Текст книги "Мания"

Посыльный Яков Ваханя открыл дверь фирмы «Шоко Он-лайн», вошел в приемную, подошел к ящику поступающей корреспонденции и стал раскладывать пришедшие на адрес предприятия многочисленные письма. В огромном здании Академии наук на Воробьевых горах, где сегодня расположилось множество фирм, он занимался этим делом регулярно; собственно, в этом и состояли его служебные обязанности. Но господин Ваханя, несмотря на свой молодой возраст – а было ему чуть больше двадцати пяти лет, – заслужил уважение у всех заказчиков. И дело тут было не только в покладистости его характера. Абсолютное, полное доверие у окружающих вызывала способность молодого человека к молчанию. Но молчал он не потому, что был склонен к созерцательности, – он держал рот на замке по другим причинам. Всякий контакт с горожанами вызывал у Якова Михайловича неясные опасения, страх, и следствием этого становилось полное отчуждение от всего вокруг. Вопреки природной склонности к многословию, молодой человек научился молчать. Молчал он прекрасно, мастерски! Не просто как немой, а гораздо более выразительно: как личность, которая ни в коем случае не желает произнести ни слова! Может ли человек, в самой сути которого заложена склонность к протесту, оказаться молчуном? Господин Ваханя, как и добрая половина жителей столицы, доказывает: этот феномен возможен! Замечательно возможен! Как все вместе могут, так и каждый сам по себе! Ведь наградой, казалось, могла бы стать беспечная жизнь! Вот только стала ли?

Будучи типичным представителем столичного трудового ресурса, Яков Михайлович никогда не повышал голос, никогда не отказывался от дополнительных, не служебных поручений, никогда не жаловался и не просил увеличить заработную плату, никогда не ждал чаевых. Казалось, его совершенно не интересовало ничего, кроме собственной работы. Молодой человек ни при каких обстоятельствах не останавливал свой взгляд даже на самых пикантных сюжетах и сценках, свидетелем которых он ежедневно становился во время разноски почтовых сообщений и мелких бандеролей. А если вы не знаете, что именно можно увидеть в 2004-ом году в нашем замечательном городе, особенно в фирмах средней руки – ну, скажем, от пятидесяти миллионов долларов оборота в год, – то вы, видимо, безнадежный провинциал и никогда не тусовались среди столичной элиты, московской богемы и предпринимательского сословия. Почему господин Ваханя отказывался примерить на себя столичные нравы, почему был совершенно равнодушен к ним? Да, вопрос требует вразумительного ответа!

Первое, что можно сказать: не апатия господствовала в душе Яшки Вахани, не впечатлительная совесть и забытая в массах, невостребованная нынешним городским обществом мораль отличала его от других; его вынуждало помалкивать фатальное опасение за собственную судьбу. И в этом не было ничего особенно примечательного: большая часть российского общества отличалась таким же необыкновенным чудачеством, этим наследием нашего недавнего прошлого. Наблюдая за гримасами столичной жизни, не принимая их душой и сердцем, Яков Михайлович очень страдал. Но слезы не текли из его глаз, крики проклятия не срывались с языка, возмущенный топот ботинок и стук кулаков не был слышен вокруг его статной фигуры. Он был всецело поглощен идеей оставить столичный мир полнейшего разгула, забиться в какую-нибудь берлогу – в тайге, в лесотундре, на свалках колхозного движения или развалившихся всесоюзных стройках, – ведь страна у нас необъятная, нор и пространства для молчунов предостаточно!

Некоторые насмехались над странным поведением господина Вахани, зубоскалили по поводу его поисков какой-то земли обетованной. Но Яков Михайлович не высказывал никаких упреков. Он продолжал разносить всевозможные послания, забирать из кабинетов конверты для отправки, выполнять другие поручения, наблюдать без любопытства за людским поведением и раздумывать над переездом неизвестно куда – скорее всего, в полное одиночество.

Что же такое невероятное происходило в нашем столичном городе, что вынуждало скромного рассыльного крепко держаться выработанных им шаблонов поведения?

Госпожа Мегалова медленно пробиралась на своем «Пежо» по Садовому кольцу к новому месту работы, к улице Косыгина. После Зубовской площади ей наконец с трудом удалось перестроиться в левый ряд, чтобы напористый поток машин не унес ее на Комсомольский проспект. В утренние часы столичные магистрали особенно перегружены, а водители отличаются настойчивой агрессивностью. Но Наталья Никитична не торопилась. Этого дня она ждала несколько месяцев, а может быть, и всю жизнь. Молодая женщина еще боялась признаться в этом даже самой себе, но где-то в глубине сознания настойчиво возникали слова исповеди. В такие моменты она плотно закрывала глаза и упрямо про себя повторяла, что этого не может быть.

Въехав на Крымский мост, она потянулась было к привычному для сигарет месту, но отдернула руку, вспомнив, что несколько месяцев назад бросила это занятие. «Сознание, помимо моей воли, все еще возвращает меня в прошлое. А мне нужно избавиться от него навсегда. Чтобы стерлась даже толика воспоминаний, – подумала она. – Как раскаявшиеся преступники, как нечестивые после самобичевания, как заблудшие после невероятных скитаний хотят забыть невзгоды минувшего, жить лишь настоящим и будущим, так и я мечтаю убежать от своего прошлого существования. Спрятаться от него навсегда! Не видеть, не слышать, не говорить! Ведь иначе жизнь не сложится. Одни страдают от нищеты, другие – от инвалидности, третьи – от алкогольной ущербности, переизбытка азартности, сексуальной агрессивности, неуемной фантазии. Я же страдаю от своего прошлого! Чем быстрее забуду я все прежнее, тем прочнее войду в новый мир, обрету новую точку опоры, способную удержать меня от полного разрушения. Раньше я даже не подозревала, что минувшее способно оказывать на мою психику такое сильное влияние, такое невероятное давление. Тогда все это представлялось мне очень соблазнительной, забавной игрой воображения, доказательством любовной преданности. Да, тогда я грезила другими идеалами. Но теперь реальность жизни просто крушит прежнюю мою наивность и буквально будоражит горизонтами новых возможностей!»

После Крымского моста госпожа Мегалова взяла вправо, поднялась к Октябрьской площади и, пропустив поток пешеходов, свернула направо и выехала на Ленинский проспект. До офиса фирмы «Шоко Он-лайн» оставалось ехать не больше пяти—семи минут. Наталья Никитична включила «Эхо Москвы» и взглянула на себя в зеркало. Встретившись с напряженным взглядом своих голубых глаз, она в первое мгновение даже не узнала себя, но, тут же опомнившись, лукаво улыбнулась, словно вспоминая сокровенную тайну. Всматриваясь в загорелое от ежедневных посещений солярия лицо, она пригладила брови, убрала завитки волос за уши, закрепила их заколками и опять стала размышлять о новом месте работы и о знакомстве с коллегами из фирмы, в которой предстояло начать трудовую деятельность.

Она еще никогда не занималась продажами конфет, шоколада, кондитерских изделий, а основной бизнес предприятия «Шоко Он-лайн» заключался именно в этом: поставлять сладости в торговую сеть столицы и других крупных городов России. Офис фирмы находился в здании Академии наук. На трехстах двадцати квадратных метрах в левом крыле девятого этажа располагались тридцать семь сотрудников этого учреждения, двенадцать из которых были молодые мужчины. Это обстоятельство вызывало у двадцатисемилетней русской дамы напряженное волнение, на борьбу с которым затрачивались огромные душевные силы. В последнее время в мужском обществе Наталья Никитична испытывала такую неловкость и тайную растерянность, что буквально обливалась потом. Особенно подводила спина, за одну-две минуты становившаяся совершенно мокрой и липкой. Приходилось срочно искать женскую комнату, чтобы протирать себя различными ароматическими средствами, менять белье и успокаиваться. Поэтому ей хотелось быть ближе к женщинам. Но найти работу в нынешней Москве – задача вообще очень трудная, а встретить фирму, где преимущественно работали бы женщины и при этом имелись бы вакансии, – практически невыполнимая. Особенно в ее положении, которое было слишком пикантным, если не сказать – абсолютно из ряда вон выходящим. Впрочем, чего только не происходит с нашим человеком в современную эпоху! Все становится возможным и доступным. Фантазии русского ума, проснувшиеся после семидесятипятилетнего табу на игры разума, на свободу самовыражения вот уже более тринадцати лет будоражат мир своей оригинальностью и сногсшибательностью идей.

У дома номер тридцать по Ленинскому проспекту она свернула направо, пересекла въезд на Третье городское кольцо, выехала на улицу Косыгина, и тут же ее «Пежо» юркнул направо. На шлагбауме Наталья Никитична предъявила пропуск сотрудницы фирмы, въехала на стоянку, припарковалась и вошла в здание.

Первый повстречавшийся был молодой человек с почтовой сумкой через плечо. «Почтальон! – отметила про себя Мегалова. – А я думала, что эта профессия уже вымерла».

«Прошу прощения, вам на какой этаж?» – спросил он. «На девятый». – «Пожалуйста. Мне выше!»

Она вошла в офис. За столом рецепции стоял молодой человек. Он низко наклонил голову, шепча что-то на ухо юной секретарше; его глаза горели, язык то и дело касался мочки уха собеседницы, губы чмокали ее волосы и шею, а правая рука крепко сжимала ее грудь. Вошедшая женщина опустила глаза и сдержанно сказала: «Добрый день. Я – Наталья Мегалова. Иду в свой кабинет в отдел продаж. Сегодня у меня первый рабочий день».

Со стороны могло показаться, что говорила она сама с собой. А торопливая походка и опущенный в паркет взгляд подтверждали ее смущение и растерянность. Но на нее никто не обратил внимания. И дело было не только в том, что парочка предавалась весьма приятному занятию, но и, скорее, в том, что нынешние москвичи очень быстро научились не замечать неизвестных и бесполезных людей. Госпоже Мегаловой вдруг пришла в голову неожиданная мысль: «А если меня станут обнимать и целовать прилюдно, запускать руки в лифчик?.. Смогу ли я позволить такое?» Ее раздумья прервал мужской голос. «А, привет тебе, Наталья! – услышала она своего шефа господина Бисваркина. – Вначале ответь мне на главный вопрос, а уж потом направляйся в свой отдел и начинай трудиться».

Директор Бисваркин был плотным, высоким человеком лет сорока. Спортивная упругая шея свободно держала огромную лысоватую голову с короткой стрижкой. Дорогой полосатый темно-синий костюм, туфли с вытянутым носом и на низком каблуке и крупный перстень с сапфиром выдавали в нем типичного менеджера российского среднего бизнеса с доходом в сто двадцать—сто пятьдесят тысяч долларов США в год. Он первым вошел в свой кабинет, уселся в кресло и бросил: «Присаживайся!» Она без слов повиновалась и устроилась напротив. «Помнишь наш уговор? У тебя испытательный срок два месяца. Прежде всего ты должна показать способности к торговле. Чтобы получать одну тысячу долларов в месяц, ты обязана реализовать товара как минимум на семьдесят тысяч долларов. Иначе ничего не получишь. Но это только на первых порах. Через квартал у тебя появляется жесткий план: с каждых тридцати тысяч оборота я буду отстегивать тебе пятьсот долларов. Но меньше, чем сто пятьдесят тысяч оборота, я не потерплю. Малоэффективные работники меня не интересуют. Это никудышный показатель для предприятия, плохой для самого сотрудника фирмы. Низкая рентабельность для меня как пощечина, как щелчок по носу. Я хочу наращивать обороты фирмы, стараюсь, чтобы мои помощники были самодостаточными людьми, а для этого они должны зарабатывать не менее двух тысяч долларов в месяц. Но это еще не все. Для того, чтобы “Шоко Он-лайн” имела успех на рынке розничной торговли, ты должна выполнять некоторые деликатные поручения. Чем больше жирка на теле предприятия, тем уютнее чувствует себя коллектив. Понимаешь, о чем я говорю?» – «Пока нет», – жалостно улыбнулась Наталья Никитична. «Как нет? Я же тебя об этом уже информировал при первой встрече! Ты женщина соблазнительная, свободная, насколько я помню. Иметь интимное общение с закупщиками нашего ассортимента и представителями административного ресурса еще в давние времена сам бог торговли настоятельно рекомендовал. Помнится, на первом интервью ты не возражала против рекомендаций Гермеса!» – «Прошу прощения, но такого открытого разговора между нами не было. Впрочем, я была вся в волнении. Видимо, не расслышала или не поняла вас». Она растерялась: ползучий румянец то опускался на шею, то окатывал щеки. «А что теперь скажешь?» – «Это обязательное условие? Иначе никак нельзя?» Тесная кофточка высоко вздымалась, отвлекая мысли главного менеджера. «Нет, по-другому бизнес не построишь. Пойми, если клиент с оборотом в двести, пятьсот тысяч, в миллион долларов или шишка губернаторского офиса пожелал тебя, а ты не захотела идти ему навстречу, то разве тем самым ты не ставишь всю коммерцию фирмы под угрозу банкротства? А что если он откажется покупать у меня товар – ведь рынок перегрет альтернативными предложениями! – или потребует немыслимые лицензии, другие разрешительные документы? Тогда усилия всего коллектива, направленные на увеличение оборота и размера прибыли, пойдут насмарку. Придется закрывать контору. Как, понятно? Усекла? Они потребуют не меня, не какую-то Варвару Петровну, а пальцем укажут прямо на тебя. И не шепнут на ухо, не напишут записку, а, глядя тебе в лицо, прогорланят: “Давай девку, Бисваркин!” Что мне делать? Ведь наши клиенты и административные начальники – обычные русские парни. Это тебе не немцы, не англичане, не американцы. Русские – совсем другая материя. Если они потребовали водки и женщину, то лучше немедленно все это предоставить, а то один черт знает, что произойдет. И не когда-то в далеком будущем, а сейчас же, немедленно. Тут придется прощаться не только с бизнесом… Согласна? Поняла? Не сутенер я, лапочка! Пойми: водка, секс, лелеяние административного ресурса и для меня, и для других предпринимателей России – всего лишь прикладные инструменты бизнеса. Без них никак нельзя! Ты должна это осознать. Жаль, что в университетах этому не учат. Другое дело, усвоит ли твой ум эти профессиональные особенности отечественного формата. Я не настаиваю, не принуждаю, я ставлю условия, чтобы понять, допускать ли тебя к старту трудовой деятельности или искать другую подходящую кандидатуру. Так что, начнешь? Попробуешь? Я заинтересован лишь в полном пакете отдачи своих сотрудников. Это специфика нашего предпринимательства. Когда-нибудь – через тридцать, пятьдесят, сто лет, – может, что-то изменится. Но сейчас – увы… Что скажешь, Наталка? Выбор за тобой!»

С нарастающим возбуждением она слушала его разглагольствования. Ей совсем не хотелось вырываться и бежать. «Неужели я буду так часто востребована?» – радостно и смущенно думала она. Госпожа Мегалова опустила голову еще ниже, так что подбородок касался груди. В ее воспаленной голове замелькало множество эротических фантазий. Спина повлажнела, поднялась температура, раскаленный язычок касался нёба как глоток кипятка. Она хотела сказать: «Да!» – но незнакомое, неизвестно откуда взявшееся волнение мешало ей. Такое волнение бывает у замкнутых людей от избыточной радости. Во взбудораженное откровениями хозяина сознание стали беспардонно лезть сексуальные сюжеты. У женщины были на то свои физиологические обоснования.

Господин Бисваркин поглядел на нее, почесал затылок и бросил: «Если ты направишься в свой отдел – я пойму, что ты согласна с условиями работы. Если повернешь к выходу – то прощай, детка. Перспектива у тебя сомнительная. Сегодня на рынке труда таких девиц уйма…» Тут с его языка слетело бранное словцо, лицо приняло безразличное выражение. Потеряв всякий интерес к Мегаловой, работодатель с вальяжной ленцой стал шагать по кабинету.

Наталья Никитична вышла и еще долго оставалась одна в коридоре едва знакомого офиса. Нет, не сомнения вынуждали ее стоять, почти не двигаясь, нервно покусывая губы. Откровенно бестактное, но заманчивое предложение хозяина завораживало сознание Мегаловой. Робость, смятение, страх, что она не будет востребована как женщина, проходили, исчезали, не оставляя следа. Новые возможности окрыляли ее, будоражили воображение. Она поняла, что совершенно неожиданно получила в подарок то, о чем так долго мечтала.

Придя в себя, она еле слышно стала продвигаться дальше к своему отделу, словно опасаясь, что громкие шаги разобьют ее сладчайшие грезы. Да, она еще не успела насладиться мужской лаской, но страстно о ней мечтала, хотела чувствовать прикосновение твердых рук на ягодицах и коленках, касаться язычком упругих пальцев, отдавать губы страстному поцелую, подставлять груди темпераментным ласкам, позволять телу сладостное изнеможение. Она как никто другой знала, что именно нравится мужчинам, чего они ждут от слабого пола, и хотела, клялась, божилась одаривать их всем этим в тройном, пятикратном размере. Архитектура тела уже была окончательно завершена, но в арсенале Мегаловой оставалось и множество других возможностей добиться мужского оргазма. Ох, как ей хотелось его принять! Его вкусить! Ощутить, словно от магического поцелуя, сладость во рту, размазать теплую материю по влажному мягонькому животику, по воспаленным, раскрасневшимся щечкам, у ноздрей. Ей хотелось сохранить в памяти своего тела мужские судороги, проникнуться их энергией, чтобы позже опять и опять упиваться страстью полового безумия. Ожидание сексуальной радости затмило почти полностью ее сознание. Она хотела получать ее повсеместно и ежеминутно, напоминая гибнущего от жажды человека, мечтающего лишь об одном: напиться!

Перед дверью в свой отдел она остановилась. Надо было освободить мозги от навязчивой идеи и приступить к работе. Заслон от сексуального вольнодумства – тот самый заслон, которым пользуются хорошо воспитанные, правда, порой слишком провинциальные граждане нашего столичного города, – она еще не выстроила; впрочем, она и не желала его выстраивать. «Хозяина интересует бизнес, наращивание продаж, высокая рентабельность. Понятно! Это чисто предпринимательская логика поведения. Но меня соблазняют любовные романы, психология нимфоманки руководит мной полностью. Из окружающего мира меня влечет лишь erecticus! В любых вариантах и количествах! Но обязательно с хорошей оборачиваемостью. Каждый день новый! Если Бисваркин печется об увеличении оборота кондитерских изделий, если его мечты – деньги, накопление, рост капитала, умножение материальных активов, новые рынки сбыта, то моя заветная цель – получать бурные ласки, радовать слух стонами радости, воплями оргазма, шагами новых любовников. Бедный гомо эректикус? пожилой? старый? – пожалуйста! Но лучше богатый, и не просто богатый, а с природной нескончаемой жадностью к страстным утехам. Одного мне никак не хватит. Господи, как неправильно жила я все это время! Мне нельзя было заводить семью…»

Она тряхнула головкой, поправила волосы, посмотрелась в зеркальце, несколько раз глубоко вздохнула, полностью взяла себя в руки и вошла в кабинет.

«Добрый день! Я – Наталья Мегалова, ваша коллега. У меня сегодня первый рабочий день». Две дамы поприветствовали ее взмахами рук, но тут же опять уткнулись в компьютеры. Несколько дней назад, во время первого интервью с Бисваркиным, она была уже в этом кабинете и виделась с ними. Но знакомство тогда не состоялось. Вот и сейчас – дамы явно не торопились представляться. Это обстоятельство ее нисколько не задело. Без всякого смущения Наталья Никитична села за рабочий стол и открыла памятную записку.

В этот момент в кабинет вошла молодая женщина и направилась прямо к ней, протягивая руку: «Ивонина, Ольга Ильинична Ивонина, начальник отдела продаж. Я принесла тебе списки неохваченных торговых точек и мелкооптовых предприятий уральских губерний. Наш ассортимент и цены ты найдешь в другой папке. Там указаны скидки и товарные кредитные линии. Начинай работать. Твое главное производственное орудие – компьютер. Телефоном пользуйся пореже, в самых необходимых случаях. Учись снижать затраты на собственную деятельность». – «О’кей», – с улыбкой сказала Мегалова. «А ты миленькая, и глаза у тебя страстные…» – указательным пальцем Ивонина дотронулась до ее губ. Потом палец медленно, казалось, с каким-то опозданием, пополз вниз, спустился по ямочке подбородка вдоль горла к груди. Тут Ольга Ильинична шепотом произнесла: «Очень спелая, а соски полны пьянящего дурмана, даже голова закружилась. Вечер проведем вместе, милочка. Что скажешь?» – «О’кей! У тебя тоже очень нежные руки. Их можно целовать всю ночь, а очнуться счастливой и бодрой, как после сказочного сна». – «Я в тебя влюбляюсь…» – Ивонина опять приложила палец к ее губам. Наталья его чмокнула, еще и еще раз. «Пока!» – Ольга Ильинична поцеловала ее в губы, потом провела язычком по кончику носа, по щекам, по открытым губам.

Когда начальник отдела шла к выходу, Наталья Никитична посмотрела ей вслед. «Стройная фигурка, тонкая талия, идеальные ножки, видна соблазнительная родинка на предплечье. Можно же, наконец, впервые попробовать заняться лесбийской историей?» – пронеслось в ее голове. Она взглянула на своих коллег, опасаясь, что они поймут направление ее мыслей. И была приятно удивлена увиденной сценой: ее соседки по кабинету лежали на полу в объятьях. Верхняя одежда была сброшена. Наталья Никитична опустила глаза. В этот момент ей в голову пришла мысль: «Ах, вот почему пациенты клиники советовали мне начать работать именно здесь, в этом оазисе ласки и нежности! – она усмехнулась нахлынувшим воспоминаниям. – Но, может быть, пока я лежала в больнице, все граждане столицы от взаимной ненависти и неучтивости перешли к любви? От обмана – к искренности? От поножовщины – к ласке? Или предприятие “Шоко Он-лайн” проводит эксперимент? Тотальная любовь! Сексуальный non stop! Шесть месяцев в клинике и в собственной домашней постели, а столько изменений!»

Госпожа Мегалова включила компьютер и хотела было начать работать, но протяжные стоны мешали ей сосредоточиться. Она передвинула стол, чтобы взгляд не натыкался на голые тела соседок, с трудом сочинила письмо-образец для отправки в торговую сеть новых регионов, указала ассортимент товаров, сроки доставки, цены и кредитные линии. Потом стала отсылать письма по интернету еще незнакомым фирмам. В какой-то момент на ее столе зазвонил местный телефон. «Как чувствуешь себя, дорогая? Я тебя целую!» – услышала она голос Ивониной. «Я тебя тоже целую, красотка!» – ответила Мегалова, но поспешила положить трубку.

Едва она успела завершить аквизицию с отправкой предложений в различные регионы Урала, как опять зазвонил телефон. Она подняла трубку. «Как дела? Трудишься?» – спросил мужской голос. Наталья Никитична признала своего шефа господина Бисваркина. «Отправила коммерческие предложения новым клиентам. Сейчас начну искать транспортную логистику. Надо изучить, чем дешевле доставлять товары – поездом или фурами…» – «Отлично. Зайди ко мне». Она вскочила и быстро направилась к выходу, стараясь не смотреть на коллег, уже успевших обосноваться за рабочими столами.

Секс, если он доступен, уносит в мир соблазнительных ожиданий. Незаметный в быту москвич надувает щеки, гордо вздергивает губу: иллюзия, что в любой момент он способен осчастливить партнершу, сокрушить ее неверное, заниженное представление о мужской мощи, укрепляет чувство собственной состоятельности. Если же секс по каким-то причинам недоступен, невозможен – человек предается унынию, корит природу и окружающий мир. Господин Бисваркин всякий раз старался доказать себе самому и окружающим его дамам, что он, дескать, совсем неплох и всегда востребован. Ведь пока еще ни одна из его сотрудниц не написала заявления об уходе, а это был основной аргумент в его размышлениях. Об этом в офисе было известно потому, что сам шеф, прощаясь с дамами, всегда говорил: «Если испытываете томление, всегда можете заглянуть в мой кабинет. Не может быть такого, чтобы у меня не оказалось времени для этого замечательного дела. Даже если я буду чрезвычайно занят, то всегда минутку-другую выкрою». Он, правда, редко когда дожидался прихода дам по собственной инициативе. Кроме Ладыниной, в его кабинет никто по этому делу не заглядывал. Это обстоятельство господин Бисваркин для себя объяснял своим высоким положением и воспитанностью женского коллектива. Правда, поговаривали, что несколько мужчин добровольно, но тайно заглядывали к нему, видимо, для этого мероприятия.

Когда госпожа Мегалова вошла, Алексей Бисваркин говорил по телефону. Увидев ее, он закрыл ладонью трубку и тихо бросил: «Прикрой дверь, опусти шторы и раздевайся». Потом рукой показал на диван и продолжил общение по мобильнику. Женщина повиновалась, возбужденно, но без возмущения. В комнате потемнело, но все было видно, как в первых сумерках. Она сорвала с себя всю верхнюю одежду, разбросав ее на кресле, присела, раскинула руки по спинке дивана, невольно или сознательно выставляя грудь, похожую на стопки вздутых оладий, и опустила глаза. Алексей Бисваркин закончил разговор, взглянул на нее и коротко, даже как-то небрежно бросил: «Снимай все!» – «Мне нельзя. Еще пару дней надо подождать». На ее лбу и по крыльям носа выступила испарина. Она застеснялась, потянулась за салфеткой и протерла лицо. «Волнуешься? – заметил он. – На диване французский вариант неудобен?» Она промолчала. Потом вдруг предложила: «А вы становитесь на стул. У вас же огромный рост». «Откуда я этот прием знаю, кто его подсказал? – тут же пронеслось в ее голове. – Желание управляет логикой поступков, само находит оптимальное решение», – утешила она себя. Предприниматель удивленно усмехнулся, давая понять, что этот прием был для него совершенно новым, скинул с себя обувь и одежду, забрался на стул, прислонился к стене и требовательно взглянул на нее, словно приказывая: «Начинай! Что тут ждать? Быстрее!»

Наталья Никитична, охваченная каким-то инстинктивным восторгом, теперь не хотела ничего видеть и слышать. Забыв, как выглядит его физиономия, его глаза, не желая слушать его слова, она отрешенно уставилась на его тело. Какая-то непреодолимая сила потянула ее к его плоти. Не просто потянула, а бросила с невероятной мощью. Так страстные натуры сломя голову бросаются в опасные авантюры, совершенно забывая о реальности и времени. Она, казалось, была полностью одурманена его плотью, ставшей ее заветной мечтой, высшей целью. С жаром она прильнула к erecticus, и сексуальные фантазии целиком захватили ее воображение. Интеллектуальные тормоза были полностью отпущены, и Наталья Никитична понеслась, полетела к своим грезам. Она уже ничего не видела и не хотела знать, ее идолом стал только он. Именно в нем умещался весь разум вселенной – упругий, гордый интеллектуал, он властвовал над ее сознанием, как профессор на университетской кафедре. Его мохнатое обрамление принималось ею как майское бархатное рапсовое поле, запах плоти – как дурманящий аромат. Эту несгибаемую эластичность ей хотелось чувствовать на груди, в руках, на языке, каждой клеткой своего тела. Поэтому она стала извиваться вокруг него, грациозно и самозабвенно, то подставляя спину, то лаская им шею, то сжимая его под мышкой, то опутывая его своими волосами, то прикладывая к уху, как диковинную раковину. Она видела в нем какое-то одушевленное существо. Она верила, что он обладает разумом, хотела с ним общаться, называть его «зайкой», «перепелом», «одуванчиком», «кремлевской башенкой». Он был таким сладким, таким желанным, таким всепоглощающим, что ни один кондитер мира не смог был предложить что-то более заманчивое на вкус. Ни один массажист Олимпийских игр не сумел бы так сказочно дотрагиваться до ее тела, ни одно войско не было бы способно так прочно удерживать ее в своем плену, ни один тюремщик не был бы в состоянии лишить ее свободы прельщаться его волшебством. На нем уже не осталось ни одного места без тысячи поцелуев, без нежных укусов, без сладострастной слюны. Ее язычок то царственно запутывался в erecticus, то опускался вниз, лаская пальцы ног. Этот лифт наслаждений будоражил сознание любовников. Это невероятное сладострастие, обостренное до потери сознания, приближалось к своему вожделенному концу, к тому мечтательному финалу, который основательно воспалял чувства, вырывался из груди стоном упоения, сжимал судорогами самодовольной одержимости всю восхищенную плоть, фонтанировал брызгами сока любви. Она ждала этого необыкновенного события, чтобы оказаться настолько зависимой, насколько может быть лишь безропотная рабыня. Наталья Никитична подставила лицо, чтобы умыться теплой влагой, упиться этой сладостью, зарядиться этой таинственной энергией, этим эликсиром жизни. Ей хотелось размазать его по лицу, по своей спелой груди, сделать несколько глотков, чтобы этот необыкновенный вкус надолго оставался во рту…

В кабинет зашел Яков Ваханя. Нисколько не смущаясь причудливостью занятия, за которым он застал присутствующих, он подошел к столу, положил на него пачку почтовых марок и сдачу – пару пятидесятирублевых купюр, взял несколько больших и малых конвертов, готовых к отправке, и осторожно, казалось, на цыпочках, вышел вон. Они не заметили его или не пожелали заметить, продолжая одержимо заниматься своим делом.

Когда его упругость сменилась апатией, на женщину это не произвело никакого впечатления. Она продолжала неистовствовать. Как штангист, потерявший чувство реальности, пытается поднять неподъемную штангу, так и она, всецело ушедшая в мир эроса, забыла об особенностях анатомии. Проявляя незаурядное упрямство, она одаривала его нескончаемыми поцелуями; настойчивость ее язычка, пытающегося совершить чудо, казалось, не знала границ.

Сексуальный мятеж Натальи Никитичны уже чрезвычайно тяготил господина Бисваркина. Он никак не был готов к подобной эротической одержимости. Вызывая новенькую перед обеденным перерывом, он всего лишь рассчитывал с помощью любовных утех улучшить свой аппетит. Не сомневаясь, что партнерша окажется малоактивной, скованной обстоятельствами женщиной, он полагал, что очень скоро все это закончится. А тут столько ласк и настойчивых требований!

«Что она демонстрирует свое мастерство? – несколько испуганно подумал он. – Или хочет выставить меня слабаком? Тут надо немного подождать, чтобы разговоров не было, а потом заявить, что, дескать, хватит! Хорош! Мне себя в порядок привести необходимо! Обед и половина рабочего дня еще впереди!» Наконец, мужчина сказал: «Надо делами заниматься. Подожди, я сойду…»