Текст книги "Полная история ислама и арабских завоеваний"

ГЛАВА 3. ПРОРОК МУХАММЕД И ЗАРОЖДЕНИЕ ИСЛАМА (570-632 ГГ.)

Осада Мекки в «год слона»

Пятьсот семидесятый год по Р. X., в арабских летописях обозначенный как «год слона», выдался для тогдашнего мира непростым. Про «год слона» немного ниже, пока же предыстория.

Курайшиты, как уже сказано, фактически монополизировали окрестную торговлю, и йеменские купцы несли большие убытки. Они не могли торговать сами и были вынуждены пользоваться посредничеством мекканцев. В итоге курайшиты получали основную прибыль от торговли, и в 569 – 570 годах правитель Саны Абрахи отправился в поход на Мекку. Он собирался не просто приструнить курайшитов, но еще и разрушить Каабу, а ее святыни перевезти к себе, сделав свою столицу центром паломничества из окрестных земель. В армии Абрахи даже присутствовали боевые слоны, что произвело на арабов очень сильное впечатление, ведь такое животное они видели впервые, и год нашествия абиссинцев вошел в летописи как «год слона». Ужас, вызванный появлением этих животных, стал надолго образом стихов и поэм.

Войско Абрахи выглядело очень внушительно и без боевых слонов: большинство курайшитов, не дожидаясь захватчиков, собрали свой скарб и покинули Мекку. Оставшиеся приготовились к осаде. Но, как это ни удивительно, город так и не был захвачен. Легенда говорит, что над войском Абрахи, как только оно стало под стенами города, появились стаи маленьких птичек, которых было настолько много, что они затмили солнце. Каждая птичка держала в лапках небольшой камушек и, оказавшись над войском, бросала его вниз. Захватчики получали раны, гибли тысячами и были вынуждены повернуть назад. Вскоре после этого пошли сильнейшие ливни, и остатки воинства были смыты в Красное море.

Историки, впрочем, настаивают, что разгромили войско Абрахи не птички, а эпидемия оспы, которая как раз в это время впервые пришла на Аравийский полуостров.

Также в этот год Персия наконец-то решила разобраться с Йеменом, и большой военный десант, вышедший из трюмов боевых кораблей, на несколько десятилетий оставил Южную Аравию под владычеством Персии.

Абд аль-Мутталиб (уже знакомый нам хранитель Шейбу), глава клана, кстати, пытался наладить отношения с Абрахи, воспользовавшись его помощью в межклановой борьбе. Его двоюродные братья, сыновья Абд Шамса, мешали ему вести бизнес, который, как вы понимаете, состоял как раз в перепродаже товаров. Но природа или Всевышний пока этого не хотели. Очень любопытно то, что, благодаря развитию рыночных отношений, кланы, до этого единые, стали дробиться из-за внутренней конкуренции, и дела уже велись не по признаку крови или родства, а во многом руководствуясь материальной выгодой.

Рождение Пророка

Летом 570 года сын Шейба Абдаллах отправился в Сирию по торговым делам. Хотел ли он вернуться к рождению ребенка – неизвестно. Но как бы то ни было, его жена 29 августа родила мальчика. Мальчика назвали Мухаммедом. (Небольшой домик на тогдашней окраине Мекки, где произошло это событие, всего метрах в четырехстах от Каабы, уже через сто лет был перестроен, и вместо него воздвигнута мечеть.)

Маленький Мухаммед так и не дождался возвращения своего отца: тот умер, стремясь в Мекку через два месяца после его рождения. Некоторые историки считают, что Абдаллах не дожил даже и до рождения сына и тот стал сиротой, еще находясь в утробе. Какая из версий более правильна – сказать сложно, ясно одно: Мухаммед никогда не видел своего отца и стал сиротой если и не в утробе матери, то в самые первые месяцы своей жизни.

Дед Мухаммеда, Шейба, собрав всю знать города, устроил роскошный многолюдный пир по поводу рождения внука.

В традициях курайшитов было воспитание детей в пустыне, среди кочевников, подальше от зноя, пыли и антисанитарии большого города. Давно было подмечено, что детская смертность вдали от Мекки значительно меньше. Зиму дети жили в городе, а весной отправлялись в «деревню». Женщины-кочевницы приезжали в Мекку и предлагали свои услуги в качестве няни. Но маленького Мухаммеда никто не хотел брать: «няньки» опасались, что плата за сироту может вноситься несвоевременно, а в случае нового замужества матери может и вовсе прекратиться.

Но одна из женщин, которой то ли не повезло, то ли она была менее расторопна, и ей так и не досталось ребенка из «полной семьи» на воспитание, посоветовавшись с мужем, решила взять «хотя бы этого сироту». Так Мухаммед в шестимесячном возрасте оказался у Халимы, кочевницы из рода Бану Саад, рода, который пас свои стада в двухстах километрах к юго-востоку от Мекки, неподалеку от оазиса Таиф. Таиф, кстати, был чем-то вроде курорта, и семьи многих состоятельных мекканцев переживали здесь летнюю жару.

У Халимы и ее мужа Аль-Хариса было две дочери и сын. Дела их шли совсем плохо, но плата за воспитание Мухаммеда немного стабилизировала их материальное положение. Семья круглый год жила в шатре. Длинные, заостренные с одного конца деревянные колья вбивались в землю и затем тщательно связывались веревками, что позволяло шатру устоять даже в самый сильный ветер. Сверху он покрывался черным войлоком из шерсти коз. Вокруг шатра выкапывался неглубокий ров, чтобы было где скапливаться дождевой воде и она не затекала в шатер. Внутри шатер был разделен войлочной занавесью на две половины: мужскую и женскую, на которой жили еще и дети. Отапливался он обыкновенным костром, дым от которого уходил через дыру в потолке, а топливом служили сухой верблюжий помет и хворост, нарубленный на склонах гор.

Основной пищей кочевников служило верблюжье молоко и различные его производные: сыр, творог, кумыс... Место хлеба в рационе занимали финики, покупаемые или вымениваемые у жителей оазисов.

Весной, когда степь покрывалась зеленью, кочевники съезжались и вместе ставили десятки шатров. Но по мере наступления лета, а с ним и засухи, сочной зелени становилось меньше, и каждая семья отправлялась искать корм для своих животных самостоятельно.

Сведений о жизни Мухаммеда в племени Бану Саад история до нас не донесла. Сам он всегда хорошо отзывался о своей приемной семье и даже гордился этими годами, говоря: «Я араб больше, чем кто-либо из вас, я не только курайшит, но меня еще вскормило племя Бану Саад».

Пребывание Мухаммеда в племени резко оборвалось. Как-то он играл со своим молочным братом неподалеку от шатра, присматривая заодно за ягнятами. К мальчикам подошли двое мужчин в белом. Один из них держал в руках широкий золотой сосуд, наполненный снегом. Дети были удивлены подобным визитом: в степи не часто увидишь пешего человека, тем более так необычно одетого. Но то, что произошло дальше, вообще выходило за границы реальности и скорее напоминало фильм ужасов.

Один из мужчин уложил Мухаммеда на спину и... раскрыв его грудную клетку, вынул сердце. Из сердца незнакомцы извлекли черную капельку и выкинули ее. Промыв и сердце, и внутренности ребенка снегом из золотого сосуда, они вернули сердце в грудь и, закрыв грудную клетку, удалились. Брат Мухаммеда в смертельном ужасе бросился в шатер, но когда Халима и родные вышли, то они увидели, что Мухаммед, абсолютно здоровый, только очень бледный, стоит около входа.

Он повторил приемным родителям ту же самую невероятную историю, что только что рассказал его молочный брат. Это событие очень испугало опекунов, и они решили немедленно вернуть мальчика в Мекку.

Халима не стала рассказывать о произошедшем событии Абд аль-Мутталибу, не поведал о нем и Мухаммед. До поры эта история оставалась под спудом.

О величине Мекки, помимо того, что летописцы утверждают, что длиною она была около трех километров, говорит еще и то, что Халима и ее муж потеряли Мухаммеда в сутолоке, приехав в город. Впрочем, через несколько часов он был найден и возвращен деду. Мекка за время его непродолжительного отсутствия сильно выросла.

Впрочем, стиль застройки изменился не особо: город состоял из одноэтажных домиков с плоскими крышами, обычно глинобитных, реже из камней, который добывались тут же, неподалеку от городской заставы. Главная улица, она же караванный путь, проходила через весь город, и по ней почти круглосуточно шли караваны. Дома в два-три этажа были только у главной площади. Обычно это были или гостиницы, или лавки, или мастерские, с нижним «техническим» этажом и жильем хозяев наверху.

Раньше главы кланов курайшитов жили весьма скученно, строя свои дома поближе к Каабе. Но к этому времени наиболее бедные члены кланов стали застраивать окраины, где также селились различные приезжие.

;Кстати, чтобы поселиться в Мекке, необходимо было иметь поддержку одного из населявших ее кланов, чужаки здесь были вне закона. Торговля все больше разлагала первобытнообщинное общество, и множество из снискавших покровительство для поселения в Мекке не только уже не были родственниками местных жителей, но и не были арабами: все больше поселялось здесь греков, персов, евреев.

Но в этом богатом городе, несмотря на свое знатное происхождение и принадлежность к могущественному роду, жизнь Мухаммеда складывалась не очень гладко. Отец оставил ему с матерью в наследство всего лишь пять верблюдов, несколько овец и рабыню-абиссинку Баракат.

Круглый сирота

Когда Мухаммеду было шесть лет, мать отправилась вместе с ним и рабыней к родственникам в Ясриб. На обратном пути она тяжело заболела и в пути умерла. Она была похоронена близ дороги под местечком Абва.

Рабыня привезла мальчика в Мекку, где его воспитанием сначала занимался Абд аль-Мутталиб (Шейба). Впрочем, у главы клана было не слишком много времени, и вся его забота состояла в том, что он препоручал Мухаммеда кому-нибудь из менее знатных родственников, для того чтобы те приглядывали за тем, как сирота одет и обут, и следили за тем, всегда ли он сыт. Но, тем не менее, дед искренне любил своего внука, ведь он напоминал ему потерянного сына. Целые дни и ночи Шейба проводил в Каабе, и Мухаммед месте с ним. Дед даже позволял мальчишке сидеть на своей койке, на которой он и ночевал в ограде святилища. Больше никто из внуков и правнуков Шейбы такой чести удостоен не был, а из взрослых родственников – только несколько избранных.

Скорее всего, именно такое времяпрепровождение породило в мальчике интерес к религии, и он познал ее возможности.

Однако судьба продолжала бить маленького Мухаммеда. Когда ему исполнилось восемь лет, его любимый дед Абд аль-Мутталиб умер. Он отправился с дипломатической поездкой в Сану, столицу Йемена, пытаясь наладить отношения с новым проперсидским правительством. В дороге он заболел и, возвратившись в Мекку, начал готовиться к смерти. Все свои дела он передал старшему сыну Абу Талибу и попросил его заботиться о Мухаммеде. Также он призвал дочерей и попросил их исполнить те плачи, что они подготовили для его похорон. Эти тексты дошли до нас, и, что интересно, ни в одном из них нет никакой религиозности. Дочери оплакивали «благородного человека без пятна позора», «опору и защиту семьи», храброго, доброго и щедрого... Восточных сладкоречивых эпитетов было более чем достаточно, но слово «бог» не встречалось ни разу.

Стоит, наверное, рассказать о тогдашней традиции похорон.

Когда хоронили хранителя Шейбу, то женщины клана курайшитов сняли все свои украшения, смыли белила и румяна и, облачившись в траурные платья, покрашенные в темно-синий цвет, стали причитать, разрывая на себе одежду и расцарапывая свои лица. Некоторые в цвет траура – темно-синий – выкрасили себе руки и лица. Мужчины, также одетые в цвет траура, посыпали свои головы пеплом. Нанимались на похороны и профессиональные плакальщицы. Что-то подобное тем плачам, наверное, кто-то из нас слышал в старых русских деревнях. Но в древней Мекке это было вполне прибыльной профессией, и в деле оплакивания существовали свои «звезды», чьи «выступления» ценились особенно дорого и которые могли «завести» аудиторию и просто заставить плакать даже самых бесчувственных. Эти женщины так же раздирали ногтями свои лица, умело смешивая свою кровь с алым соком дерева саккура.

Тело деда Мухаммеда отнесли на край города, где уложили в могилу, нишу в боковой стене, высотой примерно метр. Это делалось для того, чтобы, если на могилу прилетят ангелы, то покойный мог бы спокойно сесть, не сгибаясь, и побеседовать с ними. Вместе с ним закопали его лук, меч и стрелы. Создав небольшой холмик, на нем разбили множество глиняной посуды и полили водой, чтобы лучше росла трава. К вбитому в могилу колышку была привязана верблюдица. Ее голова с помощью уздечки была повернута назад, в таком положении животное оставалось умирать от голода и жажды, чтобы еще больше подчеркнуть скорбь живых по покойнику. Таким образом, Шейба был обеспечен всем, что могло ему понадобиться на том свете: оружием, посудой и транспортным средством, которое к тому же дает пропитание.

Какое впечатление произвели эти похороны на маленького Мухаммеда, можно судить уже по тому, что он, вырастая, запретил профессиональных плакальщиц и самоистязания на похоронах.

Но это будет еще не скоро. Пока же ему предстояло осваиваться в семье дяди, Абу Талиба.

Абу Талибу перешло по наследству от Шейбы распределение налога среди неимущих паломников. Распоряжение источником Замзам перешло к его брату Аббасу. Такие особенности распределения должностей по завещанию Шейбы говорят, по всей видимости, о том, что Абу Талиб не был особо религиозным человеком. В истории он остался как мощный предприниматель, лично руководивший своими многочисленными делами и порою даже сам возглавлявший караваны. Деньги клана, в данном случае «сынов Хашима», работали как общий капитал, и бизнес древних арабов можно сравнить с нынешним акционерным обществом, главой которого и был Абу Талиб. Впрочем, помимо чисто коммерческих дел он был обязан решать еще множество и других вопросов, возникающих в клане. То есть быть кем-то вроде мирового судьи.

Мухаммед никогда не отзывался о своем дяде плохо, так что воспитание и содержание, которое ему было дано, он считал достаточным. Мухаммед не знал грамоты, но обучать бедного сироту было бы расточительством. Это понимали все, начиная с дяди и заканчивая и самим малолетним племянником. Так что у него было детство, обычное для бедного ребенка той эпохи и того места.

Целыми днями он или помогал взрослым вести хозяйство, или играл со сверстниками. Игра была одна: в войну. Мальчики должны были готовиться к взрослой жизни, и поэтому эта игра всячески поощрялась. Дети обладали полными наборами игрушечного оружия: это были и луки, и стрелы, и мечи, и копья. Игрушки были очень похожи на настоящее оружие, только меньше и, естественно, не такие острые.

Но, как известно, кто хочет знаний, тот получает их. Несмотря на отсутствие официального обучения и на то, что Пророк так до конца жизни и не умел подписываться, все, чему было можно научиться, он узнавал с охотой. Жизнь взрослых тогда не была отделена от жизни детей, как это происходит в наше время, и дети, соблюдая, естественно, почтение, присутствовали при взрослых разговорах, слушая, как решаются важнейшие проблемы рода, и обучаясь искусству дипломатии и чувству справедливости. Помогая своему дяде в торговле, мальчик весьма быстро стал разбираться в товарах, ловко отличая качественный от бракованного, хотя несведущему человеку между ними было не увидеть порою никакой разницы. Верблюды, важная вещь в жизни купца и караванщика, также были под присмотром Мухаммеда, и, увидев в нем талант обращения с животными, Абу Талиб очень скоро направил маленького Мухаммеда пасти скот. Дети весьма рано приступали тогда к «взрослым» обязанностям. Ставшему пастухом Мухаммеду было всего десять лет.

Несмотря на теплое отношение к нему в семье дяди, на вопросы, как он рос, Мухаммед позже отвечал почти односложно: «Я был сиротой, и этим все сказано».

Но, тем не менее, об отношении к нему дяди говорит тот факт, что тот взял 12-летнего мальчишку с собой в путешествие к Сирии. Мухаммед очень хотел отправиться куда-нибудь с караваном и неоднократно просил об этом Абу Талиба, но тот лишь пожимал плечами:

– Ты еще слишком мал для этого...

И, в самом деле, путешествие по знойной пустыне тяжело и для взрослого человека, тем более что все в караване заняты своим делом и на счету каждый глоток воды и каждый финик.

Но как-то Абу Талиб решил отправиться через Ясриб и Табук в Южную Сирию. Мухаммед дождался отправления каравана – дядя уже садился в седло, – и подлетел к нему с просьбой взять его с собой, обещая, что будет исполнять всю работу, которая от него потребуется. Абу Талиб, человек, и просчитывающий любые последствия, и понимающий, что это для него лишняя забота и лишняя ответственность, все-таки согласился.

Верблюды идут не слишком быстро, примерно со скоростью пешехода, пять-шесть километров в час, и в день караван в среднем проходил около 30 – 40 километров, в зависимости от рельефа и еще нескольких определяющих факторов. Днем, в самую жару, караван всегда останавливался. Путь его был не прямым, а от колодца к колодцу. Стоит учитывать и то, что трава и кустарник отнюдь не всегда располагались там, где колодец, но каждую ночь верблюдов надо было отправлять пастись, так что зачастую это был еще один крюк. Путешествие до Сирии занимало, со всеми остановками, около двух месяцев. Прибавляем обратную дорогу и еще время, необходимое для продажи товаров, и получается, что на один караван уходило около полугода.

Безусловно, это путешествие обогатило мальчика бесценным опытом. Он не только увидел природу своей страны, то, как живут ее люди, но и как живут жители соседних государств, так что, обладая, несмотря на юность, значительным умом, он мог сделать множество выводов.

Ко времени этого путешествия относится одна из легенд, подчеркивающая избранность Мухаммеда.

Когда караван дошел до Басры, то один из живущих там православных монахов, который хотя и знал Абу Талиба в лицо, но никогда с ним не здоровался, неожиданно пригласил караванщиков разделить трапезу. Те, удивленные и польщенные таким приемом, отправились к нему в монастырь, а Мухаммеда оставили присматривать за вещами. Однако монах велел позвать и мальчика. Оказалось, что он прочитал в христианских книгах о том, что грядет новый Пророк, и по приметам, данным в этих книгах, узнал будущего Пророка в Мухаммеде. Указал он и на знак «пророчества» – родимое пятно между лопаток сироты. Сам Мухаммед, кстати, считал это пятно и впрямь божественным знаком и показывал его любопытным. У человека христианской культуры эта история, безусловно, вызывает улыбку: мы-то с детства знаем, что все тайные книги с пророчествами были как раз у восточных мудрецов, и они пришли, следуя за звездой, к колыбели Христа.

Впрочем, был ли этот разговор или нет – ничего он в жизни Мухаммеда не изменил. Будущий Пророк все так же продолжал пастушествовать, и, думается, главным событием тех лет, кроме путешествия, стало для него участие в небольшой войне.

Ему было около пятнадцати лет, когда закончилась война Фиджар, носящая имя «нечестивой». Племя кинана, в священные месяцы, напало на караван, идущий из Йемена к берегам Евфрата в обход Мекки. Охраняли караван люди из племени Кайс Айлан. Курайшиты, верные союзники кинанитов, тут же выступили им на подмогу. Вскоре под Таифом произошла решающая битва, в которой принимал участие и 15-летний Мухаммед. Он был всего лишь оруженосцем своих дядей и, собирая, подавал им стрелы. Но, тем не менее, бой он видел вблизи, и, думается, это сильно повлияло на его мировоззрение.

Арабская война, безусловно, история отдельная. Не было, во-первых, никакого строя, и бой сразу же переходил в личные схватки, потому всем всегда было хорошо известно, кто дрался геройски, а кто струсил. Во-вторых, это была все-таки пешая война. Денег, чтобы содержать лошадь, у большинства арабов не было, и потому бойцы были в основном пешими. Обладатели же лошадей получали трофеев раза в три больше, чем обыкновенные воины. А дележ трофеев без ссор и споров практически никогда не обходился. Зачастую воины бросали битву, поняв, что победа уже близко, и отправлялись захватывать трофеи. Бывали случаи, что поле битвы, почти полностью оставленное предполагаемыми победителями, случалось занято теми, чье имущество уже неосмотрительно поделили.

Битва, при которой присутствовал Мухаммед, была не из легких. Она продолжалась весь день, и сначала успех был на стороне кайситов. Но к вечеру мекканцы все-таки одержали победу. Трофеи были поделены, пленные уведены в Мекку в предвкушении уплаты за них выкупа, и через несколько дней с йеменцами был подписан договор о запрете прохода через земли Кайс Айлан, а те подписали договор о сотрудничестве с Меккой, которая теперь монополизировала торговлю с Ираком.

Но, впрочем, несмотря на победы над «внешним конкурентом», торговые распри в самой Мекке продолжались. Несколько кланов, объединившись, запретили йеменским караванам входить в город и фактически ввели монополию на торговлю с Йеменом. Те, кто не мог снаряжать собственные караваны, а пробавлялся скупкой товаров, фактически оказались не у дел, в том числе и клан хашим, к которому принадлежал Мухаммед. Все обделенные добычей кланы также объединились и организовали «Конфедерацию добродетельных» (Фудул). В конфедерацию входили кланы хашим, аль-Мутталиб (потомки двоюродного деда Мухаммеда), зухра, тайм, аль-Харис и Асад.

Мухаммед вспоминал, что был свидетелем заключения договора в доме Абдаллаха, сына Джувана, и очень ценил этот договор, говоря, что это прекрасный пример справедливости, и подчеркивал, что, будучи уже Пророком, все равно бы подписал такой документ.

Этот договор сыграл в дальнейшем большую роль в жизни Мухаммеда.