Текст книги "Закон есть закон"

За год мое лицо покрылось новой кожей, очень гладкой, синеватого оттенка и – почти прозрачной. Сквозь нее видны были мышцы и связки. Причем сосуды, просвечивая сквозь новую кожу, казались едва ли не черными. Мама каким-то образом всеми правдами и неправдами добилась для меня консультации в Университете: там был какой-то крутой профессор, который мог мне помочь, – так ей сказали. Мы пришли на консультацию. Меня попросили раздеться догола, заставили снять второй браслет заправщика и вывели… ха-ха… вывели в огромную студенческую аудиторию. Скамьи поднимались амфитеатром, и все они были забиты студентами и преподами. На первом ряду сидели смазливые девчонки. Я так растерялся, что окаменел. Потом запоздало прикрылся ладошками. В аудитории захихикали.

– Наглядное пособие по кровообращению… смотрите…

Указка профессора ткнулась мне в висок.

– Мне обещали консультацию, – пробормотал я, дрожа от холода и унижения.

– Поверни голову… – приказал профессор, будто и не слышал моих слов.

Я не двигался.

– Ты меня слышишь? – прошипел профессор.

– По-моему, у него что-то не в порядке с головой, – фыркнул кто-то из студентов.

Аудитория грохнула. Студентки визжали от смеха, парни били кулаками по откидным столикам.

– Поверни голову… тебе сказано… – Профессор ухватил меня за ухо. – Вот же синь! Кто привел сюда этот тупой экспонат?

До этого момента я еще надеялся на какую-то помощь. Но, услышав слово «экспонат», вырвался (ухо тут же вспыхнуло огнем боли) и рванул к двери. Она оказалась заперта.

– Откройте! – потребовал я, понапрасну дергая бронзовую ручку.

– Этот человек срывает мне лекцию! – Профессор указал на меня охраннику.

Ярость захлестнула меня с головой, перед глазами поплыл багровый туман… Прохрипев что-то невнятное, я повернулся к профессору. В тот же миг я ощутил колебание Пелены: не дожидаясь моих действий, она готова была меня обездвижить.

Внезапно с заднего ряда сбежал невысокий светловолосый паренек в клетчатой рубашке и серых брюках. Он скинул с себя рубашку и набросил мне на плечи. Потом слегка толкнул меня в спину и указал на боковую дверь в аудитории:

– Уходи!

– Что ты себе позволяешь… Кайл Рейнвелл? – возмутился профессор. – Ты срываешь лекцию. Этот экспонат никуда не уйдет.

– Этот человек уйдет! – заявил Кайл и, шагнув к профессору, слегка хлопнул того тыльной стороной ладони по щеке.

Я ощутил, как Пелена дрогнула. Проверяла – допустимо ли то, что сотворил сейчас Кайл, или присутствует нарушение закона. Что это? Оскорбление или дружеский жест? Видимо, магистр Конрад ничего не понимал в вопросах чести, и его Пелена была точно так же тупа в этом смысле.

В два прыжка я вылетел из аудитории, пробежал по коридору, нырнул в ту комнату, где мне велели раздеться, спешно натянул одежду, второй браслет и хотел было вернуться. У меня не было при себе синьки, но и с помощью браслетов я мог угостить профессора хорошим разрядом. Однако в аудиторию меня не пустили. Два стража выросли у меня на дороге, будто по волшебству, – все же Пелена учуяла непорядок в происходящем.

В итоге меня оштрафовали на тысячу бертранов, и я выплачивал этот штраф вплоть до самого падения. Спустя два года после моего обращения, когда Конрад погиб и его Пелена пала, я бежал с Альбы Магны. Пока другие дрались за право утвердить новый закон в Двойной башне и водрузить в центре зала свой кристалл, я прятался в заранее облюбованной норе, а спустя несколько дней на лайнере «Виктория» удалялся все дальше и дальше от берегов родного острова. Я был счастлив и одновременно полон печали. Тогда еще не ведая, что Кайла убили в первый же день хаоса, я все равно чувствовал себя проигравшим. А я терпеть не могу проигрывать. Себя проигравшего я ненавижу…

– Ты заснул, Син? – спросила Мэй, и я вернулся в день настоящий.

– Нет, просто вспомнил прошлое.

– Что скажешь?

– «Виктория» не случайно стоит на рейде. И…

– И?

– Я не знаю, почему Архитектор выбрал именно меня. Не из-за этого же, – я коснулся рукой изуродованной щеки.

Самое противное, что кое-где борода продолжает расти, брить тонкую кожу на подбородке и щеках невозможно; если отрастить бороду – вид станет еще более нелепый и уродливый, так что эти треклятые редкие волоски я выщипываю. Однажды я завалился в косметический салон и попросил сделать мне эпиляцию на морде и шее, так девица в салоне грохнулась в обморок, а вторая стала так визжать, что я бежал из салона, как магистр Феликс из Альбы, когда созданной им Пелены не хватило даже на то, чтобы прикрыть дворец рядом с Двойной башней. Впрочем, что толку? Если ты установил кристалл в постамент и провозгласил себя магистром, твоя жизнь навсегда уже связана с кристаллом. Кристалл распадется – ты умрешь. Кстати, меня тоже зовут Феликс, что значит Счастливый. Сами понимаете, я не очень люблю, когда меня так называют.

– Где кристалл?

Я молчал. Тут главное не переиграть. Мэй была мне нужна, просто необходима – без поддержки бывших стражей драку за Двойную башню не выиграть. А у меня никого больше не было на примете, кроме Мэй.

– Ты что, не понял, Син? Я не собираюсь тебя сдавать! Я предлагаю тебе договор.

А, ну наконец-то! Она произнесла это первой! Заключая договор, самое важное не спустить все, что имеешь. А кристалл Архитектора был моим главным козырем в этой игре. Правда, я, кажется, уже говорил, что дерьмово играю в карты и могу выигрывать только у равных мне – то есть у Макса с Черным Кроликом.

Но уж кем-кем, а кроликом Мэй никто бы не посмел назвать.

– Каковы условия? – спросил я, сделав вид, что неохотно уступаю.

– А твои?

– Погоди. Не надо так торопиться. Я торопиться не люблю. Для начала ответь, кто эти двое, что напали на меня сегодня? – спросил я в лоб. – Твой ответ – это жест доверия, – пояснил я.

– Люди Берсерка. У этого ублюдка нет кристалла. Команда есть, а камня нет. Если он не раздобудет камень, то после падения Пелены его банда отправится разрушать чужие кристаллы и грабить обывателей.

– Надо же, как хорошо… – пробормотал я, хотя ничего хорошего в том, что на улицах города появится еще одна банда в дни хаоса, не было. – Твои условия?

– Я – капитан стражи при новом магистре, Антон – мой помощник.

– А кто магистр? Я?

Она рассмеялась. Правда, тихо, прикрывая ладошкой рот. Со стороны могло показаться, что она подавилась.

– Магистр тот, Син, кто зачитает свод законов после захвата Двойной башни и запишет их в Пелену. У тебя есть более или менее приличный свод законов?

– Нет. Но я над этим работаю. У меня на заправке лежит тетрадь, и я…

– Значит, ты не будешь магистром, – рассудила Мэй. – Но ты будешь в команде, и тебе не придется следующие двадцать лет сидеть на заправке.

Не самые лучшие условия, но лучших мне никто и не предлагал.

– Хорошо, – сказал я, – заключим договор. Но учти: у меня есть Лоцман…

– Черный Кролик? Не возражаю.

М-да, оказывается, Кролик делился тайнами не только со мной и Максом. С другой стороны, Мэй – страж, и страж неплохой, так что неудивительно, что она в курсе дел.

– Потом Разрушитель.

– Из Максима говенный Разрушитель, но хорошо, мы возьмем его, хотя бы за рост и объем живота.

– И еще…

– Полина исключается.

– Ты ревнуешь?

– А ты кретин. Зачем нам девчонка? Какой от нее прок? Она только смешает нам все карты.

– Может, пользы от нее немного. Но она – перспективная. Мы ее берем. Если она захочет.

Я не стал объявлять, что почувствовал в Полине способности Разрушителя, но Мэй и сама могла догадаться.

– Хорошо, – слишком уж легко уступила Мэй. – Если она захочет, возьмем.

Надо полагать, лейтенант сделает все, чтобы этот пункт договора мы не выполнили.

– И еще один…

– Полгорода записать не желаешь?

– Мои желания куда скромнее. Тот парень, у которого сейчас находится кристалл.

– Идет.

Я ожидал, что она спросит, есть ли у меня на примете за́мок. Но она не спросила. Вместо этого поднялась и сказала подчеркнуто деловито:

– Хорошо, пошли!

Мэй была из тех женщин, кто очень четко разделяет флирт и работу. Может быть, поэтому она так и застряла в лейтенантах.

Мы вышли из кафе. Я услышал звон и обернулся. В окне дома напротив зияла черная дыра, на тротуаре в лучах солнца вспыхивали осколки. Но рядом не было парализованного Пеленой нарушителя, да и стражей тоже я не увидел – хотя в кафе их сидело как минимум человек десять.

Мэй многозначительно кивнула.

Буквально за два часа обстановка поменялась в корне.

* * *

Я не стал докладывать Мэй, у кого спрятан кристалл. И так у нее было преимущество: пока держится Пелена, в любой схватке один на один она положит меня на лопатки. Правда, она никого не кликнула в помощь – и это было хорошим знаком, значит, не собиралась меня сдавать и в самом деле решила ввязаться в драку за Двойную башню. С другой стороны, и у меня не было рядом союзников.

Впрочем, Мэй очень быстро разгадала мою игру – я же говорил, что способен обыграть только Кролика с Максом.

– Ну ты и лопух, Син! Ты спрятал кристалл у одного из своих клиентов. Как же я сразу не догадалась!

– Ну догадалась бы. И что? У тебя есть на примете другой отщепенец, способный качественно замутить синеву?

– Ладно, – сказала она мрачно. – Договор заключен. Действуем.

Разумеется, она могла бы послать меня подальше – само слово «договор», произнесенное под покровом Пелены, кое к чему обязывало, но это прежде. Теперь, когда Пелена вот-вот должна была пасть, можно было наобещать кому угодно что угодно и тут же нарушить клятву. Но я подозревал, что Мэй готова держать слово даже после падения Пелены. Во всяком случае, я на это надеялся.

Пока мы петляли по улицам, я приметил, что в двух или трех домах закрывают ставни на окнах: кое-кто уже почувствовал, что в воздухе пахнет хаосом. Правда, большинство обывателей вели себя как прежде безмятежно.

Мы уже были почти рядом с домом поэта, когда синяя пластинка детектора, что лежала на панели тачки прямо передо мной, вспыхнула красным.

– Ты идиот! – заорала Мэй. – Твой хранитель открыл футляр!

Мне некогда было объяснять, что поэт вовсе не хранитель, а его дом – просто удачное место для выбранной цели. Но объясняться было попросту некогда.

– Вон туда! – закричал я, указывая на двускатную черепичную крышу стоявшего за серебристыми деревьями дома.

Мэй газанула, снесла ворота – нам уже незачем было прятаться, – потом ударила по тормозам, остановив машину практически впритирку к первой ступени длинной лестницы, облицованной серыми плитками. Весь первый этаж, несоразмерно высокий, был вообще лишен окон. Ступени вели на открытую просторную террасу, а оттуда через стеклянную дверь можно было попасть в дом.

Мы рванули.

– Через две минуты здесь будут конкуренты, еще через две – стражи. И те и другие нам ни к чему, – бросила на ходу Мэй, прыгая через две ступени. – Есть предложения?

– Пока одно – забрать кристалл и сунуть назад в футляр. – Я шагал через три ступени – у меня ноги длиннее, чем у Мэй. – Потом треснуть Ланса по башке.

– Кто такой Ланс?

– Хозяин дома.

– А потом?

– Драпать.

Мы поднялись на террасу и ломанулись в стеклянную дверь. Поэт стоял в холле и держал в руках кристалл. Я ошибся: в магическом камне было как минимум тридцать карат.

– Красота… – пробормотал поэт, поднимая на меня восхищенный взгляд. Кажется, в этот миг он не соображал, что вместе со мной к нему пожаловал страж, и за все про все нам тут всем светит минус седьмой уровень.

В этот раз Мэй не стала выкрикивать всякую хрень про охрану порядка седьмого округа, а просто прыгнула на поэта, одной рукой хватая его за шею, а второй вырывая кристалл.

Очень вовремя – потому что через пару секунд все стекла в холле разлетелись под градом пуль – в этот раз стреляли из автомата. Я бросился на пол через секунду после Мэй – когда ощутил колебание Пелены, и все-таки успел чуть-чуть опередить стрелков. Мы с Мэй почти одновременно очутились за огромным комодом. Между нами был зажат полузадушенный поэт. Вот уж не думал, что Ланс обнаружит футляр там, где я его спрятал. И уж тем более не предполагал, что он его откроет, – на такую «удачу» я не рассчитывал. М-да, поэты люди непредсказуемые.

– Это же Архитектор… – пискнул Ланс. – Я узнал его строфы.

– Арх что, забил законы в кристалл? – изумилась Мэй.

– Нет, только стихи, – отвечал я ей под градом пуль, которые превращали в решето миленькую шифоньерку рядом с комодом. – Стихи, знаешь ли, тоже дают свои законы. Только опосредованно.

– Что нам делать? – спросила Мэй, доставая свой пистолет. В отличие от оружия тех, кто стрелял со двора, ее пистолет был заряжен синевой. Как только Пелена падет, Мэй окажется безоружной. Да и сейчас в любой момент ее пушка может дать осечку. Как, впрочем, и автоматы нападавших. Нет ничего хуже сдыхающей Пелены: понять невозможно, что сработает, а что нет. Одна надежда на саму синеву, вернее, на ее концентрат.

– Если ты меня сможешь прикрыть… ну хоть полминуты… – предложил я. – Доберусь до бачка с синькой. Концентрата там под завязку. Ну а дальше – ты сама знаешь…

Она кивнула, приподняла брючину и достала второй пистолет. Этот был без синьки, неучтенный. Видимо, Пелена совсем сдала, если допускает такое.

– Катись! – Мэй вскочила и открыла огонь.

Я схватил дверцу от шифоньера и рванул в боковое окно – бак с концентратом был как раз под ним, и от стрелков его защищала бетонная туша огромной террасы. Я молил богов синевы, чтобы с этой стороны никого из стрелков не было. Знаете, боги иногда нам помогают. Или хотя бы не мешают, делая вид, что очень заняты. Я приземлился на гравийную дорожку в гордом одиночестве, отшвырнул пробитую в трех или четырех местах дверцу и рванул к шкафчику с баллоном концентрата. Вырвал бачок, обнял его, словно любимую, и стал вдавливать кран, как будто баллон уже на две трети был пуст. На самом деле я сжимал синеву, превращая топливо во взрывчатку, – наказание в обычные дни на минус восьмом уровне – вместе с убийцами. А потом я просто открыл кран, пнул бачок, и тот мирно так выкатился к стрелкам. Все остальное нападавшие сделали сами: не задумываясь, изрешетили баллон пулями, титан они пробить не могли, но концентрат подпалили, после чего за террасой расцвел ослепительный фейерверк из белого огня. Я же говорил: люди, вырываясь из-под покрова Пелены, бывают неумелыми громилами или убийцами. Или, напротив, уж слишком умелыми, кого даже Пелена за много лет не могла уловить и укротить. Но нам явно попались ребята из первой, более многочисленной категории.

Мой бачок еще отплевывал остатки концентрата, когда из разбитого окна выпрыгнул поэт, а следом за ним – Мэй.

– Вас не задело? – поинтересовался я первым делом.

– Кристалл у меня, – отозвалась Мэй. Я заметил, что ткань на ее куртке в двух местах разорвана. Одна дыра на плече, вторая – у ворота. Пройди пуля чуть правее всего на пару сантиметров, и Мэй была бы мертва.

– Ну что, поэт, хочешь устроить драку за Двойную башню? – спросила лейтенант с насмешкой у моего клиента.

– Я готов драться, – ответил тот, тряхнув каштановыми кудрями. – И, пожалуйста, называйте меня Ланселот.

– Ланс. На большее ты не тянешь, – отозвалась Мэй.

Легенда о Ланселоте дошла к нам из праистории, успев поменяться несколько раз кардинально. Сомневаюсь, что в первоначальном варианте он был певцом и поэтом и его сожгли на костре за крамольные песни.

* * *

Иностранцы, из тех, кто никогда не бывал на нашем острове, почему-то воображают, что Двойная башня называется так потому, что имеет две надстройки в виде огромных рогов. Кто-то даже писал – на Северном архипелаге я видел журнал с картинкой, – что на башне изображена голова огромного быка. На самом деле башню называют Двойной из-за концентрических стен, между которыми оставлен просвет – туда-то и устремляется волна синевы, которую гонит претендент на звание магистра в дни хаоса. Синевы должно быть столько, чтобы она заполнила все пространство стен, запечатала вход и – это самое важное – выплеснулась сверху из башни, накрывая остров тончайшей прозрачной Пеленой. Отныне все, что подпадет под покров Пелены, находится под действием закона – вплоть до его падения.

О том, какой следует быть Пелене, как простые люди, так и сами законники любят спорить до отупения. Одни утверждают, что она должна накрывать весь остров и часть Океана, все южные гавани и шельф. Другие считают, что это совершенно необязательно, что можно оставить часть земель на севере вообще без Пелены, тогда на юге под покровом окажется лишь Жемчужная гавань – столичный порт и небольшой залив. Есть такие, кто говорит, что Пелена должна простираться лишь над столицей, а все остальное может существовать само по себе. Ну а самые рьяные вообще желали бы раскинуть Пелену не только до границ Барьерного рифа, но и практически на все южное полушарие – до берегов Ледяного континента.

Сейчас мы живем, вернее жили, под Пеленой второго типа, то есть часть побережья на севере осталась без покрова, а на юге закон прикрывал бухту и порт. Так получилось не из-за того, что последний магистр Берг славился вольнодумством, – просто силенок у него хватило создать Пелену именно такого размера. В итоге на севере обосновались контрабандисты и всякая шваль, для которой закон – смертный враг, и сладить с ними удалось лишь тогда, когда адмирал магистра подвел через Океан эскадру, сначала обстрелял это пиратское гнездовье, а потом залил концентратом синевы.

Не самый лучший вариант, но и не самый худший. Страшнее всего был тот горшок с кипящей кашей, что устроили семьдесят лет назад – как раз перед тихой семилеткой. Несколько претендентов заключили союз и решили объединить свои силы в борьбе за башню. Как и положено после смерти предыдущего магистра, синева, не сдерживаемая больше кристаллом, постепенно затопила весь остров. И тогда союзники взялись за дело. Сообща они установили в главном зале свои кристаллы и подняли такую волну, что легко забили всех конкурентов. Синева затопила всю полость башни (так и положено), но при этом почему-то не запечатала вход – претенденты продолжали гнать энергию из Океана в город. Столб энергетической синьки выплеснулся вверх на добрую милю, но, вместо того чтобы создать Пелену, синева попросту обрушилась на столицу. При этом поток синевы по-прежнему устремлялся в башню из Океана, и все, что лилось сверху, вновь по второму кругу мчалось по Главной магистрали назад через распахнутые ворота Бертрана. По остальным улицам также струилась синева, хотя и не так густо. Тот, кто в тот момент находился под открытым небом, угодил под ливень. Кто-то умудрился выжить, но тысячи погибли. Улицы затопило синевой. В порту ее было выше крыш, на Третьем кольце – до второго этажа. И пусть это был не концентрат, но все равно последствия оказались ужасны. Большинство домов устояло, но двери и окна были выбиты, первые этажи и подвалы затоплены. Только дураки в дни хаоса укрываются в подвалах – это верная смерть, недаром в нашем городе магазины расположены на вторых этажах и везде надстроены галереи. Однако в те дни люди гибли всюду. На Главной магистрали бешеный поток буквально плющил дома и крошил фасады. Леонардо, тогда еще мальчик, видел улицу после того, как все прекратилось, – это были сплошные руины, где несколько стен были припечатаны друг к другу чудовищной силой, а меж ними торчали изувеченные вещи – солома матрасов, щепки мебели, тряпки, все перемолотое, грязное, истерзанное. Среди камней не сразу можно было различить изувеченные тела погибших. В одном месте Леонардо увидел клочок простыни, зажатый между обломками стены, и торчащую наружу человеческую руку. Женскую руку. Или детскую. Рука как будто тянулась из камня и молила о помощи. Учитель рассказывал об этом всем нам, своим ученикам, и я не мог понять, зачем он это делает – хочет нас запугать или, наоборот, подвигнуть на действия.

В конце концов, после трехдневного кошмара прежние союзники передрались друг с другом, и тот, кто вышел из этой свары победителем, создал новую Пелену.

У нашего острова много преданий, но это – одно из самых страшных.

* * *

Мы с Мэй и поэтом сунулись к главному входу, надеясь на прикрытие террасы, но, увидев охваченную огнем тачку, тут же ретировались. Все нападавшие – их было пятеро – были ранены или мертвы. Пока мы улепетывали через разросшийся сад соседнего участка, к дому поэта одна за другой подъезжали машины стражей. У нас имелось несколько минут форы – очень скоро стражи сообразят, что ни у кого из убитых или раненых кристалла при себе нет.

Мы перевалили через символическую ограду второго участка, но тут на нас накинулась стая разъяренных болонок. Я насчитал штук шесть мохнатых, визгливо тявкающих комков, а потом на помощь своре подоспела не менее разъяренная хозяйка – дама весом с центнер, в развевающемся пестром халате, под которым не было ничего, кроме складок жира, прикрывавших ее весьма несоблазнительный треугольник меж ног. Мы прибавили скорости и почти без заминки взяли следующий барьер – ограду между двориком и улицей. И сразу же увидели, как в переулок заворачивает еще одна машина охраны порядка. Я хотел уже было рвать когти и прыгать назад к болонкам, но Мэй ухватила меня за рукав куртки, и тогда я наконец сообразил, что на месте водителя сидит Антон и внутри тачки больше никого нет. Антон резко затормозил рядом с Мэй и распахнул дверцу.

– Ты его предупредила? – спросил я, переводя дыхание.

– Нам нужна была поддержка. Антон следил за мной по Пелене.

– А я своих не позвал.

– Не время спорить и выяснять, кто синее. Еще успеешь прихватить Макса и Кролика.

Мэй уселась на переднее сиденье рядом с Антоном, а я плюхнулся на заднее, втолкнув вперед себя поэта.

– Тошка, ты умница! – бросила Мэй таким тоном, будто произнесла: хвалю, рядовой!

– Знаешь, чьи засранцы на вас напали? – спросил Антон тоном старинного заговорщика.

– Да откуда мне знать… хотя, насколько мне известно, Берсерк так и не сумел обзавестись серьезным камнем.

– Ошибаешься, – ответил Антон. – Это ребята Наследника.

– У Наследника нет кристалла? – изумилась Мэй.

– Получается, что так, – хмыкнул Антон, довольный собственной догадливостью. – Или есть, но хуже нашего. Сколько в этом?

– Тридцать карат, – сказала Мэй. – А может, и больше.

Антон присвистнул.

– Вы бы слышали стихи, – пробормотал поэт, чуть не плача. – Только Архитектор мог…

Антон тем временем вывел машину из переулка на бульвар. Нам попалась еще одна тачка стражей. Она мигнула нам фарами и помчалась дальше.

– Отдай мне кристалл, – сказал я лейтенанту.

Мэй даже не обернулась.

– Кристалл должен быть у меня.

Я попробовал настоять на своем.

– Мы на это не заключали договор.

Ну да, тут я лоханулся, никак иначе и не скажешь, но я не собирался просто так сдаваться.

– Не заключали. Но я могу раскрыть футляр на расстоянии. Хоть сейчас.

– Только попробуй!

– Да ладно, ничего страшного, посидим все вместе на минус седьмом, пока Пелена не квакнется, потом Врата Печали откроют, и мы окажемся на свободе…

– Все просрав, – в тон мне ответила Мэй.

– Мне не привыкать. Ты же знаешь мое любимое занятие – валяться на койке. Это можно делать и за Вратами Печали. Тем более что осталось всего ничего… Сколько ты там предрекла Пелене? – спросил я небрежным тоном.

Она помедлила, потом отдала мне футляр.

Я опустил его во внутренний карман куртки. Кажется, мне впервые удался блеф. На расстоянии футляр я открыть не мог. Да и никто не мог. Это же не за́мок, который помнит импульсы моих браслетов. И хотя я уже видел, каков он, кристалл, меня все равно тянуло взглянуть еще раз. Я уверен – всех тянуло, и поэта, и Мэй, разве что на Антона кристалл не действовал. Пока.

Надо же, тридцать карат! Величина! Говорят, у первого магистра Бертрана был камень на сорок пять, но ведь на то он и первый – с его помощью появился в Океане наш остров. Есть законы, которые с тех пор вошли в обязательный кодекс, так называемый незыблемый блок, их всегда зачитывают первыми при установлении новой Пелены. И только потом свежеиспеченный магистр озвучивает все то, что навыдумывал за годы правления своего предшественника. Хотя бывали случаи, когда магистр импровизировал. Например, магистр Кларенс в числе основных законов провозгласил, что муж должен спать с женой не меньше двух раз в неделю, а каждый квартал Альбы Магны обязан держать пасеку для опыления цветов. За время правления Кларенса (на счастье, оно длилось всего три года) цены на всякие возбуждающие средства взлетели до небес, а народу от укусов пчел (несчастные аллергики!) погибло больше, чем за последнюю десятидневную войну с Северным архипелагом. Некоторые утверждают, что магистр дает такие законы, какие требует от него кристалл. Но я не особенно в эту байку верю. Хотя после создания Пелены магистр и его кристалл устанавливают своеобразный симбиоз – чем больше кристалл, тем дольше живет магистр, если, конечно, сумеет дать свод выверенных законов, которые не потребуют от кристалла постоянно расходовать энергию и искажать Пелену в угоду буйной фантазии законодателя. Вся прелесть Пелены в том, что она дает ни с чем не сравнимое чувство уверенности. Простой обыватель знает, что в его доме будет тепло, на столе – сытный обед, разбойник не ограбит его, а страж защитит, никто не посадит невиновного за решетку, а если преступление все же совершено – всегда есть непокорные и неподвластные, – то преступника непременно найдут и накажут.

Дело за небольшим – правильно создать Пелену закона.