Текст книги "Крестовый поход"

– Отец твой, Дмитрий Васильевич, у Москвы в служилых князьях ходил и воли своей не имел, – тихо напомнила княгиня. – Брат твой Иван, великий князь Ярославский, по воле Василия Московского послушно на Нижний Новгород хаживал кровь свою за прихоти чужие проливать [11]11
  Несмотря на громкое название, влияние Великого княжества Ярославского в указанный период ослабло настолько, что неизвестно даже, кто правил в нем в конце XIV – начале XV века. Единственное летописное упоминание относится к 1410 году.


[Закрыть]. Муж же мой ту Москву позапрошлым летом взял и за своеволие наказал изрядно. Посему тебе, княже, крепко подумать надобно, кто надежнее будущее рода твоего подтвердит: брат твой безвольный, Василий, в Москве без ратей запертый, али муж мой, право которого ярлыком ханским и войском храбрым обеспечено.

– Сядь, княже, – посоветовал Егор. – Ныне судьба не токмо твоя, но и детей твоих, всего рода решается. Я человек не новгородский, не московский и не вожский. Я русский, и для меня вся земля русская своя, от морей Каспийского и Черного до океана Ледовитого. И люди здесь для меня все свои, лишней крови проливать не хочу. Посему желаю достоинство твое сохранить и покой в княжестве твоем. Креста мне на верность целовать не заставлю, звание твое громкое за тобой и сыновьями оставлю, за сохранность рубежей мечом своим поручусь. Ты же, князь, младшим детям боярским из свого княжества не мешай в войско мое записываться. Они ведь молоды, у них вся жизнь впереди. Им славы хочется, богатства, поместий больших и богатых. Зачем удальцам храбрым судьбу ломать? Они ведь не токмо за меня, они и за твой покой сражаться будут. А я им за то землю дам.

– Земли у меня у самого хватает, – не садясь, угрюмо сказал князь Кубенский. – Поболее, чем у тебя на Воже имеется. Да токмо что от нее проку, коли леса лишь да болота окрест? Боярам земля со смердами нужна. С пахарями, деревнями, наделами.

– А я места хорошие знаю, – широко улыбнулся Егор. – Там кормлений на всех хватит. И боярам, и князьям. У тебя, вижу, славные сыновья выросли. Трое. Коли княжество свое на три удела поделишь, что от него останется? Да и муж ты, вижу, крепкий, здоровый, у тебя еще вся жизнь впереди. Что их ждет? И когда? Я же за службу честную да за доблесть ратную так бы наградил, что богаче тебя, Дмитрий Васильевич, каждый станет!

– Никогда князья Кубенские, потомки великих князей ярославских, татю безродному под руку не встанут! – резко заявил княжич Семен, продолжая тискать оголовье меча.

– А ты ко мне под руку встань, – предложила ему Елена. – Чай, мой-то род никак твоего не захудалее, от одного колена счет ведем.

– Бабе кланяться?

– А ты матери своей скажи, что она поклона твоего недостойна, – резко сказала княгиня. – Посмеешь?

Княжич, не ожидавший столь быстрой и решительной отповеди, стушевался и ответа не нашел. Тем более что его отец неожиданно сел за стол и осушил налитый ему кубок.

– Гладко сказываешь, князь Егорий, много сулишь, – сказал Дмитрий Васильевич. – Да так ли оно на деле-то? Про участие твое в делах летних, что в Диком поле творились, я слыхивал и про набег на Москву знаю. Так ведь ты прибежал-убежал, а Василий Дмитриевич как на столе сидел, так и остался. Хана Темюра ты скинул – ан хан Джелал-ад-Дин от тебя ушел. Старшинство же в Орде у него, а не у царицы твоей, и союзников имеется преизрядно.

– Да! – довольно кивнул за его спиной княжич Семен.

– Посему такое будет мое слово…

Скользнувшая от парусинового полога танцовщица взяла кувшин, наполнила его кубок, бесшумно исчезла. Князь Кубенский приподнял брови, улыбнулся:

– Снисходя к долгому добрососедству нашему с отцом княгини Елены, дам я слово, что на призыв выступить супротив тебя не откликнусь, кто бы в поход ни позвал. Большего не проси. Ну а коли из детей боярских кто удачи поискать пожелает, славы и кормлений, так они у меня на цепи не сидят. Пусть отъезжают, обиды держать не стану. Хорошее у тебя вино. И невольницы забавные. Теперь моя очередь тебя в гости звать. Как оказия случится, жди гонцов…

Дмитрий Васильевич решительно поднялся, коротко поклонился хозяевам и отправился к близкому городку. Его сыновья поспешили следом.

– Видишь, милая, сделали все по-твоему, – глядя им вслед, накрыл своей ладонью руку жены Егор. – Ну и что это дало? Надо было ворота тараном высадить, князя турнуть да наместника посадить. И проще, и надежнее.

– Обожди, Егорушка. Еще не вечер.

Однако вечером ничего не произошло. Равно как и на второй день, и на третий. На рассвете четвертого армия свернула лагерь и двинулась дальше, к истоку Сухоны и далее по ней. Через два перехода ватажники вышли к Вологде. Древний богатый город встретил их запертыми воротами и…

Лотками и навесами, вынесенными к самому берегу реки. Слухи о пути и целях заозерцев, похоже, успели добраться сюда еще позавчера, а потому местные купцы, пекари, мясники и пивовары поспешили воспользоваться случаем и выставить угощение для богатых путников. На всякий случай вологодские торговцы притащили и одежду, и обувку, и оружие – мало ли кому что понадобится? Здесь оказались даже возки с печками, где воинам предлагалось согреться, выпить и расслабиться со всеми удобствами.

Вожников позволил ватаге два дня отдохнуть, после чего повел их дальше по Сухоне, по ровной ледяной дороге, уже даже не похрустывающей под весом людей и саней. По Векшеньге повернул направо, на зимник. Соль – товар ходовой и всесезонный, а поэтому к Соли-Галицкой дорога шла широкая и накатанная. Чай, не один десяток саней по ней за день прокатывался. Заблудиться было трудно даже без проводников. Один переход – и армия, обогнув по тракту обширную незамерзающую топь, вышла к брошенным на произвол судьбы обширным амбарам и бревенчатым солеварильницам: огромным, в три этажа высотой и полста шагов в длину, с закопченными окнами наверху. Видать, дым выпускали наружу прямо через них.

Пустыми были и деревеньки на пути ватажников, и постоялые дворы окрест города. Дворов стояло много – все же место торговое, оживленное, иным купцам подолгу потребный груз ждать приходилось, а жить где-то надо. Да и просто после дороги баньку принять, отдохнуть на мягкой постели.

Город, стоявший на правом берегу реки Костромы, отгородился от гостей высоким, этак сажен в пять, земляным валом, поверх которого тянулись темные и порядком обветшавшие бревенчатые стены примерно той же высоты. С башнями горожане пожадничали – их было всего пять на крепость. И это при размерах укрепления примерно пять сотен шагов в окружности. Пушечных бойниц не имелось даже возле ворот, лучников Егор тоже не заметил, а потому без опаски подъехал почти к самому поднятому мосту и крикнул:

– Что же вы так гостей встречаете, галичане?! Ни домов натопленных, ни столов накрытых?

– Незваный гость хуже татарина! – отозвались с привратной башни.

– Коли гость пришел, галичане, что есть в печи, все на стол мечи! Так у нас на Руси положено!

– На штурм пойдешь, так и угостим от души, не сомневайся!

– Ну, смотрите сами! У меня через час-другой войско-то подтянется, отдохнуть захочет. Коли хозяева дворов постоялых их накормят, напоят да приютят – во дворах остановимся, да еще и за постой заплатим. А коли не выпустите кабатчиков – в городе заночуем, попомните мое слово!

Вожников поворотил коня, поехал к обозу, что медленно сворачивался в круг на левом берегу Костромы. Выгонят горожане хозяев, не выгонят – а все едино столько возков на дворах не поместится, понадобится лагерь ратный.

Однако жители Соли-Галицкой сделали правильный выбор: с отчаянным скрипом бревенчатый помост опустился через ров, ворота отворились, из них выехало несколько высоко груженных возков.

– У кого лучший постоялый двор в округе? – тут же повернул к ним Егор.

– У меня! – ответил первый возничий, одетый, однако, бедно, в поеденном молью треухе и дырявом тулупе.

– Неправда твоя, мой самый лучший! – заорали в ответ из ворот. – У тебя баня черная и печь на кухне коптит!

– Сам ты коптишь, Никифор! – развернулся назад мужик. – О прошлом годе выбелены, ни единой сажинки нигде не проступило!

– Так ты каженный день мажешь! У тебя кадка с мелом прямо у топки стоит!

– А ну, хватит! – отмахнулся Егор. – То вас не дозовешься, то не отбиться. Ты первый, у тебя с женой и дворней и остановлюсь! Скажешь всем, что уже занято. Баню давай топи, да ужин нам организуй с медом хмельным. У вас, сказывают, самый сладкий.

– Лешка, Лешка! – невесть кому закричал мужик, крутя головой. – Не слышишь, что ли? Беги, затапливай!

Увидев, что кабатчиков не бьют, горожане осмелели, снова открыли ворота, выпустив к постоялым дворам еще с полсотни возков с припасами, спрятанными было от набега. Потом вслед за возками побежали работники и даже бабы. Потом понадобилось что-то еще – и когда к Соли-Галицкой подтянулись основные силы заозерской рати, крепость уже стояла с распахнутыми настежь воротами, а стража отставила копья и щиты к стенам, прогуливаясь возле моста налегке.

Егор от соблазна войти в город удержался. Узнал у одного из бегущих с бурдюками смердов, что князя здесь нет, и махнул рукой, даже воеводу на разговор звать не стал. Сходил только к солеварням, полюбопытствовал, как все работает. Но ничего, кроме банальных сковородок и скребков, не увидел. Разве только размеры и у того, и у другого измерялись в саженях – целого верблюда целиком зажарить можно, а опосля, пригорелого, соскоблить.

На выходе из солеварни князя перехватил Угрюм, поклонился с седла, приложив руку к груди:

– Дозволь на сход тебя пригласить, атаман. Люди расспросить тебя желают.

– Сход? Почему не знаю? – Егор поднялся в седло своего скакуна. – Кто созывал?

– Да не понадобилось, атаман, – пристроился стремя к стремени ватажник. – Ты же спрашивал, кто из ушкуйников на землю осесть подумывает? Ну, так вышло, серебро они копят, не прогуливают. Оттого и пьют меньше, и службу лучше несут…

– Короче, именно их ты к себе в дозорные сотни и собрал, – понял его мысль князь. – И в чем трудность?

– Нет трудности, атаман. И ясности тоже. Хотят про землю понять, о чем ты сказывал…

Ватажники, что намеревались оставить его дружину, были, понятное дело, уже в возрасте, почти все четвертый десяток разменивали. Плечистые бородачи в стеганых и войлочных поддоспешниках, некоторые даже в кольчугах. Хорошие шаровары, добротные сапоги, дорогие шапки. Каков характер, такова и одежда. Люди думали о будущем, строили планы, копили деньги – и выглядели, знамо, солиднее, нежели гуляки, живущие одним днем. Собрались «куркули» возле составленного в круг обоза, будучи одновременно и его охраной, и обитателями.

– Тут нам Угрюм сказывал, княже, – не стал тянуть воин в наброшенном поверх кольчуги тулупе, рыжебородый, с бритой наголо макушкой, прикрытой войлочной тюбетейкой, – что намерен ты желающим землю нарезать. Мысль сия нам доброй кажется, однако же обществу интересно, где сие задумано? Не первый день гадаем, но разрешить эту загадку не получается. От сего и беспокойство.

– Понятно, други, – спешился Вожников. То, что остепенившиеся разбойники звали его князем, было многообещающе. Однако, к стыду своему, никого из возможных бояр по имени Егор не знал. Прошли те времена, когда под его рукой две сотни бойцов ходило. В шеститысячной армии каждого в лицо не упомнишь. – Вы со мною не один раз в походах были и хорошо знаете, как они обычно случаются. Налетели на чужой удел, объяснили, кто под солнцем самый главный, собрали свою дань и уплыли. В местах покоренных не задерживаемся. Кто в них правит, кто людьми повелевает и законы устанавливает, то от нас не зависит. А сие неправильно. Земля, на которую нога русская ступила, должна и впредь навеки нашей оставаться. Посему полагаю я отныне укрепляться там, где смог доказать свою силу. Укрепляться же можно только одним способом: своих людей на месте оставлять. Знаю, далеко не все там будут вам рады. Но ведь и вы все далеко не овечки. Постоять за себя сможете. Наделы же, что вы получите от меня, будут куда как больше тех, что вы за скопленное серебро купить сможете, за то ручаюсь твердо. И на жизнь хватит, и на слуг, и холопов собственных набрать.

– За такие наделы, княже, ты службу потребуешь, – задумчиво сказал рыжебородый.

– Насильно мил не будешь, – пожал плечами Егор. – Коли кто желает остаток жизни на печи лежать, тому, знамо дело, лучше всего где-нибудь в Заволочье избушку прикупить али двор постоялый да и коротать деньки в покое и сытости. Однако же, если у кого на примете девица имеется и в плане детишек завести, то о них подумайте. Ваша служба для них званием боярским обернется да наследством богатым. Кем вы внуков своих и правнуков видеть хотите – смердами простыми или боярами родовитыми? Любой знатный род именно с этого, с надела первого, начинается.

– Сказывал же, не так просто сие обернется! – произнес кто-то слева.

– А ты хотел и на елку влезть, и штаны не ободрать? – тут же ответили ему, по толпе мужчин прокатился смешок.

– Воевали вы храбро, право свое на отдых заслужили, посему неволить никого не буду, и обиды держать не стану. Желает кто забыть про жизнь буйную и веселую, так тому и быть. А коли кто готов ради детей еще мечом послужить да избранницу свою поместьем обширным поразить, буду рад тех и впредь сотоварищами называть и в рядах дружины своей видеть.

Егор прижал ладонь к груди, взял коня под уздцы и пошел к постоялому двору. Говорить больше было нечего, оставалось только ждать выбора этих заматеревших в набегах воинов.

Ватага кутила возле Соли-Галицкой три дня, оставив ее после себя целой и невредимой, порядком обогатившейся и хорошо знающей, кто является хозяином их земель, княжества Галицкого и всего Заволочья согласно ханскому ярлыку. Причем новый правитель обрел среди местных жителей немало искренних сторонников.

Один день дальше по Костроме, еще переход вверх по Вексе, и заозерское войско вышло на лед обширного Галицкого озера, на высоком берегу которого и раскинулась столица здешних земель.

Как и достойно высокому званию, Галич издалека ослеплял путников множеством золотых куполов и белоснежных звонниц, поражал размерами, манил стоящими вдоль берегов баньками, причалами, дымами из сотен труб, словно говоря: «Идите сюда, здесь тепло, свежо и сытно». При всем своем броском богатстве, стены город имел деревянные – однако с башнями через каждые полста шагов и тремя воротами только со стороны озера, причем в привратных башнях через бойницы наружу грозно выглядывали черные зевы бронзовых тюфяков.

Слухи явственно обгоняли гуляющую по зимним дорогам армию – в этот раз из окрестных деревень никто не убегал, добро и припасы не прятал, а постоялые дворы не то что не были брошены, их хозяева вроде даже наняли дополнительных слуг и прикупили вина и припасов. Однако Егор велел поставить напротив центральных ворот свою юрту. Он хотел не гостевать, а иметь здесь свой дом. Место, где он был безусловным хозяином.

Поутру к воротам Галича отправился Федька, на этот раз в сопровождении полусотни хорошо одетых ратников из дисциплинированных сотен Угрюма. Вернулся боярин через час, вошел в юрту, виновато развел руками:

– Прости, княже, но Юрий Дмитриевич не желает принимать твое приглашение. Он сказывает, что он в здешних землях хозяин, и потому это тебя с супругой у себя принять желает, в своих хоромах и за своим столом.

– Желает или приглашает? – строго переспросила Елена. Она за занавесью примеряла новое платье, богато отороченное мехами. Самое подходящее для прогулок по холодным зимним палатам. Они, известное дело, только у печей теплые. А за дверь выйдешь – иной раз и стены с инеем.

– Приглашает, – после некоторого колебания ответил Федька.

– Уверен?! – Княгиня откинула полотнище, вышла на свет. – Коли приглашает, то можно и согласиться. Коли желает, то сие уже оскорбление, нам его желанию подчиняться позор, за такие слова впору пушки к воротам выкатывать.

– Приглашает! Точно приглашает. А что ждет, так это он завтра к обеду звал.

– Ждет, приглашает или желает?! – возмутилась Елена. – Ты насмешки чинить удумал?

– Князь Галицкий Юрий сказывал, что как хозяин города и окрестных земель он приглашает гостью свою княгиню Елену Заозерскую с супругом к себе на пир завтра перед полуднем! – выпалил юный боярин.

– Так бы сразу. Коли так, хватит времени, чтобы нашить самоцветы. Ступай. Будь готов завтра с утра составить нам свиту.

Новое платье удалось на славу: бирюзовое персидское сукно тонкой выделки, ленты соболиного меха над плечами, пышные рукава, усыпанный рубинами, сапфирами и жемчугом матерчатый клин, углом сходящийся через высокую грудь к животу, широкий янтарный пояс, от которого расходилась складками длинная юбка с атласными вставками. В накинутом поверх этой роскоши, подбитом песцами плаще Елена была диво как хороша.

В открытые городские ворота они въехали на конях, однако перед воротами детинца спешились и вошли на тесный двор. Впрочем, и хозяева встретили их с уважением, спустившись навстречу до нижних ступеней крыльца. Княгиня Анастасия с легким поклоном подала Егору большой серебряный ковш:

– Рады видеть вас, гости дорогие. Вот, испейте сбитня с дороги. Лучше нет удовольствия, чем горячее на морозе пить.

Вожников, уже ученый правилам и традициям, принял угощение двумя руками, выпил до дна. Перевернул, показывая, что не осталось ни капли.

– Благодарствую за угощение, хозяюшка. – Егор с поклоном вернул ковш.

– Разве это угощение? – улыбнулась княгиня. – Настоящее угощение в верхнем тереме нас ждет. К столу идите, гости дорогие, а то уж заждались.

Обширный стол с самыми изысканными яствами был накрыт и вправду в тереме – в просторных светлых палатах над воротами, частые бойницы которых ныне закрывались стеклянными витражами в свинцовых рамах. Высший шик, доказывающий богатство хозяина, и одновременно – хитрая экономия. Витраж можно набрать из любых осколков, а стекло в этом мире дорого. Каждый кусочек на счету.

Егора несколько удивило выбранное для пира место, а также то, что за большим столом имелось всего четыре кресла. Обычно хозяева если уж закатывали пир – то всех бояр и сотников на него созывали. Да и горницы во дворце были куда удобнее. Здесь же вместо печей – жаровни по углам, слуги через узкие боевые двери с подносами еле протискиваются, все блюда остывают буквально на глазах, подергиваясь сальной жирной корочкой. Запеченная целиком белуга, молодой вепрь на подносе, многочисленные лотки с заливным, копченостями, соленьями, запеканками и маринадами – все становилось не столько угощением, сколько красивой декорацией.

В кои веки Вожников добрым словом попомнил требование жены надеть тяжелую парадную шубу, а не набрасывать на плечи суконный плащ с бобровым воротником. Разоблачиться здесь ему совсем не хотелось.

Слуги князя Галицкого проводили гостей к столу, предупредительно отодвинули кресла, наполнили бокалы.

– Угощайтесь, прошу вас, – предложила княгиня Галицкая. – Чем Бог послал, тем и рады.

– Благодарствую, хозяюшка, – кивнул Егор.

Пробовать холодца на морозе ему не хотелось, а ничего горячего он не видел. И потому просто взял кубок и откинулся на спинку кресла.

– Давно хотел посмотреть на тебя, лихой удалец, – сказал князь Галицкий, приглаживая рыжую окладистую бороду. Над усами розовел большой рыхлый нос, под густыми бровями поблескивали хитрые голубые глаза. – Быстро ты и ловко развернуться успел. Прямо как я в детстве. Помню, маленьким точно так же развлекался[12]12
  В возрасте 21 года (по другим источникам – в 25 лет) князь Юрий Дмитриевич совершил настолько разгромный поход на Золотую Орду, что даже попал в татарский эпос «Идиге» в качестве ужасающего Князь-уруса.


[Закрыть].

– Лиха беда начало, – скромно потупился Егор.

– Давай выпьем за крепость мечей наших, атаман новгородский, – предложил князь.

Вожников согласно поднял свой кубок, поднес к губам.

– И когда ты собирался сказать мне про ордынский ярлык на Галицкое княжество?

От неожиданности Егор чуть не подавился вином, закашлялся, захрипел. Юрий Дмитриевич рассмеялся и хлопнул в ладони. Слуги, поклонившись, быстро оттянулись к дверям, вышли за них и прикрыли за собой створки.

– Памятуя добрососедство наше, княже, – прокашлявшись, выдавил Егор, – я княжество за тобой и наследниками твоими признаю… И даже отсрочку дам на три года… Податям всем… В походы призывать не стану.

– Молчи, атаман-удалец, не мучайся, – еще больше развеселился хозяин города. – Я за тебя сам скажу все то, что ты задумал. Вы, гости дорогие, полагали, что, словам твоим обрадовавшись, я брату своему, князю Московскому, выход платить перестану и в помощи ратной откажу. На тебя кивну и скажу, что по ярлыку все тебе положено. Тебе, понятно, ничего не дам, но зато и Москву без дохода оставлю, себе в казну все спрячу. И посмотрю со стороны, чем ваша распря с Василием Дмитриевичем закончится. Коли он победит, я при княжестве остаюсь. Ты одолеешь – опять же я при своем останусь. Так ты все верхневолжские княжества кругом и объединишь. С каждым поговоришь, посулишь легкой выгоды и, ни единого дружинника не потеряв, ни единой стрелы не выпустив, князя Московского без половины его владений оставишь. Твои-то силы при тебе останутся, а вот для него это будет беда-а… Ну, а после того, как с братом моим управишься, все княжества поволжские ты уже легко под себя подомнешь.

Егор переглянулся с женой. Именно таким их план и был: разделяй и властвуй.

– О-о, конечно же, – обрадовался Юрий Дмитриевич. – Конечно же, княгиня Елена. Ты умница, вся в отца.

– Еще я хотел попросить у тебя порох и безземельных детей боярских, дабы поместьями своей властью наградить, – добавил Егор, чтобы расставить все точки над «и».

– Ты кое-чего забыл, атаман. – Хозяин города прихлебнул вина. – Коли ты моего старшего брата одолеешь, то после смерти его княжество Московское по праву наследному ко мне переходит. В добавление к моим княжествам Галицкому, Звенигородскому и Вятскому. Посему при победе твоей я становлюсь великим князем Всея Руси.

– Я побеждаю, а ты великий князь? – не поверил своим ушам Егор. С надеждой посмотрел на жену.

Елена виновато кивнула.

– И у меня даже сейчас достаточно сил это право отстоять. Но при живом брате делать это, сам понимаешь, глупо. Детей у него нет, стол великокняжеский никуда от меня не уйдет. Зачем понапрасну кровь христианскую проливать? В нужный час москвичи сами призовут.

Егор допил вино, налил себе еще, опрокинул в рот.

– Как ты думаешь, атаман новгородский, отчего за дерзость с ярлыком я тебя прямо в воротах не повесил? – выдержав паузу, поинтересовался князь Юрий.

– У меня десять тысяч ватажников у города, – ответил Вожников, слегка, разумеется, приврав. – Если с наших голов хоть один волос упадет, они твой Галич с землей сровняют. Не смотри, что пьяные, они пьяные только злее.

– Татары пять лет тому приходили, все лето головой в стены бились, да так несолоно хлебавши и ушли, – задумчиво сказал Юрий Дмитриевич. – А ушкуйники без тебя и вовсе осаждать не станут, сразу разбегутся. Какая это рать? Душегубы…

– Не советую обольщаться! – набычился Егор. – Мои ватажники воевать получше многих умеют! Москву брали, Стекольну брали, власть в Орде поменяли…

– Кабы не был ты так ловок, атаман, так и говорить было бы не о чем… – Хозяин разлил по кубкам еще вина. – Но воевать ты и вправду умеешь. Посему теперь я скажу тебе, как ты сможешь мне послужить и как я тебя за службу награжу.

Вожников недовольно нахмурился, но возражать подождал. Узнать чужие планы не мешало.

– Супруга моя обожаемая, Анастасия Юрьевна, – коснулся руки жены галицкий князь, – дочь князя смоленского Юрия Святославича. Подлый князь Витовт его со стола отцовского спихнул, город под себя подмял, гонениям всяческим подвергает, веру православную душит, латинянство богомерзкое насаждает. Уже дважды смоляне супротив Литвы бунтовали и письма слезные постоянно присылают, однако же нет на безбожников управы. Посему по справедливости надобно Смоленское княжество мне под руку передать. Жители тамошние возвращение дочери князя Юрия примут с радостью.

– Какое отношение я имею к Смоленску? – не понял Егор.

– Ох, молодежь, молодежь, – рассмеялся хозяин Галича. – Хитрят, придумывают, в дипломатию играют. А простых и ясных связей не замечают. Ты, атаман, дочь князя Витовта в монастырь запер, союзника его первого, брата моего, разорил и теперь опять супротив Василия козни строишь. Готов поставить свою саблю против швейной иголки, что в ближайшие год-два воевать тебе с Витовтом придется, желаешь ты того или нет. Судьба у тебя такая, и ты ее не обманешь. Ты, коли хочешь помощь мою получить, немедля на кресте поклянешься княжество Смоленское мне в той войне добыть, права мои на стол Московский и великокняжеский признать и урона княжеству моему Звенигородскому в той войне не чинить, а коли учинишь, то весь до полушки возместить.

– Хочешь, чтобы я тебе каштаны из огня таскал? – возмутился Егор.

– В обмен на то я тебе обещаю, – продолжил Юрий Дмитриевич, – признать твой титул княжеский равным князьям Ярославским, и все твои дарственные на земли любым слугам твоим также законными признавать, признать право твое на любые земли, тобой завоеванные. Помимо княжества Смоленского, конечно же. Ставленницу твою в Орде, коли нужда придет, ратной силой от твоего имени обязуюсь поддержать, а также в войну твою супротив Литвы на твоей стороне выступлю. Зельем огненным, коли уж ты его так любишь, и боярскими детьми безземельными тоже тебе помогу. Согласен?

– Да! – первой выдохнула Елена, ради признания родовитости мужа согласная всегда и на все. Или, точнее: ради признания родовитости ее сына и прочих будущих детей. Ибо Егору на мнение окружающих о его происхождении всегда было наплевать. Однако его звание останется их потомкам. И для детей это будет уже очень, очень важно.

– Атаман?

Вожников задумчиво потер подбородок. В хитросплетениях дипломатии он разбирался не очень, его стихией были оружие, походы и сечи. Но выглядело предложение достаточно заманчиво. Брат великого князя был сильным союзником. Потом, конечно же, за старшинство с ним придется повоевать. Но до того времени еще нужно дожить.

– Хорошо, – кивнул Егор. – Я согласен.

– Коли так, брат мой князь Заозерский, предлагаю перейти в главные хоромы и продолжить пир там. – Юрий Дмитриевич поднялся. – Здесь, в тереме, все стены наружные. Посему беседовать здесь, где никто ничего не услышит, хорошо. Но пировать куда приятнее в палатах с печами!

И был пир шумный и веселый, на полных три дня и три ночи, для бояр и знаменитых ушкуйников, с песнями гусляров и танцами иноземки из неведомых краев, с торжественным молебном, после которого князья подписали договор, к коему князь Юрий Дмитриевич привесил свою сургучную печать, и поклялись пред Богом и ликами икон блюсти его честно и безукоризненно до конца своих дней. А потом снова пировали, братались и обещали не жалеть живота своего ради новых друзей.

* * *

От Галича веселая хмельная ватага спустилась до Волги и сделала следующую остановку у Ярославля, княжество вокруг которого стало уже совсем крохотным. Затем направились к княжеству Шуморовскому, остановились на три дня у города Прозоров, от него повернули к княжеству Сицкому[13]13
  Мелкие осколки Великого Ярославского княжества по западному берегу современного Рыбинского водохранилища. Шуморовское княжество возникло в 1365 году, Сицкое и Прозоровское – в 1408-м.


[Закрыть]. Ватажников нигде уже не боялись. Теперь по сторонам пути их неизменно ждали прилавки со снедью и выпивкой, шатры и юрты, натопленные бани и веселые девки. Князья тоже не прятались, приходили в гости. Едва здешние правители понимали, что могут зажать себе дань за несколько лет, свалив вину на буйного атамана, они моментально соглашались изменить князю Василию, получить жалованные грамоты, поделиться припасами пороха и дать свободу на отъезд худородным боярам.

Как гласит известная поговорка – курочка по зернышку клюет и сыта бывает. В каждом княжестве Москва получала всего по две-три сотни бояр, а в сумме осталась уже без тысячи. С холопами – тысяч без трех-четырех. Серьезная сила. И это не считая Юрия Дмитриевича, что един треть армии приводил. В поле пришлось бы немало кровушки пролить, эти полки останавливая. Здесь же дело одним серебром да пивом обошлось. Причем, может статься, эти воины опосля еще и под знамена князя Заозерского встанут – уже двойная выгода выходила.

Вверх по Шексне ватага дошла до Белого озера, с него отвернула на Ухтомку и всего за один, хотя и длинный, переход вернулась к родному порогу, на озеро Воже. Здесь супружескую чету князей Заозерских ждал совершенно неожиданный сюрприз: младший сын князя Дмитрия Кубенского Семен с тремя десятками бояр и сотней холопов. Он все-таки решил, что получить большой удел сейчас, пусть даже из рук худородного князя, будет лучше, нежели ждать много лет маленький в наследство от отца. Вместе с другими примкнувшими по пути безземельными боярами у Егора под командой набиралось уже три сотни всадников кованой рати. Весомый ударный кулак.

Против Великого княжества Литовского и Русского, раскинутого от моря до моря, может, и ничто, но вот против врага помельче…