Текст книги "Пробуждений строки"

Александр Росляков
Пробуждений строки

В тексте использованы фотографии автора

Серия # мирпоэзии основана в 2007 г.

© Росляков А. Г., 2018

© ООО «Издание книг ком», о-макет, 2018

«С утра волынка в замке прописалась…»

 
С утра волынка в замке прописалась,
Увы, не помнит лишь, в котором веке,
С тех пор жизнь в замке больше не казалась
Тоскливым заблуждением у неги.
 
 
Свечами согреваемые звуки
Гуляли по столам, с вином играя,
Будили чувства, уводя от скуки,
Терялись в стенах, за окном смолкая.
 
 
Привстав из приземленности гнетущей,
Край Нового надеждами цепляя,
С земли усталой к музыке зовущей
Тянулся люд, заботы оставляя.
 
 
Ласкала песня разум зачерствелый,
День длинный тихо под луною таял…
Чужим казался б замок онемелый,
Когда б Орфей найти приют не чаял.
 

«Нетерпеливая вода…»

 
Нетерпеливая вода
Неслась неведомо куда
В исканьях берега крутого;
Удачей брошенные дни,
Едва зажженные огни
Крались у века золотого.
 
 
Дары в потерях находя,
В искании забав бродя,
Воды касался дерзкий ветер;
Ко сну клонилися цветы,
От лучезарной наготы
Краснел смущенно тихий вечер.
 
 
Луны завидев жалкий свет,
Свой незатейливый сонет
Вода, слезясь, журчала грустно;
Несли хлад талые снега,
Судьбой ложились берега
Вдоль неизведанного русла.
 
 
Рассвета юного тепло
С лучами солнца притекло,
Разгладив рябь, что ночью мнится,
Плесканьем шалостей пеня,
Встречала наставленья дня
Непредсказуемости жрица.
 
 
Раздольем синева хмельна,
В ней – ожиданий глубина,
Желанья жар на дне томится
К крутому берегу припасть,
Ах, подстрекающая страсть
Не даст часам остановиться.
 

«Исканье жадное, привычки милой враг…»

 
Исканье жадное, привычки милой враг,
Впрягло желанья пыл и потащило
По кочкам случая, где с именем «чужак»
Взываешь к Новому, чтоб голод утолило
 
 
Томящих ожиданий, спутников тоски
По неизвестности, открытий бездны,
Что чужды поначалу, а потом близки,
Невидимые сны внутри покоев тесных.
 
 
Восстала брошенность, обидою полна,
У корня ветвь взяла, забыв про жалость,
Источник оскудел, мечта коснулась дна,
Пахнуло холодом, – и древо зашаталось.
 

«Устало Общество за Личность быть в ответе…»

 
Устало Общество за Личность быть в ответе,
С рожденья поучать, в движеньи направлять,
В исканьях истины давать свои советы,
Порою помогать кумиров сотворять,
 
 
С утра указывать на призрачность свободы,
Учить довольной быть подсказками извне,
Чтя правила игры, вкушать плоды заботы,
Страшить – во тьме гореть на праведном огне,
 
 
Обязывать служить сложившейся доктрине,
Мораль подстраивать под новые дела…
Устало Общество и негодует ныне,
Забыв, что Личность прародителем была.
 

Портрет

 
Упруго кисть на холст легла,
От середины до угла
Штрихи лица касаньем влас ложатся живо,
Еще набросок, кисти след,
И проступает силуэт,
Глаза с холста в пространство смотрят одержимо.
 
 
Могучий лоб, далекий взор,
К лицу морщинистый узор,
Дерзаний отблески зажгли глухие краски,
И вот – движение вокруг,
Сильнее чей-то сердца стук,
Тревожит новое, покой боится встряски.
 
 
Черты вписаться не смогли —
Портрету рамки отвели,
Скорее лишний он среди своих сюжетов.
Закончился его показ,
На вынос значится указ —
Величья мания тугих авторитетов.
 
 
Очнуться вроде бы пора,
В пространстве видится дыра,
Просить не стоит повторений у природы,
Растекся праведный заряд,
Остался в памяти тот взгляд
И к обновлению призыв, вплетенный в годы.
 

«Тугая сдержанность порыв в сетях пленила…»

 
Тугая сдержанность порыв в сетях пленила, —
Не вырваться из пут запретов и границ,
Покорность правилам прижала глыбой ниц,
Довольство малым звездный свет затмило.
 
 
Твердеет скорлупа в отсутствии движенья,
Скудеет помыслов живительный родник…
Порыв разгонит сон, мелькнет свободы лик,
Палитру чувств подарит пробужденье.
 

«Как маем напоенный лист…»

 
Как маем напоенный лист
Сочится влагой дождевою,
Небес завзятый пианист
На нем исполнил вальс игрою.
 
 
Ростока жажду утолив
Под в плясках молнии сверканьем,
Певучих голосов разлив
Притих, чтя грома восклицанья.
 
 
Устала буйствовать гроза,
Внизу затишьем распласталась,
Ненастья майского слеза
На бархате листа осталась.
 

«Тускнеет свет пред красотой скользящей…»

 
Тускнеет свет пред красотой скользящей,
Не трогая звезду волнующих огней,
В обитель грез, от будней уходящей,
Влекущей за собой, что прикоснулось к ней.
 
 
Клубится дымка обещаний пряных,
Даримых с трепетом иль с легкостью порой,
Взращая всходы устремлений пьяных
От сладкого вина надежды озорной.
 
 
Но отрезвленья с слабостью приходят,
С красой в неравный бой решившейся вступить,
Фиалка розу красную низводит,
Покорен дух, не в силах кротость победить.
 

«Сплетеньем тесным чужеродных множеств…»

 
Сплетеньем тесным чужеродных множеств
Спросонок Однородность возмутилась,
Смешеньем порождение убожеств
Сумбуром жутким ей вообразилось:
 
 
«Где стройность линий, слаженности кант,
Спокойствия немое благородство,
Зачем чужбиной посланный мигрант
Тревожит равновесия господство?
 
 
Не растворится в синеве огонь,
Зажженный трением непониманий,
Остынет в ожидании ладонь
Пожатий теплых – близости желаний».
 
 
На море страсти волны бесновались,
С порывом ветра горизонт сдвигался,
К нему потоки судеб устремлялись,
Где спящий брег гордыней прикрывался.
 

«Дорога ровная, снотворному подстать…»

 
Дорога ровная, снотворному подстать,
Глаза смыкала дней однообразием,
Порой на козлах кучер силился привстать,
Кивок судьбы запечатлеть с оказией.
 
 
Чрез край наполнена коварством западня,
Свиданье с успокоенностью близится;
В окно крадется сумрак на исходе дня,
Луною полной неизбежность высится.
 
 
Как прежде, с силой натянулась тетива, —
Бояться ль от привычки пробуждения?
Воспрянул лук, сгибаясь, взвизгнула стрела,
Узнал дорогу кучер к обновлению.
 

«В самозабвеньи Грация кружила…»

 
В самозабвеньи Грация кружила,
Глаза вбирали краски откровенья,
На белы лица краснотой ложился
Томленья жар от страсти дуновенья.
 
 
Задором растревоженные звезды
В домах мещанских окна зажигали,
Из них в тиши томившиеся грезы
Стремглав навстречу танцу улетали.
 
 
Луною кипарис позолоченный,
Красавы повинуясь притяженью,
Раскинул крону, в танец вовлеченный,
Склонил верхушку, присягнув служенью.
 
 
Обвила Грация ствол одинокий,
Притихнув, кротко к дереву прижалась,
Коснулась злата от Луны далекой,
Вздохнув глубоко, на ветвях осталась.
 

«Взлохмаченный снег парикмахером ветром…»

 
Взлохмаченный снег парикмахером ветром
Улегся на камень, ответ выжидая
У глыбы застывшей на шалость, с кокетством
В довольстве беспечном на солнце блистая.
 
 
К проказам привыкший лежняк глуховатый
Ценил неподвижность превыше деяний
С исходом никчемным, влекущих куда-то
С насиженной глади, вдали от желаний.
 
 
В расщелины прятался, в волны сжимался,
Цепляясь за кромку, свисал горделиво,
К недвижимой тверди кристаллом прижался, —
Накидкой привиделся снег шаловливый.
 

«Напрасно раззадоренное Действо…»

 
Напрасно раззадоренное Действо
Лишает праздности немое Созерцанье,
С иных высот предвзятое судейство
В неведеньи порой щедро на порицанья.
 
 
В пути не разглядеть, как неизбежность
Сжигает суетность на времени кострище,
Лишь виден горизонт, где безмятежность
Нашла пристанище, в неспешности жилище.
 

Граница

 
Граница замкнутой кривою
На Однородность наступала,
Упрямством сотканной канвою
Податливую плоть сжимала.
 
 
Менялись лики чередою,
Чьи Однородность принимала,
Своей усохшею лозою
Бесплодность их союз венчала.
 
 
Повествований ровны строчки
Струились, скромность прославляя,
Истории сжимались в точки,
Нигде следов не оставляя.
 
 
Черты высоких начинаний
В потоке будней расплывались…
Но греют нас огни исканий,
Что от надежды зажигались.
 
 
Граница ж, судьбы отмеряя,
В их сингулярности упрется,
С глубоких глаз свет, улетая,
Там с бесконечностью сольется.
 

«Прочь современности настырность…»

 
Прочь современности настырность
В подсказках ценностей чужих,
За модой следовать повинность,
Ища себя в рядах других.
 
 
У скороспелости надменной
Вниманье сложно удержать,
Взгляд тянет к старине почтенной,
Где можно корни отыскать.
 
 
А нарост демагогов бравых,
Что пустоцвет в саду густом, —
Бесплоден. Замыслов лукавых
Не долог путь перед костром.
 
 
Пирог слоеный истин прелых
Вдали от света зачерствел,
С приправой мифов переспелых
Вкушать его нам не удел.
 

«Когда Нельзя перерастает в Можно…»

 
Когда Нельзя перерастает в Можно,
Ломается забор,
Мерещится простор,
И кажется легко, что раньше было сложно,
Подбрасывает вверх беспечности задор.
 
 
Вверху превратности скрывает доля —
Событий озорство,
Удачи баловство;
Избавиться б вполне от угнетений воли,
Вновь справедливости желает естество.
 
 
Натянутые Сдержанности вожжи
Слегка бы отпустить,
В движенье припустить,
Забыв соблазнов усыпляющее ложе,
Куда так жаждется порою угодить.
 

Дорога

 
Утро встретила дорога,
Сбросила тумана шаль,
Впереди неслышно дышит
Затаившаяся Даль.
 
 
Позабыла, где начало,
Может быть, его и нет?
«Для дороги нет причала», —
Тихо шепчет ей рассвет.
 
 
Что ж, как прежде, по привычке —
Разрезать равнины гладь,
Вновь к вершине устремившись,
На горе кружась, устать,
 
 
Погрузиться в неизвестность,
Завернуть от прямоты,
В недоступности окрестность
Заглянуть на полверсты,
 
 
Замереть вблизи обрыва,
Ощутить реалий грань,
Пыль собрав неторопливо,
Отнести для Дали дань.
 

«Клубок подвижных симметрий…»

 
Клубок подвижных симметрий
Давно Спонтанности стерегся,
Мир всякий – пища для стихий —
Незримый строй не уберегся.
 
 
Спонтанность выждала свой час,
Великий взрыв, творец Вселенной,
Своею силою потряс,
Оставшись тайной сокровенной.
 
 
Таится в правильности край,
Лихой Спонтанности укрытье,
Ее коварства урожай
Поспеет, принеся открытья.
 

Тень

 
Однажды тени показалось, —
Она как будто потерялась,
Что отражала, – не поймет:
Живого разума творенья
Иль от него же избавленье?
Своих глубин не разберет.
 
 
Все та же жажда созиданья,
В делах известных прилежанье,
К полотнам свежая тропа,
Плодов науки потребленье,
В мир радостей и наслажденья
Ступает счастливо стопа.
 
 
Да слышен гул потоков мутных,
Трясины зыбкой запах тухлый
Ползет в пространствах, налитых
Клубами мнимого господства
В сиюминутном превосходстве
Парящих, сытых и глухих.
 
 
Извечна тяга к подавленью
Чужих неслаженных движений —
Величья шаткого черта,
Братанье с риском безрассудным,
Блужданье в ценностях, подспудно
Боязнь не просмотреть перста.
 
 
Тянулась Тень за солнцем низким,
Шагов случайных путь неблизкий
Запечатлела как смогла;
Земная гладь ей не простила б,
Коль та б изъяны пропустила, —
Ведь Тенью времени была.
 

«Не дав собой налюбоваться, лебедь…»

 
Не дав собой налюбоваться, лебедь
Головку в мутну воду опустила,
Волны неспешной любопытный гребень
Своею позою приворожила:
 
 
«От страха спряталась, быть может, птица,
Тревожась окружением суровым,
Покой и безмятежность ей приснится
В сокрытом мире, под воды покровом.
 
 
Или вконец наскучили мотивы
Привычного баюканья морского,
Не радуют бескрайние разливы,
Лихие пляски ветра удалого.
 
 
И что ж найти надеется в глубинах,
Уйдя от волн прибрежных созерцанья, —
Таинства на невиданных картинах?
Пожалуй, нет, – кусочек пропитанья».
 

«Слышен прошлого орган…»

 
Слышен прошлого орган;
Лица близких, сквозь туман
Взор влекущие к себе,
Растеклися по судьбе.
 
 
Стоит ли назад идти,
Где рискуешь ты найти
Лес без лиственных одежд,
Тени выцветших надежд.
 
 
Дым костра вернуть нельзя;
Лишь знакомая стезя
Вокруг детства обвилась,
В память лентою вплелась.
 

Замок

 
Гордец, заброшенный судьбою,
Давно отвыкший от забот,
Окутан тенью вековою,
Уткнулся башнею седою
В густое облако невзгод.
 
 
Как высоко предназначенье
Сулили прошлые года, —
Защиту душ, мирян творенья,
Печали, радости волненья
Вверяла Ника иногда
 
 
Могучим стенам. Где величье?
Прогнувшись, холм устал держать
Былое в каменном обличье,
Забредший путник в дань приличью
Не стал призывам возражать.
 
 
Изменчив ряд долженствований,
Причин не прячется черед,
В нем прах несбывшихся желаний,
На вечность тщетных упований, —
Своих героев Время ждет.
 

«Как трогательна непогода…»

 
Как трогательна непогода,
Сырого воздуха дыханье,
Деревьев голых оправданья
За схожесть прожитого года.
 
 
Лицо смурное туч висящих
Ковром слоистым разостлалось
К земле краями чуть прижалось,
О днях всплакнуло уходящих.
 
 
Забыты утренний румянец,
Тревожное разноголосье;
Зима, непрошенная гостья,
Легла на луж зеркальный глянец.
 

«Счастья дразнящего ветер нежданный…»

 
Счастья дразнящего ветер нежданный
Дунул порывисто в грудь,
Взор, помутненный надежды дурманом,
Лег на обрывистый путь.
 
 
Что уготовлено ветру степному?
Неба простор да ковыль,
Проводы солнца под вечер и снова —
Гнать залежалую пыль;
 
 
Вдоволь насытившись пляской земною,
В небе исправив изъян,
Древо обнять, увлекая собою
Гибкий, упрямистый стан.
 
 
Вихрем катился отшельник заклятый,
К склону прижалась трава,
Вырвалось древо из цепких объятий,
Ветру осталась листва.
 
 
Память тревожит, глаза открывая,
Не позволяя уснуть…
Где-то он бродит, в степи завывая,
Вновь возвращаясь на грудь.