Текст книги "Разглашению не подлежит"

Глава шестая

В ночь на 6 февраля 1943 года двухмоторный скоростной бомбардировщик, стартовавший со смоленского аэродрома, доставил агентов немецко-фашистской разведки Романова и Глухова в район деревни Мелеховка, Лаптевского района, Тульской области. Они имели при себе коротковолновую радиостанцию, фиктивные документы, по нагану, часы, компас и советские деньги в сумме 120 тысяч рублей. Оба должны были выдавать себя за командиров Красной армии, прибывших на отдых. Штаб «Абверкоманды-103» снабдил Романова удостоверением личности на имя Курского Георгия Александровича, командира взвода 224-го артиллерийского полка, и тремя справками 909-го эвакогоспиталя о предоставлении ему отпуска после болезни со сроком годности на один месяц каждая. Глухову было вручено удостоверение личности на имя Сачковского Виктора Ивановича, командира радиовзвода 572-го отдельного батальона связи. В справках со штампом госпиталя № 2979 подтверждалось, что он находится в отпуске после ранения. Таких справок было четыре с общим сроком действия по 10 мая 1943 года.

В Смоленске, накануне вылета, Романову и Глухову было приказано осесть на железной дороге Москва – Тула и собирать данные, раскрывающие:

– дислокацию частей, их численный состав и вооружение;

– характер и количество военных перевозок по железной дороге в направлении Тулы и Курска;

– расположение военных аэродромов;

– метеорологические условия.

Полковник Трайзе и лейтенант Фуксман, проводив агентов, в ту же ночь возвратились из Смоленска в Красный Бор и стали дожидаться первой радиограммы. Радисты «Абверкоманды-103» непрерывно следили за эфиром. Но прошло трое суток, прежде чем им удалось поймать позывные Романова. 9 февраля в 16 часов 30 минут он сообщил:

«Самочувствие хорошее. Рация в полной исправности. Направляемся к месту назначения».

А еще через три дня, 12 февраля и тоже в 16 часов 30 минут, Романов радировал, что они прибыли в поселок Липки, остановились у знакомых и приступили к работе.

17 февраля полковнику Трайзе были доложены первые результаты их наблюдений:

«На железной дороге круглосуточное движение. Проходит 16–18 поездов. Прошло три санитарных, шесть с красноармейцами».

Шеф был доволен. Он сам сочинил ответную радиограмму, приказал перевести ее на русский язык, зашифровать и срочно передать Романову. Срочность вызывалась необходимостью. Со вчерашнего дня на столе полковника лежали доставленные ему разведчиками русские газеты, в которых были напечатаны новые знаки различия бойцов и командиров Советской армии. Советское правительство решило ввести погоны. Проявят ли расторопность Романов и Глухов, не останутся ли белыми воронами?

«Поздравляю с приездом, – написал Трайзе. – Купите себе погоны. Наблюдайте движения по железной дороге, особенно в сторону Тулы… Кроме количества эшелонов, рода войск, сообщите по возможности и номера их».

В дальнейшем обмен радиограммами между штабом «Абверкоманды-103» и обосновавшимися на железнодорожной станции разведчиками происходил регулярно. Центр получал самую свежую информацию, которая незамедлительно передавалась фронтовому командованию. Уже в марте, по представлению шефа, Романов и Глухов были награждены орденами «За храбрость» 2‑го класса.

«Мы рады поздравить вас с заслуженной наградой, – радировал им полковник, – с нетерпением ждем тот день, когда сможем вручить вам эти ордена. Высокая награда обязывает вас быть бдительными и верными».

Активность агентов доставляла Трайзе и некоторые хлопоты. Очень скоро сели батареи. На вербовку людей, которые смогли бы добывать нужные сведения, Романов быстро истратил все денежные запасы. Поэтому в конце марта он попросил срочно прислать ему «посылку». Человек, которому будет поручена ее доставка, должен явиться в поселок Липки на улицу Путейцев, 23.

Трайзе велел лейтенанту Фуксману позаботиться о батареях для коротковолновой рации, советских деньгах на сумму не менее 300 тысяч рублей и документах, необходимых курьеру. Затем он позвонил капитану Вольфу, сменившему доктора Пониковского, и сказал, что желает видеть его у себя в штабе так скоро, как только позволят дорога и машина.

Новый начальник школы прибыл через час. В просторный, обставленный мягкими кожаными креслами кабинет шефа абверкоманды вошел офицер выше среднего роста, немного сутулый, с лицом, напоминавшим человеку о его предках. Оно было крупное, продолговатое, нижняя челюсть заметно выдавалась вперед. Большая, бросающаяся в глаза лысина была обрамлена рыжей растительностью. Такая же растительность обильно покрывала и его сухие, костлявые руки.

Вольф представился:

– Я имею честь доложить вам, господин полковник, что почти весь состав вверенной мне школы и имущество благополучно переброшены в Борисов.

Он полагал, что именно это послужило причиной его вызова, и поторопился прямо с порога доложить о главном.

– Надеюсь, вы не перестарались, капитан? – Трайзе жестом пригласил его занять кресло у стола. – Выпускников не вывезли?

– Никак нет! – Капитан щелкнул каблуками, сделал несколько легких шагов и опустился в кресло.

– Мне позарез нужны люди. Надежные люди. Положение на фронте обязывает нас действовать.

– Для каких целей, господин полковник?

– Человек, которого вы мне назовете, должен доставить за линию фронта питание для рации, деньги и документы. Поручение очень ответственное, наши агенты надежно осели и снабжают командование отличной информацией. Их нельзя подвергать риску.

– Понимаю, господин полковник. С этим поручением я советую послать Шубова.

– Вы уверены, что он справится? И притом лучше других? А Меншиков? Что, если поручить ему?

– Меншиков пока не в форме. У него скверное настроение.

– Отчего же у него скверное настроение?

– Ребенок… У него умер ребенок.

– То есть как это умер? – Полковник уперся руками в подлокотники кресла, подался вперед корпусом.

– По вине врача, – поспешил объяснить капитан Вольф. – Недосмотр после родов…

Трайзе в одно мгновение вылетел из кресла, словно его катапультировали. Прокатился несколько раз на своих кривых коротких ногах по кабинету, уставился на капитана поблекшими от гнева глазами.

– На фронт! На передовую! – заорал он во всю сохранившуюся силу своего старческого голоса. – Сейчас же!

– Слушаюсь, господин полковник, – Вольф выпрямился, вскочив.

– Он круглый идиот, этот ваш врач. Он ничего не смыслит в нашем деле. Ребенка надо было спасти… Во что бы то ни стало. Мы держали бы Меншикова не одной, а двумя руками… Двумя, слышите! На фронт идиота!

– Отправлю немедленно. Сегодня же… Что касается Меншикова, то я глубоко убежден в его порядочности. Он не подведет нас, господин полковник.

Капитан угадал, что сказать. Пониковский на его месте сказал бы совсем другое, чем только подлил бы масла в огонь. Трайзе разбушевался бы пуще прежнего. А тут, после таких слов начальника школы, он сразу успокоился и вернулся в кресло.

– Садитесь, Вольф, – примирительно сказал шеф. – Я с вами согласен, пошлем Шубова.

Трайзе лично следил за тем, как снаряжали курьера, сам инструктировал его. А когда Шубова повезли в Смоленск на аэродром, приказал отправить в Липки радиограмму:

«Курьер уже в пути. Он привезет все необходимое. Из 300 тысяч рублей 100 тысяч употребите для вербовки новых источников из железнодорожников. Вы сами знаете, какую пользу это приносит… Курьера оставьте пока у вас: он вполне надежный».

Шубов добрался до Липок, но результаты его поездки оказались плачевными.

«Человек, которого вы послали, пришел, – радировал Романов в центр. – Посылки не принес. Утверждает, что потерял во время приземления. Это опасно, могут найти. Оставаться ему с нами тоже опасно. Сообщите, что делать?»

Но центр ответил лишь на следующий день:

«Очень жаль, что курьер, присланный к вам, не нашел посылку. В ней ничего опасного для вас не было, так что за себя будьте спокойны. Пусть Шубов отдаст вам бланки, с ними вы сможете оставаться на вашем месте, а также сорок тысяч рублей из денег, которые он имеет при себе. Сам Шубов должен сейчас же идти назад. Доктор».

Миновали еще сутки. Трайзе успел вызвать капитана Вольфа и отчитать его за Шубова. Подсунул курьера! Хорошо еще, не попал в руки советских чекистов. Наверняка все разболтал бы. Слюнтяй, а не разведчик. Вернется – свое получит. С такими церемониться нечего.

Однако Шубов не вернулся. Из Липок сообщили, что он ушел на рассвете 10 мая, оставил бланки и 15 тысяч рублей. Ушел и как в воду канул. Несколько ночей Трайзе почти не спал. Полковник успокоился только тогда, когда его радисты перехватили радиограмму штаба одного из советских соединений Западного фронта: «На участке Васильева при задержании оказал вооруженное сопротивление и скрылся в направлении линии фронта неизвестный, имеющий приметы: среднего роста, лет 28–30, шатен, худощавый, одет в форму старшего лейтенанта, вооружен наганом. Примите меры задержания. Немедленно донесите». Точные приметы Шубова. Значит, курьер возвращается. Если свои не ухлопают, скоро будет в Смоленске. Доложит обо всем, и больше он не нужен. Ни здесь, ни там.

Однако судьба Шубова от шефа уже не зависела. Из нового радиоперехвата следовало, что неизвестный в форме старшего лейтенанта убит. В его карманах найдены документы на имя Шубова.

Между тем радиограммы от Романова поступали все более тревожные. В них говорилось о плохой слышимости, о том, что батареи окончательно садятся и поэтому медлить с помощью дальше нельзя.

«Мы еще никогда не находились в столь отчаянном положении, – жаловался шефу Романов, – об этом вам расскажет Шубов. Умоляем принять радикальные меры. Посылку ждем в течение месяца. Просим учесть, что русские объявили перерегистрацию отпускников из госпиталей. Намерены заменить документы. 30 июня истекает срок действия старых. Нам позарез нужны новые документы и командировочные бланки. Шлите срочно».

Трайзе решил готовить нового курьера.

Доверить доставку всего того, в чем так нуждался Романов, он мог теперь только Козлову. Последнее время Александр Иванович жил и в Катыне, и в Борисове. Школу он закончил, и капитан Вольф часто поручал ему занятия с новичками. Он брался за это дело с охотой, так как получал возможность знакомиться с теми, кого еще недавно завербовали немцы. Побольше узнать людей, получше запомнить каждого. Пошлют на задание – пригодится. А скоро, наверное, пошлют. На днях пристал к нему один из новеньких, агитировать начал: если, мол, окажемся когда-нибудь там, среди своих, сразу же сдадимся…

– Как хочешь, так и поступай, – ответил ему Козлов.

– Ну а ты? – допытывался тот. – Как ты хочешь? На черта сдались они тебе, эти фрицы!

– Мне, брат, нельзя. У меня здесь жена.

Конечно же, это была проверка. Новенького подослал к Козлову не кто иной, как лейтенант Фуксман. Курсанты вообще мало разговаривали друг с другом, а тем более о подобных вещах.

Фуксман был человеком хитрым и проницательным. Опасаться его надо было больше, чем Пониковского. И именно он, лейтенант Фуксман, первый заговорил с Козловым о предстоящем задании.

В середине июня Александра Ивановича вызвали в штаб «Абверкоманды-103».

– Меншиков, я рад сообщить вам волю нашего шефа, – сказал, хитро щуря глаза и чуточку улыбаясь, Фуксман. – Через несколько дней вы будете заброшены в тыл Красной армии. Готовы ли вы выполнить задание немецкого командования?

– Да, готов.

– Вот и отлично! – Фуксман от удовольствия потер руки. – Ценю вашу решительность. Но для полного успеха, кроме решительности, нужна и осмотрительность. Новичку тем более. Ведь, как говорят русские, и на старуху бывает разруха…

Фуксман хорошо говорил по-русски и любил к месту и не к месту, очень часто перевирая, употреблять русские пословицы. Его отец до революции жил в Харькове, имел там собственную мельницу. Накануне войны Фуксман-сын, по заданию гитлеровской разведки, дважды побывал в Советском Союзе в качестве туриста.

– Может быть, вы пошлете меня с женой? – спросил на всякий случай Козлов, заранее зная, что ему откажут.

– С женой? – Фуксман на минуту задумался. – Зачем с женой? Баба с воза, кобыла легче…

– Как вам угодно. Я готов и один. – Козлов понял, что его настойчивость вызовет подозрения.

– Один пойдете, один, – поспешил подтвердить решение своего шефа Фуксман. – Вы будете посланы в форме капитана Красной армии. Мы могли бы надеть на вас и форму майора, вид у вас солидный, внушает доверие, но ваш возраст… Кстати, сколько вам?

– Двадцать два.

– Завидую, – вздохнул Фуксман. – Столько же мне было двадцать два года назад… Так вот, мы пошлем вас капитаном. Молодой и растущий советский офицер… Я знаю, в России это вызывает уважение.

– Так точно, – подтвердил Козлов.

– Мы дадим вам другую кличку. Здесь вас знают как Меншикова, а там… – он на минуту задумался. – Что, если Раевский?.. Звучит! Особенно в России. Батарея Раевского, помните? Здорово описал ее в «Войне и мире» заблудший старец. На эту фамилию заготовим для вас документы. Вы будете заброшены как курьер – передадите нашим людям все, что поручим, и вернетесь обратно. Их адрес, пароль, а также способ возвращения объявим вам перед вылетам. Еще не все детали отработаны.

Фуксман снял телефонную трубку, сказал что-то по-немецки. Вскоре порог кабинета переступил пожилой человек с густой седой шевелюрой. На почтительном расстоянии от стола лейтенанта он отвесил низкий поклон и, медленно разогнув спину, учтиво спросил:

– Что изволите, господин лейтенант?

– Займитесь этим молодым человеком, – он кивнул в сторону Козлова. – Времени у него в обрез, так что прошу поторопиться.

– Покорнейше слушаюсь.

– Он снимет с вас мерку, – пояснил Фуксман Козлову, – и подгонит форму. Чтоб как с иголочки. Обмундирование новое, вам придется малость обкатать его, придать ему обжитой вид. Поняли? От портного идите прямо в бюро по изготовлению документов. Там уже все знают. Документы будут такие, что комар носа не поточит. Если не понравятся – разрешаю забраковать. Переделают.

Лейтенант говорил спокойно, ничуть не повышая голоса. Опытный разведчик, он умел владеть собой и скрывать свои истинные чувства.

– Позволите приступать? – напомнил о себе портной.

– Да, приступайте.

– Молодой человек, прошу, – он предупредительно распахнул дверь, пропуская Козлова.

Работал портной с таким же усердием, как и отбивал поклоны начальству. Козлова все время так и подмывало заговорить с ним, ну хотя бы спросить, много ли клиентов обслужил он за последний месяц. Однако мастер умел держать язык за зубами. Сказал лишь, что зовут его Александром Михайловичем и что когда-то он жил в Москве.

– Давненько столичку нашу белокаменную не навещал. В позапрошлую зиму крепко надеялся, да, к несчастью, осечка вышла. А нонче уже и не знаю когда. Ежели германцы поднажмут – опять припадет на зиму. О господи! – вздохнул он на прощание.

«Гад… Законченный гад, – подумал о нем Александр Иванович, направляясь в бюро. – Продался с потрохами».

Изготовлением документов занимались двое русских. Тот, которого в школе называли полковником, был старшим. Кличка Ветров ничего не говорила об этом человеке, участвовавшем в первых боях с гитлеровцами. Где его захватили в плен, при каких обстоятельствах – никто не знал. Зато все знали, как немцы ценят «полковника».

Совсем недавно, в начале мая, капитан Вольф перед строем вручил Ветрову бронзовую медаль «За храбрость». Он расхваливал его на все лады, утверждал, что этот русский всего себя отдает делу победы германской армии. Неужели это правда? Неужели человек, заслуживший в Красной армии звание старшего офицера, может добросовестно работать на врага? Познакомиться бы с ним поближе, но как? Где? Случайные встречи с Ветровым редки, а в бюро немцы никого не пускают. Ведь там документы на всю их агентуру, засланную в тыл Красной армии!

«Вот где надо было мне поработать, – огорчался Александр Иванович. – Как много узнал бы. Вся их сеть была бы в моих руках. С каким уловом явился бы к своим!»

Но он не учитывал одного: тех, кто работал в бюро, немцы никогда не посылали за линию фронта. По той причине, что эти люди слишком много знали. А если кто-либо терял у немцев доверие, его тут же уничтожали.

Ветров встретил Козлова долгим взглядом. Даже сам Фуксман не смотрел на Александра Ивановича так пристально. Изучает? Зачем? Его дело – оформить документы. И только. Пусть и заглядывает в документы, а не в душу.

– Садитесь, Меншиков… Сережа, дай-ка мне его экипировку, – бросил он своему помощнику.

Тот собрал на своем столе заполненные бланки и переложил их на стол Ветрова.

– Все записи я сверил, – сказал он с каким-то странным присвистом. У парня не хватало верхнего переднего зуба.

– Значит, порядок?

– Ага. Полный…

– Молодцом, Сережа. Можешь теперь идти обедать. А я тут сам управлюсь.

И Сергей ушел.

– Так-так, – разглядывая Александра Ивановича, проговорил Ветров. – Стало быть, свершается священнодействие. Отрока Меншикова превращаем в отрока Раевского…

Глаза его упорно сверлили Козлова.

– Лейтенант Фуксман велел мне ознакомиться с моими будущими документами, – сказал Александр Иванович.

– К нам только за этим и присылают, – как бы между прочим заметил Ветров. – Ничем иным больше не занимаемся. И туда, куда посылают вас, нашего брата не пущают. Вот так!..

– Каждому свое. Зато вы нашего брата знаете, а мы вашего нет, – решился сказать Козлов.

Ветров засмеялся:

– А что в нашем брате интересного! Канцеляристы, и только.

– О вас много говорят.

– Ну что о нас говорят? Например, обо мне?

– Говорят, что вы были полковником…

– А интендантом второго ранга?

– Тоже говорят.

– Это потому, что вид у меня солидный. Располнел малость, брюшко округлилось. Неловко даже, ведь война. – Он помолчал, как бы прикидывая, что можно и чего нельзя говорить. – Затянулась, конечно. Вторую годовщину скоро справим. А там и третью. Но уже не в Смоленске, пожалуй. Нажимать наши стали…

«Выпытывает? – мелькнула мысль в голове Александра Ивановича. – Прощупывает? Тоже по заданию Фуксмана? Или он совсем не тот, за кого себя выдает?»

Наступил момент, когда нужно было или открыться и говорить то, что думаешь, или оставаться на прежних позициях. Первое означало большой риск. Кто знал, оправдается он или нет? Стоит ли рисковать теперь, когда заветная мечта – вернуться к своим – вот-вот осуществится? Интуиция может подвести. За что-то же наградили его фашисты? Доверили ему свою агентуру? Нет, Александр Иванович, не смей. Может быть, когда-нибудь и пожалеешь, узнав, что был не прав, все равно не смей. Никакой он не интендант второго ранга, а тем более не полковник. Просто так, разговорчики.

Ветров вдруг сам утратил интерес к своему собеседнику. Склонился над столом, приставил к глазу лупу и сразу стал похожим на часового мастера.

– Вот ваше командировочное, – сказал он, проверив сквозь лупу штамп, печать и подпись. – Ознакомьтесь.

«Дано настоящее, – читал Козлов, – гвардии капитану Раевскому Александру Васильевичу 49‑го гвардейского стрелкового полка 16‑й гвардейской стрелковой дивизии в том, что он действительно следует в город Москву в штаб формирования гвардейских минометных частей. Срок командировки – 25 июня 1943 года.

Основание: приказание начальника отдела кадров Западного фронта № 0217.

Начальник штаба 16‑й гвардейской дивизии подполковник Ефимов».

– Здесь все правильно, – сказал Козлов.

– Запомните номер своего полка, дивизии и фамилию начальника штаба, – буркнул Ветров, не отрываясь от бумаг на столе. Так, видимо, он должен был говорить каждому. – И вообще, кто вы, что вы и куда командируетесь…

– Этому меня учили.

– Тем лучше. – Ветров поднял глаза, теперь они не были столь внимательны. – А вот ваша увольнительная записка. Тоже прочтите…

«Предъявитель сего гвардии капитан Раевский Александр Васильевич действительно следует в краткосрочный отпуск в п. Липки сроком на три дня. Срок возвращения не позже……43 г.

Основание: приказ по части от «…» июня за №…

Нач. штаба ФГМЧ

гв. подполковник (Ломазов)»

Козлов читал эти фальшивки механически, не вдумываясь и не стараясь запомнить: аттестат на продовольствие за № 0661, требование на воинскую перевозку людей. Сфабриковали даже партийный билет на имя Раевского Александра Васильевича за № 4429658, выданный якобы политотделом 249‑й стрелковой дивизии.

– Тонко сработано, – сказал он, вернув все это Ветрову. – У меня никаких претензий нет.

– Документы выдаст вам лейтенант Фуксман. Он предварительно покажет их шефу, таков порядок. Ваш основной документ уже у шефа. Он отпечатан на шелковом полотне… Впрочем, сами увидите. Думаю, останетесь довольны. Мы не имеем права работать с браком. Ежели что, шеф или его адъютант все равно заметят. Глаз у них наметан.

«Почему он так говорит? «Не имеем права…» «Ежели что…» Вроде как оправдывается. А зачем ему оправдываться передо мной? Кто я для него? Такой же агент, как все. Он же ничего обо мне не знает, – одна мысль тут же сменяла другую. – Или он хотел мне сказать, что работал бы с браком, да слишком рискованно, проверяют? Или все это только мой домысел, и я, сам не замечая того, желаемое выдаю за действительное?»

Козлов встал. Чувство осторожности взяло в нем верх. Человек, которому он какие-то мгновения готов был открыться, больше не вызывал у него доверия.

– Я могу идти? – спросил Александр Иванович, пятясь к двери.

– Да, идите, – ответил тот равнодушно и сухо.

У всех агентов дороги начинались одинаково. На следующий день Козлова отвезли в Смоленск. Он очутился в том самом здании, в котором останавливался ровно год назад. Тогда он ехал в школу, теперь из школы. Здесь, на Красногвардейской улице, в доме № 14, полковник Трайзе и лейтенант Фуксман инструктировали каждого, кто уходил за линию фронта.

Вечером 21 июня Александру Ивановичу выдали форму советского капитана, и лейтенант Фуксман тщательно осмотрел его. Гимнастерка и бриджи сидели на Козлове как нельзя лучше.

– Гвардеец! Настоящий гвардеец! – не скрывал Фуксман своего удовлетворения. – А если еще малость украсить, а? Комар носа не поточит!

Он достал из пухлого, кожаного портфеля и сам же прикрепил к гимнастерке гвардейский значок и медаль «За отвагу». Шпион даже внешне должен внушать доверие. Он не просто служит в гвардейской части, он боевой фронтовик: и порох нюхал, и отличиться успел!

– С документами знакомились? – спросил Фуксман, вытряхивая на стол содержимое своего портфеля. Кроме уже просмотренных Козловым различных удостоверений, там было несколько пачек советских денег и крупномасштабные карты.

– В бюро мне сказали о каком-то основном удостоверении, – напомнил Козлов. – Оно на шелковом полотне…

– Вот это удостоверение, – Фуксман быстро отыскал его и передал Козлову. – Мы заготовили на тот случай, если вас задержат во фронтовой полосе. Здесь сказано, что вы, Раевский, являетесь разведчиком штаба Западного фронта. Командирам соединений и частей предлагается оказывать вам всяческую помощь.

Обычно сдержанный и серьезный, Фуксман на этот раз даже рассмеялся. Вероятно, от мысли, что ему удастся поводить за нос советских командиров.

– Эти фамилии подлинные? – спросил Александр Иванович, прочтя подписи начальника разведотдела и комиссара штаба фронта.

– Можете не сомневаться. Германской разведке все известно.

– Значит, комар носа не подточит?

Фуксман открыл глаза: вот оно то слово, которое он забыл и никак не мог вспомнить. Не поточит, а подточит. Чертова буква!

– Да, да, не подточит… Господин Меншиков, вы ужасно деликатный человек.

– Я же разведчик. Надеюсь, что и лейтенант Фуксман ужасно деликатный. Не так ли?

– Так, так… Хотя, впрочем, меня здесь еще очень плохо знают. Одному вам, господин Меншиков, скажу: я вижу больше, чем сам шеф. Он уже стар и держится здесь только благодаря мне, уверяю вас. Старик нервный и слабохарактерный. – И спохватившись, попросил: – Смотрите не проговоритесь, пожалуйста. Он ведь еще и мстительный.

– Чем скорее пошлете на задание, тем больше шансов, что не проговорюсь, – сказал Александр Иванович как бы в шутку: на самом деле ему хотелось вызнать, когда же лететь.

– Отправим вас сегодня, к тому же на скоростном бомбардировщике. Машина надежная. Выброситесь в районе Тулы, – Фуксман разложил карту, обвел цветным карандашом место, где должен приземлиться Козлов. – Потом выйдите на этот большак, – он опять провел карандашом, – остановите попутную машину, и вас довезут до города. Дальше отправляйтесь на вокзал, берите в кассе по нашему требованию билет до Липок. Продовольствие по аттестату получать в Туле не советую, мы дадим вам деньги. В этих пачках двадцать тысяч. Да полмиллиона повезете в чемодане. Так что хватит. Избегайте лишний раз показывать документы. Чем черт не шутит!..

В комнату быстро вкатился полковник Трайзе. Лейтенант Фуксман вскочил, вытянул по швам руки.

– У вас все готово? – с ходу спросил его шеф по-немецки.

– Так точно, господин полковник!

– Как чувствует себя Меншиков?

– Хорошо.

– Кар-р-рашо! – Трайзе шагнул к Козлову, восторженно похлопал его по плечу. – Лейтенант, переведите, я должен объяснить ему наше задание, – продолжал полковник по-немецки.

– Меншиков, в школе вас научили всему, что требуется разведчику, – переводил Фуксман слова шефа. – Я надеюсь, что и знаний, и уменья у вас достаточно. Мы посылаем вас с чрезвычайно ответственным поручением, которое никому другому я не могу доверить. Сегодня ночью вы будете сброшены с парашютом по ту сторону фронта. Не задержитесь с прыжком: самолет не бык, его не остановишь. После приземления доберетесь до Тулы. Дальше на поезде направляйтесь к поселку Липки. На улице Путейцев разыщите дом номер двадцать три. В этот дом принесете нашу посылку радистам – чемодан с пакетами, сухими батареями, обмундированием. Передадите их лично Кудряшову. Это наш агент, он учился вместе с вами, и вы его знаете в лицо… Пароль: «Прибыл от доктора». Скажите ему, что нас срочно интересуют сведения о советских войсках в районе Орла и Курска. Все, что перебрасывают туда русские из Москвы через Тулу, должно быть известно нам. Больше ни о чем не говорите. Вручите посылку и следуйте обратно в Тулу. Постарайтесь собрать сведения о войсках в этом районе, вплоть до Орла. Возвращаться будете через Сухиничи. Фронт перейдете у деревни Палики. Первому встретившему вас немецкому командиру скажите: «Штаб Смоленск». Затем вы будете немедленно доставлены сюда. Наши передовые части будут предупреждены. Все ли вам ясно?

– Да, все, – твердо ответил Козлов.

– Повторите задание.

Козлов повторил точно, слово в слово. Фуксман перевел его ответ шефу.

– Я вами доволен, Меншиков. Прошу и в дальнейшем не разочаровать своего начальника. Я ведь всегда так хорошо относился к вам. Скажите, я правду говорю?

– Да, это правда.

– Будут ли у вас просьбы?

Козлов отрицательно покачал головой.

– Тогда поехали. Ровно через час вылет.

«Оппель-адмирал» поджидал у выхода.

По пути на аэродром Козлов безуспешно пытался вспомнить, кто из радистов школы был Кудряшовым. Кажется, такого он не знал. В самом деле, не мог же он забыть человека, с которым учился. На память пока не жаловался. Но и шеф вряд ли мог напутать. С какой целью? Просто запамятовал, склероз? В таком случае его поправил бы Фуксман. Однако лейтенант промолчал, значит, все было правильно. Или они сознательно скрывают от него настоящую кличку агента? Не верят, опасаются провала. Переспросить, так сказать, в порядке уточнения? А если это не понравится? Впрочем, черт с ним, с этим Кудряшовым, никто и не собирается заезжать к нему в Липки.

Двухмоторный ночной бомбардировщик «Дорнье-217» уже стоял на взлетной полосе. Лимузин, притормозив, свернул с дороги и направился к нему.

Трайзе до конца старался казаться внимательным и добрым. Свою роль матерый разведчик играл неплохо. Он только наивно полагал, что его доброта что-нибудь значит. На прощание обнял Козлова, пожал руку. Фуксман перевел его слова:

– До скорой встречи, Меншиков. Мы, то есть я и ваша жена, будем молить бога, чтобы все обошлось благополучно. Вернетесь, немецкое командование щедро наградит вас.