Текст книги "Ваших бьют!"

Александр Попов
Ваших бьют!

– Ва-ших бьют! Ва-ших бьют! – скандировали трибуны, пестревшие цветастыми футболками, рубашками, деловыми костюмами и мантиями.

Периодически с какой-нибудь трибуны поднималось разноцветное облако, состоящее из безумного сочетания женских шляпок, бейсболок и квадратных черных шапочек с помпонами. Кричалки, заглушающие друг друга, были непривычными и казались странными, но, если задуматься, что, как не «ваших бьют!», может деморализовать противника при условии, что в данном случае «вашими» является именно его команда. Можно добавить, что крик «шайбу-шайбу!» не имеет совершенно никакого смысла, так как несведущему в хоккее (если таковой найдется) вообще не может быть понятно, что значит этот лозунг и что, собственно, с этой шайбой делать. Конечно, вопль половины восторженных трибун «го-о-о-ол!» действительно информативен, он хотя бы означает, что свершилось то, ради чего люди и пришли на стадион. Но если немного проанализировать (читай: позанудничать), оказывается, что громогласное сообщение о перемене в счете игры полезно для болельщиков с ограниченными возможностями зрения и именно им их остроглазые соседи сообщают, что какая-то команда либо перехватила инициативу, либо сравняла счет. Но, думается, слепых поклонников футбола на любой игре считаные единицы, если они вообще есть, а орущих болельщиков в тысячи раз больше.

Так что, возвращаясь к началу, скандирование «ва-ших бьют!» все-таки имеет больший смысл при условии, что фанаты той или иной команды находятся в определенных местах на трибунах: большинство не жалеющих голосовых связок «наших» заполняли восточную сторону. Хотя матч проходил на территории Российского филиала Европейской Школы магии, не менее трети зрителей болели именно за нас. А смею вас заверить, что представителей обычного, а не волшебного, или, если уж быть точным в формулировке, магического, мира было двадцать человек, то есть только наша команда. Команда кураторов. Местным, но считавшимся самым наипервейшим в нашей команде, был только тренер, да и он когда-то жил в нашей обычной реальности. Федор Иванович несколько лет назад переехал сюда на ПМЖ, найдя себе здесь хорошо оплачиваемую работу, которая к тому же совпадала с его призванием.

Будучи ярым фанатом футбола, он был не просто болельщиком, а болельщиком въедливым, если возможно употребить такой эпитет. Все свободное от работы бухгалтером время он полностью отдавал анализу всех возможных матчей, какие ему удавалось увидеть либо вживую на стадионах, расположенных в пределах пятисот километров от его дома, либо на экране системы спутникового телевидения, на которую он накопил вопреки стенаниям супруги. Как и всякий нормальный болельщик, он наслаждался игрой, покупая билеты только на лучшие места стадиона, но при этом мучился от того, что беснующиеся рядом соседи отвлекают его от ежеминутного анализа сложившейся на поле ситуации. Его квартира была завалена видеозаписями игр, растрепанными футбольными обозрениями, плакатами команд с автографами игроков и прочими предметами, принадлежащими к дорогому его сердцу футбольному миру. И когда утомленная отсутствием всякого внимания к своей персоне жена, заслонив собой экран, демонстрирующий игру на первенство Европы, изрекла: «Либо я, либо он!» – Иваныч совершенно не колебался.

Уже давно шел второй тайм, а мы еще в первом бездарно пропустили один мяч. Поэтому мы дрались как львы, и, смею заверить, я тоже метался по полю, рычал и вообще вел себя как самый что ни на есть зверь. Правда, исходя из того, что мои футбольные баталии далеко в прошлом, я не могу с полной уверенностью заявить, что являлся наилучшим игроком. Весь мой опыт накапливался в студенчестве на вытоптанном черноземе институтского поля, которое периодически переходили какие-то безумные гражданки с детскими колясками, авоськами или увлеченные молодые люди с глупо хихикающими подружками. Может, мое мнение предвзято и девицы хихикали вовсе не глупо, но согласитесь, неспешно идти под ручку с кавалером, рискуя быть сбитой на землю толпой распаренных сражением парней, главное для которых вовсе не красота игры, а победа в матче, по меньшей мере не очень умно.

Так вот, Федор Иванович, оценив мое героическое поведение на тренировках, главной моей задачей определил полузащиту, так как никто, кроме меня, не мог так эффективно мешаться противнику. И вот сейчас прямо на меня преследуемый упустившими свой шанс нашими нападающими несся, ведя перед собой мяч, Торпеда Грегор – лучший бомбардир команды преподавателей. Говорили, что он не так уж давно зачислен в ее постоянный состав, а до этого играл на правах приглашенного игрока и даже долгое время числился гостем, обитая в местной гостинице. Сейчас же он являлся местной звездой. Кроме того, что он забил несметное количество голов в ворота наших предшественников, в нем действительно было что-то от торпеды. Получив мяч, он разгонялся до бешеной скорости и летел к воротам противника, сметая все на своем пути. Но, по словам тренера, если Грегор и был похож на торпеду, то явно из первых изобретенных образцов, так как, выбрав направление, он перемещался исключительно по прямой. В этом было его слабое место, и, чтобы не дать ему вкатить мяч в ворота вместе с вратарем, существовало два способа: либо передвинуть ворота, что теоретически было вполне возможно – уж четырех запасных для их переноски мы всегда отыщем, либо постараться изменить траекторию нападающего. Конечно, с воротами было бы проще, но на стадионе непременно отыщутся несколько внимательных пар глаз, которые могут раскрыть эту хитрость, да и все-таки не по-спортивному это. Второй вариант для исполнения был сложнее, зато являлся законным.

Пока Грегор, состроив страшную, зверскую рожу (кажется, в быту, если так можно выразиться в условия Школы магии, он являлся оборотнем), летел прямо на меня, я за оставшиеся до неминуемой ужасной встречи секунды пытался сообразить, каким образом выполнить великие наказы Федора Ивановича. Думам мешали звуки, издаваемые заслуженным форвардом. Сходство с торпедой исчезло, заслоненное новым образом – набравшим скорость паровозом из фильмов про Гражданскую войну, и тяжелое дыхание атакующего усиливало впечатление. Энергию согнутых в локтях и вращающихся с бешеной скоростью рук при подключении к ним привода динамо-машины можно было бы использовать в исключительно мирных целях – для обеспечения электричеством обычной пятиэтажки, но сейчас вся эта мощь была явно нацелена на разрушение. Оставаться на пути футболиста было безрассудно, поэтому я нашел рискованное решение, потребовавшее просто нечеловеческой координации движений. Когда между нами оставался какой-то метр, я, изменив выражение своего лица на возможно испуганное (на что со стороны тренера послышался громкий и длинный «пи-и-и-ип»), вздрогнул и сиганул в сторону, при этом каким-то образом ухитрившись захватить с собой и мяч. Не спрашивайте, как это у меня получилось, но хитрость удалась, и Грегор понесся далее, радуясь тем негативным эмоциям, которые, по его мнению, ему удалось у меня вызвать. Я же вернул мяч нашим и тяжело вздохнул, осознавая, что бы стало со мной, если бы я не успел увернуться.

Никак не могу привыкнуть к местным магическим штучкам, хотя именно на стадионе использование магии наиболее ограниченно, чем где бы то ни было на остальной территории Школы. На время матча футбольное поле надежно защищалось магическим щитом, выполняющим обязанности самого беспристрастного арбитра и четко отслеживающим все прегрешения игроков. Ходил слух, что участие в настройке поля принимал сам Пьер-Луиджи Коллина, который, как известно, пять раз признавался лучшим арбитром мира.

Кроме того, экран подавлял и всякое возможное жульничество. Конечно, никто не хочет оскорблять нашего уважаемого противника – команду преподавателей, но ведь вполне возможно, что вдруг кто-то в азарте да и щелкнет пальцами (или там волосок из бороды вырвет, словно Хоттабыч) – и мяч, выписывая немыслимые кульбиты, сам закатится в наши ворота. Или в ворота противника, если похлопочет кто-нибудь из наших болельщиков.

Вот для этих целей на время игры и устанавливался такой щит, хотя мне показалось, что Грегор без использования заклинаний не сумел бы перемещаться с такой скоростью, удерживая при этом перед собой мяч на дистанции ровно один метр, каковую особенность его атак мне и посчастливилось только что обратить в свою пользу.

Магическое поле обладало еще некоторыми немудреными, но очень полезными свойствами – возвращало ушедшие в аут мячи к кромке поля, да еще длинными сигналами забивало высказывания нашего несдержанного тренера. Хотя, судя по причудливо меняющейся высоте звука и продолжительности заглушающего выражения Иваныча сигнала, сказанное им скорее относилось к искусству, чем к банальной ругани. Дошло до того, что местный композитор с великодушного разрешения нашего тренера стал включать некоторые получившиеся музыкальные фразы в свои произведения. Быть может, магический щит имел еще какие-то особенности кроме перечисленных, но я их пока не заметил.

Пока шла игра на поле противника, я наблюдал за Грегором, который, еле успев затормозить перед нашим ошарашенным вратарем, развернулся, тряхнул головой и направился к центру поля, по пути толкнув меня плечом. Определенно с ним что-то не так – не может человек разумный, потеряв мяч, продолжать атаковать ворота противника. Но тут защитникам преподавателей удалось захватить преимущество, и я погрузился в игру. Затем наши снова отбили мяч у противника, у ворот команды преподавателей образовалась какая-то свалка, и под радостный крик меньшей части болельщиков стадиона мы сравняли счет.

Мяч в центре поля, свисток, удар, и у меня даже в глазах зарябило от темпа игры. Может, мы и совсем непрофессиональные футболисты, но за каждую возможность обладания мячом мы были готовы на все. Казалось, что, несмотря на предписания Федора Ивановича, половина команды неотступно следовала за мячом – был ли он в наших «руках» либо у противника. Еще Торпеда Грегор не успел ни состроить очередную ухмылку, ни набрать большую скорость и, как следствие, сбить меня с ног, как я атаковал его. Получив по ногам, я выбил мяч и повел его к воротам, опасаясь только того, что не смогу принести победу команде. Поэтому, передавая пас хорошо зарекомендовавшему себя на тренировках Володьке (почти земляку), я не обратил внимания на тяжелое дыхание сзади, но затем почувствовал тяжелый удар по спине, запутался в ногах и, падая, услышал еще один радостный рев трибун. Я же кубарем покатился по траве, в глазах потемнело, и через какую-то пелену до меня донеслись испуганные возгласы моих товарищей, чей-то звериный рык и громкий свисток.

* * *

Пришел в себя в небольшой комнатке. Открыв глаза, я подумал, что еще не проснулся, потому как ни в какой реальности не может быть таких кричаще-розовых, до боли в глазах, обоев. Рядом лежала аккуратно свернутая пижама такого же цвета, а мебель в виде тумбочки, кровати, комода и туалетного столика с гнутыми ножками настолько идеально сочеталась со стенами, что от этого вида подкатывала тошнота. Просто комната Барби, я даже напряг слух, выясняя, не направляется ли в мою сторону какой-нибудь Кен. Немного очумев от подобной мысли, я резко повернулся на кровати, уже готовый увидеть рядом с собой длинноногое создание с высокой грудью и огромными глазищами. Убедившись, что, кроме меня, в постели никого нет, я немного расслабился, однако не настолько, чтобы не прислушиваться к происходящему вокруг. Отсутствие звуков текущей воды в ванной или шипящего на кухне бекона утверждало, что я все-таки нахожусь в одиночестве, но абсолютной уверенности в этом у меня так и не появилось.

Я торопливо вскочил в поисках своей одежды, так как щеголять мужчине в такой ужасающе розовой пижаме неприлично даже во сне, а у меня почему-то появилась уверенность, что я уже проснулся. Обнаружив свои джинсы и рубашку около кровати, я весьма обрадовался, но вслед за мыслью о знаменитой кукле мелькнула другая: а что, если преподаватели Школы магии за какие-то провинности превратили меня в ее бойфренда? Иначе что я могу делать в такой ужасающей обстановке? С другой стороны, среди наборов, продающихся для создания подходящего «домашнего» антуража для стройного до изнеможения кумира миллионов девочек, нет такого экземпляра, как кукла взрослого небритого любовника в линялых джинсах. Натягивая их, я допрыгал до трюмо и убедился, что в зеркале отражаюсь все-таки я, а не приятель знаменитой игрушки. В облегчении усевшись на маленький стул с круглой подушечкой, украшенной чудесными кружевными оборочками, я пытался привести свои мысли в порядок.

Для начала я застегнул все пуговицы на рубашке, качественно ущипнул свою руку и благодаря нескольким довольно грубым словам, непроизвольно произнесенным после этого, а также покрасневшему на руке пятну убедился, что, по крайней мере, я живой, а не изготовлен из какого-нибудь латекса. Затем походил по комнате, трогая стены и мебель и к своей радости убеждаясь, что и они не пластмассовые. Однако санузел с розовой в цветочек, но, к счастью, действующей сантехникой, обнаруженный мною за небольшой дверцей, снова заставил меня забеспокоиться. Отгоняя ужасную мысль, что я живой игрушкой нахожусь в каком-нибудь эксклюзивном наборе, изготовленном с максимальной достоверностью, я подошел к окну и раздвинул шторы. Шторы были настоящими, окно тоже, а вот пейзаж за ним все-таки не внушал доверия. А вы бы доверяли раскинувшемуся прямо под окнами живописному, с гуляющими по нему белыми как снег овечками лугу, на котором стоял потрепанный милицейский уазик? Две полосы смятой травы говорили, что водитель не принадлежал к числу гринписовцев. Строгий страж закона, одетый в обычную серую форму, периодически чесал затылок, надвигая фуражку на лоб, и допрашивал облаченного в темно-синюю мантию гражданина с длинной седой бородой. Цветастые, судя по количеству прибамбасов подростковые, кроссовки, торчащие из-под мантии старца, добавляли сюрреализма. Почтенный, если бы не обувь, старец, явно тяготящийся разговором с представителем закона, дернул себя за длинную тощую бороду и быстро затряс головой, явно выражая милиционеру свое согласие. И когда он, протянув руку, указал в мою сторону, я резко задернул шторы, походил кругами по комнате и уселся на стульчик с рюшечками.

Итак, сейчас за мной явно придут, но что я здесь успел натворить? Посмотрев на ноготь, я приготовился его укусить, но вспомнил, что это негигиенично, и задумался, пытаясь воссоздать всю цепочку событий.

Итак, я вроде бы вчера играл в футбол в составе команды кураторов. Матч проходил на территории загадочной Школы магии, располагающейся неизвестно где. Мне посчастливилось оказаться здесь вместе с остальными членами команды. Все мое везение заключалось в том, что я был заочно выбран руководством этой организации как куратор практических занятий по курсу «Бытовая магия» у двух одиннадцатилетних девчонок Дарьи и Варвары, являвшихся к тому же близняшками. Сейчас я с полной уверенностью могу заявить, что это было везение, хотя поначалу мечтал только о том, чтобы хотя бы остаться в живых после окончания практики. В одно прекрасное субботнее летнее утро эта очень непростая парочка нарисовалась в моей квартире, ухитрившись появиться прямо из телевизора, который, к слову сказать, как и его преемник, прожил после этого не более двух дней. В довершение всяческих мелких неприятностей, которые устраивали девочки исключительно из самых лучших побуждений, им удалось переправить в мою квартиру из Школы свою подружку – подрастающую особь нечисти черной тяжелой коммуникативности специальной, или проще – спецчертяжку Тимошку. Кстати, оказалось, что чертяжка пишется и соответственно произносится именно через «ж», так как, по моей недалекости, я считал, что «яшк» это просто суффикс. Позже сестры объяснили мне, что «чертяжка» не что иное, как аббревиатура от слов «ЧЕРная», «ТЯЖелой» «Коммуникативности». Мысленно покрутив пальцем у виска, я все-таки принял эту поправку, вспомнив, что и имена последующих творений девочек НОС и НОСИК, о которых позже, тоже несли в себе закодированный смысл. Кстати, не спрашивайте, почему мохнатая нечисть получила мужское имя, я до сих пор не знаю. Но это было еще не все.

Вслед за в общем-то безобидной чертяжкой, искусственно выведенной учеными, явились ее родственники, настоящие черти с дурными: запахом, манерами, наклонностями и намерениями выкрасть свою соплеменницу, чтобы она не смогла выдать секрет их мгновенного передвижения. И, к своему стыду, признаюсь, что им удалось это сделать, а нам всей командой, включая Галочку (секретаршу нашей фирмы, с которой у нас вдруг возникли очень теплые отношения), пришлось бросаться на выручку. Мы героически перенесли все невзгоды, связанные с преследованием банды, и освободили нашу мохнатую подружку из лап врага, хотя справедливости ради надо заметить, что коварные сестры, желая лично провести операцию, утаили от меня тот простой факт, что спасти Тимошку могли и без нашей помощи. Просто девочки не захотели раньше времени сообщать о происшествии в Школу, опасаясь, что в этом случае им не дадут участвовать в таком захватывающем приключении.

И когда мы низвергли самого главного противника – предводителя чертей, на редкость наглого и вонючего, – с помощью заклинания, примененного неугомонной Варей, близняшки, Тимошка и черти сразу вернулись домой, а мы с Галей остались стоять, не в силах поверить, что все закончилось. И хотя я уже пять дней мечтал остаться наедине с Галочкой, которая вроде и не была против, как-то само собой получилось, что я только проводил ее до дома и вернулся в свою квартиру, где и обнаружил приглашение на ежегодный товарищеский футбольный матч между командами преподавателей и кураторов (осенняя игра). В качестве напоминания о «безумной практике» мне остались новенькая плазменная панель и забытые моими воспитанницами явно волшебные украшения: заколка в виде какого-то представителя кошачьих и круглая сережка в форме бутона чертополоха.

И затем после трех (правда, очень долгих) месяцев ожидания я оказался здесь. Здесь – это на территории Школы магии, где меня поселили в отличный гостиничный номер со всеми удобствами. Но почему я очнулся в кукольном домике и кому пришла в голову бредовая идея меня сюда засунуть?

Когда у меня появилась эта мысль, я просветлел, словно Будда. С долгожданным футбольным матчем (кстати, каков все-таки счет?) я совсем позабыл про моих девчонок, способных на подобную пакость. Впрочем, в первый же день пребывания здесь строгий дяденька в штатском в ответ на наш вопрос о встрече со своими подопечными сообщил, что у детей сложная пора подготовки к новому учебному году, поэтому до матча мы их увидеть не сможем. А затем пришло время индивидуальных программ нахождения кураторов на территории Школы магии. Первыми в списке числились «занимательные» экскурсии по открытым для посещения несотрудниками Школы местам. А открытых для посещения мест было крайне мало. Первым числился Исторический музей Российского филиала Европейской Школы магии, который, несмотря на название, скорее всего, являлся просто выставкой. Начать с того, что при упоминании сочетания «музей – магия» перед моим мысленным взором сразу возник образ величественного и мрачного здания, выполненного в стиле ампир – соединении массивных геометрических форм с предметами военной эмблематики, чтобы каждый посетитель мог почувствовать свое ничтожество перед могуществом магических сил Вселенной. И внутри нас непременно должен встретить зловещий полумрак, качаемый вставленными в стены коптящими факелами, из углов комнат рваными запыленными кусками будет свисать паутина, а каждый представленный экспонат просто обязан быть освещен оплавленными скосорюченными свечами. Седой, похожий на привидение экскурсовод скрипучим голосом будет вещать нам о великих вехах в истории Школы и о грандиозном предназначении покоящихся на бархатных подушках артефактов.

Но нет, музей размещался в небольшом, покрашенном в бежевый цвет совершенно непримечательном здании, и только скромная кованая табличка сообщала о том, что внутри действительно расположен музей. Под стать экстерьеру был и интерьер. Холл, освещаемый равнодушными люминесцентными лампами, встретил нас портретами местных выдающихся педагогов, причем с полотен на нас смотрели несколько испуганные учителя с лицами передовиков социалистических соревнований, до этого ни разу в жизни не имевших возможности удостоиться внимания средств массовой информации. Хотя на некоторых картинах были изображены люди, внешность которых заставляла поверить в силу их магических возможностей. Но по почерневшим рамам таких портретов становилось понятно, что художник писал их с основателей Школы, кои либо давно почили, либо отошли от дел. Остальные лица ничем не отличались от лиц на фотографиях в холле какого-нибудь обычного современного вуза, и предназначение этих изображений служило гуманной цели показать нерадивым студентам, кому им в конце безбожно прогулянной сессии придется сдавать зачеты и экзамены.

Экспозиция первого зала тоже оставляла желать лучшего. Главными экспонатами являлись закоптелые предметы из лабораторий средневековых алхимиков, одежда какого-то очень уважаемого мага, один к одному копирующая серый балахон Гендальфа из экранизированной трилогии, и одна из трех купированных каким-то отважным героем голов дракона (на небольшой табличке было прижизненное изображение чудовища). Судя по облупившейся на шипастой голове краске, голова была изготовлена из папье-маше или из чего-то подобного. А немного кривая морда чудовища говорила, что либо экспонат клеили не слишком старательные ученики, либо, наоборот, создающие этот шедевр постарались максимально достоверно отобразить тот факт, что по голове перед смертью прошлась булава героя. Про остальные выставленные предметы зала и говорить неохота.

Честно говоря, подобных «волшебных» экспонатов я и сам могу набрать сколько угодно. Например, можно посетить химический кабинет после лабораторной работы в нашем классе на том занятии, темой которого была реакция «серебряного зеркала». Тогда, чтобы извлечь из опыта практическую пользу, мы попытались засунуть в пробирку согнутую вдоль пластиковую линейку, которая в результате неосторожного обращения загорелась от спиртовки, после чего сначала давала отличное пламя, а после накрывания ее тетрадью – дым и изумительную въедливую вонь. Вот вам пожалуйста и кабинет алхимика: благородный металл, дым и закоптелые колбы. Балахон Гендальфа можно надыбать на школьном новогоднем утреннике и к нему в придачу нос гномика и уши зайчика, а в детском саду попросить пачку снежинки для полноты «волшебного» гардероба. Я уж молчу про папье-маше и пластилин: из этой комбинации вообще можно изготовить действующую модель чего угодно при условии, что она будет неподвижно покоиться под стеклом, как и в залах Исторического музея Российского филиала Европейской Школы магии.

Второй зал порадовал несколько больше. Здесь были кое-какие интересные мелочи типа летающего гусиного пера, способного, если верить табличке, указывать золотые жилы, но мне почему-то казалось, что это просто подвешенная в магнитном поле замаскированная стрелка компаса, к тому же от подставки шло явственное гудение плохо собранного электромагнита. Еще можно было полюбоваться на запертые в просторном стеклянном ящике удивительные самоходные домашние тапочки настолько стоптанные, что становилось ясно: хозяин расстался с ними потому, что просто пошел и прикупил в местной волшебной лавке новую пару. Тапочки изредка покидали такой же потрепанный, как и они, но абсолютно обычный коврик, дотаскивались до стекла и немного приподнимали дырявые носки, словно стараясь среди посетителей высмотреть предавшего их, но по-прежнему любимого хозяина. И только зрелище печальной обуви заставляло поверить, что не все экспонаты музея являлись реквизитом обычного иллюзиониста.

Оторвавшись от основной группы, я направился в зал, который был обозначен перекрещенными мечами. Уже порядком заскучав, здесь я надеялся увидеть настоящее магическое оружие, но опять же на почетном месте был представлен «боевой» посох, обернутый красной фольгой и поэтому казавшийся непременным атрибутом Деда Мороза, стальной кастет с пятнышками ржавчины, пневматический пистолет под «Макарова», россыпь сюрикенов, бумеранг и макет самонаводящейся ракеты «Патриот». Единственное, что указывало на «волшебность» этих предметов, было немыслимое количество магических рун, нанесенных на экспонаты. Понятно, что я нахожусь на территории именно Российского филиала и здесь вряд ли окажутся такие экспонаты, как меч Эскалибур короля Артура, вытащенный им из камня, самонаводящееся и обладающее высокой пробивной способностью копье Гурнир, дарованное Одину гномами, принадлежащий Сигурду меч по имени Грам, которым он завалил дракона Фаснира, исполинский лук индийского царя Друпада, помогший найти хозяину достойного зятя Арджуна, японский меч Кусанади, покоившийся до боя с отважным Сусано во внутренностях восьмиглавого змея, или рукавицы Минджикэвон индейского вождя Гайаваты, те самые, про которые поется: «Сокрушать он мог в них скалы, раздроблять в песчинки камни». Ясно, что всего этого быть здесь не может, да и палица Святогора Богатыря из-за своих габаритов не могла украшать экспозицию, но где, я вас спрашиваю, отечественные и более распространенные средства уничтожения врага, такие, как меч-кладенец, нож-саморез, сабля-саморубка или хотя бы удавка-душегубка? Где это все? Определенно мне здесь делать совершенно нечего.

В разочаровании я направился в другие залы. Музей был крайне неинтересен, и, чтобы не выставить себя в глазах Школы простаком, которого легко удивить представленным примитивом, я нашел единственно возможное объяснение, что действительно волшебные вещи обладают неограниченным сроком действия и хозяевам просто жалко с ними расставаться. Размышляя об этом, я в одиночестве направился к выходу, где и обнаружил единственный экспонат, который меня несказанно удивил и порадовал. Еще бы, это же был созданный моими воспитанницами НОС-1 – Нюхач Особый Стационарный, первая модель, о чем и гласила табличка, прикрепленная к небольшому вольеру, где он обитал. Волна воспоминаний о нашей героической операции захлестнула меня, заставив сжаться сердце. Ведь после ознакомления с музеем у меня возникло стойкое впечатление, что всего, что со мной произошло три месяца назад, просто не было, а сама Школа магии не что иное, как объединение опытных иллюзионистов.

Почуяв мой запах, нюхач бросился на ограждение, едва не снеся его. НОС-1 являлся важнейшим прибором в розыске дурно пахнущей банды похитителей Тимошки, и, хотя он представлял собой огромный, в метр высотой, человеческий нос, вел он себя как соскучившаяся по хозяину собака. Он трепетал ноздрями, тыкаясь в мою руку, вилял своим телом и всем видом показывал, как ему скучно взаперти в музее без дорогих его волшебной организации людей. Я погладил его горбинку, отчего довольный НОС будто немного уменьшился, припав к полу, и вдруг почувствовал укол вины. Это преданное создание, кстати тоже выполненное девочками на основе папье-маше, было нами оставлено и забыто на крыше многоэтажки, когда мы с его помощью определили направление, куда двинулся отряд чертей. Но, как и всякое домашнее животное, обладающее отменным нюхом (читай: собака), нюхач был незлопамятен.

Я оглядел вольер. Странно, но его собрата НОСИКа нигде не было видно. Дело в том, что сестры изготовили два магических прибора, чувствительных к запахам, и НОСИК являлся не чем иным, как Нюхачом Особым Стационарным Идентичным Карманному. Я подумал, что мое предположение, что в музее выставлены предметы, не имеющие практического применения, подтверждается. Видимо, карманная модель, как наиболее компактная, пусть и с меньшей чувствительностью, и сейчас используется в каких-нибудь поисках.

Еще раз потрепав давнего помощника, я встал, чтобы заметить на лицах остальной группы недоумение, смешанное с некоторой долей зависти. Не каждому удается в неведомой стране встретить старого знакомого, который мало того что оказывается исполинским носом, но еще и безумно рад видеть тебя. Но экскурсовод уже двигалась в мою сторону с ясно выраженными намерениями отчитать меня за нарушение первейшей заповеди большинства скучных музеев: «Руками не трогать!» А я ведь бывал и в таких, где на многих табличках, если переводить на русский, написано: «Пожалуйста, трогайте!» И какое было удовольствие покрутить ручку старинного телефона и, поднеся трубку к уху, услышать треск линии или залезть в кабину самого настоящего самолета, чтобы, высунувшись, наблюдать, как послушно отзываются крылья каждому движению штурвала. Но этот музей был не из таких, поэтому я торопливо сделал самое невинное, на которое был способен, выражение лица, незаметно вынул из заднего кармана платок и бросил его своему проверенному помощнику. Может, это и было похоже на сюжет из романов Дюма, где прекрасная дама, чтобы поощрить своего кавалера, при прощании выбрасывает ему надушенный платок из кареты, но чем я еще мог порадовать нюхача? И когда я быстрым шагом отошел от вольера, успокаивая экскурсовода, смотревшую на меня с осуждением, НОС уже накатился на платок и блаженно расслабился. Взяв с себя обещание непременно навестить нюхача вместе с девочками, я присоединился к группе и продолжил скучное занятие: обозревать остальные неказистые экспонаты.

Двор гостиницы, где нас поселили, тоже не вызывал особого интереса. Это было вполне современное здание, немного стилизованное под старину, расположенное на окраине небольшого поселка. Мой номер, оказавшийся на первом этаже, не отличался изысканностью, но обладал предельной функциональностью. Единственное, что мне не нравилось, так это отсутствие верхнего света. Два высоких торшера в гостиной и две лампы на прикроватных тумбочках в спальне – вот и все освещение. В некоторых ситуациях мягкий свет торшеров пришелся бы очень кстати, но так как мне ничего такого все равно не грозило, перспектива постоянно находиться в полумраке казалась даже немного неприятной, но все остальное было великолепно. Здесь можно было бы вполне приятно проводить время, услаждая душу множеством книг, взятых в холле гостиницы, и читать их перед камином в кресле-качалке, укрывшись мягким пледом. Или взвизгивать от восторга при просмотре новейших, классических и даже утраченных фильмов, сидя на диване перед огромным экраном, окруженным великолепным звуком, и используя функцию генерации запахов, благодаря которой многие современные фильмы здесь не пользовались успехом. Встроенный в стену глубокий шкаф радовал обилием костюмов, но для праздного шатания в окрестностях гостиницы хватало и обычных джинсов. Можно было расслабить свое тело в небольшой сауне и даже спуститься в медицинский кабинет, где квалифицированный врач с огромными руками и чем-то похожий на тролля сделал бы массаж. Но зачем все это, если находишься на территории таинственной Школы магии, такой таинственной, что, в укор другим таинственным организациям, о ней не знал никто до тех пор, пока она сама не решала заявить конкретному человеку о себе?