Текст книги "Ловушка для каравана"

Река в этом месте бурлила дрожащей зыбью, неся свои потоки к водохранилищу у ГЭС «Наглу». Подъехав к реке, все увидели, как ярко блестели и дробились в воде солнечные лучи. Они были похожи на серебристых змеек, которые цепляются за выступы огромных валунов, отшлифованных многими веками водой. Когда-то эти валуны были скалами, но время не пощадило их.

– Давай, Рыжий, посмотрим, как ты стреляешь в качестве наводчика орудия танка, – сказал ротный, когда обе боевые машины остановились у берега.

Безгодков уверенно, как заправский танкист, вместо своей любимой БМПэшки сел на место наводчика и по команде произвёл выстрел. Танк вздрогнул, откатившись назад, а снаряд попал точно под корень тутовника, завалив дерево. Пересев затем на БМП, Безгодков с Файзулой и командиром танка сержантом Далинчуком, осторожно поехали через брод к поверженному дереву-великану. Бурлящая река Кабул под гусеницами БМП расступалась сердито в стороны и белой пеной, брызгами покрывала всю машину до самой башни.

Зацепив на буксир дерево, возвращались на пост. А солнце клонилось к горизонту, и жара начала понемножку спадать. От бурлящих вод реки поднимался лёгкий ветерок. Процедуру обработки привезённого дерева было решено отложить до завтра.

Глава восемнадцатая
Выжить и победить

Тяжёлые воспоминания. На волоске от смерти. Последние минуты жизни рядового Атаева. Ранение старшего лейтенанта Годыны. Спасла судьба и шлемофон. Предложение сержантов Нигаметьянова и Безгодкова. Автоматная очередь в ночи. Коварная и опасная змея. Лунная дорожка на воде.

Быстро вечерело. Вечер был тихий и тёплый, чувствовалась дыхание жаркого афганского лета. Багряный тяжёлый круг дневного небесного светила уже наполовину скрылся за горами и почти касался тёмно-синей черты горизонта. Его прощальные лучи проникали на огневые позиции боевого охранения, падали на орудия танка и боевые машины пехоты, отражаясь уже маленькими лучиками от их брони. Откосы берегов реки и каменные глыбы скальных пород, разбросанные вдоль неё, уже теряли свои ярко-пунцовые краски. Очертания поля, дороги возле реки покрывались прозрачной полумглой и пеленой тумана.

Старший лейтенант Годына, вытащив из своего спального помещения табурет, добротно сделанный его порученцем из снарядных ящиков, присел, прислонившись спиной к каменной стене, и стал наблюдать за красивым закатом. Камни ещё держали тепло. Анализируя прошедший день и мысленно планируя завтрашний, ротный незаметно для себя задумался и стал вспоминать прошлое. Вспомнилась перебинтованная голова начальника штаба полка майора Крамаренко, и сердце старшего лейтенанта Годыны сжалось. Его память перенеслась в тот роковой день, когда он каким-то чудом остался жив. Это были тяжёлые воспоминания. Тогда его гранатомётный взвод выполнял боевую задачу по проводке и сопровождению колонны. Старшим колонны был заместитель командира батальона по технической части майор Степченко, добродушный, жизнерадостный офицер, с хорошим чувством юмора. Перед увольнением в запас его направили для службы в Афганистан, где в полку он был одним из самых старших по возрасту офицеров.

– Володя, – по-отечески спросил старшего лейтенанта Годыну майор Степченко, – почему грустишь?

– Задумался немного, товарищ майор.

– А что тут задумываться, за нас думают там, наверху, в Москве, – затем, подняв указательный палец вверх, майор Степченко продолжил:

– Ну, и конечно, Всевышний! Мы перед ним пылинки, Володя! Как тёзке своему, от чистого сердца глаголю!

– Это точно, Владимир Ильич! Но мысли сами лезут в голову. Предчувствие какое-то терзает душу! – произнёс старший лейтенант Годына.

– Эх, Володя, если бы мы руководствовались одними предчувствиями… – ответил майор Степченко, но, так и не закончив свою мысль, отдал распоряжение:

– По машинам!

– Товарищ майор! Вы, как обычно, в замыкании? Может, на БМПэшку пересядете? – спросил командир гранатомётного взвода.

– Да нет, я уж привык к кабине своей машины, – ответил майор Степченко, ступая на ступеньку кабины машины технического обеспечения.

Поднимая пыль, автомобили с имуществом и запчастями – в сопровождении трёх боевых машин пехоты, двинулись по бетонке. Когда подъехали к населённому пункту Мухамеджаг провинции Пактия, на колонну обрушился шквал огня из гранатомётов и стрелкового оружия.

По телу старшего лейтенанта пробежала холодная дрожь. «Засада!» – мелькнуло в голове командира взвода. Он приподнялся и выглянул из люка. Впереди и сзади горело несколько машин, перед глазами промелькнула реактивная струя, раздался взрыв. Перед его БМП загорелась ещё одна машина. Взрывной волной его отбросило назад, вниз. Владимир попытался встать, но чуть не потерял сознание, больно ударившись головой о крышку люка и спиной о броню. Нырнув вниз, он дал команду наводчику-оператору и экипажу боевой машины на ведение огня, а по радиостанции отдал распоряжение экипажам других боевых машин. Развернув орудие и автоматический гранатомёт АГС-17, боевая машина пехоты рванулась вперёд, обходя грузовые машины и на ходу ведя огонь. Мысли работали быстро и чётко. Надо было немедленно вывести из-под огня всю автомобильную колонну… Вдруг перед глазами опять возникла яркая вспышка, рядом кто-то громко заскрежетал зубами, словно хотел раскусить броню. Дрожащий от злобы знакомый голос закричал: «У-у-у… гады! Раздавим, уничтожим всех, как мух!»

Рядом тяжело дышал смертельно раненный рядовой Атаев. Из его живота, распоротого осколками, вываливались и пульсировали внутренности, их он поддерживал дрожащей рукой:

– Ну вот, мне и конец, товарищ старший лейтенант, – глядя мутными глазами на своего командира, сказал он.

Говорил он мучительно медленно, растягивая слова.

– Дайте закурить…

Закурив, он в последний раз взглянул на офицера и, кивая на сочившуюся сквозь шлемофон по лицу старшего лейтенанта Годыны кровь, протянул:

– А у Вас… что? Вы тоже…

Глаза Атаева становились равнодушными, потом застыли. Атаев был мёртв…

В это время Владимир Годына сам почувствовал, как что-то тёплое, липкое струится у него через шлемофон по голове, шее, за ворот куртки… Потом он потерял сознание…

Офицер чувствовал, как чьи-то руки вытаскивали его из боевой машины пехоты. В глазах стояла цветная радуга, в ушах – шум.

– Жив! – кричит кто-то, нагибаясь к его лицу.

Он чувствует, как его аккуратно кладут на носилки, снимают шлемофон. Рядом раздается знакомый басистый голос. Это, кажется, полковой врач лейтенант Кацына. Тот же голос, перематывая бинтами голову, приняв запекшуюся кровь от множественных осколков за мозги, уверенно произносит:

– Годына не жилец! Тащите его в «санитарку» и быстро в госпиталь…

По дороге на короткое время старший лейтенант пришел в себя. Стало свободнее дышать, но по всему телу разливается ноющая боль. Приоткрыв глаза, он попытался посмотреть вокруг: кого ещё ранило, чьи тела лежат рядом с ним? Из груди вырвался стон. Слышны радостные возгласы. С ним пытаются заговорить сразу несколько человек легкораненых, но голос врача неумолим:

– Нельзя!

Опять от слабости закрываются глаза…

И вот его снова куда-то несут, тело скользит по носилкам. Кладут на операционный стол. Офицер вновь приоткрыл глаза, но яркий свет ламп над столом заставил их закрыть.

Над столом люди в белых халатах приподнимают его израненную голову, причиняя нестерпимую боль, плюс сильная боль от ушибов в спине. Годыне кажется, что он завис в воздухе и почему-то наблюдает сверху. Потом стало легко, легко, легко…

Сквозь разноцветные круги и яркий жёлто-красный туман он опять отчётливо видит белые халаты и слышит хриплый голос врача:

– Скальпель!

Старший лейтенант лежит неподвижно. Хлопочут над ним долго, склонив усталые лица над его головой. Годына опять забылся… Сквозь сон он почувствовал прикосновение заботливых рук на своем плече, а через пару минут и тепло одеяла, которым был укрыт. Голова тяжёлая, вся в бинтах. Как через туман, приоткрыв глаза, он увидел слегка обнажённую женскую грудь: над ним склонилась женщина в белом халате. Вспомнилась жена, их первые годы супружеской жизни, а потом он вдруг представил себя младенцем, сосущим грудь матери. Ему хотелось что-то сказать приятное, поблагодарить за внимание медсестру, но подушка опять поплыла над его головой, и он погрузился в глубокий сон.

Очнувшись после короткого забытья, застонал, всё тело покрывал холодный липкий пот. Кольнула и разбудила его боль в голове. Эту боль он раньше не чувствовал. Застонал… Он напряг все свои силы и со стоном поднял голову. Вот кто-то опять склонился и в упор посмотрел на него. Он опять увидел перед собой медсестру.

– Лежите! Вам пока нельзя двигаться, – раздался приятный женский голос.

Вновь с клокотанием из его груди вырвался стон, он почувствовал сочащуюся сквозь наложенные повязки липкую кровь. Вдруг перед глазами возникло откуда-то лицо маленького сына, который шепчет:

– Папа, возьми меня на руки!

Он пытается ему что-то сказать, но всё под ним опять проваливается, кувыркается, и опять бездонный мрак застилает его сознание…

Сознание к нему возвращалось медленно. Поначалу ему казалось, что он ещё маленький мальчик и над ним, у изголовья постели, склонилась мать, ласково гладя по голове. На пылающий жаром лоб она положила холодное полотенце. Наконец к нему вернулось сознание…

Когда очнулся, то никак не мог сообразить, сколько прошло времени. Солнечный луч, проникнув через окно в палату, резал всё помещение. Яркое оранжевое пятно горело прямо на стене. В луче светились и кружились пылинки.

– Как себя чувствуете? – раздался возле него хриплый голос врача. – Всё самое страшное позади. Пойдёшь на поправку, старлей! В рубашке ты родился, шлемофон тебя спас! А вот ему не повезло, – указал врач на лежащего на соседней койке майора Степченко, – в сознание так и не приходил. Завтра в Союз бортом отправляем с другими очень тяжёлыми. Солдатам, только не всем, тоже повезло, на поправку пойдут.

С усилием повернув голову, Годына увидел пластом лежащего рядом в бинтах зампотеха.

– Эх, товарищ майор, как же так Вас угораздило? – тихонько произнёс он, хотя понимал, что майор Степченко его не слышит.

Ему уже было намного легче. Болела голова, ныла спина, одеревенели ноги, но он уже мог повернуть голову. Когда медсестра принесла ему воды, Годына отчетливо слышал тяжёлый топот сапог и солдатских ботинок в коридоре, стоны и крики вновь прибывших раненых. Появилось желание побыстрее покинуть стены госпиталя. Офицер уже окончательно пришёл в себя и почувствовал, что идёт на поправку. Вскоре старший лейтенант Годына возвратился в полк и получил назначение на должность командира роты.

Воспоминания Годыны были прерваны звонкими голосами бойцов, что-то весело обсуждавших за столом под тутовником. Было ещё светло. Где-то на горизонте догорали остатки заката, а скалы и ущелье погрузились в тень. В южной части неба полукругом висел месяц, освещая своим бледным светом плато, долину, позиции боевого охранения, не скрытые под тенью скал. Луна уже достигла фазы первой четверти. Рядом послышались шаги. К нему направлялись сержанты Нигаметьянов и Безгодков.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – отдав честь, спросил Нигаметьянов.

– Да, слушаю, – ответил ротный.

– Мы вот с Рыжим хотим выступить с предложением от лица всего личного состава нашего поста и соседнего, третьего поста роты. Разрешите завтра утром банный день устроить, чтоб все помылись, привели себя в порядок. Завтра ведь суббота.

– Как вы предлагаете?

– Искупаться всем в реке, там и обмундирование постирать, – добавил Безгодков.

– Мы вот и график подготовили, – доложил сержант Нигаметьянов.

– Хорошо, но только после занятий по боевой подготовке. Должны же вы привести в порядок дерево, которое сегодня притащили и порубить дрова, – улыбаясь, ответил ротный.

– Это мы мигом, прямо с утра, да ещё и нормативы огневой подготовки выполним, – рассудительно ответил сержант Нигаметьянов.

– Ну, это завтра посмотрим, а сейчас давайте проверим позиции боевого охранения, – поднявшись со стула, ответил ротный.

Обойдя боевые позиции, старший лейтенант Годына направился отдыхать. Небо было светлое, видны были звёзды, а луна уже находилась в западной части горизонта. Горы и далекие хребты, выделяясь на фоне ночного неба, были необыкновенно величественными. «Да… красивый здесь горный пейзаж, но всё уже так надоело! Скорей бы возвратиться домой», – подумал командир роты.

После нахлынувших воспоминаний он чувствовал усталость и головокружение: осталась щемящая боль в голове. Видно, не все осколки достали врачи. Ему хотелось быстрее увидеть жену, сына, своих родителей. Теплой волной нахлынули на этот раз приятные воспоминания, и он уснул, но вскоре быстро проснулся в холодном поту. Ему показалось, что рядом с ним сидит майор Степченко и что-то ему неразборчиво говорит. Годына переключил свое внимание на завтрашний день, но почти рядом услышал громкий крик:

– Пацаны! Осторожно! – и сразу же, через несколько секунд, последовала короткая автоматическая очередь. Он вскочил, оделся, быстрым движением перетянул ремень, схватил автомат и выскочил из своего помещения.

Громкий крик и выстрелы разбудили и остальных бойцов, которые почти мгновенно с автоматами наизготовку выбежали из спального помещения. Старший лейтенант Годына увидел рядом с помещением, где находился пункт боепитания и продовольственный склад, сержантов Нигаметьянова, Безгодкова и других бойцов. Рядовой Мошкин, неся службу в это время часовым на посту, что-то говорил, указывая рукой на камни у скалы.

– Что случилось? – спросил Годына. – Почему стреляли?

– Товарищ старший лейтенант, змея… Вот она! – крикнул рядовой Мошкин, указывая на распластавшуюся, но ещё шевелящуюся большую полутораметровую ядовитую гюрзу коричнево-ржавого цвета. – Рыжий с Равкатом нечаянно спугнули и чуть было не наступили на неё!

В воздухе повисла тишина, которую нарушил Файзуло.

– Товарищ старший лейтенант, – с серьёзным видом сказал он, – это очень коварная, сильная, смертельно ядовитая змея. Она в считанные доли секунды, как молния, бросается на жертву. Надо срочно заказать у дуканщика Абдулахада овчину и шерсть овец. Развесим их в разных местах, тогда змеи здесь больше не появятся.

– Файзуло знает много здешних хитростей! У него на родине в Кулябе так поступают. Он нам рассказывал, – добавил сержант Безгодков.

– Хорошо, Рыжий, с сержантом Нигаметьяновым и Файзулой так и сделаете, – согласился командир роты.

Было очень тихо, но иногда эхом доносились отдалённые звуки выстрелов, где-то раздавались шорохи, небольшой шум, было слышно, как бурлит в реке вода. Природа продолжала свою жизнь и ночью. На территории поста чётко вырисовывались тени от близлежащих скал, огромной шелковицы, маскировочных сетей капониров: там стояла боевая техника.

Чтобы отогнать все мысли, накопленные за прошедший день, впечатления, воспоминания, снять с себя полученный стресс, старший лейтенант Годына решил немного охладиться в водоёме. Его примеру последовали сержанты Нигаметьянов, Безгодков и Файзула Тахтамурадов. Подойдя к водоёму, они увидели лунную дорожку на воде, которая прерывалась тенью рядом стоящей скалы. Сочетание лунной дорожки с тенью скалы (она была похожа на какого-то фантастического зверя) позволило расслабиться и улучшить испорченное настроение.

Искупавшись в обжигающей прохладной родниковой воде, все погрузились в сон.

Глава девятнадцатая
Необычный субботний день

Всё шло по плану с раннего утра. За завтраком без шуток не обошлось. Выдвижение к реке для купания и стирки обмундирования. Приезд бойцов из соседнего поста во главе с лейтенантом Забелиным. Красивая панорама у речных берегов. Начало купания. О чём думали командиры. Интересная находка на дне реки. Вертолёты и взрывы в горах напомнили всем, что отдых проходит в условиях боевой обстановки. Обед на берегу реки. Луна.

Снова незаметно наступило утро. В этот субботний день солнце по-праздничному, как бы улыбаясь, поднималось над белоснежными вершинами гор, освещая землю и скалы, остывшие за ночь. Клочья тумана между ложбинами скал цеплялись за каменные глыбы и стебли засеянного ячменя напротив позиций боевого охранения, таяли в лучах утреннего солнца. Жёлтые лучи небесного светила проникали через щели укрытий, спальных помещений, маскировочные сети капониров, давая понять, что наступает новый день и пора осуществлять подъём личного состава.

Всё шло по намеченному плану. На участках ответственности, где выполняли боевые задачи подразделения, их командирам приходилось действовать и принимать нужные решения самостоятельно, порой на свой страх и риск. Старший лейтенант Годына их принимал с полным осознанием того, что за малейший промах ему придётся нести ответственность. Главное, чтобы это было во благо подчинённых, в целях сохранения их жизней и здоровья, но не в ущерб поставленным боевым задачам.

Как только проснулась транспортная артерия и по дороге пошли разношёрстные колонны автомобилей, у поста роты остановился японский пикап «Тойота»:

– Ас-саляму алейкум! Как здоровье, как настроение? – громко произнёс коренастый, крепкого телосложения мужчина с чёрной бородой.

– Салям, Абдулахад! – поприветствовали и протянули ему руки сержант Нигаметдинов и рядовой Тахтамурадов.

– Салям! – крикнул сержант Безгодков, спускаясь к ним. После короткой беседы с дуканщиком Абдулахадом из Суруби состоялся небольшой бартер: обмен металлолома на фрукты, лепёшки и восточные сладости. На этот раз Абдулахад доставил даже сливочное масло! Так что субботний завтрак для всех по-домашнему был вкусным.

Митёк варил в казане гречневую кашу с тушёнкой, а Фазуйло Тахтамурадов с Юрой Безгодковым уже второй раз готовили чебуреки с тушёнкой и подогревали лепёшки.

– Эх, ещё бы разочек, как прошлый раз, со свежим мясом их испечь, – мечтательно произнёс Безгодков.

– Рыжий, главное, душу вложить в них, тогда и с тушёнкой чебуреки получатся обалденные, а если ещё сливочное масло к ним… Пальчики оближешь, – деловито подчёркивал Файзуло, переворачивая чебуреки.

И вот, наконец, к месту приёма пищи стали собираться бойцы с котелками. Командир роты сидел за столом, наслаждаясь едой под открытым небом, с улыбкой наблюдая за всем процессом. Нахлынуло какое-то тёплое чувство, которое напоминало ему о чём-то приятном из детства и курсантской юности.

Митёк, как заправский повар, открывал периодически крышку казана, перемешивая кашу, чтобы не пригорела. Подкинет дров, потом достанет черпаком кашу, попробует её и кричит:

– Пацаны! Ах, какая вкусная каша! Какой великолепный запах! Это вам не хухры-мухры!

Файзуло, помогая ему, деловито переворачивал готовые чебуреки на сковородке, а затем ловко поставил на стол красивую деревянную подставку, вырезанную им из тутовника, и произнёс:

– Товарищ старший лейтенант, всё у нас как в лучших ресторанах Ашхабада!

– Ладно, молодцы ребята! – похвалил старший лейтенант Годына, беря горячий сочный чебурек.

От каши и чебуреков исходил такой изумительный запах, что даже щекотало ноздри. Юра Безгодков, кушая кашу с чебуреком, облизывая ложку, подмигнул подошедшему сержанту Нигаметьянову и, улыбаясь, произнёс:

– Ну что, Равкат, там у тебя в Татарстане готовят такие блюда?

– Рыжий, после дембеля приезжай ко мне в гости! Отдохнём по-настоящему. Я тебя в такой ресторан свожу, такую татарскую кухню попробуешь, что и уезжать не захочешь! Кстати, я и невесту тебе найду! У нас девушки очень хорошие!

– Да ладно, Равкат, невесту я и сам себе найду, а вот татарскую кухню можно попробовать, если не передумаешь в гости пригласить, – ответил Безгодков, принявшись после каши за сладости и фрукты, запивая их горячим чаем. После чего окинул взглядом окружающих и, дождавшись внимания товарищей, снисходительно улыбаясь, в шутку произнёс:

– Ты что думаешь, Равкат, что у вас самые лучшие девчонки? Да я вот приеду к Файзуле в Куляб, так там целый гарем за калым выкуплю!

За столом все дружно рассмеялись.

– Вам лишь бы морды корчить, – сердитым голосом промолвил Нигаметьянов. – Вот проведём занятия по боевой подготовке, порубим тутовник на дрова и все айда на речку!

– Правильно я сказал, товарищ старший лейтенант? – обращаясь к командиру роты, спросил сержант.

– Всё верно! Чем быстрее вы управитесь с дровами, тем быстрее на речку. Таким образом, больше времени будет на купание, – ответил командир роты, поднимаясь из-за стола.

Синее небо над горами было бездонно и ясно, припекало солнце, становилось очень-очень жарко. После учебных занятий Без-годков с сержантом Филимоновым заранее выдвинулись к реке, чтобы подготовить место, хотя до неё было недалеко. Командир роты лично осмотрел место для купания и стирки.

Согласно графику, утверждённому командиром роты, у реки стали собираться солдаты. По дороге через ячменное поле, поднимая пыль, петляя по каменистому берегу реки, объезжая нагромождение камней, подпрыгивая, кренясь с борта на борт, как катер в шторм, подъехала БМПэшка с третьего поста. Расстояние было небольшое: всего лишь несколько километров. Но лейтенант Забелин и бойцы, сидящие на броне, успели покрыться толстым слоем пыли. После доклада командиру роты лейтенант Забелин получил задачу выставить охранение в составе наводчика-оператора и наблюдателя.

Несмотря на жару, день выдался прекрасный. Река Кабул, приняв в себя при выходе из Махипарского ущелья несколько небольших речек, бурлила и злобно мчалась по камням, покрывая их белой пеной. Она несла свои воды в сторону водохранилища Суруби и ГЭС «Наглу». По ходу её течения в стороне ущелья были чётко видны скалы, которые с небольшими промежутками создавали сплошной гребень. Некоторые из них, точно обтёсанные стены, возвышались над стремительной рекой, грозясь достать до самых облаков. Их вершины были покрыты пепельной дымкой. Они были по-настоящему уникальны и составляли главную красоту берегов реки Кабул.

Красив был и противоположный берег. Там, в сторону водохранилища, расстилалось низинное пространство долины, покрытое зелёной травой среди валунов и каменистых россыпей. Вдали раскинулись многочисленные субтропические сады цитрусовых и других всевозможных плодовых культур. Рядом с постом роты, где проходил брод, берега реки были преимущественно пологие. С обеих сторон реку окаймляли заводи, слепые рукава, притоки и небольшие озёра. По склонам и внизу скал росли низкорослые деревья с колючими вечнозелёными кустарниками, которые доминировали в нижнем течении реки Кабул до самого Суруби. Там река впадала в огромное водохранилище. Немного выше скалы были покрыты шалфеем и фисташками.

От духоты и невыносимой жары всем хотелось освежиться. Водная гладь манила своей прохладой. Быстро сбросив с себя хлопчатобумажное обмундирование, люди вошли в реку. Вода сначала обожгла своим холодом, но вскоре кожа привыкла, стало легко и прохладно. Молодые, красивые, со смуглыми лицами, загорелыми до черноты шеями и мускулистыми руками, солдаты вместе со своими командирами по пояс стояли в холодной воде. Кожа их, как налакированная, блестела на солнце. Казалось, что эти ребята прибыли на отдых и нет вокруг никакой опасности, нет войны, нет смерти… В ста метрах, не обращая ни на кого внимания, над водой парил сокол, высматривая добычу. Он сначала бесшумно застывал над рекой, высматривая добычу, а затем стремительно пикировал в воду и, едва коснувшись её крючковатыми лапами, взмывал с рыбиной в когтях вверх, мгновенно исчезая в расщелине скалы, где было его гнездо. Потом он опять возвращался на прежнее место охоты. И история повторялась.

Старший лейтенант Годына и лейтенант Забелин, наблюдая за своими бойцами, думали о мирной жизни.

– Отличные парни! Вот на таких держится наша страна. Они – сила и мощь нашей армии! – сказал старший лейтенант Годына.

– Это точно, – ответил взводный, – дай Бог каждому из них, да и нам, вернуться домой живыми и невредимыми.

– Пусть они будут такими же защитниками своего рода, своей семьи, как вот этот гордый сокол, – сказал командир роты, показывая на охотящегося за рыбой сокола.

Годына посмотрел на закалённые афганским солнцем мужественные лица солдат. Сколько всего им пришлось вместе пройти и увидеть! Оглядывая их, он мысленно спрашивал себя, а который из них дороже, роднее? И понимал, что все они ему дороги одинаково. На каждого он смотрел по-отцовски тёплым взглядом, каждым из них гордился. Вот шумит и плескается его порученец Рыжий, или просто Юра Безгодков из Киргизии, рядом весело что-то напевает механик-водитель. Вот переводчик Файзуло. Далее плывёт, поднимая брызги воды, смелый, незаменимый в бою гранатомётчик Мошкин. Вокруг них другие хорошо знакомые и ставшие родными лица. Каждого из них нужно постараться сберечь, чтобы все вернулись домой, в Союз, чтобы не плакали матери, жёны и невесты.

Дно реки было каменистое и скользкое, но бойцы с удовольствием плескались, барахтались, дурачились, окутывая друг друга брызгами, весело и задорно смеялись, носились вдоль берега по крупной гальке. Безгодков с Мошкиным и Филимоновым взмахивали руками так широко, что от них во все стороны шли волны. Бойцы плыли, обгоняя друг друга, но не приближались к середине реки, где было сильное течение.

– Молодец наш Рыжий! Хорошо плавает, – сказал командир роты лейтенанту Забелину, когда они вдвоём зашли в воду, продолжая наблюдать, как Рыжий нырял то в одном, то в другом месте, пытаясь что-то достать. Отплыв от Рыжего ближе к берегу, нырнул и рядовой Мошкин, но ободрал до крови лицо о каменистое дно. Там было слишком мелко. Наконец, нырнув в очередной раз, Юра Безгодков достал всё-таки со дна окаменелую, покрытую мхом вещицу. Она (её бережно очистили на берегу) оказалась старинной медной подковой. Рассматривая её, лейтенант Забелин сказал:

– Возможно, она пролежала на дне ещё со времен похода в Афганистан англичан в прошлом веке.

– А может, со времён Александра Македонского или Батыя, когда они здесь шли со своими ордами завоёвывать мир, – заметил один из бойцов.

– Всё может быть, ведь караванная тропа и брод через реку в этом месте – с древних, незапамятных времен, – поддержал наводчик орудия танка.

– Да ну! – вмешался в разговор сержант Безгодков. – Не может она в воде столько времени быть! От неё ничего не осталось бы.

Их разговор прервал нарастающий гул самолетов. Над ними в сторону Джелалабада пронеслись как вихрь, кивнув крыльями, два самолета-штурмовика СУ-25, прозванных «грачами». Вскоре совсем низко над рекой появились «Восьмёрки» – вертолёты МИ-8 в сопровождении звена вертолётов огневой поддержки МИ-24, которые любовно называли «крокодилами». Далеко в горах слышались разрывы снарядов. Это работала артиллерия. Где-то там шёл бой. Глядя на пролетающие боевые самолёты и вертолёты, слыша далёкие разрывы и стрельбу, все вернулись от мыслей о будущем в настоящее: их счастливый кратковременный отдых проходит в условиях боевой обстановки.

Был ещё день, но внизу, в ущелье, уже сгущался туман, склоны гор покрывались мутной дымкой. Из-за гор просачивался холодный рассеянный свет. Целый день бойцы купались, мылись, отстирывали своё обмундирование и бельё, которое на жаре высыхало быстро. Обедали и ужинали сухим пайком, разогрев на костре консервные банки с кашей и тушёнкой. Командир роты отдал распоряжение выделить из неприкосновенного запаса полмешка настоящей картошки. Её пекли на углях. Она была для бойцов не только деликатесом, но и напоминанием о далёкой Родине, отчего на душе становилось тепло.

В завершении обеда Митёк притащил на берег реки термос с зелёным индийским чаем и сладости, которые ещё утром привёз дуканщик Абдулахад.

– Ну, пацаны, – с восхищением сказал командир танка сержант Далинчук, – этот день мы будем вспоминать как один из самых приятных в нашей службе.

– Эх, вот бы всем нам лет через десять-двадцать встретиться где-нибудь на берегу Волги, вспомнить Афган, спеть под гитару наши песни, – мечтательно воскликнул волжанин из-под Астрахани, стрелок-автоматчик из третьего поста, ефрейтор Шамсутдинов.

Солнце, словно красный шар, только клонилось к закату. А на небе одновременно с ним холодным чистым светом уже светила растущая луна. Наконец дневное светило скрылось за горами, оставив на небе прощальные полосы-лучи, которые продолжали освещать верхние слои атмосферы и верхушки гор. И эти последние лучи солнца на горных вершинах, и яркий свет растущей луны, который уже отражался в реке, были прекрасны и зловеще-таинственны.

Обломки скальных пород и каменные глыбы, на которых сидели бойцы, напоминали круглый стол. Посредине приветливо трещал костёр, над ним в термосе булькала вода для чая, на углях пеклась картошка. Но во всём этом чувствовался контраст. С одной стороны, казалось бы, беззаботно отдыхающие люди, но рядом – всегда под рукой – оружие, в нескольких метрах – боевая машина пехоты, повернутая пушкой в сторону скал и готовая вступить в бой. С другой стороны, мирное журчание воды, запах душистых трав, тишина ночи. Всевидящая луна смотрела на людей, заливая всё вокруг своим печальным светом. Она была безмолвным свидетелем кровопролитной войны, смерти, страданий. Освещая горы, ущелья, реки и долины, города, кишлаки и посёлки Афганистана, Пакистана, других государств мира, вовлечённых в этот конфликт, она как будто бы просила: «Люди! Остановитесь! Всевышний просит вас жить в мире и не проливать кровь! Осознайте своё предназначение быть созидателями на этой планете! Не поддавайтесь силам зла и тьмы!»

– Смотрите! Смотрите! Как красиво! – воскликнул сержант Филимонов, рассматривая отражение двух половинок луны в реке и лунную дорожку, которая едва-едва начинала проявляться.

Прервав разговоры, все посмотрели на реку. Каждый в этот миг подумал о своём. Но все эти мысли были невесёлыми. Бойцы непроизвольно бросали взгляды в сторону недавнего боя, куда днём улетали вертолёты и возвращались обратно с грузом 200 и 300. Там и сейчас небо бороздили трассеры, взлетали осветительные ракеты, слышались далёкие взрывы.

Старший лейтенант Годына, сержанты Филимонов, Безгодков, рядовой Тахтамурадов видели в растущей луне символ завершения своей миссии на афганской земле, намёк на скорое возвращение в свои родные мирные просторы. Всем хотелось быстрее вернуться к своим родным и близким, которые уже заждались их. Далеко за полночь возвращались на свои посты бойцы роты. Луна, безмолвный свидетель их мыслей и действий, сопровождала всех своим сказочным неестественным светом.