Текст книги "Козьма Захарьич Минин, Сухорук"

[Те же, Коломна и казаки]

Коломна.

 
Эх, горячо! Ребята, отдохните!
Умаялись. Челом тебе, князь Дмитрий
Михайлович. Спасибо, что пришли.
Горячий бой кипит. Боюсь, чтоб наши
Не побежали в таборы опять.
 

(Садится.)

Минин (Пожарскому).

 
Прости меня, надежа, князь Димитрий
Михайлович, за речь мою! Ты храбрый,
Искусный вождь, а я простой мужик.
Вот речь моя какая: с поляками
Мы бьемся целый день с утра до ночи
Лицом к лицу; они ловчее нас,
Привычнее, и нам не состоять
От напусков черкасов, угров, немцев.
Мы попусту людей лишь только тратим
И к ночи вовсе выбьемся из сил,
А той порой они с запасом в город
И подойдут — и нам Кремля не взять.
Затянется опять осада на год.
Пусти меня, я счастья попытаю,
Попробую их сзади обойти,
Отрезать им обратную дорогу,
От Крымского двора зайти. Увидишь,
Что гетман бросит сам свои обозы,
В свой старый стан, к монастырю Донскому,
Покинув все, спасаться побежит,
А в ту пору всей ратью вы и гряньте.
Коль силы нет, нам ум дает Господь.
 

Пожарский.

 
Ступай, Кузьма, бери кого ты хочешь.
 

Минин.

 
Хмелевского возьму, Поспелов с сотней
Пойдет со мной, охотники найдутся.
У Крымского двора всего две роты.
 

Поспелов.

 
Мои готовы, мигом соберутся.
 

Дети боярские.

 
И нас возьми с собой, Кузьма Захарьич.
 

Минин.

 
Мне сотни три, а больше и не надо.
 

Пожарский.

 
Ступай, Кузьма, дай Бог тебе счастливо!
 

Минин.

 
Простимся, князь.
 

Целуются.

 
Охота есть большая
Служить земле родной. Господь поможет,
Вернуся жив, так ладно; не вернуся,
Так лихом ты меня не помяни.
 

(Уходит, за ним Поспелов и несколько боярских детей.)

Пожарский.

 
Благая мысль пришла Кузьме; я верю,
Что Бог ему поможет. Он задумал
Такое дело, что вождям искусным
И в голову не приходило прежде.
 

Коломна.

 
Все дело-то задумали вы ладно.
Простой мужик, а сколько войска набрал,
Богатого и платьем и казной.
Не то что мы, голодная голутва.
Не надивлюсь, где денег вы набрали,
Кажись, уж Русь разорена дотла.
 

Пожарский.

 
Пора бы вам увидеть, догадаться,
Что в честном деле помогает Бог.
 

Коломна.

 
Вам хорошо — сполагоря живется,
У вас кормы и жалованье ратным,
А мы живем день за день, точно птицы,
Сегодня сыт и пьян, и слава Богу,
А завтра сам как хочешь промышляй.
Не грабил бы, неволя заставляет.
За что теперь мы бьемся?
 

Пожарский.

 
За Москву.
 

Коломна.

 
Кому она нужнее? Нам, казакам,
Москва не мать, а мачеха. Для вас же
Стараемся, так вы и заплатите
За службу нам.
 

Пожарский.

 
Мне келарь Авраамий
Уж сказывал, что вы просили денег.
Он хочет вам от Сергия прислать
Оклад с икон и ризы дорогие
В залог за службу в тысячи рублях.
Оклад пропейте, ризы износите!
Довольны ль вы?
 

Коломна.

 
Греха не побоятся,
Возьмут залог, а лучше бы не брать.
Эх, горе нам! Ты, князь, за что серчаешь?
И в казаках не все равны. Не мы ли
Третьёводни на выручку пришли,
Как гетман вас погнал с Девичья поля?
 

Пожарский.

 
Да разве ты?
 

Коломна.

 
Я в первых был, за мною
Другие атаманы. За спасибо,
Не за корысть, мы выручили вас.
 

Пожарский.

 
Как звать тебя?
 

Коломна.

 
Коломна, Афанасий.
 

Пожарский.

 
Прости меня, Коломна, ты в обиду
Не ставь моих речей! Тебе спасибо!
Не для меня, для Бога ты старался,
И Бог тебе заплатит. Вы, как братья,
Спешили к нам на выручку, другие ж
Ругали нас из-за Москвы-реки.
Про них и речь, а о тебе ни слова.
К хорошему дурное не пристанет,
А про воров нельзя не говорить.
 

(Дворянам.)

 
Пойдемте-ка, с острога мы посмотрим,
Не видно ли, что делает Кузьма?
 

Уходят в ворота острожка, Коломна за ними. Двое стрельцов приводят раненого Колзакова.

[Колзаков, первый и второй стрельцы и раненые.]

Колзаков.

 
Куда еще? Довольно! Здесь, у храма.
На паперти меня и положите!
 

(Садится на паперть.)

 
Я здесь умру. Попа теперь не сыщешь.
Я во грехах своих покаюсь вам.
Грехи мои великие: я бражник!
И умереть я чаял за гульбой.
Но спас меня Господь от смерти грешной.
Великое Кузьма затеял дело,
Я дал ему последний крест с себя;
Пошел за ним, московский Кремль увидел,
С врагами бился так же, как другие,
И умираю за святую Русь.
Скажите всем, как будете вы в Нижнем,
Чтобы меня, как знают, помянули —
Молитвою, винцом иль добрым словом.
 

Первый стрелец (утирая слезу).

 
Ты мученик, тебя Господь простит.
 

Второй стрелец (утирая слезу).

 
А потому ты, ежели за веру,
Сейчас на небеса.
 

Первый стрелец (нагибаясь к Колзакову).

 
И беспременно.
Поверь ты мне, Баим!
Послушай! Помер!
 

Снимают шапки.

 
А добрый был, прими его Господь!
 

Выходят Пожарский, Коломна, дворяне, дети боярские и казаки.

[Те же,] Пожарский, Коломна, дворяне, дети боярские, сотник и казаки.

Пожарский (всходит на вал).

 
Пальба и пыль от нас, а не на нас.
К монастырю Донскому! Гетман дрогнул.
Скорей коня! Теперь настало время
Ударить враз. Не выдадим Кузьму.
Сбирайте сотни! На конь, и за дело!
 

Сотник (на валу).

 
Живее на конь!
 

Казаки.

 
Мы за вами разом.
 

Входит раненый Поспелов.

[Те же и Поспелов.]

Пожарский.

 
Откуда ты, Поспелов? Ранен?
 

Поспелов.

 
Ранен.
У Крымского двора мы конных сбили.
С испугу те ударились бежать
И пешую свою стоптали роту.
Ходкевич сам, увидя нас в тылу,
Екатерининский свой стан покинул,
К монастырю бежит со всею силой.
Кузьма Захарьич по пятам за ним,
Лишь я отстал: скакать не стало силы.
 

Пожарский.

 
Молись! За мной!
 

(Уходит.)

Входит старик в страннической одежде, через плечо на ремне висит сулея, через другое – сумка с травами и корнями. Нагибается к раненым, прикладывает траву и дает пить из сулейки.

[Поспелов и старик-странник.]

Поспелов (садясь).

 
От родины далеко,
Без помощи, среди чужих людей
Я встречу смерть. Прощайте, золотые
Мечты мои! Хотелось бы пожить
И выслужить себе и честь и место
Почетное. Обзавестись хозяйкой
Любимою, любить ее, как душу,
Семью завесть и вынянчить детей.
Да не дал Бог — судьба не то судила,
Судила мне лежать в земле сырой,
Похоронить и молодость и силу
Вдали от стен родного пепелища!
В глазах темно, то ночь ли наступает,
Иль смерть идет, не знаю.
 

(Шепчет.)

 
Боже, душу
Прими мою и упокой в селеньях
 

(падает в изнеможении),

 
Где праведные…
 

Старик (нагибаясь над Колзаковым).

 
Уж никакое зелье
Поднять тебя не может, Божий воин.
 

(Подходит к другому воину, прикладывает траву к голове.)

 
Ты две зари носи ее на ране
 

(дает корень),

 
А это жуй поутру, не молясь.
 

(Подходит к Поспелову, вливает ему несколько капель, тот приходит в чувство.)

Поспелов.

 
Откуда ты? Сам Бог тебя послал.
Ты кто, старик?
 

Старик.

 
Я странный богомолец.
По таборам хожу; обет я принял
Болящих чад безмездно врачевать.
Открыты мне травы целебной силы,
А кем и как, то знаю я один.
 

Поспелов.

 
Мне жизнь мила, перед тобой не скрою.
 

Старик.

 
Ты будешь жив, твоя болезнь не к смерти.
Лицо твое светло, и жилы бьются.
Кому не жить, тот темен, как земля.
Мы все земля, и если наше тело
Темнеть начнет, так, значит, в землю хочет.
Ты ослабел от ран, и много крови
Ты истерял… Произволеньем Божьим
Растет трава, названьем «девесил»,
Недаром ей прозвание такое,
В ком силы нет, — прибавит девять сил,
Настой ее тебе на пользу будет,
Хлебни его! А рану ты завяжешь.
Плечо твое уязвлено железом.
 

(Завязывает руку.)

Входит Павлик.

[Те же и Павлик.]

Поспелов.

 
Кто бродит там? Знакомое обличье.
 

Павлик подходит ближе.

 
Да это наш, из Нижнего. Ты — Павлик
Из биркинских? Ты был в бегах?
 

Павлик.

 
На время,
Не ужился с Кузьмой, – мы нравом разны,
От грубости его я убежал.
У вас за малость попадешь в застенок,
А я висеть на дыбе не люблю.
В Казани был у Шульгина, там лучше,
Простей живут. Недавно был и в Нижнем
Не надолго. Вот в таборы попал,
В подьячих я у князя Трубецкого.
 

Поспелов.

 
Что Нижний наш?
 

Павлик.

Стоит на том же месте.

 
Ругают вас и Минина Кузьму.
Ограбили народ, наговорили
С три короба: «Идем на Божье дело!» —
А полгода гуляли в Ярославле
И тратили добро мирское даром.
 

Поспелов.

 
У нас с тобой ума не хватит, Павлик,
Судить бояр и Минина Кузьму.
А в Нижнем ты знакомых не видал ли?
 

Павлик.

 
А кто твои знакомые? Я знаю
Наперечет весь Нижний, всех собак,
Не только что людей.
 

Поспелов.

 
Ну, Петр Аксеныч?
 

Павлик.

 
А что ему! Живет да богатеет
На старости неправым барышом.
 

Поспелов.

 
Не верю я, он честно жил доселе,
Не стать ему под старость начинать
Неправдой жить.
 

Павлик.

 
Не верь, тебе же лучше!
Я не свое: что люди, то и мы.
 

Поспелов.

 
Не слышал ли чего-нибудь о Марфе
Борисовне?
 

Павлик.

 
Постой-ка, погляжу я,
Да ты, никак, Поспелов Алексей
Михайлыч, Кузьмы благоприятель?
 

(Нагибаясь к нему.)

 
Ну, он и есть. Ты сватался за нею?
 

Поспелов.

Не отопрусь.

Павлик.

 
Ну, видно, надоело
Ей ждать тебя иль разлюбила, что ли,
Я ваших дел не знаю. И хотел бы
Порадовать тебя хорошей вестью,
Да нечем, друг. За Лыткина пошла.
 

Поспелов.

 
За Лыткина Василья?
 

Павлик.

 
Да, а что же?
С чего же ей за Лыткина нейти?
Не хуже он дворян малопоместных;
И завсегда при ней; а вас гоняют
Из края в край; ты дома-то и году
Не проживешь с женой; нужда какая ж
Ей за тебя идти, подумай сам.
 

Поспелов опускает голову на грудь.

Старик (Павлику).

 
Поди от нас! Недобрыми вестями
Ты скорбь ему навел. Печаль болезни
Помощница. Больному утешенье
На пользу лишь, а скорбь ему во вред.
 

Павлик.

 
Совсем умрет, потеря не велика.
 

(Уходит.)

Старик (вслед ему).

 
Не пожелай и недругу ты смерти!
Мы все равно у Бога на счету.
 

(Поспелову.)

 
На эту боль я зелья не имею.
Она идет от сердца молодого
И помыслов: забвение и время
Врачуют в нас сердечную тревогу.
Садись в седло и в таборы ступай
Теперь тебе покой и отдых нужен.
 

Поспелов.

 
За все добро Господь тебе заплатит
И за меня, честной отец.
 

(Кланяется.)

 
Прости!
 

Странник уходит.

 
Уж только б мне до Нижнего добраться
Привел Господь да увидать ее.
Припомню ей, как я ее увидел,
Как полюбил, спознал тоску-злодейку!
Как я за ней по улицам широким,
По мелким переулочкам ходил,
Чтоб только в очи заглянуть украдкой!
Припомню, как сидели, говорили
Мы в липовом покойчике ее.
Припомню, как сулила, обещала
Любить меня и быть моей женой.
Как только время даром протянула,
Как провела меня – и обманула!
Припомню все! Суди ее Господь!
 

(Идет к валу.)

Пожарский, Минин, Коломна, дворяне и дети боярские показываются на валу.

[Те же, Пожарский, Минин, Коломна, дворяне, дети боярские и прочие.]

Пожарский.

 
Враги бегут, покинувши обозы.
Остановить погоню! С нас довольно
На этот день одной победы. Можем
Поспешностью испортить дело наше,
И наша радость обратится в скорбь.
Теперь Москва у нас в руках. С надеждой,
Истомлены трудом, сиденьем долгим,
Болезнями и хлебным оскуденьем,
Голодные враги со стен глядели
На гетмана и чаяли подмоги
И ратными и коренным запасом.
На их глазах мы гетмана разбили.
В Кремле сидеть им долее нельзя,
Иль умирай голодной смертью. Скоро
Увидим мы московские соборы —
И совершится очищенье Руси
От недругов. И начал это дело,
И совершил его не вождь искусный,
Не силою, а смелым дерзновеньем
И замыслом мясник нижегородский
Кузьма Захарьев, Минин, Сухорук.
 

Минин.

 
И замысел и силу исполненья
Мне дал Господь, ему же подобает
Хваление и присно и вовеки.
Мое одно – одна любовь святая
К родной стране – я сын ее, любовью
Сыновнею горит душа моя!
Услышал я, что кровью и слезами
Исходит Русь, что брат встает на брата,
Что Бог забыт, что гаснет пламень веры,
Оставлен храм, кощунством оскверненный,
Что села жгут и грабят города,
Покинуты дымящиеся домы,
И человек в лесу таится зверем,
Что стон и плач сирот и горьких вдов
Как дымный столб к поднебесью восходит.
И плакал я один за всю Россию,
Всю скорбь ее на сердце износил.
И плакал я, прося в слезах у Бога
Не почести, не власти, нет! Просил я
Сподобиться России быть слугою,
Отдать ей все, отдать ей жизнь свою,
От бед и зол и недругов очистить,
Конец слезам увидеть, успокоить —
И в ней Господне царство обновить.
Нет, мало, нет, любовь моя хотела
Увидеть Русь великою, богатой,
Цветущею привольем на свободе,
Работных чад в поту за тучной жатвой,
И русла рек, покрытые судами,
И правый суд по мирным городам,
И грозный строй несокрушимой рати
На страх врагам, завистливым и гордым,
И на престоле царства милость.
Но жизни срок короток, но дано
Нам в этом мире полного блаженства.
Мы видели начало избавленья,
А остальное пусть увидят внуки.
С утра в ряды мы стали боевые
И кончили победой трудный день.
Заходит солнце, главы золотые
Горят огнем, открытые сердца
Несутся в тишь благодарить Творца,
Из наших душ несется гимн хвалебный,
Идемте в таборы служить молебны!
 

Уходят.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

[Минин,] думный дворянин.

Татьяна Юрьевна.

Марфа Борисовна.

Поспелов.

НефедМинин.

Аксенов и посадские.

В доме Минина, в Нижнем Новгороде.

(Июль 1613 года)

Входят Татьяна Юрьевна и Марфа Борисовна (смотрит в окно).

[Татьяна Юрьевна и Марфа Борисовна.]

Татьяна Юрьевна.

 
Что часто ты глядишь в окно-то, Марфа
Борисовна? Тебе кого бы ждать!
Сиротка ты, ты горя не видала,
На смертный бой родимых отпуская
И каждый час болея здесь об них,
И радости за то тебе не будет
Родных своих здоровых увидать.
Хоть тяжело прощанье с милым мужем,
Да ждать его приятно, а дождешься, —
Так радости и счастью меры нет.
А ты у нас отшельница…
 

Марфа Борисовна.

 
От миру
Не вовсе я отстала. Было время
Тяжелое, не до мирских утех;
Нужна была молитва наша Богу,
И я жила затворницей, из кельи
Не выходя; теперь пора другая,
Теперь грешно печалиться, все рады,
И я опять живу в своем дому.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Одна живешь, что проку?
 

Марфа Борисовна.

 
Как же быть-то!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Да замуж бы тебе.
 

Марфа Борисовна.

 
Да за кого же?
Все прежние знакомые ушли
Москву спасать, иные там побиты,
А кто и жив, так слуху нет про тех.
А новым мне знакомством заводиться
Не хочется. Про старое вспомянешь,
Толь хорошо бывало, к новым людям
Мне привыкать уж поздно.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Да, бывала
Веселая беседушка у нас,
И люди-то хорошие все были,
Вот Алексей Михайлыч запропал,
И слуху нет.
 

Марфа Борисовна.

 
Я слышала недавно,
Да верить ли, не знаю.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Что? А больно
Он тосковал и плакал по тебе.
Ты что ж не шла?
 

Марфа Борисовна.

 
Дала я обещанье
Великое не думать о мирском,
Пока Господень гнев не утолится.
 

Татьяна Юрьевна.

 
А ну, теперь?
 

Марфа Борисовна.

 
Теперь другое дело,
И от тебя скрывать я не хочу,
Ни за кого, кромя его, не выду,
А за него и рада б, да нельзя.
Знать, сиротой и оставаться.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Что же
Ты слышала?
 

Марфа Борисовна.

 
Вчера в дворе гостином
У Лыткина, – ведь тоже мой жених, —
Я встретила знакомого Павлушу,
Он из дьячков, из беглых, говорят,
У Биркина служил, писать проворен,
Потом в Москве, в стану у Трубецкого.
Так сказывал, что Алексей Михайлыч,
Когда дрались у Крымского двора,
Один из всех поворотил коня
И в таборы назад бежал со страха.
И с той поры и стыд и укоризна
Ему от всех – и стал людей дичиться.
И бражничать, и будто – страшно молвить
По кабакам валяется в ярыжных.
Вот горе-то!
 

(Плачет.)

 
А можно ль было думать?
 

Татьяна Юрьевна.

 
Не верь людям, ни за что оболгут,
А я так жду своих, пришли мне вести,
Что тотчас после царского венчанья
И муж и сын вернутся. Потрудился
Кузьма Захарьич мой, пора на отдых.
Другую ночь во сне его все вижу, —
Так скоро быть ему,
 

Марфа Борисовна.

 
Дай Бог дождаться,
Порадуюсь я радости чужой,
Коль нет своей.
 

(Взглянув в окно.)

 
Ах!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Что ты испугалась?
 

Марфа Борисовна.

 
Сюда идут.
 

(Уходит в другой покой.)

Татьяна Юрьевна.

 
Да кто идет, чудная?
 

Входит Поспелов.

[Татьяна Юрьевна и Поспелов.]

Поспелов (кланяется и целуется).

 
Ну, все ли подобру и поздорову
Вы жили здесь? А мы вас поминали.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Здоровы-то здоровы, да тоскуем
Об вас-то больно. А мой-то где ж?
 

Поспелов.

 
Замешкались в дороге – завтра будут.
 

Татьяна Юрьевна.

 
За весточку спасибо, буду ждать.
 

Молчание.

 
Ну, что же ты не спросишь о знакомых?
 

Поспелов.

 
Да не о ком.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Уж будто?
 

Поспелов.

 
Право слово!
Спросил бы я, да что себя тревожить,
Печаль-тоску на сердце наводить!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Ты спрашивай!
 

Поспелов.

 
Изволь! Здорова ль Марфа
Борисовна живет за новым мужем?
 

Татьяна Юрьевна.

 
Да ты, никак, рехнулся? Дожидалась
Тебя она. А если мне не веришь,
Спроси у ней, коль хочешь, я покличу,
Она у нас.
 

Поспелов.

 
Родная ты моя!
Покличь ее, давно-то не видались,
Взглянул бы я хоть глазом на нее.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Поди-ка ты! Что прячешься-то, Марфа
Борисовна, твой суженый приехал.
 

Марфа Борисовна выходит и кланяется Поспелову.

[Те же и Марфа Борисовна.]

Марфа Борисовна.

 
Здоров ли ты?
 

Поспелов.

 
Теперь здоров.
 

Марфа Борисовна.

 
А прежде?
 

Поспелов.

 
Я ранен был, да Бог помог, а пуще
Все тосковал.
 

Марфа Борисовна.

 
О чем?
 

Поспелов.

 
Все по тебе.
О чем же мне? Не заставляй божиться,
Поверь и так.
 

Марфа Борисовна.

 
Я верю, что божиться,
Голубчик мой!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Ну, вот и дождалась,
А мне так ждать до завтраго, голубка.
 

Поспелов.

 
Я обманул тебя, сегодня будут.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Чай, к вечеру?
 

Поспелов.

 
Приехали, идут,
Встречай, поди!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Отцы мои родные!
Ах, батюшки! Бежать хоть приодеться,
Да хлеба-соли взять, на стол поставить.
За батюшкой послать – служить молебен.
 

(Уходит.)

Поспелов.

 
Я много горя натерпелся, Марфа
Борисовна, пора узнать и радость.
В последний раз тебе я поклонюся,
Скажи ты мне, ты хочешь ли моею
Женою быть и с честными венцами
На головах и с радостью на лицах
По соболям войти в мой дом просторный,
Жить-поживать и в холенье и в неге
И за любовь до гробовой доски
Делить и радость пополам и горе?
 

Марфа Борисовна.

 
Прошла беда, прошло то время злое,
Когда любовь казалась мне грехом.
Теперь пора веселая настала,
В миру пожить охота, и любовью
Готова я ответить на любовь.
Послушай, мой желанный! Я по правде
Скажу тебе: ты люб мне, я другого
Хозяина себе и не желаю.
 

Поспелов (кланяясь).

 
Челом тебе! Откладывать не будешь?
 

Марфа Борисовна.

 
Откладывать и торопить не буду,
Как хочешь сам.
 

Поспелов.

 
Я мешкать не люблю.
 

Входит Татьяна Юрьевна.

[Марфа Борисовна, Поспелов и Татьяна Юрьевна.]

Татьяна Юрьевна.

 
Да ты опять меня не обманул ли?
 

Поспелов (показывая в окно).

 
А ты гляди!
 

Татьяна Юрьевна.

 
Нефед бежит, Нефед!
 

Входит Нефед.

[Те же и Нефед.]

Нефед (кланяется в ноги матери).

 
Вернулись мы, родимая, здоровья
И радости тебе несем.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Сыночек!
А где же сам?
 

Нефед.

 
На улице с народом.
Узнали все и обступили с криком.
Кто за руки берет, кто обнимает,
Ступить ему ни шагу не дают,
По старостам скорей гонцов послали,
Хотят его честь честью, с хлебом-солью,
У нашего крыльца встречать. Аксеныч
На старости торопится сюда ж.
Ты, матушка, всей радости не знаешь:
Наш новый царь – пошли ему здоровья,
И счастия, и радости Господь —
Пожаловал отца дворянством думным.
 

Татьяна Юрьевна.

 
Кузьма Захарьич думный дворянин?
 

Нефед.

 
Поместье дал ему: село большое,
К нему в придачу восемь деревень
И дом в Кремле, с избой приказной рядом.
 

Поспелов.

 
Идут, идут!
 

Входит Аксенов с хлебом-солью, растворяет дверь и становится у порога – в сенях видна толпа народа. Показывается Минин.

[Те же, Аксенов и Минин.]

Аксенов.

 
Благословенно буди
Пришествие твое, спаситель Руси!
Ты нам родной, тебя вспоила Волга,
Взрастил, взлелеял православный мир,
Ты честь и слава русского народа.
Потоль велика русская земля,
Поколь тебя и чтить и помнить будет.
 

Все кланяются. Татьяна Юрьевна бросается к нему.