Текст книги "Лев Яшин. Легендарный вратарь"

Мой старинный университетский товарищ, а тогда, в самом начале 90-х, призванный М.С.Горбачевым в Президентский совет академик Станислав Шаталин рассказывал позже, что присвоение Яшину звания Героя побудило его ходатайствовать перед президентом о такой же награде для футбольного патриарха Николая Петровича Старостина. Патрон согласился, но началась обычная канитель. И тогда академик, известный своими резкими пассажами, не постеснялся выговорить президенту: «Вы хотите, чтобы награда догнала человека после смерти или за неделю до нее, как бедного Яшина?»

Президент собирался сам вручить прославленному вратарю Золотую Звезду Героя. Во всяком случае, об этом намекнули семье. Чапаевский переулок и улица Георгиу-Дежа (сейчас 2-я Песчаная), на угол которых выходит дом, где обитал Яшин, были уставлены черными «Волгами» с мигалками и заполнены агентами спецслужб. Такие меры безопасности предусматривались только для первого лица. Но, сославшись на занятость, президент прислал Р.Н. Нишанова, председателя одной из палат парламента.

Когда на следующий день я узнал об этом, помню, не сдержался и грубо выругался. Сразу промелькнул перед глазами доставленный в Мадрид на финальный матч чемпионата мира-82 смертельно больной президент Италии Алессандро Пертини. Немощный 88-летний старичок плясал от радости, когда «скуадра адзурра» выиграла Золотой кубок. Теперь, когда пишу эти строки, вспоминаю и президента Франции Жака Ширака, натянувшего на себя футболку национальной сборной и распевавшего «Марсельезу» вместе с ликующим стадионом «Стад де Франс» в честь победы на мировом первенстве-98. Проплывают в памяти кинокадры, запечатлевшие горячие объятия президента Аргентины Карлоса Менема с Диего Марадоной.

Сочувствие Яшину после ампутации ноги выразила королева Нидерландов. А свой президент не нашел получаса, чтобы поддержать его в еще более тяжком положении, пусть даже вручение Звезды

Героя первому среди спортсменов не могло его утешить. «Зачем мне эта звезда, Гена, я же умираю…» – этот шепот, сам неузнаваемый вид Льва Ивановича заставил находившегося рядом Геннадия Хазанова сильно напрячься, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы.

Нервное и безрезультатное ожидание президента и последовавшая затем процедура награждения даже при добродушной размягченности явно вошедшего в положение Нишанова, вероятно, лишь усилили стресс и, не исключено, приблизили смертный час Героя. И через много лет не может скрыть оскорбленных чувств, обиды за друга обычно невозмутимый и корректный Никита Павлович Симонян: «В какой еще стране мог так поступить глава государства?»

В той самой стране, где через пять лет после кончины величайшего из вратарей мирового футбола в его квартире объявился гонец из Музея спорта, куда, как положено, были сданы Золотая Звезда и прилагаемый к ней с присвоением звания Героя орден Ленина. Гонец объявил, что теперь эти награды не представляют собой музейной ценности и вернул вдове. Обидело ли это ее? Нет, скорее покоробило: «Разве плевки в собственное прошлое способны осчастливить страну?» А что награды Яшина нежданно-негаданно вернулись домой, так Валентина Тимофеевна даже обрадовалась: уж она-то с дочерьми их точно сохранит.

Покушение на правду

Прежняя власть, расщедрившаяся на высшие награды первому футболисту страны, давно уже не в почете, а вместе с ней усердные «искатели правды» пометили черной меткой многих из тех, кто был ею обласкан. Попервоначалу накинулись даже на таких корифеев, как лучший мелодист советской песни Исаак Дунаевский и могучий актер Михаил Ульянов. Стали цеплять и Льва Яшина. При этом «полемисты-вольнодумцы» не желали отдавать себе отчет, что фабрикация искусственных героев вроде некоторых стахановцев, которым создавались особые условия труда, или административных шишек союзного (Л.И. Брежнев) и локального масштаба (писательский патрон Г.М. Марков), равно как отказ в официальном признании, а то и преследование Эрнста Неизвестного, Владимира Высоцкого или Альфреда Шнитке никак не означает отсутствия реальных заслуг перед страной многих людей, отмеченных наградами, премиями, званиями.

Разве высокие государственные отличия Константина Симонова, Александра Твардовского, Роберта Рождественского, Тихона Хренникова, Георгия Товстоногова, Олега Ефремова, Алексея Баталова, а в спорте – Михаила Ботвинника, Лидии Скобликовой, Ирины Родниной, Льва Яшина не совпадало с народным признанием, не отражало общественных предпочтений? И не подобным ли образом поступают западные демократии, прославляя деятелей искусства и спорта знаками государственного внимания типа орденов Британской империи и Почетного легиона? Но в той же Британии никому не втемяшется в голову на этом или подобном основании взять под подозрение сэра Бобби Чарльтона и попрекать его недавно скончавшимся Джорджем Бестом – безусловным талантом со скандальной репутацией.

Лев Яшин не дал ни малейшего повода, ни даже зацепки для пересмотра общественных оценок, а тем более для издевок («партийный вратарь»). Но, видно, глубоко права была Наталья Гундарева, как-то сказавшая, что «нет талантливых людей, которые не имели бы недоброжелателей». И такие вот недобросовестные интерпретаторы живой, еще пульсирующей футбольной истории, не забывая дежурно расшаркиваться перед Яшиным (иначе вовсе откажутся понимать), сыплют упреками, развенчивают за «партийное обожание», пытаются умалять достижения. Особенно обидно, что среди них встречаются свои же коллеги – вратари, списывающие собственную мифическую недооцененность на чрезмерные симпатии к Яшину сверху, а не на очевидный проигрыш ему в классе игры.

Затеял в 90-х годах эту мышиную возню ради запоздалой и оголтелой саморекламы Владимир Маслаченко, снедаемый желанием называться конкурентом, а не всего лишь дублером Яшина и эту свою претензию не постенявшийся озвучить. Безнадежного претендента на такую честь вовсе не смущает, что из 12 лет их параллельного пребывания в большом футболе он лишь один-два года пытался составить конкуренцию основному вратарю сборной страны, да и то, когда Яшин испытывал проблемы со здоровьем. Целые пять сезонов полировал скамейку запасных сборной, да так и не сумел его вытеснить. Вот почему иначе как дублером Яшина, увы, не воспринимается. Правда, потянул за собой еще одного охотника выбраться из-за его широкой спины.

Честно говоря, я был немного удивлен, что примкнул к тезису о катапультировании «одного из равных» другой его дублер – Борис Разинский. Вхожий в дом Яшина, подававший себя его другом, обычно находивший для Льва Ивановича только теплые слова, да и в этом прискорбном случае сказавший их немало, он тем не менее подхватил ложную версию о равноценности группы сильных советских вратарей, из которых то влиятельные силы искусственно выпячивали, то обстоятельства выделяли лишь одного счастливца.

«Он был и остается нашим лидером, правофланговым в длинном строю стражей футбольных ворот», – писал Разинский в автобиографической книжке «Футбол и судьба» (1996). В интервью еженедельнику «Футбол» (2003) заявил: «Я горд и счастлив, что близко знал великого Яшина, дружил с ним многие годы. Не припомню, чтобы Лев сыграл плохо. Я даже иногда по-доброму завидовал ему, его стабильности, надежности». Заметим про себя, что время, когда все это произносилось, уже не нуждалось в перехлестах, таких, как якобы выпавшие из памяти случаи действительно плохой игры Яшина.

И вдруг чуть позже, в том же 2003 году, в пространной беседе с корреспондентом «Футбольной правды» (обстоятельного, острого аналитического журнала, просуществовавшего, увы, всего два года) Борис Давидович несколько меняет ориентиры и тональность. На вопрос, был ли Яшин стабильнее остальных, отвечает: «Я бы не сказал. Просто эпоха была такая, ей требовались герои». Вот видите, вопреки фактам и прежним высказываниям отрицается уже и общепризнанное преимущество вратаря № 1 в стабильности, плюс к этому дается понять, что Яшин был назначен героем, а не стал им, как произошло в реальности, заслужив почет и уважение трудами праведными.

Однако же футбол, вершимый на виду у всех, не позволяет произвольно отбрасывать неугодных и назначать героями любимцев богов: в конечном счете игра все расставляет по своим местам. И разве не остается признать, что боги – даже неважно, «большие люди» или тренеры – сделали единственно верный выбор, убедительно подтвержденный что неизгладимыми впечатлениями, что объективными результатами, которые оставил Яшин. Отважусь на аналогию с решением выдвинуть космонавтом № 1 Юрия Гагарина. Только кажется, что СП. Королев угадал с кандидатурой. Нет, его предпочтение было глубоко продумано и обосновано – учитывались, почти в точности как в футболе с «назначением» Яшина, и лучшая готовность, и профессиональные свойства, и человеческие…

Продолжая высочайшим образом оценивать человеческие качества Яшина («это даже не обсуждается, прекраснейший был человек, просто великий»), вратарское его величие Разинский позже предпочел заменить более чем сдержанной оценкой: «Как профессионал, как мастер своего дела, он был вратарь высокого класса. Но вратарей такого класса в то время было несколько…» То есть уже не «лидер, правофланговый в длинном строю», которому автор «по-доброму завидует»…

Какой же из оценок верить? Я вовсе не ловлю Разинского на слове – каждый вправе менять позицию. Я пытаюсь лишь понять, почему кульбит на 180 градусов совершен в данном случае. И не нахожу иного ответа, кроме того, что и приличный человек может оказаться слаб. Допускаю, что Разинский, вероятно, даже подсознательно, поддался искушению выйти из тени Яшина, предоставленному массированной кампанией, которую развернул Маслаченко по пересмотру вратарских рейтингов и оценок. Не исключаю, что клюнул еще и на его персональные комплименты в собственный адрес, ощутил свой больший калибр, успокоил мирно дремавшее самолюбие. Поэтому на просьбу «Футбольной правды» прокомментировать вызывающую реплику Маслаченко «я не играл в эпоху Яшина – я играл в свою эпоху» Разинский уклонился от прямого ответа.

Между тем Владимир Маслаченко развил нешуточную активность в своем запоздалом возвышении. Учитывая склонность публики к острой пище в «смях», как забавно покарежил несклоняемую аббревиатуру известный журналист Андрей Черкизов, эти самые СМИ периодически кормят ее откровениями Маслаченко, потешая весь честной народ («Спорт-экспресс» – 1994, 1995, «Московский комсомолец», «Известия» – 2003, «Отечественный футбол» – 2006), а то и потешаясь, даже насмехаясь («Огонек» – 2002) над маниакальным стремлением, коли не получилось в реальности, взгромоздиться на вратарский пьедестал истории.

Всю обойму прозвучавших там небылиц, соединенных с былями для верности запудривания мозгов, разом выстреливает книга Вадима Лейбовского (2006), вышедшая к 70-летию Маслаченко. Сам этот журналист с футболом профессионально не дружит и соответствующими знаниями не обладает, так что не рискую ошибиться в ощущении, что выступает всего-навсего ретранслятором завихрений своего «доверителя» без какого бы ни было их критического осмысления. Не скажу фиктивный, правильнее – номинальный автор выведен на переплете настолько микроскопическими буквами, что истинного сразу же выдает название, рассчитанное на дешевый эффект, – «Владимир Маслаченко: Пеле повезло, что он не играл против меня». Сейчас в продаже масса фальсифицированных продуктов, это один из них (по крайней мере в подаче Яшина), густо замешанный на фактологических и оценочных искажениях, которые порой переходят всякие границы. Фальсификат и призван превознести до небес соавтора и героя книги в одном лице, прямо по Окуджаве «присвоить ему званье короля». А для этого требуется ни много ни мало сместить с трона, в крайнем случае потеснить на нем законного владельца короны.

Маслаченко никак не может смириться тем, что Яшин выделялся на фоне даже персонального богатства всей советской вратарской школы. Чтобы протащить идею равновеликости с колоссом, он, так и быть, готов взять себе в компанию еще несколько коллег. «В то время у нас в стране было не меньше трех-четырех вратарей уровня Яшина… И я в том числе» – это из «Огонька». «Лев Иванович, конечно, классный вратарь», – снисходит Маслаченко уже на страницах «МК». И продолжает: «Но в то время были в нашем футболе и другие классные вратари – Котрикадзе, Макаров, Беляев, Разинский, Маслаченко». В «Спорт-экспрессе», проводя ту же мысль, называет еще Банникова, Кавазашвили, Рудакова, не очень, правда, жалуя последнего.

Случайно ли Владимир Никитович бросил фразу, что при всей своей стабильности и титулованности Евгений Рудаков не слишком запомнился? Киевский вратарь – один из немногих, кто в какой-то степени унаследовал от Яшина изысканную простоту действий, когда, по выражению Эдуарда Стрельцова, вратарь не задирает ноги, если мяч рядом. Так что оценка, которой удостоен Рудаков, вполне могла быть вольно или невольно перенесена на него с ревнивого, необъективного взгляда на Яшина.

Коли уж вся перечисленная Маслаченко обойма или по крайней мере, как он высчитал, три-четыре вратаря действительно достигли уровня Яшина, спрашивается, почему же ни один из них ни в одном опросе специалистов не получил ни одного голоса при избрании символических сборных страны или лучших игроков за 50, 70, 100 лет отечественного футбола. Неужели «выборщики» – авторитетные старейшины футбольного и журналисткою корпусов – отказали достойным претендентам под давлением «обожателей» Яшина из прежних верхов? Смешно даже предположить, что Б. Аркадьев, Н. и Ан. Старостины, М. Товаровский, М. Сушков, М. Якушин, Г. Качалин, Ю. Ваньят, М. Мержанов и многие другие уважаемые люди футбола могли испытывать какой-то нажим, оглядывались на чей-то указующий перст в этом своем выборе. Между тем некоторые современные публикации создают впечатление, что контроль власти распространялся абсолютно на все закоулки бытия, однако властители были не настолько безмозглыми, чтобы опускаться до всякой малости.

Я сам организовал выборы «сборной 50-летия» и десятки лучших футболистов СССР для публикации в справочниках-календарях 1967 и 1987 годов. Так вот, многие участники, перебирая звучные имена, на моих глазах вписывали с ходу, не раздумывая, только два-три – Льва Яшина, Григория Федотова, Всеволода Боброва. Если и находились у Яшина конкуренты, то никак не игравшие рядом коллеги, а предшественники – Николай Соколов и Владислав Жмельков, да и то отнявшие у него во всех выборных кампаниях суммарно лишь несколько голосов.

Разумеется, составление всевозможных рейтингов – это всего лишь род футбольной забавы, дополняющий интерес к чарующей игре. Но и весьма показательный, поскольку позволяет уточнить общественные оценки, приводя к единому знаменателю разные мнения. Однако в устроенных за полвека опросах не то что разных, даже двух мнений среди десятков эспертов не обнаруживается: в 50—60-е годы, когда выступал Яшин, он был среди своих собратьев вне всякой конкуренции! И уже только поэтому усилия Маслаченко с примкнувшим к нему Разинским доказать обратное совершенно напрасны. Но многообразные попытки взбудоражить, завести через СМИ сегодняшнюю общественность, не ведающую о твердом вердикте футбольной истории, требуют рассмотрения по существу.

Все те, кто играл параллельно с Яшиным и пришел ему на смену, были и в самом деле хорошие, некоторые – даже очень хорошие вратари. Но все же до яшинской выси им было далеко, скажем так, и статистически, и стилистически. В спортивном отношении им еще изредка удавалось приближаться к яшинской планке или даже дотягиваться до нее, как тому же Маслаченко в 1961–1962 годах. Но всего на два-три, от силы четыре-пять сезонов, в то время как за плечами Яшина свыше трех таких пятилеток более или менее устойчивой, с незначительными перепадами игры высокого качества и, как следствие, столь же длительного пребывания в сборной. Вплоть до 40-летнего возраста! За это время сменилось несколько поколений вратарей, а Яшин все блистал.

Неужели стабильность, измеряемую длинной чередой лет, могли затмить в сознании Разинского всего лишь «моменты, когда Яшин был явно не в форме», свойственные, как знает даже полный дилетант, любому, в том числе самому выдающемуся спортсмену? Впрочем, такие вопросы следует адресовать скорее Маслаченко, поскольку в обескураживающих высказываниях Разинского, подкрепляя мою догадку, улавливается не только маслаченковская «идея фикс» – даже его лексика.

Но уж если закоперщик сомнительной кампании взялся принижать Яшина, разве проймешь его другими, сущностными аргументами яшинского превосходства? Таким, например, как способность особенно сильно проводить самые ответственные и престижные матчи. Чрезвычайную мобилизованность на главные игры, многократно подтвержденную в крупных соревнованиях и не данную никому из коллег, слабо побить даже основному козырю Маслаченко, каким он избрал «провал» Яшина на мировом чемпионате 1962 года – исключение, только подтверждающее правило, да и то исключение сомнительное, провал сам по себе спорный, ждущий в следующих главах более обстоятельного разбора.

Наконец, уже совершенно неоспоримый, можно сказать, содержательный, предметный довод недосягаемости Яшина – вратарский универсализм, только в нем совместивший обученность и новаторство, интуицию и расчет, искусство игры внизу и наверху, на линии ворот и на выходах, сэйвов и перехватов, неразрывность прямых вратарских обязанностей и организации игры в поле. Соответствие выбора каждого из практикуемых приемов игровой необходимости покоилось на органическом чувстве меры, не доступном, к сожалению, для многих хороших вратарей.

Но разве это понять, точнее сказать – принять Владимиру Маслаченко с его немереными амбициями? И чего только не наплетешь, чтобы реанимировать свою вратарскую значимость! Владимир Никитович не гнушается использовать даже муниципальную газету «Сокол», обратившуюся (2004) за интервью к знатному жителю престижного района Москвы. Не успел корреспондент закончить свой вопрос «Вы, как известно, входите в знаменитый Клуб Яшина…», как последовала раздраженная отповедь: «А может, в Клуб Маслаченко? Еще не известно, кто первым сыграл «всухую» 100 матчей…»

Как раз-таки известно – неоднократно посчитано и пересчитано статистиками, которые и предложили в 1980 году учредить такой Клуб, присвоив ему имя вратаря, первым сыгравшего «на ноль» 100 официальных матчей (всего их у Яшина 207, его за прошедшие годы обошел, сыграв и зачетных встреч почти на сотню больше, Ринат Дасаев – 235). Не надо быть специалистом по высшей математике, дабы установить, что Яшин провел сотый матч без пропущенных мячей в 1962 году, а Маслаченко – в 1966-м.

Однако поселившийся в человеке комплекс сверхполноценности (противоположность более известного комплекса неполноценности), проще говоря, переоценка своих способностей и достижений, находящая выражение в неутоленной жажде признания и внимания к себе, отметает даже беспристрастную цифирь: желаю быть первым, и все тут! Возжелал затмить Яшина даже в его «коронном номере» – игре на выходах, стать и пионером отражения ударов по воротам ногами, и автором такого ценного вратарского приема, как адресный выброс мяча рукой с размаха, пытаясь росчерком пера среди бела дня отнять патент на это изобретение у Яшина.

Но чего там мелочиться с каким-то введением мяча в игру! Вот и оказывается, что «новый тотальный футбол» придумал не Валерий Васильевич Лобановский, а лично Владимир Никитович Маслаченко за годы работы… в Республике Чад, откуда и доставил эту идею Лобановскому а тот взял ее да испохабил. Оказывается, это он, Маслаченко, в 1965 году добился возвращения в «Спартак» отправленного было в отставку с поста начальника команды Н.П. Старостина. Оказывается, именно ему, Маслаченко, принадлежало тогда же решающее слово в высоком разрешении отбывшему срок Эдуарду Стрельцову вновь выйти на поле. Разве не похоже на самопровозглашение прямо-таки футбольным мессией?

Однако все эти воздушные шары, раздутые настолько, что лопаются от смеха, не так безобидны, как кажется. Запущенные в популярных и многотиражных изданиях, они могут быть приняты непросвещенной футбольной публикой за истину: в футболе-то Маслаченко дока, его телерепортажи при всей словесной шелухе ценны квалифицированным разбором игровых эпизодов. Так почему не поверить историческим разборкам во вратарском кругу, затеянным на самом деле для того, чтобы внушить свою соизмеримость с Яшиным, а если блеф сойдет с рук, то и превосходство над ним?

Но все эти инсинуации не более чем редчайшие сорняки среди отзывов о Яшине в футбольной, вообще спортивной среде, никогда не питавшей сомнений в профессиональной и гражданской уникальности Яшина, которого суровый, не склонный к лишним сантиментам «мистер хоккей» Анатолий Тарасов не зря назвал «неповторимым человечищем». Это обязывающее слово, которое прежде мы привыкли благоговейно ставить только рядом с одним именем – Льва Толстого, еще дважды встречалось мне в соседстве с другим Львом – оно вынесено из общения с Яшиным начисто лишенным пафоса партнером по сборной страны Виктором Шустиковым и известной баскетболисткой Галиной Ворониной.

Особенно ценно, что Лев Яшин воспарил высоко над всеми в самых квалифицированных откликах, принадлежащих его маститым предшественникам и соратникам по вратарскому цеху. Единодушие в признании безусловного лидерского статуса Яшина, царившее, как мы уже знаем, в зарубежных вратарских кругах, разделяли в подавляющем большинстве лучшие наши голкиперы начиная с патриарха Николая Евграфовича Соколова.

Анатолий Акимов, Алексей Хомич, Виктор Набутов, Алексей Леонтьев, Владимир Беляев, Анзор Кавазашвили, Виктор Банников, Юрий Пшеничников, Юрий Дегтярев, Владимир Пильгуй и многие другие не позволяли себе заразиться жалкой и мелкой завистью к титану. Им и в голову не приходило доказывать свою равнозначность с Яшиным, как это в агрессивной манере непризнанного гения делает Маслаченко. Не останавливаясь, кстати, перед абсурдом отказа в самостоятельности решений тренерам сборной, якобы поддававшимся в выборе состава чиновничьему «обожанию» Яшина и тем самым перекрывавшим трассу другим голкиперам.

Эта впариваемая нам мысль никак не согласуется с фактами привлечения к играм сборной 50—60-х годов еще 12 вратарей. Из них пятеро (Олег Макаров, Валентин Ивакин, Владимир Лисицын, Рамаз Урушадзе, Юрий Дегтярев) проходили разовые проверки, трое (Борис Разинский, Владимир Беляев, Владимир Маслаченко) выставлялись по нескольку раз, а остальная четверка (Виктор Банников, Анзор Кавазашвили, Юрий Пшеничников, Евгений Рудаков), правда, уже на излете яшинской карьеры, выступала достаточно регулярно (у Кавазашвили набралось 29 игр). Но все семь тренеров сборной («стационарные» Гавриил Качалин, Константин Бесков, Николай Морозов, Михаил Якушин и «калифы на матч» Василий Соколов, Георгий Глазков, Никита Симонян) в конечном и суммарном счете предпочитали Яшина в силу несравненной профессиональной надежности и не знавшего конкуренции морального веса в команде.

Посудите сами, неужели всех этих маститых тренеров можно было принять за пешки в руках каких-то манипуляторов? Да и разве были тренеры враги сами себе, дабы под чьим-то мифическим воздействием, рискуя интересами дела и своей репутацией, выбирать неподходящего кандидата на решающую позицию в команде? Неужели одна только магия имени (а она действительно существовала) могла так бесконечно долго удерживать Яшина основным вратарем сборной, да еще при веренице совершенно несхожих тренеров? В течение 14(!) лет он заступал на пост № 1 в официальных (регистрируемых ФИФА) играх сборной СССР, проведя почти столько же матчей, сколько остальная дюжина, вместе взятая.

А мог ведь запросто довести стаж «сборника» до 17 лет, если бы сам не отверг предложение тренерского штаба сыграть на чемпионате мира 1970 года в Мехико, куда прибыл запасным. Г.Д. Качалин хотел выпустить его на матч с Сальвадором. Но Яшин считал, что основной вратарь Анзор Кавазашвили должен держать тонус и его незачем лишать игровой практики перед решающей встречей в группе и последующими играми. Кто бы еще отказался засветиться в играх четвертого подряд мирового первенства! Но для Яшина ритуальный выход на поле ничего не значил, если могли пострадать интересы национальной команды.

И вот младший товарищ, которого старший тянет в сборную, отстаивает перед тренерами Гавриилом Качалиным и Николаем Морозовым (Константин Бесков о Маслаченко и слышать не хотел), готовый уступить свое собственное законное место, в качестве благодарности за великодушие через много лет объявляет, что «из Яшина сделали легенду». В каком бы контексте ни прозвучало это «открытие» Маслаченко, оно вдвойне отвратительно – в этическом и профессиональном ракурсе. Кто как не футбольный и телевизионный волк должен понимать, что в этой обнажающе правдивой игре искусственно возвысить кого бы то ни было невозможно, ибо футбол творится на глазах десятков тысяч зрителей, а с наступлением как раз в это время телевизионной эры – и миллионов телезрителей, их не обманешь и любимцев не навяжешь.

Да и если бы это удалось, проникновение легенды по имени Яшин на буржуйский Запад (а в ином представлении даже рождение ее там) трактовать можно не иначе как выполнение почетного заказа КПСС или тайную акцию КГБ! Причем с участием завербованных арбитров, которые, оказывается, и с поля Яшина не удаляли, когда он заслуживал! А может, наоборот, это была, как тогда выражались, диверсия империализма? Иноземная-то пресса вместе с «враждебным» ТВ преподносили Яшина порой более объемно и красочно, чем любившие жевать жвачку родные СМИ.

На партийно-государственном «обожании» Яшина беспрерывно педалирует и футбольный литератор Александр Нилин. Если ему претит россыпь правительственных наград, то почему в черный список «обожаемых» не включает Николая Старостина, Всеволода Боброва, Игоря Нетто, Константина Бескова? А может, раздражает, что Яшин то и дело приглашался на трибуну для выступлений и в президиумы собраний, был «облизан» прессой? Но и здесь вратарь в приятном обществе – с Борисом Лагутиным, Валерием Борзовым, Людмилой Турищевой, Лидией Скобликовой, Ириной Родниной, Владиславом Третьяком.

Иные из названных в самом деле вольно или невольно чуть погрелись у подножия власти, однако их официальное, а то и номенклатурное положение в комсомоле и профсоюзах в упрек не ставится. И правильно, потому что эта мелкая и ничтожная подробность чемпионских биографий никак не умаляет немеркнущую грандиозность и незыблемость спортивных достижений. Яшину же, и не помышлявшему приклеиваться к власти, лепится ярлык то «идеологического спортсмена», то «номенклатурного футболиста». Ему, по-видимому, не прощается, что власть сама к нему приклеилась, вовсю используя в целях еще одного доказательства советской эффективности. Без вины виноватый Яшин давал для этого повод главным образом тем, что отменно делал свое дело, пахал побольше других. И за это надо вдогонку пускать ядовитые стрелы подковырок и прямых оскорблений?

Спортивные и человеческие достоинства Яшина были настолько очевидны, так бросались в глаза, что его современники вполне созрели для верных оценок и без всяких манипуляций их сознанием, каких-то идеологических внушений. Существует даже мнение, что Яшину недодано советской пропагандой, что он заслуживал гораздо большего. Никита Симонян, к примеру, считает, что его никогда и не раскручивали до уровня национального героя, а «это было бы справедливо».

В противовес изображению Яшина «идеологическим спортсменом» приведу и высказывание, принадлежащее Алексею Симонову. Не потому что он сын знаменитого поэта и руководит Фондом защиты гласности, а потому, что слов на ветер не бросает и безусловный авторитет в среде гуманитарной интеллигенции. Вот веское слово Симонова: «Я считал Яшина идолом. В жизни и по образу мышления я вообще против идолов. Но не против Яшина, ибо Лев был «идол» особый, ненавязчивый и ненавязанный, не идеологический, не колосс на глиняных ногах, не пропагандистский фетиш, а образ (пусть и несколько «идол») открытости (насколько это было возможно), товарищества, силы, решительности. С таким «идолом» я готов был мириться».

Отдается ли отчет, что совершенно произвольное отнесение к «номенклатурщикам» задевает не только Яшина, но косвенно цепляет многих других людей, чьи реальные заслуги и людское уважение не отменяются благоволением власти? И что же есть на самом деле номенклатура? В номинальном, словарном смысле слова она означает должностных лиц, которые назначаются или утверждаются вышестоящим органом административной системы. В переносном смысле это ограниченный круг привилегированных избранников власти. Но к Яшину это не имеет никакого отношения даже в уничижительно-ироническом значении, приданнном выражению «номенклатурный футболист».

Какие там были у него привилегии! Материально-бытовые условия (зарплата, квартира, автомашина вне очереди) – как у других элитных футболистов, включая «необожаемых», и с номенклатурными привилегиями они не шли ни в какое сравнение (к особой поликлинике приклеплен не был, «авоську» с набором дефицитных продуктов не получал). В коридоры власти Яшин вхож не был, да и не звали.

По роду работы мне приходилось общаться с некоторыми номенклатурными деятелями. Люди они были разные, встречались и очень приличные, но даже на челе обычно вежливых и обходительных «номенклатурщиков», пришедших в 60—80-е годы на смену грубым и неотесанным, чаще всего лежала печать самодовольства, с трудом скрываемого превосходства над нами, плебеями. Яшин и по этому верному признаку не подходит к их роду. Невольную поддержку такое наблюдение получило от самого инициатора яшинского причисления к номенклатуре. В документальном фильме «Лев Яшин: легенды и были» (1999) Александр Нилин вполне достоверно рисует портрет вратаря: «На выразительном лице человека честного, тяжелого труда читались усталость, страдание, но только не превосходство». Если бы оно отягощало вратаря, партнеры никогда не признавали бы его в доску своим, душевно близким. Если бы Яшин был «номенклатурен», это быстро усекла бы и заграница, которая мало того что не отвергала его, но привечала побольше, чем советские «благодетели».

Государственная лояльность ничуть не избавила Яшина от чиновничьих отлупов, черствости, равнодушия, а бывало – прямых измывательств. Так уж было заведено: одной рукой власть осыпала наградами, а другой третировала, устраивала всякие пакости – крупные и мелкие. Как и многим другим лучшим людям страны. Некоторых попросту травила, как, например, лауреата шести Сталинских премий композитора Сергея Прокофьева. У музыкальных критиков, однако, хватает ума не акцентировать внимание даже на том, что тот пресмыкался перед властью. Потому что был гений, загнанный в угол. Но Яшин-то не пресмыкался – и условия со сталинских времен изменились, и характер был не тот: говорил напрямоту В постфутбольные годы, вращаясь в спортивно-бюрократических кругах и поднаторев, – более взвешенно (хотя Михаил