Текст книги "Заметки о воспитании детей (сборник)"

Меры против рассеянности

Нельзя не согласиться с Ушинским, что ученики могут отвлекаться по разным причинам, но учитель должен уметь возвращать их к учебе в любом случае. Как возвратить к задаче ученика, которого отвлекли его собственные мысли, было рассказано в предыдущем разделе. В этом Ушинский рассказывает о рассеянности, вызванной иными причинами.

«в) Меры против рассеянности. Кроме рассеянности частной, когда тот или другой из учащихся отвлекается от учения следами своих собственных мыслей или какими-нибудь посторонними впечатлениями (например, шепот), бывает еще общая рассеянность класса, сонливое его состояние… состояние предшествующее засыпанию» (Ушинский «Материалы», с. 405)

Ушинский видит два рода причин подобных состояний: физические и нравственные.

«Причины физические: слишком жаркая комната; слишком малое количество кислорода в воздухе… неподвижность тела, переполнение желудка, сильная усталость вообще» (Там же).

Ушинский даже не говорит, что делать в подобных случаях, настолько оно очевидно: проветрить комнату; заставить детей подвигаться, дав какие-нибудь упражнения, соответствующие случаю. Гораздо больше его занимают иные причины рассеянности, которые он называет нравственными.

«Причины нравственные: монотонность и однообразие звуков преподавания; рутинность наставника, утомление от одних и тех же занятий и тому подобное. Наставник сам невнимательный к своему делу и действующий как бы в полусне, по рутине, сам усыпляет внимание учеников…» (Там же).

На первый взгляд эта задача не кажется нравственной: однообразие звуков преподавания! Но если мы задумаемся о том, как учитель должен делать свое дело, то поймем: учитель, который не горит своим делом, просто обворовывает тех, кого ему доверили. Обучение должно воодушевлять самого учителя, если этого не происходит, он мошенник и безнравственный человек.

«Внимание самого наставника к своему делу – это главное радикальное средство против общей сонливости класса» (Там же).

К этому главному средству вполне можно добавить и всяческие приемы:

«…Песня, пропетая посреди урока, оживляет класс, будит его энергию; телесные движения, небольшая классная гимнастика, особенно для небольших детей и тому подобное. Потрясение внимания – мера, которая не дает уснуть человеку, как потрясение рукой» (Там же).

Однако приемы мало что решат, если нет главного – собственного внимания наставника к тому, что он делает. Из него рождаются принципиальные условия действительного обучения, например, занимательность.

«2) Занимательность преподавания. Занимательность эта может быть двоякого рода – внешняя и внутренняя. Самый незанимательный урок можно сделать для детей занимательным внешними средствами, не относящимися к содержанию урока; урок делается занимательным, как игра во внимание, как соперничество в памяти, в находчивости и тому подобное» (Т. ж., с. 405–406)

Это означает, что любая учеба идет лучше, если детей одновременно с содержанием курса обучать и управлению вниманием. Внимание – такая же важная часть нашей жизни, как дыхание или ходьба. Поскольку и то и другое привычно, мы перестаем не только замечать их, но и ценить. Но при этом в глубинах нашего сознания живет потребность лучше дышать, лучше ходить и лучше управлять вниманием. И мы никогда не прекращаем решать эти задачи. Поэтому обращение к обучению управлением вниманием является для человеческого разума чем-то исходным и всегда важным. Соответственно, и учеба такая всегда востребована.

Управление вниманием вызывает непроизвольный интерес, как все то, что жизненно важно. Если суметь вживить в эту учебу чтото еще, вас будут воспринимать с неизменными вниманием – ведь работа с ним и идет.

Когда Ушинский говорит «игра со вниманием» он не имеет в виду настоящие игры. Но если бы в школах ввели курс управления вниманием, то лучшего материала для него, чем настоящие народные игры, придумать не удалось бы. Изрядная часть народных игр – это просто упражнения по управлению вниманием, спрятанные в архетипическую форму жизненных положений нашей культуры.

Воспитание внимания

Последний раздел Прикладной психологии внимания назывался у Ушинского «Внимание как материал для воспитательной деятельности». Допускаю, что это самая спорная часть его педагогики, что не значит, что это ненужная часть. Скорее, это то, чем и должна была заниматься наука в своих исследованиях, чтобы прийти к определенности.

Спорность утверждений Ушинского заключаются в том, что они о самом главном. А в главном нам очень непросто найти согласие, поскольку главное связано с высокими целями и идеалами, а они у каждого свои. Поэтому в подобных вопросах стоит сначала договариваться, а не утверждать. Но начну по порядку:

«Мы не скажем ничего лишнего, если выразимся, что даже вся главная цель воспитательной деятельности состоит в том, чтобы сделать воспитанника внимательным к серьезным и нравственным интересам жизни» (Ушинский, «Материалы», с. 406).

Похоже, Ушинский считает, что сказал нечто очевидное. Но это не так. Это очень непростое утверждение, сложенное из нескольких вполне самостоятельных частей. Выделю первую в ней заявлено понятие «главная цель педагогической деятельности». Такое понятие непросто само по себе, тем более если приходится какие-то его части переводить на русский. Что такое педагогика или педагогическая деятельность? Является ли это тем, что должен делать учитель в школе? Или же это относится к воспитателю? И чем деятельность учителя отличается от деятельности наставника?

Очевидно, что все это разные виды деятельности. Научить чему-то проще, чем воспитать. А наставлять – проще, чем учить, или же это высший уровень учительства? И можем ли посчитать, то педагогика включает в себя все? В свое время я получил педагогическое образование, но у меня осталось ощущение, что педагогические вузы готовили учителей, но отнюдь не воспитателей и не преподавателей университетов. Но если исходить из того, что есть воспитатель в детском саду, то это совсем не то, что ожидается.

Тем не менее допустим, что Ушинский говорит в самом широком смысле, имея в виду все же школьных учителей, а не родителей. Но эти учителя должны и учить и воспитывать, и наставлять. И все это для того, чтобы «сделать воспитанника внимательным». Или же чтобы сделать его серьезным и нравственным? Что-то мне совсем не кажется очевидным, что педагогика, даже у Ушинского, имела целью именно внимание.

Во все времена она имела целью то, что Гумбольдт назвал образованием, в смысле предания воспитаннику образа, который удобен для общества и государства. Вот для этого он и должен быть внимателен к серьезным и нравственным интересам жизни.

Что означает это иноязычное слово «серьезный»? Вообще-то, если подходить строго, настоящее значение одно: без шуток. Если же переводить вольно, то речь идет на первом уровне о том, что опасно для жизни ученика. На следующем, серьезные интересы – это интересы серьезных людей. А серьезные люди – это те, кто не шутит. Серьезные люди делают деньги, захватывают власть, судят других людей, меняя их судьбы. Научить воспитанника быть внимательным к серьезным интересам, значит объяснить ему, кто хозяева жизни и насколько они опасны. И привести к выбору: либо научиться прятаться от них, либо освоить путь в их общество, чтобы стать одним из серьезных людей самому.

Сам Ушинский этому так и не научился, его вечно считали неблагонадежным, гнали с работы, даже заграницу он был отправлен как в изгнание, чтобы скрыть ссору с начальником. Поэтому я могу предположить, что сам он понимает под серьезными интересами жизни не только то, как видеть правящие жизнью силы, и искусство занимать сытые и теплые места. Вероятно, для него существовали вечные ценности, которые стояли над действительной жизнью России и Европы.

Возможно, нравственные интересы и были тем, ради чего должен работать учитель. Но нравственности меняются от общества к обществу, от эпохи к эпохе. Какую нравственность предполагал Ушинский?

«Все развитие человека, умственное и нравственное, выражается в направлении его внимания. Возбудите в человеке искренний интерес ко всему полезному, высшему и нравственному, и вы можете быть спокойны, что он сохраняет всегда человеческое достоинство. В этом и должна состоять цель воспитания и учения» (Там же).

Итак, высшая внимательность к серьезным и нравственным интересам не есть самоцель. Они лишь средство, позволяющие разбудить в человеке его человеческое достоинство. И я бы с этим, пожалуй, согласился: высшая задача учителей и воспитателей человечества – взрастить человека, то есть воплощение мечты о Homo Sapiens. Но такое утверждение нельзя делать, не определив, либо не описав, что есть человек в отношении его человеческого достоинства? Или, на худой конец, что не есть человек и от чего надо избавиться в себе?

Без этих определений пожелание воспитать человека остается неким ораторским приемом, призванным улучать души. Поскольку каждый сам знает, что значит быть человеком и что такое человеческое достоинство, то мы вполне можем вкладывать в эти выражения разные смыслы. И тогда ловкий мошенник может пользоваться теми, кто готов трудиться и жертвовать ради великих идеалов.

Тот, кто пишет для учителей, не должен допускать неопределенность, поскольку среди учителей немало людей, избравших этот тяжелый жребий ради власти над другими людьми. Для них неопределенность становится оружием и орудием оправдания своих поступков и вожделений.

Дальнейшее развитие педагогики невозможно без определения понятия «человеческое достоинство» либо без обоснования иной цели, ради которой ведется воспитание и обучение. Например, целью может быть простая и понятная успешность в жизни. Или далеко не такое понятное раскрытие своих способностей и познание того, ради чего ты пришел.

Будем считать, что прикладная психология внимания Константина Дмитриевича Ушинского завершилась на этой черте, подведя к выбору, который должен сделать каждый человек.

Заключение

После Ушинского педагогическая психология навсегда прописалась в России. Да и сам он стал славен в умах поколений российских педагогов. Однако я не видел ни одной работы, посвященной педагогической психологии, которая выводила бы себя из оснований, заложенных Ушинским. Так что, сказать что фраза «После Ушинского педагогическая психология развивалась в России» у меня не получилась…

Даже в том, что я показал в предыдущем разделе, мне кажется, с очевидностью проступает не тот Ушинский, каким нам его подавали. По крайней мере, для меня, человека с педагогическим образованием, этот Ушинский оказался неожиданным. И я откровенно подозреваю, что его извратили и оклеветали.

Настоящий Ушинский, конечно, искал и ошибался, но он считал предметом психологии душу и восставал против ее замены на любую нервную деятельность.

К ребенку нельзя подходить как к биологической машине, с ним нельзя работать на основе теории рефлекторной деятельности, он не автомат! Только тот может считать себя воспитателем, кто видит душу ребенка, способен ее изучать и действовать на основании того, что ему открылось в душе…

Собственно говоря, одного этого достаточно для того, чтобы стать педагогом. Ведь если вспомнить происхождение этого слова, то педагогами звались те, кто водил детей учиться. Детоводитель – вот прямое значение этого слова. А суть его заключалась в том, чтобы довести ребенка до места, где он получит необходимые ему знания, в целости и сохранности. А затем помочь ему понять и усвоить обретенное, превратив знания в навыки…

Для этого никакая психофизиология не нужна. Она лишь отвлекает педагога от главного. Вот такую психологию пытался создать Ушинский. Его прославили, но не приняли.

Выводы

Я сделал небольшое исследование того, как педагогическая психология рассматривала внимание, и в состоянии сделать некоторые выводы. Несмотря на явную неполноту моих источников, эти выводы представляются вполне очевидными.

Во-первых, педагогическая психология, безусловно, стремилась быть прикладной наукой, поэтому психологи старались давать подсказки и советы учителям. Иногда эти подсказки, надо отдать должное психологам, были полезны. Частенько же оставались в рамках просветительства и на поверку оказывались советами изучать психологию.

Второй и не менее очевидный вывод: советы психологов далеко не всегда работают, а когда они работают, они вовсе не обязательно научны.

Я имею в виду, что большая часть полезных советов была не более, чем здравым смыслом, выведенным из опыта педагогики. Это значит, что подобные находки могли сделать сами педагоги или любой неглупый человек, понаблюдав за воспитанием ребенка. Для таких советов вовсе не обязательно было быть психологом.

И это вполне объяснимо тем самым разрывом между фундаментальной теорией современной психологии и ее прикладной частью. Можно сколько угодно говорить о слабости нервной системы ребенка, которую должен учитывать педагог, но к науке это отношения иметь не будет. я уж не говорю о том, что сами психологи при этом не знают, что такое слабость нервной системы. Но про то же самое можно сказать вообще без нервов: учитывайте то, что дети быстрее утомляются и не могут удерживать внимание на одном предмете весь урок. Что, кстати, и делалось в педагогике до появления психофизиологии.

Даже когда психолог говорит действительно полезные для педагога вещи, он выводит их не из своей науки, а из здравого смысла, лишь «приговаривая» нервную деятельность, чтобы выглядеть ученым.

Третий вывод связан с ощущением от сочинений Ушинского. Когда он говорит о том, что для действенности воспитания учитель должен научиться понимать душу ребенка и уметь обращаться к ней, я непроизвольно откликаюсь на это, и моя душа кричит, что хотела бы, чтобы со мной самим обращались именно так. Отсюда я делаю вывод: доказательства Ушинского, что педагогическая психология должна лишь учитывать телесные и физиологические особенности детей, но строиться как Наука о душе, верны.

Настоящая прикладная психология, если она хочет быть действенной, должна быть Наукой о душе. И только так!

Конечно, это лишь мой личный вывод, построенный на самоощущении. Но за ним есть определенная сила, без которой прикладнику не обойтись: если душа того, к кому обращается психолог, не отзывается, его психология не действенна! Настоящая прикладная психология должна работать, а работать она должна легко и захватывающе.

О воспитании

Воспитание[6]6
  Главы, опубликованные на стр. 56–70 из книги А. Шевцова «Введение в прикладную психологию внимания». Иваново: ИТ «Роща Академии», 2013.


[Закрыть]

О воспитании надо писать много и особо. Само по себе оно – не предмет психологии, а вполне самостоятельная наука. О ее важности говорит и то, какой отклик получила книга Ушинского «Человек как предмет воспитания», на которой до сих пор строится наша школа. При этом, как вы это поняли из главы, посвященной Ушинскому, он подменил действительное воспитание образованием, предложив сделать школу подготовительной ступенью к Науке. В смысле вхождения в научное сообщество. Почему школа и готовит к вступительным экзаменам в университеты.

Однако воспитание – это не то, что придумала наука для преобразования общества. Воспитание – искусство древнее и всегда живое, в отличие от Науки, которая может и исчезнуть на этой планете. Воспитание – это способ, каким общество обеспечивает свое выживание, обучая людей, как быть единым народом. В обычных обществах, то есть в обществах, живущих по обычаю, воспитание могло переходить в ученичество, если у ребенка явно проявлялись к нему задатки, но большая часть людей могла прожить жизнь лишь с помощью того, что вложило воспитание.

Через него народ передавал все, что было нужно для жизни человека.

С учетом того, конечно, что при этом он вписан в общество и оно поддерживает его, как одного из своих. Выйти из общества в то время могли только совершенно выдающиеся личности, вроде колдунов и шаманов. В общем, потеря членства в обществе была подобна смерти… Вот почему воспитание связано с питанием и выживанием. Без него – смерть, а оно учит тому, как добывать пропитание себе и своим близким, и этого достаточно на самом исходном уровне. Это Основа или Начало человеческого развития.

Психологу того, что заложено в сознание человека воспитанием, не изменить и, вообще, ничего с этим не сделать. Это – как судьба. Сменить ее может только сам человек, но для этого он должен обладать неимоверной силой. Единственное, что может и должен психолог, – понять, как же воспитание вписалось в сознание пришедшего к нему человека и повлияло на его поведение. Именно воспитание творит ту культуру, в которой мы живем. Причем как внешнюю, так и внутреннюю, отраженную в содержании нашего сознания. Поэтому о воспитании надо иметь общее понятие, и надо уметь разбираться в том, какое именно воспитание получил тот человек, что пришел к вам.

При этом надо учитывать, что общая часть у всех людей одной культуры, то есть одного народа, обязательно есть. Ее надо видеть как основной нравственный закон, по которому живет человек. Греки назвали бы его Этос. Мы – Мир. Он – тот исходный камень, вроде Амбера из романов Желязны, относительно которого строятся тени. А тени, как вы понимаете, – всегда искажения этого архетипа или образца.

Вот в этих искажениях и скрывается часто ответ на вопрос, почему жизнь человека пошла не так, как он хотел, и где искать причину ошибки, закравшейся в его решение жизненных задач.

Я не хочу вдаваться в тему воспитания слишком подробно в этой книге. Поэтому просто привожу те главы, что уже писал для предыдущей книги.

В них сказано все необходимое для понимания воспитания. Более глубокое изучение этой части нашего сознания возможно уже в рамках собственно прикладной психологии.

Итак, воспитание – настолько привычное слово, что мы вообще не понимаем, что оно значит. Мы просто никогда об этом не задумывались. И очень важно, что Пушкин говорит в «Онегине» именно о воспитании, – это дает понять, что воспитание пронизывает всю нашу жизнь. Хотя мы привычно относим его только к детству.

Мне кажется, что вообще никто и никогда не давал определения понятию «воспитание». Нет, конечно, словари о нем пишут, но я имею в виду развернутое определение, определение-описание, которое бы позволило начать исследование. Причина этого в том, что до прихода Науки в этом не было надобности, а с ее приходом умы заняты образованием и описывали только его.

Академический «Словарь русского языка» прямо относит воспитание к управлению поведением: «Навыки поведения, принятые семьей, школой, средой и проявляющиеся в общественной и личной жизни».

Воспитать же – «1. Вырастить (дав образование, привив какие-либо навыки, правила поведения и т. п.). 2. Путем систематического воздействия, влияния сформировать чей-либо характер, какие-либо качества».

Как вы видите, суть воспитания явно подменяется академическим умом на образование. При этом отчетливо проступает задача воздействовать, чтобы придать форму, образ – сформировать.

Полтораста лет назад Даль, который и сам был очень естественнонаучным человеком, все же понимал воспитание чуточку иначе:

«Воспитать, воспитывать кого, заботиться о вещественных и нравственных потребностях малолетнего, до возраста его; в низшем значении вскармливать, возращать (о растении), кормить и одевать до возраста; в высшем значении научать, наставлять, обучать всему, что для жизни нужно».

Как видите, в старину в воспитание входило понятие об ученичестве, а сейчас оно заменено на понятие образования. И это не просто слова, это действительное различие между этими слоями нашего сознания.

Более того, даже когда вы пытаетесь защищать академическое образование, доказывая себе, что все же учились в это время и что были преподаватели, которые учили, а не только образовывали, вы говорите лишь о том, что внутри Образования сохраняется слой воспитания.

Именно отсюда известный всем мечтателям поиск Настоящего Учителя. Мы все ищем Учителей с большой буквы не только потому, что хотим чуда, но и потому, что в нас жив слой воспитания, где живет память о том, как нас учили жить.

Питание

В слове «воспитание» явственно звучит основа – питание. И Даль, и русские сказки отчетливо связывают воспитание с задачей «кормить ребенка до возрасту». «Возраст» в данном случае – это обозначение того перехода, когда ребенок становится взрослым и может кормить себя сам. Попросту, самостоятельно выживать.

Ясно, что в разных мирах и разных обществах этот возраст должен наступать в разное время. Прокормить себя собирательством или охотой можно и в том возрасте, который мы называем сейчас подростковым. Беспризорники, живущие в больших городах и выживающие за счет попрошайничества и помоек, современный пример такого выживания.

Питание воспитания – это некое исходное Начало, заложенное в наше сознание и всегда присутствующее в нем как ядро, из которого растет личность. Если вдуматься, то питание это относится к телу, и это значит, что воспитание решает самую первую задачу, с которой воплощается душа: оно обеспечивает ей возможность дожить до своей главной задачи – Скумы, как называли ее мазыки.

Душа не сможет решить ту задачу и извлечь тот урок, ради которых пришла на Землю, если не будет иметь соответствующего орудия, обеспечивающего ей возможность просто приступить к решению этой задачи. Орудие это – тело, и его надо сначала взрастить и напитать жизненными соками, а потом обучить, чтобы однажды оно позволило приступить к главному.

Когда-то главное начиналось там, где воспитание переходило в ученичество. Почему я так считаю? Просто делая такое допущение как вывод из наблюдений за действительностью: наш мир движется именно через увеличение знаний, развитие познавательной способности от простого восприятия природы к воображаемым мирам. Когда-то ученичество было не по силам большей части нашего народа, и Петр первый приучал к нему силой. Чего стоит только знаменитые «сено-солома» для обозначения правого и левого!..

Затем даже великолепное профессиональное образование, о котором в прежние времена можно было только мечтать, стало презренным, а в профессионально-технические училища направляли из школ самых бездарных. А люди пошли дальше и выше, получая по нескольку высших образований. И вот мы живем в огромной «информационной деревне», а наши дети проводят половину жизни в виртуальных мирах, где решают какие-то важнейшие для себя задачи, уже непонятные родителям…

Человечество движется от питания тела, которое стало сейчас, в век изобилия, очень простым и легким делом, к жизни совсем не телесной. Мир все больше превращается в место жизни не для тел, а для душ… Хотя при этом кажется все более бездушным…

Как бы там ни было, когда-то главное начиналось там, где воспитание переходило в ученичество, потом там, где ученичество переходило в образование, а теперь, кажется, и эта грань потерялась. Похоже теперь главное начинается в компьютере, то есть в приспособлении, позволяющем не только жить воображением, но еще и сохранять эту «психическую среду» постоянно, тем самым превращая ее в Третий мир, после мира-природы и мира-общества…

Как бы там ни было, выжить современно, то есть за счет высокотехнологического производства, можно, только получив соответствующие знания, научившись обращаться с соответствующим источником жизненной силы, например, станком, машиной или компьютером. Мы не рассматриваем их с этой точки зрения, но если задуматься, профессиональное образование учит не просто тому, как работать на станке, а тому, как выживать, извлекая с помощью станка жизненную силу. Это надо осознавать, чтобы понять магические основы ученичества.

Выжить за счет общества, за счет самих общественных связей и общественного устроения еще сложнее. Тут нужно самому создать соответствующее орудие – оно называется либо Образом себя, либо Обликом и создается сейчас на основе Образа образованного человека. Вот в чем главная задача Образования.

Образование – вполне волшебная вещь, она не только учит, она сразу творит из человека совсем иное существо, существо следующего порядка, с врощенным в его сознание приспособлением для жизни в иных мирах, чем Земля. Образование, встроенное в интеллигента, – это что-то вроде крыла, искусственно привитого к живому телу. С помощью его летают в искусственных мирах, взращенных поверх земли, как когда-то создавался рай…

Но все это возможно только в том случае, если ты воспитан, если тебя научили, как выживать на Материке, на той Земле, на которой мы растим сады цивилизации. Воспитание – это обучение тому, как прокормить себя до садов цивилизации и после того, как эти сады обсыплются, словно позолота с икон, и мир снова станет Древним…