Текст книги "Арифмоман. Червоточина"

Глава 6

Когда Эйхгорн проснулся, в окно уже лились солнечные лучи. Снаружи доносились приглушенные голоса, а у двери стояла чашка воды, накрытая краюхой хлеба, смазанной чем-то вроде овощного соуса.

Эйхгорн включил смартфон. Заряда уже только тридцать пять процентов. И, разумеется, по-прежнему никакой связи. Он не перенесся за время сна обратно на Землю.

Интересно, сколько времени? Эдил обещал аудиенцию в пятом рассветном часу… надо будет при случае выяснить, сколько их всего. И вообще какой тут длины час. Сутки по ощущениям такие же или почти такие же, как дома.

Включив диктофон, Эйхгорн принялся надиктовывать пришедшие за ночь мысли. Делать аудиозаметки давно уже вошло у него в привычку, и маленький диктофон всегда лежал в нагрудном кармане. Конечно, у смартфона тоже есть такая функция, но он досадно быстро разряжается. Розетка в экспедиции – роскошь.

А диктофон работает от батарейки. Одной-единственной штуки хватает на тридцать семь часов работы. И в рюкзаке еще шесть запасных.

Прошло еще часа два. Эйхгорн измерил площадь и объем новой камеры (7,98 м² и 23,06 м³), пересчитал кирпичи в стенах и уже начал поглядывать на кучу соломы, когда снаружи донесся колокольный звон. Сразу после этого дверь отворилась, и Эйхгорна вывели наружу.

Полицейский участок, или как там правильно называется это учреждение, располагался в дворцовом флигеле. Теперь же Эйхгорн оказался в самом дворце – и был он довольно уютен. На стенах фрески и гобелены, на полу мягкие ковры, потолки побелены. Освещение, правда, не очень – все те же факелы, причем горящие через один. Экономят, видать.

Эйхгорна вели уже незнакомые стражники – вчера он их не видел. Интересно, какой у них график дежурств? Что там с выходными, с отпусками?

Любопытство не было праздным – Эйхгорн уже твердо вознамерился устроиться на службу. Для начала временно, пока разбирается, куда угодил. Потом, когда разберется, будет думать дальше.

Некоторое время его промариновали в приемной. Кроме Эйхгорна там ожидали еще два посетителя – нервный человечек с бегающими глазками и заплаканная девушка. Приглядевшись, Эйхгорн узнал в ней вчерашнюю сокамерницу, и уже хотел заговорить, но двери открылись, и напыщенный халдей прогундосил:

– Его величество повелевает войти следующему просителю!

Эйхгорн, все еще в сопровождении стражников, вошел в тронный зал. Возможно, ему следовало поклониться, встать на колени или исполнить еще какой-то ритуал, но он понятия не имел, какой именно. Панаму он на всякий случай снял, но что делать дальше – не знал.

Вообще, все эти церемонии и правила этикета он считал вопиющей глупостью, но если они требовались протоколом – соблюдал. Ибо если ты соблюдаешь правила – изволь соблюдать их все, в том числе и дурацкие. Что получится, если каждый человек будет соблюдать лишь те правила, которые считает разумными? Воцарится чудовищный бардак, поскольку большинство людей – идиоты.

Впрочем, никто вроде не расстроился, что Эйхгорн стоит столбом. Да и народу в тронном зале было совсем немного. В относительно небольшом, скромно обставленном помещении имелся только трон на возвышении, ведущая к нему красная дорожка и огромное витражное окно. Вдоль стен еще оставалось немного места для зрителей… зрителя. Он в зале был всего один – какой-то сухонький старичок в желтой мантии и высокой шапке.

Кроме него присутствовал только обслуживающий персонал. Лакей у входа, приведшие Эйхгорна стражники, два явных телохранителя позади трона, да склонившийся к подлокотнику эдил.

И сам король, конечно. Его величество Флексиглас, добродушно взирающий на Эйхгорна.

Лет ему на вид было сорок пять – пятьдесят. Примерно одного роста с Эйхгорном, но вдвое шире в талии, краснолицый, с утонувшим в щеках носиком-пуговкой и хитро поблескивающими глазками. Вместо короны на голове у него была вязаная шапка.

А на ногах тапки.

– Вот, ваше величество, о нем я говорил, – сказал эдил. – Это и есть тот самый Исидоряка, якобы волшебник.

Эйхгорн посмотрел на эдила снулым взглядом. Другой бы на его месте возмутился перевранным именем, но Эйхгорн никогда не придавал значения таким пустякам. В конце концов, имя – это всего лишь набор фонем, используемый для того, чтобы отличать людей друг от друга. И Эйхгорн всегда считал, что система численных обозначений была бы разумнее.

Но эдилу ему все равно захотелось врезать.

– Так-так, – приветливо покивал король. – Так-так. Издалека к нам, мэтр?

– Я… – открыл рот Эйхгорн.

– Прямо скажу, уже и не ждал, – перебил король. – Не ждал. Я ведь четыре года еще назад посылал в Мистерию запрос, что у меня вакансия свободна, но что-то никто не откликнулся. Оно понятно, конечно – кому там мой Парибул нужен? Смех один. А теперь что ж, все-таки нашелся доброволец?

– Я…

– Это хорошо, – не давал вставить слова король. – Это очень хорошо. Ты не смотри, что у меня королевство на ноготке уместиться может. Хоть маленькое, да зато все под боком. И люди все золотые. У нас не как у других, где все друг другу чужаки и кругом политес. Я ж тут, почитай, каждого подданного в лицо знаю.

– Я…

– Хотя это я приукрашиваю, конечно, – фыркнул король. – Сорок тыщ человек в лицо знать невозможно. Но все равно люди золотые. И природа у нас красивая. Сейчас не сезон, но вот через месяц грибы пойдут, ягоды… Охота у нас хорошая, оленей полно. Правильно сделал, что ко мне подался, мэтр. По деньгам не обижу, не думай. Какой университет заканчивал, кстати?..

– Политех, – саркастично ответил Эйхгорн.

– Политех… Политех… не, не слышал о таком, – с сомнением произнес король. – А это что же, не в Мистерии?

– Это в Санкт-Петербурге.

– Понятно, – явно помрачнел король. – Ну да, конечно, а я уж размечтался. Из Мистерии, конечно, сюда никто по своей охоте не поедет. Второстепенная школа в каком-то захолустье, о котором я даже не слышал. Можно посмотреть твой диплом?

– Дома оставил.

– Дома оставил, ага. Верю. Охотно верю.

Король на глазах скучнел. Эйхгорн тоже немного скис – он совсем не ожидал, что у волшебника будут требовать диплом о высшем образовании. Наглядные-то доказательства он приготовил, а вот про бумажные формальности даже не подумал.

Ему казалось, что в Средневековье с этим как-то попроще…

– Ваше величество, может, я лучше просто покажу свои способности? – рискнул Эйхгорн.

– Ну покажи, раз уж диплома нет, – вяло согласился король.

– Только… – замялся Эйхгорн, – нельзя ли вначале вернуть мои вещи?

– Я у тебя ничего не брал, – нахмурился король.

– Я и не о вас говорю, – посмотрел снулым взглядом Эйхгорн. – Ваша стража при задержании отобрала мой рюк… мешок с вещами. А там есть некоторые магические инструменты. Неправильное обращение с ними может быть чревато неприятными последствиями…

– Эй, там, верните мэтру Исидоряке его цацки! – махнул рукой король.

Эйхгорн тяжело вздохнул. Все, похоже, он теперь навсегда мэтр Исидоряка.

Рюкзак принесли уже через пару минут. И он действительно оказался разграбленным, но далеко не так сильно, как Эйхгорн опасался. Все важное лежало на месте. Даже пиво и сигареты – хотя стражники, возможно, просто не поняли, что это такое.

В основном пострадали продукты – колбаса, сосиски и козинаки исчезли, от сыра остался крохотный кусок, а шоколад надкусили в нескольких местах. Похоже, стражникам он просто не понравился – Эйхгорн предпочитал очень горький шоколад, на девяносто девять процентов из какао.

Кроме того, стражники вскрыли одну упаковку растворимой вермишели и проткнули чем-то острым одну из банок тушенки. Саму тушенку, правда, не тронули – наверное, тоже не понравилась.

И еще исчез нож. Но тут же нашелся. Эдил выудил его из собственного кармана и с крайней неохотой вернул хозяину.

Эйхгорн хотел было пожаловаться на пропажу и других вещей, но наткнулся на предостерегающий взгляд эдила и передумал. Колбасу он уже точно назад не получит, а вот заиметь недоброжелателя вполне может.

– Ладно, мэтр, показывай, что умеешь, – нетерпеливо махнул рукой король. – Ты тут у меня не один, мне сегодня еще… сколько у меня там людей-то в приемной еще?..

– Двое, ваше величество, – подсказал эдил.

– Двое… ладно, подождут. Но ты все равно не гневи Пустынника, мэтр. Давай быстрее.

Эйхгорн, уже спрятавший в кулаке зажигалку, театрально провел рукой, чиркнул колесиком и выкрикнул:

– Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре!

Король равнодушно уставился на горящее над голой рукой пламя. Почесал шею и критично сказал:

– Очень уж маленький огонек. А побольше можешь?

– К сожалению, расположение звезд сейчас неблагоприятное… – начал Эйхгорн.

– Не держи меня за страбара, мэтр, – раздраженно перебил его король. – Не можешь – так и скажи. Еще что умеешь? А то камин я и огнивом зажечь могу.

Эйхгорн взялся за фонарик. Стражники, само собой, его осматривали. Не исключено, что пробовали нажимать кнопки и крутить ручку. Но динамо-фонарь был устроен хитро, и для работы требовалось произвести целый цикл манипуляций. Сначала переключить на «вкл», потом активировать один из световых режимов (их было три), и только после этого начать крутить ручку.

Сейчас Эйхгорн все это проделал, и по стенам забегало пятно света. В темноте это выглядело бы лучше, но дождаться ночи возможности не было.

Король снова никак не отреагировал. Скучно глядя на крутящего ручку Эйхгорна, он спросил:

– Это что, волшебный светильник?

– Ну да, он самый… – растерянно ответил Эйхгорн.

– Эка невидаль. Мэтр, ты мне начинаешь надоедать.

Эйхгорн почувствовал себя уязвленным. Он уже понял, что профессиональные волшебники в этом мире – такая же норма жизни, как в земном Средневековье – профессиональные астрологи и алхимики. Даже больше – у них есть свои учебные заведения, дипломы. И они явно поднаторели в своих фокусах, раз его технические чудеса не производят должного впечатления.

К счастью, у Эйхгорна еще оставались козыри. Заряд смартфона упал уже до тридцати процентов, но большего и не требовалось.

– Ваше величество, видели ли вы свой город? – интригующе спросил он.

– Ну видел, конечно, чать не слепой…

– А хотите увидеть его прямо здесь, сейчас?

Король приподнял брови. Эйхгорн торопливо отыскал в галерее снимок Альбруина и с гордым видом продемонстрировал его толстяку на троне. На сей раз тот подался вперед с явным интересом, но попенял, что картинка такая маленькая.

Эйхгорн несколько минут листал фотографии, показывая в том числе сделанные на Земле. К сожалению, среди них не было ничего захватывающего – перед вылетом он очистил карту памяти, а в аэропорту и в Якутске ни разу не фотографировал. В галерее нашлись только виды тайги и несколько снимков червоточины – но она на фотографиях смотрелась просто кольцевым облаком.

Также Эйхгорн прямо в тронном зале сделал несколько снимков короля и его придворных, тут же их продемонстрировав. Это вызвало у его величества Флексигласа уже почти милостивую улыбку.

– Забавная штучка, – покивал он. – Дай-ка я тоже попробую!

– К сожалению, в чужих руках не работает, – сделал скорбное лицо Эйхгорн, быстрым движением ставя блокировку. – Нужны специальные заклинания, ваше величество…

– Жаль-жаль… Эти ваши волшебные зеркала все такие, да?.. Кинельская королева говорила, что ее зеркало тоже без заклинаний не работает.

– А у нее тоже есть волшебное зеркало?.. – удивился Эйхгорн. – Вы сами видели?..

– Нет, она мне рассказывала, когда в гости наезжала… давно, она тогда еще принцессой была.

– Ах, рассказывала… – понимающе хмыкнул Эйхгорн.

– Ну да. Но у нее оно большое, в спальне висит. А твое-то поудобнее, маленькое. Сделаешь мне такое же?

– Боюсь, для этого требуются некоторые специальные компоненты, – отбарабанил Эйхгорн, ожидавший подобной просьбы. – Перо феникса, сухожилие дракона, волос из хвоста единорога…

– Короче, этого ты тоже не можешь, – перебил король. – Еще что-нибудь покажешь?

У Эйхгорна осталось уже не так много вариантов. Он решил, что просто записанный на диктофон голос короля уж точно не впечатлит, и перешел сразу к айподу. По счастью, ему не пришлось совать королю в ухо наушник – эта модель нормально работала и без них.

Но когда Эйхгорн включил музыку, король аж подпрыгнул на троне. С ужасом глядя на изрыгающий хард-рок прибор, он возопил:

– Мраморная Дева, защити нас! Что это за омерзительный грохот?!

– Это музыка, ваше величество, – ответил Эйхгорн.

– Это не музыка! – возмутился король. – Это мерзкая какофония! Немедленно прикажи своей демонической шкатулке умолкнуть!

Эйхгорн пожал плечами и выключил айпод. Что ж, по крайней мере, у короля есть вкус.

– Ты ведь недипломированный волшебник, верно? – прищурился Флексиглас. – А может, вообще недоучка? Не прими в обиду, мэтр, но… ну серьезно, что за гумно ты мне тут подсовываешь?

Эйхгорн стоял как оплеванный.

– Конечно, у меня не так чтобы очень большой выбор… – пробормотал король. – Волшебники к моим дверям в очереди не стоят. Наш прежний придворный волшебник, мэтр Гвенью… ты с ним не был знаком, нет?..

Эйхгорн мотнул головой.

– Папа нанял его случайно, – доверительно сказал король. – Я тогда был еще малец, но помню, что у него просто сломался дилижанс, кончились деньги, и он пришел к папе предложить свои услуги, а потом так вышло, что получил постоянную должность. Представляешь?

Эйхгорн покивал. Похоже, этот мэтр Гвенью лучше умел показывать фокусы, чем Эйхгорн.

– Но у него, конечно, был настоящий диплом, из Мистерии, – вздохнул король. – Мэтр Гвенью был бакалавром Фармакополиума. Не ахти что… лично я предпочел бы кого-нибудь из Репарина… но мэтр Гвенью хорошо справлялся. Он прослужил нам тридцать лет с хвостиком… под старость, правда, слегка свихнулся, но вы же все рано или поздно сходите с ума, верно?

– Кто мы?

– Вы, волшебники.

– Это преувеличение, ваше величество, – холодно ответил Эйхгорн.

– Ну-ну, как скажешь. Так что, умеешь ты хоть что-нибудь полезное? Духа, например, сможешь призвать?

– Это не ко мне, это к военкому, – посмотрел снулым взглядом Эйхгорн.

– То есть тоже не можешь, – вздохнул король. – Жаль, я давно хочу побеседовать с покойной матушкой… узнать, куда она запихала фамильные бриллианты… Жаль, жаль… И я даже не спрашиваю, можешь ли ты вылечить меня от облысения…

– Не могу, – сумрачно ответил Эйхгорн, невольно гладя собственную лысину.

– Понял уже. Маловато, мэтр, маловато! Для такой-то должности, при дворе! Конечно, я все понимаю, на волшебника получше мне рассчитывать нечего…

– Ваше величество, просто мое волшебство нельзя показывать с бухты-барахты, – решительно произнес Эйхгорн. – Если вы дадите мне несколько дней на подготовку, я сумею вас поразить!

Король пристально уставился на него, поджав губы. Эйхгорн почти что слышал его мысли.

С одной стороны – чародей-самозванец явно не впечатлил парибульского монарха. Еще немного – и шарлатана кинут обратно в темницу, а потом начнут допрашивать с пристрастием. Выпытывать, кто он такой на самом деле и какого черта делает тут безо всяких документов.

С другой стороны – королю явно ужасно хотелось обзавестись волшебником. В этом отношении Эйхгорну повезло. Королевство Парибул оказалось таким маленьким, бедным и захолустным, что все настоящие волшебники воротили от него нос.

То есть те, которых здесь считают настоящими.

– Ладно, – хлопнул наконец в ладоши король. – Твоя взяла, мэтр, дам тебе шанс. Ты принят с испытательным сроком в пол-луны. На это время я положу тебе жалованья один регентер в день плюс стол, постель и один слуга. Если сумеешь доказать, что стоишь большего – дам прибавку. Не сумеешь – ступай на все четыре стороны.

Эйхгорн воспрянул духом. На удивление удачно сложилось. У него будет некоторое время, чтобы разобраться во всем, и на этот срок он обеспечен жилищем, пищей и деньгами. И если даже через эти пол-луны король выгонит его взашей – он ничего не потеряет.

– И еще, конечно, ты получишь сто пятьдесят палок, – добавил король.

– За что? – слегка напрягся Эйхгорн.

– За попытку обмануть монаршую особу. Меня то есть.

Вот это Эйхгорну совсем не понравилось. Сто пятьдесят палок… это очень много палок. В десять раз больше, чем за браконьерство. Конечно, неизвестно, какой эти палки величины, с какой силой ими бьют, но предчувствие нехорошее.

Похоже, лучше ему не проваливать королевскую аттестацию.

Дальше пошли бюрократические формальности. Скрипя костями, явился иссохший морщинистый старик – королевский казначей. По приказу своего сюзерена он вписал в пожелтевший гроссбух: «Медный Ястреб 1514, зачислен придворный волшебник Исидоряка – 1 регентер в сутки». Глядя на Эйхгорна выцветшими глазами, казначей сообщил, что жалованье будет начисляться начиная с завтрашнего дня, получать по Малахитовым дням. В иные дни не беспокоить.

Потом Эйхгорну велели принести присягу. Откуда-то из-за трона извлекли толстую книгу в кожаном переплете, Эйхгорн положил на нее руку, и эдил скомандовал:

– Повторяй за мной. Я, имя…

– Я, Исидор Яковлевич Эйхгорн…

– …клянусь, назови своего бога…

– …клянусь Летающим Макаронным Монстром…

– Минуточку! – раздался гневный окрик. – Минуточку!

То вскинулся старик в желтой мантии, все это время безучастно подпиравший стенку. Эйхгорн не обращал на него внимания, почитая каким-нибудь секретарем или иным протокольным служащим.

Но теперь тот, потрясая тяжелым посохом, подступил к трону и яростно вопросил:

– Что это за монстром вы там клянетесь, мэтр Исидоряка?! Вы не демонит ли, случайно?! Не малиганин ли?!

– А вы сами-то кто такой будете? – ответил снулым взглядом Эйхгорн.

– Я епископ Далион!

Эйхгорн мысленно проклял свое чувство юмора. Он же понятия не имеет, что здесь делают со всякими еретиками. Вдруг сразу на костер?

С другой стороны – а что ему было говорить, чем клясться? Слово «атеист» туземцы скорее всего даже не знают. А имен местных богов не знает сам Эйхгорн.

Однако… епископ?.. Значит, все-таки Европа?.. Христианство?.. Или нет?.. Эйхгорн не был уверен, как одеваются епископы, но вроде бы как-то иначе… кажется, у них такие красные круглые шапочки… или это у кардиналов?..

Стоп. До Эйхгорна вдруг дошло, что святой отец сказал вовсе не «епископ». Он сказал… сказал… почему-то мозг отказывался воспринимать это слово, упорно подменяя его знакомым «епископ».

И такая ерунда происходит уже не в первый раз. Эйхгорна порядком раздражало, что он не понимает причин этого явления.

– Давайте-ка проясним ситуацию, – ткнул Эйхгорну пальцем в грудь епископ. – К какой конфессии принадлежите, мэтр?

Эйхгорн замялся. Сейчас в нем боролись принципы и антипатия к высоким температурам. В конце концов принципы все же взяли верх, и он решительно ответил:

– Ни к какой.

– То есть как это? – нахмурился епископ. – Какому богу вы поклоняетесь?

– Никакому.

– Это как это?.. Вы не безбожник ли, случайно?

– Он самый.

Лицо епископа перекривилось, словно он съел незрелый лимон, однако никаких эксцессов не последовало. Святой отец лишь окинул Эйхгорна полным презрения взглядом и вернулся на место.

Похоже, у здешних попов нет такой власти, как у испанской инквизиции – ну и то хлеб. Главное, чтоб не сожгли – а что он там о нем думает, Эйхгорна не колышет.

– Эй, там, проводите мэтра Исидоряку в его башню! – хлопнул в ладоши король. – Аудиенция окончена! Впускайте следующего!

Глава 7

Эйхгорну действительно выделили личного слугу – мальчишку-пажа. Тот оказался жизнерадостным, непосредственным и ужасно болтливым. Провожая Эйхгорна в его новую квартиру, он в первые же три минуты успел рассказать, что ему двенадцать лет, что его родители владеют бакалейной лавкой, а сам он уже третий год служит при дворе и планирует еще года через два стать лакеем, а потом камердинером или дворецким.

Кроме того он поведал, что у него есть старшая сестра и младший братишка – сестра в прошлом году вышла замуж за подмастерье стеклодува, а брат учится ремеслу у пекаря Гухчи. Мэтр Исидоряка незнаком с пекарем Гухчи? Ну как же, тот печет лучший хлеб в Альбруине! Вот такой хлеб! На всю улицу пахнет!

Своему новому назначению Еонек – так звали пажа – был донельзя рад. Как он поведал, пажи по статусу полагаются всем королевским сановникам, но сановников всего шестеро, а пажей одиннадцать – и пятерых незанятых нагружают поручениями так, что присесть некогда.

А служить придворному волшебнику – это вообще везуха. Остальные пажи точно обзавидуются.

– Мэтр, а сколько вам положили жалованья? – жадно спросил Еонек.

– Регентер в день, – ответил Эйхгорн, размышляя о своем.

– Золотой или серебряный?

– Забыл спросить.

– Наверное, золотой, – рассудительно сказал паж. – Серебряный регентер – это очень мало для волшебника. У меня дядя столько получает.

– А кто у тебя дядя?

– Десятник королевской пехоты. Нет, для пехотного десятника серебряный регентер – это хорошее жалованье, но для волшебника – совсем маленькое.

Эйхгорн хотел было спросить, насколько золотой регентер дороже серебряного, и какой вообще у этой валюты курс, но вовремя себя оборвал. Будет подозрительным, если он начнет расспрашивать о вещах, которые здесь известны даже малым детям. Сам понемногу разузнает, окольными путями.

Вообще, Эйхгорн решил поменьше раскрывать рот, зато уши держать на макушке. Любая информация может пригодиться, любая мелочь – оказаться полезной.

Резиденция придворного волшебника размещалась в башне. А башня – на отшибе, отдельно от остальных строений. Такой узкий и высокий каменный цилиндр, увенчанный нехилым набалдашником.

Камням, из которых он был сложен, явно исполнилось уже немало лет, многие потрескались, какие-то вообще вывалились. Фундамент от времени просел, порог наполовину ушел в землю. Одного взгляда на это хлипкое сооружение хватило Эйхгорну, чтобы проникнуться к нему неприязнью.

Но ничего другого у него не было.

Паж некоторое время корячился у дверной ручки, но так и не справился. Доски совсем рассохлись, а петли заржавели – в башню никто не входил с тех пор, как умер прежний волшебник. Только с помощью Эйхгорна мальчишке удалось наконец распахнуть дверь.

За ней оказалась крохотная пыльная лестничная площадка. И лестница – очень крутая и длинная, вьющаяся винтом до самого верха. Взбираясь по ней, паж не переставал трещать, рассказывая о прежнем волшебнике. Сам Еонек почти его и не помнил – мэтр Гвенью умер до того, как мальчишку взяли в пажи. Но он охотно передал Эйхгорну все, что слышал от других слуг.

– Говорят, он помер, когда купался, – поделился Еонек. – Пришли к нему утром – а он сидит в бадье, голый совсем и холодный уже. Старый был совсем.

– А как он выглядел? – без интереса спросил Эйхгорн.

– Да я его видел-то пару раз, и то издалека – когда он книги из окна швырял.

– Швырял из окна книги?.. – удивился Эйхгорн. – Зачем?

– Да он совсем спятил к старости. Весь последний год даже из башни не выходил – все время сидел тут, колдовал что-то, а иногда распахивал окно, вопил и швырялся книгами. Весь двор был в страничках.

Эйхгорн мысленно сделал зарубку на память. Эксцентричность и дикие выходки волшебнику не возбраняются. Возможно, даже будут больше уважать.

– Прежний король его выгнать хотел, да жалел, – тут же опроверг его размышления паж. – Куда бы мэтр Гвенью подался? Да и на его место никого больше не было…

На лестнице царила кромешная тьма. Еонек притащил с собой факел, но Эйхгорн вместо этого зажег фонарик. В отличие от короля, мальчишка глядел на земную технику восторженными глазами, а на полдороге наконец собрался с духом и попросился тоже попробовать. Эйхгорн доверил ему фонарь с облегчением – и без того было тяжело подыматься с рюкзаком по крутым ступеням.

Заполучив фонарик, паж сразу умчался вперед. Сверху доносился звенящий голос и мелькал электрический свет. В полуразрушенной средневековой башне он смотрелся чертовски чужеродно.

– Сюда, мэтр! – позвал Еонек. – Осторожно, тут люк!

Эйхгорн сделал последний шаг и очутился в своих новых апартаментах. Он сразу оценил их достоинства – обилие света и великолепный вид. Город явно расположен на холме, а эта башня в нем – самое высокое здание.

И панорама открывается просто потрясающая.

К сожалению, этим достоинства жилища исчерпывались. Комната оказалась очень просторной, но заваленной всяким хламом и продуваемой всеми ветрами. Дверей как таковых не было – только люк в полу… даже два люка. Из одного Эйхгорн только что поднялся, а открыв другой, обнаружил, что смотрит в пропасть.

Мусоропровод, что ли?

Зато окон целых четыре – на все стороны света. Стекол нет, ставней нет – в плохую погоду здесь явно будет неуютно. Карнизы выступают далеко, так что дождь внутрь попадать не должен, но подоконники грязные, усеянные птичьим гуано. Повсюду пыль, копоть и запустение. Углы заросли паутиной.

Несколько лет назад Эйхгорн общался с человеком, также страдающим обсессивно-компульсивным расстройством, но у него это была мания порядка. Он все делал строго по часам, расставлял книги по алфавиту, упорядочивал и систематизировал каждую мелочь. В его доме царила атмосфера операционной – и в этой комнате он бы забился в истерике.

По счастью, у Эйхгорна всего лишь арифмомания. Он никогда не испытывал неприязни к мусору и беспорядку. Да и вообще был крайне неприхотлив в том, что касалось личных удобств.

Конечно, потом он непременно классифицирует все свое новое имущество, измерит площадь и объем помещения, пересчитает камни в стенах… но это нормально. Все так делают, въезжая в новое жилище.

А сейчас Эйхгорн просто осматривался. Мысленно он присвоил этой хибаре две… нет, одну звезду. Вряд ли здесь кто-то будет ежедневно убираться. Вряд ли здесь кто-то вообще когда-либо убирался.

– Мэтр, я сейчас вычищу тут все! – словно услышал его мысли паж.

Не дожидаясь ответа, Еонек умчался. Эйхгорн бросил рюкзак на пол и покачал головой. Меблировка старая, ветхая, разве только не рассыпается. Если хоть одному предмету здесь меньше двадцати лет, Эйхгорн сильно удивится.

Кровать. Узенькая, жесткая, заваленная пыльными шкурами. Наверняка полно насекомых.

Стол. Огромный, массивный, покрытый застарелыми пятнами разных цветов. Множество вмятин и отверстий – справа вообще не хватает большого куска. Выглядит так, словно кто-то просто отгрыз кусок столешницы, приняв ее за лепешку.

Ну и дурной же народ здесь живет.

Стулья. Два. Явно шли в комплекте со столом – такая же древесина, такой же стиль.

Кресло. Одно. Большое, пыльное, с резными подлокотниками в виде голов какой-то рептилии. Накрыто грязной рогожей.

Шкаф. Старый, трухлявый, занимает полстены и наполовину загораживает одно из окон. Эйхгорн насчитал в нем двадцать три отделения – от двери в рост человека до ящичка размером с котенка. Пять дверец отсутствуют, выставляя содержимое напоказ, еще три висят на соплях. Одна заперта на ключ, причем самого ключа нигде не видно.

Бадья. Большая деревянная бадья для купания – видимо, та самая, в которой умер прежний жилец. Совсем рассохлась, а на дне устроила гнездо целая семья пауков.

Гора шкур на полу. Вероятно, они заменяют ковер, но навалены неровно, где-то собравшись в настоящие холмы, а где-то открывая голый камень. Ступать по ним было страшновато – Эйхгорн подозревал, что шкуры обитаемы.

Камин. Единственная вещь в комнате, выглядящая достойно. Облицован цветным мрамором, похож на ворота в роскошный особняк… очень маленький особняк. Внутри дровница в форме сплющенной колонны, сверху резные панели и две статуэтки каких-то кошачьих. Решетка витая, похожая на переплетение дубовых ветвей. К стенке прислонены кочерга, ухват и клещи, рядом висит решето, а внутри – закопченный чугунный котел литров на пятьдесят.

Эйхгорн взял на заметку позднее измерить объем точно.

Зеркало. Грязное, мутное, с большой трещиной в правом нижнем углу, но вполне сносно отражающее. Эйхгорн взглянул на свою хмурую физиономию, оценил заметно удлинившуюся щетину, высунул язык и осмотрел полость рта. Он уже двое суток ходит с нечищеными зубами – это совсем никуда не годится.

Торшер. Не электрический, разумеется, а свечной. Такой большой напольный канделябр с тремя рожками. В центральном торчит оплывший и почерневший огарок, боковые пусты.

Не упомянут остался только один предмет обстановки. Часы. Старые, пыльные, давно сломанные. Стрелок нет, а на циферблате не двенадцать делений, а двадцать шесть. Видимо, в местных сутках двадцать шесть часов.

Довольно неудобное число. Почти простое, ибо имеет всего лишь два простых делителя, два и тринадцать. Сам Эйхгорн выбрал бы для измерения суток одно из избыточных чисел – двадцать четыре (что, собственно, и имеем на Земле) или тридцать. Избыточные числа гораздо удобнее, поскольку их можно разбить на части множеством способов.

Правда, двадцать шесть – уникальное число, поскольку единственное находится между квадратом и кубом, но удобным оно от этого не становится.

Как следует рассмотрев мебель, Эйхгорн принялся копаться в шкафу. Похоже, после смерти хозяина в нем ничего не трогали – из суеверного страха или по другой причине. Эйхгорна это обрадовало – если повезет, он найдет какое-нибудь полезное оборудование.

Самое большое отделение ожидаемо оказалось одежным – там висело четыре ветхих сизых балахона, похожих на помесь судейской мантии с ночной рубашкой. Эйхгорн достал один, приложил к груди и хмыкнул. Видимо, прежний волшебник был на редкость плюгав.

Или любил носить мини.

Еще там лежало две пары обуви. Очень старые растоптанные шлепанцы и мягкие чувяки с загнутыми носами. То и другое Эйхгорну оказалось мало – да он и не стал бы носить обувь покойника.

А на верхней полочке хранилась дюжина кружевных, довольно хорошо сохранившихся платков и одинокий колпак. Такой классический колпак волшебника – сизый, как балахоны, островерхий, с кисточкой на конце.

Он единственный пришелся Эйхгорну впору. Чародей-самозванец снял панаму, натянул на ее место колпак, посмотрелся в зеркало и издал неопределенный звук. Отражение ему неожиданно понравилось. К тому же колпак был пошит из мягчайшей фланели и удивительно приятно облегал лысину.

Вернулся Еонек, с трудом таща по ступеням ведро воды, тряпку и метелку. Отчаянно прыгая, он принялся сбивать по углам паутину и обметать пыль со стола. Эйхгорн скептически хмыкнул. Здесь нужен не один неуклюжий мальчишка, а целая бригада по клинингу.

Помочь Эйхгорн даже не попытался. У него раньше не было слуг, зато были практиканты – и он считал эту систему разумной. Логично же, что человек, способный исполнять лишь простейшие функции, должен взять их на себя, чтобы он, Эйхгорн, не отвлекался от более важных дел.

Впрочем, Еонек и в одиночку справлялся неплохо. Шкуры он, экономя силы и время, просто бросал в люк, пообещав потом вернуть их чистыми. Пол, стены и мебель паренек сноровисто протер тряпкой, после чего вода в ведре превратилась в бурую вонючую жижу. Комната постепенно приобретала жилой вид.