Текст книги "Ловушка для каравана"

– Да, это так, – суховато ответил профессор Алим, а потом оживился и продолжил:

– К несчастью, здесь, в горных кишлаках, несмотря на все военные кордоны и посты, выросли целые династии разбойников, которые свой опыт грабить и уходить от преследования только по им известным тропам передавали из поколения в поколение. В отличие от тех разбойников, которые грабили или устанавливали свою «квоту» на товары, но при этом отпускали купцов живыми, нынешние банды мятежников, называя себя моджахедами, сеют смерть. Они не щадят никого! Афганское правительство, претворяя в жизнь идеи мира, социальной справедливости, под руководством Народно-демократической партии Афганистана, а также с помощью нашего верного соседа, друга и союзника Советского Союза сделает всё, чтобы на афганской земле был мир. И вот тогда там, – показывая в ущелье, вновь подчеркнул профессор, – мы проведем раскопки, изучим все пещеры. Надеюсь, что в горах Махипарского ущелья мы найдём много интересного. Сюда мы будем приводить экскурсии из многих стран мира.

Все замерли, слушая профессора. Здесь, в горных условиях, слушать рассказы про археологию было намного интереснее, чем в учебных аудиториях.

– Мы словно в сказку попали, – тихо промолвил гранатомётчик Мошкин, бросая взгляд в ущелье. Он, как заворожённый, замер от прямо-таки фантастической картины, представшей перед глазами. Все остальные солдаты вместе с офицерами тоже с восторгом смотрели на ущелье, которое видели каждый день, но под впечатлением рассказа профессора всё теперь воспринималось иначе. Они узнали много интересного, о чём даже не догадывались.

Больше часа говорил профессор, потом, повернувшись к присутствующим, спросил:

– У кого есть вопросы?

Посыпались вопросы:

– Почему после всех завоевателей остались лишь руины, развалины создаваемой веками и тысячелетиями культуры?

– Ради чего воевали эти полководцы?

– Как получилось, что территория, на которой были все условия для процветания людей, вдруг вернулась в средневековье?

– Как сохранить грандиозные памятники культуры, которые оставляли нам древние цивилизации и народы?

– Войны ничего хорошего, кроме горя и страданий, не приносят! – ответил профессор. – Вот и сейчас радикальные исламисты при поддержке США, некоторых арабских и европейских государств, объявили джихад против неверных, против всех, кто с ними не согласен. Они сеют террор и насилие, пресекают любое инакомыслие, требуют ввести смертную казнь для мусульман в случае их перехода в другую веру. Их цель – стереть из памяти народа нашу историю, до конца разрушить то, что создавалось веками, тысячелетиями, чтобы люди не знали своего прошлого и не было другой веры, кроме радикального ислама. Этим самым они искажают и сам Коран. Проповедь только одной веры, национализм, возвеличивание одних людей над другими, богатых над бедными – это тоже война. Это война невидимая, за наши души, война между силами света и тьмы.

Профессор на минуту замолчал, задумываясь над сказанным, подняв вверх голову и потерев подбородок, ещё раз окинул взглядом всех окружающих, а затем продолжил:

– Только через науку, объективные факты мы сможем рассказать народу правду, сохранить нашу подлинную историю! Мы обязаны сберечь информацию и рассказывать о судьбах наших предков, передавая драгоценные знания из поколения в поколение, из уст в уста. А все кровопролитные войны, после которых оставались лишь руины, пусть станут напоминанием грядущим поколениям о том, что правда не в насилии, не в терроре! Созидать и творить человек может только в мире и согласии! – эмоционально закончил свою речь профессор Алим.

Солнце уже было в своей самой верхней точке, в зените. Попрощавшись с профессором и его студентами, старший лейтенант Годына ещё раз кинул взгляд в глубину Махипарского ущелья, где, по словам профессора, находились пещеры с древними монастырями. Ущелье по-прежнему было мрачным, но туман почти рассеялся и солнечные лучи замелькали в пропасти. Небо над головой было без единого облачка, и только там, где ущелье сжималось, стояло, клубясь между скалами, как будто поддерживая их, белоснежное витое облако.

По дороге обратно Безгодков с восторгом и одновременно с какой-то ностальгией, обращаясь к своему командиру, сказал:

– А ведь смотрите, товарищ старший лейтенант, какая красота вокруг нас! Мы просто её не замечаем. Профессор своим рассказом глаза нам открыл! Надоела уже эта война, домой тянет!

– Рано тебе ещё, Рыжий, о дембеле думать! Вместе уедем! Потерпи, скоро уже! А вот профессор много интересного рассказал об этих местах, да и об истории такие факты выдал, что даже посетить в мирной обстановке в качестве туриста эти места захочется, – ответил старший лейтенант Годына.

Прошло около часа после того, как расстались с группой профессора, далеко позади остался серпантин. Снова по пути движения попадались сплошные зигзаги, крутые повороты, тёмные каменные туннели и галереи. И вот, наконец, за поворотом огибающей скалу дороги, открылся простор равнины. Вдоль дороги лежало множество серых камней и плит, вросших в почву, покрытых зелёно-жёлтой травой. Два поста роты минули, не останавливаясь, лишь отдав честь приветствующим их часовым.

– О чём загрустил? – похлопал по плечу своего порученца ротный. – Вот мы и дома! – сказал он, когда боевые машины пехоты въехали на главный пост роты.

Глава шестнадцатая
Уроки жизни

Согласно плану боевой подготовки. Трофейный боевой нагрудник сержанта Филимонова. Настойчивость и смекалка молодого солдата. Новоявленный портной. И смех и грех.

Ранним утром следующего дня стало ещё жарче. Белый дым тумана, поднявшись над склонами и хребтами гор напротив боевых позиций поста и над рекой Кабул, быстро таял в солнечных лучах, уходя в бирюзовое небо.

В это утро, сразу после завтрака, согласно плану боевой подготовки роты, отработали действия по отражению внезапного нападения противника со стороны реки Кабул и кишлака Гагамунды. Огнём из танка и БМП был нанесён удар по полуразрушенному глинобетонному строению за рекой у скалы.

Наводчик орудия танка с наводчиками-операторами боевых машин пехоты действовали слаженно. Все отстрелялись без промахов, с первого выстрела поражая цели. Уверенно вели огонь из стрелкового оружия пулемётчики и стрелки-автоматчики, точно в цель бил снайпер.

После отражения нападения условного противника командир роты организовал состязания по огневой подготовке между отделениями. Бойцы ещё раз попрактиковались, чтобы не терять навыки в боевой стрельбе из автомата Калашникова. Победило отделение сержанта Филимонова из выносного поста. После подведения итогов командир роты дал личному составу время для отдыха. Пообедав, все бойцы, принимавшие участие в состязаниях, расположившись недалеко от пункта приёма пищи, немного расслабились и делились своими впечатлениями.

Время было послеобеденное, но всем казалось, что припекает ещё больше. Командир роты обошёл территорию, проверив, чтобы бронетехника была заправлена топливом, затем решил немного отдохнуть, почитать. Возвращаясь обратно, он увидел, что бойцы собрались за столом под тенью шелковицы и продолжали что-то бурно обсуждать, смеяться. Он не стал им мешать, а сел неподалёку и раскрыл газету «Красная звезда».

Что-то горячо рассказывал старший выносного поста сержант Филимонов о рейдах и боевых операциях, в которых он побывал за время службы в Афганистане.

– Филя! Расскажи ребятам, особенно нашим молодым, откуда у тебя «лифчик» трофейный и как он тебе достался, – улыбаясь, попросил Безгодков.

Филимонов важно поправил на себе амуницию, посмотрел сверху пронизывающим взглядом на окружающих, выждал, пока все успокоятся, и начал свой рассказ издалека:

– Дело было в начале сентября прошлого года, когда наш 180-й мотострелковый полк участвовал во второй Пандшерской операции. Наш батальон находился недалеко от уездного населённого пункта Руха.

Среди окружавших сержанта сослуживцев послышался шум. Они о чём-то тихо шептались между собой. Сержант Филимонов на время прервал свой рассказ, дожидаясь, пока все успокоятся. Бойцы уставились на Филю и с завистью смотрели на его экипировку. На его груди висел зафиксированный ремнями за шею и плечи душманский боевой нагрудник, т. е. «лифчик», в который вмещались 4 магазина от автомата Калашникова, две гранаты, сигнальные ракеты, а сбоку фляга с водой. Оставалось ещё место для патронов россыпью. Этот боевой нагрудник считался одним из самых ценных трофеев, поскольку не только увеличивал боекомплект и находился всегда под руками, но и, как бронежилет, являлся защитой туловища от пуль и осколков. Бойцы в роте сами шили себе подобную амуницию из двух подсумков для магазинов, плащ-палатки, используя плавжилеты из комплекта БМП. А тут у Фили был настоящий «лифчик», изготовленный где-то на Западе или в Пакистане по заказу самих душманов, хорошо знакомых со спецификой боевых действий в горах. Страны-покровительницы моджахедов не только вливали огромные деньги в их вооружение, но и снабжали удобной амуницией.

Филя подобрал под себя ноги, важно нахмурил брови (на лбу из-за этого появились смешные складки), посмотрел опять на окружающих. Когда все снова притихли, он продолжил рассказ:

– Наш взвод после длительного перехода в горах остановился в каком-то горном кишлаке. Разместились в крайнем доме, проверили его от и до. Всё, как показалось, было тихо, выставили охранение. Сели кушать, и я, проголодавшись, съел сразу три банки красной рыбы в томатном соусе! Запил литром воды. Вскоре живот так скрутило, хоть волком вой! Я взводному говорю: «Разрешите, товарищ лейтенант, отлучится, живот прихватило». А он ещё с издёвкой отвечает: «Я предупреждал, что жрать надо меньше этой красной рыбы!» Ну, я бегом во двор, в сарайчик, захудалый, весь в дырках. Открываю дверь в том углу, где было отхожее место, смотрю и оторопел! Гляжу, на корточках со спущенными штанами дух сидит. Сидит, понимаете, глаза выпучил, смотрит так на меня. А глаза у него холодные, точно стеклянные, глаза-то. В них такая затаённая злоба читается! Дух был молодой, только бородка ещё еле-еле пробивалась не лице. Автомат у стены стоит. Я вскинул свой автомат и направил на него, палец на спусковом крючке. Вижу, в глазах моего врага появилось столько мольбы о пощаде, что жалко его стало. Ну и плюс, понимаете, должны же быть неписанные правила при такой чрезвычайной ситуации, – Филя на несколько секунд замолк и, еле сдерживая смех, опять продолжил. – Я ему показываю на его «лифчик»: «Снимай, мол», а сам держу его на прицеле. Сарай же весь, повторяю, полуразрушенный, одни дыры. И вот дух одной рукой штаны держит, другой снимает свою амуницию, боекомплект и бросает мне под ноги. Опять смотрит на меня умоляющими глазами. Я ему показываю на дыру в сарае: «Мол, беги!» Дух как сиганет, даже штаны не успел напялить, только голая задница белеет, а затем, поддерживая свои штаны, пролез в проем дувала[10]10
  Дувал – забор, выложенный из камней и глины


[Закрыть]и скрылся в горах. Ну, а я быстро сделал свое дело, взял его автомат и снаряжение.

Несмотря на то, что эту историю старые сослуживцы слышали много раз, грянул полный силы и молодого задора хохот. Бойцы смеялись от души. Тут сержант Филимонов опять сделал паузу, чтобы заинтриговать всех и придать своему рассказу больше значимости.

– Ну, а дальше что? – спросил сидевший рядом сержант Далинчук, командир танка.

Все затихли, ожидая, что скажет Филя.

– А дальше, – продолжил сержант Филимонов, – принёс я трофеи, рассказываю, все обхохатываются. Взводный сам от души смеялся и даже ругать не стал, почему духа упустил. Правда, сразу усилили охранение, – подытожил Филимонов.

– Товарищ сержант, разрешите! – послышался негромкий голос сзади расположившихся у шелковицы солдат.

Все оглянулись на молодого бойца, которого здесь, на посту, по-дружески все звали Митёк. Он сидел на возвышенности напротив стола и был особенно взволнован и озадачен рассказом Фили.

– Говори, что ты хотел спросить? – ответил дружелюбно Филимонов.

– Товарищ сержант! Вы хоть и строгий к нам, но хороший человек! – сказал с восхищением Митёк.

– В плен надо было его взять! – прервав Митю, жёстко сказал наводчик орудия танка.

– Эй, хватит вам спорить, – вмешался в разговор сержант Без-годков. – правильно сделал Филя! Дух, может, хоть в душе будет с благодарностью вспоминать «шурави». Молодец, Филя! Уважаю таких!

Нахмурившись, он краем глаза глянул на реакцию танкиста. Тот промолчал, ничего не возразив, не возразили и другие.

Молодой солдат Митёк месяц назад прибыл из учебки, находившейся в Душанбе. Он был простодушным, любопытным и домашним, умел хорошо готовить, поэтому здесь ещё исполнял обязанности повара. Паренёк всегда, когда слушал других, выпучивал свои серо-голубые детские глаза и задавал вопросы к месту и не к месту, а иногда просто невпопад, когда для других всё было очевидно. Вот и сейчас с ним творилось что-то необычайное. Ему хотелось примерить этот боевой нагрудник на себя, в голове крутилась одна мысль. Митёк о чем-то сосредоточенно думал, внимательно смотрел на сержанта Филимонова, с замиранием сердца слушал его. Он несколько раз вставал, садился, а потом, когда все стали расходиться, подошёл к сержанту и несмелым голосом попросил:

– Товарищ сержант, разрешите примерить на себя Ваше снаряжение?

– Зачем? – спросил Филимонов.

Митёк вздохнул, протяжно сипнул носом и почти неслышно ответил:

– Хочу себе такой сшить.

Сержант с удивлением посмотрел на бойца, который для всех был неизменной мишенью для насмешек, и сказал:

– Ладно, давай, когда завтра утром я опять буду здесь, подойдёшь ко мне.

Надо представить, как все удивились, когда через несколько дней Митёк появился в таком же боевом нагруднике, сшитом кустарно, но добротно, своими руками.

– Ну, ты настоящий портной! – говорили бойцы, хваля молодого солдата.

Все улыбались, тянулись к нему, примеряя на себя обновку. Их поразила сообразительность сослуживца.

– Нет, не портной я, – искренне засмущался Митёк. – Рос без отца (отец мой рано умер), вот я и оставался в семье за старшего. Нас было четверо. Мама научила шить и стирать. Я по хозяйству всё могу, но вот крови боюсь, курицу не мог зарубить – всё мать делала.

Бесхитростный он боец, добрый и открытый. Этими качествами отличался Митёк от всех остальных сослуживцев. Поэтому, хоть над ним и посмеивались, но без злобы, необидно.

На следующий день с новоявленным портным роты случился небольшой конфуз. Сержант Равкат Нигаметьянов, старший за позиции основного поста роты, обходя территорию, увидел, что от палатки хозяйственной части отрезана часть брезента. Он сразу догадался, кто это сделал и, вызвав солдата к себе, спросил:

– С чего шил «лифчик», где взял брезент?

Митёк побледнел, оторопело смотря на сержанта и лихорадочно соображая, что ответить.

– Чего молчишь? – заорал сержант.

Митёк, заикаясь, ответил:

– Там… на… на… склад-де брезент в-в-валялся.

Сержант побагровел. Он еле сдерживался, только усилием воли подавил в себе ярость:

– Что? Валялся, говоришь? Врёшь! Разве не знаешь, что ты палатку испортил, а это – умышленная порча военного имущества, солдат! Что я старшине скажу? Вот старшина роты как следует тебе всыплет, – резко сказал сержант.

Митёк стоял ни жив ни мертв. Он понимал, что разговор вступил в опасную фазу.

– Ты как тот вор, на котором шапка горит.

Митёк поморщился и обиженным голосом тихо произнёс:

– Зачем вообще употреблять это слово? Я никогда за свою жизнь чужого не брал. Всему коллективу понравилось, продолжил он.

– Ты свою демагогию брось, – опять закричал сержант, – не прикрывайся коллективом! Как только похвалили, так сразу взял себе привычку кем-то прикрываться.

Митёк, опустив голову, молчал.

– Что теперь делать будем? – продолжил сержант.

– Я сам не знаю, – поёжившись, пожимая плечами, краснея и бледнея, ответил Митька.

Он вздрогнул, лицо его вдруг сделалось серым. В такую ситуацию он ещё не попадал. Он беспомощно опустил руки, нижняя губа обвисла, на глазах появились слёзы.

– Ладно, неси свой «лифчик», пойду доложу командиру роты, а ты марш на кухню! – сказал Нигаметьянов.

Через десять минут появился командир роты в сопровождении сержанта. Увидев ротного, Митёк встрепенулся, быстро приложил руку к голове, забыв, что на нём нет головного убора, уставившись покорным взглядом в лицо ротного.

– К пустой голове руку не прикладывают! – ответил командир роты и внимательно посмотрел на солдата. У бойца начали прыгать губы, лицо побледнело.

– Не волнуйся ты, – успокоил его ротный.

– Я каюсь, товарищ старший лейтенант, просто хотелось доброе дело сделать, я готов ответить, – вытянувшись по стойке смирно, сказал солдат.

– За что ты ответишь?! С тебя как с гуся вода! Мотай себе на ус: настоящий человек не кается, а просит прощения, когда осознаёт свою вину.

– Извините, больше такого не повторится, – успокоившись, ответил Митёк, по его телу побежало тепло. «К счастью, всё обошлось», – подумал он.

– Ладно, успокойся, – ещё раз сказал ротный, – а то, наверное, душа в пятки ушла! За порчу военного имущества объявляю тебе наряд вне очереди, а за проявленную смекалку и находчивость – благодарность!

– Запишите в служебную карточку, товарищ сержант! – распорядился старший лейтенант Годына. – А вот, что касается палатки, подготовь рапорт на списание. Она и так давно выходила свои сроки.

Глава семнадцатая
Под знойным афганским небом

Жизнь текла своим чередом. Надоедливые мухи. Рациональное изобретение. Как прикрепилось к Безгодкову прозвище «Рыжий». Тоска по родному очагу. Гранатомётчик Мошкин. Упорство и труд – всему голова. Встречая начальника штаба полка. Наблюдая за охотой гордых и сильных птиц. Отработка упражнения учебных стрельб из танка в ходе выезда за дровами.

Жизнь на постах текла своим чередом, была скучна и однообразна. Дни тянулись и тянулись, не было, казалось, им конца. В это утро Безгодков после ночной смены в карауле боевого охранения, имея законное право на отдых, решил немного отоспаться. Он сразу задремал, но сквозь сонную пелену его сознания пробивались прерывистые звуки машин, которые сначала были тихие, а потом нарастали. Это проснулась жизненно важная транспортная артерия, проходившая совсем рядом с постом. Гул машин спать не мешал, мешали надоедливые кусачие мухи, которые с раннего утра кружились в воздухе.

– Ну, блин, опять спать не дадут, – прохрипел он и, повернувшись на спину, открыл глаза. Рядом спал ещё один боец, караульный из ночной смены, которого всего облепили мухи, но он спал крепким сном, не обращая на них внимания. Сержант Безгодков, отмахиваясь от мух, стал наблюдать за солнечными лучами, которые проникали даже в глубокую трещину в стене. Вдруг из трещины высунула мордочку серая мышь и стала принюхиваться. Безгодков медленно наклонился, поднял с бетонного пола камушек и бросил в мышь. Она обиженно пискнула и исчезла. Под лучами солнца ярко высветилась на стене карта СССР, утыканная флажками (ими обозначили родные места), заблестела сталью старинная сабля с разбитой рукояткой. Саблю он с сержантом Филимоновым, находясь на выезде, обнаружил в развалинах бывшей сторожевой башни у Суруби.

Мухи надоедали настолько, что от них невозможно было отвлечься. Они назойливо липли к лицу, к глазам, даже лезли в нос и уши. Юра Безгодков понял, что спать они не дадут. Отовсюду лезли эти мухи: из всех щелей и проёмов.

«Значит, ещё не все вылетели на добычу», – подумал он и, поднявшись на кровати, взял автомат. Отстегнув магазин, взял патрон, вытащил из него пулю, скрутил вместо неё кусок газеты и обратно воткнул в патрон. Так бойцы делали часто, чтобы хоть как-то избавиться от насекомых. Это изобретение одним выстрелом в упор пробивало даже пятимиллиметровую доску, а мух одновременно – от ста до двухсот штук. Вот и в этот раз он подошёл к их гнезду в щели стены и выстрелил. В помещении запахло порохом и дымом, отчего даже висевшие в воздухе мухи вылетели на улицу. Лежащий рядом боец резко вскочил и в считанные секунды схватил автомат.

– Рыжий, ты очумел что ли! – закричал он.

Через минуту в проём двери просунулась голова сержанта Нигаметьянова.

– Опять по мухам стреляешь, Рыжий? – улыбаясь и видя, что ничего страшного не произошло, сказал он. – Отдыхай, тебе ещё два-три часа можно поспать до начала занятий!

Юра Безгодков опять лёг, но, если его сосед по койке быстро уснул, то ему не спалось. Он вспомнил, как прозвище-кликуха «Рыжий» пристало к нему в полку. Когда после учебного подразделения он прибыл в полк, старшина роты, обходя строй вновь прибывших, остановился возле него и, покручивая свои пышные усы, которыми очень гордился, улыбаясь, спросил:

– Почему такой рыжий?

– У нас в роду все такие, солнце очень любят, – ответил тогда Безгодков, переминаясь с ноги на ногу.

Старший прапорщик Сорокапуд, пожимая ему руку, повернулся к личному составу роты и произнёс:

– Ну вот, и будем тебя звать Рыжий.

Все вокруг засмеялись, и с тех пор его редко кто звал по имени или фамилии.

Мысли Безгодкова перенеслись в первые дни пребывания в Афганистане. Он вспомнил, как со своим другом Андреем Аксютиным впервые оказался в рейдовой операции в Чарикарской долине. Тогда после скоротечного боя в одном из кишлаков они поднялись на возвышенность и смотрели вниз на глинобетонные дома с плоскими крышами, на сады, виноградники, на весь этот непонятный и чужой мир. Они слушали чужую речь, удивлялись силе мелодичного голоса муэдзина, который внезапно раздался из минарета местной мечети. Тогда один из бойцов-таджиков объяснил им смысл этого пения.

– Ну вот, мы и попали! – грустно сказал ему Андрей.

А сейчас они уже дембеля, скоро домой, но боль пережитого и память об этом крае останутся навсегда. Видимо, никогда ему не забыть этих дней. А тогда они с детским любопытством глазели на этот средневековый мир, на шуструю пёструю толпу бородатых мужчин, седых стариков, женщин в чадре и хиджабе, чумазых босых ребятишек. Сердце изнывало от тоски по родному дому.

Сержант Безгодков вспоминал рейды, боевые операции. Не раз ему приходилось смотреть смерти в глаза. Он вспомнил свою первую, а затем вторую контузию, полученную в ходе боевых действий. До сих пор отдавал шум в ушах.

– Так и не спишь, Рыжий? – спросил опять вошедший сержант Нигамутдинов. – Вставай тогда, а то ротный тебя уже спрашивал.

Безгодков потянулся на кровати, нехотя поднялся, но опять задумался.

– Не переживай, Рыжий, скоро домой, – улыбаясь, сказал Нигаметьянов, затем похлопал его по плечу и весело промолвил:

– Дембель неизбежен, как крах капитализма!

– Да ладно тебе, Равкат! Не сыпь мне соль на рану, – ответил Безгодков.

– Тогда иди завтракай, а после занятий по боевой подготовке будь готов ехать за дровами, а то уже запасы заканчиваются, – произнёс сержант.

Боевая подготовка началась опять со стрельбы из танка. На этот раз ротный провел перестановку. Теперь вместо наводчика орудия был сержант Безгодков, а танкист был на его месте. Нормативы вновь выполнили успешно: всё было отработано до автоматизма. Затем одновременно заработали миномётные расчёты внизу и сверху на выносном посту. Старший лейтенант Годына на этот раз побывал и на выносном посту, обучая расчёт миномёта и гранатомётчика АГС, а потом спустился вниз. Особо выделялся опытный гранатомётчик рядовой Мошкин. За его стрельбой из автоматического гранатомёта АГС-17 с восхищением смотрели все. Он на глаз, без наводки прицела точно поражал все цели. Маленький шустрый Мошкин и в ходе боевых действий отличался поразительной находчивостью. Он всегда в ходе боя выручал своих товарищей, осуществляя огневую поддержку из своего гранатомёта.

На занятиях по боевой подготовке командир роты требовал, чтобы была взаимозаменяемость, поскольку в бою солдат обязан знать не только автомат, пулемёт, но и уметь стрелять из обычного РПГ-7, одноразового гранатомёта «Муха» и АГС-17.

Солдаты с восхищением и завистью смотрели на Мошкина: стрельнуть из АГС-17 хотелось всем. Мошкин профессионально обучал их. Когда он объяснял все тонкости стрельбы из своего любимого гранатомёта, его загорелое, сосредоточенное лицо выглядело гордым и открытым, а добрые глаза светились мягкой теплотой, свидетельствующей о полном душевном равновесии.

Не давалась стрельба только одному бойцу, флегматичному, немного неуклюжему Петрухе из Новгорода, хотя у него уже пошёл второй год службы. Как ни старался Мошкин его научить стрельбе из АГС-17, никак не получалось! В конце концов Мошкин не выдержал и с негодованием сказал:

– Петруха, больше ко мне не приставай. Запомни! Если ты со своим сержантом ругаешься, ему что-то доказываешь, оправдываешься – это дело обычное, поправимое. Если с товарищем поссорился, также поправимое, а вот если душа к чему-то не лежит, то это уже судьба. Занимайся тем, чем можешь со своими знаниями и складом своего характера. Понял?

Петруха опять стал оправдываться:

– Да я в детстве, когда в войнушку играли, даже командиром среди ребят был, а вот сейчас теряюсь, – пробормотал он.

– Теряешься, потому что лентяй! Я тебя с первого дня учу уму-разуму, но, видно, так и не станешь настоящим солдатом, – вмешался подошедший сержант Филимонов.

– Характер свой надо закалять и силу воли воспитывать. Упорство и труд – всему голова! Ты и в боевых действиях не очень уж смел за спинами товарищей, – добавил сержант Нигаметьянов.

– Вы не правы, просто всякое бывает, да и сержант Филимонов ко мне предвзято относится, – упирался Петруха.

– Тебе, дружище, – хлопнув по плечу Петруху, резко сказал Филимонов, – ещё в индейцев надо играть, а не в Афганистане воевать!

Жаркий знойный день вступал в свои права. К полудню на открытом пространстве жара уже тяготила и отупляла.

– Кончайте балаболить! – окрикнул спорящих между собой бойцов командир роты. – Все по своим местам. Можете отдохнуть немного, пока спадёт жара, – а сам направился к дороге. По радиостанции передали, что скоро будет проезжать начальник штаба полка.

Колонны по трассе шли непрерывно. Как правило, одиночные легковые афганские машины тоже пристраивались позади них. Старший лейтенант Годына внимательно всматривался в этот разношёрстный поток легковых и грузовых автомобилей, разрисованные всеми цветами бурбухайки, проходящую мимо советскую и афганскую бронетехнику. В этот день на повороте появилась колонна боевых машин пехоты из полка. На одной из них он сразу заметил майора Крамаренко, у которого была перевязана голова. У поста колонна притормозила. Начальник штаба полка по-спортивному ловко соскочил с БМП и направился на пост. Ротный подбежал, отдал честь и стал докладывать ему. Обменявшись рукопожатиями, командир роты спросил у начальника штаба полка:

– Где Вас ранило, товарищ майор?

Крамаренко ухмыльнулся и полусерьёзно, полушутя ответил:

– Хотел освежиться в бассейне в Суруби. Нырнул, а там мелко оказалось. Если бы были мозги, то выскочили бы! Ладно, хватит об этом. Давай показывай документацию, которую ведёшь и пройдёмся по территории поста.

Пока майор Крамаренко со старшим лейтенантом Годыной обходили территорию, сержант Безгодков успел пообщаться со своим другом из комендантского взвода полка, который сопровождал начальника штаба. С ним он учился в учебном подразделении. Потом Безгодков предложил другу:

– Олег, давай окунёмся на пять минут в бассейн.

– С удовольствием, – ответил тот, – заодно и сфотографируемся на память. У нас во взводе фотоаппарат есть.

Окунувшись, они зашли в помещение для отдыха личного состава, быстро развернули простыню и на её фоне сделали снимок.

Надев на себя амуницию, взяв автомат, Олег, пожав на прощанье Безгодкову руку, сказал:

– Рыжий, не забывай. Мы по плану вместе увольняемся, так что приглашаю тебя в гости к себе, в Белоруссию. Нам всегда будет о чём вспомнить.

– Да нет, Олег, вначале домой, потом спишемся. Обязательно прилечу!

– Тогда жду! Встречу тебя в Минске, – на ходу махнул Безгодкову рукой Олег, усаживаясь на БМП.

Майор Крамаренко, проверив порядок на посту, боевое охранение, присел за столом у шелковицы и стал читать ротную документацию. Одобрив план занятий по боевой подготовке, он вскочил в машину. Колонна сразу же рванула в сторону Кабула.

Командир роты ещё раз отдал распоряжение сержанту Нигаметдинову по заготовке дров и напомнил, что поездка за дровами – это часть системы боевой подготовки.

– Знаем, товарищ старший лейтенант, всегда действуем согласно Вашему плану.

– Ладно, проверю, проеду с вами. Сегодня старшим будет сержант Безгодков, он и за наводчика орудия танка, а Вы, товарищ сержант, остаётесь старшим на посту, – ответил ротный. – Танк и БМП на выезд, Безгодкова ко мне! – добавил он.

После обеда жара не спадала, солнечные лучи испепеляли редкую, но ещё зелёную траву, гречишное поле за дорогой. Появившийся примерно через пару минут Безгодков доложил ротному и, посмотрев в сторону реки, воскликнул:

– Товарищ старший лейтенант, смотрите! Как красиво парят!

– Кто парит? Где, Рыжий?

– Да в небе над рекой – орлы, товарищ старший лейтенант!

Взглянув ввысь, Годына увидел, как, распластав свои могучие крылья, описывая большие круги, парили два орла. Они кружились, спускались всё ниже к реке, а потом вновь взлетали так высоко, что были едва заметны. Прямо над полем перед рекой, трепеща крыльями, летали соколы. Они высматривали между колосьями добычу, останавливались, а потом, сложив крылья, стремглав бросались вниз, исчезали среди высоких стеблей и снова быстро взмывали вверх.

– Красивые птицы, сильные, гордые, эти соколы и орлы! Недаром люди говорят: «Сильный и гордый, как орёл, зоркий и стремительный, как сокол». Они похожи друг на друга, – сказал Годына.

Подошли, фыркая моторами и лязгая гусеницами, танк и БМП-2. Командир роты устроился на месте командира танка, а Безгодков занял место наводчика орудия танка. Боевые машины медленно пересекли дорогу и двинулись по полю в сторону реки по каменистой тропе, которая подходила к самому броду.

По словам афганцев, здесь издревле проходила тропа и был брод. Через них в горные кишлаки шли длинной вереницей караваны верблюдов, лошадей и мулов, прогоняли стада коров, коз и овец. К сожалению, после свержения короля Заир-Шаха в 1973 году и прихода к власти Дауда начались междусторонние стычки. После апрельской революции 1979 года по этим бунтующим кишлакам пронёсся кровавый меч Амина. Спасаясь, местные жители покинули родные места, переместившись ближе к уезду Суруби, а многие и вовсе стали беженцами. А теперь душманы используют маячащий вдали гор кишлак Гагамунда (недалеко проходит главный в этом районе караванный путь из Пакистана) для устройства засад и нападения на колонны.