Текст книги "Улыбка бога. Серия «Бессмертный полк»"

Я лично эти фотографии с обрезанными уголками до уровня плеча видел.

По итогам описанного героического боя под Войсковицами начальники командира роты злопамятно припомнили ему бесбашенную промашку молодости.

Второй раз звезду Героя ему уже не дали.

Видимо, командиры посчитали незначительным событием совершённый героический поступок, подвиг Зиновия Колобанова. Жаль. Очень жаль, что пошли на поводу идеологических мотиваций.

Родина не оценила по достоинству бессмертный подвиг Зиновия Колобанова.

Великий русский народ не ознакомили с фантастическим ратным подвигом героев.

Но его великую победу поднял в архивах и осветил в прессе местный писатель краевед. Он же подал все необходимые документы, доказательства и заявку в книгу рекордов Гиннесса. Затем ездил за границу на свои кровные, всё доказывал, предъявлял факты.

А спустя годы после смерти Зиновия Колобанова он же поставил на свои личные пенсионерские сбережения скромную памятную плиту на могилу рыцаря без страха и упрёка, смельчака и солдата-храбреца Великой Отечественной войны.

Герой ушёл из жизни 8 августа 1994 года и похоронен на Чижовском кладбище в Минске, участок №8/1г.

Бой под Войсковицами стал по настоящему образцом великолепной выучки, рассудительности, храбрости и мужества советских танкистов.

Можно сказать гораздо пафоснее. Они, без всякого сомнения, народные герои.

Для потомков это безусловный пример подражания при защите своего Отечества.

Но, без всяких колебаний и сомнений я бы сказал, что Зиновий Колобанов и его танкисты являются легендой нашей Родины.

Я не сомневаюсь, что будет она жить во все времена и станет услышанной в устах молодых поколений.

Теперь-то и вы точно знаете, что Зиновий Колобанов-это легенда России.

Противник по итогам боя сделал соответствующие выводы.

7 сентября генерал-майор Эрхард Раус был назначен временным командиром 6 танковой дивизии вместо генерал-лейтенанта Франца Ландграфа, который был смещён с понижением в должности.

И с нашей стороны не обошлось без раздолбайства, в том числе и трагедии.

Около двух часов дня 20 августа 1941 года партийное и советское руководство Красногвардеского Укрепрайона (УР) обеспокоилось услышанной сильной канонадой, которая раздавалась со стороны совхоза «Войсковицы». Начальники посчитали, что вражеские танки прорвали оборону и бой идёт в районе Колпан.

К несчастью, днём раньше по головотяпству и халатности исполнителей были перерезаны все кабели коммутатора и тем самым была прервана телефонная связь в самом городе Красногвардейске с его районами, с Ленинградом и воинскими частями УРа.

В панике начальник районного отдела НКВД принял решение о немедленной эвакуации и подрыве основных производств в городе. В авральном порядке был эвакуирован и выведен весь состав милиции и пожарные машины.

После произведённых подрывов в городе начались сильные пожары, которые тушить было нечем. Также были брошены и оказались бесхозными воинские склады с оружием и боеприпасами. И это в то время, когда на передовой было нечем воевать.

Когда паника и беспредел во властных советских структурах немного поутихли, состоялось следствие. Через неделю состоялся скорый на расправу суд.

Руководитель Красногвардейского отдела НКВД был расстрелян, а все остальные руководители советских и партийных органов были приговорены к большим срокам заключения.

В дальнейшем для них представится замечательный шанс искупить свою вину перед Родиной в штрафных батальонах.

…Они ехали на лесоповал далёкой Колымы и плевались на железнодорожных перегонах. Ну, кто из них, кто мог подумать, что какие-то пацаны-танкисты, прибывшие накануне на усиление смогут остановить убийственно беспощадного врага вселяющего в души ужас и леденящего мертвецким страхом их чистую большевистскую харизму.

При воспоминании о последствиях паники и роковой ошибки кровь сворачивалась и отказывалась наполнять сердце трусливых начальников.

Однако, факт есть факт. Мальчишки разгромили целую танковую дивизию Вермахта у самых границ Укрепрайона Красногвардейск. И это был чудовищной силы аргумент, против которого все их оправдания становились бессмысленными. Разве что позволялось скулить да блеять об упущенных возможностях. Если бы, да кабы…

Поговаривали, что это были танкисты какого-то Колобанова. Кто такой, откуда вылупился и свалился им, партийным небожителям, как снег на голову?

Ни дна ему, ни покрышки. Испортил старший лейтенант всю героическую биографию советским функционерам.

Хм… Колобанов, какой-то…

………

Если наших воинов, защитников Отечества погибших в Великой войне положить плечом к плечу рядами, то будут лежать они аккурат от Москвы до Владивостока.

Но их уже никогда не вернуть.

Загубили великие кукловоды их души. Оборвали нить эволюции.

Поэтому, ещё в те времена надобно было бы всех прямо или косвенно причастных и виновных в общечеловеческой трагедии прогнать вдоль этого «строя». Без права отдыха и привала. Без звона орденов и кутежей за одержанные любой ценой кровавые победы.

В назидание, так сказать.

А на миллионы погибших были ещё другие миллионы калек.

Говорят, что о достоинстве цивилизации судят по её отношению к малоимущим и инвалидам. Это точно.

Как говорится, без комментариев.

У нас вся страна наблюдала глухих и слепых, безруких и безногих, обожжённых и обмороженных, контуженных и сумасшедших. Все пригородные электрички, вокзалы, площади, базары, кладбища, парки, центральные улицы были забиты нищими инвалидами, получившими увечья на войне.

В той или иной степени, но абсолютно все калеки были повреждёнными в уме, одержимые маниакальными фронтовыми синдромами, прибабахнутыми своей яростью в мозгах и «протекающей крышей» в головах.

У них не было ни жилья, ни продовольствия, ни одежды, ни денег, ни медицинской помощи. Все они были грязными, вшивыми, гниющими, в струпьях и незаживающих язвах. Опустившимися донельзя.

Они не ведали, что такое рак. Но, почти все, в той или иной мере были причастны к гангренам, ампутациям и кровяным переливаниям.

Вечно пьяные люди были одеты во фронтовую одежду, вернее в то, что от неё оставалось и называлось по месту лохмотьями. В жару и стужу на головах у них были пилотки, офицерские фуражки с поломанными козырьками, шлёмы танковые и лётные, бескозырки, суконные солдатские треухи.

Зимой на руках, в лучшем случае, были бабьи варежки. А в общей массе с обмороженными грязными, мозолистыми руками, засунутыми в рукава, либо за обшлага потрёпанных ватников.

Промёрзшие красные руки были не способны поднять за Великую Победу даже гранёную стопку водки.

Но и здесь инвалиды наловчились. Стакан с сорокоградусной беленькой брали зубами, без применения рук ловко запрокидывали к небу и в два глотка осушали его до дна. А дальше выплёвывали его в снег и всеми ноздрями вдыхали в себя морозный воздух.

Потому что закусить им было нечем.

На драных, засалённых гимнастёрках у них висели поцарапанные ордена и обмызганные ленточки медалей. Других регалий, знаков отличия при них не водилось. Погоны сорваны, документы утеряны. «Кто таков? Солдат Петров? Или майор Иванцов?»

Обществу было совершенно безразлично, а восстановлением бумаг заниматься было совершенно некому. Других проблем хватало.

А тут ещё эти уроды.

Калеки, обухом по башке долбанутые.

Вот перенесут им очередь в Собес на месяц. А сколько в живых останется? Чем больше «откинется», тем Родине расходов меньше.

Значит, закрома богаче будут.

Фронтовики – инвалиды рассказывали жуткие истории о войне, свирепо пытались кому – то доказывать, что вот если бы не их рота, то… А по пути выпрашивали милостыню, которую тут же пропивали.

Они пили всё: денатурат, политуру, растворители, нитроклей, эфиры и даже ацетон.

После попоек они дрались между собой врукопашную, с применением всех навыков ожесточённого штурмового боя.

И было не понять, какой фронт, против какой армии «буром» прёт. А какая гвардейская на привокзальном дебаркадерном плацдарме оборону держит?

Покалеченные фронтовики дрались страшно, с исступлением и беспощадностью.

Словно в последнем своём беспощадном и кровавом бою.

После «махалова», размазывая сопли и кровь, выплёвывая выбитые зубы все калеки дружно братались и горланили фронтовые песни.

Сломанные рёбра, носы и челюсти, это было, само собой. Издержки пьяной вакханалии.

А поутру, некоторые из них, с отбитыми почками, проломленными черепами так и оставались, неподвижно лежать, на родной земельке, за которую они кровь проливали.

Никто из властьимущих внимания на эту смерть не обращал.

Много ли инвалиду надо, буквально ткни пальцем и смертушка сама придёт.

Но куда им идти, куда деваться?

Так и сидели калеки-товарищи рядышком с покойниками. Пили дальше горькую.

Милиция на эти «разборки» внимания не обращала. Всех не пересадишь, да и кормить их вшивых надо. А так сами, на подножном корму перебиваются «прусаки-обглодыши». Быстрее сами сдохнут, скорее проблему человеческую с собой унесут.

И на улицах без инвалидов поприличнее, поспокойнее и веселее станет.

Они же грусть, тревогу, страх перед прошедшими испытаниями с собою заберут.

На еду и лекарства у них просто не было денег. Впрочем, как и не было никакой перспективы на достойную и счастливую жизнь солдата– победителя.

Эти маргинальные личности вызывали страх у обывателей. Тыловые, мирные люди не понимали внутреннюю сущность калек-фронтовиков.

Мамочки пугали ими своих детей.

На глазах социалистического общества ходила-бродила, ползала, пьянствовала, хулиганила, попрошайничала, дралась, воровала, материлась, гадила и горланила фронтовые песни совсем другая и чужая для обывателей цивилизация.

Хотя, она своей кровушкой заслужила своё существование на наших с вами улицах. Но… К великому сожалению, не всё в этом мире вершится по справедливости.

Между прочим, эта цивилизация нам с вами обеспечила процветание.

Умерших от болезней и в драках, замёрзших по пьяни и от слабости, утонувших по беспределу и по причине паскудной жизни, отравившихся от суррогатов, повесившихся от невыносимых проблем, бросившихся под поезд от безысходности, спрыгнувших с моста и шагнувших под колёса автомобиля не сразу, но брезгливо подбирали и свозили на безымянные поля.

Подальше от глаз людских.

Без гробов и траурных церемоний, умерших на улицах инвалидов быстренько закапывали и присваивали могилке порядковый номер. И всё.

А что, собственно, было церемониться? Был человек, и нет человека.

На памятниках братских кладбищ можно было хоть фамилию родственника увидеть.

Кто-нибудь, когда-либо видел книги с расшифровками порядковых номеров могил бесславно закопанных фронтовиков?

А если по жизни, то у нас живых и беспамятных так бывает: нет документов, нет вопроса.

Да кого, собственно, их жизнь, искалеченная судьба интересовала?

Вот и сгинули миллионы покалеченных страхолюдин. Ладно ещё сами. Власть всё сделала, чтобы выкинуть их с глаз долой-из сердца вон. Разве можно было видеть жалостливую картину: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда такое зрелище не годилось. Уродины на тележках никак не вписывались в осваиваемый страной соцреализм.

И потянулись караваны, автомашины, поезда, пароходы с калеками на изолированные территории в Кирилло-Белозёрском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях. На Соловки… В бывший женский монастырь со всего Северо-запада были свезены полные обрубки войны, лишённые рук и ног. В народе их называли просто-«самоварами». Другие, шебутные орёлики собранные со всей округи, вроде бы выезжали по месту назначения, но никто и никогда от них веточки уже не получал. Вроде был инвалид-герой, а сейчас вот не стало. Поговаривали, что в пересыльных лагерях были специальные расстрельные команды из отмороженных вертухаев. Кто ж это на зоне за инвалидом ухаживать будет? Проще было закрыть вопрос раз и навсегда, чохом и никогда к нему больше не возвращаться. Власть, видимо, так и поступила.

Я хорошо по своему детству в 60-х годах двадцатого столетия помню, что уроды-инвалиды войны были везде: в райцентре Малая Пурга, в посёлке Центральный, на железнодорожном вокзале в Агрызах. Были и шебутились что-то. Для меня, пацана лицезреть на них было не просто отвратительно, а чудовищно страшно. Все показывали на них пальцем и презирали за скотский уровень существования. И, вдруг, в какой-то момент они все исчезли. Не стало их. Вопрос замяли и с годами потихонечку забыли.

Для простых людей, живущих в мирные дни и счастливую пору, инвалиды были уже никто и звать никак.

Краше только в гроб клали.

Правда, в своей душе и многострадальном, израненном сердце они навечно оставались героями. Но так и ушли потихонечку пугалища, уродины фронтовики, инвалиды в безвестность.

Бывшие Победители.

Обществу мирового Социализма было стыдно признать, что героям сполна одаренным лихолетием и бедою у Родины просто не хватило денег, чтобы обеспечить их достойным существованием.

Отечеству надо было строить новые танки, самолёты, аэродромы.

На судьбу фронтовиков – инвалидов всем и вся уже было глубоко наплевать. Лелеять их и возюкаться с ними было абсолютно некому и некогда.

Слишком много славных дел предстояло выполнить советскому народу.

Так и уходили ветераны-инвалиды и калеки фронтовики в безвестность…

Зато на улицах и площадях советских городов и сёл красивее стало.

Сразу же дышать без этих «недочеловеков», страшил и образин безродных стало легче.

А то маячили без дела, или по пьяни перед глазами, на красивых и нарядных победителей мешали смотреть и любоваться.

Своим мерзким видом калеки портили весь карнавал и ликование победившему народу. А новые поколения и не вспоминали уже о существовавшей после войны проблеме.

Радость победы от этого никак не умалялась, а тем более не могла омрачиться праздником жизни.