Текст книги "Доктор Джонс против Третьего рейха"

3. Задолженность как форма дружбы

Чикаго – это все первое, все самое. После Нью-Йорка, конечно, после надменного, насквозь лживого Нью-Йорка. Говорят, будто Чикаго – это мухомор, гигантский ядовитый гриб, выросший возле вод великого озера Мичиган, обильно политый долларами, пустивший грибницу на соседние Хаммонд, Гэри, Ист-Чикаго, проросший в идиллически светлые земли штата Индиана. Врут! Если Нью-Йорк – это медаль Америки, то Чикаго – лента, на которой висит медаль.

Автомобили, несущиеся в несколько рядов по набережной; с одной стороны дороги – бесконечное влажное пространство, отделенное от города шумом разбивающихся о берег волн, с другой – многомильная полоса небоскребов.

Вонючие разваливающиеся улицы, похожие на маленькие зоны стихийного бедствия, со сломанными заборами, покосившимися домиками, кучами ржавого металлолома.

Вечно дымящие трубы и непрерывно снующие поезда – в самом центре города. Буйство рекламных плакатов – «Кока-кола – кровь нации», «Джонни Уокер – огонь ваших сердец», «Бензин „Шелл“ вашему автомобилю – напоите своего коня».

Чикаго – это дух практичности и предпринимательства, сконцентрированный даже в архитектуре; только Первое, только Самое.

Например, самое высокое в мире кирпичное здание – апофеоз 19-го века, последнее крупное здание традиционной конструкции[5]5
  16-этажное здание «Монаднок», 1889—1991 годов постройки, проект Д. Бернэма и Дж. Рута


[Закрыть]. Вот оно – мощной, утолщенной книзу стеной вздымается по странной кривой над узкой улицей, как символ американского рационализма.

Громадный комплекс «Аудиториум» – оболочка в виде отеля и офисов вокруг театрального зала, разумеется, крупнейшего в США[6]6
  4237 мест, 1887—1889 годы постройки, архитектор Луис Генри Сэлливен.


[Закрыть].

Чикаго – это город великого строителя-рационалиста Уильяма Дженни, соорудившего в 1879 году так называемое «Первое здание Лейтера» – прообраз конторского здания. Прагматичность – в дерзкой прямоте. Хорошая освещенность помещений, широкие окна, не дом, а стеклянная клетка. Он же возвел первое в мире здание со стальным каркасом[7]7
  Офис страховой компании «Home Insuranse», 1885 год постройки, 10 этажей.


[Закрыть] – сталепрокатная промышленность искала новые рынки сбыта и нашла их, разумеется, в очаге практицизма, что разгорался на берегах озера Мичиган.

Короче говоря, Чикаго – это родина небоскребов.

Вертикальность, простота, правдивость, современность – вот что такое Чикаго. Это больше, чем дух предпринимательства, это выражение времени во всех его формах. Однородный сплав хаоса и порядка, где заимствование приобрело новое качество и стало частью нового целого (примерно так же, например, как деятельность некоторых писателей).

Но к чему все это рассказывалось? А к тому, что профессор Джонс не променял бы свой всесторонне рациональный город ни на какую красивую нелепость вроде Нью-Йорка, потому что любил Историю и Честность. Просто он ехал по душному полуденному городу и смотрел по сторонам – вот к чему все это.

Он направлялся в Художественный институт, один из крупнейших музеев США, что в парке Грант. В котором, кстати, была представлена самая – САМАЯ! – большая коллекция древностей. И пресловутый «Аудиториум», кстати, тоже был неподалеку. Чуть дальше – Большой Центральный вокзал. А совсем рядом – Публичная библиотека, очень удобно. Дело, с которым профессор Джонс шел в музей, было неприятным, но неизбежным.

К менеджеру он попал сразу, без формальностей. Менеджер Джи-Си Бьюкенен по праву считался его хорошим приятелем. «Джи-Си» – это Джеймс Сайрус. А если попросту, то…

– Привет, Джей!

– Добро пожаловать, Инди! – человек обрадованно встал из-за стола и пошел навстречу гостю. – Вы удивительно точны.

Последовало рукопожатие и приглашение присесть.

– Это мой консультант, – сказал Бьюкенен, показывая куда-то в угол.

Между шкафом и книжными полками сидел еще один человек, этак незаметно, скромно. Среднего роста, сухощавый, в дурно сшитом сером костюме.

– Кажется, вы знакомы, – продолжал Бьюкенен. – Профессор Ренар из Франции. Профессор Джонс, знаменитый археолог.

Оба гостя приветливо покивали друг другу. «Знакомы» – было громко сказано, просто виделись несколько раз в Европе, на конференциях.

– Однако хотелось бы наедине… – обронил Джонс, вежливо улыбаясь.

– Не тревожьтесь, Инди, доктор Ренар в курсе всех наших дел, – успокаивающе поднял руки Бьюкенен. – Кроме того, он непосредственный участник проекта, о котором я собираюсь с вами поговорить после того, как мы обсудим текущие проблемы.

– И все-таки, – настаивал Джонс. – Мои текущие проблемы слишком интимны, Джей, вы же знаете.

Француз вдруг резко поднялся, чтобы слегка поклониться:

– Видите ли, месье Джонс, я проводил экспертизу Корана, который вы привезли из Алжира, – он говорил с заметным акцентом.

– Вот как? – с вежливым интересом сказал гость.

– Господа, – Бьюкенен, улыбаясь, снова поднял обе руки, – я предлагаю обсуждать дела по порядку. Мы изучили предметы, которые мистер Джонс привез из Гватемалы. О нефритовом каймане говорить не будем, поскольку, я полагаю, мистер Джонс и сам понимает, какова его ценность. Керамика гораздо интереснее. Инди, не могли бы вы пояснить, что изображено на том блюде, которое было в вашем контейнере?

– А где само блюдо? – гость огляделся.

– Разумеется, не в этом кабинете. Да вы успокойтесь, я покупаю и каймана, и блюдо.

– Коллега Ренар, если не ошибаюсь, не смог дать вам исчерпывающую консультацию? – теперь уже привстал и поклонился французу доктор Джонс.

Тот плавно перестал улыбаться.

– Я даю господину менеджеру консультации по другим вопросам, – сказал он без выражения. Акцент его вдруг обострился. – Я не специалист по Месоамерике, коллега Джонс.

– О, вы знаете нашу рабочую терминологию? Я, собственно, хотел только уяснить для себя круг вопросов, по которым господин менеджер уже мог иметь определенную информацию. Надеюсь, я вас не обидел, коллега?

Ренар размышлял некоторое время, легко поигрывая желваками, затем положил ногу на ногу и сказал странно:

– Продолжайте, господа, прошу. Я вам не мешаю.

– На том образце керамики, который я прислал вам, – объяснил Джонс, – изображены сцены так называемой «игры в мяч». Это удивительное явление было распространено по всему месоамериканскому региону. Правила ее внешне похожи на баскетбол, игроки должны попасть мячом в каменное кольцо, но при этом запрещалось касаться мяча руками или ступнями ног, только бедрами, ягодицами, плечами и локтями. В конце игры победитель получал право убить побежденного, а затем отрезать ему голову.

– Бой гладиаторов, – снова подал голос Ренар. – Зрелище. Понимаю.

– Нет, с Римом здесь нет аналогий, поскольку у индейцев соревнование носило чисто ритуальный характер, я бы сказал – магический, и было связано с культом плодородия. Если бы вы обратили внимание на растительный орнамент по краям блюда…

– Обратили, – откликнулся Бьюкенен. – Вы нашли блюдо в той пирамиде, которую разыскивали?

– Да. Покойник, очевидно, был знаменитым игроком в мяч, а блюдо, вероятнее всего, предназначалось для того, чтобы класть на него отрезанную голову побежденного соперника.

– Да-да, очень интересно, – нетерпеливо согласился менеджер. – Ну, а как же насчет Шестого Солнца, за которым вы, собственно, ездили?

– Экспедиция закончилась неудачей, – опустил взгляд Джонс. – Вы, дорогой Джи-Си, вынуждаете меня повторять это, хотя, по телефону я вам уже сообщил о результате.

– Две с лишним тысячи долларов… Я хорошо помню наш телефонный разговор, Инди. Мы обсуждали возникшие в связи с вашей неудачей финансовые трудности, и еще, конечно, вернемся к ним, но послушайте, хотелось бы получить разъяснения. Если угодно, отчет. Мы с вами знакомы много лет, и я вам доверяю, как никому другому, поэтому, когда вы в мае обратились ко мне с новым проектом – помните? – я оказал помощь, ни секунды не колеблясь. Я и сейчас нисколько не раскаиваюсь в этом, несмотря на потерянные деньги. Любой проект может закончиться неудачей, ничего страшного здесь нет, и на наше дальнейшее сотрудничество это никоим образом не повлияет, по крайней мере, с моей стороны. Вы понимаете меня, Инди?

– Я верну долг, – сообщил Джонс в пол. – Я не отказываюсь от своих обязательств.

Менеджер Бьюкенен захохотал.

– Послушайте, старина, – он привстал из-за стола и хлопнул гостя по плечу, – никто в этом не сомневается! В конце концов, две с половиной тысячи – не такая уж большая сумма по нынешним временам. За годы нашего сотрудничества я лично, да и этот музей, заработал на вас гораздо больше. Поэтому отложим на время разговор о деньгах и поговорим о деле. Вы видели пресловутое Золотое Солнце, упавшее с Шестого Неба? Оно в самом деле существует?

– Я в руках его держал, Джей. Я в заплечном мешке его нес, вот ведь как бывает…

– Как оно выглядело?

– Пять-шесть дюймов в диаметре. Диск, похожий на очень большую монету, с непонятными надписями.

– Из золота? – вмешался Ренар.

– Нет. Другой металл, мне не известный, но похожий на золото.

– Значит, вы сумели найти эту пирамиду? – уважительно сказал Бьюкенен.

– Она оказалась очень маленькая, просто крохотная какая-то, – ответил Джонс. – Зато под ней – большой склеп. Череп, содержащий Шестое Солнце, был там. Красивейший, между прочим, череп, инкрустированный бирюзой, настоящее произведение искусства… А диск из желтого металла действительно слегка светился, как и указывала легенда.

– Светился? – менеджер возбужденно подался вперед, уперевшись ладонями в стол. – Инди, только откровенно, вы испытывали какие-нибудь странные ощущения?.. Как бы поточнее сказать… Там, в джунглях, не происходило ли с вами чего-нибудь необъяснимого?

– В каком смысле?

– Ну, вы же понимаете, что Золотое Солнце – нечто большее, чем амулет! Вы же сами расшифровали пиктографический свиток. Если этот предмет позволил Моктекосуме создать в столь короткие сроки империю ацтеков…

Индиана расхохотался.

– Однако забавные вопросы вы задаете, дорогой Джи-Си! Увы, странные ощущения я испытывал в своей жизни, разве что когда приканчивал натощак бутылку дешевого виски. И я бы не советовал понимать каждую легенду столь буквально. Ваше самоотверженное увлечение потусторонними силами, конечно, заслуживает уважения, но… В общем, должен вас разочаровать.

– Неужели так ничего и не ощутили? Вы же в руках это держали! Оно же действительно светилось…

– Очевидно, вся магия за прошедшие века потихоньку вышла, – изящно пошутил доктор Джонс. – Собственно, свечение было очень слабым, остаточным.

Бьюкенен молча побарабанил пальцами по стопке бумаги.

– Как же вы упустили реликвию? – спросил он через паузу. – Я слышал, у вас были серьезные стычки с контрабандистами?

– А-а, – махнул археолог рукой. – Столько времени из-за них потерял, с местной полицией пришлось объясняться… В общем, кое-какие трудности были.

– Они хотели вас ограбить?

– Нет, решили, что мы с Фелипе – их новые конкуренты, – Джонс, поморщившись, дотронулся до шрама на щеке. – У меня напарник был, Фелипе, отличный парень…

– Талисман у вас отобрали контрабандисты? – с профессиональным интересом уточнил француз.

– С чего вы взяли? С контрабандистами мы повстречались до того, как нашли Стелу У[8]8
  Памятник древних ацтеков.


[Закрыть] и пирамиду рядом со стелой.

– Каким же образом тогда вы утратили находку?

– Животные, – сказал Джонс. – Зверье будто обезумело, когда мы вытащили реликвию на свет Божий. Особенно обезьяны, господа, это по-настоящему разумные твари, ненавижу! Ох, как ненавижу… – его лицо исказилось: он что-то вспомнил, что-то совсем недавнее, жгущее память.

– А вы говорили, что ничего странного! – вновь возбудился Бьюкенен. – Ну, продолжайте, прошу вас.

– Ночью обезьяны украли череп из моего мешка. Мы с напарником гнались за ними весь день по джунглям. Вожака, который нес украденное, я подстрелил, так он, ублюдок, умудрился прыгнуть в реку, хоть и раненый. Специально прыгнул, понимаете! Золотое Солнце было в черепе, я держал его там… В общем, все это утонуло.

Француз продолжал спрашивать:

– Вы запомнили место, месье Джонс?

– Ход ваших мыслей мне понятен, – хмуро ответил археолог. – Фелипе тоже пытался достать находку из Лаканха, это приток реки Лакандон, но его сожрал аллигатор. До чего же мне не везет, Джей, просто руки опускаются.

– И этот человек утверждает, что ему не везет! – громко восхитился менеджер Художественного института. – Ваша история, Инди, стоит двух тысяч долларов, и, возможно, мы подумаем о второй экспедиции в эти места.

– Меня больше интересует Коран, – сказал Джонс. – Что вы решили?

– Боюсь, я вас огорчу, дорогой друг, – сказал Бьюкенен.

– В чем дело? – встревожился Джонс.

– Боюсь, я не смогу заплатить вам ту сумму, которую первоначально предполагал.

– У вас есть сомнения в подлинности?

– Доктор Ренар, прошу, – махнул рукой Бьюкенен.

– В подлинности Корана нет сомнений, месье Джонс. Этот предмет действительно принадлежал Гарун аль-Рашиду из династии Аббасидов, и он действительно был тайно вывезен в 945 году из Багдада, когда братья Буиды окончательно раздавили халифат. Вы провели невероятные по сложности исследования, обнаружив его в Тахерте[9]9
  Город в провинции Оран, Алжир.


[Закрыть].

– Что же тогда?

– Вы знаете легенду, согласно которой с помощью Корана халиф Гарун аль-Рашид повелевал джиннами и поэтому был могущественен, как сам Повелитель Духов Великий и Мудрый Сулейман ибн Дауд?

– Ну, есть такая легенда. Каких только легенд не существует, господа.

– Дело в том, что ради проверки этих сведений месье Бьюкенен и субсидировал ваши поиски в странах Магриба, – француз резко указал пальцем на хозяина кабинета. Жест был, мягко говоря, не вполне в рамках приличий.

Однако месье Бьюкенен просто кивнул, соглашаясь со сказанным.

– Неужели вы всерьез предполагали, что Коран халифа помогает общаться с джиннами? – непроизвольно понизил голос доктор Джонс и зачем-то оглянулся.

В воздухе кабинета повисла неловкая пауза.

– Зачем же подозревать меня в наивном мистицизме, – с мягкой укоризной заговорил Бьюкенен. – Нет, Инди, конечно нет. Просто я надеялся, что за подобными слухами стоит что-то вполне реальное, поддающееся изучению…

– …и коммерческому использованию, – удачно пошутил Ренар, окончательно снимая двусмысленность своих предыдущих слов.

– Каков же результат? – весело, в тон поинтересовался Джонс.

– Результат нас обескуражил, – вновь посерьезнел коллега из Франции. – На кожаных листах обнаружились следы макового сока. Вы знаете, как по-древнегречески звучит «маковый сок»?

– Опион, – машинально отреагировал Джонс. – По-латыни – опиум.

– Совершенно верно, химический анализ не оставляет сомнений. Халиф, очевидно, считал свои наркотические видения чем-то бОльшим, а подданные его не разубеждали. Вот вам и разгадка, откуда пошла эта легенда.

– То есть духами он не повелевал?

– Увы, нет.

– И что это меняет?

– Инди, – вмешался Бьюкенен, – успокойтесь, прошу вас. Разумеется, я выплачу вам премию в размере… м-м… ну, скажем, пятисот долларов…

– Двести я потратил на одну только взятку таможеннику, чтобы он позволил вывезти шкатулку из Африки.

– Все расходы были за счет моей фирмы, – напомнил менеджер. – Инди, я прекрасно понимаю ваше желание как можно скорее снять с себя груз задолженности, но поймите и меня. Во-первых, загадочный магический Коран оказался просто древней книгой, а во-вторых, я же не требую немедленно оплатить мои убытки! Что вы так нервничаете?

– Простите, – доктор Джонс взял себя в руки. – Я не прав.

– Дорогой друг, вы слишком нетерпеливы, – улыбнулся менеджер. – Вероятно, именно поэтому Судьба к вам благосклонна, позволяя выпутываться из совершенно безнадежных ситуаций.

– Я самый невезучий человек на свете, Джей.

– Не будем спорить. У меня есть к вам конкретное предложение, старина, причем гонорар в случае успеха не только покроет все ваши прошлые, но и все будущие долги. Вы даже представить себе не можете, что я собираюсь вам предложить.

– Доставить из России знаменитую Золотую Бабу, которая мерещилась казакам и другим первопроходцам Сибири, вкусившим местного напитка из мухоморов?

– Нет, мое предложение чуть более реально. А для начала я задам несколько странный вопрос. Что вам известно о чаше Грааля?

– Отвечать, как в воскресной школе? – Джонс откинулся на спинку стула (заложить руки за голову помешала шляпа), а ноги чисто по-американски скрестил в форме четверки: классическая поза менеджеров. – Или как в университете?

Хозяин кабинета немедленно принял точно такую же позу – впрочем, ни тот ни другой не обратили внимания на столь забавный обмен жестами.

– Как вам удобно.

– Вопрос действительно странный. Или вы собираетесь предложить мне написать работу по этой теме? Монографию?

– Инди, – твердо сказал Бьюкенен. – Надеюсь, вы ни на что подобное не намекаете, но я никогда не подписываю чужих монографий своей фамилией. И никогда бы не рискнул предложить вам такую сделку.

– Возможно, месье Джонс испытывает некоторое затруднение с ответом на вопрос о чаше? – напомнил о своем существовании француз. Он внимательно следил за разговором из угла кабинета.

– Если вы настаиваете… – сказал доктор Джонс надменно, после чего сменил позу, обхватив руками колено. – Грааль – очень древний символ. Этот образ впервые возникает в кельтском эпосе, в цикле короля Артура, и в более поздних авторских переложениях. Например, в таких рыцарских романах, как «Смерть короля Артура» Томаса Мэллори, «Персиваль» Этьена де Труа, «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха. Само слово происходит либо от латинского «sang real», что означает «истинная кровь», либо от ирландского «cryol» – «чаша изобилия». Упоминается чаша Грааля и в Библии, точнее, в евангельских сюжетах[10]10
  Марк, гл. 14, стих. 23—24.


[Закрыть]. Во-первых, это чаша, из которой пили Иисус и апостолы на Тайной вечере, а во-вторых, вероятно, именно в нее собрали кровь Иисуса при распятии, и затем передали ее Иосифу Аримофейскому, члену синедриона. Что вам еще сообщить? Я, видите ли, не успел специально подготовиться…

– Достаточно, – сказал Бьюкенен и повернулся к Ренару. – Я ведь говорил вам – этот парень подходит нам как нельзя лучше!

– Что вы знаете о легендах, связанных с Граалем? – спросил Ренар доктора Джонса.

– Я знаю о легендах, связанных с Граалем, – неприветливо ответил тот. – Например, его считали волшебным сосудом, который не иссякает. Кто-то, например фон Эшенбах, считал лучезарным драгоценным камнем. Кто-то надеялся, что Чаша дарует бессмертие… Я, господа, предпочитаю иметь дело только с объективно научными сведениями. То, о чем я сказал вам раньше – факты, которые полностью лежат в сфере исторической науки, а легенды требуют тщательной проверки.

– Браво, – повторил Бьюкенен и почему-то снова взглянул на доктора Ренара. – Чувствуете, какая у человека школа? – затем обратился уже к Джонсу. – Значит, вы не верите, что Грааль может дать его владельцу вечную жизнь?

– В этом мире есть много такого, во что очень хотелось бы верить. Что касается чаши Грааля, то ведь речь идет не о телесном бессмертии, а о бессмертии души, так что не стоит обольщаться… Послушайте, Джей, в чем смысл всей этой беседы?

– Еще раз обращаю ваше внимание, Инди, что мое предложение исключительно серьезно. Проект уже давно запущен. Средства на возможную экспедицию найдены. Существуют научные, подчеркиваю специально для вас – действительно научные данные. Не хватает только руководителя.

– Да что за предложение-то? – воскликнул Джонс. – Честное слово, ситуация напоминает мне какую-то комедию, причем, плохо сыгранную!

– Я разве до сих пор не сказал? – развел руками менеджер. – Я прошу вас возглавить проект, связанный с поисками чаши Грааля. Для начала – исследовательскую часть, но если пожелаете, то и экспедиционную.

– Поиски чаши Грааля? – ошарашенно переспросил Джонс. – И вы утверждаете, что это серьезно?

– Найдены сенсационные документы… – начал было Бьюкенен.

Коллега Ренар остановил его:

– Месье Джонс, вы обязательно получите всю необходимую информацию, как только дадите ваше согласие.

– Да, разумеется, – согласился менеджер. – Дело в том, Инди, что с некоторого времени мы вынуждены соблюдать осторожность. У нас был руководитель, тоже непревзойденный специалист, но он неожиданно пропал.

– Пропал?

– Да. И никаких разумных объяснений этому у нас нет. Он пропал где-то в Венеции, остался только его ассистент – доктор Шнайдер.

– Теперь понимаю… – задумчиво произнес Джонс. – Даже не знаю, что вам ответить, Джей. Сейчас я просто не могу никуда уезжать, иначе я запросто потеряю профессуру. Знаете, призрак Великой депрессии витает надо мной каждый семестр. Это я вам как другу говорю, строго между нами.

– Проект хорошо финансируется, – негромко напомнил Бьюкенен. – И проблемы со всеми вашими долгами могут решиться сами собой.

– Почему бы вам не найти специалиста именно по древнему христианству? – с надеждой предложил Джонс. – Я ведь специализируюсь в другой области. Пригласите, к примеру, моего отца, Генри Джонса. Во-первых, если верить многочисленным отзывам, он знаток христианских реликвий, а во-вторых, обожает безумные идеи и разнообразные сказочные истории.

– Индиана Джонс не верит, – сообщил сбоку француз. Акцент его опять заметно усилился.

– Ничего, поверит, – буркнул Бьюкенен краешком губ. Некоторое время он размышлял, затем решительно заявил: – Пожалуй, будет лучше сказать вам правду. Дело в том, что ваш отец и был руководителем проекта. Именно он пропал в Венеции.

Джонс-младший долго молчал, растерянно глядя на собеседника.

– Вы что, сотрудничали с моим отцом? – наивно спросил он.

– Да.

– Но ведь он не занимается практической археологией, он же давно все бросил!

– Возможно, вы недостаточно его знаете, Инди? Откровенно говоря, я всегда догадывался, что у вас сложные отношения. Простите.

– Вы утверждаете, что он пропал?

– Совершенно верно. Двадцатого августа.

– Это нелепость, – объявил археолог. – Я знаю своего отца достаточно, чтобы посоветовать вам просто подождать. Скорее всего он сидит в какой-нибудь заброшенной библиотеке, у него остановились часы, он не знает, сколько прошло времени. Или, скажем, вполне мог заснуть в постели какой-нибудь юной ассистентки, а проснувшись, забыл вернуться на работу – такое с ним уже бывало. Заблудился, потерял очки, передумал искать чашу Грааля – да что угодно! Я к тому, что вы напрасно опасаетесь чего-то серьезного, Джей.

Менеджер терпеливо выслушал.

– Я вас не тороплю с решением, Инди. Думайте. Доктор Ренар через два дня улетает обратно в Европу, и, надеюсь, мы успеем до этого времени вернуться к нашей теме.

– Вы, американцы, поразительно не похожи на англичан, – откликнулся Ренар с неожиданной горечью. – Вас совершенно невозможно понять.

– Знали бы вы мою маму, – сказал доктор Джонс, вставая. – Она была русской. Вот уж кого действительно нельзя было понять.