Текст книги "Ваших бьют!"

Не лучшим образом соответствовали магической структуре этого места и окрестности. На деревьях, растущих в разбитом около гостиницы саду, не росли яблоки – ни молодильные, ни отравленные злыми колдуньями. Не гукали пугающе филины, не скакал Серый Волк, и, даже нагнувшись к самой земле, в траве я не обнаружил ни одного гнома. Пчела, на которую я наткнулся в поисках маленького народца, не заговорила человеческим голосом, а чувствительно ужалила меня в ладонь и полетела умирать, даже не всплакнув о своей горькой участи. Прогуливаясь, я не раз бросал взгляд на небо, но нигде не было заметно приближающегося трехголового дракона, бумажная копия головы которого являлась одной из жемчужин местного Исторического музея.

Короче, отблагодарив меня поездкой в Школу магии, руководство никоим образом не хотело, чтобы гости из обычного мира хоть что-нибудь да увидели, а индивидуальные программы пребывания не оставляли возможности встретиться всем вместе и устроить что-нибудь типа забастовки. Поэтому единственным развлечением, которое я нашел здесь перед периодом тренировок, было испытание на себе самой настоящей магии, установленной для того, чтобы любопытные кураторы не разбегались по территории. В первый раз, направляясь к живописному утесу, выглядывающему из-за кромки леса, который расположился недалеко от гостиницы и на вид был достаточно устрашающим, я был немало удивлен, когда в течение двух часов, шагая по укатанной луговой дороге, так и не добрался до цели своей прогулки, хотя на вид до скалы было не более чем два километра. Решив, что это всего лишь зрительная галлюцинация, я закрыл глаза и сделал еще несколько шагов вперед, а когда открыл, то увидел, что иду в обратную сторону и что, оказывается, отмахал уже так много, что гостиницы, как и поселка, почти не видно. Сразу позабыв про злосчастный утес, я быстро пошел назад и очень обрадовался, когда заметил, что здания все-таки приближаются. С тех пор свободное время я проводил, исследуя окрестности моего временного жилища. В результате многочасовых прогулок оказалось, что предел моего свободного перемещения ограничен полутора километрами от границ нашего не более чем километр в диаметре поселения.

Самое удивительное, что поначалу меня забавляли такие прогулки, как забавляют зрителей, окруживших наперсточника, попытки разгадать, как у него получается дурачить очередную жертву, склонившуюся над его ловкими руками. Я пытался обмануть магическую преграду, цепляясь взглядом за какой-нибудь близлежащий предмет, и действительно шел вперед, но, приблизившись к рубежу, наблюдал, как этот предмет начинал с регулярностью попадаться в поле зрения, что говорило о том, что каким-то образом я путешествую по кругу. Походив так пару дней, я устал от попыток разглядеть момент моего «одурачивания» и стал откровенно злиться. Мне все чаще стали приходить в голову мысли устроить какой-нибудь показательный диверсионный акт. Только я не знал, с чего начать: то ли раскрасить здание музея завитушками из аэрозоля, то ли разобрать штакетник около гостиницы и запалить такой костер, чтобы маги-инквизиторы от зависти зубами заскрипели. Или хотя бы разбить экран жидкокристаллической панели в номере, чтобы убедиться, жидкие ли кристаллы на самом деле и уместятся ли они в этом случае в трехлитровую банку.

Пару дней я гулял по поселку, придумывая всевозможные пакости, которые я могу устроить руководству за пренебрежительное к себе отношение. Судя по мрачным физиономиям других гостей, с которыми мне изредка доводилось встречаться в гостинице (паскудные маги постарались, чтобы мы как можно реже попадались друг другу на глаза), они испытывали подобные чувства. Некоторые, проходя по холлу, нехорошо улыбались, пинали двери и даже сплевывали на пол. У всех возникло стойкое впечатление, что мы находимся под своеобразным домашним арестом.

Назревал бунт, и тут за нас взялся Федор Иванович. Может, нам что-то подсыпали в еду, но все как один загорелись бешеным энтузиазмом и до седьмого пота гонялись за мячом на футбольном поле. Безжалостный тренер словно издевался над подопечными, но, так как он был «из наших», а «нашим» хотелось наподдать местным, держащим нас взаперти, мы беспрекословно его слушались. Да и послушать было что: наше футбольное поле не покрывал никакой магический щит, поэтому каждое сказанное Иванычем мудрое слово только прибавляло нам прыти. И уже через несколько дней мы чувствовали себя вполне способными порвать на части команду преподавателей, которые, судя по количеству сыгранных с разнообразными командами кураторов матчей, были сильнейшим противником. Радовало еще и то, что наблюдать за нашими тренировками приходили постепенно все больше местных, активно болевших за нас, и это вселяло уверенность, что и на ежегодном товарищеском матче по футболу между командой преподавателей Школы и командой кураторов «Наши Ваших бьют» у нас будет немало фанатов.

И вот в четверг (а, судя по щетине, прошло не более суток с момента моего падения) матч состоялся, банкет, обещанный руководством Школы кураторам, прошел без меня, а я так и не знаю, ни каков счет, ни что со мной случилось, ни что я тут делаю. Похоже, эти вопросы я задаю уже в третий раз. И кажется, ранее у меня уже промелькнула мысль, что идея поместить меня в подобную идиотскую обстановку для скорейшего выздоровления после полученной на матче травмы (скорее всего, я потерял сознание, когда шмякнулся на поле) могла прийти только в неуемные головы моих практиканток. Подумав над этим, я усомнился в правильности сделанного вывода, так как никакой здравомыслящий доктор не поверит ребенку, что взрослый человек может нуждаться в таком способе реабилитации. Но, вспомнив искренние глаза девочек, заявляющих в унисон после своих проказ: «Это не мы!» – я решил, что гипотеза имеет право на существование. Никто из местных не знает моих привычек в обычном мире, и вполне вероятно, что девочки, прожившие в моем доме целую неделю, могли запросто убедить окружающих, что именно так и выглядит моя кооперативная двухкомнатная квартира в рядовой новостройке на тринадцатом этаже.

В дверь вежливо постучали. Кто это? Если девочкам разрешили бы меня проведать, то, скорее всего, они бы просто ввалились в комнату, сметая предметы ужасного мебельного гарнитура. Так что, вероятнее всего, это милиция, и неважно, что я так и не нашел в своем поведении никаких противоправных действий. Как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности. Вдруг я во время своих познавательных прогулок сделал что-то не так? А футбол? Возможно, что отнимать мяч у атакующего Грегора, как гордости футбольной команды Школы, является просто недопустимым кощунством. И за это меня отвезут в какие-нибудь темные казематы с раритетными, но при этом действующими орудиями инквизиции на стенах, загорелыми от использования раскаленных щипцов палачами с обнаженными торсами и в красных колпаках, безумными, потирающими сухонькие ручки докторами-садистами в окружении всевозможных склянок с дымящимися жидкостями и прочими ужасами. После представления такой картины любой бы на моем месте как был одетый прыгнул в кровать под розовое атласное одеяло и натянул его по самую шею. Любой, но не я: я еще подстраховался, решив прикинуться спящим.

Когда в дверь снова постучали, на этот раз более уверенно, я для полноты картины стал тихо посапывать, изображая счастливый сон абсолютно безгрешного человека, но при этом внимательно наблюдая за происходящим через щелочку между век. Снаружи кто-то взялся за ручку, которая медленно опустилась вниз, я зажмурился и замер. Прошло несколько минут, а ничего так и не происходило, кроме того что под плотным одеялом мне становилось жарко. Когда уже порядочно вспотел – то ли от жары, то ли от неопределенности момента, – я не выдержал и, решив не даваться в руки местным неправедным чернокнижникам, одним махом вскочил на кровати и, приняв боевую, как мне казалось, стойку, открыл глаза.

– Здравствуйте, девочки.

Возникло длительное молчание. Очевидно, сестры как-то по-другому представляли нашу встречу. Организация их нежных девичьих организмов требовала объятий, радостных криков и еще обязательного кружения по комнате; я же, не успев разогнать картины представленных мною ужасов, продолжал стоять, даже забыв опустить руки. Первой пришла в себя Варвара и обратилась к сестре:

– Даш, да все в порядке, ты вспомни, он при первой нашей встрече вообще щучкой за диван нырнул, а сейчас только по кровати скачет. Значит, ему лучше стало, он к чему-то хорошему ввысь тянется.

– Точно, он раньше все время на пол валился. Помнишь, когда к нам Тимошка пришла, он…

Странно, прошло уже три месяца с нашей спасательной операции, а такое чувство, что мы вообще не расставались, и снова я вопреки своему желанию начал оправдываться, вместо того чтобы поставить их на место:

– А кто просил вас всех из телевизора появляться? У меня, между прочим, двери есть. И окна, – зачем-то добавил я и как-то так горестно опустил руки, будто всегда ждал такой встречи, хотя в мои окна могут шагнуть либо монтажники, либо вампиры, либо Дмитрий Нагиев со своей передачей.

Я стал спускаться с кровати, и тут девочки сделали наконец то, зачем пришли. Да-да. Они набросились на меня, повалили на кровать (видимо, учились у Грегора) и начали довольно чувствительно по мне скакать, раздирая мой слух истошными визгами. Под их прыжками я постарался сгруппироваться и стал ждать, когда они выдохнутся, чтобы я мог наконец их нормально поприветствовать. Увы, этим мечтам не суждено было сбыться, так как раздался ужасающий удар двери о стену и чей-то зловещий голос произнес:

– А ну быстро всем выйти из сумрака!

Скорее всего, голос произнес что-то другое, но не мог же стоящий в дверях милиционер из уазика, проходящий службу на магической территории Школы и только силой своего слова сдернувший с моего измочаленного тела близняшек, произнести что-то банальное типа «Стой, стрелять буду!» или там «Руки вверх!». К тому же страж закона представлял собой крепко сбитого, уверенного в себе мужчину моего роста, предпенсионного возраста, но бодрого и подтянутого. Он оглядел нас, постарался незаметно облегченно выдохнуть и убрать какой-то предмет в притороченный к его ремню чехол. По тому, как обеспокоенно девочки следили за его движениями, я догадался, что этот предмет не являлся ни цветиком-семицветиком, ни палочкой-выручалочкой. После того как угрожающее нам нечто заняло свое место и для надежности было защелкнуто на кнопку, милиционер снова посмотрел на нас. Затем, как и ранее на лужайке, почесал в затылке и спросил:

– Вы тут одни?

Девочки, опешившие от глубины этого вопроса, молчали. Затем Даша начала тихо бормотать:

– Мы тут не одни, а втроем с Александром Игнатьевичем, нашим куратором. А то, что без разрешения к нему пришли, так нам давно обещали, вот мы и решили проведать его после ужасной травмы. А предупреждать никого не стали, чтобы…

И все в таком же стиле. Услышав эту тираду, я даже немного воспрянул духом. Я ведь раньше думал, что сестрицы только меня не слушаются, а оказывается, это их обычное состояние. Но все-таки они хорошие, даже без разрешения меня навестить пришли, а то как же я после травмы… Стоп, какой травмы? Ужасной? Так, может, я при смерти? С другой стороны, не могут же девочки быть такими бессердечными, чтобы сигать по телу своего умирающего куратора. А может, у меня бред? Точно, ну ведь подозревал же, что не может быть комната такого отвратительного цвета!

Тем временем под непрекращающееся бормотание сестер майор (надо же, сколько мне чести!) оглядел комнату, скривился, что позволило мне усомниться в вынесенном самому себе диагнозе, удрученно на меня посмотрел, словно декоратором этой гадости был я, и, пододвинув к себе стульчик, спросил:

– Александр Игнатьевич, можно присесть? Дело в том, что у нас к вам серьезный разговор.

Едва он это произнес, как в комнате что-то изменилось. Сначала я решил, что это магический номер, нацеленный подчеркнуть всю важность момента, но потом понял, что просто девочки, понявшие, что пришли не по их души, как по команде перестали бубнить, закрыв рты, но компенсировали это действие раскрыванием ушей на всю возможную ширину. Они постарались незаметно сдвинуться в сторону так, чтобы не находиться на линии «куратор – милиционер», в надежде, что про них забудут и вследствие этого они будут в курсе событий.

Я прочистил горло, встал с кровати и галантно предложил присаживаться. Но как раз с этим произошла заминка, так как я теперь стоял. И поскольку в комнате Барби больше мебели не было, если бы он присел на стул, мне бы пришлось сесть на кровать, а в таких условиях разговор носил бы несколько фривольный характер. Поэтому он отставил стул, покосился на девочек, которые мгновенно напряглись, готовые отстаивать свое право присутствовать при разговоре представителя власти их Школы с их куратором. Я был уверен, что, если им откажут в таком пустяке, сестры потребуют, чтобы я за них вступился, так как я вообще нахожусь здесь исключительно благодаря их стараниям. Но, неблагодарный, я решение этого вопроса был намерен оставить за майором, как более компетентным, поэтому даже немного расслабился.

Милиционер еще раз взглянул на близняшек, вздохнул и спросил:

– Александр Игнатьевич, как вы себя чувствуете?

Вопрос уже сам по себе вызвал у меня беспокойство, так как почти всегда означает, что у того, к кому он обращен, либо уже что-то случилось со здоровьем, либо вот-вот случится. Вооруженный этой усвоенной за годы жизни мудростью, я не стал делать скоропалительных выводов, а внимательно прислушался к своим ощущениям. Мысленно ощупав себя с головы до ног, я не нашел никаких поводов для беспокойства, только давали о себе знать оттоптанные коленками девочек бока, да немного ныла спина ввиду чрезвычайной мягкости матраса кровати. Но на всякий случай я решил уточнить:

– Вроде нормально, а в чем дело-то?

Майор внимательно на меня посмотрел, протянул руку к затылку, но, заметив мой взгляд, остановил ее, осуждающе на нее взглянул, для надежности спрятал за спину и ответил:

– После того как вы перехватили у нападающего команды Школы мяч, что позволило вашим коллегам одержать победу в матче…

Тут я его бессовестно перебил, заорав что-то восторженно-торжествующее и вскинув руки вверх, отчего мой визитер снова скривился. Определенно либо ему не нравились мои манеры, либо он не являлся болельщиком нашей команды. Настала моя очередь трепать девчонок, которые не испытывали никакого энтузиазма по этому поводу, ввиду того что они уже знали результат матча или из-за банальной ревности, что их появление (в силу обстоятельств) вызвало у меня меньший ажиотаж. Когда мои безумные пляски уже достаточно утомили официальное лицо, оно громким кашлем привлекло к себе мое внимание и, вложив максимум сарказма в голос, вопросило:

– Александр Игнатьевич, не будете ли вы так любезны уделить немного внимания скромному работнику правопорядка?

Я, минуту назад торжествующий по поводу успехов нашей команды, недовольно насупился, обиделся и продолжил в том же духе:

– Ну если так будет угодно вашей милости. – При этом я, замороченный обстановкой, внезапным появлением девчонок, а затем и милиции, выпрямился в струнку и отвесил изящный поклон.

А что они в самом деле? Я прибыл сюда по приглашению, заверенному руководством Школы, как указывалось в нем, «за особые заслуги», а со мной обращаются, словно с преступником, – ограничивают свободу передвижения, не дают свиданок, допрашивают. Продолжая злиться, я выпрямился, заложил руки за спину и снова съязвил:

– Не при делах я, начальник!

«Начальник» остолбенел, я тоже, поняв, что перегнул палку. Но злость не позволяла мне извиниться, хотя перед глазами снова забрезжили картины темных казематов. Девочки, ошарашенные моим бунтарским поведением, открыли рты, да так, с открытыми ртами, и шагнули и своими тщедушными фигурками заслонили меня от представителя власти. Я попытался отодвинуть их, но они упирались и недовольно на меня шипели. Наша возня продолжалась с пару минут, когда майор громко вздохнул, взял-таки стульчик, оседлал его, положив локти на спинку, и уселся, подперев голову руками. Когда он закрыл лицо ладонями, мы успокоились и решили: либо дело действительно серьезное, либо наша троица вконец утомила милиционера.

Я обошел девчонок, сел напротив него на кровать, благо что второй спинки не было, и попробовал вернуть разговор в позитивное русло:

– Извините, просто я сегодня что-то сам не свой.

Майор приподнялся с места, протянул мне руку для пожатия и сказал:

– Давайте начнем сначала. Майор местного отделения милиции Серегин, глава образованного вчера отдела по борьбе с преступностью.

Ничего себе новости! Это значит, что до вчерашнего дня преступности здесь не наблюдалось. И надо же, именно я первый из свидетелей (подозреваемых), к кому он обратился. Велика честь, только чем мне это обернется? Я тоже привстал, пожал его руку и всем своим видом выразил готовность слушать. Он, убедившись, что больше никаких эксцессов не предвидится, снял наконец многострадальную фуражку и заговорил:

– Дело в том, Александр Игнатьевич, что вопрос о вашем здоровье я задал неспроста. Вы помните, что с вами вчера случилось?

Я попытался вспомнить. Что со мной случилось – отнял мяч у Грегора, он, скорее всего, обиделся, всего-то делов. Поэтому я ответил:

– Играли в футбол, передал пас, потом споткнулся, упал, потерял сознание.

В голове вертелось продолжение: «очнулся – гипс», но я решил не провоцировать товарища майора цитатами из советских комедий. Однако простодушная физиономия Семена Семеныча все равно появилась перед глазами, заставив меня разулыбаться.

– Напрасно вы веселитесь, Александр Игнатьевич, – заметил мое веселье майор Серегин и принял максимально возможный официальный вид, для чего даже снова надел фуражку. – Вчера на сороковой минуте второго тайма товарищеского матча между командами преподавателей и кураторов на вашу жизнь было совершено покушение, в результате которого вам были нанесены травмы, не совместимые с жизнью.

Моя улыбка медленно погасла, превратившись в какую-то жалостливую гримасу. То есть как несовместимые с жизнью, я что, умер? Когда? Я что, на небесах? И девочки на небесах? Вот и объяснение безумному цвету комнаты. А майор тоже мертвый? Мертвый, даже в фуражке? Не может быть! Я обратился за поддержкой к девочкам, но они только виновато опустили глаза. Я зажал голову руками, гадая, как же так случилось, что мой молодой, крепкий организм не совмещается с жизнью и при этом так прекрасно себя чувствует. Погоревав в молчании еще минуту, я с интонациями человека, которому только что сообщили о гибели самого лучшего друга (что в действительности не очень отличалось от реального положения дел), спросил:

– Как это произошло?

Серегин, почему-то не ожидавший, что я окажусь столь впечатлительным из-за такого пустяка, как моя безвременная смерть, с сомнением на меня посмотрел и довольно бестактно ответил:

– Как-как? Ну порвал вас Грегор, так это все в прошлом, по этому поводу волноваться как раз и незачем.

Вскинувшись, я уже хотел разразиться пламенной речью о бесчувственности персонала Школы, считающего, что для простого смертного такой факт, как принудительное расставание с наполненной самыми радужными надеждами жизнью ничего не значит, как опешивший от промелькнувшего в моем взгляде неистовства майор, немного отодвинувшись, поспешно добавил:

– Вы не волнуйтесь. Действительно, на вас было совершено покушение, но персонал медицинской службы Школы через несколько минут вернул вас к жизни, заодно залечив и остальные мелкие недуги. Я не очень-то в этом понимаю, но ваша спина может болеть еще пару суток. Врачи просят извинения, но просят учитывать серьезность раны, так как Грегор просто содрал с вашей спины кожу вместе с мясом… извините, с мышечной тканью.

Я замер, забыв опустить вскинутую к небесам руку, Представив свое окровавленное тело, лежащее без чувств на зеленой траве, словно вскрытая консервная банка, я прикрыл глаза и подумал, не упасть ли мне в обморок от такого известия. Серегин, не спуская с меня взгляда, беспокойно заерзал. Так как тело совершенно не хотело расставаться с сознанием, я медленно опустил руку и снова прислушался к своим ощущениям, явив этим какую-то замысловатую фигуру. Сзади подошли девочки и, успокаивая, начали гладить меня по голове. Из-за того что разница в росте была довольно значительной, они перестали кряхтеть, стоя на цыпочках, и залезли на кровать. Амплитуда и сила поглаживаний увеличилась до такой степени, что под их руками я снова сел и произнес:

– А зачем тогда все это? Про раны, несовместимые с жизнью, официальность эта?

Майор заметно оживился.

– А как вы хотели? Тут действительно серьезное преступление, а вы все скачете, будто в сказку попали. А оборотень Грегор, нарушивший закон, на свободе и, возможно, так и не смирившись со своим поражением, захочет вам отомстить, так сказать, окончательно. Поэтому для вашего же блага мы бы рекомендовали вам в ближайшее время покинуть территорию Школы. Ваши коллеги, участвовавшие в игре, кстати, уже отправлены домой. Честно говоря, я бы и вас отправил немедленно, со всеми почестями, конечно, но руководство Школы пока не поддерживаетэто предложение. Они пребывают в уверенности, что вам надо еще немного подлечиться в условиях здешнего климата и что Грегор уже покинул территорию и прячется где-нибудь за границей. Кроме того, на вас наложено охранное заклинание, но в любом случае я бы не рекомендовал вам разгуливать в одиночестве.

– Да не будет он в одиночестве, мы за ним присмотрим, – вступили девочки в разговор, планируя взять надо мной шефство и нисколько не беспокоясь о серьезности грозящей мне опасности.

Не дожидаясь положительного ответа, они теребили меня за руки, заглядывали в глаза, из-за чего часто стукались головами, и наперебой предлагали многочисленные развлечения, которые они вполне могут мне организовать. Из поднявшегося шума я смог выделить фразы: «у него такая шерстка мягкая», «самый настоящий супермаркет», «пирожные – объедение». Серегин поморщился при радостных воплях моих подопечных, вздохнул, посмотрел на меня и промолчал. В его взгляде явственно читалось, что на моем месте он с удовольствием бы поменял шумную компанию сестер на оборотня Грегора, даже невзирая на возможность получения ран, не совместимых с жизнью. Продолжая морщиться, он встал, подошел к двери и сказал:

– Александр Игнатьевич, вы вольны поступать как знаете, но будьте хотя бы аккуратны.

И, поправив фуражку, он вышел в коридор, а я, все еще мотаясь из стороны в сторону, словно тряпичная кукла, пытался сообразить, как мне поступить. В конце концов, вспомнив, что утро вечера мудренее, я решил перенести окончательное решение на потом, тем более что утро уже прошло, а вечер, судя по пословице, не такой уж умный парень.

Когда девочки уже порядком утомились и, тяжело дыша, уселись на кровать, я спросил:

– Ну и что тут у вас происходит?

Сестры встрепенулись и, забыв про усталость, вызванной перетягиванием меня, затараторили:

– Саш, ты не представляешь, что было, что было!.. Мы сидим футбол смотрим, ты мяч отдал, нападающий его к воротам повел, удар, го-о-ол! – И Варя замолчала, захлопав глазами.

– Александр Игнатьевич, дело в том, что все за мячом следили, так что особо никто момента нападения и не увидел. Только когда наши друг друга поздравлять кинулись, то и заметили, что вы на траве лежите, а Грегор постепенно снова в человека превращается. Омерзительное зрелище, мало того что он голый оказался, так еще и волосатый весь. Ну он увидел, что на него все смотрят, прорычал что-то и бежать кинулся. Все так растеряны были, что удержать его никто не попытался. А когда в себя пришли, врачи на Поле выбежали, ну а куда оборотень делся, никто и не заметил.

– В общем, Грегор смылся, – подвела итог Варя. – Повезло ему, а то бы я ему устроила.

Потом какая-то, судя по загоревшимся глазам, очень опасная мысль пришла ей в голову, и Варя, округлив от возбуждения глаза, заговорщически произнесла:

– Саша, а давай его поймаем? Вот здорово-то будет.

– Кого? – решил уточнить я, не в силах поверить, что Варвара вздумала охотиться на здорового опасного мужика, являющегося к тому же оборотнем.

– Грегора… – задумчиво произнесла Дарья.

К своему ужасу, я понял, что и очень рассудительная Даша всерьез обдумывает эту идею. В отличие от своей сестры она не загорелась энтузиазмом и не была намерена бросаться с головой в омут, но весь ее вид свидетельствовал, что в ее голове закрутилось множество шестеренок. Продолжая находиться в шоковом состоянии, я наблюдал, как она, уставившись в одну точку, шевелит пальцами, просчитывая вероятность удачного завершения дела. Наконец она подняла на нас глаза и заявила:

– Конечно, с бухты-барахты Грегора не отловишь, но при удачном стечении обстоятельств вполне справимся.

– А если при неудачном? – язвительно поинтересовался я, приходя в себя.

Даша почему-то не обратила внимания на сарказм, которым я пропитал эту фразу, и ответила:

– Ну врачи у нас замечательные, вы же сами знаете.

Я прислушался к продолжающей ныть спине и поежился.

Варя, увлеченная своей идеей, бросилась описывать мне все возможные дивиденды, ожидающие нас в результате этой операции. Как всегда, ее волновали внешние эффекты.

– Саш, ну ты только представь, пока вся милиция ищет взбесившегося оборотня и кусает губы от бессилия, мы входим в город. Впереди я, ведущая закованного в тяжелые звенящие цепи Грегора, тщетно пытающегося разорвать их, а позади вы с Дашкой в качестве сопровождения. Все вокруг в изумлении, как же мне… нам удалось поймать такого опасного зверя. И пока мы шествуем к зданию милиции, все больше прохожих выходит на улицу встречать нас, осыпая цветами, в воздух летят конфетти, серпантин и крики «ура».

Честно говоря, Варя с таким воодушевлением описывала картину нашего триумфального шествия, что я даже почувствовал себя отважным героем, возвратившимся с победой. Действительно, «и в воздух чепчики бросали». Но затем в спине что-то кольнуло, и опасное наваждение оставило меня в покое. Помотав для надежности головой, чтобы вытрясти крамольные мысли, я чуть ли не закричал:

– Стоп, стоп, стоп! Какие цветы, какое ура? Да Грегор вас порвет на кусочки, даже и собирать будет нечего.

– Почему это нас? – обиделась интриганка. – А тебя не порвет?

В пылу своих мечтаний она как-то упустила из виду, что меня следует убедить в полнейшей безопасности предприятия, и вредная натура начала брать верх. Она уже позабыла, что сама была автором этого сумасбродства, и продолжила:

– Ты, значит, хочешь оставить двух беззащитных девочек на растерзание огромному безжалостному оборотню? Чтобы наши окровавленные тела остались лежать где-нибудь под палящим солнцем на расправу стервятникам, которые только и ждут, чтобы выклевать наши невинные глаза?

Она так увлеклась описанием картины своей несчастной гибели, что Даша вздрогнула. Я же, вспомнив, как две беззащитные девочки до смерти перепугали персонал отдела детской одежды, устроив нашествие всяческих косящих под различных ползучих гадов аксессуаров швейных изделий, только ухмыльнулся. Варя, заметив мою гримасу, замолчала, закрыла рот и задумалась о том, что в ее гневной речи могло доставить мне такое удовольствие. Когда обличающая мое бессердечие проповедь закончилась, в разговор вступила ее более здравомыслящая сестра:

– Конечно, дело опасное, никто не спорит.

Варя попыталась ее перебить, видимо уже позабыв о двух «окровавленных телах под палящим солнцем», но Даша отмахнулась и продолжила:

– Итак, мы знаем, что оборотень Грегор где-то скрывается, что он обязательно захочет отомстить, и, если использовать Александра Игнатьевича в качестве приманки…

Я не вытерпел:

– Да вы что тут все, с ума посходили? Не буду я вам никакой наживкой, и не надейтесь. Я категорически отказываюсь и вам запрещаю, пусть оборотнем Серегин занимается, на то у него и «служба и опасна, и трудна».

Даша, будто не замечая меня, продолжала рассуждать:

– Допустим, мы на него выйдем, но что с ним делать? Серебряные пули найти несложно, у меня знакомый мальчишка в лаборатории алхимии работает, с золотом, конечно, проблематично, а вот серебра у них там завались.

– Какой мальчишка? – влезла Варя. – Это Паклин, что ли? Давно подозревала, что не просто так тебе контрольные помогает решать.

Но Даша, увлеченная планом поимки государственного преступника, снова отмахнулась.

– Пули-то не проблема, еще надо же оружие достать. Хотя вроде оборотня освященным жезлом завалить можно. Но главная проблема-то Грегора взять живым, а не убить. А вот как это сделать? Ладно, что-нибудь придумаем.

Я вскочил с кровати и совершенно непедагогично заорал:

– Отставить! Никакой охоты, никакого Грегора, никаких пуль и никакого меня в качестве живца!

Даша наконец вышла из своих раздумий, поглядела на нас и сказала:

– Кроме того, можно и по шапке получить, мы и так на особом счету после возвращения из практики.

Варя тут же начала жаловаться:

– Саш, ты только представь Мы чертяжку спасли и Наглого захватили, а нас под домашний арест посадили. Неблагодарность какая! Прикинь, ужас – сидим взаперти дома, ни тебе телевизора, ни компьютера, да еще и готовить на всю группу заставляли, дом убирать.

Я провел параллель между мытарствами сестер, наказанных за самодеятельность, и прохождением практики по курсу «Бытовая магия» у меня дома и даже немного обиделся. И пока несносная девчонка описывала перенесенные невзгоды, а сестра, увидев выражение моего лица, дергала ее за рукав с целью постараться остановить поток жалоб, я с сочувствующей миной переспросил Варю:

– Взаперти? Без телика? И еще готовить?

Обрадованная моим участием и не замечая подвоха, она затараторила:

– Точно, Саш, видишь, тираны какие.

Но ее сестра не дала мне возможности развить наступление и поспешно сказала:

– Александр Игнатьевич, да зря вы нашу практику с арестом равняете. С нами ведь вы были, а вы всегда такой веселый и забавный, особенно когда на кухне об лыжную палку споткнулись… – Последние слова она произнесла неуверенно и с уменьшающейся громкостью. Как говорится, начала за здравие, закончила за упокой.

Ну и на этом спасибо, главное, что девочки переключились с обсуждения безрассудных планов по поимке «беглого убийцы Сэлдона». Сразу же вспомнилась сцена из «Собаки Баскервилей», где пьяные герои Михалкова и Соломина собрались отправиться на болота: «Послушайте, давайте его поймаем!» – «Давайте… У меня хлыст». – «А у меня револьвер». А у нас троих нет ничего, что мы могли бы противопоставить оборотню, который к тому же как-то ухитрился обмануть магический щит стадиона и сумел превратиться в зверя. Нет, даже о том, чтобы хотя бы просто попасться ему на глаза, никакой речи быть не может.