Текст книги "Любовь моя, разведка!"

Попов тряхнул головой, отгоняя приятные воспоминания, открыл блокнот для записей и потянулся за авторучкой. В этот момент в дверь его кабинета постучали.

– Разрешите войти, товарищ полковник? – у двери застыл один из самых молодых сотрудников отдела, лейтенант Йордан Йорданов.

Полковник поднял голову:

– Я сейчас немного занят. Освобожусь – вызову. Почему без звонка ко мне заходишь?

Увидев, что лейтенант замялся, спросил:

– Что-то срочное?

Йорданов ответил:

– Извините, товарищ полковник, над Вашей дверью не горит сигнал «Не беспокоить», поэтому я зашел. Вопрос у меня не то, чтобы срочный, но кажется, довольно интересный.

Попов отложил в сторону ручку, аккуратно собрал разложенные на столе документы и папки и спрятал их в сейф. Только после того, как сейф был закрыт, сделал приглашающий жест рукой:

– Заходи! Твоя правда – я действительно забыл нажать красную кнопку с сигналом, чтобы меня не беспокоили. Так что давай. А почему сразу ко мне? Почему не к своему непосредственному начальнику подполковнику Дебаралиеву? Он в курсе ситуации?

– Товарищ Дебаралиев сообщил нам, что прибудет на службу только после обеда, поэтому я к Вам напрямую. Как только он придет, я ему сразу доложу. Мне кажется, дело все же срочное.

Подполковник Илья Дебаралиев возглавлял одно из направлений европейского отдела болгарской разведки. Умный, толковый офицер. Когда надо – спокойный, когда надо – решительный и смелый. Один из лучших оперативных работников. Его широкие плечи уже давно ждали полковничьих погон. Но не все так просто и правильно в этой жизни, как хотелось бы.

Дебаралиев был турком по национальности. Стопроцентным этническим турком. Его прадеды давным-давно пришли в Болгарию как османы-завоеватели, да так в ней и остались. Этнических турок в стране проживало много – около 10% населения.

При рождении Дебаралиева нарекли Ильясом. С этим именем он окончил школу, затем – Софийский университет. Молодой турок привлек к себе внимание болгарских спецслужб, как интересный и разносторонне одаренный молодой человек. Турецкая тема всегда остро стояла перед Болгарией в ее внешней политике. Сотрудники ДС попытались завербовать Дебаралиева в качестве секретного осведомителя, но парень отказался. «Работать в ДС мне интересно, это правда, но стукачом я не буду никогда», – таков был его ответ. В кадрах госбезопасности громко смеялись: «Что он себе позволяет, этот Дебаралиев? Турок – офицер болгарского КГБ? Совсем рехнулся парень».

Но время расставляет свои приоритеты. В 1960-х годах невиданный размах приобрела эмиграция турок в ФРГ и Западный Берлин. Тема для разведки страны, которая рассматривает и Германию, и Турцию, и НАТО в качестве основных противников, очень привлекательная. Вместе с турецкими гастарбайтерами в Германию просачивались боевики из экстремистской организации «Серые волки». «Бозкурты» по-турецки. Наиглавнейшая цель для болгарской разведки. Вести агентурную работу в отношении «бозкуртов» на территории третьего государства было несоизмеримо легче, чем у них на родине. Но для этого направления требовались этнические турки. О Дебаралиеве вспомнили. Так он стал офицером ПГУ ДС НРБ.

Несколько долгосрочных загранкомандировок в Западный Берлин и Бонн, блестящие вербовочные результаты, хитроумные оперативные комбинации – Дебаралиев был просто рожден для разведки.

Христо Попов, с которым турок работал бок о бок по ряду направлений, как-то посоветовал Ильясу сменить мусульманское имя на христианское, чтобы поменьше косились разные придурки, озабоченные национальным вопросом. Ильясу было крайне неприятно, но после долгих колебаний он все же стал Ильей.

– Ну вот, хорошо, – одобрил Попов. – Услышав, что ты Илья, а не Ильяс, особо нервные в наших коридорах перестанут вздрагивать и оборачиваться. А кому надо – тот и так знает, что ты – Ильяс. Так тебя родители назвали. Ильясом ты и останешься – и для них, и для Всевышнего.

Дальнейшая судьба Дебаралиева складывалась сложно. Впереди маячил «Возродительный процесс» – так назвали кампанию по болгаризации турок, развязанную высшим руководством НРБ. В ходе этой эпопеи болгарское правительство принуждало всех этнических турок, проживавших на территории Болгарии, заменять свои имена на немусульманские. Несколько лет притеснений по национальному и религиозному признакам закончились в 1989 году безобразной «Большой Экскурсией» (по-болгарски Голямата екскурзия). Около 400 тысяч граждан-мусульман Болгарии добровольно-принудительно отправились в Турцию.

Когда началась эта антитурецкая вакханалия, подполковник болгарской разведки Илья Дебаралиев не мог и не считал нужным молчать – он открыто выступил в защиту братьев по крови и вере, за что его немедленно изгнали из органов госбезопасности. Да еще с «волчьим билетом». Но Болгарию он не покинул – другой Родины у него не было, он любил эту страну всем сердцем, всей душой. И никогда и ни в чем ее не упрекал.

Но все это еще предстояло пережить в будущем, а пока на календаре значился январь 1979 года, и перед Христо Поповым стоял подчиненный Ильи Дебаралиева.

– Давай, выкладывай, что у тебя? – велел Попов.

Йорданов подошел к столу. Начальник жестом предложил лейтенанту сесть напротив. Тот откашлялся и приступил к докладу:

– Товарищ полковник, сегодня утром я провел встречу с нашей агентессой, псевдоним «Агнешка».

Попов кивнул:

– Это которая валютной проституткой работает? Помню, помню. Давненько от нее ничего не поступало. Я уж думал, что все – бегать от нас начала. Ведь когда мы ее только завербовали, информация от нее шла интересная. А потом – тишина. Она у тебя на связи?

– Так точно, товарищ полковник, у меня. Разрешите продолжить?

Попов покачал головой из стороны в сторону. В Болгарии этот жест означает согласие.

– Сегодня на оперативной встрече «Агнешка» рассказала следующее. В конце декабря, под католическое Рождество, она ездила в Румынию, в Бухарест. Пригласила ее давняя подруга, которая там теперь проживает. Ну и работает по той же специальности, что и наша дама. Позвала вместе отпраздновать Рождество, потом и Новый год встретить.

В Бухаресте с «Агнешкой» приключилась следующая история.

Звонит ее подруге как-то вечером «мамочка»: немедленный сбор свободного личного состава, срочный вызов на виллу в районе Флоряска. А девиц местных на тот момент по пальцам можно пересчитать – кто занят, кто здоровье поправляет, кто уехал на праздник к родным. Вызовов ожидалось мало – Рождество-то дело семейное, тихое. Все с домочадцами мирно по квартирам сидят. Одним словом, на ниве продажной любви возник дефицит рабочей силы.

Ну подруга и предложила нашей «Агнешке» поработать на этом вызове. «– А чего ты теряешь, всего на один вечерок, – говорит. – Развлечемся, еще и подзаработаешь. Дело тебе знакомое. Флоряска – это райончик, где у нас только богатенькие живут. Поэтому зовут не к работягам в общежитие или к уголовникам каким-то, а в хорошее место. Соглашайся, поехали!»

Седовласый полковник внимательно слушал лейтенанта, не перебивая. Йорданов продолжал:

– Наша леди согласилась. «Мамочка» румынская тоже против ее участия не возражала. Поехали. На какой-то богатой вилле шла холостяцкая гулянка. В самый ее разгар девочки и прибыли. В начале ничего необычного – все, как всегда. Пьяные мужики, море выпивки, музыка на полную громкость. Но тут на арене появился просто гигант секса какой-то. Он каждую из девиц не по одному разу оприходовал, потом групповуху потребовал. Бесился, гонялся за ними, унижал всячески. В общем, создал у нашей «Агнешки» впечатление какого-то ярко выраженного сексопата.

Полковник кивнул головой:

– Так, продолжай.

– И вот здесь, товарищ полковник, «Агнешка» сообщила самое интересное – этот извращенец кричал, что он майор румынской армии. Но не такой, как все, а особенный, и поэтому ему можно все.

Попов потянулся к пачке сигарет «Родопи», лежавшей на столе, вытянул одну и закурил. Затянувшись, он откинулся в кресле и выпустил клуб дыма в потолок.

– Так-так-так, значит, имеем майора румынской армии, который замечен в неадекватном поведении с женщинами. В половых отношениях невоздержан, возможны отклонения в психике. Правильно я понимаю?

– Так точно, товарищ полковник!

Попов снова глубоко затянулся:

– Действительно занятно. Румыны для нас представляют большой интерес. Внешне с ними вроде бы любовь и дружба. Но курс товарища Николае Чаушеску на особые отношения с Советским Союзом все больше увеличивает трещину между Румынией и другими соцстранами. Демонстративная дружба с Мао Цзедуном, Иосифом Броз Тито. Демарш против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. Бойкот совместных военных учений стран Варшавского Договора. Дорожка опасная, чем кончится – непонятно. Надо всегда быть в курсе, что румыны замышляют новенького.

Опять же, Доброгею у нас оттяпали, – продолжал полковник.

Примечание автора: Доброгея или Добруджа – историческая область, расположенная на территории от устья Дуная до современной румыно-болгарской границы. Болгары считают этот регион своим.

– С ними ушки на макушке следует держать. А тут прямо на блюдечке армейский майор-извращенец. И искать не надо, сам попался. Имя удалось узнать?

– Так точно, товарищ полковник. Ион Понару.

– Понару, Понару… Это же фамилия партийного функционера, близкого к Чаушеску. Теперь становится совсем интересно. Не родственник ли его?

Лейтенант смутился:

– Не знаю, товарищ полковник. Выяснить пока не удалось. По учетам его не пробрасывал. Я после встречи с «Агнешкой» сразу к Вам.

Йорданов протянул начальнику листок бумаги, с которым вошел:

– Я попросил ее написать агентурное сообщение по данному вопросу. Вот оно.

Полковник взял листок бумаги, исписанный немного корявым, похожим на ученический, почерком, и внимательно его прочитал. Поднял глаза на лейтенанта:

– Очень хорошо, молодцы. И ты, и агентесса твоя. Надо заняться этим Понару. Пусть Живков и Чаушеску обнимаются для газетных фото, на открытках разных и почтовых марках. Это их дело. А мы будем заниматься своим делом.

Он достал авторучку, подвинул к себе лист, который прилагался к агентурному сообщению для пометок и резолюций, и размашистым почерком написал:

«Подполковнику Дебаралиеву. Прошу взять в оперативную разработку. План доложить 05.01.1979. Попов».

– На разработку плана даю два дня. Дело представляется интересным. Давай-ка мы ему сразу псевдоним присвоим. Так правильнее – от греха подальше. Фамилия больно громкая для Румынии. Будет он у нас проходить как «Дон Жуан». Согласен?

– Согласен, товарищ полковник!

Попов добавил к резолюции: «Присвоить объекту псевдоним «Дон Жуан».

На практике это означало, что с данного момента словосочетание «Ион Понару» приобретало в коридорах разведки статус «совершенно секретно» и исчезало из документации и внутренней переписки. Знать его могли только сотрудники, которые непосредственно занимались этой операцией.

Полковник опять пыхнул сигаретой:

– Вот так вот, лейтенант, – сказал он, протягивая листок со своей резолюцией и сообщение «Агнешки». – Как говорится, вначале было слово! Ступай, за работу!

Йорданов вернулся в свой кабинет, сел за стол, достал из шкафа новенькую, еще пахнущую типографской краской корочку светло-зелёного цвета в сером коленкоровым переплете. На обложке красовались слова: «Дело №_________. Наименование: ______________, Начато: __________, Окончено: ___________».

Капитан написал крупными буквами в графе «Наименование»: «Дон Жуан». «Начато» 03 января 1979 года. Затем поднял трубку телефона «ОС» (прим. автора – название телефона – ОС – расшифровывается, как «Оперативная связь». Использовалась для звонков внутри спецслужбы, была хорошо защищена, контакта с внешней средой не имела) и набрал номер отдела делопроизводства:

– Говорит лейтенант Йорданов, европейский отдел. Зарегистрируйте на меня новое дело оперативной разработки. Какое название? «Дон Жуан». Проверьте, пожалуйста, нет ли дела с таким же псевдонимом. Нет? Прекрасно, значит, «Дон Жуан». Начато сегодня. Какой учетный номер присваиваете?

Он вписал продиктованные цифры в соответствующую графу. Сделал первую запись в таблице на внутренней стороне обложки с графами: «Брал дело; Дата; Цель; Кто разрешил; Подпись». Запись гласила: «Работал лейтенант Йорданов. Дата: 03 января 1979 года. Цель: заведение дела. Разрешил: полковник Попов».

Затем вложил агентурное сообщение «Агнешки» в специальный конверт, вставил его и сопроводительный документ с резолюцией начальника в дырокол и громко ударил ладонью по прибору. Коллеги обернулись на Йорданова. Тот зашил в девственно чистые корочки два первых листка, торжествующе обвел глазами товарищей и сказал:

– Вот так вот! Вначале было слово!

Один из сослуживцев лейтенанта, опытный оперативник, который пришел в разведку из территориальных органов ДС Болгарии, добавил: – А дело завели потом.

Разведка

Секретно

Типовой план изучения объекта вербовочной разработки (ОВР)

Примечания автора:

* «Проверка по оперативным учетам «друзей» – проверка ОВР по учетам спецслужб стран социалистического лагеря. Применялась в исключительных случаях.

** «Специальные возможности» – возможности нелегальной разведки.

*** «Оперативная техника (мероприятия „Стелла“, „Анна“, „Иван“, „Петр“, „Лариса“)». Мероприятия с применением оперативной техники носят кодовые названия:

«Стелла» – прослушивание телефона;

«Анна» – негласное фотографирование с использованием оперативно-технических средств;

«Иван» – негласное проникновение в жилище или в рабочее помещение (с целью обыска, установки устройств слухового и/или визуального контроля и т.п.)

«Петр» – негласное прослушивание помещений ОВР через специальные средства слухового контроля (называемые в обиходе «жучками»);

«Лариса» – операция по перлюстрации (негласный просмотр личной корреспонденции);

**** «Отдел номер 20» – Отдел оперативной психологии. Занимался психологической подготовкой сотрудников, составлял психологические портреты (сотрудников, агентуры, ОВР). Например, право использовать прибор под названием «детектор лжи» полностью принадлежало указанному отделу.

05 января 1979 года

София, Болгария

Разведка

Полковник Христо Попов внимательно читал план изучения объекта вербовочной разработки «Дон Жуан», подготовленный лейтенантом Йордановым. В кабинете, помимо лейтенанта, находился и руководитель направления подполковник Илья Дебаралиев. В комнате висела напряженная тишина.

Попов, закончив читать, откинулся в кресле и посмотрел на своих сотрудников:

– План хороший, возразить тут нечего. С точки зрения оперативной науки. Помнится, восточная мудрость гласит: во Вселенной есть только одна совершенная вещь – планы. Или может, это я только что сам придумал? Вот этот документ навеял.

Дебаралиев и Йорданов молчали, глядя на шефа.

– Есть соображения по реализации этих задумок? – полковник постучал карандашом по документу. Подчиненные молчали. Попов продолжил:

– Признаем сразу и честно – возможностей по серьезному изучению «Дон Жуана» у нас мало, катастрофически мало. Илья, – обратился он к подполковнику, – сколько у нас человек в Бухаресте?

– Оперативный состав резидентуры шесть человек вместе с резидентом и его заместителем. Плюс техсостав – шифровальщики, техники, водитель.

– Негусто даже для несложной операции, – прокомментировал Попов. – А ведь наш перспективный молодой человек из высокопоставленной семьи, охраняют его румынские коллеги ой как здорово. Просто так не подберешься.

Йорданов приподнял руку, как ученик на уроке:

– Разрешите, товарищ полковник. Я уже прокинул «Дон Жуана» по нашим учетам. Сведения самые общие, в основном, установочные данные. Но много информации о его отце. Готов доложить.

Попов закурил любимые «Родопи», махнул рукой:

– Да знаем мы про отца. Помнишь, Илья, – обратился он к Дебаралиеву, – разрабатывали его папашу в середине шестидесятых? Вместе с Москвой. Лакомый кусочек был – и для нас, и для них. Прямой выход на Чаушеску, все расклады по внутренней и внешней политике. Прямо тулумба, пахлава и лукум в одной упаковке! Очень сладко!

– Конечно помню, товарищ полковник, было интересно!

– Да уж, – протянул Попов, – но – не получилось, ушла рыбка из сети. Очень стремительно взлетел, не успели мы его прихватить. Да ладно, что старое вспоминать. Теперь сынок вот засветился. А то, что его папаша большой босс, это для нас, если посмотреть с другой стороны, хорошо. Побоится Секуритате брать такого сынка в разработку. Ну а если, не дай Бог, провал случится – тоже не осмелятся шуметь, вопрос замнут по-тихому. Так что от политических скандалов, полагаю, мы в значительной степени застрахованы.

Полковник снова обернулся на Йорданова:

– Ну и что нам говорят учеты наши оперативные, по которым, говоришь, ты его «прокинул»?

Лейтенант начал докладывать по памяти, не заглядывая в подготовленную шпаргалку:

– «Дон Жуан», 1947 года рождения. В поле зрения нашей разведки не попадал. В учетах отражен, как единственный сын того самого босса, о котором Вы говорите. Проживает в городе Бухаресте в особняке в районе на берегу озера Флоряска. Особняк государственный. Особо охраняемая зона. Посторонние практически не ходят. Такой элитный заповедник, подальше от глаз трудового народа, – добавил от себя Йорданов.

– Ну-ну, ты поосторожнее с языком, – перебил полковник. – «Заповедник! Подальше от трудового народа!». Эдак, знаешь, до чего можешь договориться? А, Илья? – посмотрел он на Дебаралиева. – Вот же молодежь пошла – позволяют себе комментировать, как живет высшее руководство коммунистической партии братской страны! Да еще в нашем с тобой присутствии! Надо заставить нашего лейтенанта снова проштудировать материалы одиннадцатого съезда компартии Болгарии и выступить с докладом перед отделом. Дабы укрепить веру в единственно правильные идеи марксизма-ленинизма. Как тебе такая мысль?

Йорданов покраснел:

– Виноват, товарищ полковник!

Но увидев, что начальники переглянулись друг с другом с легкой усмешкой, немного успокоился.

– Что думаешь по «Дон Жуану», Илья? – Попов спросил начальника направления.

– Согласен с Вами, товарищ полковник, возможностей по такому объекту мало, – ответил Дебаралиев. – Такова объективная реальность. Агентурные позиции в Министерстве обороны Румынии у нас слабые, до «Дон Жуана» им не дотянуться. Так, общие характеристики дать смогут, не более того. Опертехника вся отпадает – ну какие здесь «Иван» с «Ларисой»? Там, в этой Флоряске, Секуритате за каждым кустом сидит. Можно подумать про «Анну» – постараться подключиться к его телефонному кабелю через адаптор. Насчет этого подумаем, есть идеи. Наружку мы за ним тоже пустим, пусть походят. Посмотрим, что она нам даст, но не думаю, что много. Вот спецвозможности нам бы помогли.

– Отставить спецвозможности! – перебил Попов. – Нелегалы – наш золотой фонд, и тратить его на первичное изучение какого-то сопляка, пусть даже и перспективного, нам никто не разрешит. Потом, если все пойдет хорошо, можно будет рассмотреть варианты с подключением нелегалов. Но сейчас – нет. Я с этим вопросом на пятый этаж (прим. Автора: место расположения кабинета начальника болгарской разведки Васила Коцева) не пойду. Заранее знаю, что будет отказ.

В кабинете снова повисло молчание. Обсуждение проходило туго, искра вдохновения никак не приходила. Полковник закурил очередную сигарету:

– Что головы повесили? Безвыходных положений не бывает, сами знаете! Рыбешка нам попалась, судя по тем данным, что мы сейчас имеем, очень неплохая. А хитрую и умную рыбу и поймать труднее. Но приятнее.

Новая глубокая затяжка:

– Вот что я предлагаю, бойцы: а не привлечь ли нам к этому делу русских?

Оба оперативника подняли головы и посмотрели на шефа.

– А что? – продолжал тот. – Возможности у них колоссальные, мы и рядом не стоим. Завернут нам «Дон Жуана» в лучшем виде – в конфетную обертку, и бантик сверху. А? Как такое предложение? По папаше его мы вместе с ними работали, почему сейчас не попробовать?

Дебаралиев возразил:

– А не отберут его у нас русские коллеги? Сами же говорите – рыба крупная. У советских коллег разведывательная работа по Румынии нынче в приоритете. К старшему-то мы подбирались, когда между ними черные кошки еще не бегали.

Полковник ответил:

– Не отберут. Мы с Василом Коцевым (прим. Автора: Васил Иванов Коцев, генерал-лейтенант, с 1973 по 1986 гг. – начальник болгарской разведки) пойдем с этим вопросом к товарищу Шопову (прим. Автора: генерал-полковник Григор Шопов, с 1973 по 1990 гг. – председатель Комитета госбезопасности Народной Республики Болгарии). Попросим его согласовать эту тему с Андроповым и Крючковым. Думаю, они не откажут нам в помощи.

Подполковник вновь возразил:

– Даже если они нам его оставят, разведданными придется делиться. А не хотелось бы.

– Что ж это ты со старшим братом делиться не хочешь? А, Илья? Как же так? – парировал Попов. – Жадность – голове помеха, как в народе говорят. Придется, придется делиться информацией, если они нам серьезно помогут.

Посмотрев на подчиненных, добавил:

– Но не всей. Лакомые кусочки будем сами кушать. Дружба дружбой, а табачок врозь! У русских, если я не ошибаюсь, есть такая пословица. Но я этого не произносил, а вы от меня ничего не слышали. Ясно?

Подчиненные покачали головами из стороны в сторону:

– Ясно, товарищ полковник!

– Ну вот и хорошо. Лейтенант, подготовь мне справку на «Дон Жуана» на основании того, что у нас на данный момент есть в наличии. Даю час. Сегодня же я пойду с ней к шефу насчет русских. Все понятно? Свободны!

После обеда Попов снова вызвал ту же парочку к себе:

– Получено полное добро на рабочие контакты с русскими по «Дон Жуану». Йорданов, ты занимайся всеми вопросами, как положено, через их представительство в Софии. Илья – за тобой кураторство и контроль. План жду через две недели. Но только конкретный, наполненный практическими предложениями, а не вот такую вот теорию, – он потыкал пальцем в бумагу Йорданова. – Возьми, и используй, как шаблон, – протянул документ лейтенанту. – Ступайте, время пошло.

Оперативники разом встали и вышли из кабинета.

Маховик вербовочной разработки майора румынских вооруженных сил Иона Понару начал свое беспощадное, неумолимое и равнодушное движение. И человек, который попадал в пасть этого Молоха, был обречен. Спасения нет.

05 января 1979 года

Москва, Ясенево

Разведка

После обеда начальник третьего управления ПГУ КГБ СССР генерал-майор Николай Васильевич Троицкий срочно вызвал к себе в кабинет полковника Алексея Петровича Сергеева, начальника пятого отдела (страны Восточной Европы) третьего управления ПГУ КГБ СССР.

Троицкому было чуть больше шестидесяти. Крупная голова на массивном теле, редкие седые волосы всегда зачесаны назад, серые, немного навыкате глаза смотрели на собеседника холодно и с безразличием. Выражение лица человека, который давно привык командовать. И приказы его всегда выполняются быстро и беспрекословно.

Путь Троицкого к высокому положению в разведке трудно назвать простым. В 1938 году рабочий паренек из Ленинграда Коля Троицкий по путевке комсомола был направлен на службу в органы НКВД СССР. Первая страшная волна сталинских репрессий уже набрала силу, сокрушая всех вокруг – и правых, и виноватых. Чекистов эта убойная сила тоже не щадила – как и всех других граждан СССР. В результате безжалостных репрессий кадры НКВД сильно поредели, и им требовалось пополнение.

Отслужив год, Николай был определен на обучение в разведывательную школу, которую и окончил 20 июня 1941 года. За два дня до начала Великой Отечественной войны. И сразу в бой. Уже летом Троицкий – в составе Отдельной мотострелковой бригады особого назначения, сокращенно ОМСБОН. Это воинское соединение затем вошло в состав Четвертого (партизанского) управления НКВД СССР. В ту пору партизанское управление госбезопасности возглавлял Павел Анатольевич Судоплатов. Легенда советской разведки.

В ходе войны Троицкий в составе разведывательно-диверсионных групп неоднократно забрасывался в тыл немецко-фашистских войск. На боевом счету Николая Васильевича – захваты немецких штабов и комиссариатов, подрывы вражеских эшелонов, организация нелегальных резидентур на оккупированных советских территориях. Неоднократно представлялся к награждению орденами и медалями. Этим периодом своей службы Троицкий гордился, но публично предаваться воспоминаниям о боевом прошлом не любил.

Уже в мирные годы, когда 9 мая стал праздником, организаторы торжественных собраний, посвященных Великой Победе, все время уговаривали Троицкого выступить с воспоминаниями. Рассказать молодым чекистам-разведчикам о боевых операциях, в которых ему довелось участвовать, вдохновить личным примером. Генерал отнекивался от участия в такого рода мероприятиях, но однажды его все же вынудили выступить. Большой партийный начальник попросил.

Троицкий вышел на трибуну и оглядел собравшихся в зале:

– Я не знаю, о чем рассказывать, правда. Война – штука тяжелая и страшная. Лучше бы не вспоминать.

– Ну хотя бы один героический эпизод, Николай Васильевич, – настаивал председатель собрания. – У Вас же столько боевых наград. Мы знаем, что во время войны Вы служили в особых подразделениях государственной безопасности. Это же так интересно молодому поколению чекистов. Интересно и поучительно. Просим Вас! Мы все с удовольствием послушаем.

Троицкий задумался. В зале воцарилась абсолютная тишина.

– Ну вот про один, как Вы говорите, эпизод, я, пожалуй, расскажу. Да и то только потому, что никого из своих товарищей мы тогда не потеряли. Все вернулись назад живыми.

– В декабре 1941 года наша Красная Армия пошла в контрнаступление под Москвой, – неспешно, будто нехотя, начал свой рассказ генерал. – НКВД получил приказ немедленно организовать поддержку продвижению армии вперед. Нашему подразделению была поставлена задача наносить удары по путям снабжения немецких войск. Подготовились, определили цели. Группе, в состав которой я входил, достался городок Сафоново, что в Смоленской области. Тогда этот мало кому известный город немцы превратили в свой крупный железнодорожный узел. Через него на фронт доставлялись свежие части, шла техника, боеприпасы.

Нашу группу в составе 20 бойцов было решено выбросить с самолета в районе Сафоново. Ночью. Информацией о партизанских отрядах в этом районе мы не располагали. Сейчас любят говорить – у оккупантов под ногами горела земля. Так вот, доложу я вам, в 1941 году земля от Бреста до Москвы горела, скорее, под нашими ногами. Большинство созданных в ту пору партизанских отрядов и диверсионных групп погибало практически сразу – неумелые действия, полное отсутствие связи, никакого опыта. Да и немцы работали по ним быстро, умело и эффективно – карательные отряды, отработанные действия, демонстративная жестокость. Лютовали фашисты страшно – люди боялись нос на улицу высунуть.

Генерал вздохнул: – Ладно, это отступление, хотя и не лирическое. Докладываю дальше.

С наступлением темноты мы погрузились в самолет «Дуглас» и полетели. Все в немецкой военной форме, с немецким оружием. Спустились на парашютах, собрались, сориентировались. Все быстро и беззвучно. Приступили к выполнению марш-броска по ночной дороге к Сафоново. Через некоторое время замыкающий дает сигнал – «Сзади неустановленный автотранспорт». Командир группы мгновенно вырабатывает план действий. Пятеро наших встали на дороге в виде патруля – мы же в немецкой форме, остальные – в снег, на обочину, в засаду. Смотрим – четыре грузовика немецких идут, открыто, с зажженными фарами. Каждый тянет за собой на прицепе артиллерийское орудие. Зачем эту батарею они перебрасывали ночью – непонятно. Может, поломались в дороге и не успевали к назначенному времени к станции прибыть. Это уже неважно. Но выполнение диверсионной задачи они нам упростили здорово.

Мы их остановили, ликвидировали личный состав противника. Аккуратно, чтобы машины не повредить. Разобрались с орудиями – как стрелять, как обслуживать. Погрузились на захваченные грузовики, поехали. Без проблем вкатились в городок, доехали до станции. Никого не встретили – ни блокпостов, ни патрулей. Ночь, холод собачий. Для них – глубокий тыл, до фронта далеко. Вот немцы и расслабились. Повезло нам тогда, конечно. На привокзальной площади пусто – только виселица стоит, на ней советские подпольщики повешенные. Двое наших были направлены снимать тела – последнюю честь отдать погибшим и узнать, кто они, если получится. Остальные, не теряя времени, развернули орудия в боевую позицию и прямой наводкой открыли беглый огонь по немецкой комендатуре, по административным зданиям, по офицерской гостинице, по их автомобильной технике, по станции – по паровозам, по вагонам, по складам. Ночью ведь дело было – кругом темно, и вдруг грохот орудий, взрывы, пожар начался, когда вытекший из подбитых цистерн бензин полыхнул. Немцы не поймут, кто по ним ведет огонь, паника у них началась. Пока они соображали, что к чему, мы отстреляли весь захваченный боезапас, орудия и грузовики подорвали. Кроме одного. На нем и ушли к назначенной точке, где нас ждал самолет. Ну и заодно прихватили с собой троих немецких офицеров. Им не хотелось с нами ехать, но мы заставили.

Генерал замолчал.

– Это же настоящий героизм, Николай Васильевич, – воскликнул председательствующий, – а еще какие-нибудь детали этой операции раскройте нам, ну пожалуйста!

– Да какой там героизм, – ответил Троицкий, – работа такая была. Война – это не героизм. Это работа. Очень тяжелая, очень утомительная, и очень страшная. У меня все.

И сошел с трибуны.

После генерала слово получил человек, который в боевых операциях участия не принимал, а осенью 1941 года привлекался к рытью противотанковых траншей под Москвой. Он минут сорок рассказывал, как это было трудно и опасно: земля промерзла, ее приходилось взрывать, а ему – спать рядом с взрывчаткой, постоянно рискуя жизнью. Этот выступающий утомил своей многословностью. Зал его практически не слушал. Всех потряс рассказ Троицкого. Всего пять минут, простыми словами – вылетели, спустились на парашютах, захватили, уничтожили из орудий, взяли пленных, уехали. Никакой патетики, никаких велеречивых рассуждений о героизме, служении Родине и партии, и лично товарищу Сталину. Все просто. Работа была такая.

В 1943 году молодой капитан Николай Троицкий продолжил свой боевой путь в составе партизанских отрядов, действовавших в Белоруссии и на Украине. Когда советские войска перешли границы СССР и приступили к освобождению Европы, подразделение Троицкого присоединилось к частям регулярной Красной Армии, и в рядах Третьего Украинского фронта он дошел до Вены. Бесстрашный, решительный, находчивый и умный офицер числился на отличном счету у руководства советской разведслужбы. После штурма австрийской столицы было принято решение оставить Троицкого в советском оккупационном секторе Вены. Николай Васильевич блестяще отработал в Австрии восемь лет – до 1953 года, за два года до принятия Декларации независимости Австрии. Дерзкий, наглый, бесстрашный, Троицкий вербовал на советскую разведку немцев и австрийцев десятками. Вот один из примеров.