Текст книги "Уроки атеизма"

«Уроки атеизма» размещаются нами именно в том виде, в каком они появились в Интернете, а на сегодняшний день (14.07.2015) собрали уже более пяти с половиной миллионов просмотров. С учетом того, что все тексты на 80 % являются импровизацией и, как правило, записывались с первого дубля, в них наличествуют некоторые шероховатости и помарки, присущие разговорной речи.

Уроки атеизма

Урок 1. Бытовой атеизм

С чем связана необходимость появления этих текстов, посвященных вопросам атеизма?

Исключительно с тем, что в сегодняшнем медиапространстве православная цензура стала до крайней степени бесстыжа, свирепа. Фактически для серьезного, свободного, вольнодумного и здравомысленного разговора о религии место осталось только в Интернете.

Мы будем говорить об атеизме. Хотя, наверное, трудно быть в большей степени атеистами, чем непосредственно сами служители культа. Особенно это касается культа РПЦ – той огромной, по сути дела, тоталитарной секты, которой на сегодняшний день является Русская православная церковь.

При этом я глубоко убежден, что в 99 % случаев, говоря о так называемой вере, мы имеем дело с абсолютным притворством. Никакой веры там на самом деле нет и быть не может. Судите сами: мы неплохо знакомы с их литературой и нормативами поведения, которые заповеданы в этой литературе, и знаем, что там сказано: «Идите и проповедуйте». Там вообще много чего сказано. Но мы видим, что из очень сложного комплекса указаний, существующего в их религии, они выбрали себе только позолоченные наряды, бижутерию и болтовню в теплых студиях.

Почему-то никто из них не идет целоваться с прокаженными, например, в лепрозории. Никто не дарит свои квартиры или автомобили бомжам. По крайней мере такие случаи науке неизвестны.

К тому же, если их так уж терзает зуд проповедования, для его утоления они вполне могли бы отправиться на территории, где еще не прозвучало так называемое слово божье, – например, Афганистан. Никто не мешает им купить билетики и поехать проповедовать там – здесь слово божье уже прозвучало и не произвело особого впечатления, к тому же они не должны останавливаться на достигнутом.

Тем не менее мы видим, что никто из них никак не проявляет характерных для верующего человека особенностей. Проявляется только то, что обычно сопутствует не вере, а идеологии: злоба, агрессивность, нетерпимость, страсть писать доносы в полицию и прокуратуру, страсть обижаться, страсть устраивать истерики и страсть подгребать под себя и средства массовой информации, и книжные издательства, и вообще все, что их окружает.

Почему я с такой уверенностью говорю о попах как об образчиках атеизма?

Прежде всего давайте посмотрим на поведение их главаря. Фамилия его – Гундяев, звали его когда-то Владимир Михайлович.

Много говорится о том, что его охраняет Федеральная служба охраны, при этом все обращают внимание на юридическую пикантность ситуации – то есть на то, что лицо, которое не имеет права на такую охрану, тем не менее ее получает. Но помимо юридической, есть не менее пикантная, так сказать, религиозная сторона. Смотришь на охрану Кирилла Гундяева и понимаешь, что мухи отдельно, а котлеты отдельно.

Игра в золотые тряпочки, разговоры проникновенным голосом о душе и нравственности, о вере и вечности – это одно, а реальная жизнь – это совершенно другое. И конечно, в этой реальной жизни ФСО гораздо надежней, чем какой-то там теоретический бог.

То есть даже не предполагается, что в ситуации внезапного злоумышления против этого занятного персонажа какие-нибудь ангелы или какой-нибудь бог самостоятельно отведут от него беду. Такая версия вообще не рассматривается. Есть ФСО – и есть главный поп, которого надо с шумом и пафосом охранять.

Далее мы видим удивительную страсть верующих писать доносы в различные инстанции на людей, которые осмеливаются мыслить свободно и вольно. Понятно, что, в общем-то, у них есть право писать доносы, и в таком поведении нет ничего удивительного, кроме того, что оно само по себе является блестящим примером бытового атеизма!

Судите сами. По идее верующие прекрасно осведомлены о характере своего бога, который с легкостью, за совершеннейшую фигню, истреблял целые города со всеми жителями, включая детей, женщин и стариков, поливая их серой и огнем. А значит, зная, что нрав у этого сверхъестественного существа истеричный и крайне тяжелый, они вполне могут предполагать, что любое свободомыслие, как, например, в моем случае, будет немедленно наказано – каким-нибудь инсультом, параличом или чем-то в этом роде. Не говоря уже о молниях или падающих с неба раскаленных метеоритах. Однако же веры в то, что это произойдет, у них нет. Реальной возможности наказания тех, кого они считают богохульниками, непосредственно сверхъестественными силами они не допускают. И пишут доносы.

Мы ясно видим эти прелестные приметы чистой идеологии. Понятно, что никакой веры здесь нет – одно притворство. И бизнес, который нуждается в этом притворстве. И притворство, которое нуждается в этом бизнесе.

Урок 2. Церковь и наука: часть первая

Наша вторая беседа – о науке.

Последнее время мы можем наблюдать, как церковники всех мастей, калибров и сект с необыкновенной страстью лебезят перед наукой, братаются с ней и вообще делают вид, что они всегда были чрезвычайно близки к науке, дружили с ней, покровительствовали ей и являлись чуть ли не ее частью.

Но я полагаю, что имеет смысл напомнить: свою научную карьеру церковь начала с убийства Гипатии – первой женщины-геометра, математика и астронома. После этого убийства ученых уже стали бытовой, повседневной, стандартной нормой. И речь не только о широко известных фактах вроде казни Джордано Бруно, унижения Галилео Галилея или истории с Николаем Коперником.

Вспомним Мигеля Сервета, открывателя малого круга кровообращения, которого пытали и потом сожгли по обвинению в ереси и вольнодумстве. Вспомним Этьена Доле, великолепного философа, блистательного ученого и исследователя, который также был сожжен за вольнодумство. Вспомним Джулио Чезаре Ванини, автора книги «Об удивительных тайнах природы, царицы и богини смертных», который был за ересь приговорен к отрезанию языка и отбиванию пальцев, а после того как благочестивая публика все это с ним проделала – сожжен, и пепел развеян по ветру. Вспомним Пьетро Д’Абано, врача и анатома, приговоренного к пожизненному заключению и по приказу церковников удавленного в тюрьме. Вспомним Чекко Д’Асколи, блистательного ученого, который был просто сожжен без всяких предварительных церковных штучек; вспомним Пьетро Джанноне и Германа Рисвикского…

Этот список можно продолжать до бесконечности. Надо понимать, что и в то время людей, которые знали, что все сильно не так, как учат попы, было гораздо больше. Но чтобы противостоять свирепой, чудовищной по своей агрессивности тоталитарной машине церкви, требовалось огромное мужество.

В России все было еще хуже и страшнее, несмотря на то что здесь никого не жгли. Жечь было просто некого. В течение примерно семисот лет, начиная с так называемого крещения, была создана настолько безжизненная, настолько смертоносная для любой мысли, любого искания, любого исследования среда, что ни одного ученого в России в период с IX – Х по XVIII век просто не появилось – не родилось и не развилось.

Ну а когда ученые все же появились, то естественно, все это тоже было в высшей степени проблематично. Известно, как в Казани местные семинаристы под руководством местных архиереев громили анатомический факультет, уничтожая коллекцию образцов. Как запрещали к изданию труды Дарвина и Геккеля. Как изгалялись над Иваном Михайловичем Сеченовым – санкт-петербургский митрополит Исидор требовал отправить великого физиолога в Соловки на покаяние, а его книгу «Рефлексы головного мозга» запретить к печати и распространению.

Таких случаев было очень много. Но дело даже не в этом. Дело в том, что сейчас, в период этого активного заигрывания с наукой, церковники, пользуясь некоторой неосведомленностью публики, стали подгребать к себе действительно великие имена. Верующими объявляют практически всех – даже, например, Ивана Петровича Павлова.

По поводу Ивана Петровича существует гигантское количество легенд, которые начинаются с утверждения, что он был чуть ли не старостой какой-то церкви, ну а то, что он был верующим, нам внушают постоянно, повсеместно и очень страстно. Но давайте посмотрим, как на самом деле обстояли дела с Иваном Петровичем Павловым.

В этом нам помогут воспоминания его племянника Сергея Александровича Павлова, который добровольно взял на себя труд в течение почти всей жизни скрупулезно фиксировать реплики и настроение Ивана Петровича. Надо заметить, что Сергей Александрович считал себя человеком верующим и к этим вопросам относился с необыкновенной серьезностью и тщательностью. В академическом издании 2004 года «Воспоминания об Иване Петровиче Павлове» практически половина текста принадлежит перу Сергея Александровича, притом значительная часть отведена отношению Ивана Петровича к религии. Вот что он пишет: «Иван Петрович был человек не то что не религиозный, это был безбожник, глубоко и окончательно убежденный, проникнутый своим отрицанием до глубины души, безбожник стопроцентный».

В качестве иллюстрации Сергей Александрович приводит характерный диалог. Во время позднего вечернего чая, сидя с Иваном Петровичем один на один, он спросил: «Так скажите, по вашему мнению, существует ли бог?» На что Павлов сразу и резко ответил: нет. Да еще и, цитирую, «…добавил, что признавать существование бога – это предрассудок, абсурд, признак умственной отсталости».

Пожалуй, это прозвучало не очень толерантно. И, вероятно, Иван Петрович Павлов, доживи он до наших дней, был бы обвинен в экстремизме, в неуважении к кому-то или в оскорблении чьих-то чувств. Но тем не менее – вот вам научный, строгий факт отношения ученого подобного – высочайшего! – уровня к вопросам религии и веры.

Урок 3. Слив исповеди

Теперь давайте отпрепарируем скандал в Болгарской православной церкви, случившийся года три назад.

Выяснилось, что из пятнадцати действующих архиереев Болгарской православной церкви одиннадцать имеют агентурные дела, и эти агентурные дела были обнародованы. Вернее, был обнародован факт их наличия. В связи с этим возникает естественный вопрос: а с какой планеты прилетели еще четыре архиерея и почему этот архиерейский прилет остался незамеченным астрофизиками и уфологами? В конце концов, это не такое уж рядовое событие.

Итак, откуда-то взялись целых четыре архиерея, которые, работая в системе церкви, не состояли в агентурных сетях КГБ. Совершенная загадка! Но я легко могу ее разгадать и объяснить вам: дело в том, что если у сотрудника церкви нет агентурного дела, значит, у него есть личное дело.

Личное дело – это свидетельство того, что церковник является нормальным, штатным офицером КГБ. В этом случае его, естественно, никто никогда светить не будет. Засветили одиннадцать агентурщиков. Это совершенно обычная практика, предусмотренная правилами оперативной работы: сбрасывается агентура, не представляющая ценности, либо это делается для целей безопасности.

Вероятно, то же самое рано или поздно произойдет и в России. Потому что представить себе церковника – по крайней мере того, советского времени, – который не находился в агентурной или какой-либо более серьезной связи с Комитетом государственной безопасности, абсолютно невозможно по разным причинам.

Надо сказать, болгары очень хитро поступили: они слили факт того, что одиннадцать из пятнадцати архиереев были просто платными агентами, осведомителями, но при этом не раскрыли фактуру. А ведь самое волшебное прячется вовсе не в этом скучном факте. Подумаешь, удивили: попы-оборотни. Эка невидаль. Самое-то прелестное в таких случаях – фактура. То есть то, что конкретно содержится в оперативных и агентурных делах.

Когда я был маленьким – первый, второй, третий класс, – из школы меня обычно забирал дедушкин адъютант и дальше отводил либо в кино, либо в секцию фехтования или еще какой-нибудь кружок. Но нередко он сообщал, что ему надо заглянуть на работу. Я знал, что это означает: мы пойдем на одну из конспиративных квартир, чтобы отнести или, наоборот, забрать какие-то бумаги. Там мне предстоит часа три или четыре играть в морской бой с операми, читать «Советский экран» и наблюдать за попами, приходящими со всего города сливать исповеди.

К слову, там были не только городские попы. На эти конспиративные квартиры привозили и попов из ближних и дальних уголков области – вероятно, потому, что в деревне, где все на виду, незаметно провести агентурную встречу довольно сложно. Так что всех их, естественно, тащили сюда – они как бы растворялись в огромности города, в гигантском количестве квартир.

Выглядела процедура всегда примерно одинаково, но отдельные моменты оказывались особо примечательными.

Помню, однажды из какого-то то ли монастыря, то ли пустыни – учреждение находилось не в Ленинграде, а где-то в глуши – привезли совершенно, полностью прозрачного старикана, с пушистейшей, как у Черномора, длинной бородой.

Притом не забывайте, что это было за время – тогда уже интеллигенция расплодилась, диссидентура всякая. И она, эта диссидентура, начала потаскиваться по всяким там старцам и старчикам.

Так вот, этот старец – он и так был в очках, но, когда комитетчики пододвигали к нему фотографии, сделанные каким-то очень оперативным образом, он цеплял к этим очкам еще одни очки – долго, кряхтя и даже постанывая, всматривался в фотографии, брал химический карандашик, слюнил его и ставил жирную галочку под тем лицом, которое он опознал как лицо, бывшее у него на исповеди. А уже потом начинал пересказывать какие-то незатейливые секреты советского интеллигента, которые тот ему поведал.

Помню, что к концу собеседования губы у прозрачного старца были полностью синими от химического карандаша. Выглядело это предельно потешно.

Причем, помимо работы с чистой диссидентурой, была и работа, так сказать, с широкими слоями верующих, которая и занимала основное время. То есть всякие городские попы, которые имели свою паству и принимали исповеди, сливали все это комитетчикам. На первый взгляд информации, представляющей какой-то безумный интерес для госбезопасности, там не было.

Но на самом деле так может подумать либо совсем глупый человек, либо человек, который попросту не знаком с принципами оперативной работы, выстраивания оперативных вертикалей и горизонталей в тех или иных структурах.

Вот вообразите: приходит к попу какой-нибудь профессоришко, маленький, трогательный, зашуганный, в беретике с червячком, и, запинаясь и заикаясь, выкладывает ему свою страшную тайну: ну, например, трахнул он аспирантку. Вроде бы никакого интереса эти шалости представлять не должны. Ан нет – представляют, и даже очень большой! Слитая в нужное место, такая информация позволяет вызвать профессора куда надо, мягко с ним поговорить и предложить альтернативу: либо этот милый факт становится достоянием общественности – в том числе и профессорской жены, либо профессор с большим усердием транслирует заинтересованным органам все разговоры на кафедре и тому подобные нюансы, известные только ему одному.

То есть надо понимать, что в реальности оперативная информация очень многоуровневая и очень сложно выстраивается. И то, что на взгляд дилетанта не представляет никакого интереса, на самом деле имеет огромную важность.

Попы на этих конспиративных квартирах бывали разные: и косматые груборожие пузаны с тяжелыми малиновыми носами, и пушистые, прозрачные, бесплотные старцы. Я ни разу не видел, чтобы они получали деньги – живые деньги. Но их тем не менее стимулировали. Дело в том, что у оперативника в папочке был набор талонов.

Если вы помните, в советское время была такая чудесная структура, как столы заказов. И при них были номенклатурные отделы, где отоваривались продовольствием сотрудники горкомов, райкомов и т. д. Для них предназначались особые заказы. Заказ под номером то ли три, то ли два – сейчас уже не скажу точно – включал в себя сервелат и растворимый кофе. А заказ под номером пять содержал твердокопченую колбасу, гречку и семгу. Семгу!

Я это запомнил, потому что каждый раз перечень продуктов очень въедливо обсуждался представителями духовенства, получающими за сливы исповеди эти свои талончики в столы заказов.

Скажу честно: я не богослов, не специалист. Я не знаю, насколько твердокопченая колбаса благодатнее, чем, например, сервелат. Но каждый раз попы, которые приходили на эти конспиративные квартиры, очень напористо, буквально взахлеб, с обидами и бухтением пытались выклянчить талончик на заказ, в который входила именно твердокопченая колбаса.

Потом, когда я уже стал значительно старше, в 1990-е годы, мне довелось ознакомиться с большим количеством агентурных дел, как раз касающихся духовенства. Вот там уже фигурировали деньги – нешуточные по советским временам суммы в двадцать пять, сорок рублей, а то и побольше.

Но самое примечательное в этих агентурных делах даже не количество доносов на собственную паству. Впечатляло количество, так сказать, внутренних доносов – между архиереями и вообще служителями так называемой Русской православной церкви. Попы обвиняли друг друга и в антисоветчине, и в подрывной деятельности, и в шпионаже, и в хранении запрещенной литературы. Рассказывали про гомосексуализм, про незаконных детей, про какие-то левые семьи в других городах. Иными словами, сливали друг на друга все, что только можно, – в основном в борьбе за более хлебные, более сытные и более симпатичные епархии.

Вы спросите: неужели не было в то время людей свободных, скажем так, от агентурных связей с КГБ? Вероятно, все-таки были – до определенного момента. Покуда поп еще молод и находится в стенах семинарии, он не представляет собой никакого интереса. А вот после того как тот или иной архиерей совершает в отношении него хиротонию (обряд возложения рук) и поп обзаводится приходиком, бытом, семьей, детишками – вот тогда он уже становится очень удобным объектом для работы. Ровно в той же степени это касалось всяких монашествующих, потому что одно дело было иметь выходы на Москву, на какие-то престижные и богатые кафедры, и совсем другое – тихо чахнуть под своим клобучком где-нибудь на окраине Вологодской области. Хотя и там, кстати, уполномоченный по делам религии и оперуполномоченный КГБ стрясали с этого попа все, что только можно было.

Существует ли такая практика сейчас? Не знаю. Достоверных фактов не имею, но есть у меня определенного рода уверенность в том, что принципы оперативной работы измениться все-таки не могли – по одной простой причине. Ведь религия всегда была очень удобна государству вот в каком плане: помимо того, что образуется большое количество людей, готовых добровольно признавать себя овцами, стадом малых сих, существует и такая волшебная вещь, как концентрация информации о каждом отдельном человеке. И эту информацию человек сдает добровольно – на так называемой исповеди.

Когда вы исповедуетесь, желательно об этом думать и понимать, что в этот момент происходит.

Конечно, рано или поздно то, что случилось в Болгарии, повторится и здесь.

Вопрос лишь в том, какие формы это примет?

Я думаю – достаточно трагические. Дело в том, что даже на моей памяти эти агентурные дела – личных никто не видел – ксерили и копировали очень многие. И эти копии сейчас лежат в большом количестве экземпляров по всей России и, вероятно, только и ждут своего часа, чтобы шандарахнуть. А там, в этих делах, помимо самого факта привязки к агентуре содержится еще масса всяких, мягко говоря, совсем грязненьких подробностей.

Многие из героев этих агентурных дел к сегодняшнему дню благополучно поумирали. Но, по моим подсчетам – далеко не точным, потому что я не обладаю всей полнотой информации, – из этих архиереев двадцать два человека еще продолжают, пользуясь строго церковным термином, окормлять паству.

Я не знаю, что буквально означает слово «окормлять».

Может быть, это намек на известный термин «корма»? Но в таком случае непонятно, чьи это корма: самого ли архиерея, или все-таки паствы, или отдельных ее представителей.

Урок 4. Ответы на вопросы зрителей

Один урок я обещал посвятить ответам на вопросы зрителей моего канала на YouTube, что сейчас и сделаю. Из всех вопросов я выбрал, естественно, наиболее комфортные, удобные и безобидные. Что ж – это мое право.

Первый вопрос – про Чаплина. Я имею в виду не Чарли, а попа Чаплина. Который не в немом кино, а в современном.

Как-то раз мы сцепились где-то на телевидении, и Чаплин страстно вымогал из меня список педофилов Русской православной церкви. Я пообещал такой список предоставить, но, как выяснилось, Чаплин задал нам очень серьезную работу. Он-то предполагал, что имеются в виду только попы. Но Чаплину, наверное, имеет смысл все-таки сходить и окончить какие-нибудь ускоренные богословские курсы – сейчас такие есть. Там он узнает, что церковь состоит не только из попов, но и из так называемых верующих. Иными словами, не только из тех, для кого говорение от имени сверхъестественного существа – это профессия, но и для тех, для кого это хобби.

Так вот, среди этих последних педофилов оказалось очень, очень много. Даже я, честно говоря, не представлял себе, какое количество среди уже осужденных, по имеющимся приговорам, педофилов составляют так называемые христиане, причем, как правило, православные.

В качестве примера могу привести скандальный случай некоего депутата Смирнова. Это руководитель бойскаутского православного движения, у которого «послужной» список из четырнадцати или пятнадцати развращенных самым изощренным образом мальчиков замечательно сочетался с бесконечным целованием икон, песнопениями и тому подобными манипуляциями.

Все эти случаи сейчас суммируются и редактируются. Со временем мы обязательно издадим книгу – она будет называться «Педофилия в РПЦ», и, естественно, на титульной странице будет посвящение Чаплину как вдохновителю этого труда.

Второй вопрос был о том, как я расцениваю подчеркнутую и, я бы сказал, несколько навязчивую религиозность, которую демонстрируют российские президенты на протяжении примерно последнего десятка лет.

Что я могу сказать по этому поводу. Понимаете ли, если человек хочет быть королем папуасов, то он обречен на то, чтобы втыкать себе в голову большие перья, вешать на шею ожерелье из самых больших ракушек и резвей всех танцевать определенные танцы.

Совершенно непонятно, правда, кто внушает первым лицам государства мысль, что в России так уж много папуасов и что эти папуасы имеют какое-то заметное влияние в масштабах страны. Отнюдь. Как показали последние выборы в Госдуму, папуасов у нас не так много. А как показали гастроли известного предмета гардероба какой-то богини – о нем речь пойдет в следующем уроке, – их, в общем-то, совсем немного. ВЦИОМ, как вы знаете, дает грустную для православных цифру – примерно 3 % воцерковленных в стране.

И вся эта истерия в средствах массовой информации, это безумие в прессе, эта постоянная демонстрация бесконечной очереди в результате привели к тому, что по всей стране, в шестнадцати городах, за сорок дней гастроли собрали примерно три миллиона человек. Это даже меньше, чем те 3 %, которые дает ВЦИОМ.

Забавно, что чиновничество, которое всегда рабски копирует телодвижения своего руководства, тоже вдруг поголовно стало безумно православным.

Но тут надо понимать, что на данном этапе православие – это обязательный ингредиент, точно так же, как теннис при Ельцине. И, вероятно, когда сменится настроение начальства, все те чиновники, которые сейчас безостановочно крестятся, и держат свечки, и возжигают лампады, и куда-то ползут на коленях, с большим удовольствием все эти иконки отправят в мусорные ведра, и на самом видном месте у них будет любой другой символ, угодный следующему президенту (или через одного президента).

Был в списке и еще один вопросец. Он касается того, что замечательный писатель Александр Андреевич Проханов в свое время взял и опубликовал предельно хамскую, непристойно ругательную статью в отношении меня. Но, вы знаете, я не обижаюсь.

Во-первых, Александр Андреевич действительно замечательный писатель.

Во-вторых, надо помнить, что он – в секте. Ребята, это совершенно другая история. В сектах положено ненавидеть, проклинать и всячески обгаживать людей, думающих иначе, чем те, кто состоит в секте.

Притом мы с вами хорошо знаем, что в этих религиозных сектах существуют весьма строгие, можно даже сказать – свирепые системы наказаний.

Например, не исключено, что Александру Андреевичу не разрешат участвовать в коллективном поедании мяса бога.

Или на целую неделю запретят целовать руки толстым мужикам.

Это все может быть для него чрезвычайно болезненно.

В любом случае могу вам сказать, что на мое прекрасное отношение к нему эта статья вообще никак не повлияла.