Книга: Матрёнин двор. Рассказы - Александр Солженицын

Мысль "Матрениного двора" запрятана неглубоко - советская колхозная система ломала жизни простых людей. Вот, Матрена - хозяйка дома, в котором квартировал автор-школьный учитель, светлая и замечательная женщина, которую автор в конце своего произведения возводит в ранг праведников. Что же, в широком смысле, если вспомнить сборник Лескова, который так и назывался - "Праведники", - вполне можно с этим согласиться, ведь у Лескова в этом качестве значились и Голован, и Шерамур, и Очарованный странник, и Левша. Так чем же Матрена хуже?

Одинокая женщина, с несложившейся судьбой, несчастная и нездоровая, вдова фронтовика, доживающая свой век скорее по необходимости, ничего хорошего от жизни уже не ждущая, выхаживающая огромные расстояния, чтобы выхлопотать себе грошовую пенсию. Таких женщин в русских послевоенных деревнях были сотни тысяч, и все они достойны светлой памяти, и все они в какой-то степени праведницы

Так случилось, что я имею в своей биографии похожую страницу, я тоже, когда работал учителем в сельской школе, жил на квартире у подобной деревенской женщины. Правда, было это через 30 лет после событий, описанных Солженицыным, и моей хозяйке было уже за 70, но в её жизни было очень много общего с Матреной. Она пережила своих детей, у неё была в городе внучка, которая о ней почти не вспоминала, но бабушка была готова отдать ей всё, и горницы бы не пожалела, если бы та потребовала. Ходила она и помогать таким же бабкам, как она сама - сажать и копать ту же картошку, и тоже ей за это никто и ничего не платил. И пенсия у неё была мизерная, и самогон она гнала, и квартиранта-учителя пускала жить ради топлива и квартплаты, которую платила школа - 15 рублей, 15 рублей я доплачивал сам за то, что она мне готовила.

Единственное отличие от Матрены, поскольку дело происходило в конце 80-х, у бабушки был черно-белый телевизор, и она с наслаждением смотрела сериалы типа "Будулая" и "Вечного зова", а потом и "Богатые тоже плачут" подоспели. К ней приходила соседка, не потому что у неё не было телевизора, а потому что вместе смотреть интереснее, и пока шла серия стояло живое обсуждение наблюдаемого. Кстати, с этой соседкой они часто ругались из-за всяких пустяков, но потом всё равно мирились. К счастью никакой трагедии с моей хозяйкой, пока я у неё жил, не случилось, и она сама спокойно умерла, как я потом узнал, где-то в конце 90-х. А вот дом внучка с зятем продали кому-то в другую деревню, его разобрали, как и Матренину горницу, и увезли. И теперь на месте того дома, в котором я когда-то квартировал, заросший крапивой и бурьяном буерак.

Так в чем же с Матреной солгал Солженицын? Во-первых, не стоило ему лезть в деревенскую прозу, не его это. Я понимаю, что тогда это было модное направление, но, чтобы писать про деревню, надо её знать, так, как знали, например, Абрамов и Белов. А Александр Исаевич лучше бы придумал еще что-нибудь про Ивана Денисовича.

Потому что про Матрену он насочинял, что она с рабской безотказной покорностью работала на других, а они ей даже денег не платили. Вот, только не понятно, зачем он выдумал, что, дескать, потом он спрашивал у этих "других" про деньги, а они говорили, что давать - давали, да она не брала. Ложь от Солженицына, не знавшего русскую деревню!

Пусть он покажет тех, кто брал деньги! Таких не было. А все дело в том, что в деревне есть такое слово "толока" - это когда собирается некоторое количество человек для какой-то общей работы. В деревнях исстари повелось, что они делились на "кусты". Несколько семейств, связанных либо родством, либо хорошими отношениями, помогали друг другу в работах, требующих большого количества участников.

Вот, Солженицын пишет, что Матрена помогала другим сеять и копать картошку. Правильно, помогала, потому что "другие" помогали ей. У Матрены её 15 соток не сами засевались, и в одиночку она их не сеяла, так же собирались бабы, которым помогала она, и в один из дней помогали ей. Так кто и кому в такой ситуации деньги будет давать? Тут в расчет принимался трудовой бартер, и так дело обстоит в русской деревне до сих пор. А Солженицын слепил на ровном месте бессребреницу, а доверчивые читатели восторгаются - надо же - денег не брала! Кто бы ей давал - в батрачки её никто не нанимал!

Или, вот еще, Солженицын пишет, дескать, земля у неё была песчаная, ни разу ничем не удобрялась, и оттого картошка только мелкая родилась. Во-первых, у Матрены была коза, и навоз, следовательно,водился, так что удобрять - удобряла. Я в деревне жил, и не поверю ни одному городскому фейкомету, будь он хоть трижды Нобелевский лауреат, что кто-то из деревенских не пустит в дело такую драгоценность, как навоз. Во-вторых, в песчаных почвах картошка как раз родит хорошо, она кислой почвы боится, в-третьих, на любом деревенском огороде кроме картошки всегда растут морковь, свекла, капуста и огурцы. И русские крестьяне не идиоты, чтобы не знать, что такое севооборот, мои бабушки и дедушки отлично были об этом осведомлены, а вот солженицевская Матрена об этом ведать не ведает и из года в год сажает картошку на одном и том же месте.

Зачем все это вранье понадобилось Солженицыну? Догадываюсь, чтобы усилить ощущение безысходности, чтобы максимально сгустить краски, чтобы создать ощущение ада на земле. Даже его эскапада о тараканах подчинена той же теме. Я до 18 лет жил в деревне, и ведать не ведал, что такое тараканы, эти тропические гости крайне теплолюбивы и в деревенских домах, в которых, как правило, наблюдается резкий перепад суточных температур, не выживают, даже будучи туда завезенными. А у Солженицына они кишмя кишели в "кухоньке", это при том, что Матрена, по его же словам, была очень чистоплотная женщина. В деревенском доме, постоянно выстужаемом к утру, у чистоплотной женщины, которая не оставляет еду на ночь неубранной, тараканы физически выжить не в состоянии, но у Солженицына они "кишмя кишат", работая на картинку "чем хуже - тем лучше".

Уже этих деталей для меня достаточно, чтобы отказать автору в доверии. А вот в то, что после смерти Матрены её родня переругалась за оставшееся имущество, поверю охотно, так оно и бывает каждый раз. Только это не говорит о том, какая Матрена хорошая, а родня - плохая. Они все одинаковые, остальные деревенские бабы - такие же труженицы и "праведницы", как и Матрена, и им так же непросто всё в жизни давалось, как и ей. И умри одна из Матрениных сестер раньше неё, Матрена так же спорила бы за "наследство" ради той же воспитанницы своей Киры.

Накушавшись развесистой клюквы про деревенскую жизнь от Нобелевского лауреата, я так и не понял, почему он - такой понятливый и заботливый - не мог даже за водой сходить, когда я у бабушки жил, поход к колодцу был на моей совести, а этот только описывает, как 60-летняя женщина воду таскает, а он сидит в хате - думы думает. Ах, да, ей же от школы уплачено, так что это его - праведника от литературы - уже не касается.

Не претендуя на публикацию, Александр писал заметки. Он не испытывал необходимости придумывать, согласный отражать имевшее место быть в действительности. Оказавшись в тишине, не испытывающий давление извне, Солженицын спокойно созерцал его окружавшее. Ему представилась возможность наблюдать за жизнью простых деревенских людей, чьи трагедии достойны отдельного произведения. Не хватало особого происшествия, способного придать повествованию интерес. Разве заинтересуется читатель описанием разваливающегося дома в захудалом селе, где земля давно истощила отведенный ей природой ресурс? Местные жители прозябают в бедности, едва не поедая друг друга, если бы не необходимость проявлять заботу о ближнем, ибо иначе им суждено околеть при наступлении первых холодов. Тут-то и выступает фигура Матрёны, без которой “не стоит село без праведника”.

Александр не изменил манере повествования. Он показывает себя читателю отстранённым человеком. Да, ему свойственно осознание происходящего, проявление сочувствия ко всему, но при этом он не стремится проявлять инициативу. Рассказчик может бесконечно долго сетовать на судьбу Матрёны, ужасаться условиям её существования, но палец о палец не ударит, дабы ей хоть чем-нибудь помочь. Читатель понимает, многое остаётся вне сообщаемого текста. Важнее показать не рассказчика, чья судьба не должна представлять интереса. Он всего лишь лагерный сиделец, не сумевший ничего добиться, всегда ограничиваемый колючей проволокой забора. Другое дело – Матрёна! Слишком поздно придёт осознание, каким человеком она была на самом деле.

Сложная её судьба привела к одинокой старости. Живя без мужа и детей, она ничего и никогда не просила, готовая во всём помогать другим. Селяне одаривали только одним – чёрной неблагодарностью. И Матрёна жила с ощущением этого, не смея просить хотя бы крупицы уважения. И Солженицын расскажет причину того. Матрёна сама заслужила собственное наказание, совершив ряд незначительных ошибок, обернувшихся для неё проклятием. А может кто и проклял, о чём Александр читателю не рассказывает. Оценивая содержание произведения в общем, читатель обязательно задумается, насколько подлинная представленная ему история.

Важен всё же финал. Вот где трагедия на железной дороге. Становится бессмысленным абсолютно всё. Пусть дом ветхий, хозяйство разрушено, сама жизнь не удалась: это меркнет перед завершением истории. Рано или поздно всему грозит запустение. Как не следи и не поддерживай порядок, время сотрёт былое. Останутся лишь воспоминания. А не будь Солженицына, не быть бы и тому.

Высказавшись в волю, Александр нашёл новую идею для произведения. Уже не на основании личных впечатлений, он доверился знакомому, чей опыт работы дежурным помощником военного коменданта помог воссоздать один день из множества, случавшихся на железнодорожной станции. Читатель поймёт, насколько трудно отвечать за незначительный участок, через который ежедневно проходит множество составов. Возникающих проблем имелось с избытком, от их обилия вполне может закружиться голова. Вспомнит Солженицын и про необходимость описывать любовную линию, о чём он, говоря про себя, не задумывался.

Всякая работа тяжела. Не бывает лёгких условий для труда. Читатель оказывается сразу погружён в обилие проблем. Самая главная – важно отправить состав с законсервированной кровью. Ведь кровь – это тысячи спасённых бойцов. Только складывается впечатление, что заботиться о других старается герой произведения, тогда как остальным безразлично, им главное принимать и отправлять поезда с солдатами, забыв об остальном. Как не важна кровь, так нет нужды заботиться о наполненных сапёрными лопатками вагонах. Малый хаос каждый миг грозит обернуться новыми проблемами, отдаляющими решение прежних до далёких времён.

В такой чехарде работает дежурный помощник военного коменданта. К нему обращаются люди с проблемами – он их оперативно решает. Кого-то нужно накормить, иного – посадить на состав, двигающийся в требуемом направлении. Иногда случаются налёты вражеской авиации, прибавляющие головной боли. Солженицын старался быть правдивым, показывая будто бы реально имевшее место быть. Если источник информации ему всё подлинно сообщал, значит у читателя не должно возникнуть возражений.

Не так важно, что повествование сведётся к обыденному для понимания сюжету. Спасибо за само описание работы станции, тогда как искать шпионов вовсе не требовалось. Это напластование не несёт существенной важности, придавая описанному дополнительный объём. Остаётся согласиться, будто из чужой песни слов не выкинешь, ежели не желаешь утратить смысловое её содержание.

Теперь необходимо внимательнее отнестись к дальнейшему творческому пути Солженицына. После “Двух рассказов” его поступь с мелкого перешла на размашистый шаг.