Текст книги "Череп епископа"

Рыцарь

Воинский лагерь широко раскинулся на берегу мелководной Мятагузы. На утоптанных площадках между высокими белыми шатрами горели костры, распространяя вокруг запахи жаренного мяса, отовсюду доносились звуки литавров и лютен, громкий женский смех и мужские голоса. Армия ждала наступления.

Впрочем, ничего другого епископ Дерпта увидеть и не ожидал. Отряды из городов Вильмы, Пайды и Риги, устав от вынужденного безделья и получив деньги всего за два месяца службы, ушли по домам, рыцари Ордена, исповедующие католичество, разошлись по своим фогтиям, и с сыном Готарда Кетлера остались только самые преданные воины и местные ливонские дворяне, частью связанные вассальной присягой, а частью отправившиеся в поход просто развеяться от скуки. Обстановка лагеря с возможностью веселого коллективного пьянства и разврата этих вояк вполне устраивала, а жалованья за службу они все равно не получали.

О том, что епископ в сопровождении двух воинов въезжает в бивуак святого воинства, а не цыганский табор, свидетельствовали только пара скучающих у дороги караульных, да развевающиеся у шатров флаги с орденскими или родовыми гербами. Караульные одетого в кардинальские одеяния гостя останавливать не решились, хотя и под благословение не подошли, и гость проследовал к центру лагеря, мысленно оценивая имеющиеся здесь силы. С высоты седла было видно около сотни шатров. Это означало присутствие примерно такого же числа благородных воинов, каждый из которых привел с собой от двух до десятка простых латников. Получалось, что в целом под рукой кавалера Ивана находилось немногим более полутысячи мечей. На глазок, около семисот. Если усилить его кнехтами, уже марширующими назад в лагерь, и епископской дружиной, получится вполне боеспособная армия. Сто лет назад великий магистр Ульрих Югинген повел на завоевание Литовского княжества одиннадцать тысяч воинов – но тогда ему противостояла объединенная польско-литовская армия, а не дикие и обезлюдевшие после мора языческие земли. Для взятия Новгорода полутора тысячного кулака вполне хватит, а потом…

Дерптский епископ улыбнулся – потом он уедет в Рим, и отношения затерявшейся в диких лесах армии и московского царя его уже не коснутся.

Маленький отряд остановился возле центрального шатра, его глава спешился и шагнул внутрь. К чести кавалера Ивана, он всеобщему разгулу не предавался, а изучал трактат итальянского алхимика Берегуччо Ваноччо об изготовлении пороха. Епископ моментально вспомнил, как совсем недавно уже слышал имя, вынесенное на обложку поставленной на пюпитр книги, и мысленно отметил, что по крайней мере в знании современных ученых гапсольскому алхимику отказать нельзя.

– Господин епископ?! – узнал гостя рыцарь, и с готовностью принял благословение, поцеловав затем руку священника.

– Готовитесь к новым битвам, сын мой? – указал епископ на раскрытый трактат.

– Если мы хотим привести язычников к истинной вере, то нам необходимо знать их оружие, – с готовностью ответил командующие ливонской армией. Похоже, он уже давно ждал этого вопроса и заранее к нему подготовился.

– Сие весьма похвально, – кивнул гость. – А приготовили вы сами пушечные стволы для предстоящей компании? Или вы придерживаетесь мнения тех итальянских и немецких военачальников, что считают артиллерию никчемным азиатским изобретением, годным лишь пугать коней?

– Вы имеете в виду трактат Николло Маккиавели «Государь», господин епископ? – приподнял брови сын Готарда Кетлера и тут же процитировал: – «Лучше предоставить неприятелю ослеплять самого себя, нежели разыскивать его, ничего не видя из-за порохового дыма». Преклоняясь пред гением великого итальянца, я не могу не видеть, что произведенный низкородным сервом выстрел из пушки способен уничтожить дворянина, одетого в самый прочный современный доспех, господин епископ. Сей прискорбный факт побудил меня приобрести для похода четыре бомбарды, отлитые в Гамбурге в прошлом году.

– Вижу, вы хорошо образованы, господин рыцарь, – удовлетворенно кивнул священник. – Это вселяет надежду в успех вашей компании. Вы не согласитесь изложить мне план этого похода?

– Разумеется, господин, епископ, – молодой человек, волею судьбы оказавшийся во главе армии заметно погрустнел. – После наступления морозов мы двинемся на восток, обойдя Иван-город с юга возле Яма и Переволока, и осадим город Ям. Этим мы отрежем русских в Иван-городе и поселения в устье Луги от возможных путей снабжения и подхода помощи, разорим тамошние деревни и понудим к сдаче. Взяв Ям, мы осадим Копорье. Захватив таким образом все побережье Балтийского моря, Орден сможет продолжить развивать наступление на Псков и Новгород, не опасаясь за тылы и имея хорошие пути снабжения через Нарву и по реке Луге.

– Вы мыслите вполне разумно, господин кавалер, – признал глава Дерптского епископства.

Увы, господин епископ очень хорошо знал, что основа этого плана таилась в деньгах, полученных Готардом Кетлером и его сыном от ганзейских городов. Купеческий союз расстался с золотом при одном непременном условии: в ходе войны должны быть уничтожены построенные русскими купцами в устье Луги селения, причалы и крепостицы, из которых они отправлялись в разорительные для Ганзы торговые путешествия в Германию, Швецию и Данию, подрывая монополию союза на связанные с русскими товарами прибыли. И тем не менее план казался вполне разумным и выполнимым.

– Однако я не слышу бодрости в вашем голосе, рыцарь.

– От меня ушла вся пехота, господин епископ, – в бессильной ярости сжал кулаки молодой командир. – Пехота пайдская, рижская, немецкие наемники. Я потерял больше половины армии, еще не начав войны. Оставшихся сил хватит разве для разорения селений на Луге, да попытке получения выкупа с Яма, в обмен на уход назад без штурма.

Золото, золото, золото… Наемники ушли, ганзейское золото потрачено, результатов нет. Для кавалера Ивану остался один-единственный шанс оправдаться перед своими главными кредиторами: сжечь селения лужских купцов. Ради этой задачи он уже готов отказаться и от захвата Яма, и от обложения непроходимыми заслонами Иван-города, и от наступления на Псков и Новгород. Как изменился мир! Еще совсем недавно исполненный благородной идеей нести язычникам истинную веру крестоносец, оказавшись в трудных условиях стремится только к одному: отработать золото никчемных безродных торговцев!

Под холодным взглядом епископа молодой человек отступил к своей походной постели, проверил ремень с висящим на нем длинным мечом, одернул белый плащ.

– Я хотел начать наступление еще летом, – не выдержал наступившего тягостного молчания рыцарь. – Разведать тайные тропы, обойти Иван-город и неожиданно ударить на Ям, захватив его прежде, чем гарнизон успеет подготовиться к осаде. Но начались дожди… В дождь эти проклятые Господом земли совершенно непроходимы!

– Вы молоды, господин кавалер, – покачал головой гость, – и только неопытность прощает вам эту ошибку. Разве отец не говорил вам, почему Орден никогда не наступал на языческие земли вдоль побережья Балтийского моря?

– Он говорил, что там не за что воевать, – пожал плечами дворянин. – Там есть всего лишь несколько нищих деревень и очень много болот. Собираясь начать наступление отсюда, я рассчитывал именно на внезапность. Русские нас отсюда не ждут…

– И опять вы излагаете правильные мысли, господин рыцарь, – вздохнул дерптский епископ, подходя к пюпитру и бросая взгляд на латинский текст. – Но слишком свысока относитесь к людям, прожившим в этих местах не один десяток лет. Если бы три месяца назад вы навестили одного местного епископа и спросили его совета, то он бы ответил вам, что никаких тайных троп между Мятагаузой и Яамойне не существует, никогда не было и быть не может. Не может потому, что между Чудским озером и Балтийским морем земли нет! Вообще нет. Здесь есть только болота, а на единственном проходном месте стоят Нарва и Иван-город. Еще этот епископ сообщил бы, что русские дикари незнакомы с благородными правилами цивилизованной войны и никогда не платят выкупов, и что иной дороги к устью Луги кроме как мимо Яма нет, а значит и безнаказанно разорить свои торговые селения русские вам не дадут.

Молодой дворянин прикусил губу и стал внимательно вглядываться в закрывающий вход полог, словно ожидал скорого прихода кого-то из подчиненных.

– Сказать вам, о чем вы думаете, господин рыцарь? – мягко поинтересовался епископ.

Кавалер Иван отрицательно дернул головой, но гость сделал вид, что не понял его жеста и продолжил:

– Вы думаете о том, что теперь поздно поминать старые ошибки, что время все равно упущено и покорение языческих земель более невозможно. – Епископ деланно вздохнул. – А знаете ли вы, рыцарь, что ландскнехты уже возвращаются назад в лагерь?

На этот раз командующий армией развернулся к гостю, да так резко, что белоснежный плащ с нашитым на нем крестом взметнулся в воздух.

– Возвращаются?

– Мне показалось, господин рыцарь, – спокойно продолжил дерптский епископ, – что из вас получится хороший, находчивый командир и вам можно доверить войска. Однако, готовы ли вы со своей стороны следовать моим советам?

– Вы наняли немцев, чтобы вернуть их под мое командование?

– Вы получите назад своих жадных пехотинцев и пять сотен епископских латников вместе с вассальными мне рыцарями и две русские шестифунтовые пищали, захваченные Орденом в последнем литовском походе, если не станете тратить время на ожидание того, чего быть никогда не может.

– И какой совет вы хотите дать, господин епископ? – ради возможности увеличить численность своего войска более чем вдвое, сын будущего великого магистра был готов почти на все.

– Вечера становятся все более и более холодными, господин кавалер, – улыбнулся гость. – Скоро осенняя распутица уйдет под снег, а недавние реки и топи станут самыми надежными путями. Военные походы в здешних местах случаются или летом, когда по рекам и озерам можно дойти до врага на лодках, или зимой, когда до врага можно дойти по льду. Но мало решается передвигаться по тонкому, только-только появившемуся льду, который без особого труда проламывает носом даже легкая лойма. Так вот, господин кавалер. Дней через семь к вам сюда подойдут ландскнехты. После этого вы сниметесь с лагеря и направитесь в мои земли, к рыбацкой деревне Кадавер. Этот путь займет еще дней пять. Там, в местном монастыре, вас будет ждать епископское войско и собранные со всех вверенных мне Господом земель лодки. К тому времени, несомненно, уже начнутся первые заморозки и озеро подернется самым первым, еще очень слабым ледком. Русские расслабятся и перестанут ждать опасности до зимних, крепких морозов – когда лед окрепнет и станет проходим для конницы и повозок. Но вы, мой рыцарь, мороза ждать не станете и пойдете на лодках прямо сквозь тонкий лед. Вы высадитесь севернее Гдова в нескольких милях, перережете дорогу из него к Иван-городу, а потом осадите Гдов и возьмете его. Получится то самое неожиданное наступление, о котором вы говорили, и гарнизон этой небольшой крепостицы не успеет подготовиться к осаде.

– Я возьму ее в первый же день! – пообещал кавалер Иван.

– Надеюсь, – кивнул епископ. – Потому, что там вы захватите лошадей, припасы и оставите за спиной крепкую базу, в которой всегда сможете получить пищу и отдых. Когда лед окрепнет, именно туда мы станем подвозить припасы и посылать подкрепления. В любом случае в ближайшие три дня вам надлежит двинуться в сторону деревни Чернево, на восток от Гдова. К тому времени распутицу уже скует холодом, но лесные тропы снег засыпать еще не успеет. Как подсказывает мой опыт, господин рыцарь, через месяц на всех реках здешних земель будет стоять крепкий лед. Пару дней вы отдохнете в Чернево, а затем сожжете ее, спуститесь на лед реки Плюссы, на которой она стоит, и быстрым маршем пойдете вверх по течению. У озера Врево по зимнику, который накатывается там каждый год, перейдете на Лугу, двинетесь вверх по ней до деревни Раглицы. Она совсем рядом с Новгородом, от нее к этому городу всегда ведет мощеная дорога. Через два месяца, начиная считать с сегодняшнего дня, вы подойдете к стенам Новгорода и займете город. Вы готовы сделать это, господин кавалер?

– Для усиления тылов нам необходимо сжечь поселки в устье Луги, – с глубокомысленным видом изрек рыцарь.

– Забудь про купцов, крестоносец! – не выдержав, рявкнул епископ. – Если ты возьмешь Новгород, тебе простится все!

Кавалер вздрогнул, прикусил губу, прошелся по шатру от стены к стене:

– Этот поход организовали только вы, или это цель всех пастырей Ливонии?

От восхищения гость только головой закачал: четыре епископства, входящие в состав ливонской конфедерации – Рижское, Курляндское, Эзельское и Дерптское все вместе могли выставить до четырех тысяч воинов. Молодой рыцарь, пользуясь случаем, захотел получить под свое командование все войска, на которые, по его мысли, мог рассчитывать. Однако епископ не собирался делиться славой спасителя крышки Гроба ни с кем другим.

– Я открою вам тайну, господин рыцарь, которая стоит куда дороже лишней тысячи воинов, – положил руку на свисающий с шеи крест епископ. – Вам не придется штурмовать Новгорода. Ворота города откроют вам без боя. Вы должны только дойти до них через пустынные земли, разогнав несколько небольших деревень. Итак, господин кавалер, вы согласны?

Сын Готарда Кетлера неожиданно громко скрежетнул зубами и резко склонил голову.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – перекрестил его дерптский епископ. – Благословляю тебя на подвиг во имя Господа нашего Иисуса Христа.

Молодой крестоносец преклонил колено и почтительно поцеловал протянутую ему руку.

Замок

Третьего дня после прибытия барона Анри дю Тозона в возвышающейся неподалеку от Дерпта замок, здесь началась неимоверная суета. Облаченные в монашеские рясы молодые воины проверяли оружие и разбегались по башням и бойницам, послушники торопливо засыпали полы залов свежим сеном, во дворе жалобно визжали убиваемые поросята. Француз, успевший за последние десять лет объехать почти всю Европу, хорошо знал, чему предшествует такое поведение еще недавно сонных и ленивых слуг – в дом возвращается хозяин. Алхимик с видимым облегчением вздохнул, старательно смел в еле тлеющий камин мелкие деревянные опилки, насыпавшиеся с только что оструганной палочки, спрятал продолговатую деревяшку за пазуху, а короткий сапожный нож – в поясной карман.

Спустя пару минут в зал вбежал монах с далеко выпирающем над кушаком брюхом, высыпал охапку дров прямо в камин и, тяжело дыша, умчался прочь. Задавленный неимоверной тяжестью огонь испустил предсмертный вонючий дымок и окончательно угас. Французский дворянин мстительно улыбнулся: он предвкушал, как хозяин замка войдет в эту холодную залу, зябко поежится, повернется к очагу… А потом прикажет хорошенько выпороть всех бездельников за нерадение к своим обязанностям.

Дело в том, что все три дня пребывания в этих стенах, утром днем и вечером гостя кормили одним и тем же блюдом: гусиной печенью с молотым миндалем. Конечно, миндаль – орех вкусный и дорогой, вкус которого знаком далеко не каждому дворянину; конечно гусиная печенка питательна и вкусна… Но всему есть предел!

Разумеется, жаловаться на угощение, тем более столь дорогое, воспитанному гостю не пристало, но если злостных мучителей накажут хоть за что-то – барон почувствует себя отчасти отомщенным.

В этот миг, к разочарованию ученого, погибший было огонек сообразил, что помощи ждать неоткуда, и самостоятельно начал карабкаться к воздуху по смолистым бокам сосновых поленьев.

Снова вбежал монах, свалил очередную охапку дров рядом с камином, поправил разъехавшиеся по сторонам поленья и, с облегчением утерев лоб, неторопливо побрел к дверям. Он свои обязанности выполнить успел. Анри дю Тозон протянул к пламени открытые ладони и прищурился, впитывая живое огненное тепло.

– Неужели вы замерзли, дорогой барон?

Француз оглянулся на вошедшего в зал хозяина замка и невольно хмыкнул: попривыкшей за время поездки к цивилизованной одежде, епископ был облачен в короткий, немногим ниже талии, плотно облегающий тело красный шерстяной пелис, подбитый коротким мехом нутрии, и испанские пуховые кальсесы, спускающиеся до самых сапог. В таком костюме зимой по улице прогуливаться можно, не то что в замке, стены которого кое-как спасают от промозглого ветра, беседы вести.

Барон же, привыкшей в теплой Европе не бояться в домах холода, был вынужден обходиться только суконным дублетом поверх льняной рубашки – не одевать же в замке верхнее платье, в самом деле! В ответ на приветствие епископа он даже не нашелся, что сказать, и лишь отвесил низкий поклон.

– Вижу, замерзли, – кивнул властитель окрестных земель. – Давайте перейдем в малый зал. Это огромное помещение прогреть одним камином все равно невозможно. Идемте.

Они двинулись по деревянному балкону, нависающему над внутренним двором, и ноздри тут же защекотал запах запекаемой свинины. Дю Тозон почувствовал, как рот в предвкушении лакомства наполнился слюной. Епископ свернул в угловую башню, по винтовой лестнице спустился на один этаж. Они пересекли двор, пройдя мимо стоящей на равноудалении от деревянных пристроек кухни и вошли в небольшой гулкий зал, имеющий из убранства только стол и стоящие возле него два кресла. Зато тепло от полыхающего в камине огня достигало здесь самого дальнего уголка помещения.

– Скоро зима, – с сожалением вздохнул хозяин замка, подходя к окну. – На леса и поля ляжет снег, и ставни придется закрыть до самой весны. Вы можете себе представить, господин барон, каково жить по полгода только при свете свечей и факелов?

– Честно говоря, нет, мсье.

– Скоро поймете, мой дорогой барон. Однако, не согласитесь ли вы разделить со мной трапезу? Честно говоря, я проголодался с дороги.

– С удовольствием, мсье, – дю Тозон, предвкушая вкус горячей, чуть сладковатой, пахнущей дымком и гвоздикой запеченной свинины с готовность занял место за столом. Дерптский епископ занял место напротив. Двое молодых послушников внесли подносы с яствами и ученый дворянин увидел… Паштет из гусиной печени с тертым миндалем. В кубках же оказалось разлито все тоже терпкое красное вино.

– Угощайтесь, господин барон, – гостеприимно предложил хозяин замка. – К сожалению, горячие блюда еще не готовы, и пока придется обойтись тем, что есть.

Анри дю Тозон через силу улыбнулся и, чтобы не обидеть богатого покупателя, принялся старательно впихивать в себя опостылевшее лакомство.

– Вижу, вы не испытываете аппетита, дорогой барон, – епископ промакнул губы кружевным платком и небрежно кинул его на стол. – Наверное, вас беспокоит, достаточно ли в подвалах замка золота, чтобы оплатить стоимость вашей драгоценной шкатулки? Тогда давайте отложим обед на потом, и осмотрим мою сокровищницу.

Хозяин замка поднялся из-за стола, прошел к камину, толкнул узкую створку и стал спускаться вниз. Француз с готовностью последовал за ним. Через минуту он вошел в светлый – из-за белых черепов, которыми был выложен пол и стены, и теплый, благодаря пылающему в небольшом очаге и двух жаровнях огню подвал. Набор имеющихся здесь инструментов не оставлял ни малейшего сомнения в своем предназначении: барона Анри дю Тозона привели в пыточную камеру.

Увидев гостя, двое дюжих полуобнаженных молодцов извлекли из жаровни по длинному, раскаленному докрасна железному пруту и привычно перекрыли путь к выходу.

– Присаживайтесь, мой дорогой барон, – господин епископ указал на ощетинившееся гвоздями кресло святого Иллариона. Француз, сделав судорожный глоток, остановился. – Да не пугайтесь вы, барон. Сидеть в нем совсем не больно. Главное не шевелиться, не совершать резких движений, и вы почти не почувствуете неудобств.

Палачи, сжимая в руках раскаленные прутья, приблизились, явственно дыша в затылок. Барон, втянув голову в плечи, сделал вперед шаг, другой, медленно повернулся и осторожно опустился седалищем на гвозди, слегка дернувшись от мелкого покалывания. Заплечных дел мастера, побросав прутья обратно в жаровню, споро пристегнули его локти и запястья к подлокотникам, шею к спинке кресла, ноги зажали в колодки.

– Вы не имеете право делать этого, господин епископ, – пересохшим голосом произнес француз. – Согласно буллы о ведении расследования Святой Инквизицией, вы не имеете права применять пытку, если в моих показаниях нет противоречий, обязаны предоставить мне адвоката, защищающего мои интересы перед обвинением, и испросить имена недругов, которые могли оклеветать меня ложным доносом. Кроме того, кресло с гвоздями не входит в перечень разрешенных к употреблению орудий пыток. Вы имеете право применять только допрос веревкой, допрос водой и допрос огнем, но только в присутствии лекаря, не долее десяти минут каждая и не больше одной пытки в день…

Ученого дворянина словно прорвало, и он говорил, говорил, говорил, ссылаясь на различные законы и уложения. Тем временем епископ уселся за стоящий напротив кресла стол, на жесткую деревянную скамью, сделал палачам разрешающий знак и облокотился локтями на гладко струганную столешницу. Молодцы принялись стаскивать с жертвы сапоги.

– Что вы делаете? – оборвал свою тираду француз.

– Мы начнем с доброго поступка, мой дорогой барон, – дружелюбно улыбнулся дерптский епископ. – Поможем вам немного согреться. И не надо сразу думать о самом страшном. Влияние Святой Инквизиции не распространяется на наши земли, никто вас в ее руки не отдаст. Булла папы о ведении расследования дел инквизицией к нашему случаю никакого отношения иметь не будет.

Обнаженные ступни ученого палачи споро обмазали свиным жиром, после чего придвинули к ним жаровню примерно на полшага. В первую минуту француз сидел спокойно, с некоторым удивлением «прислушиваясь» к идущему от ног приятному теплу, а потом вдруг резко изогнулся от внезапно прилившего к ступням жара:

– А-а! – от резкого рывка гвозди спинки кресла и сидения вонзились в тело, усиливая муки. – Перестаньте! Не-ет!

– Так вот, барон, – спокойно продолжал разговор епископ. – Мне бы очень хотелось узнать, что это за планета Мардук, и в каком месте она пересекает линию Ориона. Вы ведь имели в виду созвездие, не так ли?

– А-а! У-у… Уберите!

Хозяин замка кивнул, и палачи отодвинули жаровню. Тем не менее французский дворянин продолжал жалобно скулить из-за боли в обожженных ногах.

– Вы молчите, дорогой барон? Видимо, вы еще недостаточно согрелись…

– Не-ет! Я скажу! Я рассчитаю для вас все благоприятные дни и часы на сто лет вперед… Не надо больше… Отпустите меня.

– Вы меня не совсем поняли, мой милый дю Тозон, – поморщился епископ. – Я хочу иметь возможность сам рассчитывать благоприятные дни. К тому же, мне известны отрывки из языческих, дохристианских текстов, где упоминается некая планета Мардук, обладающая весьма многообещающими качествами. Но до сего дня не нашлось ни единого источника, который помог бы отыскать ее на небе.

– Я… Я покажу ее вам…

– И опять мы не понимаем друг друга, – вздохнул хозяин замка. – Показать вы можете любую звезду или планету, которая вам попадется. Будет гораздо удобнее, если вы, как опытный астролог, назовете созвездия, где ее следует искать и признаки, по которым я смогу отличить ее от приличных звезд.

– Я… Нет… – сбивчиво попытался ответить пленник. – Это очень сложно… Я покажу…

– Видимо, нам придется попытаться найти ответы самим, – с явным сожалением поднялся епископ. – Эрни, придвинь жаровню и пойдем со мной.

Когда хозяин замка и палач вернулись в подземелье с найденными в сундуке ученого книгами и приборами, Анри дю Тозон уже не мог кричать, а только хрипел, выгнувшись в кресле и выпучив глаза. Епископ выразительно посмотрел на палача – Эрни торопливо свалил книги на стол и бросился к пленнику:

– Ноги не испеклись, господин епископ, – с облегчением сообщил он. – Только небольшие ожоги.

Второй палач, остававшийся в пыточной камере, испытал еще большее облегчение: за неправильно проведенную пытку спрос был бы именно с него.

Жаровню отодвинули, а французскому алхимику дали выпить несколько глотков воды, после чего он получил небольшой отдых – нынешний хозяин его жизни и смерти внимательно разбирался в найденных бумагах.

– «Тиккун миддот ха-нефеш», – уважительно произнес епископ, откладывая одну из книг. – Господин барон читает по-арабски? Я восхищен. Мне сия премудрость так и не далась. Зато я понимаю девангарские иероглифы, на которой написана «Книга Магли». Между прочим, все богословы считают, что их более не сохранилось. Альберти Леон Баттиста, «Математические забавы». Книга поучительная, но весьма поверхностная. Бембо Пьетро… Этот итальянец кроме стишков и вовсе ничего не писал… О, Боэций Аниций Манлий Северин! «Утешение философией», книга для ожидающих смертной казни. Очень поучительный трактат. Пико Делла Мирандола Джованни, «Рассуждения против прорицающей астрологии». Тоже пустая болтовня. «Сефер Йецира» – «Книга Творения». Господин барон, помимо всего прочего, увлекается кабалистикой. И последнее… Снорри Стурлусон. Россказни наших датских соседей о своем великом прошлом. У вас весьма разносторонние интересы, мой дорогой дю Тозон.

Дерптский епископ, придвинул к себе отобранные из общей стопки «Книгу Магли» и «Книгу Творения», после чего подозвал к себе одного из палачей:

– Отнеси все остальное ко мне в библиотеку. В них ведь нет никакой научной ценности, так, господин барон? Конечно, так… Но вернемся к нашему разговору. Во время опыта по трансмутации на вашем столе лежали открытыми именно эти две книги. Я всегда считал, что тайны кабалистики уже очень давно изучены нашими теологами до самых сокровенных глубин, и ничего нового в них почерпнуть невозможно, но вы с таким интересом сюда заглядывали и делали выписки… Что вы смогли найти в ней такого, чего не заметили братья из нашего Ордена?

– Ничего, – вспотев от волнения, замотал головой алхимик.

– Значит, вы читали все-таки ее, – хозяин замка положил руку на толстый кожаный переплет ветхой «Книги Магли». – Не подскажете, на какой странице?

– Я… – тяжело дыша, барон прикусил губу. Потом отрицательно закрутил головой.

– Эрни, возьми тиски, – распорядился епископ.

Дюжий палач с готовностью придвинул к креслу тяжелый чурбан с прибитой к нему странной конструкцией, отстегнул от подлокотника правую руку, вложил ее в специальную выемку ладонью вверх, зажал винтовым барашком, накинул пластину с пятью выемками.

– Что это такое? – шепотом спросил дю Тозон.

– Тиски для пальцев, – ответил Эрни.

– Но ведь пальцы сюда не достанут…

– Достанут, – кивнул палач, взялся за кисть и с силой вывернул ее в обратную сторону, заставив пленника снова забиться от боли. В таком положении пальцы действительно точно легли в приготовленные для них выемки.

– Вы хотите ответить мне, мой дорогой барон?

– Отпу… Отпустите!

– Всего несколько слов, мой дорогой друг, и вы вздохнете свободно. В каком месте книги говорится о планете Мардук?

– Я не знаю-ю!!!

– А это уже откровенная ложь.

– Не знаю!

– Эрни, раздроби ему мизинец.

– Нет, нет, не надо!

– Тогда ответьте мне, барон.

– Я правда не знаю… – ученый дворянин пытался скорчиться в кресле от нестерпимой муки, но ремни не позволяли сделать даже этого.

– Кажется, она была открыта примерно здесь, – откинул хозяин замка несколько страниц. – Эрни, продолжай.

Палач начал работать тисками, и подземелье огласилось новыми воплями. Некоторое время епископ пытался вчитаться в покрытые странными значками страницы, потом не выдержал:

– Это просто невозможно терпеть! Эрни, заткни ему рот. Откроешь, когда закончишь дробить палец. Если он не согласится ответить на мой вопрос, заткни ему рот снова, и не открывай, пока не закончишь со следующим пальцем.

– Слушаюсь, господин епископ, – палач отошел к верстаку и вскоре вернулся с железной колбой, сквозь которую была продета длинная трубка. Он воткнул колбу в рот, закрепил ее специальной скобой, перекинутой на затылок пленника. Крики оборвались – слышался только тяжелый свист проходящего через трубку воздуха. Опасливо покосившись на своего господина, палач одной рукой зажал алхимику нос, а большим пальцем другой заткнул проходящую через рот дырку. Его жертва, задыхаясь, бесшумно забилась на кресле, на время забыв про боль во всех других местах. Но когда лицо налилось кровью, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, Эрни отпустил трубку, позволил сделать пару вздохов, и снова зажал. После нескольких минут это развлечение ему надоело и он снова взялся за тиски.

Дерптский епископ, рассеянно перелистнув несколько страниц, неожиданно увидел нечто, поглотившее все его внимание. Почти на час в пыточной камере воцарилась тишина, прерываемая только скрипом тисков и тяжелым дыханием барона. Наконец с мизинцем было покончено. Палач извлек кляп у пленника изо рта, и тот тут же взмолился:

– Прекратите это, мсье епископ! Я не понимаю в этой книге ни единого знака! Я возил ее с собой только для возбуждения почтения у собеседников…

– А где вы добыли этот трактат? – оторвался от мелко исписанной страницы хозяин замка.

– Выкупил у турецкого купца, доставившего из Индии груз кашмирского шелка, тамошних драгоценностей и еще некоторые редкости.

– Я думаю, книга обошлась вам очень дорого, милый барон. Зачем же вы потратились на нее, если не знаете этого языка?

– Мне хотелось… Мне хотелось выглядеть ученее, чем я есть на самом деле…

– И вы хотите, чтобы я вам поверил, господин барон?

– Я не знаю этого языка, клянусь вам!

– Хорошо, я соглашусь с вами, барон, – кивнул епископ. – И даже освобожу на сегодня от дальнейшего допроса, но при одном условии: вы скажете, каким образом следует читать строки книги. Если вы ответите неправильно, Эрни раздробит вам еще один палец.

– С-справа налево…

– Эрни, заткни ему рот и раздроби следующий палец.

– Нет, я ошибся! Слева направо! Отпустите! Сверху вниз! Снизу… – железный кляп оборвал несвязные выкрики.

– Ну как так можно, барон? – укоризненно покачал головой дерптский епископ. – Такой образованный человек, и не знает одного из языков, пришедших к нам от самого Адама. Строки здесь читаются слева направо, а следующая справа налево, потом опять в обратную сторону, змейкой. И знаки в книге означают пары и тройки букв, из-за чего алфавит составляет немногим более сотни букв. Древний девангарский язык. Вы просто обязаны его знать!

– Мне продолжать пытку, господин епископ? – поинтересовался Эрни.

– Принеси мне кубок из верхнего зала.

Палач кивнул, и торопливо ушел. Дерптский епископ вышел из-за стола, выбрал на верстаке один из ножей, направился к ученому дворянину. Тот задергался, неразборчиво мыча.