Текст книги "Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь"

– Хорошо. Буду стараться.

– И не обижайся. Я человек нервный, потому что больной.

– Я понимаю.

Артем снова занял лежаки для всех в самом удобно месте, под большой пальмой и в теньке. Рита после стресса и выпитого коньяка спала под книжкой Марининой. Немного же тебе нужно, девочка. Но, может это и хорошо.

Илья с Лизой нежно смотрели друг на друга и молчали. Наверное, настраивались на ментальный контакт. Интересно, получится у них читать мысли на расстоянии? Хорошо, если так. Кате бы хотелось, чтобы любимый понимал ее с полуслова. Но в жизни так не получилось ни разу.

Маша плескалась на краю бассейна и вела увлекательную беседу с каким-то турком или арабом. По глазам дочери было видно, что она на седьмом небе. Турецко-арабский подданный ли был прекрасен или сам факт общения с иностранцем вызывал эйфорию, было не понятно. Глаза Маши сверкали лучиками, направленными прямо в смуглую и покрытую густыми черными волосами грудь смуглого брюнета. Ой-ей-ей, берегись, моя девочка. Главное, чтобы не заигрались.

Артем поприветствовал мать. Он стоял на солнце, повернувшись к светилу лицом. Говорил ли он что высшим силам или просто ловил каждый фотон энергии, не понятно. Лицо сына не выражало ничего. Может, он обиделся? Напрасно. Взрослому сыну надо быть более чутким. Нельзя быть таким занудой и слишком правильным. Ничего, жизнь поправит, – подумала Катя.

Она поставила пляжную сумку на «свой» лежак, скинула накидку и пошла в бассейн. Лариса, как тень повторила траекторию движения за подопечной.

Катя присела на край бассейна. Вода сегодня прекрасна! Вчера она была слишком занята противостоянием с Алексеем и не смогла в полной мере насладиться купанием. Сегодня все будет по-другому! Сегодня вода и Катя. Катя и вода. Только так. Только вдвоем. Не оглядываться на Ларису! Ее просто нет! Надзору нет!

Водная гладь бассейна сверкала звездочками на солнце, манила светло-изумрудной глубиной. Катя соскользнула вниз, окунулась, сделала пару гребков кролем и оказалась почти на середине бассейна. Перевернулась на спину, раскинула руки в стороны. Как же прекрасен мир! Когда ничего не болит, даже если благодаря лекарствам.

Высоко в небе ползла маленькая серая птичка-самолет. На чистейшем голубом небосводе авиалайнер оставлял белый инверсионный след. Вспомнилось детство, когда Катя любила лежать на свежескошенной траве и смотреть в небо. Безоблачное небо в Росси редкость. Всегда найдется облачко, которое добавит дополнительную штрих в картине небесного шатра. Но без облаков тоже очень хорошо.

Размечтавшись, Катя не заметила приближающихся к ней детей на надувных матрасах. Сперва они обдали, вспомнившую детство туристку брызгами, а затем проехали прямо по лицу матрасом. Катя провалилась под воду. Не испугалась, хотя немного хлебнула воды. Вынырнув хотела ругнуться, и еле сдержалась. Настроение в очередной раз испортили какие-то чужие невоспитанные дети.

– Блин, блин, блин, – шептала Катя, выбираясь из бассейна.

– Все нормально? – подбежал Артем.

– Екатерина Витальевна, как вы? – заглянула прямо в душу Лариса.

– Помощь нужна? – оторвался от Лизы Илья.

– Я в порядке! – отрезала Катя, фыркнула, вытерлась и легла, накрывшись полотенцем, – не беспокоить меня!

Почему так всегда? Почему не дают насладится миром и гармонией? Почему обязательно найдется какой-нибудь Алексей или Женя, который все испортит? Почему дети не смотрят по сторонам? Ведь они же не одни. Куда смотрят родители? Безобразие! Катя мысленно выпустила молнии в направлении всех негодяев мира, тем самым восстанавливая справедливость, мир и порядок.

– Катя, здравствуйте, – вдруг услышала она незнакомый голос.

– Да что такое? – крикнула Катя и сорвала с лица полотенце.

У ее ног стоял незнакомый мужчина.

– Я не вовремя? – мужчина выставил перед собой руку, как бы защищаясь.

– Вовремя, – огрызнулась Катя и гневно сверкнула глазищами, – вы кто?

– Я – Виталий.

– Мы знакомы? – Катя немного сбавила тон, посторонний мужчина ни в сем не виноват. Или виноват? – вы родитель тех невоспитанных детей? Хотите извиниться?

– Нет. Я отдыхаю один. Вернее, с мамой. Вон она сидит, – Виталий показал на пышную даму в большой широкополой розовой шляпе, – в самбреро. Видите?

– Шляпу вижу. И что?

– Вы меня извините. Я просто поздороваться хотел. Мы с вами вчера познакомились. Здесь. У бассейна.

Катя не понимала ничего из сказанного. Неужели она с кем-то знакомилась? Мужчина в принципе подходил ей по возрасту, лет сорок-пятьдесят. Но у нее и в мыслях не было заводить курортные романы. Она собиралась в отпуске провести время с детьми. И все. Откуда взялся этот мужик. Небеса послали?

– Вы не ошиблись?

– Ну, как же? – улыбнулся мужчина, – вы вчера уходили в номер и попросили меня посторожить вещи. Тогда и познакомились.

– А! – Катя вспомнила, мужчина вчера был в серых плавках – единственное, что осталось в памяти. Сейчас на Виталии красовались синие плавки, – как же, как же. Спасибо вам огромное, Виталий.

– Не за что. Мне приятно быть вам полезным, – сказал Виталий и продолжил, – простите за мою наглость, но вы мне понравились и я хотел бы познакомиться поближе.

– Я замужем, Виталий, – Катя посмотрела по сторонам, детей как ветром сдуло. Рядом сидела только Лариса, которая старательно читала книгу, будто вокруг ничего не происходило, – у меня много детей. Только вот разбежались они. Но дети есть, уверяю вас.

– Я вижу. Я знаю. У вас чудесные взрослые дети, – Виталий присел на соседний, прежде занятые Ильей лежак, – я бы с удовольствием познакомился и с вашим мужем.

– Правда? Не знаю, захотел бы он?

– Это было бы интересно. Поймите, – Виталий положил руку чуть выше небольшого круглого животика. Наверное, там у мужчины находилось сердце.

«Ну, господи! Почему опять не спортивный мачо? Наверное, потому что мужчина под пятьдесят с кубиками на прессе скорее всего окажется обычным и скучным нарциссом», – спросила и сама себе ответила Катя.

– Я просто пообщаться хочу, – продолжил новый знакомец, – мне показалось, что несмотря на большую компанию, вам одиноко.

– Может, вы и правы, – Катя опустила глаза, мужчина говорил то, что она знала, но в чем не собиралась признаваться. В тоне Виталия не было хамства, высокомерия и всезнайства. Обычная дружеская констатация сложившихся фактов. Имел ли он право лезть в душу? Другой вопрос.

– Через неделю или две мы разъедемся по зимним квартирам и, скорее всего, уже никогда не встретимся. Но мы можем поболтать. На любые темы. Можем поделиться впечатлениями.

– Вы думаете, мне это нужно?

– Общение нужно всем, – улыбнулся Виталий, – общение делает нас людьми. Без него мы неполноценные личности. Факт.

– Виталий, у меня куча проблем, – отмахнулась Катя, – я неважно себя чувствую. Мне ничего не хочется.

– Я могу уйти, – вдруг согласился Виталий, – один из плюсов общения с неблизкими людьми – это ненавязчивость и необязательность продолжения.

Что-то щёлкнуло в голове Кати. Почему-то ей понравилось, что незнакомый мужчина хочет ее внимания, а она игриво, но старательно отбивается от «навязчивого» поклонника. Неужели пришло время сдаться или расстаться? Пускай, еще пристает, пожалуйста, – Катя посмотрела на небеса.

– И вы уйдете? И больше никогда ко мне не подойдете?

– Одно ваше слово, и я испарюсь.

– Уходите, – неожиданно для себя сказала Катя.

– Благодарю, – Виталий поднялся, грустно улыбнулся, – удачного вам отдыха.

Мужчина развернулся и пошел прочь. Хотя, казалось, он идет слишком медленно и чего-то ждет. Катя смотрела вслед и думала: «Что же она наделала?» От мужчины не шло негатива и хамства. В глазах Виталия не было злости, ни грамма похоти или плохих мыслей. Может, эта судьба посылает ей шанс? Тем более, Кате не так уж много и осталось. Неужели так начинаются курортные романы? Что если…

– Виталий! – крикнула Катя, мужчина развернулся с улыбкой на лице.

«Спать я с ним точно не буду, – отметила про себя Катя, – вряд ли ему понравится мое исхудавшее костлявое тело. Позорится не стоит. Только общение. Если надоест, сразу пошлю на четыре буквы».

– Да. Катя? – Виталий сделал шаг навстречу.

– Простите меня за хамство. Я вдруг подумала, почему бы и нет. Мне и вправду скучновато. У детей свои интересы, кто-то замуж хочет, кто-то не хочет. Кто-то думает о работе и эмиграции. В детстве с ними было интереснее. Мама была нужна. Сейчас они стали совсем взрослые.

– Согласен с вами, Катя.

– Вы показались мне приятным собеседником. Давайте поболтаем. Удивите меня чем-нибудь, Виталий.

– Хорошо. Я попробую, – принял вызов мужчина, – разрешите вас нарисовать. У вас очень выразительные глаза, Катя. Просто космос.

– Вы художник? – Катя приподнялась и выгнула спину, затылок вверх и немного назад, представила себя кошкой перед прыжком.

– Нет, что вы. Я таксист, – развел руками Виталий, – я простой водила из Екатеринбурга, бывшего Свердловска. Мне уже сорок семь лет. В детстве я хотел стать художником и даже неплохо рисовал. Но, если помните, во времена нашей юности началась перестройка, и мои мечты разбились о суровые будни капиталистического образа жизни. У родителей денег на мое образование не нашлось. Зарабатывать с помощью кисти и карандаша я тогда не научился. После армии купил праворукую Тойоту и пошел в таксисты.

– Рисовать бросили?

– Практически. Невозможно усидеть на двух стульях, один из которых парит в облаках. Катя, давайте я сбегаю за бумагой и карандашами. И мы продолжим. Хорошо?

– Бегите, Виталий, – благословила Катя художника.

Однако, художник не побежал. Он пошел быстрым шагом. Дошел до мамы в красной шляпе. Что-то ей сказал, взял большую плоскую сумку и вернулся к Кате. Мама Виталия помахала ей рукой.

Катя подумала, что всегда завидовала людям, которые быстро и легко знакомятся на курортах, в метро, на автобусных остановках, в магазинах. Она всю жизнь боялась сходится с незнакомцами. Вдруг, это маньяк или извращенец. Рассказы в детстве про Чикатило и ему подобных личностей прокатились по всему позднему Советскому Союзе. Интересно, почему в те времена произошел выплеск разных извращенцев из недр самого посвящённого и начитанного общества? Чего не хватало людям в социализме? Свободы?

Теперь и времена другие. И ценности. И свободы больше. А про маньяков слышно совсем мало. Их нет или газеты помалкивают? Неужели они появились в позднесоветское время, как предвестники развала СССР? Несвободы, ограничения и цензура стали благодатной почвой для появления извращенцев? Сейчас в интернете всего достаточно и психи ушли в виртуальный мир, освободив улицы и парки родной страны для обычных граждан…

Катя не успела закончить мысль про маньяков. Подошел Виталий.

– Если разрешите, я начну с вашего портрета карандашом? – свердловский художник по-хозяйски расположился на соседнем лежаке, разложил справа карандаши, слева бумагу.

– Виталий, вам виднее, – Катя подумала, что за долгую жизнь ее ни разу не рисовали. Даже на Арбате или Кузнецком мосту она старательно обходила навязчивых уличных художников. Зачем платить деньги за ненужный и, возможно, не интересный портрет? Куда его потом девать? Зачем ее грифельному изображению пылится на антресолях? Фотография намного лучше. И места занимает меньше. Современные цифровые фото можно даже подретушировать, скрыв недостатки.

– Екатерина, вы не думайте, что профессия художника – отжившая. Что с появлением фотографии, рисованные портреты стали не интересны. Мол, на фотографиях лица получаются точнее.

– Я так и не думаю, – Катя опустила глаза и улыбнулась. Неужели Виталий прочитал ее мысли? Общение становится забавным.

– Это не так, – Виталий воздушным и легким движением нарисовал овал, – дело не в точности. А в скорости. Фото – это мгновение. Нарисованный портрет – это целое множество мгновений, спрессованное в одно. Мы будем с вами разговаривать, делиться впечатлениями, и все эмоции будут отражаться на вашем лице.

– И потом отразятся на холсте?

– Ха, – улыбнулся Виталий, затем внимательно посмотрел на Катю, прищурился, – на холсте – это сильно сказано. Но я бы хотел нарисовать вас маслом. Дома у меня есть все необходимое. Здесь в походных условиях только карандаши и акварель. Это тоже не плохо.

– Вы обещали, что наше общение не выйдет за рамки легкого курортного времяпрепровождения, – глазки Кати предательски сверкнули.

– Вы правы. Но если вам понравится, я уверен, мы еще встретимся. Мне хотелось бы так думать.

– Вы наглец, Виталий.

Вернулись дети, мокрые, довольные и шумные. Маша и Лиза подмигнули матери. Артем напрягся.

– Это мой новый знакомый Виталий. Дети, знакомьтесь. Он художник и таксист.

– Сколько стоит портрет? – нахмурился сын.

– Нисколько, – улыбнулся Виталий, не отрываясь от рисования.

– Странно. Мам, зачем тебе это?

– Сынок, не приставай. Не все в нашей жизни определяется деньгами. Виталий – художник по призванию. Он рисует меня ради интереса.

– Странно, – повторился Артем.

– Отдыхай, сынок. Виталий, не обращайте внимания. Это, наверное, сыновья ревность.

Виталий кивнул и продолжил работу. Поскрипывал грифель. Из колонок сегодня разливалась по территории ненавязчивая восточная музыка. Из отеля долетали запахи кухни. Ароматной, с восточными специями, с дымящимися углями и шкворчящими люля-кебаб. Все вроде хорошо, но непринужденность и простота общения с Виталием пропала. Артем продолжал коситься на мать.

– Ты думаешь твой отец сейчас проводит ночи в одиночестве? – хотелось крикнуть Кате, но она сдержалась.

Надо улыбаться, надо улыбаться, – подумала модель-Катя и натужно растянула губы в улыбку. Виталий молча подмечал каждое движение на ее лице.

Интересно, что у него там получается? Да, труд моделей по-своему тяжелый. Надо сидеть без дела, без движения и чего-то ждать. Сколько он будет рисовать? Час? Два? Пятнадцать минут? Катя посмотрела поверх головы Виталия. В окне на третьем этаже, раздвинув руками шторы, стоял голый по пояс Алексей. Как Апполон, как Христос, как капитан Титаника.

«Вернулся? – мелькнула мысль, – остальных тоже отпустили? Значит, ничего серьезно. Даже немного жаль.»

Алексей был хорош. С плоским животом. Даже отсюда была видна его рельефная мускулатура и пресс с кубиками. Катя не поняла, заметил ли он ее? Увидел ли, что Катя проводит время в интересной компании? Вообще то ее рисуют, как музу. Как богиню. Она еще способна привлекать творчески одаренных людей. Она еще много чего может.

Надо признать, что для своих пятидесяти лет внешне Алексей выглядел слишком идеальным. Вот кого надо рисовать. Но насколько ее бывший возлюбленный был красивым снаружи, настолько был гнилой внутри. Так бывает.

– Кого ты осуждаешь, Катенька? – подумала она, – ведь у тебя внутри не лучше. Прожитые годы не сделали тебя лучше. Ты злая, завистливая, ревнивая. Ты – больная. Ты умираешь. Главное, ты несчастна. Ты не реализованная. А все туда же – обсуждать и навешивать ярлыки!

– Почему нет? – воспротивился внутренний голос, – почему я не могу оценивать людей? Они же наверняка лепят на меня таблички с надписями «Стерва», «Дура», «Без мозгов» и так далее.

– Да, я тоже гнилая внутри, – продолжился внутренний диалог, – всегда ли такая была? Нет. В детстве и юности была лучше. Я точно помню. А потом жизнь понеслась не плану. Вернее, не по моему плану. По какому-то чужому и дьявольскому. Я такого точно не хотела. Но и сильно не сопротивлялась. Плыла по течению. И вот приплыла. Могла ли я прожить иную жизнь? Неизвестно. Была ли она лучше? Тоже неизвестно.

Катя вновь посмотрела на отель. Алексей из окна ушел. Как и тогда, тридцать лет назад. Показал красивую обертку. Поманил романтическими перспективами и исчез. Навсегда.

– Виталий, пойдёмте на качели, – предложила Катя, – хочу сменить место. Я что-то устала здесь.

– Хорошо, – Виталий с радостью согласился.

Нет ничего хуже ревнивых детей. Особенно сыновей. Даже ревность мужа вполне объяснима. Но почему надулся Артем? Может тебе, сынок, лучше не ехать в Америку, если ты так переживаешь за мать? Оставайся, заботься, переживай. Не делай вид, а реально помогай! Слабо? Тогда лучше помолчать.

Среди короткостриженой полянки, окруженной ровно причесанным кустарником стояли обычные деревянные качели. Такие еще совсем недавно встречались в родной Катиной деревне почти в каждом дворе.

– Покажете, что получается? – спросила Катя.

– Пока рано, не обижайтесь, – Виталий прижал лист с рисунком к груди.

– Вы на Артема не обижайтесь. Он хороший. Сын, наверное, так меня оберегает. Заботится по-своему.

– У вас ревнивый муж?

Виталий расположился на газоне перед качелями. Рядом с ним присела и Лариса. Заглянула краем глаза на лист и улыбнулась.

– Скорее, наоборот. Но это длинная история.

– Как хотите, – Виталий прищурившись посмотрел на Катю, пересел немного правее, – про детскую ревность знаю не понаслышке. Моя дочь, Кристина, после смерти матери очень не любила, когда я встречался с женщинами. Возможно, поэтому я так и не женился во второй раз.

– Вы были женаты? – Катя внимательно посмотрела на художника, – я думал вы с мамой…

– Думали, что я маменькин сынок? Нет, Екатерина, у меня была семья. Жена погибла в автомобильной аварии семь лет назад. Ее звали Алла.

– Извините.

– У меня две взрослые дочери – Кристина, старшая. И Нелли – младшенькая.

– Имена выбирала мать?

– Ага, – Виталий задумчиво посмотрел вперед, – мне понравились выбранные ею имена. Вообще Алла обладала целым рядом достоинств. Она умела создавать уют и теплоту в доме. Мне ее сейчас не хватает. Думаю, что дочери зря меня ревновали. Я все равно вряд ли найду свое счастье с другой женщиной.

– У меня тоже нет шансов завладеть вашим сердцем? – улыбнулась Катя.

– Боюсь, что нет, – Виталий сжал карандаш так, что побелели пальцы.

– Вы режете меня без ножа, мой друг! Разве можно говорить такое женщине?

– Вы замужем, Катерина.

– Не имеет значения. Любая женщина должна чувствовать, что ее добиваются.

– Вы согласились позировать, чтобы я за вами приударил?

– А вы? Вы хотели просто пообщаться? Неужели у вас не было сексуального подтекста?

– Вы меня совсем запутали, Катя, – Виталий немного призадумался, его взгляд погрузился куда-то внутрь рисунка, движения карандаша стали неуверенными, одновременно резкими и короткими.

– Лариса, сходи погуляй, пожалуйста, – попросила Катя, – смотри за мной издалека, если можно. Мне нужно с Виталием поговорить.

– Хорошо, Екатерина Витальевна, – Лариса отошла к бассейну.

Катя набрала воздуху в легкие. С шумом выдохнула.

– Не знаю, как начать. Мы ведь с вами только познакомились. И если не выложить всю правду в самом начале, то лучше и не начинать. Времени на исправления и недомолвки у меня просто нет.

– Говорите, Екатерина, – Виталия опустил рисунок и карандаш.

– Мой муж, неверное, мне изменяет, – Катя поняла, что сейчас расплачется. Поэтому немного помолчала. Еще раз вздохнула. Виталий молчал и не двигался, чтобы не спугнуть. Ему нравилась эта странная женщина. И она его одновременно пугала. Притягивала и страшила. Сложно все это, взаимоотношения двух разных людей, разных полов, с разных планет. А с возрастом сходится становится все сложнее. И хочет ли он сходится? Хочет ли она сходится? Чего они вообще хотят эти взрослые люди?

– Я точно не знаю. И на измене Сережу не ловила. Но я чувствую. По интонациям, по запахам, по отношению. У него точно кто-то есть.

– Может, вы ошибаетесь?

– Виталий, я не была хорошей женой. А он, особенно по началу, любил меня очень сильно. И моя неблагодарность со временем растворила его чувство. Он ко мне охладел. Сейчас я умираю. Мне осталось совсем немного. Полгода. Может, год. Я сама во всем виновата.

– Вы справитесь.

– Я бы с удовольствием. Но я извела себя и своего мужа. Мне тяжело от напрасно прожитого времени, и жизнь уже не переписать на бело. Я не знаю, зачем вам это рассказываю.

– Говорите. Я вас слушаю.

– Самое страшное, что я никому не нужна. Дети поплачут и пойдут дальше своей счастливой или несчастливой дорогой. Все зависит от них. А муж через неделю приведет в наш дом молодую девицу. Та выбросит из моего шкафа мои любимые платья. И даже стены моего дома и зеркала в ванной не вспомнят о прежней хозяйке. Ничего. Ни плохого, ни хорошего. От меня ничего не останется. Лишь холмик на кладбище.

– Это, если вас не кремируют, – вставил Виталий.

– Что? – Катя потерла виски.

– Если кремируют, то холмика может и не быть. Будет баночка с прахом и темная ниша в колумбарии.

– Ну да, – Катя немного задумалась, – не так много, если разобраться. Жил человек, жил, а потом раз и кило двести серого порошка.

Лариса наблюдала Катей и художником издалека, стоя на краю бассейна. Она заметила, что через несколько минут позирования на качелях, Катя вскочила, что-то громко говорила и эмоционально жестикулировала. Виталий отложил карандаш и бумагу. Наверное, разговор стал интереснее рисования, – подумала Лариса, – Екатерине Витальевне полезно отвлечься. Уж слишком она грузанутая и постоянно копается в себе.

Девушка посмотрела вокруг на праздно-отдыхающих туристов, большинство из России. Они лениво лежали, лениво двигались, лениво переплывали бассейн, лениво потягивали колу. Почему бы и нет, если им нравится и позволяет финансовое положение. Лариса тоже хотела бы лениво отдыхать. Если бы была возможность, она поехала бы в кругосветное путешествие с Женей. Это будет намного интереснее. И дороже…

– Алло, – Лариса набрала номер Жени, – привет. Это я.

– Привет, – Женя быстро взял трубку, – как раз о тебе думал. Как ты там?

– Здесь хорошо. Жаль тебя нет рядом.

– Следующий раз поедем вместе. Ты не думай об этом. Загорай, отдыхай, наслаждайся. Мне приятно от того, что тебе хорошо.

– Ты славный, Женя. Я тебя люблю.

– И я тебя. Не дорого звонить из Турции?

– Недорого. Хозяева все оплачивают.

– Хозяева – не хорошее слово, – серьезно сказал Женя, – ты – не прислуга, имей ввиду. Ты просто работаешь. Оказываешь услугу. Высококвалифицированную и социально значимую.

– Хорошо, скажу иначе: фирма все оплачивает.

– Так-то лучше. Я тебе сделал сюрприз. Купил плитку на балкон. Когда вернешься, все будет готово.

– Ой, здорово! – Лариса обрадовалась, – какого цвета?

– Серый цвет, имитация под гранит. Тридцать на тридцать сантиметров.

– Наверное, это будет здорово.

– Знаешь, когда я выбирал плитку, мне показалось, что она мне знакома. Как будто я ее где-то видел. Представляешь?

– Где?

– Странно, но мне показалось, что такая плитка была в моем старом родительском доме. Где-то же есть мой дом? Может, даже живы мои родители, сестры и братья. Может, живут или даже ищут меня тетки и дядьки. Жаль, что так получилось.

– Они обязательно где-то живут. Мы обязательно их найдем. Ты не переживай. Больше ничего не вспомнил? Город? Название улицы? Имена?

– Пока нет.

– Это хорошо, что ты что-то вспоминаешь. Серый цвет плитки очень распространенный. Вот, например, у моей подопечной Екатерины Витальевны весь коридор и крыльцо из серой мраморной плитки.

– Да, ты права. По цвету плитки вряд ли можно найти мой дом.

И тут Лариса увидела, что Екатерина Витальевна подпрыгнула, пнула ногой качели, рубанула воздух правой рукой, что-то громко крикнула. Затем подбежала к Виталию и вырвала рисунок. Катино лицо вытянулось, глаза вылезли из орбит.

– Это уже ни в какие ворота! – прочитала Лариса по губам. Катя подбросила портрет вверх, и широкими решительными шагами направилась в сторону бассейна. Неужели хочет с ходу охладиться в бассейне?

– Женя, у меня тут форс-мажор, – быстро договорила Лариса в трубку, – клиент срочно требует моего внимания. Пока-пока. Будет время – позвоню.

– Ага, звони.

Лариса нажала на кнопку прекращения разговора. В это же мгновение подбежала разгоряченная Катя.

– Ты видела этого хама? – красные пятна блуждали по лицу подопечной, – он мне будет указывать, как мне жить! Даже рисовать не умеет, а берется.

– Плохо нарисовал?

– Не то слово! Череп, обтянутый кожей. Я – не такая! Художник, видите ли он. Так видит. Негодяй! Подонок!

Катя помахала кулаком в сторону лужайки, по которой на четвереньках ползал Виталий и собирал раскиданные карандаши, ластики и бумагу. С моря налетел порыв ветра, подхватил чистые листы и наполовину готовый портрет. Виталий вскочил, побежал за рисунком.

– Не расстраивайтесь, Екатерина Витальевна, вам нельзя волноваться, – Лариса взяла руку Кати за запястье. Пульс молотил под 200.

– Если он еще раз подойдет ко мне на расстояние вытянутой руки, гони его, Лариса, от меня подальше. Иначе я за себя не ручаюсь!

– Хорошо.

– Пошли в номер. Мне надо отдохнуть.

Катя, не подходя к детям, помахала им рукой. Лариса подбежала к лежакам, собрала вещи, сказала Артему:

– Мы в номер.

И пулей понеслась за ускользающей в недрах отеля Катей.

Войдя в номер, Катя плюхнулась на кровать.

– Дай мне что-нибудь от нервов! – крикнула она Ларисе.

Медсестра метнулась к аптечке, открыла флакончик с каплями валерьянки, щедро накапала в стакан и разбавила водой. Запах успокоительных капель моментально разнесся по этажам на пол-отеля. Удружила, – мелькнула мысль у Катя. Теперь все будут знать, что на третьем этаже живет истеричка из Торжка! Кругом одни недоумки! Боже мой!

Катя еле сдержалась, чтобы не сорваться на Ларису. Выпила капли. Закрыла глаза.

Вспомнились слова Виталия:

– Мне кажется, вам надо попросить прощения у Сергея, Ванечки и Алексея.

– У Алексея-то зачем просить прощения? – возмутилась Катя.

– Вам станет легче. У вас в груди горит огонь возмущения и негодования. Он вас выжигает изнутри.

– А вы откуда знаете? – Катя вскочила с качелей.

– Поверьте, я вижу. Художники многое видят глазами то, что обычные люди боятся даже сказать или в чем хотели бы себе признаться.

– Вы, Виталий, – таксист! Какой вы художник – еще не ясно. Дайте взглянуть на рисунок!

Катя забежала Виталию за спину и выхватила неоконченный портрет. На белом фоне четко проступала малосимпатичная физиономия. На листе был детально прорисовн череп, слегка покрытый рваной кожей и сухожилиями. Два больших круглых глаза были неестественно выпучены.

– Я еще не закончил, – Виталий попытался забрать рисунок, но у него не получилось. Катя отступила на шаг назад. От удивления того, что она увидела, перехватило дыхание. Катя замерла перед бурей, стояла хлопала ресницами, широко раскрыв рот, из которого вырывалось только рычание разъяренной львицы.

В нарисованных зрачках, правда, виделась Вселенная и туманная грусть. Кате это понравилось. Но не в таких же выпученных глазах! У нее не такие!

– Вы… вы…

– Екатерина, это не законченный рисунок, – Виталий пытался спасти портрет, Катя потихоньку отступала, пока не уперлась спиной в кустарник.

– Вы – негодяй! Вы зачем рисуете такие злобные карикатуры? Хотите меня оскорбить?

– Нет, Екатерина! Прошу вас. Дайте мне еще пятнадцать минут, я дорисую, вы увидите своими глазами.

– Я уже вижу! Это отвратительно!

Катя швырнула листок вверх и выставила перед собой руки.

– Не подходите ко мне больше!

Она сверкнула глазами, желая испепелить незадачливого свердловского художника.

– Надеюсь таксист вы лучше, чем художник! Прощайте!

Валерьянка начала действовать. Натянутые нервы провисли. Глаза налились спокойной тяжестью. Да, так уже лучше, – подумала Катя. А что ты хотела? Веселых приключений и бесконечной любви? Чтобы тебя на старости лет бесплатно нарисовал художник уровня Ван Гога или Леонардо да Винчи? Хотя Ван Гог, может, примерно так и изобразил бы тебя. Импрессионист, туды-его-растуды, из Екатеринбурга.

Катя почему-то сейчас подумала, что Виталий приехал из города ее имени. Не в ее честь, конечно. Но тоже забавно.

Интересно, что чувствуют все Кати из Екатеринослава, Екатеринодара, Екатеринбурга? А Петры из Петербурга? Или Павлы из Павлодара?

Возможно, с Виталием у них могла бы случиться неплохая романтическая история. Если бы кто-то не лез на первом же свидании со своими никому ненужными советами! Со своими неумелыми и оскорбительными художествами!

Он же сам несчастный и одинокий человек. Раздражение рассыпалось на гранулы. Катя заснула.

Алексей, увидев из окна Катю отдыхающую и весело проводящую время, очень расстроился. За что ему такое наказание? Конечно, полиция Турции выкинула сегодня фортель. Никто не спорит. И Людку неизвестно, когда отпустят. С кем теперь отдыхать? Ведь, одному плохо и грустно. Одному в Турции делать нечего. Отдых в одиночестве для монахов и скопцов. Алексей не такой! Как же все было здорово задумано. Так бы и произошло, если бы не Степан!

Не для того он сюда летел, тратил деньги, выкраивал отпуск. Драк и нервов хватало на Родине.

Блин! Блин! Блин! А могло быть так прекрасно!

Ладно, бывает. Надо успокоиться. Надо действовать исходя из того положение, которое мы имеем. Погрязнуть в мечтах и бесполезных страдания слишком опасно. Алексей запахнул шторы, накинул пеструю рубаху. Мало ли женщин на свете, особенно на турецком курорте. Найдем. Не пропадем. Не в такие кидали дали дебильные приказы начальства. Прорвемся.

Напевая песенку про «Прекрасное далеко», Алексей приземлился в баре.

– Два виски, – подмигнул он бармену.

– Гут, – понимающе улыбнулся турок.

– Много тут у вас женщин? – надо было как-то завязать беседу.

– Гут, – турецкий бармен налил по 30 грамм в два пластиковые стаканчика.

– Маловато, – слегка расстроился Алексей.

– Гут, – бармен показал на часы.

– Рано? Ты меня учить будешь? – Алексей еле сдержался от бранных слов. Слил желаемые капли в один стакан. Выпил залпом. Не поморщился.

– Еще два виски! – рявкнул офицер из страны, что на северном побережье Черного моря, а значит суровом.

Глаза бармена потускнели. Его учили обслуживать так, чтобы русские туристы не напивались. Надо наливать поменьше. Если можно разбавить, разбавляй. Главное, чтобы не случалось пьянства до поросячьего визга. Подошедший клиент явно не собирался пить по правилам турецкого отеля. У славянского парня играли желваки на скулах, и намечалась иная линия поведения.

– Плиз, – бармен плеснул ту же отмеренную микроскопическую дозу.

Алексей проглотил и эту дозу. Что такое 50—60 грамм для нормального русского или поранского мужика? Капля в море. Незаметно.

– Повтори, дарагой, – Алексей издевательски улыбнулся.

– Карашо, – перешел на русский язык бармен и налил виски в два раза больше.

Алексей хлопнул в ладоши, отметив произошедшую перемену в разливочной стратегии властелина местного алкоголя.

– Другое дело, – русский поранец улыбнулся и отправил виски по адресу, – давай еще.

Турок колебался ровно одну секунду. И налил снова две двойных дозы. Потому что на инструктаже говорили, что спорить с русскими бесполезно. Вы должны сделать все от вас зависящее. Если человек хочет напиться, он напьется. Тем более статус заведения «Все включено» предполагал неограниченное количество алкоголя. С вероломством туристов с Севера приходится иногда смирятся.