятном случае возвратиться к своим, в Красную армию. Но немногим это удалось.

…На Маныче зимой 1943 г. увидел я впервые наших бывших солдат, одетых в зеленую немецкую форму. Я спросил одного, потом другого: «Как же вы, ребята?..» И жаль их было, и смотреть на них мне было неприятно. Молчали они, глядели в землю, по сторонам, а потом один из них взглянул на меня с таким неприкрытым отчаянием, что сердце сжалось. И вот что он мне рассказал: в 1941 г. попал солдат в плен. Пригнали пленных в Овруч, в лагерь. И там началось: немецкая охрана, украинские полицаи (трудно сказать, кто из них больше зверствовал), голод и побои, побои и голод, и вербовщики – не немецкие, а свои, русские и украинские – обещают сытую жизнь. «Здесь ты все равно подохнешь, как собака». Долго крепился, а летом 1942 г. не выдержал. Надел немецкую форму, но надеялся сбежать при первом удобном случае. Такой случай не представился. Немецкое командование держало их батальон в тылу и лишь при отступлении заставило его прикрывать отход немецких частей. Как только немецкие солдаты ушли, многие побросали оружие… Так он и очутился у своих. Не знаю, что сталось с ним. Но его отчаянный взгляд, без надежды, без будущего, навсегда врезался мне в память…

Гитлер был категорически против формирования подсобных или фронтовых воинских частей из числа русских. Он не доверял им, ненавидел и боялся. Русские должны были быть уничтожены десятками миллионов, а оставшиеся стать рабами рейха. Фюрер был также против поддержки украинских националистов и вообще относился к национализму завоеванных народов отрицательно, рассматривая националистов как потенциальных врагов рейха. Однако на практике гитлеровское командование охотно использовало националистов в своих целях. Например, на Украине руководители националистов Степан Бандера и Андрей Мельник были использованы для создания на местах «отрядов самообороны» для борьбы с партизанами, из числа их также комплектовалась охрана концлагерей, полиция в городах, «айнзатцкоманды» и пр. В то же время гитлеровцы решительно пресекали всякую попытку «самостийщиков» создать собственную власть. Конкурирующие «правительства» Бандеры во Львове и Мельника в Киеве были разогнаны немцами, а сами руководители попали под арест. Позднее часть бандеровцев вела вооруженную борьбу и против Красной армии и советских партизан, и против немецкой армии. По немецким данным, отряды «самообороны» на Украине достигали внушительной цифры – 180 тыс. чел.[2]2
  Littlejohn D. The Patriotic Traitors. History of Collaboration in German-Оccupied Europe, 1940–1945. New York, 1972. P. 301.


[Закрыть] к середине 1942 г.

В августе 1941 г. на сторону врага перешел майор Советской армии Кононов. Он увлек за собой часть личного состава 436 пехотного полка.

Кононову, донскому казаку по происхождению, было разрешено сформировать казачий кавалерийский полк, численность которого достигла 1799 рядовых и 77 офицеров. Гитлер дал согласие на формирование казацких частей, поскольку ему было доложено, что казаки потомки не славян, а остготов (!)[3]3
  Ibid. P. 298.


[Закрыть].

Создание «отрядов самообороны» относится ко времени наибольших успехов вермахта (лето 1941 г. и лето 1942 г.).

Казацкие формирования были включены в состав вермахта. Летом 1942 г. при генштабе сухопутных сил германской армии был создан специальный отдел, занимающийся формированиями военных и вспомогательно-полицейских сил из числа советских граждан. К началу 1943 г. они насчитывали 176 батальонов и 38 рот, общей численностью в 130–150 тыс. чел. Подавляющее большинство из них образовало т. н. Русскую освободительную армию (РОА) под командованием бывшего генерал-лейтенанта Красной армии генерала Власова. К концу войны РОА насчитывала до 300 тыс. чел.

Военные формирования вермахта из числа нерусских народов достигли к концу войны до 700 тыс. чел. Таким образом, общее число бывших советских граждан, выступивших с оружием в руках на стороне врага составило около 1 млн человек. Однако сколько из них в действительности воевало на стороне Германии, еще остается выяснить. Многие эти формирования вообще в боевых операциях не участвовали. Антинемецкие настроения в этих частях принимали не только форму дезертирства, но даже вооруженных выступлений против немцев.

Среди военных частей «восточных народов» были легионы и батальоны туркестанские (т. е. состоявшие из выходцев из Средней Азии), грузинские, армянские, тюркские, волжских татар, крымских татар, горские (т. с. сформированные из северокавказцев), калмыцкие и др.

Но разве можно поставить знак равенства между легионерами и населением той республики, откуда они были родом? Конечно же нет. Те, кто поднял оружие на свою родину, те, кто выступил в одном строю с гитлеровцами, поставили себя как бы вне общества.

* * *

С тех пор, как в августе – сентябре 1941 г. на восток страны проследовали эшелоны с немцами Поволжья, а их национальная государственность – Автономная Советская Социалистическая Республика Немцев Поволжья была упразднена, с того времени, как тем же скорбным путем потянулись в 1943–1944 гг. товарные поезда с калмыками, карачаевцами, чеченцами, ингушами, крымскими татарами, балкарцами, также лишенными родных очагов и имущества и своей автономии, прошло более 30 лет.

Немало лжи было наговорено об этих несчастных народах, которых заставили расплачиваться, всех до единого, будто бы за измену некоторой части своих соплеменников.

Во второй половине 50-х годов депортированные народы Северного Кавказа и калмыки были полностью реабилитированы государственной властью. Они возвратились на родные земли, веками обжитые их предками, их автономия была восстановлена.

Но колесница справедливости движется медленно в нашей стране, плетется еле-еле. По-прежнему живут вдали от своих исконных мест немцы Поволжья, которых сейчас насчитывается около двух миллионов, и татары Крыма, численностью до полумиллиона человек. А ведь формально санкции против них отменены, и они по закону могут проживать в любой местности Советского Союза, а следовательно, и в Крыму.

И теперь еще бытуют, особенно среди нынешнего населения Крыма, выдумки о якобы поголовном сотрудничестве крымско-татарского населения полуострова с немецкими оккупантами. Эта ложь распространяется и поддерживается заинтересованными группами и лицами, чтобы воспрепятствовать возвращению татар в Крым.

В свое время подобные же небылицы распространялись о немцах Поволжья, которые якобы укрывали при начале войны гитлеровских лазутчиков и диверсантов, и о чеченцах, ингушах и карачаевцах, которые якобы все, поголовно, служили проводниками у гитлеровцев во время их наступления на Кавказ в 1942 г., и о балкарцах, будто бы переметнувшихся на сторону врага. Для доказательства этого много лет спекулировали на том, что из Балкарии был послан Гитлеру в подарок белый конь. И этот факт потом уже раздувался и разрастался неимоверным усердием чиновников во всякого рода канцеляриях на разных уровнях, что казалось, что не один-единственный белый конь, а целые табуны кавказских скакунов паслись и резвились на склонах гитлеровской резиденции в Бергхофе. Легенда эта, возможно, уже полузабыта и кое-как залечены раны, нанесенные народам Кавказа. А как быть с немцами Поволжья, с крымскими татарами? Где тот целитель, который вылечит глубокие нравственные раны, нанесенные многолетним изгнанием, и когда это изгнание окончится?

До сих пор продолжаются грубые выпады против крымско-татарского народа.

В декабре 1973 г. в Симферополе судят крымских татар – не предателей, не изменников, не палачей и даже не из числа попавших под амнистию 1955 года, а просто трех взрослых людей, которые возвратились на свою историческую родину и пожелали там остаться. Народный судья, вершивший суд, некая Миронова, в своем выступлении потребовала, чтобы татары «убирались из Крыма» и жили там, куда их выслали, в противном случае к ним будут применены «самые жесткие меры»[4]4
  «Хроника текущих событий». Нью-Йорк, № 31, 1974. С. 123.


[Закрыть]. И это говорилось представителем судебной власти спустя шесть лет после Указа Президиума Верховного Совета, возвратившего татарам все их гражданские права и, следовательно, право жить на своей родине!

А почему были выселены на восток турки, курды, хемшилы[5]5
  Хемшилы – это искаженное от хемшины, армяне-мусульмане, выходцы из Турецкой Армении, жившие на Черноморском побережье, в Аджарии. Их насчитывалось всего около 20 тысяч, а на территории СССР 7–8 тысяч.


[Закрыть]? Почему в 1944 году были выселены с Черноморского побережья греки, а вскоре после окончания войны из Армении несколько десятков тысяч армян? Ведь они не преподносили в подарок Гитлеру белого коня!

Можем ли мы сегодня ответить на вопрос о механизме принятия решения о судьбе целых народов: каким государственным органом, на основании чьих докладов или докладных, какую роль в принятии решений играли местные власти, военные органы, учреждения государственной безопасности? Думаю, что ответ будет пока что самым приближенным. Кто персонально несет ответственность за эти преступления? Лично Сталин, лично Берия, лично Икс, Игрек, Зет?

Заметим в скобках, что нигде механизм принятия решений не окружен столь непроницаемой тайной, как в нашем государстве, и нигде невидимая система круговой поруки, молчаливого взаимопонимания, господства условных символов, формулировок не носит столь изощренного характера. Неписаные законы аппаратной работы, под покровом которых вырабатываются и издаются инструкции и указания, анонимность их авторства для широкой общественности не только надежно прикрывают промахи, ошибки, а когда необходимо, и преступления, но и служат препятствием для всякого объективного исследования или расследования.

Давно пришло время взглянуть на это несчастливое и позорное наше недавнее прошлое глазами историка. Эта тема не фигурирует, разумеется, ни в одном из планов научно-исследовательских работ Академии наук СССР. Я ее выполняю на свой собственный страх и риск, так как на разработку проблем, связанных с произволом и беззаконием, в нашей стране существует негласный запрет. Естественно поэтому, что и о депортации народов нет опубликованных работ советских авторов, во всяком случае нет работ обобщающего характера.

Материалов же в архивах достаточно: нескольким десяткам историков, не то что одному, не было бы тесно. Но доступ к этим архивным материалам давно уже строго ограничен. Мне, например, и мечтать не приходится о работе в архивах, где можно найти данные, позволяющие судить о количестве лиц, сотрудничавших с врагом, об их социальном лице, о причинах, побудивших их к измене и сотрудничеству. Полагаю, что имеются и более или менее точные сведения о количестве депортированных в восточные районы страны, об оценке имущества, утраченного ими, о смертности и рождаемости в новых местах поселения, о тех судебных и внесудебных преследованиях, которые стали сопутствующими явлениями насильственного переселения.

Профессор Р. И. Музафаров обратился 14 апреля 1975 г. с просьбой к первому секретарю Крымского обкома партии Н. К. Кириченко разрешить пользоваться архивными материалами Крымского облпартархива, в чем ему было ранее отказано. В случае невозможности Музафаров просил, чтобы ему сообщили на основании архивных материалов некоторые данные об участии крымских татар в партизанском движении и в немецких воинских формированиях.

Музафаров получил следующий ответ. Воспроизводим его полностью.

№ 362

25 апреля 1975 г.

                                        т. Музафарову Р. И.

                                         Московская область

                                         г. Климовск-1

                                  ул. Заводская, 6-а, кв. 10

На Ваше письмо от 14 апреля 1975 года сообщаем, что обобщенными сведениями о количестве граждан татарской национальности, состоявших в партизанских отрядах, подпольных организациях и группах, в 152 добровольческом татарском батальоне, парт-архив не располагает. Вести об этом специальное исследование по документам у нас нет возможности.

Зав. партархивом обкома

Компартии Украины                     /И. Кондранов/

бн. 3.

Итак, документы существуют, они не уничтожены, но и не опубликованы. Поэтому приходится по этой теме – о выселении народов Северного Кавказа и Крыма в конце Великой Отечественной войны – собирать материалы по крупицам.

Если вам повезет и вы все же получите доступ к архивным материалам, вы останетесь в неизвестности, все ли материалы вам показали. Девушка в архиве лучше вас знает, какие документы вам нужны для вашего исследования. Она вам их принесет сама, и, пожалуйста, не надо просить у нее описи документов. До чего просто и удобно!

Вы хотите знать, чья подпись стоит под документом? А зачем это вам? А вдруг это?.. А вдруг, чего доброго, это?..

И имейте, пожалуйста, в виду еще и следующее: были, конечно, у нас в прошлом отдельные неполадки, отдельные негативные факты и даже акты беззакония. Но, право, зачем же обобщать?

Очень интересными представляются мне рукописи диссертаций, защищенных историками, работающими на Кавказе и в Калмыкии. С диссертациями можно ознакомиться во Всесоюзной публичной библиотеке им. В. И. Ленина в Москве, в диссертационном зале. Многие из этих диссертаций были написаны и защищены в 60-х годах, когда под благотворным влиянием творческого духа в науке, пробудившегося после XX и XXII съездов КПСС и Всесоюзного совещания историков 1962 г., началось быстрое возрождение советской исторической науки, особенно в области истории СССР советского периода и новейшей истории Запада и Востока.

…Здесь я сначала написал: «Недолгий „золотой век“ советской исторической науки! И все же он оставил столь глубокий след, что его влияние ощущается и поныне».

Нет, увы, это не так. «Золотой век» не состоялся. Лишь едва-едва занялась заря возрождения, занялась, да вскоре померкла. И все же в конце 50-х и в начале 60-х годов историческая наука начала сбрасывать с себя путы, которые связывали ее в течение по крайней мере тридцати лет.

Тогда широко распахнулись двери архивов, особенно местных. Под влиянием и свежим впечатлением от недавно происшедшей реабилитации народов Кавказа и Калмыкии историки и партийные работники этих автономных республик попытались воссоздать картину участия депортированных народов в борьбе против гитлеровского фашизма во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. и рассказать, хотя бы частично, о тех испытаниях, которые пришлось перенести их соотечественникам в жестокую пору депортации. Эти диссертации писались людьми, многие из которых были секретарями обкомов КПСС или занимали местные государственные посты, т. е. лицами, кровно связанными с коммунистической партией. Они принадлежали к привилегированной части нашего общества. У себя на родине они пользовались свободным доступом к архивам, а также и к архивам среднеазиатских республик и Казахстана, где в течение почти полутора десятка лет жили на поселении кавказцы и калмыки. Судя по диссертациям, в местных партийных архивах отложились документы не только местного, но более широкого значения, среди них инструкции о режиме для спецпереселенцев, материалы об их трудоустройстве, размещении, бытовых условиях, образовании и пр. Впервые упомянул о режиме спецпереселений, по-видимому, А. Х. Дудаев[6]6
  Московский ордена Ленина и ордена Трудового Красного знамени Государственный университет им. М. В. Ломоносова. Юридический факультет. Дудаев А. Х. Возникновение и основные этапы становления чечено-ингушской национальной советской государственности. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 1964. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № Дк 64–12 /125.


[Закрыть]. Наибольшее же значение приобрела диссертация Х. И. Хутуева, защищенная годом позже[7]7
  Ростовский Государственный университет. Аспирант Х. И. Хутуев. Балкарский народ в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период (восстановление автономии балкарского народа). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Ростов-на-Дону, 1965. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина. Регистр. № Дк 67-7 /513.


[Закрыть]. Из этой диссертации черпали материалы все, кто занимался этой проблемой, включая Р. И. Музафарова и автора настоящей работы. А. Х. Дудаева и Х. И. Хутуева можно по праву назвать «первопроходцами». Х. И. Хутуев, известный историк и филолог из Кабардино-Балкарии, был секретарем обкома КПСС и заместителем председателя Совета министров Кабардино-Балкарской АССР.

Х. И. Хутуев использовал материалы партийных, государственных и ведомственных архивов Кабардино-Балкарской АССР, Казахстана, Киргизии, Министерства обороны СССР. Он собрал также ряд воспоминаний участников событий. Диссертация Х. И. Хутуева, несмотря на ее исключительную ценность, так и не была опубликована. Но ее основные положения появились в автореферате диссертации[8]8
  Хутуев Х. И. Балкарский народ в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период. Автореферат. Ростов-на-Дону, 1965.


[Закрыть].

Обстоятельные материалы по истории калмыков и Калмыцкой АССР содержатся в диссертации Д.-Ц. Д. Номинханова[9]9
  Академия Общественных наук при ЦК КПСС. Кафедра истории советского общества.
  Номинханов Д.-Ц. Д. Культурное строительство в советской Калмыкии (1917–1967 гг.). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1967. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр № Дк 65-7 /498.


[Закрыть]. Среди источников, использованных Номинхановым, документы Центрального партийного архива ИМИ при ЦК КПСС. Частично материалы диссертации Номинханова были опубликованы в ряде его работ[10]10
  Номинханов Д.-Ц. Д. В единой семье. Элиста, 1967. Его же – Очерки по истории культуры калмыцкого народа. Элиста,1969.


[Закрыть].

Обращает на себя внимание диссертация С. Н. Джугурьянца[11]11
  Дагестанский государственный университет им. В. И. Ленина. Кафедра истории КПСС. Джугурьянц С. Н. Деятельность Чечено-Ингушской партийной организации по осуществлению ленинской национальной политики на основе решений XX и XXII съездов КПСС (1956–1965). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Махачкала, 1966. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № Дк 66-7 /636.


[Закрыть]. Он разыскал интереснейшие документы в архиве Чечено-Ингушского обкома КПСС. В сокращенном варианте работа С. Н. Джугурьянца увидела свет за год до защиты им диссертации[12]12
  Джугурьянц С. Н. Осуществление ленинской национальной политики в Чечено-Ингушетии на основе решений XX съезда КПСС. Грозный, 1965 г.


[Закрыть].

Истории Карачая и Черкесии в период Великой Отечественной войны посвятил свою диссертацию Ч. С. Кулаев[13]13
  Воронежский государственный университет им. Ленинского комсомола. Кулаев Ч. С. Партийные организации Карачая и Черкесии в период Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945 гг.). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Воронеж, 1968. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № Дк 68-7 /328.


[Закрыть]. Он довольно основательно использовал материалы по спецпереселению, содержащиеся в работе Х. И. Хутуева. Кулаев ссылается также на местные, карачаевские архивы, архивы среднеазиатских республик и Казахстана и на архивы Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Москве. К сожалению, Ч. С. Кулаев обходит вопрос о сотрудничестве части карачаевского населения с оккупантами. Расширяет круг наших знаний о Карачае, особенно в период восстановления автономии, диссертация М. М. Бекижева[14]14
  Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Кафедра истории КПСС. Бекижев М. М. Партийное руководство культурным строительством в Карачаево-Черкесии (1920–1967 гг.). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Пятигорск, 1969. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № Дк70-7 /266.


[Закрыть].

Перед Х. И. Хутуевым, как и перед другими историками из восстановленных автономных республик и областей, стояла практическая задача опровержения измышлений о поголовном сотрудничестве их народов с гитлеровскими оккупантами и раскрытия на фактах участия их в общей борьбе против гитлеровской Германии.

Долгое время спустя после возвращения наказанных народов домой в печати продолжали появляться то измышления, то односторонне освещалось их поведение во время войны. Один из диссертантов, калмыцкий историк M. Л. Кичиков[15]15
  Ленинградский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственный университет им. A. A. Жданова. Кичиков М. Л. Советская Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Специальность № 07571. История СССР. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ленинград, 1972. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № Дк 74-7 /111.


[Закрыть], пишет, что толчком к организации работы по изучению истории Калмыкии в годы 1941–1945 послужила опубликованная в 1963 г. в газете «Советская Калмыкия» статья некоего А. Сербина «Двадцать лет назад. Следы ведут на Запад». В этой статье, по словам M. Л. Кичикова, содержалась «односторонняя подача негативных фактов»; статья «встревожила калмыцкое население республики, пострадавшее из-за отщепенцев во времена культа личности». Против статьи посыпались протесты ветеранов войны. В результате Научно-исследовательскому институту при Совете министров Калмыцкой АССР было поручено подготовить сборник документов, освещающий события войны в Калмыкии (об этом сборнике ниже). Справедливость требует отметить, что не все историки обходят проблему оккупации и связанного с ней сотрудничества с врагом. Кичиков, например, занимался выяснением обстоятельств, приведших к оккупации части территории Калмыцкой АССР немецко-фашистскими армиями, он опубликовал материалы о борьбе с оккупантами основной части населения республики. Под руководством М. Л. Кичикова был подготовлен и издан очень важный сборник документов[16]16
  Калмыкия в Великой Отечественной войне, 1941–1945 гг. Документы и материалы. Элиста, 1966.


[Закрыть]. Собраны и опубликованы воспоминания участников вооруженной борьбы с гитлеровцами[17]17
  «В боях за Дон». Воспоминания воинов 110 Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии. Составитель и научный редактор М. Л. Кичиков. Элиста, 1969; «В боях за Северный Кавказ». Воспоминания воинов 110-й Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии. Составитель и научный редактор М. Л. Кичиков. Элиста, 1973.


[Закрыть]. В 1972 г. М. Л. Кичиков защитил в Ленинградском университете свою докторскую диссертацию[18]18
  Ленинградский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственный университет им. A. A. Жданова. Кичиков М. Л. Советская Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Специальность № 07571. История СССР. Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук. Ленинград.


[Закрыть]. Среди материалов его диссертации особенно важны документы Калмыцкого обкома ВКП (б) периода 1941–1943 гг. Эти документы, несмотря на их явную избирательность, дают достаточно ясное представление о положении в Калмыкии и проливают свет на события, непосредственно предшествовавшие выселению калмыков. Большая часть этих документов не попала в книгу М. Л. Кичикова, изданную в Элисте[19]19
  Кичиков М. Л. Во имя победы над фашизмом. Очерки истории Калмыцкой АССР в годы Великой Отечественной войны. Элиста, 1970.


[Закрыть].

К. Л. Коркмасова в своей очень интересной докторской диссертации поместила всю проблему насильственного выселения народов Кавказа в сноску[20]20
  Ростовский государственный университет. Кафедра государственного и международного права. Коркмасова К. Д. Национальная государственность в СССР (основные государственно-правовые проблемы). Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук. Ростов-на-Дону, 1971. Рукопись. Библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Регистр. № 73–12 /36.


[Закрыть].

Кое-какие сведения о событиях 1942–43 гг. и более позднего времени по истории народов Северного Кавказа и Калмыкии можно почерпнуть в ряде обобщающих работ[21]21
  Очерки истории Калмыцкой АССР. Эпоха социализма. М., 1970; Очерки истории Чечено-Ингушской АССР, 1917–1970 годы. Т. II. Грозный, 1972; История Кабардино-Балкарской АССР с Великой Октябрьской социалистической революции до наших дней. Т. 2. М., 1967; Очерки истории Кабардино-Балкарской организации КПСС. Нальчик, 1971; Очерки истории Ставропольской организации КПСС. Ставрополь, 1970.


[Закрыть]. Сравнение статистических данных за предвоенный, военный и послевоенный периоды, извлеченные из официальных статистических сборников, позволяет выяснить динамику движения населения Кавказа и Калмыкии, изменения в области образования, экономики и пр.[22]22
  Народное хозяйство Кабардино-Балкарской АССР. Статистический сборник. Нальчик, 1957; Народное хозяйство Кабардино-Балкарской АССР. Нальчик, 1964; 50 лет Кабардино-Балкарской АССР. Статистический сборник. Нальчик, 1971; Справочник по народному хозяйству и культуре Карачаевской автономной области. Пятигорск, 1939; Советский Карачай, 1920–1940. Микояншахар, 1940; Народное хозяйство Чечено-Ингушской АССР. Статистический сборник. Грозный, 1957; Народное хозяйство Чечено-Ингушской АССР. Статистический сборник. Грозный, 1963; Народное хозяйство Калмыцкой АССР. Статистический сборник. Элиста, 1960; Калмыцкая АССР за 50 лет Советской власти. Статистический сборник. Элиста, 1967; Сулькевич С. Территория и население СССР. М., 1940; Итоги всесоюзной переписи населения 1959 г. в СССР. Сводный том. М., 1962; Итоги всесоюзной переписи населения 1959 г. Киргизская ССР. М., 1963; Итоги всесоюзной переписи населения 1959 г. Казахская ССР. М., 1962; Итоги всесоюзной переписи населения 1959 г. Узбекская ССР. М., 1962; Итоги всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. М., 1963; Население СССР. Справочник. М., 1974.


[Закрыть]

Немалый интерес вызывают работы по истории Северного Кавказа, принадлежащие историку из г. Грозного В. И. Филькину – секретарю Чечено-Ингушского обкома КПСС в прошлом, бывшему заведующему кафедрой истории КПСС Грозненского нефтяного института, а ныне доценту той же кафедры. Многочисленные работы В. И. Филькина основаны, как правило, на глубоком изучении архивных документов, прежде всего партархива Чечено-Ингушского обкома КПСС. Среди множества работ В. И. Филькина для нас наибольший интерес представили непосредственно связанные с историей Чечено-Ингушской АССР в 1939–1945 гг.[23]23
  Филькин В. И. Партийная организация Чечено-Ингушетии в годы борьбы за упрочение и развитие социалистического общества (1937 – июнь 1941 гг.). Грозный, 1961; его же – Чечено-ингушская партийная организация в годы Великой Отечественной войны Советского Союза. Грозный, 1960.


[Закрыть] В. И. Филькину свойствен спокойный и трезвый подход к событиям прошлого. Он старается исследовать основные проблемы в многоплановом аспекте. Его отличает стремление к объективности (насколько таковая возможна в наших специфических условиях) в выводах.