Текст книги "Лев Яшин. Легендарный вратарь"

Александр Максимович Соскин
Лев Яшин. Легендарный вратарь

Глава первая
Капризные весы истории

Лет сорок назад, в те самые времена, которые я задеваю в этой книге, родились шутливые стишки о бесконечном переписывании истории в угоду очередному вождю, очередному режиму. В концовке издевательски звучало: «Так вот она, история – та самая, которая ни слова, ни полслова не соврет».

В первых строках своего сочинения так и подмывает заверить читателя, что изображение моего героя и его эпохи придадут этим словам вместо иронического прямой смысл. Весы истории и без того капризны, чтобы подкручивать их, уподобляясь базарным торгашам, делающим мелкий гешефт на обвесе покупателя. Когда создавались и втихаря переписывались друг у друга язвительные стишата, никто не мог и предположить, что фокусники исторического обвеса научатся жонглировать ретрофактами почище выкормышей М.А. Суслова.

«Мы живем в печальное время искателей правды», – верно замечает известный публицист Валерий Кичин. Послушаешь этих искателей, и диву даешься: додумались и договорились до шельмования народа-победителя, выигравшего в Великой Отечественной битву за свою и чужую жизнь против фашистского рабства и гибели целых наций, маршала Г.К. Жукова силятся превратить из спасителя проигранных было сражений в губителя солдатских масс, а освободителей – в оккупантов.

Даже ретроспектива такого, казалось бы, невинного занятия, как спорт, подвергается вольному препарированию и прямым искажениям в угоду политической шизофрении. И вот уже шахматный мудрец Михаил Ботвинник предстает перед нами воплощением тоталитаризма, первая наша мировая победительница, «королева коньков» Мария Исакова – «партийной чемпионкой», а общепризнанный лидер мировых и отечественных вратарей всего XX века Лев Яшин – придуманной легендой. При этом им, «монстрам», противопоставляются другие большие спортсмены, выдаваемые то за предвестников свободы, то за носителей народного духа.

Такими измышлениями уценивается вечная благодарность первопроходцам наших спортивных побед за честное служение обществу и государству. В то время эти высокие понятия были нераздельны, и сколь неумно, столь же безнравственно сегодня бухгалтерски высчитывать, честь страны или социализма преобладала в их мотивации. Не приходит же в голову осуждать солдат Великой Отечественной войны, отправлявшихся в бой под громогласный клич «За Родину, за Сталина!».

Дай бог сегодняшним звездам служить своей стране, как прежние восходители, тот же Михаил Ботвинник. А что получил в ответ первый советский чемпион мира по шахматам? Только лишнее доказательство своей любимой идеи, что есть предел человеческому уму, но нет предела человеческой глупости. Властные безумцы советских и антисоветских времен обнаружили трогательное единство в нагромождении преград его компьютерным разработкам поистине государственного масштаба. Тоталитарные служаки ограничили шахматному патриарху выезд за рубеж, а демократические на последнем году его долгой жизни (1911–1995) закрыли доступ на Всемирную шахматную олимпиаду в Москве, куда он проник только как… почетный член Шахматной федерации Чешской Республики.

Не смыкаются ли с ними ретивые критики? Как будто им невдомек, что люди из советской спортивной элиты, выдаваемые теперь за порождение административно-командной системы, «вели себя в решающих матчах чемпионатов мира и Олимпийских игр как десантники на фронте». Эти слова принадлежат знаменитому спортивному врачу Олегу Белаковскому, не по рассказам знающему, и как было на войне, и как бились за победу наши футболисты, хоккеисты, другие атлеты, которых он множество раз сопровождал на олимпийские и другие крупнейшие спортивные форумы. «Свою седую голову до сих пор преклоняю перед их мужеством», – говорит Олег Маркович, но и из этого отборного строя спортивных воинов с особым чувством отзывается о Льве Яшине, положившем на футбол все свое здоровье.

«Искатели правды» презрительно относятся к спортивному фанатизму, якобы воспитанному советской системой. Но это не фанатизм, а горение души, от системы не зависящее. Его отчаянно вытравляет безбрежная коммерциализация спорта, но не вытравила окончательно, судя по финалам Кубка Дэвиса 2002, 2006 годов и Кубка федераций 2005 и 2008 годов, где российские теннисисты и теннисистки при всех своих миллионах костьми ложились ради победы страны. Увы, среди спортсменов, как, собственно, во всем обществе, гораздо больше нравственно порченных, чем в незапамятные времена, их целые отряды, возглавляемые, к сожалению, футболистами с их волчьими аппетитами к баснословным барышам.

Усердие и прилежное старание Яшина на поле привели к невиданному результату – резкому и ошеломляющему подъему советского футбола

Кому-то давно ушедшая натура напоминает лавку древностей, в которых незачем, а то и противно копаться, для меня же это большой кусок жизни, поэтому, может быть, особенно возмущает бесцеремонность обращения с ретрофактурой некоторых ее поставщиков на рынок новой, свободной (видно, от всяких приличий) информации, а иногда и полная индифферентность к былому потребителей этого рынка. Оторопь берет, когда узнаешь, что полным-полно школьников и студентов не ведает, кто такие Михаил Иванович Глинка, Константин Эдуардович Циолковский, Илья Ефимович Репин – что же тогда говорить о футболистах прошлого?

Внук Льва Ивановича Яшина Вася Фролов, последовавший тоже по вратарским стопам и включенный в заявку «Динамо» на матчи премьер-лиги 2006 и 2007 годов, около десяти лет назад занимался в детской футбольной школе «Торпедо» и поделился тогда дома открытием, что про его деда однокашники, юные футболисты, слышать не слышали. Как-то мой знакомый, вполне интеллигентный врач и футбольный болельщик, только перешагнувший возраст Христа, спросил, над чем работаю. Я как раз приступил тогда к рукописи о Сергее Сальникове и поинтересовался:

Знаете такого?

К сожалению, нет, – развел руками собеседник. Хоть смутился, и на том спасибо.

Уверен, подобное неведение в той же Англии исключено. Спросите британского фана в любом возрасте, и он вам объяснит, кто такие Дикси Дин и Джек Милберн. Похоже выглядели и наши болельщики в мои юные годы. И это несмотря на полное отличие от старушки Англии в снабжении любителей футбола достаточной информацией. Ее заменяла тогда футбольная молва, питавшаяся искренним интересом людей. В толпе футболоманов, каждый день часами торчавших у входа на Западную трибуну Центрального стадиона «Динамо» под сенью огромного фанерного щита с таблицей чемпионата страны, горячо обсуждалось не только положение команд в сей таблице, но и немеркнущие подвиги великих игроков.

Ветераны трибун с придыханием вспоминали завораживающие финты Сергея Ильина, а самого его провожали восхищенным взглядом, когда этот колобок катился со своим неизменным чемоданчиком из метро на родной стадион, где продолжал работать администратором динамовской команды. Мы цокали языком, будто видели наяву, когда в этих устных мемуарах зависала в высоченном прыжке огненно рыжая голова Федора Селина или, согласно легенде, ломали штанги смачные, увесистые удары Михаила Бутусова.

Уже начинающим журналистом в мае 1958 года я случайно попал на юбилейный пленум Секции футбола СССР, посвященный 60-летию отечественного футбола: в пресс-бюро Центрального стадиона имени В.И.Ленина, где я участвовал в работе над программой к матчу СССР – Англия, кто-то попросил отправиться туда, чтобы передать пакет Марку Борисовичу Розину (недавно скончавшемуся в возрасте 97 лет), и для этого милостиво снабдил пригласительным билетом в Октябрьский зал Дома союзов, где проходил пленум.

Я разыскал Розина в перерыве, застав беседующим за сценой с самим Михаилом Павловичем Бутусовым. Мое наивное сердце затрепыхалось от счастья, когда легендарный бомбардир пожал мне руку, да еще в джентльменском полупоклоне. Сидя в небольшом уютном зале, я испытывал такое же благоговение, заметив сидевших справа, слева, сбоку героев довоенного футбола. Вот Петр Ефимович Исаков по прозвищу Профессор, рядом примостился предшественник Бутусова, тоже знатный «забивала» – Павел Николаевич Канунников, а это непревзойденный кипер Николай Евграфович Соколов, тут же могучий хав Евгений Иванович Елисеев… Откуда я знал их всех в лицо, понятия не имею. И судя по общению на «Динамо» с себе подобными, не один я был из таких молодых, да ранних.

Из теперешнего же трибунного контингента, заметно, к слову, поредевшего, не всякий даже пофамильно припомнит гремевших еще не так давно футбольных звезд. Разве только ослепительных знаменитостей, вроде Льва Яшина или Эдуарда Стрельцова. Ответственный за маркетинг в издательстве «Книжный клуб», выпустившем десятка три красочных книг про старых мастеров, поведал мне, что высокопоставленный чиновник футбольного клуба «Динамо» на предложение издательства последовать примеру ЦСКА и приобрести для ветеранов и юной поросли блок таких книг о премьерах команды 40—50-х, как отрезал: «ФК «Динамо» существует с 1991 года».

А отрезал-то ни больше ни меньше – славную историю динамовского футбола, ведущую начало с 1923 года, вместе с самим Львом Яшиным, да еще Михаилом Якушиным, Алексеем Хомичем, Константином Бесковым, Василием Трофимовым и другими предшественниками бесславного ФК. И среди других причин опустила этот самый ФК на самое дно отрубленность динамовских традиций, вполне замененных некомпетентностью и алчностью клубного генералитета. Эти совсем не добры молодцы умудрились, не обидев себя, промотать вместе с бешеными деньгами и богатое спортивное наследство незабвенных игроков. Когда динамовская директория отказывалась хоть как-то отметить столетие того же С.С. Ильина, но не забывала оповещать по стадиону о своих днях рождения, это называется бесчестием. Не говорю уже о том, что сменяющие друг друга руководители динамовского футбола, какими бы бюджетами ни располагали и как бы ими не распоряжались, обнаруживают поразительное сходство в полном отсутствии чемпионских амбиций, которыми было заражено старое «Динамо». Мало того, что такой подход не вяжется с ослабевшими, но все еще тлеющими чаяниями поклонников команды, за 33 безнадежных года забывших вкус настоящего успеха. Это теперь, по-моему, не вяжется и с деловой амбициозностью нового владельца – мощного банка ВТБ, которому пора бы жалкое существование «Динамо» прервать. Хотя бы ради своей репутации!

Не хочу огульно хаять новые поколения. В чем-то они лучше наших, послевоенных. Хотя бы в том, что более независимы. Но не зря говорится, что человеческие недостатки суть продолжение достоинств. Независимость от прошлого, от заветов предков, пренебрежение к старшим, старости, старине, глухота к отзвукам истории, к доблестям рыцарей минувших времен, отрыв от корней и традиций легко пополняет реестр общественных пороков. И смыкается в своей аморальности с наплевизмом на будущее, приобретающим не виданные ни в одной стране миллионные масштабы сиротства при живых родителях, бродяжничества, наркомании, бесследного исчезновения и самоубийств детей. Отказ от исторического, национального, кровного, материнского родства трубит сигнал тревоги за инстинкт самосохранения нации.

Нужны колоссальные усилия власти и всего общества, чтобы шаг за шагом преодолевать эту социальную патологию, избавляться от амнезии, исторического беспамятства. «С чего это нам забивать голову историей, ковыряться в этом мусоре?» – спросил меня как-то молодой циник с напускным утомлением на пустоглазом челе. Вообще-то ответ на вопрос, для чего знать, для меня так же прост, как на вопрос, для чего жить. Жить, чтобы жить. Знать, чтобы знать. Знать, уважать, «ворошить» прошлое – естественная человеческая потребность, чтобы не быть Иванами, не помнящими родства.

Футбол не исключение – он ведь повод не только для тусовки и мордобития, как застолбили некоторые представления последнего десятилетия. Для нормальных людей футбол ценен и самодостаточен в разных проявлениях, будь то клубные пристрастия, эстетика игры, статистика результатов, судьба национальной сборной. И какое из них ни возьми, без обращения к истории не обойтись.

Футбол настолько социален и эмоционален, что немыслим без постоянного обмена мнениями, горячих обсуждений, а те, в свою очередь, – без сравнений, сопоставлений в пространстве и времени. Слава богу, в новые времена то и дело мелькают перед глазами, наводя на параллели с нашим футболом, телевизионные образы сборных Бразилии и Германии, «Челси» и «Барселоны», Зидана и Рональдиньо. Но как не учитывать, что и мы располагали победительной сборной, что европейскому триумфатору 2005-го – ЦСКА предшествовала легендарная «команда лейтенантов» – ЦДКА, что образцами для подражания во всем футбольном мире признавались, а для нас и теперь должны служить Игорь Нетто и Лев Яшин. Не забудем, следуя китайской пословице, что «камни прошлого – ступеньки на пути в будущее».

Какой-то умница, кажется, Михаил Шолохов, сказал: «Кто мало знает, с того малый спрос», а у нас спрос с футбольного сообщества – игроков, тренеров, арбитров, администраторов – неизменно огромный (хотя и неудовлетворенный). Так что ретрофутбол требует внимания и достойного освещения. Интерес к нему отнюдь не антикварный, хотя и антиквариат по-своему любопытен. Но любопытства, может, еще хватает – любознательность в дефиците. Без нее же, без постижения глубин не извлечь уроки истории, а это насущно необходимо вопреки известному парадоксу: «главный урок истории в том, что люди не извлекают уроки истории».

Не зря молвят, что новое – это хорошо забытое старое. Если бы из советского опыта в новые времена был своевременно захвачен государственный подход к футболу, глядишь, не ужались бы в своем количестве и не проигрывали бы в качестве подготовки игроков детские футбольные школы, а их выпускники не срамили бы Россию в восьми(!) чемпионатах мира и Европы подряд. Свобода настолько застила глаза своим радетелям, что первым делом освободила их от элементарных государственных забот, придав хаос неуправляемости даже важнейшим сферам жизнеобеспечения, не говоря уже о «каком-то» футболе.

Между тем, и в «сороковые роковые, свинцовые, пороховые» он оставался делом государственной важности. Достаточно сказать, что основная масса мастеров футбола, наряду с видными учеными, музыкантами, актерами, подлежала освобождению от мобилизацию в действующую армию. Были, таким образом, сохранены, как значились в документах, «штатные» футбольные команды, приступившие к соревнованиям в самый разгар войны. Эти матчи давали передышку изнуренным людям, служили предвестником мирной жизни, а едва она наступила, сразу стали и на годы оставались светлым пятном в довольно мрачном послевоенном существовании.

Приравненный в войну как важный род деятельности к науке и искусству, футбол и в 90-е, не менее мрачные житейским обвалом, сохранил с ними паритет, но уже в пренебрежительном отношении государства, иными словами, в мерзости запустения. Опомнились с преступным запозданием, когда уже забрезжила заря XXI века. Но возвращенный, кажется, из забвения и даже видоизмененный соответственно произошедшим переменам, государственный подход таит серьезные опасности. Недавнее прошлое настоятельно предупреждает, что государственная поддержка может потянуть за собой антиспортивное вмешательство сильных мира сего, подковерную борьбу за сферы приложения различных интересов. Законспирированная подноготная былого футбольного величия тоже по-своему поучительна.

История советского футбола хранит немало тайн. Огорчительно, что раскрыть их порой неизмеримо труднее, чем секреты политической истории или истории культуры, где гласность и свобода слова (при всех ее завихрениях) стерли уже немало белых пятен, как принято называть исторические пробелы и туманности. Футбол (как и весь спорт) оказался в проигрышном положении главным образом потому, что не располагает богатыми специальными архивами и внушительным отрядом архивистов и историков. Только три-четыре человека, разгребая архивные залежи, ищут футбольную истину в старых документах, в то время как открывшаяся с перестройкой относительная доступность партийных, государственных и литературных архивов используется многими десятками специалистов и публицистов, интересующихся более глобальными темами. Да и не все «телодвижения» властей, особенно в закрытом обществе, обязательно документировались. А в футболе, где ко всему полагалось скрыть запрещенное ФИФА вмешательство государства, – тем более.

Вряд ли кому-то придет в голову предположить, например, что существуют письменные следы руководящего указания освободить от работы тренеров сборной СССР Константина Бескова и Василия Трофимова после поражения в финале Кубка Европы 1964 года от «испанской фурии», как называют национальную команду этой страны. Приговор был зафиксирован постановлением президиума Федерации футбола СССР, а она, как известно всякому, кто имел даже отдаленное касательство к «королю спорта», самостоятельно никогда не принимала серьезных решений и только оформляла распоряжения вышестоящих партийных и государственных чиновников. Но если в этом случае легко догадаться о причинах подобного развития событий (поражение от «франкистов», да еще на глазах ненавистного генералиссимуса), то во многих других пружины поистине удивительных явлений футбольной действительности допускали самые разноречивые толкования.

При таких обстоятельствах на помощь обычно приходят исторические исследования и воспоминания очевидцев или участников событий. Исследованиями в футболе и не пахнет, с мемуарами чуточку лучше. Но если в общественно-политической, литературной, артистической среде мемуаристов пруд пруди, то футбол и здесь отстает. Футболисты и тренеры не столь «писучи», как государственные, ученые и литературные мужи, режиссеры и актеры, чье предложение разных точек зрения на одни и те же события пусть и не стопроцентно удовлетворяют спрос на истину, но более или менее приближают к ней. В футболе же при скудости первоисточников такое приближение зачастую проблематично.

В советские времена наиболее плодовитыми и интересными мемуаристами зарекомендовали себя основатели «Спартака» братья Николай и Андрей Старостины, выпустившие по нескольку ярких книг. Но из них только «Футбол сквозь годы» Н.П. Старостина появился в эру гласности (1989), когда люди, не связанные прежними табу, стали вольны высказывать все, что наболело. В эти же и более поздние годы накатила целая волна мемуаров и жизнеописаний игроков, правда, историческая публицистика осталась уделом немногих энтузиастов.

Тем не менее история футбола стала объемнее, окрасилась человеческими переживаниями, пополнилась любопытной фактурой, но все же достаточно бедна, если сравнивать с другими сферами общественных интересов и потребностями в ликвидации собственных белых (по сути-то скорее темных) пятен, неразгаданных тайн.

Истоки неполноты наших исторических представлений следует искать и в информационной скупости советской прессы. Это, разумеется, относится также к футболу, которому было указано свое место на задворках политической информации, тем более что до 1960 года, когда появился на свет одноименный еженедельник, народная игра не располагала даже специализированным информационным источником. В единственной, но малообъемной спортивной газете («Красный», впоследствии «Советский спорт») привилегированное положение футбола среди спортивных дисциплин с трудом прорывалось сквозь навязанное сверху ложное представление об их равенстве, но все они ущемлялись в объеме материалов заданной сверху обязательностью широкого освещения всевозможных физкультурных починов.

Если, допустим, многостраничная британская, да и любая «буржуазная» пресса с какой-то даже плотоядностью нездорового интереса отслеживала любые подробности футбольной жизни, составившие позднее каркас исторических сюжетов, то советская печать не могла построить его для будущих поколений в силу этих самых «территориальных», но главным образом идеологических ограничений. Мало того что футболу негде было разгуляться, резервные строки и полосы не всегда могли ему пригодиться, ибо нельзя было распространяться то об одном, то о другом. Фигура умолчания в идеологическом раже дополнялась приглаженной, затуманенной, а то и вовсе искаженной информацией. В общем, советская пресса была не в состоянии стать достаточным историческим источником.

Упущенные мной самим возможности в реконструкции важных эпизодов биографии отечественного футбола выдают и нашу общую журналистскую вину в нежелании или неготовности заниматься историческими разысканиями. Очки, голы, секунды часто заслоняли от журналистов подоплеку спортивных событий, живую плоть явлений и характеров. Мы мало интересовались суровыми реалиями внутрикомандного существования, редко заглядывали за границы футбольного поля во многом еще и потому, что в силу цензурных ограничений эти реалии не были востребованы открытой печатью. Нет чтобы проявить естественный человеческий интерес – пусть не для печати, так для себя, как говорится, для внутреннего пользования, – но были, прямо по Пушкину, слишком ленивы и нелюбопытны. А когда по прошествии времени бросились вдогонку за событиями, расспрашивать стало некого или бесполезно – их участники и очевидцы поумирали или многое позабыли. Так образовались исторические лакуны, а если они закрывались, то порой односторонними, не всегда беспристрастными суждениями.

Все эти лимиты и упущения легко просматриваются на примере такого распространенного у нас (более чем где-либо) явления, как договорные игры. О них начали шушукаться еще в 60-е годы и даже немного заговорили вслух в 70-е, но идеология советской эпохи ставила преграду даже намекам на обобщения, признанию таких подтасовок опасным социальным феноменом, таящим реальную угрозу разложения спорта и спортсменов. Чистоту советского мундира власть опасалась замарать и выведением на чистую воду виновников и практиков купли-продажи матчей, как это решительно сделали в конце 70-х итальянцы, не пожалевшие даже великий «Милан», и французы, в начале 90-х отдавшие на растерзание обещавший стать великим «Марсель», а уже в начале XXI века объявили войну махинациям в Германии, Бразилии и снова в Италии – странах неоднократных чемпионов мира.

Но не зря говорят, что тот, кто пренебрегает уроками прошлого, обречен пережить его вновь. Никакие уроки из «нашенской» истории этих фальсификаций извлечены не были, корни не вырваны, и в новые российские времена, с полной коммерциализацией футбола, расцветом крупного и мелкого мошенничества во всей экономике, о подкупе игроков и арбитров неведомо только слепым и глухим. Но шила в мешке не утаишь, и рано или поздно оно выползет наружу. Примеры налицо.

В 2001 году в телепрограмме «Независимое расследование» Евгений Ловчев сделал сенсационное разоблачение, признав, что три десятка лет назад отдавали очки за мзду даже спартаковцы. Почему «даже»? Да потому, что в общественное мнение усиленно внедрялось убеждение: продажей игр занимался кто угодно, только не «Спартак». Как и Ловчев, не сомневаюсь ни секунды, что руководители команды той поры Николай Старостин и Никита Симонян не имели к этому позору никакого отношения, от них несколько мздоимцев свои махинации тщательно скрывали (как и динамовские прохиндеи – от Льва Яшина). Но полагая, что прекрасные спартаковские традиции представляют собой пожизненную прививку от продажности, Николай Петрович лишь закрепил свою репутацию неисправимого романтика, по крайней мере в некоторых подходах к футболу. А романтики при всей их привлекательности и явном гражданском превосходстве перед циниками, что ни говорите, порой теряют чувство реальности.

Потому-то я никогда не был уверен в полной достоверности ярких воспоминаний Н.П. Старостина. Прежде всего по той причине, что ему свойственна некоторая идеализация «Спартака» (и подозрительность к другим клубам), а история не признает ни односторонности, ни умилительности (не допускавшихся, мне кажется, Ан. П. Старостиным). Объективность исторических суждений вырисовывается обычно в столкновении мнений и оценок, и если, скажем, в истории Великой Отечественной войны или истории литературы каждое заинтересованное лицо имеет возможность, суммируя и процеживая аргументы и факты, выбирать для себя наиболее приемлемые по убедительности, то применительно к футболу какое-либо «штучное» свидетельство зачастую остается доминирующим, а то и единственным. Это относится и к литературному наследству братьев Старостиных, особенно к их взгляду на события 20—30-х годов.

Николай Петрович и не скрывал, что всегда судил о происходящем под спартаковским углом зрения, даже подкреплял свою позицию пушкинской строкой: «Но царь смотрел на все глазами Годунова». Примеров тому немало. Вот самый известный, когда футбольный патриарх в своих мемуарах обошел явную скандальность спартаковской победы 1937 года над басками со счетом 6:2, сопровождавшейся демонстративным уходом гостей с поля в знак протеста против засчитанных голов из офсайда и выдуманного пенальти, так что вернуть их к игре смогли лишь уговоры кого-то из советских лидеров, будто бы самого В.М. Молотова. Николай Петрович помянул мимоходом лишь этот пенальти, оценив его «глазами Годунова» как стопроцентный.

Более любопытным и показательным в старостинской версии давних событий мне кажется вот что. «Спартак» запоминается чуть ли не главной жертвой верховно-политических козней, грубого бериевского произвола. Смею вас уверить, что «Спартак» во властных преследованиях не одинок. Можно напомнить и хрестоматийный пример разгона НДСА в 1952 году, и малоизвестную реакцию Л.П. Берии на жалобу в 1947 году вечно засуживаемых тбилисцев, к которым он якобы благоволил, – выгоняя из кабинета Бориса Пайчадзе и Гайоза Джеджелаву сатрап кричал им вслед: «Ты посмотри на них, идут на втором месте и еще недовольны. После Москвы, впереди всех республик. Москва есть Москва – зарубите себе на носу». Зарубить они не пожелали, и в 1953 году, уже после Берии, верховные жрецы, аннулировав чистый выигрыш у «Торпедо», первенство у них отняли как раз в пользу «Спартака».

Так что далеко не всегда спартаковцев можно было отнести к жертвам политических страстей. В иные времена они ходили и в фаворитах высокопоставленных вельмож. Рассказывая в своих мемуарах о 12-летнем (1977–1988) периоде совместной работы с К.И. Бесковым, Николай Петрович как партизан молчит об активном патронаже спартаковского болельщика № 1 – члена Политбюро, впоследствии Генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко, благодаря кому и стал возможен перевод Бескова, действующего офицера МВД, на гражданскую службу и решались неподъемные для других (исключая подшефных В.В. Щербицкому динамовцев Киева) кадровые, материальные, бытовые проблемы «Спартака».

Да и с пресловутым Берией у Николая Петровича не сходятся концы с концами. На него Старостин возлагает прямую вину за беспрецедентную переигровку кубкового полуфинала 1939 года уже после разыгранного финала, когда это обстоятельство не помешало принять протест тбилисского «Динамо» на полуфинальный результат (0:1). Но собственное расследование этих невероятных событий привело меня к большущему сомнению, что переигровка – дело рук Берии.

Только появившийся в Москве, не обросший связями, еще не ставший полноправным членом Политбюро (пока только кандидатом), по горло занятый по заданию И.В.Сталина восстановлением дотла разрушенной репрессиями легальной и нелегальной разведки, Берия вряд ли мог оказать решающее влияние на решение пусть не самого важного для страны, но достаточно деликатного футбольного вопроса. Особенно после того, как по протесту сталинградских рабочих был на самом верху отменен перевод оттуда (под маркой воинского призыва) Александра Пономарева в «Динамо», а Василия Проворнова в ЦДКА.

Кое-какие факты, в том числе и приведенные в старостинских воспоминаниях, натолкнули меня на предположение, что закоперщиком злосчастной переигровки был А.А. Жданов. Он уже считался политическим тяжеловесом, недаром безнаказанно при случае произносил: «Мы с товарищем Сталиным решили…» Не чуждый футбольных страстей, замеченный (в отличие от многих других политических небожителей) в служебных подтрибунных помещениях, вмешивался в решения о переходах игроков и, представляя в верховной власти Ленинград, мог быть прямо заинтересован в пересмотре результата полуфинала. Не за тем ли, чтобы обеспечить вслед переигровку финала, где «Спартак» успел победить (3:1) ленинградскую команду «Сталинец»? Но этому не суждено было случиться: спартаковцы молодцы – вторично обыграли тбилисцев (3:2), так что коварный замысел рухнул. И в данном случае геростратова слава скорее принадлежит Жданову, чем Берии. На том висит столько неблаговидных и преступных деяний, что «приписки» ничего не меняют, да и вообще ни к чему.

Так что вопреки уверенности Александра Нилина, будто «у нас никогда не будет оснований не доверять благородным братьям Старостиным», я, как видите, позволяю себе покуситься на «святое», выставляя против версии авторитетного Н.П.Старостина свою, основанную на изучении политического расклада, так что интересующиеся историей футбола могут выбирать из разных гипотез. И совсем уж рискую взять под сомнение это самое благородство, в котором сам был уверен и по делам Николая Петровича, и по личному знакомству. Но незадолго до того, как сел за эту рукопись, услышал от известного историка футбола Игоря Добронравова, которому полностью доверяю, об одном эпизоде, рассказанном ему внушающим не меньшее доверие Сергеем Сергеевичем Ильиным.

В сентябрьско-октябрьские дни 1941 года, когда немецкие захватчики стояли уже у порога Москвы, тот случайно встретил на улице Горького, ныне Тверской, Николая Петровича. Давно не виделись и разговорились. «Никогда не забуду, – это слова из интервью Сергея Сергеевича, – как весьма знаменитый футболист команды соперников – он и сейчас на гребне славы – с ехидцей стал выражать динамовцам сочувствие за те тревоги, которые они испытывают, за их возможный расстрел как агентов НКВД, если гитлеровцы войдут – а он был в этом уверен! – в столицу. «А нам, – добавил он, – все равно, что Сталин, что Гитлер, мы, футболисты, проживем при любом режиме».

Немея от такого неприятного открытия, не приходится утешаться даже слабым предположением, что это был мрачный юмор, неудачная шутка, да и в шутниках Николай Петрович никогда замечен не был. Вот такую неожиданную окраску приобретает вопрос, верить ли безоговорочно «благородным братьям Старостиным» (хотя они не одним миром мазаны, и мне, например, были симпатичнее, хотя бы большей объективностью, насмешливо-ироничный интеллектуал Андрей Петрович и степенный, далекий от околофутбольной суеты Александр Петрович). Но я так надолго задержал внимание читателей вовсе не для того, чтобы подставиться под упреки за попытку дискредитировать Н.П.Старостина.