Текст книги "Железный ветер. Путь войны. Там, где горит земля (сборник)"

Внезапно рассвирепев, Таланов выключил аппарат, едва ли не ударив по тумблеру, и снова продолжил свое хождение.

«Черт возьми, холера поднебесная, зараза морская, – думал он. – Как же я упустил семью-то, а? Романтик чертов, опора нации, меч государев, а у самого-то за спиной вот что, значит, творилось… Но она-то хороша! Ну что стоило сесть, поговорить раньше…»

Он понял, что сбивается на жалость и обвинения, и это путь в никуда.

«Нет, – решил Таланов, привычный образ мышления военного взял верх над приступом злобы и обиды. – Никаких обвинений. Что есть, то есть, будем решать исходя из этого».

Он привычно вспомнил карту сообщения Империи, прикинул, что автопоезд с семьей скоро подойдет к Саранску, где жена и дети наверняка пересядут на железнодорожную линию до самого Оренбурга. Два дня там, плюс время на дорогу туда и обратно…

Что же, есть время все обдумать.

* * *

Константин намеревался назначить чрезвычайное совещание Государственного Совета на ближайшие часы, но не успел. Стремительная пружина событий продолжала раскручиваться, неумолимо опережая действия Империи. Селектор и закрытая линия связи заменили личное общение, связав совещательный зал императора, Генштаб и скоростной экраноплан канцлера Империи Корнелия Светлова, направлявшегося в столицу на встречу с банкирами.

– …у нас практически нет связи с Европой, – сообщал Корчевский. – После первых потерь они решили, что это масштабная провокация, и свернули весь обмен информацией, но мы уже открыто использовали возможности радиоперехвата во всем доступном объеме… мы получили сведения… сведения…

Штабист даже запнулся, подбирая слова, и это было так же невозможно, как публичный критический отзыв, порочащий честь дамы, или открытое признание в антимонархических настроениях.

– В общем, станции дальней радиолокации в Германии и Норвегии фиксируют множественные воздушные цели, приближающиеся с запада. Точное число назвать не можем, но не менее трех десятков, высота – около десяти километров и выше, скорость… скорость – около тысячи… в час.

– Километров, – уточнил Константин, очевидно, устав удивляться.

– Да, тысяча километров в час, – подтвердил Корчевский.

– Ракетный запуск? – спросил Светлов. – Дальние крылатые?

– Возможно, но судя по радиоперехвату западных «локаторщиков» обнаруженные цели слишком велики для ракет. Один из высотных разведчиков описал цель как огромный многомоторный планер.

* * *

Рубанок скользил по желто-белой доске гладко, без сучка и задоринки, выпуская длинную, завивающуюся поросячьим хвостиком стружку. В мастерской одуряющее пахло свежеструганным деревом и разогретым железом. Еще один проход рубанком и еще…

Таланов отступил на шаг, критически оглядывая свое творение. Ступенька получалась на диво ровной и красивой. Для замены нужно было еще две, до вечера он успеет подогнать их и снять старые. И если все сложится удачно, завтра он наконец-то решит проблему лестничной скрипучести.

Виктор положил рубанок на верстак, потряс кистями рук, разгоняя кровь. От непривычной, забытой за много месяцев работы руки ощутимо устали, но это была приятная усталость. Полезная работа возвращала душевное равновесие и веру в благополучный исход. Таланов пока не знал, как, но был уже почти уверен, что и в этот раз все разрешится к лучшему. Он обязательно найдет правильное и единственно возможное решение. Главное – не спешить и все тщательно обдумать.

Он глянул в окошко под самым беленым потолком подвала, от природы высокий Виктор едва не цеплял его макушкой. Солнце в окошке поднималось к зениту, легкий сквозняк гонял по мастерской крошечные смерчи опилок, танцующих в солнечных лучах. Становилось жарко, рубашка на работнике взмокла.

Таланов вздохнул, расправил плечи, потянулся и вновь склонился над доской. Новая стружка скользнула на пол и с тихим шуршанием улеглась среди подружек.

* * *

– Более десятка групп, ориентировочно – четырнадцать или пятнадцать. По три планера в каждой. Под ударами Париж, Нант, Лион, Бонн, Берлин, Барнумбург, Нюрнберг, Мюнхен.

«Крупнейшие финансовые центры, – механически отметил Константин, – не военно-промышленные районы, а банковские объединения и транспортные узлы Франции и Объединенной Германии».

– Наши дирижабли дальней радиолокации отслеживают большую группу вражеских планеров, прошедших над Швецией и разделившихся у границ Финляндии, – продолжали докладывать из Штаба. – Вторжение в наше воздушное пространство. Готовимся к отражению атаки и отпору агрессора.

Когда-то, очень давно, Константин не выучил урок. Новая часть «Увлекательных историй для детей в рассказах и рисунках» после жестокой борьбы решительно и безоговорочно победила немецкую грамматику.

В обычный день он отделался бы замечанием и дополнительными занятиями, к этой плате маленький Костя был готов. Но случилось так, что на следующий день проверить успехи наследника явился его отец. Молва не прозвала Андрея Второго жестоким только потому, что это прозвище уже было занято его предком и тезкой, и самодержец не видел разницы в обращении между семьей и страной…

С тех пор минуло много лет, Костя стал Константином, а отец упокоился с миром в фамильной усыпальнице Дома. Но сейчас император снова, как в тот день, чувствовал липкие пальцы страха, происходящего от беспомощного бессилия.

Россия была страной с самыми протяженными границами и многочисленными соседями, поэтому она не могла себе позволить роскошь Конфедерации, фактически не имевшей системы единой ПВО.

Противовоздушная оборона империи была самой мощной в мире, она объединяла стационарные установки дальней радиолокации, дивизии дирижаблей приграничного и внутреннего базирования, стратосферных разведчиков и ракетно-артиллерийские эшелоны на наиболее опасных направлениях. Любая мишень, будь то крылатая ракета, гироплан, дирижабль, авиетка-носитель или скоростной планер – ничто не смогло бы пробиться сквозь стальной щит имперской обороны.

До сего дня.

Прага – Варшава – Минск.

– Группы по три планера. В группе два носителя бомб, судя по первым данным – какой-то аналог контейнерных термобарических боеприпасов, но ненормальной разрушительной силы. Один с управляемыми ракетами. Они слишком быстрые и обходят наши артбатареи «копейщиков»[16]16
  Устоявшееся собирательное наименование тяжелой артиллерии ПВО от 120 мм и выше.


[Закрыть]. Они вполне точно знают всю нашу систему обороны. Наводим на цели термопланы-ракетоносцы.

Luftwaffenkommando «0» была совершенно особым соединением, и еще на стадии составления штатного расписания возникли бурные споры относительно состава и вооружения атакующих групп. С самого начала предполагалось, что дивизия будет укомплектована новейшими сверхзвуковыми бомбардировщиками Зенгера, абсолютно неуязвимыми в силу потолка и скорости полета. Но по мере обретения эфемерными общими планами «плоти» конкретных расчетов менялось и техническое обеспечение. Цикличность работы дифазера стала неприятным сюрпризом и серьезно ограничила возможности ударной группировки. Коммуникации не позволяли гарантированно наладить бесперебойное снабжение сверхдорогим и токсичным топливом, которое «Зенгеры» пожирали, как свиньи. Отдельной строкой шли запасные части и детали, производство которых нельзя было быстро наладить на захваченной промышленной базе. Поэтому старые добрые турбовинтовые четырехмоторники вновь встали в строй. Это были очень хорошие, надежные, проверенные машины, но, в отличие от «Зенгеров», они имели один недостаток – не были неуязвимы.

Для нанесения максимального ущерба требовалось вооружать все самолеты отдельного звена управляемыми планирующими бомбами. Расчеты показывали, что скорость, высота, радиоэлектронное оборудование и знание системы обороны противника сведут потери к абсолютному минимуму. Но даже этот минимум в считаные проценты был непозволительной роскошью – «Дивизия Ноль» должна была наносить непрерывные удары по самым уязвимым точкам основных противников, разрушая промышленные центры, парализуя морское сообщение и дорожные коммуникации, громя гелиевые комбинаты и нефтяные заводы. Полсотни бомбардировщиков – против половины планеты. Даже с поправкой на убожество и отсталость низших рас – неравенство сил было слишком значимым.

Кроме того, всегда оставалась вероятность того, что аборигены изобретут что-нибудь новое или разведка «друзей» предоставит неточные сведения. Поэтому после долгих споров и почти года непрерывных штабных игр все же возобладала концепция «2 + 1», два бомбардировщика-«бомбоносца» и один защитник с дополнительными модулями РЭБ и пятью управляемыми ракетами FRK-100/46dm., иначе известными как «das Brennschrapnel».

Каждый подобный снаряд был заполнен слоями небольших цилиндров, часть из которых представляла собой цельнометаллические поражающие стержни, а часть – полые контейнеры с зажигательной смесью. Сложная система подрыва по сигналу оператора или радиовзрывателю выбрасывала поражающие элементы конусом по направлению движения, образуя начиненный разящей сталью огненный «факел» в добрых два десятка метров с температурой до 5000 °C. Благодаря сложнейшей конструкции и самой современной системе наведения «Бренны» были фантастически дороги, собирались практически вручную, но только такой снаряд обеспечивал гарантированное поражение «с первого выстрела» главного противника высотного турбовинтового бомбардировщика – дирижабля-ракетоносца.

Первый налет «тяжелой дивизии», чье ожидание накануне наполняло сердце Der Chef der Luftflotte радостной тревогой, доказало правильность выбора организации и оружия. Нескольким дивизионам имперских экранопланов удалось выйти на перехват бомбардировщиков, единицам – пробиться сквозь плотную завесу помех. Но операторы наведения не зря прозвали FRK «небесными рапирами» – «Бренны» работали далеко, точно и неотвратимо.

Петроград – Москва – Харьков.

– Последняя группа продолжает движение. Следующая возможная цель – Саранск.

Константин щелкнул тумблером.

– МВД. Лимасова.

Гордей отозвался почти сразу, менее чем через четверть минуты.

– Ваше Величество?

– Новые известия? – кратко произнес Император.

– Ничего, что может быть достойно доклада, – прямо и четко отозвался Лимасов, понимая, что сейчас не до словесной эквилибристики. Враг напал на Империю, враг бомбил города, убивая сотни, вероятно, тысячи имперских граждан. Менее чем за пять часов прежний мир закончился и начался новый, в котором все имело совершенно иную цену, в том числе и слова. – К вечеру мы добудем хоть что-то, я даю слово и ручаюсь головой.

Молчание было ему ответом. Лимасов не видел императора, но зримо представлял, как тот по старой привычке тяжело и мерно двигает нижней челюстью, будто пережевывая трудные мысли, а его брови все сильнее сдвигаются на переносице, соединяясь в одну линию, как у оборотня.

Минута.

Другая.

Третья.

– Я точно знаю, кто может нам что-нибудь рассказать… – Константин продолжил мысль так, словно не было никакого перерыва. – МИД обрывает связь, посылает курьеров. Британское посольство молчит. Значит, мы неправильно спрашиваем и надо сменить язык.

– Ваше Величество, – осмелился вставить слово Лимасов, – Это дипломаты! Мы не можем…

– Можем, – сказал император, и его собеседник умолк, как будто его речь обрезало одним движением ножниц.

Константин щелкнул пальцами, словно подводя итог каким-то своим мыслям.

– Гордей, – сказал он, в нарушение всех традиций обращаясь к Лимасову не по имени-отчеству, а просто по имени.

– Да, Ваше Величество.

– Специальная группа, что мы создали для «Исследования», где она?

– Где ей положено, в месте постоянной дислокации, в полной боевой готовности. Я привел сразу же, как только… началось.

– Это хорошо. Я подчиняю тебе Первый Полк[17]17
  Лейб-гвардия императора.


[Закрыть]. Он и спецгруппа, должно хватить. Возьмете штурмом британское посольство.

– Слушаюсь, – сказал Гордей. На фоне неких врагов из ниоткуда и гигантских многомоторных планеров приказ преступить через многовековой дипломатический этикет в общем не казался таким уж безумным.

– Вы достанете каждую бумажку и изучите ее под микроскопом, – размеренно продолжил Константин. – Вы возьмете живыми всех, кого только возможно. И особенно, – Лимасов не видел, но знал, что Константин значительно поднял палец, – я подчеркиваю, особенно сэра Кристофера Уильяма Бейтмана. Его и весь секретариат посольства вы возьмете живыми в любом случае. И они расскажут вам все, что знают. Абсолютно все.

– Ваше Величество, – начал Лимасов, намереваясь спросить что-то наподобие «каким образом их всех взять живыми?», но понял, что после этой фразы его просто уволят за несоответствие занимаемой должности. – Будет исполнено. Позвольте еще один вопрос.

– Позволяю, один и очень короткий.

– Касательно… степени допроса. Мы планируем их… вернуть?

– Нет.

Константин ответил быстро, слишком быстро, и Гордей понял, что императору так же страшно, как и всем им. Понял, что внешняя, напускная жесткость и решительность самодержца – лишь щит, скрывающий растерянность и непонимание.

– Будет исполнено.

* * *

Таланов закончил последнюю ступеньку, она стояла в ряду товарок, такая же ровная и аккуратная. Пальцы болели, пот ел глаза – Виктор забыл накинуть какую-нибудь повязку на лоб, а затем уже не хотел отвлекаться. Рубаху можно было выжимать, воздух в мастерской прокалился тяжелой августовской жарой до самых дальних уголков.

День прожит не зря, довольно думал Виктор. Теперь мыться и думать о том, как решать беду с женой, как там говорил отец, «без гнева и пристрастия». Как же это будет на латыни?.. Забыл. Ничего, вернется Старший, спрошу.

Он поднимался из подвала на первый этаж, на ходу вытирая лоб плечом, стараясь не касаться лица грязными пыльными руками.

Зазвонил телефон.

Вроде бы до их приезда еще долго, удивился Виктор, но может быть, они звонят с какой-нибудь станции по пути? А может быть, вообще опоздали и хотят вернуться?

Он почти бегом, боясь опоздать, добежал до заходящегося истошными трелями аппарата и сорвал трубку, точно зная, что этот день еще порадует его добрыми вестями.

Кристофер Бейтман никогда не служил в армии, но не нужно было иметь за плечами годы военной службы, чтобы понять – схватка за посольство проиграна. Штурм начался внезапно, без ультиматумов и предупреждений, нападавшие действовали быстро, решительно, не считаясь с потерями. Бейтману было стыдно за своих подчиненных, но более всего – за себя самого, им следовало сообразить, что дело неладно, когда улица, на которой располагался уютный трехэтажный особняк, словно вымерла. Сейчас-то было очевидно, что ее аккуратно перекрыли, освобождая от постороннего транспорта. А затем рык многих моторов разорвал воздух, из-за серого куба аналитического пресс-центра вылетела вереница приземистых военных машин без сигналов и опознавательных знаков. С неба упали два легких десантных гироплана, зависли в нескольких метрах над покатой крышей, выпустив паутинки тросов, десантники споро спускались по ним, готовые к бою.

Броневик[18]18
  Поскольку «Мир воды» не знал Первой мировой войны 1910-х и «позиционного тупика», бронетанковая школа в нем не развита. Вместо привычных нам танков здесь широко развилось семейство бронеавтомобилей, включая относительно тяжелобронированные машины с разнокалиберной артиллерией (которые и называют «броневиками»).


[Закрыть] с инженерным отвалом на покатой «морде» с ходу снес ворота, открыв путь бронемашинам и грузовикам с пехотой.

Тот, кто планировал атаку, знал свое дело, тяжелый броневик обрабатывал первый этаж из бомбомета-«слезогона» и расстреливал из скорострельной автопушки ту часть, где располагалась казарма, бронемашины обстреливали из башенных пулеметов окна второго и третьего, пока штурмующие пробивались по лабиринту внутренних помещений.

Яростная перестрелка расползалась по всему зданию, оставалось надеяться, что шифровальный отдел в подвале цоколя успел закрыть бронированные двери и уничтожить шифры и конфиденциальную переписку. Все остальное он лично отправил в специальную печь еще вчера. Имперские солдаты не получат ничего.

Хотя, нет, они могут получить его…

Империя пошла на немыслимое – захват посольства, по сути территории суверенного государства, это означало только одно – русские не намерены больше просить, они решили так или иначе узнать все силой. А это в свою очередь означает, что они не остановятся перед тем, чтобы любой ценой выбить из него необходимые сведения.

Бейтман отгонял эту мысль как мог, но это было все равно, что не думать о пресловутом белом медведе. Как бы отчаянно ни сопротивлялась охрана, атакующие захватили инициативу и однозначно побеждали. Несомненно, им нужен он, полномочный представитель и посол Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии в Российской империи. Бежать некуда, укрыться негде, разве что спрятаться в шкафу, но найдут все равно, а ронять честь до такой степени было никак невозможно. Взывать о соблюдении протокола и угрожать международным скандалом, санкциями, войной наконец – так же бесполезно, по крайней мере здесь и сейчас. Тот, кто решился атаковать посольство, уже все взвесил и был готов к последствиям или был напуган до такой степени, что просто не заглядывал так далеко.

Оставался единственно достойный его положения и ответственности путь…

Бейтман открыл самый нижний ящик стола, пальцы чуть дрожали, и он сумел крепко ухватить витое медное кольцо только со второй попытки. В ящике не было ничего, кроме небольшого вороненого револьвера, старого, но вполне исправного и действенного «велодога».

Посол взял его, странно, но руки, только что сотрясаемые мелкой нервной дрожью, сейчас прекрасно слушались. «Велодоги» предназначались для того, чтобы велосипедист мог отбиться от собак, у них, как правило, не было скобы, очень короткий ствол, слабый пороховой заряд. Почти декоративный механизм.

Но только почти.

Звуки боя переместились выше и ближе, похоже, сражение шло за анфиладу комнат делопроизводителей. Хлопки карабинов охраны становились все реже, тонули в треске самозарядных винтовок и ручных пулеметов атакующих. Оставались считаные минуты.

Бейтман закрыл глаза и поднес «велодог» к виску. Прохладный куцый ствол приятно холодил разгоряченную кожу, пальцы снова задрожали, посол перехватил оружие обеими руками, стволом к себе, положил большой палец на спуск и посмотрел прямо в широкое отверстие, казавшееся огромным и бездонным, как главный калибр флагмана флота Его Королевского Величества.

«Не думать, не смотреть. Просто закрыть глаза и спустить курок, главное – не думать о том, что будет потом…»

Если сомневаешься, если не получается что-то сделать, нужно разбить действие на несколько отдельных и совершать их последовательно, наслаждаясь самим процессом.

Просто нажать спуск, легкое движение пальца… И все закончится.

Виндзор, сентябрь 1955 года

Осень опустилась на Виндзор невидимо и неслышимо. Она развернула полог, сотканный из серых и желто-коричневых цветов, слез дождя и неяркого мягкого солнечного цвета, заботливо, с любовью накрыв небольшой город графства Беркшир, летнюю резиденцию британских королей.

Человек в черном стоял у окна малой библиотеки Виндзорского замка, осматривая окрестности, любуясь очарованием упадка природы, предвестником прихода зимы.

Пустые в это время года покои замка отличались отменной звукопроводимостью, шаги приближающихся он услышал загодя. Три, может быть, четыре человека, идут уверенно, четко ставя шаг. Человек бросил еще один взгляд в окно, уже не замечая пейзажа, еще раз тщательно обдумывая предстоящую беседу. Конечно, если с ним будут говорить, не исключено, что за ним пришли, чтобы завершить процедуру переговоров, не оставив свидетелей. Это было маловероятно, но вполне возможно.

Открылась высокая двустворчатая дверь с витиеватым орнаментом, в библиотеку вошли четверо. Отмерив ровно три секунды, он повернулся к ним, словно вошедшие отвлекли от важных дум. Небольшое очко в его пользу, маленький символ того, что именно он нужен им, а не наоборот. Крошечная победа, но искусство переговоров целиком состоит из таких вот малых шажков и отступлений.

На этот раз состав визитеров был ему незнаком, за исключением Роберта Рамнока, комиссара полиции Лондонского Сити, остальных гость видел впервые. Впрочем, с его точки зрения весь британский истеблишмент был на одно лицо – чопорные, медлительные в движениях, с непременными бакенбардами и вытянутыми лицами. Эта чопорность, неизменная печать аристократического высокомерия на лицах, жестах, неизменно вызывала у него приступ веселья, глубоко похороненного под маской сдержанной вежливости.

– Добрый день, – сказал комиссар с ледяной вежливостью.

Рамноку гость не нравился с самой первой минуты так называемого «знакомства», ему стоило немалых усилий спрятать почти физическую неприязнь за оградой показного высокомерия.

– Сэр Кристофер Уильям Бейтман, дипломатический корпус. Сэр Гилберт Ванситтарт, правительственный советник Его Величества. Лорд Морис Хэнки… – Рамнок на мгновение замялся, подыскивая наиболее точное определение роду занятий лорда. – …специалист по разрешению разнообразных проблем.

– Nachrichtendienst? – произнес гость и уточнил. – Разведслужба?

– В какой-то мере, в какой-то мере, – расплывчато ответил сам лорд, гадая, что бы могла означать эта как бы случайная оговорка, слово на предположительно родном языке гостя.

Гость же тем временем размышлял над составом сегодняшней «делегации» – полицейский, дипломат, советник, разведчик…

Более забавной, нежели лошадиные физиономии британских деятелей, была разве что запутанная система взаимоотношений государственной машины Королевства. В противовес строгому, регламентированному механизму его отечества, в этом удивительном месте, казалось бы, небольшой чин мог иметь огромное влияние и представлять всю державу, потому что за ним стояли происхождение, связи, учеба в закрытых элитных школах, членство к клубах, которые здесь зачастую занимали место «кабинетов власти». Здесь не решали вопросы, а договаривались, балансируя интересы аристократических кланов, ставших со временем и финансовой элитой.

Что-то подобное было и на его родине, пока очистительный огонь не стер с лица земли вредоносные плутократические идеи вместе с их носителями.

Четверо и один оценивающе рассматривали друг друга.

– Присядем, господа, – радушно предложил Ванситтарт.

Все присутствующие в библиотеке сели вокруг квадратного низкого, по колено, стола. Гость – с одной стороны, комиссар и дипломат, соответственно, по правую и левую руки, советник и разведчик – напротив. Статус посетителей определился, диалог будет между ним и парой напротив, остальные двое, несомненно, будут на подаче и для общего давления.

Серьезное дело не терпит спешки, оппоненты вели дуэль взглядов, стараясь просчитать друг друга по облику, одежде, манере поведения.

Бейтман служил в дипломатическом корпусе не первый год и даже не первый десяток лет, ему были знакомы подозрительные русские, воспринимающие любые предложения Короны как сладкую, но ядовитую конфету, энергичные американцы, считающие, что происхождение от поселенцев с «Мейфлауэра» стоит как минимум двадцати колен европейского аристократического рода, пылкие французы и неспешные немцы. Кристофер полагал, что после стольких лет, встреч и переговоров искусство дипломатии уже не откроет ему новых страниц, но он ошибался.

Если бы он прочитал описание гостя или услышал от кого-либо в пересказе, то не нашел бы в нем ничего удивительного и интересного. Немногим выше среднего возраста, уже не юный, но еще очень далекий от старости. Мужественное лицо без шрамов и иных запоминающихся примет. Черный костюм с узкими бортами и высоким вырезом, черная рубашка и черный же галстук, чуть шире обычного, с желтой полоской золотой заколки. Такая приверженность к могильным тонам на любом другом поразила бы отсутствием вкуса, но на этом человеке смотрелась вполне пристойно. Быть может, из-за его спортивной фигуры, подтянутой, с безукоризненной выправкой. Единственное, что было по-настоящему необычным – цвет волос, коротких и зачесанных назад, пограничный, лежащий в неопределенном спектре между светло-желтым и белым. В общем, спортивный мужчина, одетый в эклектичном, но, безусловно, своеобразном стиле.

Бейтмана смущала полная эмоциональная закрытость гостя. Каждый человек непрерывно через жесты, мимику, осанку, интонацию посылает окружающему миру множество сигналов о своем душевном состоянии и настроении, нужно только уметь читать их. Немногие могут скрывать свой внутренний мир, осознанно контролируя проявление эмоций. Искусство психологической защиты гостя было безупречным. Он был абсолютно закрыт, полностью контролируя каждый мельчайший жест, каждую нотку своего голоса, но при этом совершенно не производил впечатления искусственности, вынужденного самоконтроля.

В те редкие мгновения, когда ему удавалось перехватить взгляд гостя, дипломату казалось, что перед ним некое инопланетное существо из фантастического фильма, взявшее полное управление над человеческим телом. В глазах – зеркале души – он не читал ничего, ни одной человеческой эмоции. За плоскими голубыми глазами человека в черном скрывались космический холод и равнодушие, так человек мог бы смотреть на… муравья?

Кристофер Бейтман, разумеется, не был знаком с «Учением о крови и скверне» Предвестника, так же как и с апокрифом «Последовательные волны разума», поэтому так и не узнал, насколько приблизился к истине. Дальнейшие его мысли были прерваны словами советника Ванситтарта, обтекаемыми и обезличенными:

– Мы приветствуем вас.

Гость вежливо склонил голову в хорошо выверенном поклоне, достаточно низко для демонстрации уважения, но не более того.

– Вы можете называть меня Томасом, – произнес он.

Над произношением «Томаса» уже потрудились лингвисты, но все равно Бейтман не мог уловить ни тени «характерного произношения твердых согласных» и прочих специфических нюансов, что они обнаружили в акустических записях. Прекрасный английский выпускника хорошей школы и колледжа.

– И это ваше настоящее имя? – осведомился разведчик.

– А есть ли разница? – вопросом на вопрос ответил гость. – Как принято было говорить в старые добрые времена, «я лишь тень моего господина», посредник, предающий информацию.

– Ваша скромность делает вам честь, – с неопределенной интонацией отозвался лорд Хэнки.

– «Скромность есть добродетель», – в тон ему ответил Томас, определенно кого-то цитируя, – господа… – С этими словами он обвел взором присутствующих, справа налево, на пару мгновений останавливаясь на каждом. – Приступим к делу?

– А, пожалуй, – на первый взгляд легкомысленно согласился советник Ванситтарт. – Так что же вы хотите?

– Того же, чего вчера и позавчера, – с тонкой улыбкой произнес Томас, словно игнорируя панибратский тон собеседника. – Согласия с нашими аргументами и готовности к разработке совместных планов.

– Ну, это совершенно не деловой разговор, – продолжал вести свою партию советник. – Вы хотите от нас участия, даже соучастия в таком серьезном мероприятии, но не даете никаких гарантий! Вы видели нас, теперь мы хотим посмотреть на вас. Мы желаем, чтобы наша делегация посетила ваш… мир, всесторонне оценила ваши возможности, убедилась в наличии средств, о которых вы заявили.

– Напротив, более чем серьезно, – несмотря на намеренную и явную провокацию сэра Гилберта, на лице Томаса не дрогнул ни один мускул, а голос был все так же механически ровен. – Господа, позвольте полюбопытствовать, играете ли вы в покер?

– Допустим… – неопределенно заметил Морис Хэнки, и по тому, как советник Ванситтарт чуть подался назад, словно освобождая коллеге пространство для маневра, стало понятно, кто будет главным с английской стороны.

– Это прекрасно, – продолжал Томас. – Тогда вы, несомненно, постигли суть, так сказать квинтэссенцию этой игры – баланс между тем, что у вас есть на руках, и тем, что вы хотели бы показать своим… оппонентам.

Собеседники оценили и паузу, и то, как Томас избежал слова «противники».

– Фактически мы с вами играем в покер на будущее Соединенного Королевства и моей страны. У нас есть военная сила, которую мы однозначно продемонстрировали. Мы можем показать больше, но ровно столько и таким образом, как сочтем… возможным для нас.

И вновь они отметили это едва выделенное «возможным для нас», его можно было понять и как вежливую констатацию «что захотим, то и покажем», и как извинение «хотели бы, но никак невозможно».

– …У вас есть возможности и ресурсы, которыми мы не обладаем, но без которых наш проект превращается в авантюру. Мы нужны друг другу, но взаимовыгодные партнерские отношения не подразумевают ни дружбы, ни откровенности. Поэтому свободный и бесконтрольный визит ваших представителей к нам определенно невозможен.

– Тогда нам в общем-то не о чем говорить, – буравя Томаса пронзительным взглядом, веско произнес Хэнки. – Покер есть покер, за хорошей миной редко скрывается добрый набор карт.

– Совершенно с вами согласен, – заметил человек в черном. – Истинное замечание, оно равно справедливо для обеих сторон. Понимаете, господа, вы видите наше оружие, часть нашей военной силы, но не знаете, что скрывается за этим фасадом. Вы можете предполагать, но не более того. Однако все здесь присутствующие знают, что скрывается за вашей… внешней картиной. Потеря рынков, прогрессирующее отставание в технологиях подводного флота, затянувшийся экономический кризис.

Томас перевел дух и продолжил неожиданно жестко:

– У вас впереди беспросветность, потому что десятилетия назад Королевство сделало неверный исторический выбор и с тех пор лишь усугубляло его. Мы же предлагаем руку помощи.

– Вы протягиваете нам не руку, а сгнивший костяк, – столь же жестко ответил Хэнки. – Тотальная война со всем миром – это не то, что спасет Британию. И коли уж мы согласимся хотя бы обдумать вероятность подобного, мы хотим знать и видеть больше.

В этот момент человек в черном понял, что если и не все дело, то по меньшей мере половина его сделана. Его оппоненты в целом, пусть и неосознанно, согласились с тем, что речь идет, ни много, ни мало, о существовании Соединенного Королевства. А признав это, они со временем сделают и следующий шаг. Но этот шаг потребуется очень тщательно подготовить…

– Талейран учил, что «у государств нет ни высокого, ни низкого. Ни благородного, ни подлого. А есть только необходимое и возможное», – примирительно сказал он. – «Костяк» – это эмоционально-оценочная категория. Мы все же предпочитаем вести речь о помощи и взаимной выгоде. И, позвольте еще раз напомнить, господа, что мы не против самого по себе визита ваших представителей. Мы намерены показать вам более чем достаточно, чтобы развеять сомнения в заявленных возможностях. Производственные мощности, образцы техники, маневры и учения…

– И не более того, – закончил за него Хэнки. – А почем нам знать, может быть, там у вас голод и сплошное вымирание?

– Не исключено, – с необыкновенной легкостью согласился Томас. – Совершенно не исключено, но согласитесь, в данном случае имеет значение не гипотетический голод, а вполне конкретные, материальные корабли и дивизии, которые пойдут в бой во славу нашего союза и в обретение того, что нам всем равно необходимо. Их вы увидите в полной мере.