Текст книги "Никита Николаевич Моисеев. Судьба страны в судьбе ученого"

Обстановка в армии менялась. Готовясь к боевым действиям, приходилось интенсивно работать, дел и забот было невпроворот. Теперь дела приходилось придумывать, а летать стали меньше. Как писал Л.Н. Толстой, в мирное время служба в армии – узаконенное безделье. Моисеев начинает тяготиться им. Еще на Волге пытался ездить в Ярославль заниматься в библиотеке и обнаружил, что математику изрядно забыл – на мехмате он не был примерным студентом.

Н.Н. Моисеев – инженер по вооружению авиационной дивизии

Однажды выпал случай, и Моисеев воспользовался им, чтобы круто повернуть свою жизнь. Начальником политотдела дивизии был бывший замполит полка, который еще в войну давал Моисееву рекомендацию в партию и с тех пор сохранил к нему доброе отношение. Однажды вызвал в политотдел: «Вроде, по твоей части, Моисеев», – и дал трофейную книгу. Это была работа немецкого ученого-механика К. Кранца о внешней баллистике ракетных снарядов. Тут проявилась натура Моисеева – любознательность и потребность активной деятельности. Чтение книги вносило разнообразие в служебную рутину. Никита Николаевич достал курс высшей математики и стал разбираться в методах расчета траекторий ракетных снарядов. Шел ему тогда двадцать девятый год, из которых последние четыре года он был далек от всякой умственности. Разобравшись в методе Кранца расчета ракет «земля – земля», он нашел его излишне трудным. По-своему поставил задачу о расчете траектории ракеты и построил простое решение, позволявшее использовать стандартные баллистические таблицы. Десять страничек сочинения послал Ю.А. Победоносцеву. Письмо дошло, адресат даже вспомнил своего дипломника. Победоносцев был главным инженером тогдашнего главного центра ракетной техники и членом коллегии соответствующего министерства. Опус Моисеева ему очень пригодился, потому что оказался первым критическим разбором трофейных немецких документов. Победоносцев доложил министру, тот тоже ухватился за самобытную разработку и написал письмо главкому ВВС, в котором просил откомандировать капитана Моисеева на такое-то предприятие Министерства сельского хозяйства – по этому ведомству тогда проходили наши ракетные дела.

В июле 1946 года в дивизию пришел приказ главкома ВВС Вершинина откомандировать капитана Моисеева в распоряжение начальника Главного управления руководящих кадров ВВС. Телеграмма возымела важное последствие: за три года Никита Николаевич Моисеев стал кандидатом технических наук и вошел в обойму специалистов, имеющих прочный авторитет в области ракетной техники.

Но все было не просто. Главком ВВС не пожелал отдать на сторону замечательного специалиста (каким тот было представлен в письме) и определил его в свои референты. Моисеев стал исполнять должность младшего «адъютанта его превосходительства». Первое очарование московской жизнью быстро прошло, а высиживать часы в штабе было скучнее, чем служить в дивизии. Моисеев стал искать, куда бы податься. В то время в Академии имени Н.Е. Жуковского открылась кафедра реактивного вооружения самолетов, начальник ее в сорок втором году преподавал Моисееву. Еще тогда у них сложились добрые отношения – всю жизнь добрые отношения с людьми у Моисеева складывались сами собой! Однако надо заметить, что на кафедру попал не по знакомству, а потому что у него был опыт боевой эксплуатации ракетных снарядов на штурмовиках и бомбардировщиках. Кандидатуру одобрил начальник факультета, и через две недели вышел приказ о назначении Моисеева младшим преподавателем кафедры.

Проработав полтора года на кафедре, Никита Николаевич нашел себя в науке. Более того, определилась его будущая научная судьба. Лидером факультета авиационного вооружения «Жуковки» был генерал, профессор Д.А. Венцель, ученик А.Н. Крылова. Дмитрий Александрович Венцель получил отличное инженерное и военное образование, был человеком острого ума, широкой эрудиции, в суждениях независим и смел, благожелателен в общении. На факультете был самой авторитетной и популярной личностью, неудивительно, что Моисеев попал под его обаяние. Никита Николаевич считал Дмитрия Александровича своим главным учителем.

Венцель привил Моисееву вкус к прикладным задачам. Моисеев стал понимать, что прикладные задачи не менее важны и сложны, чем чистая теория, потому что возникают на пути к познанию природы и жизни. Это один из путей к истине. Более того, Никита Николаевич считал, что Дмитрий Александрович спас его от участи многих неудачников, получивших математическое образование. Для доказательства теорем нужен особый талант, как для виртуозной игры на скрипке. А сила и красота математики в том, что с ее помощью можно описать и понять такие вещи, которые без нее понять сложно и нельзя понять так глубоко. Уместно вспомнить А. Эйнштейна, заметившего, что природа чаще всего устроена так, как проще всего выражается математически. Моисеев под влиянием Венцеля усвоил, что наука едина, а «делится» только на неподдельную науку и спекуляции на науке.

Но главное назначение Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского – быть кузницей инженерных кадров ВВС. В то время авиационные училища стали преобразовывать в высшие и укреплять кадрами из «Жуковки». Осенью 1947 года капитан Моисеев получил назначение на полковничью должность начальника учебного отдела Харьковского высшего авиационного технического училища. Отъезд к новому месту службы совпал со смертью младшего брата Сергея. В боях за Итуруп он был ранен, долго пролежал в болоте и заразился каким-то болотным микробом, который вызвал неизлечимую болезнь сердца. Смерть брата была большим горем Никиты Николаевича.

Сергей Николаевич Моисеев, брат Н.Н. Моисеева

В Харькове Моисеев сразу же включается в разработку учебных планов вновь созданного высшего военного заведения. Работа была напряженная, однако находилось время и для лыж. Хорошо выступил за команду ЦДКА и попал в составе сборной Украины на первенство страны. Часто ездил в Москву, использовал командировки, чтобы продолжать общаться с бывшими коллегами по «Жуковке», старался не пропускать семинары Д.А. Венцеля и начальника кафедры воздушной стрельбы профессора В.С. Пугачева.

На одном из семинаров Пугачев докладывал о задачах рассеяния авиационных реактивных снарядов. Время работы двигателя такого снаряда велико, поэтому здесь не годятся методы расчета рассеяния неуправляемых ракет. Реактивная тяга – случайный процесс, надо связать распределение снарядов у цели с параметрами случайного процесса. Пугачев выписал уравнение Колмогорова – Фокера – Планка и на этом остановился, объяснив, что метода решения пока нет. После семинара в ночь Моисеев уезжал в Харьков. Общий вагон забит, место сидячее, спать было невозможно. Размышляя о задаче, Моисеев в ту ночь понял, что достаточно знать только среднее квадратичное отклонение снарядов у цели, а его найти намного проще. У него возникла новая, простая постановка задачи обработки стендовых испытаний двигателя и расчета рассеяния снарядов. Вернувшись в Харьков, довольно быстро справился с техническими трудностями, получил решение и усомнился – оно оказалось очень простым, а теории случайных процессов Моисеев не знал. Показал решение А.М. Обухову, ученику А.Н. Колмогорова, тот ошибок не нашел, более того, указал на свежую статью американца Дж. Л. Дуба, в которой использовался похожий метод.

Работу Моисеев докладывал на семинаре Венцеля. Присутствовавший на семинаре Пугачев высоко оценил работу и тут же представил ее как диссертацию, согласившись стать оппонентом. Диссертация была успешно защищена, после защиты начальник НИИ-2 П.Я. Залесский пригласил Моисеева к себе на работу, Ю.А. Победоносцев звал его работать на свою кафедру в МВТУ.

На маршруте. Кавказ, 1949 г. (справа Кира и Никита Моисеевы)

Между тем период становления харьковского училища закончился, началась рутинная работа, стали редкими командировки в Москву, поэтому и редкими общения на семинарах. Попробовал было общаться с харьковскими математиками, но слишком разными оказались интересы. В армии положение Моисеева было прочным и обнадеживающим: высокая должность, обещавшая внеочередное повышение звания, кандидатская степень тоже сулила быстрое продвижение. Наконец, хорошие по тому времени жилищные условия – своя комната в коммунальной квартире. К армии Моисеев привык, а гражданская жизнь уже была ему неведома. И все-таки, как в дивизии, рутина его тяготила. Написал рапорт, и новый 1949 год встретил гражданским человеком.

Еще летом 1948 года Моисеев воспользовался полученными после защиты приглашениями. Основным местом работы стал теоретический отдел в НИИ-2, где Моисеев занимался динамикой управляемых ракетных снарядов. Дело было новое, каждый результат, даже незначительный, воспринимался почти как открытие. По совместительству исполнял обязанности доцента по кафедре реактивной техники МВТУ, которой заведовал Ю.А. Победоносцев. Вместе с ним совместителями на кафедре работали С.П. Королев, В.Н. Челомей, В.П. Бармин, В.И. Феодосьев. Никите Николаевичу был поручен курс динамики управляемых ракет и снарядов. Он сам его поставил, подобные курсы еще не читались. Ю.А. Победоносцев ценил Моисеева, поддерживал его работу. Начальство в НИИ-2 тоже благожелательно относилось к этой работе. Одним словом, как бывает в науке, создалось общественное мнение, что лекции надо оформлять как монографию и представлять ее в качестве докторской диссертации.

Страна выполняла ракетную программу, и Моисеев стал ее активным участником. Его работа была нужна, ее признавали коллеги и начальство. Он причислен к ведущим специалистам ракетной техники. Рассказывал на лекциях о новой области техники, и лекции имели успех у студентов и специалистов. Каждый день приносил что-то новое, работа была интересной и открывала отличные перспективы. Такая жизнь доставляла Моисееву ощущение счастья. Он не мог работать и жить, если не чувствовал, что работа его находит отклик у людей, у власти. Он был очень чувствителен к оценкам своей деятельности.

Казалось, жизнь вошла в нужную колею – будущая карьера состоится в ракетной технике. Но тут произошла катастрофа. Маргарита Васильевна Моисеева, учительница младших классов сходненской школы с почти тридцатилетним стажем, была арестована. Ее обвинили в активной подготовке вооруженного восстания, осудили по 58-й статье на десять лет и отправили в лагерь близ Тайшета. Арест мачехи был горьким переживанием для Моисеева, но сначала он не понял всех его последствий – надеялся, что защищен важностью и секретностью работы. Напротив, очень скоро его лишили допуска к секретным работам и соответственно уволили по сокращению штатов из НИИ-2, а потом и из МВТУ. Оказался на улице без права и возможности работать по специальности: все материалы и рукопись докторской диссертации остались в секретном сейфе. На работу никуда не брали, знакомые стали сторониться. Похоже, что вопрос стоял уже не о работе, а о жизни.

Снова выручили случай и способность воспользоваться представившейся возможностью. Один из друзей по альпинизму, сослуживец по «Жуковке», посоветовал уехать из Москвы, пока не поздно. Поразмыслив, Моисеев решил, что, может быть, удастся устроиться преподавателем какого-нибудь провинциального вуза, и поехал в Главное управление университетов Министерства высшего образования. В коридоре столкнулся с бывшим замдекана мехмата Г.И. Двушерстовым, человеком добрым, отзывчивым, студенты его любили. Двушерстов узнал бывшего студента, обрадовался, что тот жив и с орденами. Разговорились, и выяснилось, что теперь он начальник Главного управления, куда шел Моисеев. Разговор начался по-доброму, и Моисеев выложил свою историю без утайки. Услышав такое, Двушерстов призадумался, а потом предложил ехать в Ростов читать механику и гидродинамику в университете – там некому читать лекции, потому что посадили всю кафедру механики.

Так Моисеев оказался в Ростове. Как потом оказалось, вовремя, потому что вскоре им стали интересоваться на Сходне районные органы безопасности. Дом был заперт, а соседи не знали, куда он делся. Органы нашли Моисеева в Ростове в конце 1952 года, начали составлять дело. Вызывали на беседы его знакомых, сослуживцев, но ничего от них не добились. А в марте 1953 года умер Сталин, и осенью 1953 года из лагеря вернулась мачеха.

В Ростов одновременно с Никитой Николаевичем приехал его близкий друг, на два курса моложе, Иосиф Израилевич Ворович. Ворович был старательным студентом, Моисеев – нет. Оба стали исполнять обязанности доцентов на кафедре теоретической механики университета, зарплату получали ассистентскую. По жребию распределили, кому читать гидродинамику, кому – теорию упругости. Моисееву выпала гидродинамика, Воровичу – теория упругости. Оба приехали кандидатами наук, обоим пришлось заниматься незнакомым делом. Помогали друг другу, выручали, чаще Ворович Моисеева (Никита Николаевич этого не скрывал, вспоминал с благодарностью). Потом защитили докторские диссертации – сначала Моисеев по гидродинамике, потом Ворович по упругости, оба стали академиками – сначала Моисеев по информатике, потом Ворович по механике.

В 1950 году Моисеев о гидродинамике понятия не имел, а на подготовку оставалось не больше трех месяцев. Он должен был читать четыре курса, готовить курсовые задания студентам по гидродинамике, вместе с Воровичем вести студенческий семинар по математическим методам механики сплошных сред. Все было не в тягость и не пугало – были силы и легкомысленная отвага. В Ростове приняли их хорошо, обстановка на кафедре благожелательная, почти вся кафедра из бывших фронтовиков. Один из первых и самых талантливых учеников Н.Н. Моисеева в ростовском университете А.М. Тер-Крикоров вспоминал, что в пору его студенчества кафедра теоретической механики была самой выдающейся на физико-математическом факультете, а выделялись молодые энергичные доценты Моисеев и Ворович.

Ростов, 1950 г. Крайний слева – И.И. Ворович, крайний справа – Н.Н. Моисеев

Для Никиты Николаевича годы в Ростове стали счастливыми. Напряженная интересная работа, новые друзья, налаженный быт в семье помогли быстро оправиться от свалившихся на него потрясений. Однако надо было определяться с собственной научной деятельностью. Все, что было наработано прежде, недоступно, поэтому стал искать новые задачи. В университете Моисеев изучал теорию возмущений линейных операторов, в школе Венцеля приобрел вкус к прикладным задачам, поэтому, составляя задания на курсовые проекты студентам, обратил внимание на задачи о колебаниях свободной поверхности жидкости в сосудах – к ним можно приложить спектральную теорию операторов. Стал разбираться в вопросе, вскоре получил первый результат и подготовил к печати заметку. Приехав в Москву, показал ее Я.И. Секерж-Зеньковичу, добрейшему человеку и известному специалисту в теории волн. Тот одобрил и представил для доклада на семинаре М.В. Келдыша в Математическом институте имени В.А. Стеклова. Выслушав доклад, Келдыш представил заметку в «Доклады Академии наук».

На семинаре по гидромеханике студенты должны были реферировать оригинальные работы. От Моисеева требовалось подбирать темы рефератов, а он сам был необразован в гидромеханике. Поэтому решил начать с изучения работ классиков. Осенью 1950 года начали реферировать замечательный трактат Н.Е. Жуковского о движении твердого тела с полостью, заполненной жидкостью. Классическая теорема Жуковского гласит, что такое тело эквивалентно твердому телу с измененными динамическими характеристиками – массой и моментами инерции.

Видимо, талант дан людям для исполнения предназначения. На Моисееве сошлись задача о колебании жидкости в сосуде и задача Жуковского о динамике тела, заполненного жидкостью. А если жидкость не целиком заполняет полость? Движение тела возбуждает колебания свободной поверхности, а колебания жидкости возмущают движение тела. Ведь ракета с жидкостным реактивным двигателем – в первом приближении твердое тело, в полостях которого колеблются большие массы жидкости! Моисеев возвращается к исследованию динамики ракет. Но Ростовский университет не секретное КБ, поэтому задача была сформулирована в общем операторном виде. Исследование свойств операторов показало, как разделить задачи гидродинамики и динамики, как обобщить классическую теорему Жуковского. Однажды Никита Николаевич вернулся домой возбужденный и заявил, что у него в кармане докторская диссертация. Кира Николаевна скептически хмыкнула и позвала ужинать.

В расцвете сил, все впереди

Моисеев поехал в Воронеж к известному специалисту по функциональному анализу С.Г. Крейну и показал свою работу. Крейн ошибок не нашел, работу одобрил и посоветовал обратиться к С.А. Соболеву. Академик Соболев поставил доклад Моисеева у себя на семинаре, а после доклада сказал, что есть прочная основа для докторской диссертации и он готов рекомендовать Никиту Николаевича в докторантуру Математического института для завершения диссертации. Директору «Стекловки» И.М. Виноградову Моисеев приглянулся и был принят в докторантуру, получил два года отпуска для написания диссертации. Заменить его на кафедре было некому, поэтому каждый месяц приезжал на неделю в Ростов, чтобы выполнять педагогическую нагрузку. Поскольку основной материал уже был готов, хватило года, чтобы опубликовать результаты и напечатать текст диссертации. У меня есть экземпляр докторской диссертации Н.Н. Моисеева, на ней стоит: «1955 год». В том году Никита Николаевич защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора физико-математических наук в ученом совете Математического института имени В.А. Стеклова АН СССР. Его официальными оппонентами были С.А. Соболев, А.Ю. Ишлинский и И.Н. Векуа. Через два месяца ВАК утвердил его в степени доктора наук.

Никита Николаевич и Кира Николаевна Моисеевы

Никита Николаевич и Кира Николаевна с дочерьми Иришкой и Аленкой

Все-таки удивительная судьба! Дело даже не в том, что на войне случай мог так или этак распорядиться жизнью Моисеева. Не раз сам начинал жить заново. Первый раз сломала жизнь пролетарская власть. Сгубила достойную, благополучную, интеллигентную семью, обрекла на сиротство, изгойство, закрыла дорогу в университет. Помог случай, и Моисеев его использовал. Приобщился к элитарной интеллектуальной среде мехмата МГУ. Началась война – пошел на фронт. После войны высокая должность инженера дивизии, казалось бы, открывала достойную и благополучную карьеру строевого офицера, а он, опять воспользовавшись случаем, по своей воле сломал жизнь. Начал все сначала и стал ведущим специалистом в ракетной технике. Второй раз власть сломала ему жизнь арестом мачехи, лишила всего, чего достиг. И снова пришел счастливый случай, и опять Никита Николаевич использовал его до конца. Еще раз начал все сначала и стал известным человеком в академической науке. За неполные восемь лет, с 1947 по 1955 год, полковой инженер-вооруженец стал доктором физико-математических наук, профессором, которого ценили академики И.М. Виноградов, М.А. Лаврентьев, С.Л. Соболев, Л.И. Седов, А.Ю. Ишлинский, А.А. Дородницын – цвет нашей математики и механики. Поневоле начинаешь верить: путь Моисееву был предназначен, и он следовал ему, несмотря на все испытания и соблазны.

А с другой стороны – как сказать! Каждый счастливый случай – встреча с умным, порядочным, великодушным человеком, не убоявшимся прийти на помощь изгою в то опасное время. Моисеев располагал к себе людей живым умом, интеллигентностью, легким нравом, открытостью, доброжелательностью. В годы, когда судьба играла с ним азартную игру, он стал тем Моисеевым, которого все знали, которого мы любили. Обладал какой-то легкой отвагой в жизни, мало чего боялся и верил в случай. Не опускал рук, не ныл, в самых трудных обстоятельствах делал все, что было в его силах, и каждый раз отыскивал возможность продолжить собственную линию жизни.

Научную деятельность Никита Николаевич завершил созданием философской концепции, которую назвал современным рационализмом. Большая роль в ней отводится случайности и неопределенности как фундаментальной, элементарной причине эволюции. Мне кажется, современный рационализм вырос не только из научного опыта Моисеева, культурного наследия, им освоенного, но и из собственной судьбы. В чем-то был он сродни персонажам великой эпохи Возрождения.

Итак, в 1955 году профессор Никита Николаевич Моисеев появился в Физтехе (МФТИ) – об этом я уже писал. Здесь к месту вспомнить о важном для Моисеева событии того времени. Декан аэромеха МФТИ был обязан иметь допуск к секретным материалам высокой степени. А оформление допуска долго задерживали. В конце концов тогдашний ректор МФТИ генерал-лейтенант И.Ф. Петров воспользовался старыми связями, поехал на Лубянку. Ему показали дело Моисеева с тем самым доносом военных лет, который лежал «про запас». С помощью Ивана Федоровича дело было закрыто, и Моисеев получил нужную форму. Это событие было вехой – завершением длинного, мучительного изгойства. Между прочим, через несколько лет, еще в годы холодной войны, Никита Николаевич стал регулярно ездить не только на секретные объекты, но и в зарубежные командировки.

Н.Н. Моисеев – заместитель директора Вычислительного центра АН СССР по научной работе

В 1956 году в жизни Н.Н. Моисеева начался длинный плодотворный период. А.А. Дородницын пригласил его работать по совместительству в Вычислительный центр АН СССР старшим научным сотрудником лаборатории линейной алгебры, которой заведовал А.А. Абрамов. Сначала у Никиты Николаевича было три сотрудника, через год четвертым явился я – его аспирант. Проработал вместе с Никитой Николаевичем тридцать лет, принял в наследство его отдел. В 1987 году Моисеев ушел в отставку с поста заместителя директора ВЦ АН СССР по науке, а в институте осталось около двух десятков разноплановых отделов, которые были в эти годы созданы по его инициативе, его стараниями.

Возвратившись в Москву, Моисеев продолжал интенсивно работать в гидродинамике и механике. Обобщил задачу динамики тела с жидкостью на случай упругого тела и предложил вариационную формулировку задачи. Это давало эффективный численный метод расчета с помощью ЭВМ реальных конфигураций объектов с колеблющейся жидкостью. Изучал в нелинейной постановке задачи о движении свободной поверхности тяжелой идеальной жидкости. В теории нелинейных колебаний развивал асимптотические методы малого параметра.

В науке Моисеев жил очень активно. Участвовал и выступал в научных семинарах, не пропускал конференции, с множеством людей обсуждал интересующие его задачи. Много лет регулярно действовал его собственный семинар. Тематика менялась соответственно новым интересам руководителя, выступали интересные люди, часто из смежных областей. Участники приобщались к новым постановкам, приучались к научным дискуссиям.

Потребность в научном общении сохранилась у Никиты Николаевича на всю жизнь, он впитывал новую информацию, усваивал новые идеи. В круг его общений входили математики, конструкторы новой техники, системщики, экономисты, социологи, биологи, почвоведы, демографы, географы, управленцы, политики и так далее, и так далее. Общение возбуждало собственные мысли, подсказывало подходы к новым задачам. А работал он почти всегда в одиночку – был у него сильный научный, творческий иммунитет. И ему нравилось быть на виду.

Чем дальше, тем ярче проявлялась еще одна особенность личности Н.Н. Моисеева. Насколько я могу судить, в ней проступали и природный характер, и жизненный опыт, и вкусы, привитые Д.А. Венцелем, и идеи, воспринятые от И.Е. Тамма. Он не мог долго заниматься одними и теми же задачами. Десять лет работал в гидродинамике и механике, эти работы сделали его ученым. Восполнил образование, отточил технику и изобретательность, расширил кругозор, сформировал собственный подход к задачам. Здесь у Моисеева не только основополагающие, но самые сильные, законченные – исчерпывающие результаты. Еще продолжая заниматься гидродинамикой, на рубеже 1960-х годов, повернулся к теории оптимального управления, а потом к методам оптимизации. Здесь у него были основополагающие работы по численным методам оптимизации, но развивали их ученики, прямые и «прикосновенные» (как выразился бы знаток русского языка, академик А.И. Солженицын). В Советском Союзе Моисеев создал большую школу теории оптимизации, ее отличала прикладная направленность и в подходах к задачам, и в методах решения задач. Продолжая заниматься задачами оптимизации, кажется в 1966 году, Моисеев развернул (именно развернул) исследования в области экономики, исследования операций, иерархических структур, боевых действий, анализа и проектирования сложных систем. Он избран членом-корреспондентом АН СССР, теперь ему доступно многое. Он хотел использовать новые возможности, чтобы превратить накопленный научный потенциал в энергию модернизации страны на базе вычислительной техники. Создавать новые модели и методы, алгоритмы и программы – математическое обеспечение новых технологий применения вычислительной техники. Они потребуются для выполнения проектов модернизации управления государством и экономикой.

Н.Н. Моисеев выступает перед аудиторией

Как и прежде, круто поворачивал свою жизнь, но теперь за ним стояли ученики. А их у него было много – талантливых, способных, толковых, готовых с ним свернуть любые проблемы. За семь лет Павел Краснощеков и его команда создали теорию декомпозиции и агрегирования задач проектирования сложных технических объектов. Сделали компьютерную систему автоматизации проектирования облика современного истребителя, ее использовали при проектировании Су-27. За семь лет команда Володи Хачатурова создала компьютерную систему рационального проектирования развития и обустройства нефтегазовых месторождений. Варианты проектов, распечатанные на БЭСМ-6, ложились прямо на стол коллегии министерства для обсуждения. Пятнадцать лет потребовалось мне с командой, чтобы научиться с помощью моделей анализировать последствия макроэкономических решений на государственном уровне. Еще в мае 1990 года нами были предсказаны последствия либерализации экономики по сценарию 1992 года, а в мае 1998-го – банковский кризис августа 1998 года. Это только отдельные примеры.

Поначалу Моисеев терял интерес к задаче, как только удавалось понять принципиальные трудности и придумать метод решения. Переставал интересоваться задачей, как только она превращалась в рутинную инженерию. С годами все больше терял вкус к преодолению технических трудностей. А он всегда «работал со вкусом» (его любимое выражение). Вкус к прикладным задачам привил ему Д.А. Венцель, вкус к мировоззренческим проблемам – И.Е. Тамм. С годами Моисеев, не отказываясь от прикладных, все больше размышлял о мировоззренческих проблемах. Общаясь с крупными «технарями», экономистами, военными, аппаратчиками, обсуждал проблемы, которые заботили тех и волновали его. В самых неожиданных местах отыскивал интересные задачи и завязывал связи. Много таких начинаний бесследно уходило в песок, но иные начинали вызревать. Тут Моисеев ограничивался обсуждением общего замысла работы, принципиальной постановки задачи, подхода к решению. Дальше в дело вступали ученики. Он сначала наблюдал, помогал наладить дело и… скрывался за следующим начинанием. Но на произвол судьбы не бросал. Так возникли экономическое, военное, игровое направления, водные проекты, автоматизация проектирования. Следующий поворот – круг его общений сместился в сторону биологов, почвоведов, географов. Под влиянием Н.В. Тимофеева-Ресовского начал интересоваться глобальными проблемами планетарных процессов и воздействия на них человеческой деятельности. Разработал концепцию модели взаимодействия океана и атмосферы. В.В. Александров провел с моделью вычислительные эксперименты. На ней были рассчитаны последствия обмена ядерными ударами США и СССР по сценарию К. Сагана, мировая общественность узнала о явлении «ядерной зимы». Однако трагическая гибель В.В. Александрова и горбачевская перестройка экономики СССР похоронили программу исследований взаимодействий биосферных и антропогенных процессов. К концу жизни последний поворот – Моисеев пришел к общим вопросам эволюции Природы и коэволюции Природы и Разума. Занимался проблемами синтеза естественнонаучного и гуманитарного знания, этическими проблемами в связи с последним великим вопросом – «Быть или не быть человечеству?»

Больше сорока лет я проработал с Никитой Николаевичем, всякое случалось, а в последние его годы, кажется, мы стали как-то ближе. Мне Никита Николаевич – несомненно. По доброй настойчивости Антонины Васильевны – второй жены Никиты Николаевича – рядом с Моисеевыми мы начали строить дачу. Но Моисеев ушел, и Абрамцево утратило привлекательность. О многом хотелось бы поговорить с Никитой Николаевичем. Чем дольше думаю, тем сильнее чувствую ли, ощущаю, верю – не могу подобрать слова, – что первые сорок девять лет жизни, до 1966 года, когда Моисеева избрали членом-корреспондентом академии, были отпущены для предуготовления к отведенной ему в жизни роли.

В 1960 году состоялся I Всесоюзный съезд по теоретической и прикладной механике. На моей памяти первый раз в съезде принимали участие иностранцы. Моисеев активно общался с ними, тут помогали и французский язык, которому его обучила бабушка, и природные раскованность, общительность. В итоге состоялись полезные встречи с ведущими французскими учеными-гидродинамиками. Мне запомнился только один – Жюль Кравченко. Юлиан Алексеевич Кравченко был из русской эмигрантской семьи, старался быть французом больше других французов. Хорошо говорил по-русски, но доклад делал по-французски. По какому-то делу я постучал в дверь его гостиничного номера. Распахнув ее, месье Кравченко приветствовал меня: «Как я счастлив принять Вас на этой временной территории Франции!» – и подарил пачку черных «Галуаз». Слава богу, для подарка и у меня нашлась пачка «Лайки». Тем мое знакомство и закончилось, а Никита Николаевич вступил с французами в научную переписку, обменивался оттисками. Одним словом, был принят в их круг и сохранил добрые отношения.

Они пригодились, и через несколько лет Никита Николаевич был приглашен в Париж. Командировка была в Центр управления техническими системами, но поселили в Фонтенбло и предоставили маленький «Рено». Моисеев признавался потом: «Глупо было в таких условиях заниматься методами оптимального управления». Он впитывал незнакомую атмосферу, старался понять чужой склад и уклад. У многих в Центре были русские фамилии. Моисеев не сторонился их, хотя поначалу его раскованность вызывала законное подозрение, потом был принят в местную «техническую» компанию. Однажды в парке Фонтенбло заговорил со случайными прохожими, они оказались родственниками знаменитого философа В.В. Розанова. Был принят в их доме, познакомился не только с трудами Бердяева, Ильина, Хайека, но и с Александром Бенуа, другими русскими интеллигентами-изгнанниками. Разговаривал на самые разные темы, вникал в строй их мыслей. Сходились во многих оценках и распрощались добрыми знакомыми. «Никогда я не был так свободен», – вспоминал Никита Николаевич.