Текст книги "Россия выходит в Мировой океан"

Глава 2
«Русская Надежда» выходит на тропу войны

Итак, я предоставляю слово Беломору.

В апреле 18… года крейсер «Русская Надежда» получил приказание вооружиться. На этот раз крейсеру благоприятствовало все. Командир его и офицеры считались лучшими и опытнейшими во флоте, команда выбиралась из всех экипажей – хотя в нашем флоте, право, грешно выбирать.

Погода стояла теплая, вооружение шло быстро, и через неделю после приказа крейсер уже вышел на рейд, принял порох и, получив запечатанный конверт с приказанием вскрыть его в точке 44° с. ш.; 31° в. д., отправился в море.

Посылка крейсера в море была экстренная, и никто в Николаеве не знал его назначения.

Капитан вызвал механика.

– Готова ли машина, – сказал он, когда механик явился к нему на мостик.

– Все исправно.

– Сколько у вас пару и оборотов?

– Как было приказано при уходе с Одесского рейда – 55 фунтов и 85 оборотов.

– Прошу вас идти этим ходом все время. Машину мы должны будем остановить только в Буюк-дере, на полчаса, и затем уже на Тулонском рейде, конечно, если не будет чего-нибудь непредвиденного.

Механик поклонился и ушел, вздыхая о предстоявшем беспокойном переходе. Он отлично знал, что малейшее уменьшение оборотов и падение пара вызовут со стороны капитана вопрос: «А почему-с?» Этот короткий вопрос, разумеется, к добру не приведет.

В 7 часов вечера по заведенному судовому порядку в кают-компании ужинали и пили чай. Офицеры были веселы и довольны разрешением загадки и неожиданно выпавшим на их долю заграничным плаванием. На одном конце длинного стола шли разговоры по поводу предстоящего похода и обсуждались причины такой секретной отправки крейсера из Николаева.

– Не могу понять, что за цель делать из подобной посылки в Тулон какую-то тайну. Ведь все равно через два-три дня в Николаеве узнают, куда мы идем, – говорил мичман Федоров, более всех обеспокоенный неизвестностью во время вооружения крейсера.

– Точно так же в 1863 году ушла целая эскадра из Кронштадта, но тогда с минуты на минуту ожидалась война, – заметил на это лейтенант Быков. – Может быть, впрочем, существует повод ожидать ее и теперь. Недаром начали строить батареи в Севастополе.

– Как вы ни секретничали в 1863 году, уходя в Нью-Йорк, а Кронштадт все-таки знал ваши тайны, – отвечал Кононов. – Мне кажется, нам никогда бы не пришлось скрывать то, чего никак нельзя утаить, если бы мы не держали крейсеров ни в Черном, ни в Балтийском морях. Первое только по имени море, а в сущности представляет собой замкнутое озеро, из которого не выберешься на свет Божий, если Турция не соизволит выпустить. А Кронштадт замерзает на 6 месяцев. Крейсера должны плавать все время за границей или держаться во Владивостоке, откуда до океана один шаг.

– Ваш Владивосток замерзает так же, как Кронштадт, да там из крейсера сейчас же сделали бы транспорт. Нет, в случае войны мы опять купим крейсера в Америке, как это было недавно, – возразил Федоров.

– Ну, на наших заатлантических друзей не следовало бы рассчитывать, – ответил Кононов, – у них нет хороших пароходов. Лучших ходоков до сих пор строит одна Англия. Что же касается до Владивостока, то, во-первых, он замерзает далеко не на шесть месяцев, во-вторых, замерзает только Золотой Рог, а такая бухта как Диомед всю зиму открыта. Да, наконец, мы могли бы поискать и занять какой-нибудь подходящий порт в Китайском море или даже целую группу островов в Тихом океане. Посмотрите на немцев, они только что создали флот, а имеют уже свои станции на всех океанах.

– Станции необходимы для крейсеров, – будут ли они в Кронштадте или Владивостоке. Без этого негде будет взять угля, исправить повреждения и пополнить команду, – заметил Власьев.

– А «Алабама»? – возразили на это несколько голосов.

– Что же ваша «Алабама» доказывает? Если бы ее не поддерживали англичане, долго ли она плавала бы? Но после того как Англию приговорили к уплате 15 миллионов, вряд ли кто будет поддерживать крейсера, в особенности же наши, – отвечал Кононов.

Крейсер «Русская Надежда», сдав в Буюк-дере почту в русское посольство, прошел Босфор, миновал Архипелаг, обогнул мыс Матапан при самых благоприятных обстоятельствах и утром на пятые сутки входил на Тулонский рейд.

С крейсера уже рассмотрели на трехмачтовом броненосце французский вице-адмиральский флаг и русский контр-адмиральский на фрегате «Вячеслав». Затем увидели клипера «Оскол», «Заноза» и «Печора».

Подойдя ближе, вызвали всех наверх, «становиться на якорь». Старший офицер, еще отправляясь на мостик, осмотрел кругом наружный борт. Вообще негоже было войти на рейд «спустя рукава», а теперь тем более, зная, как начальник отряда со всеми офицерами и вся французская эскадра от адмирала до матроса будут критически рассматривать крейсер в бинокли и без них, с клотика до ватерлинии.

Прорезав корму адмиральского фрегата так, что даже в Транзунде[105]105
  Транзунд – рейд в Финском заливе, где происходили смотры кораблей.


[Закрыть] было бы изъявлено «особенное удовольствие», крейсер положил право на борт и, дойдя до указанного сигналом места, отдал якорь. В ту же минуту спустили шлюпки, отвалили выстрелы и обменялись салютами. Капитан поехал с рапортом и визитами, а на крейсере начался полный аврал по уборке, мытью и приведению судна в рейдовый порядок.

– Однако вы сделали очень короткий переход, а лучше всего то, что не требуете никакого ремонта, – заметил адмирал, выслушав обстоятельный доклад капитана о совершенном им плавании.

В этот день в кают-компаниях всех судов русского отряда много говорили о плавании крейсера «Русская Надежда» и выражали некоторые сомнения в его исправности. Но плававшие в былое, хотя еще и в недавнее, время на различных судах и отрядах, уверяли, что крейсер, постояв в Тулоне дня три-четыре, непременно попросится в док.

– Ведь не было примера, чтобы наши суда по уходе из России не прошли через руки иностранных адмиралтейств для окончательной отделки, – говорили они, подтверждая свои мнения множеством фактов.

Надо признаться, что они были правы. Летопись плаваний наших судов была перечнем их исправлений и переделок в иностранных доках и мастерских, начинавшихся обыкновенно в Копенгагене и заканчивавшихся в Японии, в Йокосукском адмиралтействе. Но, благодаря Бога, все это уже дела минувших лет – дела, канувшие в вечность.

На следующий день на «Русской Надежде» побывали с визитами адмиралы – наш и французский. Первый тщательно осмотрел судно, надолго задержался в машинном отделении, поблагодарил всех за порядок и безукоризненную чистоту и, прощаясь, отдал приказание пополнить все запасы и затем вести счеты с берегом так, чтобы по поднятии сигнала «идти по назначению» крейсер мог тут же исполнить сигнал, не ссылаясь на незаконченные дела с берегом или какие-либо исправления.

– Мы не знаем, зачем собрали отряд в Тулоне, а потому и должны быть готовы ежеминутно исполнить первое же приказание из Петербурга, – крайне серьезным тоном добавил русский адмирал.

Образованный, молодой и энергичный адмирал Казанцев давно уже пользовался общим уважением и любовью флота. Без шума и крика, без крутых мер он умел так вести свое дело, что ни одно слово его не было зерном, упавшим на бесплодную почву. Если собравшемуся отряду предстояла какая-нибудь серьезная задача, то более подходящего и способного адмирала трудно было бы найти в русском флоте. Оказалось, что весь отряд Средиземного моря, неожиданно и вопреки предположениям флагмана, стянут в Тулон и уже вторую неделю стоял в той же готовности, которая теперь требовалась и от «Русской Надежды».

Как бы в ожидании чего-то судовая жизнь отряда шла крайне однообразно, серьезно и строго. В 8 часов утра поднимался флаг с брам-реями и с отдачей парусом. С 9 до 11 часов проводились учения по сигналу адмирала, после обеда – снова учения. Единственным развлечением для офицеров был осмотр Тулонского адмиралтейства и поездка в Ла-Сьен, где общество «La Forges et Chantiers» с таким завидным успехом строило громадные броненосцы и океанские пароходы. Более дальние поездки не разрешались.

Между тем во французских газетах ежедневно стали появляться телеграммы, а затем и передовые статьи по поводу наших дел в Средней Азии. Спор с Англией, начавшийся, по-видимому, из-за какого-то пустяка, становился серьезнее. В Англии лихорадочно вооружали все суда, фрахтовали лучших ходоков в частных компаниях. На Мальте и в Гибралтаре собирались британские эскадры. Из Кронштадта в распоряжение адмирала Казанцева прибыли два новых броненосных фрегата.

Французы с большим любопытством посещали суда русского отряда, как бы мысленно сравнивая их с английскими. На бирже наш курс начал сильно падать.

В один прекрасный вечер, когда офицеры на «Русской Надежде» мирно кончали свой вечерний чай, в кают-компанию пулей влетел мичман Золотов и закричал еще в дверях:

– Господа, лейтенант Григорьев приехал сейчас из Петербурга курьером. Добровольный флот остановлен во Владивостоке и вооружается… Война с Англией неизбежна! Говорил вам, что нас не без цели выслали так спешно и неожиданно из Николаева! Я говорил…

Англия сосредоточила свой грозный флот на Мальте и в Гибралтаре, а британские газеты не скрывали ненависти к России, что могло быть вызвано только очень серьезными обстоятельствами.

В свете этих последних соображений весь русский отряд ждал своего флагмана с огромным нетерпением. День начинался общим вопросом: «Не приехал ли адмирал ночью?» А в 8 часов утра по поднятии на фрегате сигнала «действовать по усмотрению», что можно было принять за отрицательный ответ, наступало общее разочарование.

Но вот, наконец, к общему удовольствию, вернулся из Парижа адмирал Казанцев. Не прошло и получаса после того, как его гичка пристала к борту фрегата, на отряде заработали сигнальщики и сигнальные фалы.

Между прочими сигналами были и следующие: «Крейсеру „Русская Надежда“ приготовиться к походу» и «Командиру крейсера прибыть к адмиралу».

Работа на «Русской Надежде» закипела тотчас же и шла так усердно и энергично, что когда капитан, пробыв у адмирала около трех часов, вернулся, то крейсер был совершенно готов и ждал только приказания развести пары.

В полночь капитан вышел на мостик и приказал разводить пары, а в 4 часа утра, приняв лоцмана с адмиральского фрегата, «Русская Надежда» уже полным ходом выходила из Тулонского залива.

Вначале шли на юго-запад, на меридиане Орана легли за запад. «Значит, в океан», – заключили офицеры, поскольку хорошо знали, что спрашивать у старшего штурмана «куда идем» было бесполезно. Если он и знал это, то все равно бы не сказал никому.

Пройдя мыс Сан-Висенти (юг Португалии), офицеры узнали больше, нежели ожидали. Капитан собрал всех к себе и обратился со следующим: «Господа, по приказанию адмирала мы идем в океан, к берегам Южной Америки. Там нас ожидают дальнейшие известия и распоряжения. Политические обстоятельства сложились так, что война с Англией кажется более чем вероятной. Господа, никто и никогда не сомневался в храбрости, находчивости и умении русских моряков. От нас потребуется, быть может, очень скоро, поддержать эту давно заслуженную и дорогою кровью купленную славную репутацию. Но, справедливо гордясь нашими традициями, мы не должны забывать, что летопись флота нашего врага также полна доблестных дел и успехов. Поэтому мы не должны пренебрегать врагом, а употреблять в дело все наши знания и способности. Тогда победа будет на нашей стороне. Прошу и требую от вас крайней осторожности и сдержанности при сношении с нейтральными и с будущими пленными, которые, по условиям нашей деятельности, будут постоянными нашими гостями. Помните, что каждое лишнее слово или указание о расположении наших судов, о рандеву с транспортами и прочее могут повредить нашему делу. Предупреждаю, что служба будет тяжелая и утомительная, но, с Божиею помощью и с вашей готовностью, мы исполним нашу задачу. Помните, что родина дала нам для этого все средства и вправе ожидать от нас успеха».

Закончив свою речь, капитан поклоном распустил офицеров.

Теперь уместно сообщить хотя бы краткие сведения о крейсере «Русская Надежда». Это было недавно построенное стальное судно длиной 300 футов (91,4 м) и шириной 45 футов (13,7 м). Его фор– и ахтерштевни были выкованы из железа. Прямой форштевень был приспособлен для тарана небронированных судов. Крейсер имел двойное дно и множество поперечных непроницаемых переборок. Стальная броневая палуба толщиной от двух до трех дюймов защищала от затопления и разрывных снарядов подводную часть крейсера и все находившиеся там механизмы, котлы и другие важные отделения. Эта же палуба служила и креплением тарана.

Машина крейсера состояла из двух независимых друг от друга механизмов смешанной системы, приводивших в движение два винта. Мощность машины достигала 6500 индикаторных л. с., что позволяло развивать скорость до 16,5 мили в час. Запас угля составлял 1000 тонн. Дальность плавания 10-узловым ходом – 8000 миль, 8-узловым ходом – 10 000 миль.

Артиллерия «Русской Надежды» состояла из двух 8-дм орудий, восьми 6-дм и четырех 25-мм пушек Норденфельда. Минное вооружение включало в себя два подводных и четыре надводных аппарата для стрельбы по килю и траверзам минами Уайтхеда, а также два катера, вооруженные шестовыми минами и минами Уайтхеда.

Рангоут и парусность были достаточными, и крейсер мог при благоприятных обстоятельствах идти под парусами.

К сожалению, крейсер во многом уступал проекту, представленному в «Морском Сборнике» автором статьи «Военные суда будущего». Но в оправдание Морского министерства надо сказать, что этот автор проектировал свой крейсер гораздо позже спуска на воду «Русской Надежды».

Таким образом, вымышленный Беломором крейсер «Русская Надежда» был очень близок по своим характеристикам к броненосным фрегатам «Владимир Мономах» и «Дмитрий Донской», вступившим в строй в 1883–1885 гг.

Крейсер «Русская Надежда» пересек океан и приблизился к берегам Бразилии. Командир решил зайти в порт Пернамбуко. Стоянка должна была быть кратковременной, чтобы крейсер не был захвачен британской эскадрой, базировавшейся на островах Вест-Индии.

Еще до входа в гавань Пернамбуко капитан вызвал лейтенанта Кононова.

– Прошу вас садиться, – обратился он к вошедшему в каюту Кононову. – Перед вами план Пернамбуко с внутренним рейдом. Вот форт на конце рифа с маячным огнем, который вы увидите с крейсера, если еще не рассмотрели его ранее. Город, как видите, на этом плане делится на три части. Теперь следите за мной внимательно и запомните несколько улиц и некоторые подробности, которые я вам укажу и которые знать для вас необходимо, чтобы не обращаться в городе ни к кому с вопросами. Эта часть называется S. Pedro, эта – средняя, S. Antonio, и, наконец, третья – Boa Vista. Для вас, вероятно, будет нужно только S. Pedro. Вот улица от городской пристани, которая выведет вас на главную улицу – Rua da Cruz. Она оканчивается мостом, ведущим в S. Antonio.

Капитан остановился на минуту, как бы давая время Кононову запечатлеть в своей памяти расположение улиц и поворотов.

– Теперь выслушайте, что от вас требуется, – начал он снова. – Переоденьтесь в штатское платье, прикажите вельботным надеть купленные в Тулоне шапки без ленточек и кокард, также спрятать воротники своих белых рубах. Под парусами вы будете через три четверти часа у форта, а затем подойдите незаметно и тихо к пристани. Отсюда идите прямо на Rua da Cruz и по ней к мосту. На этой улице вы обратите внимание на второй дом от моста, направо. Он очень высок, впрочем, как и большая часть домов, в шесть этажей. Четыре крайние окна в третьем этаже, с зелеными шторами, находятся в той квартире, куда вы должны попасть, не обращая на себя ничьего внимания. Наружная дверь обита зеленой клеенкой и носит № 7. Электрический звонок прижмите несколько раз, ну, словом, сделайте приготовительный сигнал. Двери вам отворит, вероятно, сам Сомин, которого вы узнаете сразу, хотя и не ожидаете там встретить. Он сообщит вам положение дел, передаст приказания адмирала, инструкции и, может быть, еще что-нибудь. Если война уже объявлена, то скажите ему, что я уже знаю, где встречу угольный транспорт. Но вы спросите Сомина, нет ли на этот счет какой-либо перемены. Конечно, все должно быть записано вами, если Сомин еще не приготовил памятной записки. По окончании переговоров он доведет вас до пристани и сам доставит на джингадасе[106]106
  Джигандас – бразильская лодка.


[Закрыть] на ваш вельбот. Вы же заранее прикажите вельботным, высадив вас, отвалить немедленно и ожидать вас на якоре у форта. Если в окнах Сомина вы не увидите света, то идите той же улицей в S. Antonio и у первого перекрестка в этой части поверните налево. Придерживаясь левой стороны, вы увидите в третьем доме от угла табачную лавочку. Войдите в нее, купите что-нибудь и вместе с деньгами передайте эту карточку. Вас поймут тотчас же и укажут, где Сомин. Помните, что если война объявлена, то малейшая ваша оплошность может во многих отношениях испортить наше дело в самом начале. Внушите вельботным, чтобы они были немы, как мертвые. Поторопитесь. Мы до рассвета должны уйти из вида Пернамбуко. Теперь все, отправляйтесь, и да благословит вас Господь.

Капитан встал, пожал руку Кононову и отпустил его.

Через несколько минут вельбот несся к ярко освещенному городу, оставляя позади себя крейсер, а через час Кононов вышел незаметно на пристань в S. Pedro и направился к Rua da Cruz. Хорошо зная план города, он без затруднения отыскал дом и квартиру, описанную капитаном. На приготовительный сигнал звонка дверь отворилась, и Кононов был встречен на пороге самим Соминым. Он провел своего посетителя в крайнюю комнату и тогда только заговорил с ним.

– Вы пришли, однако ж, ранее, нежели я ожидал вас. Все ли благополучно? – спросил он.

Получив удовлетворительный ответ, Сомин продолжал:

– 5 мая война началась. Начали ее англичане и, конечно, без объявления, просто захватом нескольких пароходов «Русского общества» в Александрии и Суакиме, значит, опять-таки самым наглым нарушением всяких международных прав. Из Бахии и Рио-де-Жанейро я имею сообщения, что там видели неприятельские военные суда, но неопасные – типа «Comus». Впрочем, сюда должны прийти, вероятно, скоро и более сильные, так как есть известия, что из Портсмута вышли в море «Меркурий» и «Ирис». Этих, конечно, следовало бы избегать. Ведь даже при лучшем исходе боя могут потребоваться исправления, а они отнимут время и очень затруднят нас. Это наша самая слабая сторона. Вот в этом пакете для капитана вложены: копия телеграммы об объявлении войны, приказание адмирала начать действия крейсерскому отряду, расписания угольных плавучих станций и другие необходимые известия. Надобно отдать справедливость адмиралу, он удивительно энергичен и изобретателен. Как ловко и вовремя он командировал меня из Тулона и устроил здесь. Вот и теперь все его приказания кратки, ясны и точны. А вот вам и новый устав о морских призах и репризах, как раз оконченный, наконец, и утвержденный. Он окончательно развязывает вам руки. Я читал его и нашел, что, слава Богу, он много отличается от проекта устава о том же международного института. Берите и уничтожайте неприятеля и его груз где угодно, только не в нейтральных водах. Передайте капитану, что уголь и провизия будут ждать его в условленном месте, на подветренной стороне Тринидада, ровно через неделю от сегодняшнего дня. Приказания адмирала Казанцева я уже получил и распорядился. Вот вам и копия условия с капитаном германского парохода «Доротея», который обязался выйти с углем из Бахии на рандеву с вами. Нейтральные державы будут к вам очень строги и неснисходительны. Все они без исключения уже запретили под страхом тяжкой ответственности вооружения каперов и принятие каперских свидетельств своим подданным. А на это так уверенно рассчитывали наши газеты до войны. Запрещено также повсюду вводить и продавать призы воюющим. Одним словом, вся надежда только на себя и на то, что мы подготовили за последние годы. Если бы еще невыгоды подобных строгостей со стороны нейтральных держав были равны для обеих сторон, то, конечно, мы не могли бы жаловаться. Но на практике англичане обойдут, кажется, и нейтралитет во многом. Они имеют теперь, например, в Рио-де-Жанейро, в Бахии, в Монтевидео свои блокшивы с углем и военными запасами и, конечно, всем этим будут пользоваться во время войны.

– Такой же блокшив я видел в Иокогаме, – заметил Кононов.

– Вероятно, подобных блокшивов у них много разбросано по всему свету. Ну, посмотрим, как наши дипломаты будут бороться против этих ухищрений. Мне же кажется, что самым действительным средством против этого будет утопить такой блокшив на нейтральном рейде, после первого же случая перегрузки с него чего бы то ни было англичанами. О блокшивах я уже сообщил адмиралу и слежу за ними. Где ваша шлюпка?

– На дреке, у форта. Но капитан мне сказал, что вы меня проводите до пристани и далее, до вельбота, на местной шлюпке.

– Да, это будет лучше и вернее. Теперь все готово. Идемте, уже поздно и надобно торопиться. На улице не говорите ни слова по-русски. В Пернамбуко, как говорят, английский консул далеко не разиня, и надобно быть осторожным.

Они вышли из дома и безмолвно направились к пристани. Там Сомин взял джингадас, отпустил ее хозяина, уселся вместе с Кононовым и довез его до вельбота, где и простился с ним, пожелав счастья и успехов.

Далее Беломор осуждает Парижскую декларацию от 4 (16) апреля 1856 г., которая «сильно парализовала деятельность крейсеров и отняла у них половину добычи, признав неприкосновенность нейтральных грузов под неприятельским флагом. С открытием военных действий неприятель легко мог заключить множество незаконных и подложных сделок в этом смысле, трудно уловимых для призового судна и спасительных для самих призов. Подобный приз с нейтральным грузом или даже с частью его не мог быть уничтожен, а следовательно, значительно ослаблялась та паника, которую должны производить крейсеры. При отпуске приза за выкуп затягивались выгоды взявшего его и вред попавшегося. Все условия со шкиперами и выкупные обязательства были бы рассмотрены только после войны, – и Господь ведает, до какой степени они имели бы тогда силу и значение.

Такая льгота для нейтральных грузов, конечно, ни для кого не была так невыгодна, как для России, почти не имеющей своего торгового флота и получающей едва ли не все заморские грузы исключительно на иностранных судах. И обратно, она была очень выгодна и удобна для английского торгового флота, производящего 70 % морской торговли всего мира и представляющего собой стоимость в миллиард рублей. Английский торговый флот – это мировой монополист-перевозчик. Чтобы разорить или совсем убить его, мало было сжечь или утопить несколько десятков пароходов, надобно было лишить его возможности работать в течение более или менее продолжительного времени. Надобно было сделать этот весь миллиардный капитал мертвым, приносящим даже убыток, а людей, зарабатывающих службой на пароходах свой хлеб, обратить в излишнюю тягость для государства, лишив их этого заработка.

Все это было бы возможно сделать, только отказавшись от той невыгодной для нас части парижской декларации, которая охраняет нейтральный груз под неприятельским флагом.

Если бы Россия отказалась от 3-го пункта парижской декларации, то английский флаг с объявлением войны моментально потерял бы свой кредит на всех морях, так как ни один торговый дом нейтрального государства не вверил бы этому флагу свои товары и богатства, и английские пароходы, лишившись половины работы, остались бы без дела, а в случае продолжительной войны это дело и вовсе могло бы выскользнуть из их рук, как это случилось с торговым флотом Северной Америки. Нет сомнения, что такое отступление от парижской декларации было бы осуждено институтом международного права в заседаниях его в Турине, Милане или Женеве, а самое действие крейсеров было бы названо несовременным и негуманным. Но это были бы тщетные и ошибочные рассуждения, так как подобная мера была бы, в сущности, самой гуманной, она колотила бы англичан по карману, являясь самым радикальным средством для окончания с ними войны.

К сожалению, Россия не отказывалась пока от третьего пункта и строго придерживалась парижской декларации, а Морское министерство, имея это в виду, добросовестно подготовлялось на всякий случай».

Далее от действительного состояния дел в русском флоте Беломор начинает фантазировать о том, что-де наши адмиралы берутся за ум.

…Когда наши газеты кричали о каперах, о легкости приобретения союзников выдачей каперских свидетельств всем желающим, о Кельпорте и Гамильтоне, которые легко могли быть блокированы англичанами и лишены всяких средств, Морское министерство уже обеспечило себя готовыми крейсерами, добытыми богатыми сведениями и предположенными станциями, врагу неизвестными. По берегам Америки тотчас по объявлении войны проектировалось послать агентов, назначенных из энергичных и сведущих морских офицеров. В обязанности этих агентов входило тайно нанимать нейтральные пароходы для доставки угля и провизии крейсерам на условленные места в Атлантическом океане, а также сообщать необходимые сведения как адмиралу, так и судам его эскадры в море.

Одним из таких агентов был и лейтенант Сомин в Пернамбуко, хорошо знавший испанский язык.

Большая часть консульских мест в прибрежных городах всего света занималась русскими морскими офицерами, и назначение местных обывателей, преимущественно английских коммерсантов, более уже не практиковалось.

Во Владивостоке, в Золотом Роге, лежали миллионы пудов угля, – это также было сделано Добровольным флотом в свободные промежутки времени между июнем и мартом, то есть между временем возвращения из Ханькао с чаем и новым отправлением за ним.

Узаконения (легитимации) наши о призах с 1806 года оставались неопределенными, запутанными и спорными, а потому Морское министерство решило покончить и с этим. Проект узаконений 1881 года был исправлен и, наконец, обратился в закон. Таким образом, разрыв с Англией в 18… году застал нас совершенно готовыми.

В день объявления войны составленное расписание станций, агентств, дислокация крейсеров и районы их действий были сообщены телеграфом адмиралу и капитанам, и исполнение этих приказаний не представляло никаких затруднений. К нашему счастью, и весна была ранняя. Весь Балтийский флот своевременно ушел в шхеры и в Моон-Зунд, по достоинству оцененный еще в 1868 г. покойными адмиралом Григорием Ивановичем Бутаковым. В то же время из Владивостока вышли шесть пароходов Добровольного флота и четыре парохода «Русского общества», загруженные более чем двумя миллионами пудами угля, огромным количеством мин, боеприпасов, провизией и обмундированием. Также на борту пароходов находились запасные офицеры и добавочные команды для пополнения убыли на крейсерах. Каждый из этих пароходов имел свое место назначения, указанное в запечатанных пакетах.

Сам же Владивосток, давно укрепленный с перешейка дальнобойными орудиями, был загорожен минами и сделался недосягаемым для неприятеля.