Текст книги "Наша великая мифология. Четыре гражданских войны с XI по XX век"

Глава 6
Чехословацкий мятеж и его последствия

С начала 1918 г. по приказу Ленина из Петрограда в волжские города отправляются отряды революционных матросов Балтийского флота. Так, в середине января прибывший в Казань отряд матросов организовал «1-й социалистический отряд моряков».

24 марта в Самару прибыли два железнодорожных эшелона с имуществом балтийского отряда гидроавиации, 400 моряков и 4 бронеавтомобиля. Через три дня в Самару прибыл еще эшелон со 120 моряками и четырьмя гидросамолетами.

Зачем же большевикам потребовались морские силы на Волге? Увы, для войны с собственным крестьянством. В начале 1918 г. управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич обратился к Ленину с просьбой «одним словом выразить, за что мы сейчас боремся». Владимир Ильич, не задумываясь ни на секунду, ответил: «Хлеб!»

Революционные матросы, солдаты и рабочие были посланы на Волгу и Каму силой отбирать зерно у крестьянства. Вопрос о хлебе очень деликатный. Дело в том, что крестьяне уже в 1915 г. из-за инфляции рубля и сужения потока товаров из города начали прятать зерно «до лучших времен». Действительно, какой смысл отдавать зерно по строго фиксированным ценам за «деревянные»[122]122
  В годы Первой мировой войны рубль потерял свое золотое содержание.


[Закрыть] рубли, на которые практически нечего было купить? Между тем если зерно умело хранить, то оно может лежать несколько лет. Наконец, его можно пустить на самогон или на корм скоту и птице.

А с другой стороны, без хлеба не могут существовать ни армия, ни промышленность, ни население крупных городов. Ни Николай II, ни его малокомпетентные министры и генералы не смогли решить хлебную проблему.

Замечу, что в 1796–1815 гг. в ходе непрерывных войн русский мужик исправно кормил и армию, и страну. Не будем спорить, что было тут главным фактором – воля и принуждение помещика или понимание того, что надо побить супостата. Я лично уверен, что преобладало первое, но повторяю, не будем спорить.

А вот в 1914–1918 гг. немецкий крестьянин отдавал 80–90 % произведенного продукта и делал это в основном сознательно.

В Первую мировую войну вся наша интеллигенция от кадетов до эсеров была твердо убеждена, что крестьянин не дает хлеб из-за неправильной земельной политики и других грехов самодержавия.

После отречения Николая II рухнул миф русской интеллигенции о добром и справедливом мужике, изнывающем под ярмом царизма.

Мужик не повез хлеб в город ни после февраля 1917 г., когда пало самодержавие, ни после октября, когда большевики дали ему землю. Мужик начал еще тщательнее прятать зерно. И большевики решили взять зерно силой. При этом рухнул еще один миф, на сей раз социал-демократический, о революционном пролетариате «с горячим сердцем и чистыми руками». Пролетарии, посланные в деревню за хлебом, начали грабить, убивать и насиловать.

Детонатором к взрыву в Поволжье стали чехи и словаки. А как там оказались братцы-славяне? Десятки тысяч чехов и словаков не желали воевать за лоскутную Австро-Венгерскую империю и впавшего в маразм императора Франца Иосифа I. И они порознь и скопом сдавались в плен и выражали желание сотрудничать с русскими властями. Нашим генералам и политикам не надо было мудрствовать лукаво, как использовать братушек-славян. Решение вроде бы очевидно – рассортировать добровольно сдавшихся пленных, из «военной косточки» сформировать чехословацкие батальоны и распределить их по одному в русские дивизии. Высококвалифицированных инженеров и рабочих отправить на военные заводы. А бравого солдата Швейка и сапера Водичку отправить в инженерный батальон.

Но масонское Временное правительство по научению французских масонов в июле 1917 г. создало из военнопленных чехов и словаков дивизию, а в сентябре – корпус численностью 45 тыс. человек.

Неужели Керенскому, Некрасову и K° не приходило в голову, что создание ударного корпуса из иностранцев в условиях разложения национальной армии чревато большой бедой для России?

Прекрасно понимали, но желали использовать чехов и словаков в своих интересах. Так, чехи и словаки активно использовались при подавлении «аграрных беспорядков» на Украине летом и в начале осени 1917 г.

Чехословацкий корпус формально подчинялся Временному правительству, и его командиром был русский генерал-майор В.Н. Шокоров. А фактически корпус управлялся из Парижа Чехословацким национальным советом, которым, соответственно, управляли французы. Комиссаром и фактическим руководителем корпуса был заместитель председателя российского филиала Чехословацкого национального совета А. Макса.

15 (28) января 1918 г. оный филиал объявил Чехословацкий корпус частью французской армии и потребовал отправки в Западную Европу.

Под предлогом предстоящей переброски во Францию части Чехословацкого корпуса отходили с Украины, самовольно захватывая железнодорожные эшелоны и станции, дезорганизуя действия советских войск, в том числе чехословацких красногвардейских отрядов.

20 марта 1918 г. Пензенский совет в связи с самочинными действиями Чехословацкого корпуса приостановил его продвижение на восток. 26 марта в целях быстрого вывода Чехословацкого корпуса с территории страны и во избежание международных осложнений советское правительство заключило с российским филиалом Чехословацкого национального совета соглашение об эвакуации Чехословацкого корпуса через Владивосток в качестве частных лиц при условии устранения контрреволюционного командования и сдачи основной части оружия.

И вот летом 1918 г. на Дальний Восток пошли десятки эшелонов с солдатами 45-тысячного Чехословацкого корпуса. А навстречу из сибирских и уральских лагерей шли эшелоны пленных немцев и австро-венгров, освобождаемых по Брестскому договору. Фактически обе стороны ехали на один и тот же фронт сражаться друг против друга!

14 мая 1918 г. на железнодорожном вокзале в Челябинске произошла большая драка между чехами и венграми. Вспомним, как бравый солдат Швейк вместе с сапером Водичкой колошматили мадьяр. Местный совет обвинил во всем чехов, арестовали несколько человек. Им грозил расстрел. Эшелон взялся за оружие и угрозой силы освободил товарищей.

Троцкий счел это достаточным поводом для расправы с «контрой» и издал приказ: «Все Советы депутатов обязаны под страхом ответственности разоружить чехословаков. Каждый чехословак, найденный вооруженным на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в концлагерь…»

Возможно, на решение Льва Давидовича повлияли и требования немцев, поскольку тем вовсе не улыбалось увидеть на Западном фронте Чехословацкий корпус.

Льву Давидовичу задача разоружения Чехословацкого корпуса показалась довольно простой. 45-тысячный корпус был разбросан по эшелонам от станции Ртищево (близ Пензы) до Владивостока, то есть на расстоянии свыше 7 тысяч километров.

Наиболее крупные группировки находились в районах Пензы, Сызрани и Самары (8 тыс. человек под командованием поручика С. Чечека), Челябинска и Миасса (8,8 тыс. человек, полковник С.Н. Войцеховский), Новониколаевска и станции Тайга (4,5 тыс. человек, капитан Г. Гайда), во Владивостоке (около 14 тыс. человек, генерал М.К. Дитерихс), а также Петропавловска, Кургана, Омска (капитан Сыровой).

Чехи и словаки отказались разоружаться, взялись за оружие и попросту разогнали Советы и красногвардейские отряды вдоль железнодорожной линии.

25 мая капитан Гайда со своим эшелоном поднял мятеж в Сибири, захватив Новониколаевск, а 26 мая отряд полковника Войцеховского захватил Челябинск. 28 мая, после боя с местными большевиками, эшелоны поручика Чечека заняли Пензу и Сызрань. Наиболее опасными для советской власти теперь стали Пензенская (8 тыс. человек) и Челябинская (8750 человек) группы чехов и словаков, которые первоначально пытались продолжить движение на восток. 7 июня группа Войцеховского, преодолев сопротивление красных, заняла Омск и 10 июня соединилась с эшелоном Гайды. Пензенская группа направилась на Самару и после небольшого боестолкновения с красноармейцами заняла ее 8 июня.

К началу июня 1918 г. все силы чехов и словаков, а также местные белогвардейцы сосредоточились в четырех группах:

– первая под командованием Чечека (бывшая Пензенская) в составе 5 тыс. человек – в районе Сызрань – Самара;

– вторая под командованием Войцеховского в составе 8 тыс. человек – в районе Челябинска;

– третья под командованием Гайды (Сибирская) в составе 4 тыс. человек – в районе Омск – Новониколаевск;

– четвертая под командованием Дитерихса (Владивостокская) в составе 14 тыс. человек была разбросана к востоку от озера Байкал и двигалась на Владивосток.

Штаб Чехословацкого корпуса и Чехословацкий национальный совет обосновались в Омске.

В начале июня группа чехословацких войск генерала Дитерихса активизировалась и 6 июля захватила Владивосток, а 7 июля – Никольск-Уссурийский.

Мятеж Чехословацкого корпуса послужил поводом для резкого увеличения военного присутствия интервентов во Владивостоке.

6 июля 1918 г. правительство США приняло решение об участии своих войск в оккупации Дальневосточного края. Был разработан план совместного вторжения союзных держав на Дальний Восток и в Сибирь. 2 августа в Николаевск-на-Амуре прибыло несколько японских транспортов с войсками в сопровождении четырех миноносцев. 3 августа во Владивостоке высадился английский 25-й Миддлесекский полк, 9 августа – французский батальон, 12 августа – 12-я японская пехотная дивизия (около 16 тыс. человек), 16 августа – американский экспедиционный корпус (около 9 тыс. человек). В конце августа часть оккупационных войск под командованием японского генерала Оой была направлена на Уссурийский фронт на помощь чехам и словакам.

Так, например, англичане в сентябре 1918 г. отправили отряд матросов с крейсера «Суффолк» с четырьмя 76-мм корабельными орудиями. Их установили на бронепоезде, который до конца ноября 1918 г. патрулировал Транссибирскую магистраль от Омска до Уфы.

1 сентября 1918 г. чехи и словаки и сторонники атамана Г.М. Семенова захватили Читу, 4 сентября калмыковцы и японские интервенты захватили Хабаровск, 18 сентября – Благовещенск. В сентябре японский десант высадился на Камчатке.

Осенью 1918 г. весь Дальний Восток находился под властью интервентов. К 1 октября 1918 г. только японских войск на Дальнем Востоке насчитывалось около 73 тысяч. Всего же с августа 1918 г. по октябрь 1919 г. Япония ввела для оккупации края 120 тыс. человек. Общая численность интервентов на Дальнем Востоке к началу 1919 г. превысила 150 тыс. человек.

25 июля 1918 г. чехи и словаки взяли Екатеринбург со стороны Челябинска. Большевики понимали, что не удержат город, и в ночь с 16 на 17 июля (по новому стилю) там были убиты Николай II, Александра и их пятеро детей в возрасте от 14 до 21 года. Поскольку либеральные историки и СМИ до предела гипертрофировали этот эпизод Гражданской войны, то о нем следует сказать несколько слов.

Начну с того, что большевики с самого начала прибегли к беспардонной лжи. 19 июня 1918 г. председатель ВЦИК Свердлов официально заявил, что «…был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имеющий целью вырвать из рук советской власти коронованного палача. Ввиду всех этих обстоятельств президиум Уральского Областного Совета постановил расстрелять Николая Романова, что было приведено в исполнение. Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место…

…За последнее время предполагалось предать бывшего царя суду за все его преступления против народа, только развернувшиеся сейчас события помешали осуществлению этого суда. Президиум, обсудив все обстоятельства, заставившие Уральский Областной Совет принять решение о расстреле Романова, постановил признать решение Уральского Областного Совета правильным».

После этого из руководителей большевиков о мотивах убийства царской семьи высказался только Троцкий. В его дневнике от 9 апреля 1935 г. есть запись: «Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

– Да, а где царь?

– Конечно, – ответил он, – расстрелян.

– А семья где?

– И семья с ним.

– Все? – спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

– Все! – ответил Свердлов. – А что?

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.

– А кто решал? – спросил я.

– Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Больше я никаких вопросов не задавал, поставив на деле крест. По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель».

Замечу, что еще раньше, в ночь с 12 на 13 июня (по новому стилю), был убит брат царя великий князь Михаил Александрович. А в ночь с 17 на 18 июля, то есть через день после убийства царя, в Алапаевске были убиты великий князь Сергей Михайлович, родная сестра императрицы Елизавета Федоровна и четверо князей императорской крови.

Все три групповых убийства имели совершенно одинаковый почерк. Акции проводились ночью в полнейшей тайне. Убивали не только членов семейства Романовых, но и врача, слуг, секретаря, монашку-келейницу, то есть всех свидетелей. Трупы старательно уничтожали. В официальной большевистской прессе сначала помалкивали, а затем безбожно врали, выдавая одну «дезу» за другой.

Риторический вопрос – можно ли предположить, что все эти убийства никак не связаны друг с другом? Неужели не ясно, что эта серия убийств исходила из единого центра, и уж конечно, не из Екатеринбурга. Думаю, что Троцкий был прав: приказ был отдан из Москвы Лениным и Свердловым, но без совета с самим Львом Давидовичем они явно не обошлись.

Как известно, в 1929 г. Троцкий был в СССР предан анафеме. Но его аргументацию по данному вопросу постоянно использовали партийные лекторы на различных собраниях, семинарах, в учебных аудиториях перед студентами и т. п. Будучи студентом, автор лично слышал такие объяснения. Начиналось все с фразы, что здесь, мол, свой контингент слушателей, поэтому, мол, можно сказать… и далее следовали аргументы Троцкого. Кроме того, добавлялось, что захват белыми царской семьи привел бы к усилению Гражданской войны, к гибели новых сотен тысяч людей и т. п.

На мой взгляд, подобные утверждения верны лишь отчасти. Начну с вопроса: а кто такие белые? Для меня лично это только метка, обозначающая одну из сторон в Гражданской войне. И в самом деле, в названиях армий Корнилова, Деникина, Колчака и Юденича не было прилагательного «белая». Термин «белая армия» был придуман большевиками в пропагандистских целях и по дурости понравился кой-кому из антикоммунистов. Откуда вообще взялся термин «белые»? Так в 1789–1815 гг. во Франции называли сторонников короля (роялистов), поскольку французские Бурбоны имели белое знамя с лилиями. У «белых» армий в России не только не было белых знамен, но и монархисты в них составляли меньшинство. Ни одно движение или военное формирование в 1918–1921 гг. не выдвинуло лозунга возвращения на престол Николая II.

Основатели «белого движения» генерал Алексеев и адмирал Колчак в феврале 1917 г. в ультимативной форме требовали отречения Николая II, а в марте генерал Корнилов лично арестовал Николая с семьей в Царском Селе. Что могло ждать Колчака, Деникина или Врангеля, если кому-нибудь из них удалось бы въехать в Москву на белом коне? В этом случае «белый» вождь мог стать диктатором а-ля Кромвель или Бонапарт. Но пригласи он на царство Николая II, его ждал максимум пост военного министра, а через некоторое время – неизбежная опала. Характер Николая II все знали – он не терпел сильных личностей рядом с собой. Короткая записка царя, причем без объяснения причин отставки, и «спаситель России» отправился бы в свое имение на заслуженный отдых. Итак, если и была некоторая вероятность, что «белая армия, черный барон снова готовит нам царский трон», то уж трон готовился никак не для Николая или кого-либо из семейства Романовых.

Посему во всех белых армиях среди целей борьбы был назван «принцип неопределенности», то есть государственный строй в России должен быть определен путем свободного волеизъявления всех граждан, но только после полной победы над большевиками. Таким образом, знаменем Николай II и его дети в ходе Гражданской войны стать не могли.

Но в международном плане царская семья представляла собой серьезную опасность для советской власти. Вспомним, как начиная с 1921 г. большая часть белогвардейцев в эмиграции сплотилась вокруг великих князей Николая Николаевича и Кирилла Владимировича, хотя в ходе Гражданской войны в белом стане о них давным-давно позабыли.

И не то чтобы императоры, но и вожди белого движения из обеих особ были, мягко говоря, никудышные. Николай Николаевич был очень стар и не имел детей, а Кирилл Владимирович в связи с вступлением в брак вопреки мнению царя был отстранен Николаем II от права наследования. Еще до отречения Николая II великий князь Кирилл привел свой Гвардейский флотский экипаж в Государственную думу и, нацепив красный бант, объявил себя революционером.

Появление Николая II и его детей в Западной Европе в 1921 г. немедленно бы объединило враждовавших между собой «кирилловцев» и «николаевцев». Не исключено, что ряд крупных держав признали бы царя или его детей в качестве русского правительства в изгнании.

А попади любой член царской семьи в руки японцев, его стопроцентно ожидала бы судьба юного китайского принца Пу-И, которого японцы сделали своей марионеткой – императором Манчжоу-Го. Только в варианте Романова это был бы «Дальний Восток-Го».

Но мы здорово, хотя и по делу, отвлеклись и теперь вернемся к восстанию Чехословацкого корпуса. До сих пор я говорил о сепаратистских движениях на окраинах империи – в Финляндии, Польше, Малороссии, на Кавказе и т. д. Но сепаратисты объявились и в самом центре Сибири. Сепаратистское движение, так называемые «сибирские областники», возникло еще в XIX в. Его руководители Г.К. Потанин, Н.М. Ядринцев и другие выступали под лозунгом «автономии» Сибири, а позже – ее полного отделения от России.

В октябре 1917 г. в Томске собрался Первый Сибирский съезд «областников». Любопытно, что 52 % его делегатов были членами партии эсеров. Съезд избрал Сибирский областной совет (33 человека), которому поручил в период между съездами осуществлять власть «в экономико-финансовой и политической» областях.

Чрезвычайный общесибирский областной съезд, собравшийся в Томске 6 (19) декабря 1917 г., принял «Положение о временных органах Управления Сибири», в котором территория последней (включая Дальний Восток) объявлялась «автономной частью Российской Республики», советская власть не признавалась, выдвигалось требование созыва Сибирского учредительного собрания. Временно власть вручалась Сибирской областной думе и ответственному перед ней Сибирскому областному совету во главе с Потаниным.

В ночь на 26 января (8 февраля) 1918 г. Томский совет рабочих и солдатских депутатов распустил Сибирскую областную думу и образованные ею областные организации, арестовав часть ее членов.

После захвата Томска чехами и словаками «областники» вновь активизировались и 23 июня создали «Временное сибирское правительство» (ВСП) во главе с П.В. Вологодским. Это правительство отменило все декреты советской власти и объявило о создании Сибирской армии.

Численность Сибирской армии к концу июня 1918 г. составляла 7,6 тыс. человек при 19 пушках и 30 пулеметах. Армия быстро росла и к середине сентября того же года достигла 37,6 тыс. человек при 70 пушках и 184 пулеметах. В октябре 1918 г. в состав Сибирской армии входили: 1-й Среднесибирский корпус (1-я и 2-я Сибирские стрелковые дивизии), 2-й Степной Сибирский корпус (3-я, 4-я и 5-я Сибирские стрелковые дивизии), 3-й Уральский армейский корпус (7-я Уральская стрелковая дивизия, 2-й чешский полк, три Оренбургских казачьих полка), 4-й Восточно-Сибирский корпус и 5-й Приамурский корпус.

В сентябре—октябре 1918 г. Сибирская армия вела боевые действия против советских войск на северо-западе – на нижнесалдинском, нижнетагильском, кунгурском и красноуфимском направлениях, в Семиречье – в районах Лепсинска и Капала, на востоке – в районе реки Зея, Амурской железной дороги и Троицкосавска. В районе Перми против 3-й Красной Армии действовала Екатеринбургская группа войск Сибирской армии (1-й Среднесибирский корпус и 2-я чешская дивизия), которая 29 ноября перешла в наступление и 21 декабря захватила Кунгур, а 24 декабря – Пермь.

Однако главную угрозу советской власти представляло не Сибирское правительство, а наступление чехов и словаков и белых вверх по Волге.

8 июня 1918 г. в Самаре после захвата города чехами и словаками был создан Комитет членов Учредительного собрания, он же Комуч, или «Самарская учредилка». Во главе Комуча стал эсер В.К. Вольский. С приходом чехословаков Комуч объявил себя до созыва Учредительного собрания «временной властью» («правительством»), соединяющей законодательные, исполнительные, судебные и военные функции на территории Самарской губернии. С развитием временных военных успехов чехов Комуч стал претендовать на управление всей территорией, захваченной противниками советской власти, придавая своей власти «всероссийское» значение.

В начале августа 1918 г. в Комуче было 29 человек, в начале сентября – 71 человек, а в конце сентября – 96–97 человек. Законодательная власть, осуществляемая Комучем, отделялась от исполнительной, которая с конца августа 1918 г. была сосредоточена в «Совете управляющих ведомствами», который в основном состоял из эсеров под председательством Е.Ф. Роговского.

Комуч декларировал «восстановление демократических свобод», принял красный государственный флаг, формально установил 8-часовой рабочий день, на словах разрешил созыв рабочих конференций и крестьянских съездов. 30 августа был создан так называемый Совет рабочих депутатов, составленный из подставных лиц и лишенный какой-либо власти, а также сформирована Народная армия.

Одновременно Комуч отменил декреты советского правительства, возвратил бывшим владельцам национализированные советской властью промышленные предприятия, денационализировал банки, восстановил городские думы и земства, разрешил свободу частной торговли. Признавая на словах национализацию земли и формально не восстанавливая помещичьего землевладения, Комуч на деле предоставил возможность помещикам отбирать у крестьян переданную им землю, а также право снять урожай озимых 1917 года.

Народная армия Комуча первоначально состояла из двух рот пехоты, кавалерийского эскадрона и конной батареи. Армией вызвался командовать подполковник В.О. Каппель, до захвата чехами и словаками Самары служивший в штабе у красных. Кроме того, в разное время армией командовали полковник Н.А. Галкин и чех полковник С. Чечек.

Первоначально армия строилась на добровольной основе с трехмесячным сроком службы. 30 июня 1918 г. была проведена мобилизация мужчин 1897–1898 гг. рождения, что позволило увеличить численность армии с 10 тыс. человек до 30 тыс. В середине августа была объявлена мобилизация офицеров, которым к 1 августа не исполнилось 35 лет, а генералов и старших офицеров – независимо от возраста.

Как писал историк С.В. Волков: «Вследствие эсеровского характера Комуча армия имела соответствовавшие атрибуты: в ней существовало обращение „гражданин“, форма – без погон, с отличительным признаком в виде георгиевской ленточки. Все это находилось в вопиющем противоречии с настроением, психологией и идеологией офицерства, которое терпело Комуч лишь как неизбежное зло, позволявшее, по крайней мере, вести борьбу с большевиками. Комуч, в свою очередь, крайне подозрительно относился к офицерству и старался противопоставить русским формированиям и русскому командованию чехов, создавая даже специальные чехо-русские части под началом чешских офицеров».[123]123
  Волков С.В. Белое движение. Энциклопедия Гражданской войны. СПб: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 354.


[Закрыть]

Два мичмана, Г.А. Мейрер и А.А. Ершов, организовали «комучевскую» речную флотилию. Фраза историка «создана белая военная флотилия» ничего не говорит современным читателям. Поэтому я расскажу об этом эпизоде, чтобы показать колорит Гражданской войны.

Дело началось с назначения Мейрера комфлотом по его же просьбе. Вроде бы все шло гладко, недоставало только кораблей. И на следующее утро новоявленный комфлота в сопровождении чешского взвода начал поиски какого-нибудь парохода, на котором можно было бы отправиться за баржой с мукой.

Еще накануне занятия чехами Самары все находившиеся там пароходы отошли от пристаней и стали на якорь метрах в ста от берега. Таким образом капитаны пароходов решили соблюдать безопасный нейтралитет. Пароходы не подавали никаких признаков жизни, никто из их команд не высовывался на палубу. Тогда Мейрер отыскал на берегу лодку, и чехи стали стаскивать ее на воду. В этот момент кто-то крикнул, что вверх по реке идет пароход.

Большинство волжских пароходов были колесными, и звук приближающегося парохода походил на шлепанье чего-то плоского по воде. Так прямо в руки комфлота «пришлепала» первая боевая единица Волжской флотилии. Капитан ошвартовал свой пароход к пристани, снял фуражу и по русскому обычаю перекрестился, благодаря Бога за благополучное путешествие. Лоцман и рулевой, стоявший в рулевой рубке, также, сняв шапки, перекрестились. Но в следующую минуту капитан пожалел, что ошвартовался в Самаре, так как появившийся на мостике Мейрер заявил, что теперь и он сам, и пароход, и вся команда реквизированы Народной армией. Немного поворчав, капитан сдался. Двум матросам из команды парохода все же удалось удрать, но и оставшихся было вполне достаточно.

Чехи погрузили на пароход три пулемета, погрузились сами, и около восьми часов утра пароход под командованием Мейрера отвалил от пристани и пошел в свой первый боевой поход.

Маленький пароходик быстро шел вниз по течению, а комфлота важно расхаживал по мостику и обдумывал способы захвата баржи. Хорошо бы, чтоб баржа не охранялась и на ней находилась бы лишь маленькая команда «Ваняев» (так называли волжских матросов) с «Водоливом», то есть капитаном баржи. Тогда вся экспедиция свелась бы к буксировке баржи в Самару. А если баржа охраняется красными? Вот тогда положение становилось серьезным. Мука и другой сухой груз на Волге перевозились в деревянных ящиках с очень высоким надводным бортом, доходящим буксиру до мостика, а то и выше, в зависимости от загрузки. А у Мейрера буксир был совсем крохотный и мостик его, соответственно, низкий. Да и пулеметный и ружейный огонь с парохода вряд ли может нанести существенный вред шестидюймовым деревянным бортам баржи, в то время как за легкими надстройками пароходика и за его тонкими бортовыми листами укрыться от пуль было невозможно. Поэтому длительная перестрелка недопустима, тут будет явное преимущество красных. И Мейрер рассудил, что единственно верное решение в этом случае – абордаж!

Вскоре показалась и баржа. Мичман Мейрер приказал всем чехам спрятаться вниз, пароходику придать обычный мирный вид, а машинной команде развить полный ход и сначала пройти мимо баржи, а затем, сделав полный поворот, с полного же хода подойти к ее борту. В этот момент чехи уже выскочили наверх. Буксир, ударившись о борт баржи, сразу же отскочил метров на 10, однако Мейреру и нескольким чехам в момент удара удалось перескочить на баржу. Сопротивления оказано не было, красный караул на барже был просто пьян и совершенно не понимал, что происходит. Комфлота даже несколько разочаровался – как просто прошла задуманная им гениальная операция.

Баржу взяли на буксир и привели в Самару. Накормили всех голодающих русских и чехов, а оставшуюся муку сложили в амбары.

Через несколько дней чешский штаб приказал перевести батальон пехоты к Ставрополю – следующему городу, расположенному вверх по Волге. Для этого перехода мичман Мейрер, осмотрев все суда, стоявшие на якоре, выбрал два буксира и один пассажирский пароход. Буксир «Фельдмаршал Милютин» комфлота отобрал не зря. Это был один из самых больших и мощных пароходов на Волге. Другой буксир – «Вульф» – был несколько поменьше.

Появилась у белой флотилии и своя авиация. Еще 4 июня у железнодорожной станции Липяги (под Самарой) моряки гидродивизиона на своей базе «Фельдмаршал Суворов» пытались прорваться к красным, но чехи огнем с берега заставили «Суворова» выброситься на мель. Было убито свыше ста матросов, лишь нескольким из них удалось прорваться в Симбирск на катере «Фрам». Самолеты гидродивизиона стали добычей чехов. Все офицеры дивизиона перешли на сторону белых.

Замечу, что на территории как красных, так и белых судовые команды, не говоря уж о капитанах и лоцманах, крайне неохотно шли воевать. Тут сказался и их относительный материальный достаток, и пропаганда эсеров и меньшевиков, которые еще весной 1918 г. предложили объявить Волгу нейтральной территорией, а речникам заниматься своими прямыми обязанностями и не участвовать в Гражданской войне.

Мичман Мейрер писал: «На похороны [погибших в бою двух юнкеров] собралась довольно большая толпа сызранцев, к которым после погребения мичман М. обратился с призывом присоединиться к Народной Армии и общими усилиями сбросить с России красное иго. Недоверчиво смотрела на молодого офицера немая толпа. Тупые лица как будто хотели сказать: „Пой, пой, малец, но нас не проведешь! Еще неизвестно, чья сторона возьмет верх“. Когда толпа разошлась, подошли двое или трое из молодых и, оглядываясь и как будто стыдясь, попросились записаться в армию. Вот и все… Удивляться, что мы проиграли Гражданскую войну, не приходится. Наша покорность – вот что помогло большевикам.

Казалось бы, что простое чувство самосохранения должно было подсказать русскому офицерству и интеллигенции необходимость объединения для борьбы с красными. Ведь каждый из них знал о происходящих по всем углам России расстрелах, но какая-то пассивность охватила огромное большинство, в результате чего, поодиночке, уничтожались лучшие силы страны. Выработалась какая-то особая животная психология сидеть смирно – «авось до меня и не дойдет». А в то время, в начале Гражданской войны, когда красные еще не были организованы, одни офицеры, соединившись, могли бы свободно пройти поперек всей России и задушить «гидру» в Москве…».[124]124
  Мейрер Г.А. Война на Волге // Флот в белой борьбе / Состав. С.В. Волков, М.: ЗАО Центрполиграф, 2002. С. 414–416.


[Закрыть]

По мнению же автора, Мейрер наполовину прав: белые офицеры в идеальном варианте могли летом 1918 г наскоком взять Москву, но выиграть Гражданскую войну – никогда.