Текст книги "Пугачёвочка. Концерт в четырёх частях"

Часть вторая
Adagio

Глава одиннадцатая
Изя, учись на скрипочке

Своей «фазенды» у нас не было, иногда мы ездили в гости к друзьям. Или просто выезжали на машине за город и гуляли по лесу – вдвоем с Аллой или втроем с Кристиной. И очень обрадовались, когда однажды композитор Леня Гарин и поэт Наум Олев предложили: «Ребята, по Черному морю ходит круизный пароход «Иван Франко». Можно туда устроиться – выступить и заодно отдохнуть в комфортабельной отдельной каюте. Ты, Саш, возьмешь пленку со своим фильмом и покажешь пассажирам кино, Алла даст два-три концерта. Так вы отдых и отработаете».

Тут надо сказать, что работа в таком круизе была выгодным и престижным для артистов занятием. В круизах участвовали практически все звезды того времени – и Иосиф Кобзон, и Эдита Пьеха, и Людмила Сенчина и другие. Ну, разве что София Ротару оставалась в стороне, потому что и так жила на Черноморском побережье, в Ялте. Конечно, артисты в круизах отрабатывали свое пребывание, но определенное уважение им все-таки оказывали. Они находились среди гостей и посещали те же рестораны, бары и бассейны. На кораблях, ходивших за рубеж, были и редкие тогда у нас оазисы комфорта – массажные салоны, сауны, турецкие бани и т. д., и т. п.

Короче, мы согласились. Сели в поезд и двинулись в Одессу – именно там начинался круиз. На перрон вышли утром, а корабль отчаливал вечером. Было время, чтобы прогуляться по городу. Оставили вещи в камере хранения Морского вокзала, пришли на Приморский бульвар, сели на скамейку. А сами сонные, уставшие после дороги. Пугачева улеглась на лавку, положив голову мне на колени, и заснула. Я сижу и тоже дремлю.

Мимо идет экскурсия, и местный гид, ушлая такая одесситка, поясняет: «Посмотрите направо – знаменитая Потемкинская лестница. Посмотрите налево – гостиница «Лондонская». Посмотрите еще направо: видите скамейку? На ней, таки, Пугачева спит». Аллу было легко опознать, потому что на джинсах у нее красовался автограф, написанный фломастером. Экскурсанты закивали, но ничуть не удивились. И правда, что тут необычного – Пугачева, как бомжиха, спит на скамейке! Видимо, она тут постоянно спит. В Одессе и не такое возможно!

Отдохнули мы немножко, проголодались, попели в ресторан. Как только позавтракали, подходит к нам озабоченный метрдотель:

– Здравствуйте, здравствуйте! Вам у нас здесь понравилось? Хорошо покормили?

– Да, спасибо.

– Ой, вы знаете, а у меня сплошные проблемы! Такая семейная драма, шо прямо не знаю как сказать… Только вы можете спасти нашу семью от позора. Изя, мой младшенький сыночек, такой безобразник, я вам скажу. Бездельничает, толком не учится, не играет на скрипочке. Все нормальные еврейские дети играют на скрипочке, а он хочет играть в футбол, как какой-нибудь последний гой. Вы не можете на него повлиять, Алла? Я таки млею от ваших песенок…

– А я тут, с какого боку? – опешила Пугачева.

– Шо вы сказали? Ой! Какой голос! Даже краше, чем на пластинке! Чтоб я так жил! Видите эту улицу? Пойдете прямо, потом повернете налево, дальше направо и там – большой дом. Таки, вы в него не рвитесь, а поверните во двор. Подниметесь по железной лестнице на второй этаж, квартира восемь, но три звонка. И построже с ним! Построже! Этот бездельник все ваши песни слушает. Таки, может, послушает вас и в натуральном виде.

– Ладно, зайду, – соглашается Алла. – Все равно делать нам нечего. Пойдем, Сашечка, вразумлять неразумное еврейское дитя.

Находим дом, квартиру. Дверь открывает мальчик:

– Здравствуйте, тетя.

– Здравствуй, Изя. Ты узнал меня?

– Вы шо, Пугачева живая?

– Да, я Пугачева. Изя, слушай сюда. Я тебе так скажу – учись на скрипочке. Ты все понял, маленький негодяй?

– Понял, понял…

– Что-то я в этом сомневаюсь… Или ты думаешь, я тут с тобой шучу? А ну, поклянись!

– Честное пионерское.

– Смотри, через год приеду, проверю.

Мы вышли на улицу и расхохотались. С нормальными людьми Алла вела себя нормально. К сожалению, нормальных было мало.

На корабле нас ждали Гарин и Олев. Повели к директору круиза. Этот тип сразу начал хамить. Есть такой сорт людей, получающих несказанное удовольствие от демонстрации своего превосходства. Он нас встретил словами: «А, явились? Ждите». И ушел. Мы стоим посреди палубы с чемоданами. Мимо люди ходят. Шушукаются, пальцами показывают. Дурацкая ситуация. Наконец появляется: «Идемте». И ведет нас куда-то вниз, в трюм, показывает настоящую берлогу без иллюминаторов. Интересуемся у него:

– А приличнее ничего нет?

– У нас все артисты так живут.

– Но когда нас приглашали, обещали совсем другие условия…

– Да кто вас приглашал? Сами напросились. Еще есть, наверное, будете просить? Ладно, можете сходить в столовую. Там кое-что осталось от ужина. За столы для публики не садиться! Только за стол для артистов…

Пугачева в слезы, у нее истерика. Мы запираемся в номере, никуда не идем. Он к нам снова стучится и спрашивает, почему не пошли ужинать, отвечаем, что есть не хотим. И слышим в ответ: «Я так понимаю – вы считаете себя выше других артистов? Не хотите сидеть с ними за одним столом?» Мы его выставляем и принимаем решение покинуть эту посудину.

На следующее утро теплоход приходит в Ялту. Мы демонстративно забираем свои чемоданы и спускаемся по трапу. Вслед несутся крики и проклятия. Устроители круиза уже продали билеты на концерты Пугачевой, а тут все срывается!

Выходим на набережную. Там гуляют счастливые отдыхающие, а мы никуда не можем приткнуться. Зашли в одну гостиницу, в другую, позвонили в третью. Мест нет. Все давно забронировано. У Пугачевой гостиничные работники берут автографы, но помочь ничем не могут.

И кто же нас спас? Угадайте с трех раз.

Глава двенадцатая
Так поступают примадонны

– Есть только один человек, который может нам помочь, – говорю я Алле. – Это Соня Ротару. Она здесь, в Ялте, живет и к тому же депутат Крымского областного совета.

– Нет, – заявляет Пугачева. – С какой стати я буду у нее что то просить?

– Ну, хочешь, я сам позвоню?

– Звони.

А я с Соней познакомился гораздо раньше, чем с Аллой. Нас представил друг другу композитор Леня Гарин лет за пять до этого на фирме «Мелодия». Ротару тогда записывала его песню к моему дебютному фильму «Вид на жительство».

В один прекрасный летний день пришел я в студию, располагавшуюся в бывшей англиканской кирхе, и увидел совершенно фантастическую девушку с точеной фигурой и горящими глазами, которой были очарованы абсолютно все присутствовавшие там мужчины. И Витя Бабушкин, знаменитый звукорежиссер, и Леня Гарин, и я. А Соня еще была в каком-то невероятном кураже и просто светилась. Я, конечно, попросил Леню нас познакомить. И как только он это сделал, сказал:

– Соня, вы должны сниматься в кино!

– Так за чем же дело стало? – удивилась она. – Вы же режиссер. Снимите меня. Я согласна.

Это было похоже на шутку. Мы посмеялись, а через десять лет я действительно снял Ротару в своем фиьме «Душа»!

Но об этом позже. А тогда я пошел в телефонную будку, бросил в автомат две копейки и набрал ее номер:

– Алло! Сонечка? Это Саша Стефанович, здравствуй, Помоги нам, пожалуйста, мы с Пугачевой оказались в твоей Ялте без крыши над головой. Сделай нам какую-нибудь гостиницу.

Передаю Алле трубку. Алла нехотя ее берет.

– Привет, Соня, как дела?

Они главные конкурентки на советской эстраде, но делают вид, что подруги. И отношения у них сложные, сразу не разберешься, кто к кому может обратиться, и с какой просьбой.

– Ладно, – говорит Ротару. – Позвоните мне через пятнадцать минут. Только предупреждаю, чтобы потом не было обид: устроиться в гостиницу в разгар сезона здесь практически невозможно, но я попробую помочь.

Через четверть часа сообщает, что достала нам номер люкс в гостинице на набережной, но только на одни сутки, до двенадцати часов следующего дня. Я благодарю:

– Сонечка, спасибо большое, мы тебя приглашаем, приходи с мужем, То ликом, отметим нашу встречу. Ресторан на твой выбор. Какой ты посоветуешь?

– Тут под Ялтой в горах открылось новое заведение – «Лесная поляна». Заезжайте туда завтра часа в два, я обязательно буду. А вы ко мне приходите вечером на концерт в Летний театр.

Заселились мы в гостиницу, опять вышли на набережную, и вдруг к нам подходит импозантный мужчина:

– Здравствуйте, вы Алла Пугачева?

– Да.

– А вы, очевидно, ее муж?

– Вроде того.

– Ну, а меня зовут Валентин Молчанов, я директор круиза.

– Еще один директор на нашу голову! – кричит Пугачева и обрушивает на него все народные выражения, которые знает. По справедливости ими следовало бы обложить директора круиза с «Ивана Франко», но под руку попался этот. Молчанов обескуражен, но стоически выдерживает поток незаслуженной брани. Когда, наконец, наступает пауза, я объясняю, как с нами поступили на том корабле. Он сочувствует и говорит:

– Видите на рейде огромный красивый корабль? Это «Леонид Собинов», судно английской постройки, ходившее между Америкой и Англией, теперь оно куплено Советским Союзом, и работает на линии Япония – Гонконг – Австралия. В Черное море мы зашли сменить команду. И нас, чтобы не простаивали, пустили в круиз. Я его директор и гарантирую вам самую лучшую каюту и самое лучшее отношение. Мне хочется, чтобы вы изменили свое отношение к морякам Черноморского флота.

Но Алла продолжает дуться. А я понимаю, что положение у нас безвыходное, – завтра выпрут из отеля, опять окажемся на улице. Как мужчина я должен разрулить ситуацию. Отзываю Молчанова в сторону: «Слушайте, Валентин. Если обеспечите хорошие условия, то мы вас отблагодарим. Только без обмана».

Он кивает. Договорились встретиться через два часа на том же месте. И разошлись – Молчанов на корабль, мы обедать. Пугачева о наших «терках» с Валентином пока ничего не знает.

Возвращаемся на набережную и опять видим Молчанова. Пугачева взрывается:

– Ну, что вам еще нужно?

Я говорю:

– Подожди, угомонись. Валентин, какие новости? Он отвечает:

– Я поговорил с капитаном. Это самый молодой и красивый капитан Черноморского флота Николай Николаевич Сопильняк. Он вам, Алла Борисовна, передает личное приглашение. Вас ждет белый трехкомнатный люкс, с ванной. Таких номеров нет ни на одном корабле советского флота. Вы можете плыть с нами до Батуми, можете продолжить круиз до Одессы или выйти в любом порту. Но самое главное – вы никому ничем не обязаны, вы личные гости капитана.

– А концерты? – ехидно интересуется Алла.

– Можете не давать. Ваше пребывание на нашем борту мы сочтем большой честью.

Согласитесь, исполненная достоинства речь Молчанова разительно отличалась от брани хама с «Франко». Мы ударили по рукам. Забегая вперед, могу сказать, что Валентин Молчанов с этого дня стал нашим другом.

Вечером купили букет цветов и пошли к Соне на концерт. В середине выступления она, как бы между делом, произносит, обращаясь к публике:

– В нашем зале сегодня находится известная московская певица Алла Пугачева, пришедшая меня поприветствовать…

Вроде бы ничем не обидела – но как сказала! Алла поднимается на сцену и произносит ответную речь:

– Что сказать? Мне понравилось. Пой, Сонька, ты действительно, народная артистка, – и протягивает ей букет. А Ротару только что присвоили звание Народной артистки Украины.

«Да, – думаю, – между певицами такого класса существуют особые отношения». Я ведь до этого был свидетелем похожей истории – когда на концерт Пугачевой в Театр Эстрады пришла Клавдия Ивановна Шульженко. Это было подобно тому, как если бы сейчас на выступление к провинциальной певичке явилась сама Пугачева. Алла чуть в обморок не упала, узнав, что в зале Шульженко. А у той еще в руках букет цветов.

Когда концерт заканчивается и народ, расталкивая друг друга, бросается к сцене, я беру двух крепких молодых людей, подхожу к Клавдии Ивановне и говорю: «Если вы хотите поприветствовать Пугачеву, мы вас проведем». Она с трудом поднимается по ступенькам. Зал встает, раздаются овации. Шульженко выходит на сцену, но не приближается к Алле, стоящей в центре у микрофона, а остается возле кулисы. Говорит приветственные слова, бросает цветы в направлении Пугачевой и с гордо поднятой головой возвращается в зал. Этим жестом Шульженко как бы показывает, кто есть кто…

Но вернемся в Ялту. На следующий день утром Ротару звонит нам в отель и предупреждает: «Ребята, наш уговор по поводу совместного обеда в силе, но могу опоздать. У меня сегодня ответственная съемка на вертолете, так что не обессудьте. Местное телевидение снимает мою новую песню на фоне крымских красот. Как закончу – сразу к вам».

Мы с Аллой выписываемся из гостиницы и едем в указанный Соней ресторан. До отхода «Леонида Собинова» еще целых шесть часов. Сидим за столиком в ожидании полчаса, час, а Сони нет и нет. Алла ухмыляется:

– Все понятно…

– Не похоже на нее, – возражаю я. – Соня человек ответственный. Ну, не получилось приехать вовремя, всякое бывает, она же предупреждала, что может задержаться на съемке.

В ожидании Ротару мы решили немного погулять вокруг ресторана. Углубились в лес. Атмосфера непонятно почему, была какой-то тревожной, гнетущей. Над нашими головами шумели высокие кроны деревьев, но щебета вездесущих птиц не было слышно. Когда вернулись, нас встречал весь персонал ресторана.

– Слава богу! – запричитали официантки и посудомойки. – Какое счастье, что вы целы и невредимы!

– А что могло случиться? – удивились мы.

– Да тут такое дело… За последние несколько недель в лесу рядом с рестораном произошла цепь загадочных убийств. И злодеи до сих пор не пойманы.

Мы сели за столик, выпили за наше спасение и приступили к трапезе. И тут в небе раздается характерный шум. Над рестораном довольно низко зависает вертолет. Люк открывается, в нем появляется Ротару. Она что-то кричит и бросает огромный букет к ногам Пугачевой. После чего вертолет улетает. Ну, просто кино!

Эта потрясающая по красоте сцена невольно наводила на размышления. Ротару ведь могла вообще не прилетать. Или не бросать цветы. Она же предупредила о своей занятости. Она и так нам помогла.

И Алла отблагодарила ее на концерте. Они, можно сказать, были в расчете. Но Соня – особая личность, выпадающая из всей нашей эстрадной тусовки. Мой рассказ об этом еще впереди.

А здесь можно отметить, что Соня и Алла в течение нескольких десятилетий мчались рядом, как говорят на ипподроме – «ноздря в ноздрю», обгоняя всех других конкуренток. Но если внимательно приглядеться, то Алла всегда была в положении догоняющей. К Соне раньше пришел успех. Ей первой, и в большем количестве, присуждались почетные звания, награды и ордена. К званию Народной артистки СССР, которое Соня давно получила, Алла еле поспела. Горбачев присвоил его Пугачевой своим последним указом. Когда распался СССР, певицы оказались на разных «полянах», но и здесь Соня вырвалась вперед, получив звание Героя Украины. В России таких наград певцам не дают. Сегодня Алла покинула сцену, то есть сошла с дистанции, а Соня по-прежнему собирает полные залы, значит, продолжает забег. Но мы не будем рассуждать о том, кто победил в этой гонке, кто выбрал более верную тактику бега на дистанцию длиною в жизнь, кто оказался мудрее и дальновиднее.

Подождем. А вдруг забег еще не кончился…

Поднялись мы на борт «Леонида Собинова» и поняли, что не ошиблись. Все на теплоходе радовало глаз. Всюду был какой-то нездешний лоск. Приветливая команда, вышколенная в зарубежных круизах. Бары, ломившиеся от невиданных в СССР напитков. Прекрасная кухня – от китайской и японской, до австралийской. Массажные залы, сауны, бассейны. Даже название теплохода оказалось нам близким. Мой друг, фотограф Валерий Плотников, на даче которого мы гуляли с Пугачевой в Новый год, был женат тогда на внучке певца Леонида Собинова, в честь которого и назвали этот лайнер.

Это был не круиз, а сказка. Капитан Николай Николаевич Сопильняк – настоящий джентльмен. Когда корабль уходил из какого-нибудь порта, он запускал музыку из фильма «Крестный отец», приглашал к себе на мостик избранных гостей и угощал их французским шампанским.

Номер у нас был шикарный – трехкомнатный белый люкс с огромной ванной, в которой можно было разместиться вдвоем. На стоянках в разных портах капитан устраивал пикники с шашлыками из парного мяса, благо у него в трюмах жили и размножались бараны, вывезенные из Австралии.

Мы были на особом положении как личные гости капитана. Плыли на корабле, конечно, и одесситы (как же без них!), дополнявшие общую атмосферу непередаваемым колоритом родной речи. До сих пор помню сиплый голос заслуженного тренера женской сборной по волейболу Марика Барского. Развалившись в шезлонге на верхней палубе, он лениво подзывал какое-нибудь дитя, резвившееся возле бассейна, и наставлял: «Мальчик, слушай сюда! Сходи в бар – принеси мне бутылочку чешского пива. И за это тебе ничего не будет!»

С капитаном Сопильняком мы подружились, общались потом в Москве. И однажды, когда встретились в очередной раз, сообщили, что недавно поженились. Николай Николаевич очень огорчился: «Ребята, почему же вы не сказали мне тогда, что хотите расписаться? Я бы вам такую свадьбу на корабле закатил!» Капитан корабля имел право регистрировать брак, потому что он был представителем власти.

Глава тринадцатая
Давай поженимся

Мы жили веселой молодой жизнью. Нежно относились друг к другу. Я упоминал про пишущую машинку, на которой мы с Пугачевой обменивались записками во время первого свидания. Так вот, каждый раз, уезжая в командировку, я оставлял Алле какое-нибудь любовное послание, а когда она отправлялась на гастроли, я находил отстуканный ею листок. Например такой: «Сашечка! Я тебя люблю! Ты у меня один. Я хотела кому-нибудь позвонить, оказалось некому. Мне стало страшно. Это страшно! Я чего-то боюсь. Приезжай скорей!» Я ей отвечал в том же духе.

Еще мы писали друг другу письма из разных городов. Они носят личный, интимный характер и не предназначены для посторонних глаз. Но с одним, самым невинным опусом, я вас познакомлю: «Сашечка, это я!

Насколько трудно здесь жить без тебя. Вечером как нагуляюсь по Таллину, выпью французского коньячку, так и тянет на что-то большое и чистое. Обстановка располагает, а тебя нет. Сашечка, я тебя люблю. Мне никого не надо. Но если ты, зараза, мне изменишь, я уеду обратно и… Миленький мой, хорошенький, пригоженький, родненький, сладенький, противненький, талантливенький, красивенький!

– Целую тебя. Это обезьяна, верная, как собака. Алла».

Больше о наших чувствах я рассказывать не буду. Это личное. Просто продемонстрировал, что они у нас были, как у всех нормальных людей. Остальное можете дорисовать в своем воображении.

Когда мы прожили вместе около года, Алла неожиданно спросила:

– Слушай, Сашечка, я тут подумала: все люди, которые меня окружали, делали мне что то хорошее. Дербенев написал прекрасные стихи. Зацепин – чудесные мелодии. Пашка Слободкин аранжировал «Арлекино». А ты что для меня сделал?

Тут я задумался. Как бы это получше объяснить? Сегодня меня называют первым в нашей стране продюсером или первым имиджмейкером, а тогда я даже не знал таких слов. (Теперь имиджмейкером себя именует каждый второй парикмахер, хотя, по сути, это серьезная творческая профессия.) Я не занимал в коллективе Аллы никакой официальной должности. Не получал никаких денег. Все, что для нее делал, было моим подарком любимой девушке. Те же «Пять принципов» или «Двадцать пунктов». Я просто давал советы, которыми она могла воспользоваться. Но Пугачева видела в них резон и им следовала. По своей воле.

Одновременно старался подтянуть ее культурный уровень. Давал читать нужные книги, прививал любовь к высокой поэзии (о чем Пугачева сама недавно вспомнила в одной из телепередач). Знакомил с людьми своего круга – Кареном Шахназаровым, Сергеем Соловьевым, Георгием Данелией, Роланом Быковым, композитором Александром Журбиным, модельером Вячеславом Зайцевым, художниками Ильей Глазуновым и Эдуардом Дробицким.

Тогда еще не было такого понятия, как пресс-секретарь, но, в принципе, я выполнял и эти функции. Если звонил какой-нибудь журналист, Пугачева передавала трубку мне: «Сашечка, поговори. Скажи, что я по этому вопросу думаю». В результате выходила очередная сенсационная публикация.

Поэтому на ее вопрос «А ты что для меня сделал?» ответил:

– Я тебя «вычислил».

Кажется, Алла поняла, что я хотел этим сказать, и заявила:

– Тогда ты должен на мне жениться.

– Я согласен, – был ответ.

До этого мы не говорили о браке. Просто жили вместе и прекрасно себя чувствовали без штампа в паспорте.

Пошли регистрироваться. Взяли нашего друга, композитора Леню Гарина, как общего свидетеля и отправились в ближайший районный ЗАГС. Зашли к заведующей, объяснили, что ждать не можем. Я режиссер «Мосфильма» и срочно уезжаю в командировку, а у Аллы длительные гастроли. Предъявили какие-то липовые справки, и нас быстренько расписали – двадцать четвертого декабря 1977 года, в канун католического Рождества.

Особых торжеств мы решили не устраивать, но такое событие нужно было как-то отметить. Я открыл свои сберкнижки и обнаружил, что выплату довольно приличных «авторских» задержали, а после покупки новой машины нужно было срочно пополнять кошелек. Обратился к Сергею Владимировичу Михалкову, и он дал взаймы на месяц тысячу рублей. (Это была средняя зарплата советского человека за год). Так что, можно сказать, свадьбу гуляли на деньги Сергея Михалкова.

Из ЗАГСа с Аллой и Гариным поехали к Бабеку Серушу, был тогда в Москве такой знаменитый молодой человек. Он жил в Опалихе на шикарной даче, купленной у Людмилы Зыкиной. Бабек построил там крытый бассейн, сделал ремонт по западному образцу и даже оборудовал в спальне невиданную тогда ванну-джакузи. Серуш – сын иранских коммунистов, бежавших после войны в СССР. Он лихо вписался в московскую тусовку, женился на красивой актрисе Наталье Петровой, был человеком широким и гостеприимным. У него сохранился иранский паспорт, и это давало возможность беспрепятственно летать в Нью-Йорк, Париж или Лондон.

Чем занимался Бабек – оставалось тайной. С одной стороны, он вроде бы работал на «наших», не зря же его как-то задержали в Западной Германии за попытку вывоза в СССР запрещенного электронного оборудования. А с другой стороны, Серуш дружил с Володей Высоцким и записывал у себя в студии на даче его пластинки, выходившие на Западе.

Бабек был нашим приятелем и постоянным посетителем Дома кино, где часто сиживал за одним столом с тем же Володей Высоцким, Борисом Хмельницким, Зурабом Церетели, кинорежиссером Владимиром Краснопольским и Алимжаном Тохтахуновым, более известным как Тайванчик. А еще он был первым реальным миллионером, с которым мы познакомились.

Его офис располагался в гостинице «Пекин». Там можно было встретить и государственных чиновников, и церковных иерархов. Спектр бизнес-интересов Бабека был достаточно широким. А его городскую квартиру довольно аскетичную по дизайну украшал золотой Будда высотой примерно полметра. Глаза у него были из двух огромных изумрудов. «Знаешь, Саша, – как-то признался хозяин, – эта статуэтка стоит дороже всей квартиры, всего дома и даже всего квартала, в котором я живу!»

В тот памятный вечер на даче Серуша была куча народу. Католиков не наблюдалось, но все бурно отмечали Рождество и нашу свадьбу. Поздравляли, дарили подарки. Под утро мы страшно устали. От той ночи осталась фотография: мы с Аллой сидим под елкой и она спит, положив голову мне на плечо. Так что, можно сказать, первую брачную ночь мы провели на стульях.

На «Мосфильме» новость про нас распространилась моментально. Через несколько дней иду я по коридору и встречаю знаменитого режиссера, классика отечественного кино. Фамилию называть не буду, все его знают. Увидев меня, мэтр иронически замечает:

– Стефанович, ты с ума сошел?

– А что такое?

– Ты что, актрису не мог найти? Говорят, на какой-то певичке женился – и двинулся дальше.

А я подумал: «Вы еще позавидуете этой певичке! Я все для этого сделаю!»