Текст книги "Четвертый коготь дракона"

Анита уже начала верить, что все закончится благополучно, но тут одно из колес предательски хрустнуло, шарабан грузно осел на правый бок, его пассажиры повалились друг на друга, а возница, проскрипев замысловатое ругательство, натянул поводья. Послушные лошади встали. Максимов первым спрыгнул на землю, заглянул под брюхо перекосившегося рыдвана.

– Поздравляю! Ось сломана…

Возница, чертыхаясь, полез осматривать повреждение. Максимов помог спуститься Аните и остальным. Грин замер, к чему-то прислушиваясь.

– А вот и поезд!

Издалека донеслись натужное пыхтение и лязг, которые не могли свидетельствовать ни о чем ином, кроме приближения паровоза и вагонов. Задира-австриец, привыкший, видно, командовать в любых условиях, провозгласил тоном, не допускавшим возражений:

– Вперед! Мы еще можем успеть…

Возражать, собственно, было нечего – он предложил то единственное, что можно было предложить. Оставив кучера возиться со сломанной осью, компания из пяти человек ринулась к двум тускло посверкивавшим металлическим жилам, которые вибрировали и стонали, как гитарные струны, тронутые рукою музыканта.

Анита в своих длинных юбках сразу отстала. На ней было дорожное облачение, но и оно, в силу действовавших законов приличия, имело немалый объем, а длинный подол цеплялся за любые, даже самые микроскопические, неровности почвы. Максимов задержался, взял ее за руку, потянул за собой.

– Быстрее! Быстрее! – торопил мальчишка-австриец, вырвавшийся на несколько шагов вперед и раздраженно оглядывавшийся на медлительных спутников.

Они опоздали – выскочили к насыпи, когда локомотив уже пронесся мимо. Австриец хотел схватиться за ажурные перильца, окружавшие открытую площадку с торца одного из вагонов, но пальцы соскользнули, и он чуть не угодил под колеса, которые несомненно перемололи бы его изящное стройное тело в малоаппетитный фарш.

Седоусый отдернул его назад.

– Незачем рисковать жизнью из-за ерунды!

Когда стало очевидно, что поезд они упустили, Анита сразу успокоилась и принялась рассуждать логически.

До ближайшей станции рукой подать. Добраться туда будет несложно, даже если не удастся починить шарабан. А уж там наверняка они достанут и повозку, и лошадей и сегодня же будут в Цюрихе.

Но вышло совсем не так.

Едва последний вагон промелькнул перед незадачливыми путешественниками, как сбоку что-то громко затрещало, и на пути, в нескольких саженях перед паровозом, рухнуло могучее дерево. Сочный хряск, с которым переломился ствол, гулкий звук удара о рельсы и шорох листвы, обволакивавшей крону, на мгновение заглушили шум поезда. Тут же раздался душераздирающий визг тормозов. Локомотивом управлял опытный механик, но и ему не хватило реакции, чтобы остановить поезд перед таким негаданным препятствием.

Локомотив – старый добрый аппарат, построенный Ньюкаслским заводом по типу знаменитого «Rocket», – ткнулся рылом в шелестящую преграду, заскрежетав всеми своими частями. Сила его была столь велика, что он едва не своротил дерево с рельсов, но все же вынужден был остановиться. Две фигурки – механик и кочегар – соскочили наземь. На некоторое время наступила почти полная тишина, если не считать приглушенного гула голосов, раздававшегося из запертых вагонов.

– Что за оказия? – проговорил озадаченный военный. – Первый раз вижу, чтобы такой мощный бук свалился сам по себе.

Но Аните уже бросилось в глаза обстоятельство, которое другие пока игнорировали. Бук упал не сам собой – он был срублен, она даже за сотню шагов разглядела наспех искромсанный топорами комель.

А дальше все развивалось, как в романах Фенимора Купера. Из рощицы выскочили двое в черных балахонах, с ружьями в руках. Они одномоментно выпалили в механика и кочегара, и те повалились в зеленую листву лежащего на рельсах бука, утонув в ней, как во вспененной пучине. Затем, не медля ни секунды, один из стрелков полез в вагон первого класса – тот самый, в котором не далее как полчаса тому назад ехали пятеро путников, застывших сейчас в оцепенении позади поезда.

– Вот вам и тихая Швейцария! – присвистнул Джеймс Грин, снова вытягивая свой «кольт». – Да тут почище, чем на Диком Западе!

– Это грабители! – резонно определил юный австрияк, в ладони которого уже прочно сидел «Ульрих». – Их надо остановить!

Он бесстрашно побежал к месту кровавой расправы и прямо на бегу, едва прицелясь, сразил наповал черного головореза, который никак не ожидал нападения с этой стороны. Однако тотчас из рощи посыпались беспорядочные выстрелы, оттуда выбежали еще двое в таких же балахонах, как у убитого, и отважный австриец был вынужден укрыться за последним вагоном.

– Этому парню надо помочь! – сказал Грин и, перебегая от бука к буку, принялся лупить по неизвестным бандитам из своего «кольта».

Безоружные Максимов, Анита и седоусый притаились за кряжистым деревом-великаном и оттуда созерцали ход необыкновенной битвы. Максимов нервничал и вслух сравнивал себя с крысой, забившейся в нору.

– И почему я не завел привычки носить револьвер в кармане? – задавал он риторический вопрос, обращаясь к самому себе.

– Наверное, потому, что он может в любой момент продырявить тебе ногу… в лучшем случае, – отвечала за него Анита.

Седоусый не говорил ничего – театр боевых действий захватил его всецело, он смотрел за сражением с профессиональной точки зрения и был чем-то недоволен.

Чаша весов, впрочем, склонялась в сторону добра. Вот и второй бандит рухнул с простреленной головой – это постарался Грин, нашедший себе удобную позицию за пнем, оставшимся от поваленного на рельсы бука. Бой обязан был окончиться, поскольку оставшийся разбойник не мог отбиваться от двух противников сразу, но, как назло, пистолет юного австрийца замолчал.

– У него кончился боезапас! – догадался седоусый.

Разбойник тоже понял это и, отстреливаясь от Грина, побежал в хвост состава. Австриец высунулся из-за вагона, хотел было перемахнуть через открытое пространство, чтобы оказаться в лесу, но в первом классе что-то тяжко громыхнуло, в стороны брызнули стекла и обломки деревянной обшивки, послышались истошные вопли пассажиров, и тут же из окна кубарем вылетел выброшенный взрывной волной толстяк-швейцарец.

Все было как в жутком сне: тучное тело вдруг сделалось легче мыльного пузыря, несколько раз перевернулось в воздухе и шмякнулось на траву близ насыпи. Дрогнуло, конвульсивно задергалось – обезображенное, залитое кровью, – изогнулось дугой, потом вытянулось и замерло в неподвижности.

Бандит, не добежав до вагонного торца, за которым скрывался австриец, инстинктивно отпрыгнул в сторону, а из поезда выскочил еще один. Размахивая ружьем, он орал на непонятном языке:

– Hol van? Nem találtam meg!

Австриец, воспользовавшись заминкой, выскочил из-за вагона и кинулся к зарослям. Споткнулся о выперший из земли узловатый корень, растянулся во весь рост. Седоусый бросился к нему, помог подняться. Все это заняло совсем крошечный отрезок времени, но бандиты заметили их, и тот, что выскочил из вагона (он же, несомненно, и устроил взрыв внутри), победно завопил:

– Látom! Most nem hagyod el!

Шарахнули синхронно оба ружья, седоусый схватился за плечо и со стоном сел в траву, но австриец подхватил его и втащил в спасительный лесок. А тут и умница (эх, давно ли в представлении Аниты он был идиотом?) Грин срезал одного из разбойников своим снайперским выстрелом. И только сейчас Анита, помимо воли увлеченная этим дьявольским спектаклем, обнаружила, что рядом с ней нет Максимова.

– Алекс! – крикнула она испуганно и стала озираться по сторонам. – Алекс, ты где?

А Максимов, которому надоело бездействовать, когда другие проявляют чудеса героизма, пробрался ползком среди можжевеловых куп, стрелой вылетел из них и прыгнул сзади на шею последнему оставшемуся бандиту. Схватка была недолгой, Максимов вырвал у него из рук ружье и саданул лихоманца прикладом по загривку. Баталия была триумфально завершена.

Анита подбежала к своему мужественному супругу. Убедившись, что он невредим, не стала устраивать сцен – это вообще было не в ее правилах. К ним подошел Джеймс Грин, залихватски дунул в дымящийся ствол «кольта».

– На такое развлечение в здешнем болоте я не рассчитывал, – сказал он, рисуясь.

По справедливости, он заслуживал похвалы, но никто не удостоил его даже взглядом: Анита смотрела на тело, распростертое у ног Максимова, а тот разглядывал доставшееся ему в качестве трофея ружье.

– «Смуглянка Бесс», – классифицировал он неуклюжее длинноствольное оружие, больше походившее на фузею, виденную Анитой на старых гравюрах. – С перезарядкой – одно мучение. Вот почему мы так легко отделались…

Аниту технические тонкости не занимали. Она показала Максимову на лежащего бандита, чье лицо было все еще скрыто черным наголовником с неким подобием матерчатого забрала – так что видны были только закрытые по случаю бессознательного состояния глаза.

– Ты убил его, Алекс?

– Нет, зачем? Сейчас очухается… Надо же узнать, кто эти башибузуки и чего ради они устроили бойню посреди такой идиллии.

Подковылял, зажимая рану в плече, седоусый военный, заботливо поддерживаемый юным австрийцем.

– Прошу прощения, господа… – виновато промолвил усач. – Мне показалось, они меня узнали… и стреляли в меня. Выходит, я и есть причина всей заварухи. Могу предположить, что эти злопамятные субъекты мстят мне за ту роль, которую я сыграл в Зондербундской войне. Она расколола общество на два враждебных лагеря – как любая гражданская…

– При чем здесь вы? – не слишком любезно спросила Анита. – Стреляли во всех, но метили, – она с прищуром взглянула на австрийца, – в вас. (При этих словах он вздрогнул.) Да-да, не вскидывайтесь! Я хорошо видела, в кого целил этот негодяй. Он хотел убить вас, а вы, – она повернулась к седоусому, – вы случайно подставились под пулю. И, не исключено, спасли молодому человеку жизнь.

– Я даже не думал об этом, – стушевался седоусый.

Анита в упор посмотрела на австрийца, буквально всверлилась в него своими колючими зрачками.

– Скажите же, кто вы такой! У вас полные карманы денег, на вас одежда, которая стоит целое состояние… на вас охотятся с ружьями… – Она выдержала небольшую, но эффектную паузу. – И еще у вас перекосились усы, они вот-вот отклеятся.

Австриец залился густой карминной краской, беспорядочно зашевелил руками, стал прилаживать на место свои несуразные усики. Анита еще не видела его в таком смятении. Требовалось что-то отвечать, четыре пары пытливых глаз впились в него, но отвечать он не хотел.

Ему и не пришлось. Из леска, который после окончания пальбы погрузился в безмолвие, вышли стройной шеренгой еще четверо незнакомцев в черных балахонах – точные копии только что сраженных. Все они держали наперевес раскритикованные Максимовым, но оттого не ставшие безобидными ружья «Brown Bess» калибром три четверти дюйма.

– А вот это уже совсем худо… – еле слышно произнес Максимов.

Грин и юный австриец, не сговариваясь, оттеснили Аниту назад, прикрыли собой. Она не противилась, очередная перемена декораций ошеломила ее.

– Отступаем за вагоны, – уголком рта скомандовал усатый офицер (он продолжал зажимать ладонью рану, рука его и часть мундира обильно окрасились кровью).

Стали медленно пятиться к составу, из нутра которого доносилось что-то похожее на многоголосый вой. Грин, австриец и Максимов выставили перед собой дула, что было трюком скорее психологическим, ибо ружье Максимова и пистолет австрийца были разряжены. Бандиты, как дисциплинированные солдаты на плацу, вскинули свои фузеи к плечам.

– Нелли, беги! – рявкнул Максимов.

Грянул залп. Седоусый с простреленной грудью рухнул ничком на землю. Еще одна пуля сшибла с австрийца его щегольской цилиндр. В ответ прозвучал выстрел Грина, ранивший одного из бандитов в ногу. Большего добиться не удалось. Разбойники принялись торопливо перезаряжать ружья, позволив своим жертвам совершить рывок и укрыться за последним вагоном – там, где минуту назад скрывался молодой австрияк.

– Стреляйте же, Грин! – взмолилась Анита. – Стреляйте еще!

– Увы, – развел руками американец, – мой запас тоже иссяк. Есть еще пара сотен патронов в бумажных гильзах, но все они в багаже, на крыше вагона.

Положение из критического стало безнадежным. Четверо безжалостных убийц скоро поймут, что сопротивления не будет, и им останется лишь поупражняться в стрельбе по живым мишеням. Уж в этом-то они преуспеют – Анита не сомневалась.

– Стойте! – выкрикнул австриец зычным голосом и вышел из-за вагона. – Если вам нужен я – стреляйте в меня. Прочих не трогайте.

– У мальчугана храброе сердце, – уважительно шепнул Грин Аните и Максимову. – Кто же он такой, кол мне в глотку?

Австриец зашвырнул в кусты никчемный «Ульрих» и спустился с насыпи. Теперь он стоял перед вооруженной четверкой совершенно открыто, как приговоренный к казни арестант на расстрельном полигоне. Анита что было силы сдавила предплечье Максимова.

– Алекс, неужели ничего нельзя сделать?!

– Боюсь, что ничего… И самое гадкое то, что, когда они расправятся с ним, они примутся за нас.

Бандиты взяли австрийца на мушку. Они действовали без спешки – знали, что добыча от них никуда не денется. Грянул еще один залп, но австриец остался стоять на ногах. Анита, выглядывавшая из-за вагона, не поверила глазам: в траву мешками свалились сами стрелки – кто спиной, кто боком.

– Что с ними?

Ответ на этот вопрос был получен незамедлительно. За поверженными разбойниками замелькали, заслоняемые ветвями буков, люди в пестрых одеяниях. На них не было масок и балахонов, но они предпочитали не высовываться. Анита даже не сумела подсчитать, сколько их точно: четверо? пятеро? больше?

– Час от часу не легче… – пробубнил Джеймс Грин, с досадой сунув пустой «кольт» за пояс. – Еще какие-то мерзавцы на наши головы…

Один из новоприбывших – смуглый, бородатый, с цыганскими чертами лица – вышел из-за деревьев. Анита смогла его рассмотреть. Он был высок, жилист, одет в синее пальто (и как только не сварился в нем в такую жару?), из-под которого выглядывала ярко расшитая жилетка. Он деловито осмотрел лежащих в траве бандитов, убедился, что все они мертвы, панибратски подмигнул австрийцу, который все еще столбенел близ насыпи, глумливо-почтительно приподнял свою широкополую шляпу и был таков. Скрылся в лесу, словно его здесь не было, а вместе с ним растаяли и его оставшиеся неведомыми товарищи. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями и повизгиваниями, долетавшими из вагонов.

Анита выпорхнула из-за состава, подскочила к австрияку, тряхнула его за полу сюртука.

– Эй! С вами все хорошо?

Он мотнул головой, выходя из ступора.

– Да… Я в порядке.

– Кто эти вторые? Вы их знаете?

– Впервые вижу. Равно как и первых, – ответил он и, заметив недоверие в глазах Аниты, присовокупил: – Слово дворянина.

Рядом уже стояли Максимов и Грин. Максимов нагнулся над скрючившимся на земле седоусым, потрогал его шею.

– Убит. Мы даже имени его не знали…

– Глядите! – Анита вытянула палец. – Тот… из первых… он очнулся!

Разбойник, оглушенный Максимовым, пришел в себя – приподнялся, сел, ошалело повертел башкой туда-сюда. Черный капюшон свалился, открыв взорам обезображенное оспой лицо с оскаленными, как у волка, зубами.

Австриец шагнул к бандиту, спросил у него о чем-то по-немецки. Тот ответил свирепым взглядом, но не издал ни звука.

– Как твое имя? – перешел австриец на французский. – Ты меня знаешь? Почему вы хотели меня убить?

Разбойник разжал зубы, но опять не сказал ничего – осклабился. А потом сделал по-змеиному быстрое движение и выхватил из-под балахона кинжал.

– Осторожно! – закричал Максимов и отдернул замешкавшегося австрийца назад.

Бандит попытался вскочить на ноги, но они его не держали, он снова плюхнулся на землю и со звериным рыком всадил кинжал себе между ребер. Анита вскрикнула, закрыла ладонью рот. Бандит забулькал горлом, всхрапнул, привалился к насыпи и затих.

– Кончено, – констатировал Грин. – Теперь мы ничего не узнаем.

Анита заставила себя оторвать взгляд от трупа.

– Идемте в вагоны! Там могут быть раненые…

Она поднялась в вагон первого класса, пострадавший от взрыва. Ее сопровождали Максимов и таинственный австриец. Анита шла по проходу, заглядывая во все встречавшиеся на пути шестиместные отделения, и задавала один и тот же вопрос:

– Он заходил сюда?.. А сюда?.. А сюда?..

Насмерть перепуганные, жавшиеся к стенам и перегородкам пассажиры отвечали отрицательно. Анита с удовлетворением отметила, что среди них нет ни единого пострадавшего.

Так дошли до последнего отделения, которое покинули на станции под названием Кильванген. Здесь все было в ужасающем состоянии: окно выбито, сиденья, пол, потолок и все прочие части вагонной конструкции разворочены взрывом. На месте, где сидел толстый швейцарец, темнело пятно.

Максимов подобрал осколок медного цилиндра, всмотрелся в него.

– Гремучая ртуть. Взрывается от обычного сотрясения…

– Он ворвался сюда и сразу бросил бомбу, – предположила Анита и обернулась к стоявшему за ее спиной австрийцу. – Он знал, где именно вы должны ехать. Если бы не ваша перепалка с Алексом, мы бы не сошли с поезда в Кильвангене и нас всех разорвало бы на куски.

Она с содроганием посмотрела через вышибленное окно на тело толстяка-швейцарца, лежавшее под откосом. Австриец подумал и ответил:

– А я боялся, что вы до сих пор сердитесь на меня за тот прискорбный инцидент…

– Все было бы гораздо прискорбнее, если бы он не произошел, – подвел итог Максимов, и они вернулись к выходу.

У поезда уже толпились пассажиры второго и третьего классов, которых расторопный Грин проинформировал, что опасность миновала. Они боязливо косились на разбросанных там и сям мертвецов, шумели и волновались. От одной из групп отделилась девушка в кружевном капоре с крапинами копоти и бросилась со всех ног к Аните.

– Анна Сергевна! Страсти-то, страсти!.. – взахлеб запричитала она. – Уж и не чаяла живой выбраться… А вы как? Целы? А Лексей Петрович?

– Вероника, уймись, – сказала Анита. – Как видишь, ничего с нами не случилось. Вот только как теперь добраться до Цюриха?

Максимов подошел к паровозу.

– Локомотив исправен. В поезде достаточно мужчин… Сдвинем с путей дерево, и можно будет ехать дальше.

– Расчистить дорогу несложно, но кто поведет паровоз? – поинтересовался Грин. – Я не умею.

– Я умею, – скромно отозвался Максимов. – Правда, нужен будет кочегар.

– Ну, на это и я сгожусь. Работа нехитрая. – Грин с готовностью стал стягивать с себя парусиновый пиджак.

Несколько дюжих джентльменов своротили с рельсов срубленный бук. Шурша листьями, он скатился с насыпи. Максимов самым тщательным образом изучил железнодорожное полотно и пришел к выводу, что оно не повреждено. Перед тем, как тронуться, выполнили еще одно скорбное действие: погрузили в разбитое отделение первоклассного вагона трупы бандитов, а с ними покойников из паровозной бригады и двух погибших швейцарских пассажиров. Бандитов Грин предложил оставить на месте, но Анита запротестовала – мало ли кто еще наведается сюда до прибытия полиции.

Когда все было готово к отправлению, Максимов занял место механика на локомотиве. Рядом стоял Грин с лопатой в руке. Пассажиры, взбудораженные всем произошедшим, еще роились возле поезда, галдя и не желая заходить в вагоны.

– Всем занять свои места! – выкрикнул Максимов, но его голос утонул в разноголосом гомоне.

На помощь пришел юный австриец. Он ступил на подножку локомотива, ухватился рукой за поручень, приподнялся на цыпочках, весь вытянулся вверх и зычно прокричал:

– По вагонам! Через минуту состав отходит. Кто не успеет занять свое место, останется здесь.

И его послушались.

Глава вторая
Бисер на тротуаре

На задней площадке. – Еще один! – Ридикюль как метательное оружие. – Приемы французской борьбы. – Шпрайтенбах. – Бегство от полиции. – Лучший город Швейцарии. – Два императора. – Человек в зеленом. – Приглашение герра Мейера. – Гастрономические изыски. – Обитательница дальней комнаты. – Гроссмюнстер. – Сумасшедший ездок. – Анита попадает в неприятную ситуацию. – Размышления о современной моде. – Платье для принцессы. – Изобретение мистера Ханта. – Погоня в лабиринте улиц. – Стряслась беда.

Максимов вел поезд на малой скорости – не на шутку опасался какой-нибудь новой каверзы. За последние два-три часа его представления о мирной и безмятежной Швейцарии претерпели серьезные изменения. Отныне он не верил царящему вокруг внешнему спокойствию и на пасторальные пейзажи смотрел с подозрением. Мысли о возможных западнях и засадах витали, очевидно, и в голове мистера Грина. Он тщательно зарядил свой «Кольт Уолкер» и, забрасывая в топку уголь – лопату за лопатой, – не забывал окидывать хватким взглядом местность, по которой проезжал состав.

Неспешный ход локомотива способствовал тому, что зловонный удушливый дым не обволакивал состав, а расплывался черной косматой тучей чуть позади высокой трубы. Анита воспользовалась этим обстоятельством и вышла из чрева вагона, где в духоте, да еще по соседству с трупами было совсем неуютно, и пристроилась на задней открытой площадке, облокотясь на перильца.

Она смотрела на рельсы, которые невидимый фокусник вытягивал из-под вагона, как ленты из шляпы в цирке. Картина была самой умиротворяющей, и Анита стала понемногу успокаиваться, отходя от треволнений дня, который, судя по высоте солнца, уже клонился к вечеру.

Сквозь перестук колес она не расслышала шагов позади себя. Когда почувствовала, что рядом кто-то стоит, резко обернулась и схватилась за свой ридикюль, в котором всегда лежал острый нож – ее единственное, но действенное оружие. Но тут же расслабилась, увидев возле себя мальчишку-австрийца. Он тоже взялся за перила, так как устоять на площадке раскачивавшегося вагона было непросто. Его глаза встретились с глазами Аниты.

– Не помешаю? – спросил он с дежурной учтивостью.

Сначала занял место, а потом спросил, отметила про себя Анита. Этот вопрос – не более чем формальность. Анита даже не сочла нужным реагировать на него. Видно же: мальчик не терпит возражений и берет от жизни все, что ему требуется.

– Вы так и не ответили мне, – сказала она, надеясь завязать беседу с заинтересовавшим ее человеком. – Кто вы, откуда? И почему не стали стреляться с Алексом, когда узнали, что он русский?

Австриец помедлил, потом его рука нырнула за отворот накрахмаленной рубахи и извлекла на свет голубую шелковую тесьму, к которой крепился крест с изображением распятого апостола на фоне золотого двуглавого орла и четырьмя латинскими буквами «S.A.P.R.».

– Орден Андрея Первозванного? – изумилась Анита. – Это же высшая награда Российской империи! Откуда она у вас? – попробовала угадать: – Память о каком-нибудь знакомом? Родственнике?

– Ни то, ни другое. – Австриец спрятал крест под рубаху. – Эту награду вручил мне лично император Николай Павлович.

– Вам? Лично? – Изумление Аниты возросло до предела. – Сколько же вам лет?

– Девятнадцать. – Тут он замешкался и смущенно прибавил: – Исполнится в августе. Но орден я получил четыре года назад.

– Вы хотите сказать, что российский царь вручил вам высший орден своей империи, когда вам было всего пятнадцать?

– Истинно так.

То, что говорил этот юноша, было совершенно неправдоподобным, но Анита отчего-то ему верила. И еще заметила, что в его голосе не было ни тени хвастовства или напыщенности. О том, что его в почти еще ребяческом возрасте отметили орденом, каковым в России награждают высокопоставленных чиновников, членов царской фамилии и особо отличившихся военачальников, он рассказывал как о чем-то само собой разумеющемся.

– Если все это правда, тогда я догадываюсь, кто вы…

Однако Аните не суждено было добиться ответа от необыкновенного собеседника. Она вдруг вскрикнула и, молниеносно развернувшись, вжалась в перила спиной. На площадке появился еще один «черный балахон», вооруженный уже не ружьем, а тонким стилетом.

«Какие настырные злодеи!» – пронеслось в мозгу Аниты. И еще она вспомнила (это произошло сразу – как будто магний вспыхнул), что видела этого человека среди пассажиров. На нем было черное одеяние с остроконечным капюшоном – как у монаха-капуцина. Только сейчас до Аниты дошло – опять-таки разом, вспышкой, – что если это одеяние вывернуть наизнанку, то получится тот самый черный балахон. Под монаха маскировался преступник!

Размышления заняли не более секунды, но за это время злодей успел подбросить свой стилет в воздух, поймать его за лезвие и размахнуться – с недвусмысленным намерением метнуть в австрийского орденоносца. А тот и сгруппироваться не успел – точно прилип к перилам. Тогда Анита, даже как следует не обдумав своих действий, сильным толчком обеих рук запустила ридикюль прямо в лицо бандиту.

Миниатюрная сумочка не могла нанести хоть сколько-нибудь ощутимый урон здоровенному верзиле, но его лапища дрогнула и стилет, пущенный как дротик, пролетел на вершок от левого уха австрийца. Последний опомнился, бросился на врага, и завязалась варварская схватка.

Анита была уверена, что здоровяк в черном сразу же сомнет и скрутит тонкого юношу, и уже собиралась бежать в вагон, чтобы позвать на помощь, но юноша оказался не лыком шит. Попыхтев и посопев, подобно паровозу, он провел стремительный прием, в результате коего верзила с воплем перелетел через невысокие перильца и бултыхнулся в речку, через которую они как раз переезжали.

Речка была мелкой, можно было разглядеть, как бандит с разлета ударился головой о дно и безжизненно повис в воде, растопырившись, как громадная черная медуза. Что с ним стало дальше, понять не удалось, потому как поезд съехал с моста и речка осталась позади, скрытая прибрежным камышом.

– Пожалуй, он утонет, – сказала Анита и подобрала свой ридикюль. Плотно набитый и крепко застегнутый, он вполне годился на роль метательного оружия.

– Вам его жаль? – спросил австриец, отдуваясь и одергивая свой сюртук. Не дожидаясь ответа, подосадовал: – Порвал мне Krawatte… кретин! – Он снял с шеи платок, повертел его и с сожалением бросил на рельсы.

– Вы знаете приемы французской борьбы? – полюбопытствовала Анита.

– Да, – небрежно отозвался австриец. – Мастер Жан Эсбройе дал мне десяток уроков. Очень полезно.

Сегодня Аниту уже ничем нельзя было удивить. Если император всея Руси вручил мальчишке высший орден, то почему бы величайшему европейскому мастеру единоборств не сделаться его преподавателем?

– Теперь мы знаем, как эти подлецы выследили вас. Лжекапуцин сел вместе с нами в поезд в Базеле. Он приметил, какое место вы займете, и с одной из промежуточных станций отправил гонца своим сообщникам. На резвой лошади, напрямик, он смог обогнать наш поезд, а где расположить засаду, наметили заранее – там, где поблизости от железнодорожной ветки не было селений и, как следствие, риск, что откуда-нибудь нагрянут лишние свидетели, сводился к минимуму.

– Несомненно, все так и было, – согласился юнец. – У вас превосходное мышление. Но сейчас я бы попросил вас обо всем этом забыть. Мы подъезжаем к Шпрайтенбаху… Я намерен покинуть поезд.

– Как? – опешила Анита. – Прямо на ходу? Вам разве не надобно в Цюрих?

– Нет. Я уже прибыл в пункт назначения. Там непременно начнутся разговоры с полицией, допросы… мне бы хотелось всего этого избежать. Благодарю вас за содействие… и простите, если что-то было не так.

С этими словам он перемахнул через перильца, соскочил с замедлившего и без того плавный ход поезда и, упруго приземлившись на ноги, скрылся в заброшенном саду, разросшемся на окраине маленького городка.

Анита покачала головой. Этот человек вел себя несоответственно своему статусу, который она уже вычислила. Отчасти его извинял юный возраст, а отчасти… Закончить мысль Анита пока не могла.

* * *

Как и предсказывал австриец, в Шпрайтенбахе поездом, привезшим, помимо живых пассажиров, груду мертвых тел, сразу заинтересовались органы охраны правопорядка. Анита и Максимов рассчитывали, что после дачи показаний смогут тем или иным способом продолжить путь в Цюрих, однако их настоятельно попросили остаться до утра. Полиция намеревалась пядь за пядью обследовать весь состав и все находящиеся в нем предметы, дабы удостовериться, что возможность еще одного взрыва полностью исключена. Анита вспылила, заявила, что не собирается ночевать в клоповнике (приличных гостиниц в Шпрайтенбахе не было). Максимов ее поддержал.

Поздно вечером, когда они сидели в станционной таверне и без аппетита жевали картофельные оладьи под названием «Rösti», почти неотличимые по виду и по вкусу от белорусских драников, к ним подошел Джеймс Грин. Он склонился к их столику и заговорщицки прошептал:

– Есть возможность уехать в Цюрих сейчас же. Я, признаться, тоже не хочу задерживаться в этом захолустье… Договорился с одним типом, он согласен подкинуть нас до Цюриха на своей таратайке. Плата умеренная. Единственное «но» – весь наш багаж опечатан полицией, отдадут его не раньше завтрашнего дня. Но мне пообещали, что его доставят поездом под присмотром жандарма и на цюрихском вокзале мы получим все до последней картонки. Идет?

Анита согласилась не раздумывая. Она безумно устала за этот день и хотела только одного – лечь в опрятной чистой комнате в свежую постель и тут же уснуть. Найденный Грином тип согласился доставить в Цюрих только троих, так что Веронику пришлось оставить. Она поначалу наотрез отказывалась ночевать одна в незнакомом городишке, но Аните удалось ее уговорить. Всего-то и понадобилось – подарить свою старую, уже восемь раз надеванную шляпку, от которой Вероника была без ума.

Дав служанке наказ проследить назавтра за доставкой багажа, Максимовы в компании Грина сели в ветхий тарантас, показавшийся им царской каретой, и покатили в Цюрих.

Прибыли без малого в полночь. Аните, несмотря на усталость, хотелось посмотреть на новый, всего два года назад построенный, цюрихский вокзал, но над городом нависла густая тьма, а газовые уличные фонари системы Мердока давали свет слабый и рассеянный. Любование архитектурой пришлось отложить до утра.

Грин, едва сойдя с тарантаса, словно испарился. Это было крайне досадным обстоятельством, потому что извозчик, доставивший их из Шпрайтенбаха, ни бельмеса не понимал ни по-французски, ни по-английски, ни тем более по-испански и по-русски, а познания Аниты и ее супруга в немецком были настолько скудными, что им так и не удалось втолковать болвану, чтобы подвез их до какого-нибудь более-менее приличного отеля. А может, болваном он просто прикидывался – хотел поскорее избавиться от седоков и вернуться домой.

Так или иначе, извозчик уехал. Максимов пошел искать другого, а Анита от нечего делать стала слоняться вдоль вокзальной стены. Остановилась перед тумбой, на которой висела газета «Neue Zürcher Zeitung». Газета была недельной давности, уже успела выцвести на солнце и покоробиться под дождем. Анита, скучая, пробежала глазами заголовки на немецком языке и задержалась на одной статье, напечатанной крупно и снабженной портретом двух людей в военных мундирах.