Текст книги "Тьма – посвящённым"

Из тьмы капюшона донеслось зловещее шипение, какое могло бы издавать пресмыкающееся, прежде чем ее ледяное, лоснящееся чешуей тело, представляющее, в сущности, один сплошной желудок, поглотило бы еще живую добычу. Сверкнули желтые глаза – теперь Гримо знал, что это, увы, не золото, – их блеск преломился в сетчатке морлока и последовал дальше, в черные тенета души, где, прыгая от одной стены к другой, спускался все глубже, но не мог разогнать царивший там мрак… Эти глаза были последним, что Гримо видел.

Фигура в хламиде дернула лапой из стороны в сторону. Ноги морлока беспомощно волочились по асфальту. Раздался громкий сухой треск, – с таким звуком ломались второй и третий шейные позвонки Гримо. Убийца с силой встряхнул труп, убеждаясь, что жизнь не теплится в этом теле, после чего швырнул прочь с небрежностью, достойной испорченной игрушки.

Столь трагично погиб Гримо, идейный борец с Системой, но, как это зачастую бывает, павший в неравном бою с самым вероломным из врагов, – собственной алчностью.

Вампир безразлично проследил за полетом, и, когда морлок наконец приземлился, сказал:

– Ты бы еще по кусочку откусывал, что ли… В радиусе трех кварталов уже никто не спит.

Существо в балахоне с откровенным сомнением оглядело черные окна.

– А вы… не желаете?.. – капюшон качнулся в сторону трупа.

– О нет, благодарю покорно!.. – со смешком отказался вампир. – Гули, знаешь ли, это пища на любителей, к тому же для луженых желудков, хотя кое-кто находит их весьма пикантными… Я, однако, воздержусь. Да и сыт, вроде бы. Да.

Они направились к автомобилю, что вызвал у покойного Гримо столь прочные аналогии с катафалком.

– С-скажите, гос-сподин, – прошелестело из капюшона, – вы уверены, что на вс-стречу прибудут те, кто нам нужен?.. Ведь морлоков много, и вс-се они, уверен, вороваты…

– Мне это известно, – слегка раздраженно отозвался собеседник. – Но, к сожалению, иного выхода нет. Если это будут не те, кто нам нужен, они, возможно, знают, кто побывал в ломбарде. Так или иначе, мы будем ближе к цели.

Капюшон зашипел с некоторой долей сомнений.

– Прос-стите, гос-сподин, я могу ошибатьс-ся, но даже мне очевидно, что это с-слишком похоже на ловушку. Ес-сли ВС-СЕ морлоки трус-сливы, как наш мертвый друг, дело худо. Они поймут, что мы их ищем… И прос-сто не прийдут.

– Мой догадливый, но наивный помощник… – Вампир вздохнул. – Я, к твоему сведению, учел, что морлоки страшно подозрительны, и с редким недоверием относятся к тем, кто живет у них над головами. В особенности – к моим сородичам. Такое отношение, справедливости ради следует признать, сформировано историей, и вполне обоснованно… В частности, теми же гастрономическими пристрастиями, о которых я упоминал… А Гримо, если ты помнишь, предостерег этого сомнительного Штангу, что им предстоит иметь дело с вампиром. Я ПОЗВОЛИЛ ему, – самодовольно пояснил говорящий. – Тем не менее, я и сейчас абсолютно убежден, что наша с дикарями встреча состоится.

– Как вы можете быть с-столь уверены, гос-сподин?..

Казалось, шипящее существо намерено подстраивается к неспешной, старомодной и выспренной манере вампира излагать свои мысли. В некотором роде, возможно, оно было даже начитанно. Действительно, принадлежность к древней /вымершей/ реликтовой расе разумных ящеров, и способность без особых усилий отрывать головы жертвам, весящим не меньше центнера, – ни это, ни другие странные нюансы еще не означали, что оная тварь не могла быть начитанной. Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь заглянуть в одну камеру под штаб-квартирой Клана Вурдалаков, где много глянцевой рекламы.

Похоже, «гос-сподин» ценил это качество в подручном. Оно, хотя бы отчасти, компенсировало отсутствие горба, косоглазия и славянского имени Игор.

– Элементарно, мой друг. Все указывает на то, что воришки забрались в ломбард если не по воле случая, то, во всяком случае, руководствовались ошибочными сведениями. Уверен, они обнаружили в чемодане совсем не то, что желали. Ну зачем, в самом деле, гулям столь сильный артефакт?.. И в самом деле, незачем. – Вампир пошарил по улице взглядом, работающим в режимах инфракрасного и термального сканеров одновременно. – Ввиду этого я склонен предположить, что гули придут на встречу, чтобы продать нам Череп.

– Продать? – изумленно прошипел капюшон. – Гос-сподин, вы будете с-с ними торговатьс-ся?!.

Вампир поглядел на него, подняв брови, и ничего не ответил.

Ни один, ни другой фигурант странной сцены ничего не заметил. А между тем, за ними наблюдали. Вампир, возможно, что-то и почувствовал, – потому и вертел головой, будто старался стряхнуть с себя этот совершенно неуместный взгляд, – но, не иначе, приписал его какому-то смертному, разбуженному криком, и испуганно выглядывающему из-за жалюзей либо штор.

На самом деле смотреть следовало совсем не на окна, и, тем более, не на проезжую часть, а в ином направлении, причем по вертикали – под самые крыши. Однако, знание этого еще не гарантировало, что поиски дадут результаты. Там, под крышами, царил предрассветный мрак, а компактное тельце, раскрывшее крылья для лучшей теплоотдачи, на черном фоне стен казалось едва заметным теплым пятнышком. Беззвучное, неподвижное, не издающее запахов.

Шпион знал свое дело, и обнаружить его было непросто даже такому древнему, привыкшему к постоянной угрозе, обитающему в тени подозрений и страха, где, на протяжении многих столетий, защитой ему служили лишь вымысел и суеверия, – даже такому существу было непросто выявить подобную слежку.

Дождавшись, когда вампир и его спутник, один вид которого внушал шпиону ужас, усядутся в свой зловещий транспорт, нетопырь сложил крылья и зябко поежился. Он висел вниз головой, и едва успел направить уши в другую сторону, когда взверел огромный мотор. Зажглись алые и желтые огни, точно пробудился грозный хищник, – с лоснящейся черной шкурой, оскаленной решеткой радиатора, и, перебирая по асфальту мягкими лапами «Michlen», устремился прочь.

Шпион проводил его взглядом. Авто давно скрылось из виду, но шум мотора еще долго набивался в уши, словно комья влажной ваты. Разинутая пасть нетопыря влажно поблескивала мелкими зубками, когда он таращил бусины глаз на лежащее внизу тело. Наконец, распустив с тихим шорохом крылья, мышь спикировала к асфальту, но не коснулась его, а скользнула в подворотню.

Некоторое время оттуда доносилась довольно шумная возня. Затем, к недоумению возможных очевидцев, раздался перестук каблуков, звучащий вполне уверенно, даже, в некоторой степени, самодовольно. Кто-то вышел из подворотни, и этот «кто-то» отличался от летучих мышей в той же мере, сколь носорог далек от таксы.

Каблуки («стук-стук», «стук-стук») весьма неторопливо приблизились к трупу. Острый носок сапога, без намека на брезгливость, не говоря уже о почтительности, ткнул Гримо под ребра. Бестолку. В этом, как и во многом другом, гуль проявил солидарность с подавляющим большинством прочих трупов.

Сапог разочарованно шаркнул об асфальт.

Впрочем, чья бы нога в нем ни находилась, оный персонаж не мог не понимать, что на другой результат рассчитывать особенно не приходилось. Если уж, собственно, Гримо лежит непосредственно здесь, он был мертв, – что называется, мертвее некуда.

Каблуки соблюли своего рода минуту молчания, и – «стук-стук, стук-стук», – направились в ту самую подворотню, откуда и появились. Невольный наблюдатель не успел бы даже заскучать, когда меж домов прокатился новый звук. На сей раз, как ни странно, это вновь был шум мотора, но куда менее громкий.

Из подворотни выехал автомобиль, – компактный, скромный, и, если бы не обстоятельства, совершенно ничем не примечательный. За стеклами царила непроглядная тьма. Авто деликатно свернуло на проезжую часть, и покатило себе дальше. Фары не испускали ни единого лучика света, покуда место событий, с лежащим в самом эпицентре трупом, не осталось в ста метрах позади.

Затем исчез и этот свет, мотор затих вдали.

Близился рассвет.

Пейна разбудил телефонный звонок. Взглянув на дисплей, он сонно убедился, что на связи «абонент Штанга», и, чертыхнувшись, отключил телефон, по собственному признанию, «на фиг». Только этого недоноска ему и нехватало.

Леонарду снились некие невнятные обрывки, разрозненные осколки цельных образов, чья пугающая, тревожная сущность, впрочем, была более чем ощутима. Сие, однако, ничуть не мешало ей ускользать от восприятия, и, сколько альбинос ни тужился, вспоминая заветы Кастаньеды, узнать ничего не сумел. Это было так же нелегко, как увидеть свое лицо в грязных и острых осколках зеркала, лежащих, к тому же, на значительной дистанции друг от друга.

Полежав минуту без сна, вампир вновь соскользнул в беспросветную, черную мглу.

– О, гос-сподин, не делайте этого, – сонно взмолилось существо, и, не просыпаясь, перевернулось на другой бок, едва слышно посвистывая и посапывая.

Вампир смотрел на спящего подручного. Глаза его пылали в темноте парой алых углей.

– Вот урод, блин, – в сердцах бросил Штанга.

Леонарда разбудил некий хлопок. Полежав, размышляя, на атласной обивке «Транквилизатора», он идентифицировал звук как тот, что выйдет у любого недотепы, стоит лишь со всей дури хлопнуть дверью, наплевательски, тем самым, поступив с теми, кто еще нежится в благостном забытьи, и не тревожится о головоломных заботах, что набросятся на него по пробуждении, точно голодные псы.

Посему Краулер полежал еще немного с закрытыми глазами, но одна шавка, почуяв, что он притворяется, уже принялась терзать его плоть. Вампир чувствовал, что день, с его смертельным солнцепеком, позади, и, судя по некоторым симптомам, он по-прежнему на этом свете, – еще не на другом.

Оное соображение едва не вселило в него надежду и бодрость, почти вытолкнуло из гроба зарядом энергии, сообщить который способно только отличное утреннее… пардон, вечернее настроение, и, пожалуй, чашка хорошего кофе. Но, увы, Лео тотчас же окунулся в омут цинизма и отчаяния, будто прошедший день был всего лишь рекламной паузой в долгом сериале, чья атмосфера заполнена нуаром, мистикой, сюрреализмом и – особенно – гнусными личностями.

Наконец, с трудом собрав разбегающиеся, словно тараканы, скудные силы, Краулер открыл замки, запирающие гроб, и выбрался наружу. Чутье его не подвело: выглянув за портьеру, он увидел лишь доски, и сквозящую меж ними черноту.

Вот уж ночь настала.

Зевая и почесываясь, альбинос нашел часы. 20:31.

«Экая рань», – проползла унылая мысль. А следом еще: «Я становлюсь настоящим трудягой».

Оглядевшись, Леонард заметил лежащий на стуле комикс, открытый в самом конце, где что-то происходило с чудовищем. Обложка была смята, но вампир не испытал в этой связи никаких чувств. Ему-то что? Он ведь не не коллекционер.

«А вот Кридус, возможно, вырежет за это свое имя у Риппера на спине».

Эта мысль приподняла эмоциональный тонус Краулера, и, улыбаясь, он вышел за дверь чердака. Судя по всему, напарник провел здесь, у гроба, весь день, и удалился считанные минуты тому назад. Направление поиска задавал невнятный шум, проистекающий, конечно же, из кухни. Альбинос знал это с самого начала. Как стрелка компаса находит север, а перелетные птицы – юг, так и всякий оборотень, где бы он ни находился, безошибочно отыщет кухню.

В те края взял курс и Леонард, несколько застенчиво, по ходу движения, обозревая свои потрепанные – энтропией и «вампирским фактором» – фамильные владения. Присутствия чего-то или кого-то враждебного будто бы не наблюдалось, но поручиться Краулер бы не осмелился. В кучках извести и крысиных какашек, по крайней мере, крокодильих следов не прибавилось, из приоткрытых дверей чуланов не торчали чешуйчатые хвосты, и, в целом, все выглядело таким же, как обычно. Декадентских теней было сверх всякой меры, однако, ни одна не кралась за Лео, едва он рискнет отвернуться.

Это внушало некоторые надежды.

Ликантроп, взлохмаченный, растрепанный, потрошил холодильник, точно тот был его заклятым врагом. Занятие сие было в целом бесперспективным, – уж альбинос-то знал. С тем же успехом Дизель мог бы скрестись в белые кафельные плитки.

– Эй, добрый вечер, – поздоровался Краулер. – Что с тобой?..

– Ага, добрый, – буркнул Рип, и в сердцах захлопнул дверцу. – Что со мной, хочешь знать? Я отвечу. Во мне просыпается голод. Жор уже близко, очень близко.

– О. – Лео сочувствующе притих.

Он сообразил, о чем толковал напарник. Не слишком хорошо, но был наслышан. «Жор» – своего рода Жажда, аналогия вампирской потребности в крови. Вот только вервольфы нуждались в мясе, в добыче, которую могли бы настичь, разорвать, и насытиться плотью. Человеческой плотью. Любое другое мясо приносило лишь временное облегчение, и, через месяц, «жор» двукратно усиливался.

– О, – повторил альбинос, и поглядел в потолок, где, за стенами дома, белела луна.

– А у тебя, как обычно, шаром покати!.. – с упреком заметил байкер.

– Так было и прошлым вечером. – Краулер пожал плечами. – Мы, как я помню, ничего не покупали. Или, возможно, непрошеные гости должны были под завязку забить холодильник, как бы прося прощения за поздний визит?..

– Ничего такого я не думал. Просто жрать охота, блин.

– И что, – усмехнулся Лео, – теперь ты, наверное, способен в один миг обрасти шерстью, чтобы бросаться на окружающих с самыми плотоядными намерениями?..

– Вполне возможно, – серьезно ответил Риппер. – Но, чтобы бросаться на окружающих, шерсть не обязательна. Вокруг полно зверей в человечьем обличье.

– Это верно, – рассеянно кивнул альбинос. – Психов – пруд-пруди. Не знаешь, удастся ли заправить машину без риска быть застреленным каким-нибудь шизанутым снайпером…

– Во-во. Кстати, а твои соседи… Они как?.. – Оборотень со значением поглядел на напарника.

– Да ничего вроде, а что?.. – Оторвавшись от созерцания черно-белого пола, Краулер вздрогнул: – Эй, приятель, и думать забудь! Они приличные люди… Вот именно – люди!..

– А что?.. Просто спросил. Спросить нельзя, что ли?.. – Дизель, словно защищаясь, поднял руки, но пугливому вампиру это показалось весьма угрожающим.

– А, тогда ладно. – Лео воззрился на холодильник, раздумывая, нужно ли, хотелось ли ему, употреблять опостылевшую коровью кровь, и, взвесив все «за» и «против», заключил, что он не так уж и голоден. Не каждую ночь, с таким непринужденным изяществом, удается разделить трапезу с герцогами Вурдалаков, пусть даже из графина… Впрочем, ТЕМ БОЛЕЕ – из графина.

Поэтому, заложив руки за спину, альбинос вальяжно прошествовал к окну. Риппер, казавшийся в этой степенной сцене единственным чуждым элементом, переполненным просящейся наружу энергией, с подозрением проводил его взглядом.

– Ну, что дальше?.. – буркнул ликантроп, решив, что напарник просто лодырничает, отлынивает от работы – в обычной назидательно-надменной манере.

– Дальше?.. – Краулер замешкался, смакуя сенсацию, которую он сейчас произведет на свет, и приходя (от нее же) в тихий ужас. – Любопытно, что дальше-то? Еще бы, тебе невдомек, о чем я беседовал с Узником, и что у меня выведывал Кридус…

Дизель с показным равнодушием пожал плечами.

– Подумаешь, какие-нибудь вампирские штучки. Тайна ловли жертвы на живца, в какое время суток питье крови наиболее способствует пищеварению, на каком сайте вывесили бесплатное порно, или как сжульничать в казино.

– О нет, – проникновенно начал Лео. – Этот секрет куда более важный и страшный, уходящий в глубину веков, а то и тысяч… – Вампир запнулся, лишь сейчас сообразив, что брякнул напарник. – Казино?.. Это ты неплохо придумал. Нужно будет как-нибудь наведаться. Меня оттуда вышибли еще в 81-м, двадцатого века, не нужно зубоскалить, не такой уж я и древний, и, уверен, там не единожды сменился персонал. Впрочем, кто был сволочью-вышибалой, если не вышел на пенсию, теперь мерзавец-менеджер. Нынче ВСЕ менеджеры…

– Чем тебе не угодили менеджеры?!. – с вызовом спросил оборотень. – У меня кузен – менеджер.

– А где, извини за выражение, он работает?..

– В зоопарке, – помедлив, признался Рип. – Отвечает на размножение приматов.

– Вот я и говорю, – кивнул альбинос. – Как бы там ни было, в казино я заглянуть обязан, это, как говорится, мой общественный долг – по отношению к угнетенным трудящимся массам, и, соответственно, к капиталистам и либералам…

– Ну, уже клинит, – заметил ликантроп. – Где-то в твоей красноглазой башке переключился тумблер – лет на семьдесят назад. Следует экстренно обновить прошивки. Давеча я приметил в гараже замечательную отверточку…

– Не нужно отверток, – встрепенулся Краулер. – Обойдемся без них… Так о чем это я?.. Ах да, этот секрет куда более ужасный и древний, чем ты способен представить. Его, в условиях дичайшей конспирации, мне поведал Узник, и заставил поклясться на крови, что Вурдалакам он никогда не достанется. Поэтому, как ни искушал меня герцог, как ни устрашал, какие золотые горы ни сулил, я не дрогнул и мужественно хранил молчание, да, так и было.

– Я нахожу этому единственное объяснение, – подумав, изрек Дизель. – Этот ваш Узник, должно быть, невероятно крутой сукин сын. Он запугал тебя гораздо сильнее.

Не будь Лео вампиром, он бы покраснел.

– Ты ошибаешься, – с обидой сказал он. – Узник, конечно, крутой, так сказать, чей-то сын, но запугивать, либо, тем более, терроризировать – этому меж соплеменниками не место… Кроме того, мы с ним вполне способны прийти к согласию без всяких угроз, потому как, признаюсь, состоим в изрядном родстве, каковое внушает ужас, а порой, да-да, и благоговейный трепет…

– Ага, расскажи! – фыркнул байкер. – Видал я, как перед тобой благоговеют.

– Грубиян. В общем, Узник изложил аргументы, – содрогнувшись при воспоминании, произнес альбинос, – каковые я счел логичными и всецело справедливыми. Этим, и ничем иным обосновано мое поведение во время допроса. Кридусом.

– Само собой. А то, что ты вчера умчался на чердак с такой скоростью, что ветер поднялся, это, очевидно, обосновано тем, что тебе приспичило в сортир?..

Игнорируя хохот вервольфа, Краулер сказал:

– Это дела не касается. Ты будешь слушать, или наконец отправишься к Вольфгару – скулить, как все сложно и запутано в мире серьезных людей и вампиров?!.

Рип прекратил гоготать, и без малого заткнулся:

– О, внимаю. Озари меня светочем если не добродетели, то информационных излишеств.

– Так-то лучше, хотя до излишеств, признаться, нам еще далеко… Но, с другой стороны, – хмыкнул Лео, – я бы с охотой уступил… предпочел бы – вот подходящее слово – избавиться от того, чем я располагаю, в обмен на какую-либо невинную, и, в то же время, полезную осведомленность… Желательно, применительно к личному обогащению. Однако, я узнал то, что, в сущности, узнал, и получил то, что получил – вне зависимости от своего желания. Это чрезвычайно опасные сведения – в первую очередь для того, кто ими обладает, – и одному только Узнику, самому опасному хищнику в этом сумасшедшем мире, удавалось так долго сохранять этот секрет. В своем железобетонном скворечнике, битком-набитом не мыслями, а бритвенными лезвиями… Посему я требую одно: готов ли ты, Риппер Ван Дизель, принять такую ношу?..

Оборотень казался одновременно изумленным, растерянным, и даже испуганным, – как посетитель фаст-фуда, получивший вместо предсказуемого гамбургера некое экзотичное, шевелящееся, но, безусловно, в высшей степени изысканное блюдо.

– А это… опасно? В смысле, – встрепенулся Рип, – о чем, блин, вообще речь?..

– Что ж, резонный вопрос. Ввиду того, что ты, как и любой другой обреченный, – буднично произнес альбинос, – имеешь право знать… А речь, собственно, идет о том, где же, в сущности, обретаются родичи нашего небезызвестного друга…

– Узника?..

– Нет же, тупица, – не выдержал Краулер, – Пустотника!..

– Ящера?!. – Ликантроп недоуменно вскинул брови. – Хочешь сказать, тебе известно, где находятся ДРУГИЕ чешуйчатые, зубастые, и смертельно опасные твари, в сравнении с которыми голодные аллигаторы безобиднее кастрированных болонок?..

– Ну, что-то в этом роде, – признал Леонард, – однако…

Не дослушав, напарник пронесся мимо, даже, как заметил немногим ранее, произведя ощутимый сквозняк. Альбинос понимающе проводил его взглядом.

И улыбнулся, ощущая себя, что называется, «в тонусе».

Он подошел к двери уборной, и осторожно, чтобы непроизвольно не спровоцировать суицидальной реакции от того, кто сидел внутри, трижды постучал.

– Кто там еще?.. – ворчливо донеслось.

– Полновластный властитель этого дома, равно как и данной уборной, – оповестил Краулер в том духе, какой в себе чувствовал. – А ты, часом, чем там занят?! Если уселся на унитаз, сию минуту завязывай. И вообще, я этой уборной не пользуюсь.

– Это заметно, засранец ты эдакий. Хоть бы прибрался, что ли… Куда ты подевал водопроводные краны? А это, – внутри раздался шорох, – очень похоже на то, что кто-то сорвал со стен плитку… Мраморную, если судить по тому углу.

– Остатки роскоши, – буркнул Лео.

Он не мог припомнить, для чего ему понадобилось срывать плитку – то ли ради новых шмоток, то ли для того, чтобы заплатить за аудиосистему в «Опеле».

– Что-что?.. – не расслышал оборотень.

– Ничего. Выходи оттуда.

– Обойдешься. Ты собираешься сообщить мне то, что меня абсолютно не интересует, и даже, подозреваю, доставить к тем тварям. Не исключено, с целью ритуального жертвоприношения, корни коего, бла-бла-бла, залезли глубоко в жопу веков. – Последние слова Рип произнес, передразнивая альбиноса.

– Вот и нет, – воспротивился тот, подумав между тем «А что? Хорошая мысль. Конечно, если другого выхода не будет. Если эти дикари обложат с четырех сторон, и… Впрочем, об этом лучше не думать». – Спятил, что ли? Мы же напарники, а напарники не приносят друг друга в жертву. Ты меня огорчаешь.

– Сперва ты меня огорчил, напарничек. С какого перепоя ты решился посвящать меня в свои дурацкие вампирские тайны?.. Они мне и даром не нужны… Именно, что даром. Играйте со своими герцогами и пленниками в эти дурацкие игры, а меня не впутывайте. Достаточно уже того, что я сидел всю ночь у гроба!..

– И я тебе очень признателен, – поспешил заверить Краулер. – Тем не менее, не стоит строить напрасных иллюзий. По моему опыту, это занятие себя никогда не оправдывает. Я спросил твоего согласия исключительно в силу отменного воспитания, чтобы, так сказать, соблюсти приличия, и, по правде говоря, рассчитывал на более мужественную реакцию. Не более того. Примерно так политики интересуются мнением народа – ради приличий. Демократия соблюдена, оппозиция сыта, международное сообщество в экстазе. Хотелось бы тебе приобщиться к узкому кругу посвященных, либо, напротив, не очень – это, в сущности, не имеет никакого значения. Ты, друг, окажешься среди нас, в тайнейшем из тайных обществ, и, не скрою, с твоим появлением мне станет значительно легче. По крайней мере, не так одиноко.

Некоторое время в уборной царило сосредоточенное молчание – что, как известно, золото.

Затем ликантроп открыл рот:

– В узейшем из узких кругов, говоришь?.. Другими словами, в полной заднице. – Помолчав еще немного, Дизель проявил интерес: – А кто, кроме тебя, урода, там засел?..

– Если ты о сопричастности к тайне, то, насколько я знаю, один лишь Узник.

В хрустальной тишине из уборной донеслось:

– Вот блин.

– О том и толкую, – вздохнул Леонард. – Всегда приятно видеть рядом знакомое лицо. Это я о тебе, – заверил он. – Ты же мой напарник, верно? И потом, твой босс, Вольфгар, велел тебе во всем мне способствовать. В поиске Черепа – наверняка, насколько я могу судить. А это дело прямо касается поисков Черепа, уж можешь мне поверить. Мы набираем обороты, если уж в дом вламываются ящеры-убийцы, – с явной целью нас запугать. Поэтому выбора нет, мы должны…

– Бла-бла-бла!.. – заголосил вдруг Дизель. – Я не слушаю!..

Альбиносу представилось, как вервольф сидит на унитазе, качаясь из стороны в сторону, и зажимает уши руками. Вампир даже не смог припомнить, когда он оказывался в более глупой ситуации. Увещевать через дверь туалета, причем в своем собственном доме, заартачившегося байкера, – это уже перебор!..

Оставалось последнее.

– Видишь ли, – брякнул Краулер первое пришедшее в голову, – у этих ящеров полным-полно золота.

«Золота, значит?..» – мысленно переспросил у самого себя.

– Золота?.. – немногим позже переспросил Риппер.

– Ну да. Желтого такого, жутко ценного. Из-за него-то у смертных все беды. Закономерно, что некоторая, в определенном смысле изрядная часть мирового золотозапаса угодила в когтистые лапы древней, как сама Земля, расы коварных и враждебных существ… – Лео врал на ходу. – У них золота не счесть, точняк.

– Они что, богачи?.. – застенчиво, точно засватанный, справился оборотень.

– Шутишь?.. Да они ходячие чемоданы – крокодильей кожи, кстати, – битком-набитые баксами. Жирные, чешуйчатые миллионеры, мать их. Таких поискать.

Дверь приоткрылась, издав настороженный скрип.

– А ты не врешь?..

– Зуб даю. – Альбинос заглянул в щель и поддел ногтем передний зуб, не имеющий принципиального значения для пропитания. – С чего бы это мне?..

– Мало ли, с чего бы. – Дизель распахнул дверь во всю ширь и смерил напарника взглядом. – А ты уверен, что эти зажиточные бестии настроены делиться?..

– Куда деваться-то?.. Не все ж им жировать, – пробурчал Краулер. Рип угодил на крючок, и уже не сорвется (несмотря на то, что, по мнению Лео, рассказанная им же история – бред, щедро сдобренный ахинеей, однако, с другой стороны, кто знает, как повел бы себя сам вампир, преподнеси ему кто-нибудь то же блюдо). Никогда не стоит недооценивать силу алчности, в сравнении с которой сила любви (помимо любви к деньгам) – лишь жалкий пшик.

– Так говорили и в семнадцатом году, – напомнил байкер, – столь любимые тобою пролетарии. У них, по крайней мере, были дубины, киянки, булыжники, трофейные «Маузеры», и… чем там еще вооружен пролетариат, а эти самые, буржуи, – оборотень произнес слово по-русски, с ужасным акцентом, – хоть и накопили богатств, не имели привычки превращаться в убийственные тени. Или даже в ящеров, – добавил он, представив, вероятно, оных чудовищ, клыки, когти и хвосты которых сами по себе предполагали солидный потенциал.

– Да у них там просто гребаный форт Нокс, – сообщил «уполномоченный» наобум, не слышавший, поглощенный тревогами, и половины. – Это от них пошли все легенды о драконах, чахнущих, как известно, над златом в своих пещерах… Смекаешь?.. – последнее Краулер изрек в манере Джека Воробья.

– А еще они к девственницам очень неравнодушны, – с дымкой в глазах произнес Дизель, кладезь информации о добродетелях, но стремительно пришел в себя: – Погоди-ка, какие драконы?!. Ты что, не слушал?.. Я говорил о том, что стащить что-нибудь у… до такой степени опасных гадин, и, тем паче, вынудить их делиться, будет весьма проблематично, ты так не считаешь?..

– Ну, – резонно ответствовал альбинос, – форт Нокс – тоже не пряничный домик. Как говорится, ввяжемся в драку, а там поглядим. В общем, не дрейфь, напарник.

Ликантроп вперил в него настороженный взгляд. Лео еще удивился, как ловко это у него вышло, учитывая, что Риппер стоял в дверях уборной, где потомственный барон совершил в свое время что-то вроде реставрационного надругательства.

– Что-то это на тебя не похоже, – сказал наконец вервольф. – Мы даже, поочередно содрогаясь от ужаса, не разработаем наименее самоубийственный план, включающий два, а еще лучше – три пункта «Б», предоставляющих нам возможность слинять еще до начала операции, едва тебе что-либо почудится во тьме?..

– Тьма, – Краулер покатал слово на языке, – тьма… Рекомендую тебе с осмотрительностью употреблять данный… ТЕРМИН, поскольку нам предстоит погрузиться в самое ее сердце… Что же касается планов, то к чертям их собачьим. Обойдемся. Все равномерно идет через пень-колоду, так стоит ли заморачиваться?..

Дизель глядел на него с отвисшей челюстью.

– Гм-м, видишь ли, напарник, – сказал он осторожно, – это не тот случай, когда мне следовало бы выдать какое-нибудь «Так держать, молодец», или – «Давно пора». Совсем не тот. Напротив, было бы уместней щелкнуть тебя по носу, и отчитать, скажем, как-то «Что за фигня, блин», и «Чем, кретин, ты вообще думаешь». Я не сделаю ни того, ни другого. Мне уже давно ясно, что ты – на редкость изворотливый пройдоха, который ничего не делает просто так. Следовательно, тебе известно что-то, чего не знаю я. Вот и все, напарник.

Альбинос прикинулся смущенным.

– Что ж, спасибо, гм-м, во всяком случае, насчет той части твоего словоблудия, что весьма отдаленно напоминает комплимент. – Лео, улыбнувшись на манер актера, получающего какую-то хреновину за сомнительные достижения в киноиндустрии, продолжил: – Но, видишь ли, я напуган до чертиков, а в таких ситуациях, как, кажется, я уже упоминал, мой язык теряет всякую жесткость, и начинает трепаться обо всем подряд. Еще я знаю, что кошмарные Пустотники – наша единственная зацепка, и, если мы ею в некотором роде побрезгуем, Магистр Огастус определенно сделает с нами нечто непредставимое, но в высшей степени ужасное. Да-да, с нами обоими, не заблуждайся. Я ясно помню, что предостерегал тебя о пагубной роли иллюзий.

Ликантроп с минуту разжевывал услышанное, и, судя по переменам, от которых его лицо несколько штормило, пару раз всерьез пытался оскорбиться. Но решил быть конструктивным, как японец, которому подали несвежее суши.

– Ладно, блин. Где, говоришь, эти ползучие гады?..

– Если ты о Пустотниках, – уведомил Краулер, – то, во-первых, они не ползучие, а прямоходящие – невзирая на то, что, в известной степени, все-таки являются гадами, точнее, пресмыкающимися. Во-вторых же, я еще не обмолвился и словом о местонахождении их логова, и, собственно, не скажу.

– Это как еще понимать, напарник?.. – озадачился Рип.

– Идем со мной. – Альбинос поманил вервольфа за собой. Тот с явной неохотой покинул уютный дверной проем сортира. – Проще показать, чем объяснить.

– Это же, уверен, говорили высоколобые чуваки, сбросившие атомную бомбу на Хиросиму, – пробурчал байкер.

– Ну, в нашем случае все гораздо проще, и не требует архиважных решений.

Лео вернулся на кухню, и выключил свет. Через окно на черно-белые плитки лился призрачный свет, наводящий на мысли о увядании, осени и саванном прахе. Тучи, будто голодные мохнатые псы, мчались по ночному небосводу. На мгновение лунный лик, зеленоватый и загадочный, исчез за боком такой бестии. Ветер трепал голые древесные ветви, похожие на когтистые лапы.

Встретив непонимающий взгляд оборотня, Краулер указал в сторону окна.

Напарники прильнули к грязным окнам и узрели пустынную улицу в стиле «нуар». Впритирку к бордюру жался большой черный автомобиль – сплошь спрессованная тонна тонированного стекла. Аккурат напротив ворот фамильного поместья Краулеров, по другую сторону улицы. Субъекты, сидевшие в машине, явно не желали, чтобы у «уполномоченных» остались какие-либо иллюзии.