Текст книги "Арт-директор"

Собственники бизнеса такой подход совсем не понимают, а тупые, но хитрые управляющие этим активно пользуется. Это люди бедные, говорят они. Не бармены с официантами плохо продают или хреново обслуживают, нет. Это программа неинтересная, шепчут они. Не заказы делают долго и гости устают ждать, поэтому уходят, не депозитная система за столы непроработана, нет. Это все арт-директор, это все он, окаянный!

Поэтому я давно понял и принял, что людей в моей профессии принято считать волшебниками. И ждать от них самых настоящих чудес. Бесспорно, арт-директор это ключевая должность в любом заведении, ведь их, этих заведений, сейчас так много, что предложение безумно превышает спрос. Однако успешное предприятие это тандем работы двух человек, и не менее важен тут управляющий. Мне всегда хотелось поработать в месте, где это понимают. Мне горько признавать, что в нашей провинции таких мест просто не существует.

Тем временем стартовал показ тех самых «фриков». Ведущий с упоением зачитывал рекламные тексты партнеров и спонсоров. Видно, старается, несмотря на молодость и дрожь в голосе. Диджей с отсутствующим видом прислонился к стене, в руках айфон, в глазах усталость. Еще бы, на таком мероприятии твоя задача не развлекать народ радийными хитами, а банально включать подложки под выходы моделей. Но за это, что удивительно, порой платят больше. Такой вот парадокс.

Ева уже основательно набралась принесенным с собой джином, щеки красные, глаза блестят, общается то с одними гостями, то с другими. На самом деле, она и правда умничка, несмотря на выпирающую неадекватность. Возможно, для того чтобы преуспевать в этой сфере по-другому просто нельзя. В конце концов, половина людей за столиками это те, кто сидят на работе с девяти до пяти и для них такой поход в бар как праздник. И им хочется видеть в организаторах не таких же, как они, бухгалтеров, менеджеров по продажам или управленцев, а ярких, эпатажных личностей. Наверное, это все современный цирк уродов и мы в нем всего лишь экспонаты, но пока люди платят за это, и платят хорошо, мы с радостью будем занимать места в витринах…

– Что-то Женя не в духе сегодня, – осторожно сказал Сережа.

Я не заметил, как он подошел, взглянул на «чучело». Стоит возле барной стойки, в руках почти пустой стакан с виски, лицо более чем мрачное. Что на этот раз, жена наконец опомнилась и выгнала из дома? Или – о чудо – он внезапно осознал, что ни хрена не понимает в этом бизнесе и сейчас чувствует собственную ничтожность? Едва ли, с грустью подумал я и скривился.

Женя заметил мой взгляд, подошел поближе, произнес сухо:

– Как дела?

– Замечательно, – фальшиво улыбнулся я. – План по организации таких мероприятий работает, народ, как видишь, идет, и сегодня он состоятельный…

– Только в баре выручка небольшая, – холодно перебил Женя.

– А я тебе давно говорил про бармена, – укоризненно ответил я. – И говорил, что могу помочь…

– Входом твоя Ева довольна?

Я пристально посмотрел на него, спросил осторожно:

– А что-то не так?

– Да вор ты, Андрюша, – повысил голос Женя и пошел на меня.

– Так-так-так, подожди, давай разберемся, – я поднял руки вверх, сделал пару шагов назад, в коридор, открыл дверь подсобного помещения. – Пойдем обсудим, не знаю, кто тебе что сказал или что ты придумал, но уверен, всему можно найти простое объяснение…

Я зашел в подсобку, сердце забилось чаще, адреналин сделал свое дело. Женя последовал за мной, Сережа, оказавшийся случайным свидетелем нашего разговора, присоединился.

Комната, где мы хранили всякий хлам типа сломанных барных стульев, лишних столов, коробок из-под алкоголя, была маленькой, узкой, и мы оказались почти лицом к лицу. Женя поставил стакан на стол, скрестил руки на груди, взгляд злой, бешеный, еще секунда и кинется в драку. Судя по всему, алкоголь все-таки снес этому «чучелу» башню.

Сережа закрыл за собой дверь, лицо испуганное, смотрит то на Женю, то на меня. Я прислонился к стене, засунул руку в карман, где находились собранные со входа деньги, невозмутимо спросил:

– Что случилось?

– Это ты меня скажи, вор, – ответил Женя.

– Давай не будем кидаться вот такими оскорблениями…

– Да ты охренел?! – Женя наконец взорвался. – Я теперь все знаю! Ты воровал деньги и врал мне!

Я не подал виду, но внутри все сжалось. Кто выдал? Сережа? Он не знал. Догадывался, конечно, однако одно дело предположения, другое факты. Маша? Она вообще не общалась с Женей, он ей не нравился, и уж точно она не стала бы ему ничего не говорить, не посоветовавшись со мной.

– Можешь не думать, урод, твоя Ева мне все рассказала, – резко сказал Женя. – Или она врет?

– Что она сказала? – усмехнулся я, на лице все та же маска спокойствия и даже небольшой обиды, а в голове бегущая строка «вот сука, вот сука, вот сука…».

– Что ей ты сказал, мол, вход идет пабу. Только че-то я не вижу, тварь, этих денег! Себе в карман тащишь, сука?

– Ребят, тут какое-то недоразумение скорее всего… – примирительно проговорил Сережа, но Женя осадил его:

– Какой нахер недоразумение?! Этот ублюдок ворует у меня и еще за зарплатой имеет наглость подходить!

Возле головы что-то разбилось, я почувствовал запах виски. Не сразу дошло, что это Женя метнул в меня стакан. А когда дошло, я начал закипать:

– Слышь, ты че делаешь?

– Че я делаю?!

Женя хотел кинуться на меня, но Сережа остановил его. Я отошел на пару шагов, насколько позволяло свободное место, морально приготовился к драке, не переставая материть про себя эту тупую суку Еву.

– Ребят, давайте как-то разберемся, – повысил голос Сережа. – У Андрюши наверняка есть какое-то обьяснение…

– Да клал я на объяснения! – крикнул Женя. – Че тут объяснять?! По-любому он ворует уже давно, как только начались эти мероприятия со входом организаторов! Мы ему тут улыбаемся, руки жмем, поим, кормим, зэпэ даем, а он, мразь, еще и ворует! Да я его сломаю щас, Сережа, не надо меня останавливать, это жесть какая-то…

Сережа продолжал успокаивать, держал Женю, как мог, «чучело» орало в ответ, а я уже не слушал. Просто смотрел на него и думал, как мне все это надоело. Ну кто он такой без меня? Что он может? Бухать в кабинете товар заведения и говорить, какой он, сука, крутой управляющий? Да без меня в этом сранном пабе вообще бы никого не было! Ни одного человека! Нахрен он никому не нужен! В подвале, где-то на отшибе, со стремным интерьером и не менее поганым персоналом! Да если бы не я, он закрылся бы уже давным-давно.

Жалко, конечно, что схема вскрылась. Хотелось уйти тихо, без скандала, без такой вот индульгенции. Рано или поздно любая разводка становится известной, главное вовремя остановиться. И хотя понимаю, что сам вряд ли бы решился прикрыть такой поток почти халявных денег, все равно обидно.

Обидно, что ни Женя, ни его жена, никто другой за исключением, может быть, Сережи, не понимает, что я заслуживаю большего. Что эта «зарплата», про которую «чучело» продолжает орать, настолько смешна, словно работаю не арт-директором, а каким-то курьером, разносящим почту. Обидно, ведь он мог понять, что нужно на что-то жить, а на такую «зэпэ» хер проживешь. Понять, спокойно отвести в сторону, мы бы поговорили, начистоту, искренне, без лжи и оскорблений…

Что ж, думал я, пока Женя что-то говорил Сереже, значит, так и должно быть. Говорил этой тупой Еве, все разговоры о деньгах со входа только через меня. Поверил, клюнул на то, что она приведет за собой людей, они оставят хорошую сумму за билеты. Не стал слушать, когда мне пытались рассказать, почему на самом деле ее поперли из «Эрнесто».

Ладно, сейчас главная задача это выбраться отсюда без ненужных потасовок с этим пьяным ничтожеством, увести Машу и оставшиеся деньги в кассе. Поэтому я глубоко вздохнул, расправил плечи и спокойно сказал:

– Жень, ты прав.

«Чучело» прервался на полуслове, видимо, не ожидал, что я вот так просто соглашусь с ним. Сережа осторожно отодвинулся в сторону, взглянул на меня, глаза печальные, смотрит укоризненно, мол, зачем ты признался, я бы его успокоил…

– Ты прав, – уверенно повторил я. – И знаешь, если уж совсем честно, мне похер на то, что ты думаешь. Я мог бы тебе рассказать, почему решился на это, зачем, о том, что ты не слушаешь никого и несешь полную херню, что вместо того, чтобы повышать чувство собственного величия, ты мог бы не мешать работать мне, Сереже, тем людям, которые во всем этом разбираются… Но ты начал кидаться оскорблениями. Окей, твое дело. Хочешь, можешь прыгнуть с кулаками. Ну ударишь ты меня. Ну отвечу я. Ну подеремся. Дальше-то что?

Женя молчал.

– Поэтому просто дай мне уйти, – продолжил я. – Или можем набить друг другу хари и я все равно уйду. А ты останешься один и твое прекрасное заведение просто закроется, потому что никому, кроме меня, оно нахрен не нужно.

Я сделал пару шагов к выходу, остановился, Женя совсем рядом, захочет, первый удар будет за ним. Мне придется ответить, хоть и не хочу. Не хочу не от мыслей, что он сильнее или вся эта драка к чему-то приведет. Просто мне это все не нужно. Не хочется портить лицо или одежду из-за гнева этого придурка. Не стоит он того, честное слово.

– Вали, – глухо произнес Женя.

Я ничего не ответил и вышел из подсобки.

Вечеринка продолжалась. Из-за громкой музыки никто наших криков не слышал, гости пили и ели, «фрики» танцевали уже на барной стойке. Вместе с ними плясала Ева, увидела меня, подмигнула. Захотелось подойти и толкнуть ее, чтобы ударилась башкой о пол и все мозги сразу встали на место. Я прямо почувствовал эту волну неуправляемого гнева, и еще пара мгновений, и мое желание стало бы реальностью. Однако все это не имеет никакого смысла. Выводы сделаны, точка дохода потеряна. Жалко, конечно. Но ничего смертельного.

Я подошел к кассе, Маша сидит с телефоном, с кем-то переписывается, на лице легкая улыбка, рядом бокал шампанского, видимо, угостил кто-то из гостей. Ничего не говоря, я просто вытащил оставшиеся купюры из специальной папочки, положил из них тысячу рублей рядом. Маша убрала телефон, спросила недоуменно:

– Что-то случилось?

– Нет, малышка, – устало улыбнулся я. – На сегодня твоя работа закончена, спасибо. Это, – указал на деньги, – твой гонорар, ты заслужила премию.

– Спасибо, – засмущалась Маша.

– Не за что. Я поехал, ты тоже не задерживайся.

– Хорошо, вызову такси щас тогда…

Я кивнул и уже через минуту был на улице. Вдохнул полной грудью прохладный воздух. Стемнело, ночь наступала неотвратимо. Обычная субботняя ночь, когда тысячи парней и девушек нашего города, разных возрастов и социальных классов, наполняют собой бары, рестораны и ночные клубы.

Я зашагал в сторону центра, стрельнул у какого-то парня сигарету. Терпкий дым наполнил легкие, никотин ударил в голову, принес чувство легкости, расслабленности. Не так, конечно, я планировал эту ночь. Однако рано или поздно кто-то бы выдал мою схему, поэтому ничего страшного. Может, я себя просто успокаиваю. Может быть. Но есть один факт – «Техас Паб» больше потеряет от этого, чем его бывший арт-директор. Уж в этом я совершенно уверен.

Я выбросил бычок в урну, вышел к дороге, стал ловить такси. Для меня настоящая суббота только начиналась, и я не собирался впадать в уныние и депрессию. Деньги есть, их хватит на пару месяцев безбедной жизни в нашем городе. Хотелось сбросить напряжение, а ничего лучше секса для этого человечество еще не изобрело. Правда, Элия улетела и уже начала покорять столицу, Яну сам выгнал, а остальные девушки из моей записной книжки наверняка захотят о чем-то поговорить или поделиться своими переживаниями, сплетнями, историями, мнениями… Сейчас женский ротик мне нужен был отнюдь не для разговоров.

Поэтому когда подьехала старая обшарпанная «шестерка», я назвал адрес «Крыши», сел в продавленное кресло и закрыл глаза. Завтра будет новый день. Завтра и подумаю, что делать дальше. А сегодня нужно хорошенько отдохнуть.

***

Ураган запахов и звуков набросился с таким рвением, что казалось еще немного и лопнет голова. Дыхание стало порывистым, резким, по всему телу растекалась приятная, сладкая усталость. На губах остался соленый привкус крови от неосторожного движения, однако дискомфорта нет, лишь желание, острое, обжигающее, заставляющее вновь и вновь, стряхивая усталость как пепел сигарет, продолжать любить и быть любимым.

– Хорошо… – с выходом произнесла Аня, смотря в потолок и стараясь ровно дышать.

Она даже не пыталась прикрыть наготу – и мне это чертовски нравилось. Я разглядывал изгибы её по-настоящему женского тела, где помимо костей и мяса, как у многих современных «красоток», есть еще и грудь, попа, бедра, ноги, способные, как выяснилось, на многое. Однако не это тянуло меня к Ане как пчелу на мед.

Глаза.

В них открывался целый мир наслаждения и новой, неосознанной, сладкой, безумной, завораживающей жизни, и каждый взгляд вызывал во мне такую бурю эмоций, что все тело разрывалось на части, а страсть ярким, безмятежно теплым полотном окутывала нас, унося на берег моря под названием экстаз.

Слишком поэтично для меня? Согласен. Однако с Аней всегда было так. Поэтому когда после стресса в «Техас Паб» я ехал в «Крышу», у меня возникло дикое желание позвонить старой, проверенной временем подруге. Сил и азарта знакомиться с кем-то новым, что-то выслушивать, натужно улыбаться не осталось – адреналин от разговора с «чучелом» прошел, оставив после себя пустоту и усталость. Да и не все девушки настолько легки на подъем, они периодически запускают забавный и одновременно раздражающий режим «я не такая».

Когда слышишь эту фразу, сразу хочется сделать рукалицо.

Ты не такая и поэтому в двадцать шесть на твоем пальце нет кольца. Ты не такая – и твои вечера проходят в социальных сетях, а не ласковых и страстных объятиях. Ты не такая – и твои походы в клубы и бары наполнены мужиками, что двух слов связать не могут. Ты не такая – и ты будешь с тем, кто трахается плохо, любит серо, живет скучно.

А отбросить условности, предубеждения, вдохнуть полной грудью и стать счастливой… Нет, ты не такая.

В общем, я выпил пару стаканов виски за стойкой бара, вкратце пересказал случившееся Сашке («Они еще пожалеют, старик, не ссы!») и набрал Ане.

Мы познакомились несколько лет назад, когда я только начинал карьеру арт-директора, а она училась на втором курсе юридического института. Ничего примечательного, увидел симпатичную девочку с милой улыбкой, она неспешно прогуливалась вдоль парка. Пара простых фраз, тройка веселых свиданий и мы стали не то, чтобы встречаться, но достаточно часто утешать друг друга душевными разговорами и хорошим сексом.

Потом работа захватила меня с головой, а Аня вышла замуж. Это, впрочем, не помешало нам видеться время от времени, насыщая друг друга ласками, оргазмами и пониманием. Меня не очень интересовало, что пошло не так в ее семейной жизни, она не вдавалась в подробности.

…Аня достала помятую в порыве страсти пачку сигарет, вытащила две, одну протянула мне, подкурила. «Данхилл», хорошие сигареты; те, что курила моя, как она себя называла, «боевая подруга», обладали мятным фильтром. Его кисло-сладкий привкус смешивался с кровью из прокушенной губы.

– Не думала раньше, что вот так привяжусь к одному парню, – проговорила Аня, медленно выдыхая дым. – Сколько лет мы уже знакомы, Андрюш?

– Столько не живут, – с улыбкой ответил я.

– Ты все шутишь, – беззлобно отмахнулась Аня, подтянула пепельницу поближе.

Завибрировал телефон. Аня беззвучно выругалась, грациозно поднялась, нашла в сумочке мобильник, отключила звук, не глядя. Она знала, кто звонит, я, в принципе, догадывался. Ее муж, бизнесмен средней руки, находился в деловой поездке, в другой стране, и это позволяло не волноваться о стандартной для анекдотов ситуации «я решил вернуться раньше, дорогая». О нем я мало что знал – богат, вроде бы неплох собой, видел пару раз на фотографиях. Аня старалась тему не поднимать, я не настаивал. И хоть не особо жаловал женские измены, в моей голове давно закрепилась предельно простая истина.

В измене виноват не тот, кто изменяет.

В измене виноват тот, изменяют кому.

Не верится, правда? Понимаю. Очень хорошо понимаю. Хочется оправдывать себя, говоря, что она шлюха, раздвигает ноги перед всеми подряд, она тебя никогда не любила и не ценила, а ты, дурак, поверил. Или если ты девушка, думать, какой же он скотина, я отдала ему лучшие годы своей жизни, верила и доверяла, варила ему супы, приезжала, куда и когда он скажет, а он такая тварь, взял и изменил.

Вот только скажите, святые мои: почему же ты, парень, перестал за собой следить настолько, что у нее становится мокро между ног, только когда в фантазиях на твоем месте Брэда Питта? Отчего ты постоянно забываешь бриться, чистить зубы, одевать чистую и глаженую одежду, менять носки и пользоваться парфюмом? Думаешь, приятно, когда от тебя пахнет потом и мочой? А когда последний раз уделял ей внимание? Не словами «эй, ты че делаешь», а по-настоящему, с улыбкой, выбритый, чистый, одетый как с иголочки? Когда ты в таком виде подходил к ней сзади, обнимал и не нагибал, как похотливый баран, а дарил розочку, пусть свернутую из салфетки? Не помнишь? Конечно же, не помнишь!

Зато ты помнишь тот день, когда обнаружил смс от незнакомого парня у нее в телефоне. Помнишь ту минуту, когда на вопрос «что это», она потупила глаза и улыбнулась едва заметно, краешками губ. Помнишь свои ощущения от еще несказанных, но уже услышанных слов.

Но ты никогда не вспомнишь ее слез, без причины, когда она внезапно начинает плакать и страшно сказать, что чувства уходят. Ей самой себе-то в этом признаться жутко! Ты не сумеешь вернуться к тому моменту, как она мягко просила тебя пойти в спортзал, или не есть эту булку, или быть нежнее, или подождать, пока пройдут месячные… А знаешь почему? Потому что ты ничего этого и не запоминал. Ты видел только себя в отношениях.

Правда, стоит признаться, девушки тоже хороши. Ох, как они любят строить из себя жертв! И как же ее любят все утешать! Ой-ой-ой, мне изменили, я была хорошей, а он плохой! Я плевала на его мнения, я делала из него куклу, я заставляла одеваться, как мне нравится, говорить, что мне нравится и даже думать, что мне нравится, я видела в нем мальчика, маленького и не воспитанного, а он такой козел, ушел к той, что разглядела в нем мужчину! Я всего лишь просила его быть ответственным, покупать домой хлеб и молоко, писала ему сто раз, а он лег в постель к той, в чьих смсках слов «люблю» и «хочу» больше, чем знаков препинания!

А в постели… Я девушка приличная и не могу делать все эти пошлости, которые он так любит! Я не та шлюха, к которой он ушел, я не могу делать это ртом, это же так противно, настоящие леди этого не делают! И нагибаться, как он просит, тоже не могу, что я, собака, что ли, или животное какое-то! Моя мама говорила, что если парень хочет быть с девушкой, он будет делать все, и что для уважающей себя женщины любимая поза это лежа на спине! А мама у меня умнаяя, хоть я никогда не знала отца и мужчин у нее с моего рождения вообще не видела…

Брр. Меня аж трясет от напыщенного сверх меры эгоизма брошенных мужчин и женщин, над их слезами и дикой жаждой утешения. А это ни что иное как высшая степень бахвальства: тебя другие превозносят над кем-то!

Да, есть случаи, когда девушка нимфоманка, а парень прожженный бабник. Но это на самом деле редкость! Если партнер рядом с тобой лучший во всем, если в сексе все великолепно, а после можно предаться нежности и душевным разговорам, если есть будущее, если и с родителями знакомы и они одобряют (или хотя бы явно не против), зачем, спрашивается, изменять? Ради каких-то новых мокрой щели или крепкого члена?..

И еще меньше людей винят себя. Слишком мы любим, когда нас утешают. Как наркоманы на игле одобрения и поощрения, мы тащимся, когда гладят по головке и говорят, ты хороший мальчик, а та девочка плохая, все будет хорошо, ты лучше ее, ты…

Ты лучший человек, чем она. А значит, ее судьба покарает, а тебя вознаградит.

Аня мило улыбнулась, потушила сигарету, легла на меня сверху. Загорелое лицо, серые глаза и иссиня-черные волосы создавали такую прекрасную палитру цветов, что моё тело откликнулось незамедлительно. Она почувствовала это, улыбнулась хищно, глаза заблестели.

– Хочешь меня? – игриво прошептала Аня.

– Ты знаешь, – тихо ответил я.

– Странно, и я тебя хочу… – Аня хмыкнула. – Спим уже столько лет, а хочу так, как тогда, в первую ночь…

– Слабее, – с наигранной уверенностью буркнул я.

– Бросаешь вызов? – Она рывком села сверху. – Я принимаю его…

Наши губы сплелись в поцелуи, тела в объятьях, а души в экстазе.

…Позже мы сидели на большой, подобной залу, кухне в мягких креслах и пили горячий ароматный кофе, я латте, Аня моккиато. С натяжного потолка на нас смотрела картина какого-то известного художника, изображающая то ли финальную сцену фильма «Парфюмер», то ли средневековую оргию поистине захватывающего размаха.

Я часто ловил себя на мысли, что мне есть «о чем трахаться» с Аней. Несмотря на чертовскую притягательность, я заранее определил ее как человека, с которым у меня не может быть серьезного будущего. Так было проще слушать рассказы о похождениях, кои порой ставили в тупик даже меня, в сексуальной жизни далеко не новичка и не любителя. Мы делились друг с другом откровениями, которые позже воплощали в реальную жизнь, и это затягивало, возбуждало, стоило только увидеть на дисплее телефона знакомое лицо и слова «приезжай ко мне».

– Ты не ревнуешь меня, – внезапно произнесла Аня, отрываясь от чашки кофе.

– И не собираюсь.

– Такая не нужная?

– Такая замужняя, – оскалился я.

Аня фыркнула.

– Это штамп в паспорте, не более.

– Так разводись, – небрежно бросил я.

– Нафига? – Аня поправила волосы, ее взгляд стал холодным, как лед. – Мне удобно. Не нужно работать, париться. Все, что хочу, покупают. Мне уже не двадцать, Андрюш, где я еще такой вариант найду…

– А как же любовь?

– А она была, – невозмутимо сказала она. – Ты никогда не спрашивал, но мужа я любила. Раньше. Он, знаешь, был таким серьезным, волевым. Сразу поняла – идеальный супруг. Думала, все будет как в сказке, наивная дурочка.

Я промолчал. Аня посмотрела на меня, вздохнула.

– С ним удобно.

– Ты второй раз это говоришь, – буркнул я.

– Могу и третий, и сорок третий, – огрызнулась Аня, легонько ущипнула меня. – Он человек занятой, мало находил времени, когда у меня глаза горели. Я же все по дому делала, и в постели старалась, ну ты знаешь.

Я кивнул.

– А потом надоело. Я че, одна должна что-то делать? Моей жизни нет? Тоже хочу трахаться, и хорошо трахаться, а не так, как он: пару минут после своей гребанной работы и спать сразу. Поэтому сейчас мне пофиг. Ему было пофиг тогда, мне сейчас.

Она замолчала, я нежно поцеловал ее в лоб. Порой женщинам нужно просто выговориться. Им не нужны советы, мнения, решения. Им хочется вслух произнести то, что тяжестью лежит на душе. И в ее словах, при всей жесткости для обычного человека, есть суровая правда.

У любых отношений имется свой срок годности. И когда он наступает, есть всего лишь два выхода: либо выкинуть прокисший товар, либо изменить его состав. Многие ошибочно полагают, что есть и третий вариант, и в итоге очень долгое время травят свой организм. Травят, потому что привязываются, и эта привязанность в итоге разрывается с таким треском, что чуть ли не дымит разлом.

Многие забывают, что отношения это работа. Обычная такая работа. Ничто и никто не дается просто так. И для того, чтобы отношения длились, и срок годности увеличился, нужно постараться, нужно из кожи вон вылезти, чтобы все свершилось, чтобы чудо произошло.

Надо быть сильным, очень сильным, чтобы сказать себе правду. Сказать, что срок годности вышел и ты ошибся, когда подумал, решил, что это не так.

Но еще сильнее надо быть, чтобы этот срок годности продлить. Сделать его дольше. Сделать его вечным.

Отношения это работа. Сложнее работа, чем все до этого. И так было и будет всегда. Надо просто не забывать про это. Не забывать продлевать срок годности.

– И мне жаль, что ты меня не ревнуешь, – прервала мои мысли Аня.

– А должен? – насмешливо спросил я.

Она села, посмотрела на меня все тем же холодным взглядом.

– А вдруг я не буду больше тебе звонить и отвечать на звонки?

– Значит, будет так, – равнодушно ответил я.

– И даже скучать не будешь?

– Именно так, Аннет, именно так…

– Ты знаешь, мне не нравится, когда ты меня так называешь, – холодно заметила Аня.

– Ты знаешь, мне не нравится, когда ты ищешь во мне ревность, – скопировал тон я.

Затянулось легкое, азартное молчание, какое возникает между оставшимися в партии игроками в покер: пора вскрываться, никто не знает, кто блефует – и все боятся проиграть, несмотря на то, что выигрыша страшатся не менее.

– Я тебя, кстати, тоже не держу, – как бы невзначай сказала Аня.

Я расхохотался, пролил немного кофе на себя, хорошо хоть штаны не одел, а напиток остыл, не так горячо, как могло быть.

– Что смешного?

– Ты смешная, – с ухмылкой ответил я.

– Чем же это? – Негатив, смешанный с обидой.

– Я тебе нужен, – уверенно промолвил я.

– Ну у тебя и самомнение… Хотя, – Аня поджала губы, затем улыбнулась, – ты мне когда-то помог.

– Заинтриговала, – с интересом сказал я, встал, налил себе еще кофе.

Аня закурила, зажмурилась, как будто на мгновение оказалась где-то далеко. Наконец выпустила дым и тихо произнесла:

– Ты моя первая измена.

Я молча ждал продолжения, она ждала вопросов. Не дождавшись, покачала головой, закусила губу.

– Это было у тебя в одном из клубов, «Кингс как-то там». Помнишь, пару лет назад? Я тогда еще с подругой приехала, ты еще шутил про ее чулки…

– Рыбачья сеть? – вспомнил я.

– Именно, – рассмеялась Аня. – Знаешь, в тот вечер муж обещал приехать раньше, но опять задержался, в очередной раз, причем, как потом узнала, не по работе, а с секретаршей. Банальность какая, да?

– Ага.

– Случайно поняла, на работу к нему приехала, охранник пропустил, ну, он меня знал. В общем, поднялась в кабинет, а там…

Она осеклась. Я хотел было подойти к ней, однако Аня подняла руку, покачав головой.

– Не надо, Андрюш. Не надо меня жалеть. Было что было. – Она шумно выдохнула, затянулась сигаретой. – И я приехала к тебе, с подружкой, без каких-то мыслей и планов. Так, потусить, выпить, развеяться. А тут ты, такой красивый, с подвешенным языком. Мы сколько тогда не виделись?..

– Почти год.

– Год, да. Ну а потом выпила, ты взял меня за руку, ну и…

Я улыбнулся воспоминаниям. Ну и – это дорога в мой кабинет, маленькую каморку, больше похожую на небольшой склад афиш, реквизита, аппаратуры. Дверь не закрывалась, поэтому я прижался к ней спиной, развернул Аню к себе, поднял платье, а дальше то самое «ну и».

– Мне казалось, буду чувствовать себя плохо, – медленно продолжила она. – Но ничего такого. У меня было такое облегчение! Я аж выдохнула! Муж же потом забрал меня на машине. И я шла к нему довольная, счастливая. Мне было весело, хорошо. Так мое мнение об изменах стало другим. Проще. Наверное, тебе это все неинтересно, – она встала, лицо приняло невозмутимый вид.

Я поставил чашку на стол, подошел к ней, посмотрел прямо в глаза, взяв ее руки в свои.

– Ань, ты мне интересна не только как девочка на «сунуть-высунуть-бежать». И ты это знаешь. Поэтому я сегодня позвонил тебе. Потому что просто секса мне не хотелось.

Она обняла меня, прижалась, а я подумал, что все это до боли знакомо. Знакомо каждому.

Мы обжигаемся. Рано или поздно, каждый сталкивается с ситуацией, которая меняет нас, делает нашу кожу грубее, а самих жестче, заставляя разочароваться в людях и мире вокруг. Обжигаясь, мы теряем веру в добро, в то безмятежное, что хранится в детях, в их глазах, в которых есть та самая искра доброты, безмерной и такой же беззащитной. А обжегшись, загрубев, мы обжигаем других.

И мир движется по спирали, в которой люди как доминошки – один обжигает другого, тот третьего, и так до самого конца, пока последний не обожжет первого, еще сильней, еще беспощадней, еще страшнее.

Уже не вспомнить, кто начал первым, кто легким движением, осознанным али нет, столкнул ту самую доминошку со стола, тем самым ввергнув мир в постоянную спираль мотыльков. С той лишь разницой, что мотыльки летят на огонь по желанию; к людям же огонь приходит сам.

И тяжело остаться хотя бы немного, хотя бы на мгновение тем, кем мы были до столкновения с огнем, до того, как обожглись. Верить в то, что следующий шаг окажется верным, приведет к единственному месту на земле, где горящее домино останется позади, во тьме обмана, предательств, измен. И с каждым ударом встать с колен, подняться, осмотреться, – все сложнее.

Тех, кто встаёт, все меньше. Тех, кто лежит, всё больше. Выбор всегда есть. Но всё чаще нам приходится выбирать меньшее из зол. И когда-нибудь меньшего не останется.

– Ты хороший, Андрюш…

– Поэтому ты меня и любишь.

Аня поперхнулась, чуть отстранилась, уставившись на меня недоуменным взглядом.

– Я не говорила такого…

– Сказала.

– Когда?!

Я поднял ее на руки, поцеловал в шею и прошептал на ухо:

– Двадцать минут вперед.

***

Я всегда любил летний рассвет. Здесь, в этой квартире, где только наступает пора очередного холостяцкого витка моей жизни, наблюдать за тем, как светлеет небо где-то там, на краю земли, более чем удобно. Широкий подоконник, почти полная пепельница, почти пустая бутылка виски. Сна ни в одном глазу, хотя уже шесть утра, а день, вечер и ночь в особенности выдались тяжелыми. И вроде бы не в поезде, не в тамбуре, но все как в песне у Павла Воли – что-то типа одиночества и мысли. Мысли в твоей голове…

Люблю рассвет. Не знаю, что именно снимает с нас маски – виски в крови, усталость в ногах или опустошение в душе, – но мне нравится этот момент. Когда можно побыть собой, пусть немного высокомерным, однако знающим цену себе, своим знаниям, навыкам, опыту. И потому порой так хочется послать нахер всех: позеров, лицемеров, девушек, которые меняют любовь на сумочку от Louis Vuitton, парней, которым папа наконец купил Cayenne Turbo и можно теперь понтоваться. Послать нахер тех, кто растопил наши сердца только для того, чтобы потеряться с гудками на линии и холодными словами "Абонент временно недоступен". Нахер тех, кто улыбается в лицо, а за спиной изливается желчью. И такое чувство, что когда пошлешь всех нахер, останутся единицы или – что вернее – не останется никого.

А еще я хочу, чтобы всегда был рассвет. Будто все только начинается. Ведь самое прекрасное во всем и особенно в любви – это начало.

Это рассвет.

…Распрощавшись с Аней, я вернулся домой, однако спать не хотелось. Прекрасное нежно-алое небо за окном навевало романтические мысли, свежий весенний воздух наполнял ожиданием лета наших надежд. Правда, организм не обмануть, поэтому насладиться очередным беззаботным утром не удалось – я не заметил, как уснул. Проснулся от визга колес – даже в воскресение поток машин оставался таким же плотным, как в будни. А еще прямо под окном расцветала авария: чья-то «мазда» вьехала в бок «шестерке» цвета «баклажан». Хорошо хоть не «ладе седан», подумал я, потянулся. Заныла спина. Все-таки засыпать на подоконнике не самая лучшая идея.