Текст книги "Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения"

О рефлексах сосредоточения

Символические рефлексы

Личные рефлексы

Рефлексы сосредоточения – это внимание, а символические рефлексы – это речь. Как только не извернешься, чтобы быть самым научным из всех охотников за куском естественнонаучного пирога!

Наверное, наиболее близким к тому, что мы представляем себе психологической наукой, была работа ученика Бехтерева А. Ф. Лазурского «Психология общая и экспериментальная», вышедшая в 1912 году. Лазурский был достаточно независим от Бехтерева и шел, хоть и в школе, но своим путем.

Предмет и задачи

Методы психологии

Физическое и психическое

Общее подразделение психических процессов. Классификация душевных явлений.

Личность и ее элементы

Ассоциации

Ощущения…

Процесс восприятия

Память

Воображение

Мышление

Внимание

Пространство и время

Чувство…

Волевые процессы…

Умственная работа…

Лазурский еще до предложения Введенского применить «бритву Оккама-Введенского» избирает говорить о мышлении и не говорить ни о разуме, ни о рассудке, будто подтверждая, что так уже принято у психологов. Он действительно не нуждается в «лишних сущностях», спокойно обходясь обедненным языком простонаучья:

«Всю обширную область мыслительных процессов можно разбить на две большие группы, или, вернее, во всяком мыслительном процессе можно выделить две различные стороны, которые обычно бывают связаны между собой и идут рука об руку: во-первых, образование общих представлений и отвлеченных понятий, во-вторых, образование суждений и умозаключений» (Лазурский, с. 152).

И далее увязывает суждения и умозаключения с ассоциациями, верно следуя за своими английскими учителями, с которых и началось победное вхождение естествознания в психологию. Лишь изредка он вынужден оговариваться, но не в том смысле, что это работа рассудка, а в том, что тут он вторгается в сферу влияния логики…

Это была психология, полностью забывшая душу. Можно назвать ее именем, которое придумал для своей науки Вильгельм Вундт – психофизиология. Но рядом еще жила другая психология – умирающая наука о душе.

Глава 4. Тело науки о душе

Среди тех психологов, кто во второй половине девятнадцатого столетия исходил из того, что психология – это наука о душе, тоже были люди, так сказать, полярные. Одни из них считали, что новые веяния, вроде учения о нервной системе, надо лишь поминать в связи с психологией. Другие же, вроде Ушинского, считали, что надо всё отдать за право психологии стать естественной наукой.

Последним из психологов, кто создавал науку о душе, был Григорий Иванович Челпанов. Он значительно пережил революцию и умер лишь в 1936 году. Но работать ему не дали, его просто выгнали из созданного им института экспериментальной психологии, и заселили его юными марксистами.

Но начать стоит с нашего знаменитого педагога Константина Дмитриевича Ушинского. Он издал прославившую его книгу «Человек как предмет воспитания» еще в 1868 году. Весь ее первый том, в сущности, есть учебник психофизиологии. Начну с него.

Шестидесятые годы были временем, когда естествознание разрушало Россию. Шла травля всех, кто пытался вступиться за душу. То, как издевались над заведующим кафедрой философии Московского университета Юркевичем, навсегда останется позорной страницей нашей интеллигенции. Велась мощная пропаганда нового мировоззрения, зарождалось революционное подполье и терроризм. Люди боялись бесов… Так Достоевский назвал новых благодетелей России.

От страха ли, от поражения ли сознания, но Ушинский пишет свой педагогический бестселлер как призыв учителям быстро распрощаться с прежним мировоззрением и перейти на службу Науке. В общем, это было большое и подлое предательство, откровенное предложение подсуетиться и занять местечко потеплей, продавшись новому хозяину мира. Книга начинается с большого раздела, посвященного физиологии.

При этом Ушинский, безусловно, верит в душу. Психологический раздел начинается с рассуждений, которые не позволяют в этом усомниться:

«Отношение, в котором душа поставлена к нервному организму, составляет одну из величайших тайн творения, которая, возбуждая сильнейшее любопытство в человеке, остается для него непостижимою, хотя человек, так сказать, живет посреди этой тайны и каждым своим действием, каждою своею мыслию решает на практике задачу, неразрешимую для него в теории.

Теперь, по крайней мере, ясно для нас уже одно, что нервный организм стоит неизбежным звеном и единственным посредником между внешним миром и душою» (Ушинский, с. 187).

Действительно, восприятие внешнего мира, как и управление телом, идет с помощью нервной системы. Но почему ради этого важного звена надо забывать о душе и заниматься только им?!

Впрочем, вопрос риторический. Важнее то, что вторая часть первого тома книги Ушинского, в сущности, была курсом общей психологии. Перескажу основные понятия, отразившиеся в оглавлении этой части.

Переход от физиологии к психологии

Сознание

Процесс внимания

Что такое значит сознавать?

Припоминание

Ассоциация представлений…

Что такое память?

Процесс воображения

Рассудочный процесс…

Противоречия, вносимые духом в мышление

Противоречия идеи причины и идеи свободы…

Что такое сознание?

Это иная психология. В ней еще есть ассоциации и очень много про рассудок. Есть и глава, поминающая мышление. Но сама она начинается со слов: «рассудочный процесс…» и вся посвящена рассудку. Похоже, Ушинский вовсе не осознавал значения слова мышление и использовал его еще в бытовом смысле.

Зато его осознавал Константин Дмитриевич Кавелин, издавший свои «Задачи психологии» на четыре года позже выхода книги Ушинского. Кавелин был гением психологии, в сущности, он прозревает то, что станет главным для этой науки на век или более вперед. Психологии еще предстоит догнать Кавелина, но произойдет это лишь тогда, когда она снова станет наукой о душе. Вот оглавление его «Задач»:

Введение

Доказательства самостоятельности и самодеятельности психического начала (то есть души – АШ)

Отношение психического организма к материальному миру

Явления, имеющие двойственный, и материальный и психический характер

Прирожденные свойства психического организма

Процессы мышления

Произвольная деятельность

В том же 1872 году выходит в свет «Логика» Михаила Ивановича Владиславлева. А в 1881 году он издает двухтомник «Психология». Исследование основных явлений душевной жизни». После него выйдет «Курс психологии» Льва Михайловича Лопатина (1903), и многократно переиздававшийся «Учебник психологии» Челпанова. О Владиславлеве и Челпанове надо говорить вместе. Поэтому сначала оглавление «Курса психологии» Лопатина:

Основные методологические соображения. (Много о самонаблюдении – АШ)

О предмете психологического изучения

Отношение души к телу

Бессознательная душевная жизнь

Проблема взаимодействия духовного и телесного начал

Краткий очерк психологии ума по данным внутреннего опыта (Нервы, ощущения и ассоциации – АШ).

И вот Владиславлев и Челпанов. Почему я их объединяю? Потому что в их психологиях отсутствует мышление. Но при этом они оба писали учебники логики. И оба заявляли в них исходно: логика есть наука о мышлении. О правильном мышлении, если быть совсем точным. И это не психологический подход. Но начинали они свои логики с очерков психологии и прямо задавались вопросом: что есть мышление? И что есть приемы мышления?

Психологии тех, кто не принял естественнонаучного мировоззрения, очень отличаются от того, что мы знаем под этим именем сегодня. Я даже не хочу больше приводить оглавлений. Достаточно сказать, что в них была душа и не было мышления в современном его понимании.

О понимании мышления Владиславлевым и Челпановым я буду говорить особо. Хотя они и были самыми яркими представителями той русской психологии, которая не отреклась от души, но вынуждена была говорить на новом, естественнонаучном языке науки.

Но были и такие мыслители, которые писали о психологии еще тогда, когда о естественной науке не было и слуху. Наши философы первой половины девятнадцатого и все восемнадцатое столетие пытались размышлять о душе. Приведу несколько оглавлений из книг, вышедших в сороковых-пятидесятых годах девятнадцатого столетия.

Приведу, чтобы вспомнить, чем была русская Наука о душе.

«Умозрительная психология» Федора Голубинского:

О том, какое есть сходство с Бесконечным Существом в сущности и главных силах души

Что такое душа в метафизическом смысле?

О связи души с телом

Где седалище души?

О высших силах души

О происхождении души человеческой и разных периодах ее бытия

О первоначальном состоянии души человеческой и причинах ее ниспадения из своего состояния

О значении настоящей жизни души

О бессмертии души человеческой

«Психология» Никифора Зубовского.

Понятие о психологии

Часть первая психологии о душе человеческой, как существе

О природе души человеческой

О союзе души с телом

Часть вторая о душе человеческой, как силе действующей

Предмет деятельности души

Характер деятельности души человеческой

Способы деятельности души

Способности, приобретающие материю для познания

Разум

Способности, преобразующие данный материал в предметы ведения

Рассудок

Способности, сохраняющие приобретенный и преобразованный материал познания

Круг способностей чувствующих

Круг способностей желательных

Из «Вступительной лекции в психологию» Василия Николаевича Карпова, который, кстати, как Владиславлев и Челпанов, тоже занимался мышлением в рамках логики:

«Итак, психология должна изложить:

1) Феноменологию души, 2) Биологию души и 3) Патологию души» (Карпов, с. 250).

Не думайте, что под биологией здесь понимается то, что и в естествознании. Биология, по прямому значению греческой ее основы, – это наука о жизни. Биология души – это наука о жизни души как тела, которое переживет смерть.

Но этой науки уж нет…

Глава 5. Как менялась психология

Думаю, приведенные мною примеры достаточно очевидно показывают, что наука, именовавшая себя психологией, менялась от эпохи к эпохе, и меняла она при этом свои парадигмы, корпус или тело. То есть состав основополагающих понятий, делающих науку мировоззрением. От мировоззрения зависит, в каком мире мы живем.

Это кажется странным: должно бы от мира зависеть, каково наше мировоззрение. Материализм убедил нас, что материя первична, а сознание вторично. Но убедительность не есть истинность. Мы не тела. Мы души, воплотившиеся в тела. Тела наши живут в едином мире по имени Земля. Но мы все живем в очень разных мирах, совмещаясь в пространстве, как это свойственно нашему сознанию – умещать самые разные вещи в одном и том же пространстве.

Да и что ходить за далекими примерами: один человек глядит на меня и видит тело, другой – душу. Один говорит о том, сыт и здоров ли я, одет и обут ли… Другой о том, ради чего я не сыт и не одет… Для одного я неудачник, для другого – гений, которому надо подражать!

Мир был одним для тех психологов, у кого была душа. Он был труден, он был сплошным уроком и испытанием, но он был прекрасен и оправдан. Мир стал другим для психологов без души. Он несправедлив, в нем хорошо живут только американцы, потому что у них наука финансируется лучше, то есть богаче…

Я хочу сделать несколько сводных образов того, что было телами психологии в разные ее периоды. Я уже показывал, что в оглавлениях психологических трудов много лишнего. Это потому, что психологи часто не владеют как раз искомым мною рассуждением и не в силах обобщать понятия. Поэтому они выносят в оглавление, то есть в Головы своих трудов, на равных как главное, так и второстепенное. Попробую сделать выборку того, что повторяется из работы в работу, начиная с самых ранних психологических трудов.

Если начинать с психологов восемнадцатого века, вроде Аничкова, Золотницкого, Шварца, Щербатова, Радищева, то основным для них был вопрос о бессмертии души, а значит, и вообще о бессмертии. Однако за этим стояло более широкое понятие о душе. Это ярче всего видно в «Науке о душе» Ивана Кандорского. На основании его образа психологии я и попытаюсь создать сводное тело Науки о душе.

Итак, первое, что утверждает Кандорский как начало психологии:

О том, что душа есть, или о бытии души нашей.

Затем перед ним встает вопрос о том, как ее познавать и как познает она. Отсюда воля и желания. Затем способности и склонности души. О союзе и соединении души и тела. Об идеях. О свойствах духа. О душах животных.

Психологи девятнадцатого века, как вы видели, перерабатывают этот образ. Но в целом сохраняется следующее:

Наука о душе

Душа есть. Она существо или тело, состоящее из особого, духовного вещества.

Душа познаваема. Познание ее доступно каждому в меру его развития. Кто-то может созерцать душу непосредственно, кто-то лишь через ее явления. Путь непосредственного созерцания душ доступен мистикам. Поэтому наука избирает изучать душу через явления ее, тем самым заявляя себя как особый путь познания.

Явления души человеку воплощенному по преимуществу даны через тело. Задача психолога научиться видеть сквозь эту оболочку то, что к нему не относится. Поэтому важнейшим вопросом становится то, как душа соединяется с телом. В сущности, это предмет психофизологии и должен быть признан очень важной частью психологического познания.

Но основное тело психологии связано с «биологией души», то есть с описанием собственно душевных черт, качеств и способностей, включая ее болезни.

Биология, как описание жизни тел, заставляет сравнивать способности тела физического, тели, и способности тела духовного, собственно души. Так выделяются те способности, которые явно не могут быть телесными:

Желания (в отличие от телесных потребностей)

Чувства

Воображение

Разум

Рассудок

Все это нужно затем, чтобы появилась возможность не только познать, но и понять себя. То есть ответить на вопрос о своем предназначении или о задаче, ради которой моя душа пришла в этот мир.

Вот приблизительный образ Науки о душе, как она складывалась в трудах русских мыслителей до появления естествознания.

С появлением же его к этому образу начинают добавляться рассуждения о нервной системе как о действительном деятеле, производящем душевные явления. Тем самым исчезает тот, кто являет себя в явлениях, а вместо него рождается некое темное пятно человеческой природы по имени психика.

Крайними случаями подобного движения были рефлексологии, вроде Бехтеревской, Павловской, Корниловской или бихевиористской (Уотсон). Я не буду делать сводный образ этого тупикового направления. Перейду сразу к тому умеренному корпусу психологии, что победил в советской науке с помощью Рубинштейна.

Я даже не буду обобщать его. Подобную работу проделали сами русские психологи уже значительно позже падения советской идеологии. Причем проделали с тем психологом, с которым Рубинштейн, можно сказать, воевал в своих «Основах общей психологии», с Выготским.

В двухтысячном году один из последователей Выготского, доктор психологических наук, профессор Н. Е. Веракса осуществил грандиозный труд, сведя разрозненные работы своего учителя в один большой том, подобный «Основам» Рубинштейна. В сущности, он сделал то, что не успел сам Выготский. И сделал добротно и с любовью, так что теперь школа Выготского, помимо неудобного в использовании шеститомного собрания сочинений учителя, имеет и Корпус основных работ.

Но вот какую шутку сыграло с психологами мировоззрение. Корпус этот выстроен строго по тому образу, что был закреплен Рубинштейном. Иначе говоря, школа Выготского, который придерживался иных взглядов, чем Рубинштейн, и, конечно же, сам построил бы Общую психологию иначе, доведись ему это делать, впихнула мастера в ложе, приуготовленное врагом…

Конечно, Рубинштейн не был настоящим врагом Выготского. Это условность. Или как это называется в науке, когда одна школа воюет с другой, как воевали все советское время рубинштейновцы с выготцами? Это же не мешало им вместе выпивать в кулуарах научных конференций! И все же, причесать Выготского под Рубинштейна – это, в общем-то, насилие и предательство. Этакое осквернение могилы…

Тем не менее, если теперь и труды Выготского уложены в тот же парадигмальный образ, значит, он давно перестал быть плодом Рубинштейна, а стал общенаучным. Поэтому я выделю его именно из «Общей психологии», которую никогда не писал Выготский.

Раздел 1. Методология

Раздел 2. Общая психология.

О поведении и реакции

Важнейшие законы высшей нервной деятельности (поведения) человека

Инстинкты

Эмоции

Внимание

Память и воображение

Мышление как особо сложная форма поведения

Темперамент и характер

Далее – специальные разделы, вроде психологии развития или детской психологии.

Вот это и есть основной Корпус современной психологической науки.

И я не намерен его сличать с Наукой о душе. Это так же бессмысленно, как сличать с ней физиологию.

Это разные науки, причем с очевидностью имеющие право на существование. Но если приглядеться, вся современная психология оказалась втиснутой лишь в одну из задач, которую ставила перед собой Наука о душе – она отвечает на вопрос о том, как душа проявляет себя сквозь тело.

Даже до вопроса, как соединяются душа с телом, научная психология пока не дошла. Это явное наследие той заразной болезни, которую наши психологи подхватили от Сеченова, когда увлеклись естествознанием в форме физиологии. И Сеченов был прав, требуя отдать такую психологию делать физиологам. Тут отвлеченному рассуждению делать нечего, тут должны работать «конкретные пацаны», приборно.

К сожалению, болезнь эта была столь разрушительна, что опустошила наши селения, не оставив никого, кто бы сохранил способность рассуждать о душе независимо от тела. Поэтому придется описать психофизиологическое видение мышления достаточно подробно, чтобы научиться его распознавать как явление культуры. В сущности, таким способом зараза нейтрализуется в нашем сознании, потому что воздействовать она может, лишь пока ее не осознаешь.

Сделать это нужно тем более, что сами люди, пораженные этим паразитом сознания, при этом пытались думать о самом главном, о том, чем действительно жили их души. И думали ведь. Подобно тому же метафизику Введенскому. Вот только всё их думание выходило из-под пера странным и искаженным до неузнаваемости. Хотели сказать что-то красивое и нужное, получалась либо идеологическая галиматья, либо закодированное послание несуществующему читателю…

(Конец Отступления)

Глава 3. Мышление Рубинштейна

Рубинштейн был настолько основателен в своих «Основах», что не только утвердил и закрепил новую психологическую парадигму, новое тело психологии, но и перекрыл на долгие десятилетия возможность сомнений и поиска. Его «Основы», подкрепленные всем идеологическим аппаратом Советской власти, были настолько убедительны, что достигли состояния углового камня общественного мировоззрения. Мировоззрение сообщества русских психологов-профессионалов теперь непроизвольно строится на том образе психологии, который взят ими из Рубинштейна.

Те же, кто в целом сомневается и даже воюет с современной психологией, делают это в рамках ее корпуса, утвержденного Рубинштейном. Вот зачем я показал в Отступлении, что были и до сих пор возможны иные парадигмы, иные тела этой науки. Как вы понимаете, это означает, что и понимание того, как идет рассуждение, различно, если рассматривать способность рассуждать из разных мировоззрений или ради разных целей.

Это кажется странным, но вот яркий и однозначный пример, доказывающий это. Создал его Георгий Иванович Челпанов, объясняя разницу между логикой и психологией.

«На мышление мы можем смотреть с двух точек зрения. Мы можем на него смотреть прежде всего как на известный процесс, законы которого мы исследуем. Это будет точка зрения психологическая. Психология описывает, как совершается процесс мышления.

С другой стороны, мы можем смотреть на мышление, как на средство достижения истины. Эта цель может достигаться, может и не достигаться. Логика исследует, каким законам должно подчиняться мышление, чтобы оно могло привести к истине» (Челпанов, Логика, с. 1).

Как вы понимаете, мышление логики и мышление психологии – очень разные мышления. Логика – это не наука о мышлении совсем. Это наука о «правильном мышлении» и о достижении с его помощью какой-то «истины». Челпанов, говоря это, совсем не заметил, что нельзя достигать Истину с помощью орудия, которое для этого не предназначено. А предназначенным оно может стать только в руках того, кто уже знает истину. Иначе это орудие будет заточено под то, чтобы достигать вместо истины то, что посчитал истиной его создатель. Но зачем достигать истину тому, кто уже знает ее?!

Логики создавали это орудие в надежде с его помощью достигнуть чего-то, что им было уже известно. Поэтому логики оказывались успешными, а люди спорили о том, как сделать их еще успешней. Но никто из логиков не спорил о том, что есть истина…

Вот и мышление Рубинштейна, а вслед за ним и всей нашей психологии, это какое-то особое мышление, предназначенное достигать каких-то, вполне известных психологам, целей. Сам Рубинштейн писал в 1940 году в Предисловии к «Основам», что ставил своей задачей:

«…размежевание между всем, что есть живого и передового в советской психологии, со всем отжившим и отмирающим. В конечном счете вопрос сводится к одному: превратить психологию в конкретную “реальную” науку, изучающую сознание человека в условиях его деятельности и таким образом в самых исходных своих позициях связанную с конкретными вопросами, которые ставит практика – такова задача» (Рубинштейн, 1940, с. 9).

Практикой, как мы понимаем, была практика социалистического строительства. Это значит, что мышление, как его разрабатывал Рубинштейн, должно было служить целям той власти, что заказывала эту разработку. Но пусть это останется лишь еще одним слоем культурных искажений, которые необходимо научиться различать. Меня же интересует лишь то, как мышление Рубинштейна скрывает в себе жемчужину рассуждения.

Тут, пожалуй, надо сказать о том, что Рубинштейн, как и все психологи после наглых заявлений Сеченова о том, что психологию должны делать физиологи, и утери души, был занят поиском собственного предмета этой науки. Без него она теряла право на существование. Поэтому он не пропустил рассуждения Челпанова о том, как психология отличается от логики, и почти дословно использовал в своей работе лишь с небольшим идеологическим довеском:

«Мышление является предметом изучения не только психологии, но также – и даже прежде всего – диалектической логики. Каждая из этих научных дисциплин, изучая мышление, имеет, однако, свою отличную проблематику или сферу исследования. Проблемой диалектической логики является вопрос об истине, о познавательном отношении мышления к бытию.

Проблемой психологии является протекание мыслительного процесса в сознании индивидуума, вопрос о конкретной взаимосвязи мышления с другими сторонами сознания» (Там же, с. 286).

Рубинштейн тут, похоже, не очень понимал, что сказал. В сущности, он выдал себя, признавшись, что является сторонником уже осужденной психологии сознания. И означают эти его слова то, что мышление и все, что входит в корпус психологии – восприятие, память, воображение, воля, желания, – это «стороны» или части сознания. Но после победы естествознания это было недопустимо, сознанию было отказано в праве считаться предметом психологии. Чудо еще, что его не изгнали из нее, как разум или рассудок.

Рубинштейн это прекрасно понимал. Просто нельзя говорить о психологии уж на совсем искусственном языке, не имеющем к действительности вообще никакого отношения. Иногда просто необходимо сказать так, чтобы тебя поняли. И вот выскакивают из уст психологов чуждые им «душевные явления» или «стороны сознания». А в намеренно отведенных сознанию главах поясняется:

«Новые формы общественного бытия порождают и новые формы психики, коренным образом отличные психики животных – сознание человека» (Там же, с. 109).

Как это ни печально, но даже посвящая сознанию отдельную главу, Рубинштейн не дает ему более подробного определения, чем то, что можно извлечь из этого высказывания: сознание – это форма психики. А психика – это работа нервной системы, в частности, мозга – «…у человека органом сознательной деятельности является кора…» (Там же, с. 115). И далее, и далее, вплоть до великих открытий Павлова, объясняющих сознание условными рефлексами…

Правда, в самом начале книги он дает иное определение: «сознание – это специфическая форма отражения объективной действительности» (Там же, с. 10), но оно настолько бессмысленно, что я его просто не принимаю к рассмотрению.

Сознание оказывается иным именем психики.

Подмена и противоречие. И не единственное.

Следующее противоречие, которое обязательно надо отметить, скрыто в первых же строках, посвященных мышлению:

«Наше познание объективной действительности начинается с ощущения и восприятия. Ощущение является источником, и притом единственным источником, нашего познания действительности. Но, начинаясь с ощущений и восприятия, познание действительности не заканчивается ими. От ощущения и восприятия оно переходит к мышлению.

Ощущения и восприятия отражают отдельные стороны явлений, моментов действительности в более или менее случайных сочетаниях. Мышление соотносит данные ощущений и восприятий – сопоставляет, сравнивает, различает, раскрывает отношения, опосредования и через отношения между непосредственно чувственно данными свойствами вещей и явлений раскрывает новые непосредственно чувственно не данные абстрактные свойства; выявляя взаимосвязи и постигая действительность в этих ее взаимосвязях, мышление глубже познает ее сущность.

Мышление отражает бытие в его связях и отношениях, в его многообразных опосредованиях» (Там же, с. 283).

Если не считать легкой неловкости языка, который не привык использовать слово «мышление» для выражения таких образов, само высказывание кажется верным. Особенно для профессионального психолога, который привык, что мышление и все остальные «стороны сознания» – это всё «познавательные процессы». И мышление – это познавательный процесс. Или, как говорит сам Рубинштейн:

«Мышление как познавательная теоретическая деятельность познания теснейшим образом связано с действием» (Там же, с. 285).

Это он выводит нас на единицу или «клеточку психического», о которой спорит с Выготским, считавшим такой единицей «значение», а не действия. Но пока это не важно. Важно лишь то, что при таком определении мышления, чуть не вся психология оказывается если не теорией познания, то уж точно наукой о познании.

Но вот беда, психологи не дают определения познания! В сущности, не дает его и Рубинштейн. Хотя он не зря стал классиком, начинает он свой труд с попытки разговора о знании. Попытка, конечно, слабая и не совсем удачная. Но Рубинштейн, видимо, осознавал это и в конце жизни вернется к ней в прекрасной и очень философичной работе «Человек и мир». Она тоже насквозь идеологизирована как марксизмом, так и естественнонаучностью. Но там он думает и думает так, как никто из наших психологов в его время уже думать не умел. Работа эта вышла лишь посмертно.

Но у меня сейчас нет возможности заниматься ею, пока мне важно пройти тот слой культуры, мешающий чистоте моего видения, который создал Рубинштейн, закладывая основы советской науки о мышлении. Поэтому я вынужден ограничиться тем, что он говорит о познании в «Основах общей психологии».

Говорит он о познании в связи с разговором о сознании. Все-таки Рубинштейн чувствовал, что что-то путает с понятием сознания, не в силах дать ему определения, и потому многократно к нему возвращался. В первой главе «Основ» есть раздел «Понятие сознания», который начинается со слов: «природа психического имеет двоякую форму существования или проявления» (Там же, с. 9).

Первая выражается в поведении, в деятельности, в «рефлексе», вторая – в рефлексии, интроспекции, самосознании…

Что-то из разряда откровений во сне, когда все кажется гениальным. Где тут сознание, Рубинштейн так и не сообщает, оставляя думать, что психическое и есть сознание. И принимается спорить с интроспективной психологией сознания, которая все неверно понимала. Завершается этот спор утверждением:

«Психическое не сводится к одному лишь “явлению сознания”, к его самоотражению в себе самом. Сознание человека не является замкнутым внутренним миром. Оно определяется в своем собственном внутреннем содержании лишь посредством своего отношения к внешнему, объективному миру, который оно отражает» (Там же, с. 10).

Это сон, сон о научности и марксизме. Рубинштейн просто не мог говорить, не учитывая то, что сказал, к примеру, Ильич, или то, что было принято в научном сообществе. В научном сообществе было принято считать сознание тем, что сознает. Ильич требовал говорить о нем как об отражении.

А жизнь прорывалась словами о содержании сознания, требовала видеть сознание миром, причем внутренним миром. С этим требовалось спорить, в итоге рождались бредовые опровержения, лишь нарушающие точность рассуждения, которые ничего не опровергали: сознание не является внутренним миром, потому что определяется в своем содержании отношением к внешнему миру.

Или же Рубинштейн хотел сказать, что сознание – это внутренний мир человека, лишь не замкнутый, открытый внешним воздействиям? Отчего же так и не сказал?! Тогда, по крайней мере, хотя бы родилось простейшее определение сознания.

Так же не просто складывается и понятие познания. Каким-то образом оно вползает в сон Рубинштейна через переживания. К тому же оказывается, что сознание – это не психика, психика проявляется в сознании лишь через переживания, его «особым психическим аспектом»… Сноразум – удивительная вещь!

«Переживания человека – это субъективная сторона его реальной жизни, субъективный аспект жизненного пути личности.

Таким образом, понятие переживания выражает особый психический аспект сознания; он может быть в ней более или менее выражен; но он всегда наличен в каждом реальном, конкретном психическом явлении; он всегда дан во взаимопроникновении и единстве с другим моментом – знания, особенно существенного для сознания» (Там же, с. 6).

И ведь я вполне допускаю, что Рубинштейн хотел здесь сказать нечто вполне осмысленное и даже весьма важное. Просто его мысль исказилась, проходя через слои культуры, обрастая в каждом из них признаками образованности и свойства, то есть принадлежности к своим. Вроде красивого простонаучного словечка «момент», которым настоящий русский интеллигент должен «шифроваться», чтобы его не раскусили непосвященные.