Текст книги "Знаки бегущего горизонта"

Александр Стоянов
Знаки бегущего горизонта

Молитва благоверным князьям Борису и Глебу

О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе, от юности Христу верою, чистотою и любовию послужившии, и кровьми своими, яко багряницею, украсившиися, и ныне со Христом царствующии! Не забудите и нас, сущих на земли, но, яко тепли заступницы, вашим сильным ходатайством пред Христом Богом сохраните юных во святей вере и чистоте неврежденными от всякаго прилога неверия и нечистоты, оградите всех нас от всякия скорби, озлоблений и напрасныя смерти, укротите всякую вражду и злобу, действом диавола воздвигаемую от ближних и чуждих. Молим вас, христолюбивии страстотерпцы, испросите у Великодаровитаго Владыки всем нам оставление прегрешений наших, единомыслие и здравие, избавление от нашествия иноплеменных, междоусобныя брани, язвы и глада. Снабдевайте своим заступлением страну нашу и всех, чтуших святую память вашу, во веки веков. Аминь.

Александр Иванович Стоянов

Родился в 1967 году в городе Краснодаре.

Потомок терских казаков. Инженер-механик.

Поэт-путешественник.

Объездил часть Европы, Северной Америки, Африки. Посетил Исландию, Японию, Таиланд, Китай.

Член Российского Союза писателей.

Кандидат Интернационального Союза писателей.

Номинант премии «Поэт года» и «Наследие».

Издавался в альманахах: «Поэт года», «Наследие», «Воинская слава», «Российские поэты», «РСП. Стихи» и др.

Издавался в журнале ИСП, «Российский колокол».

Записывался в аудиоальманахе «Российский колокол».

Участвовал в спецвыпуске журнала «Российский колокол», посвящённом Мацуо Басё.

Публиковался в сборнике «Антология отечественной словесности», на портале «Автор рунета».

Участвовал в передаче «Летящая строфа» на радиостанции «Русская культура».

Автор поэтического сборника «Ревущая тишина», 2012 год. Издательство «Авторская книга».

Автор поэтического сборника «Театр радуги», 2014 год. Издательство «Авторская книга».

Автор аудиокниги «На пороге солнца», читает автор. Книга выпущена при поддержке Интернационального Союза писателей и газеты «Московская правда» в конце 2014 года.

Автор поэтического сборника «Парус лунной реки», Москва, Интернациональный Союз писателей 2015 год. Выпущена в серии «Библиотека журнала «Российский колокол».

Автор поэтического сборника «Мелодии космических океанов», Москва, Интернациональный Союз писателей 2015 год. Выпущен в серии «Современники и классики»

При поддержке Интернационального Союза писателей переводился на английский, японский, итальянский, греческий, болгарский, польский языки.

Вокзал

 
На куполах церквей движенье дней,
а в небе отражается людской ручей.
Подошвами стучат и стар и млад,
в водоворот своих забот летят.
Судьба из битых кирпичей
Ведёт сквозь строй речей.
Стоят безмолвно поезда времён,
маршрут известен, путь определён.
Пинает солнце день, как мяч,
луна придёт за ним, не плачь.
Ну а людской поток рекой утёк,
в вагоны строк, в другой мирок.
Уйду я на вокзал, ведь там портал,
кого-то он забрал, других отдал.
А в зале ожидания светло и шумно,
галдят перед прыжком глупец и умный.
Качают время на цепях мгновений
волнами памяти, пространства
дуновеньем.
И каждый в этом месте искажён,
ещё не заражён, но будто обожжён.
На бледной коже растерянность
прохожих,
увидев их, забудешь, что день погожий.
Цыганский табор средь полицейских
и бомжей,
народный клуб давно покинутых мужей.
Здесь человек в пальто, он ждёт сезон
дождей,
движенье броуновское, как гон морских
ежей.
Трясётся мир, железный конь спешит,
стучит колёсами и изменяет вид.
В окне мелькает жизнь, поля и дни,
лишь один шаг в портал. Вперёд, иди!
 

Блики

 
На окнах кривые тени
и блики серых планет
трепещут над гладкой синью,
спешат отобрать свой свет.
 
 
Густые, тяжёлые тучи
съедают остатки звёзд,
и тьма всё сильнее и круче,
чернее вороньих гнёзд.
 
 
И солнце ушло на запад,
оставив взамен луну,
оно возвратится завтра
рассеять густую тьму.
 
 
А время дышит печалью,
уткнувшись носом в закат,
напившись сереющей далью,
рожает своих щенят.
 

Слова из ниоткуда

 
рушился старый мир
в плесневелых тетрадках
руками из трёх зеркал
гладил стены украдкой
взглядом забытых могил
рушился старый мир
со слезой гимназистки
сполз полицейский мундир
шляпкою активистки
честью зарытой в ил
рушился старый мир
дворник с улыбкой зверской
деревца побелил
шелковой занавеской
скатом дворцовых перил
рушился старый мир
нищий и обезьянка
код забытой шарманки
лица с настроем танков
не умеряя пыл
рушился старый мир
в порванном одеяле
чокнутый заголосил
быть всем в кровавой бане
в пропасть скользя без сил
рушился старый мир
загоревал апостол
души дождём полил
расширяя погосты
крылья свои сложив
рушился старый мир
спал молодой поручик
детство своё укрыв
лоб его гладил лучик
свет к земле наклонив
рушился старый мир
лязгал железным зверем
треском в полночном пожаре
падающие двери
стонами божьей твари
рушился старый мир
из казарм и квартир
отзвуком многоголосым
бунтарей и задир
остановив покосы
рушился старый мир
слабостью царских ружей
всё разгорался пир
силой бандитов дружных
соком плакучих ив
рушился старый мир
за стеной междометий
мёдом лесных соцветий
соком ночных светил
кровью порванных жил
рушился старый мир
и задыхался гарью
в клетке томился тигр
будущего не исправить
от чудовищных игр
рушился старый мир
 

Лестница в небеса

 
Лестница в небо —
позвоночник мира,
вокруг болтается
тело эфира.
 
 
В пустыне вечности
римские тоги,
в шатрах случайностей
пируют боги.
 
 
Пьют философию
старцы седые,
ползём по лестнице
мы – молодые.
 
 
Земля вращается,
дышат годы,
всё повторяется:
дела, невзгоды.
 
 
А в белом облаке,
что крыш касается,
мечты содержатся
и сны сбываются.
 
 
Смеются ангелы
цветами радуги,
стреляют демоны
сияньем адовым.
 
 
Ползём по косточкам
по небу синему
и тащим к звёздочкам
мечты красивые.
 
 
В берлоге каменной
душа закована
и песней правильной
жизнь окольцована.
 

Люксембург

 
Под твоей ногою
божья коровка,
улыбнулось солнце
светом, как подковка.
Из чулка смеётся
надо мной весна,
осень сеет листья —
алая коса.
Башни ранят небо,
словно стрелы Бога,
и проснётся небыль
призраком былого.
На страницах парка
ветер пишет знаки,
в улочках пустынных
ни одной собаки.
В казематах память,
словно паутина,
речка отражает
хоровод утиный.
Чёрным строем крыши
прыгают, как дети,
город-сад играет
между горных петель.
Каменные братья,
кружева бетона,
акведуки ратью
с силой легиона.
Арки их внушают
гордость за былое,
Нотр-Дам взлетает
в небо голубое.
Площади и парки
шествуют, как в сказке,
время задремало,
словно рыцарь в каске.
 

Моби Дик

 
В шуме волн, под луной
необъятный живёт океан,
белый кит здесь не спит,
необузданный Левиафан.
 
 
Его светлый плавник
китобой различал.
– Это он, Моби Дик! —
одержимый охотник кричал.
 
 
И смеялся, и плакал
безногий, безумный старик,
костылями грозил, повторял:
– Моби Дик! Моби Дик! Моби Дик!
 
 
Сумасшедший главарь
Предводитель – убийца китов
был безумию рад,
не жалел он своих моряков.
 
 
Отомстил Моби Дик
и отправил на дно корабли,
утопил он их крик,
как китов убивали они.
 
 
Рассказал гарпунёр,
что в гробу деревянном уплыл,
он, счастливчик, хитёр,
свою тайну спасенья раскрыл.
 

Космос

 
У корабля лицо убитой мухи,
уснул железный змей,
и в темноте сплошной
кряхтят старухи,
что, мол, погибнет всё,
и поделом,
зачем трудиться?
Ведь жизнь
ползёт слепым клопом
под половицей.
Дыра в окне освещена луною,
оземь ударилась звезда —
не жить ей боле.
К чему скользила тыщу лет,
взирая в бездну?
Запечатлит сознанья нить
тот миг помпезный.
А человек бредёт в дыру пространства
в трубе вселенной, и тело мчится ввысь,
и дух его нетленный. А смерть?
Что смерть? Одна секунда.
Нигде не будет он страдать,
и не предаст его Иуда.
Рождённый рисковать
не сляжет на печи,
и унесут его в полёт
крылатые грачи.
 

Мадрид

 
Я лечу в этом море плывущих огней,
как пиранья далёких и серых болот.
Буэнос ночес долине и городу в ней!
Буэнос ночес, застывший на мусорке кот!
 
 
В старом парке листва облетает в ночи,
там Альфонсо Двенадцатый смотрит
и ждёт,
когда ветры морские рассвет принесут,
он сойдёт с постамента и двинет вперёд.
 
 
Чей-то ангел-хранитель поник головой —
это город соблазнов качает права,
спит иглесиа, путника скрыв за стеной,
спят дворцы, растворяясь во тьме до утра.
 
 
И, укрывшись ночным одеялом, дома
светят окнами людям, уставшим от дел,
и весёлых студентов лихая толпа
согревает пространство теплом своих тел.
 
 
Старый город надменно глядит сверху
вниз
на бетонные башни новейших времён,
и хранит полный список великих имён,
и симфонию солнцу исполнит на бис.
 

Вальхалла

 
В далёкой, соломенной дали,
где кучерявилось солнце
и тучи паслись стадами,
в девятом миру от оконца,
 
 
Сияли там колесницы,
везущие воинство Фреи,
и щурил глаза возница,
от солнца и воздуха млея.
 
 
Бежали следом восходы,
закаты и ветер дикий,
играла сама природа
на радуге тонкой нитью.
 
 
И осы пели созвучно,
шмели затрубили в голос,
летели все вместе – кучно,
не видя на жёлтом полос.
 
 
Деревьев войска большие
качались у ног залива,
погибших ватаги лихие
несли в Вальхаллу огниво.
 
 
И Один глядел устало,
на убиенных лицах
растерянность нависала,
как Аз в алфавитных страницах.
 
 
Пробитые насквозь торсы
Эйнхерии не замечали,
в их рыжие бороды втёрлись
кровавые раны печали.
 
 
Горят золочёные копья
Вальхаллы, что держат купол,
небесный чертог даже ночью
готов принять новых кукол.
 
 
И будут там снова битвы,
удары клинков беспощадных,
а ночью придут к ним нимфы
потешить любовников жадных.
 
 
И всех их спасёт Древо Жизни,
и мёд из козы, и мясо,
не будет конца их тризне,
как и от смерти спаса.
 
 
Там, за рекою скорби,
тоскуют по ним живые,
и не дождётся Один
крылатых своих валькирий.
 
 
В Асгарде много солнца,
и радужный мост, и птицы,
но ничего не заменит
им Землю и милые лица.
 
 
На лицах родных и близких
радость от встреч-расставаний,
походов далёких и близких,
и свой старый дом со стенами.
 
 
Лишь Солнце покинет Землю,
закончатся дикие битвы,
я всем уверениям внемлю,
и жизнь вновь остра, как бритва.
 

Песок и камень

 
Песок и камень умывались солью,
жевали шорохи, вдыхали синеву,
ночные призраки их нагружали болью,
а утро звонкое съедало тишину.
 
 
Небесный цирк светил протуберанцем,
комет весёлых прыгали хвосты,
а ветерок-шалун будил их танцем,
играли в космосе небесные коты.
 
 
И хохот лет мозоли их не трогал,
и мост небес на эго не давил,
и не роптал никто, но свято верил,
что кто-то там их ждёт – в конце зари.
 

За Родину!

 
В кипящей извести веков
родился день. Твой лик печальный
глядел на нас, и в наш окоп
звонил он ветром поминальным.
 
 
Живые поняли, что всё:
пришёл конец, и дни застыли.
И прилетело вороньё
принять участие в том пире.
 
 
Конца войны боец не ждал
и крепко Богу помолился.
Врага увидел он оскал,
готов за Родину он биться.
 
 
Стрельба и смрад спеклись во Зло,
вокруг гудело и мерцало,
и одеяние его кровавой тенью
в свет упало.
 
 
К земле сырой прижался взвод.
Почти никто уже не дышит.
Дрожит, звенит от стали неба свод,
предсмертный крик солдата не услышат.
 
 
И вдруг, средь шума и огня,
свинцовый силуэт вещает.
Не камень, и не сталь, и не броня
солдат в атаку поднимают.
 
 
Вперёд, ребята! За страну!
За матерей, за жён, за братьев!
Мы скоро победим эту войну,
и будет в этом мире Счастье!
 
 
И встал солдат, презрев её,
костлявую с косой девицу.
Он выполнил предназначение своё
и дал возможность нам родиться.
 
 
По морю парусник плывёт,
и ветер мачты выгибает.
А где-то там война идёт,
солдат российский погибает.
 
 
Задумайтесь! Я вас прошу!
Поймите, молодое поколенье!
Прошу я помнить ту войну,
какие б в жизни ни случались измененья!
 

Бомж

 
Опосредованно в среду
пообщавшись со средой,
понял я, что не уеду,
не доеду я домой.
 
 
Нет бы чтоб собрать все беды
и оставить их в среде —
я на этих бедах еду,
значит, снова быть беде.
 
 
Не здороваются люди,
чувствуют мою среду.
Я в их помощи нуждаюсь,
на всеобщую беду.
 
 
Ни закуски, ни обеда,
ни кола и ни двора.
Да когда ж домой приеду?!
Заждалась уж детвора.
 
 
Но опять поход прервали,
есть стакан и водка в нём.
Мы страдали, мы устали,
день хороший – вот и пьём.
 
 
Утро добрым не бывает,
это каждый пьющий знает.
Ну а кто у нас не пьёт?
Накачался – и в полёт.
 
 
Зверь вселяется надёжно,
в наш родимый организм,
выбить просто невозможно.
Да какой тут оптимизм?!
 
 
Каждой клеткой овладели
алкогольные пары.
Годы быстро пролетели,
улетев в антимиры.
 
 
Волю сковывает пьянство,
губит мозга вещество,
стать животным очень просто,
встать на ноги нелегко.
 

Я старый автобус

 
Я старый автобус,
качусь по проспектам,
объехал весь глобус,
хрипит мой селектор.
Кряхтит и трясётся
мой старенький дизель,
механик мне нужен,
но вы возразили.
Сказали, что нужно
давно мне на свалку.
Однако я знаю:
вам всем меня жалко.
Я в форме отличной,
гудят механизмы,
дизайн симпатичный,
зачат лунатизмом.
В наш век бестолковый
нас мало что греет,
из прошлого века
романтикой веет.
Спокойны изгибы,
фонарь мирно смотрит,
проехать одним бы
по улицам вёртким.
Открытые лица,
спокойствие сердца,
и что-то незримо
по небу струится.
И что же такого
нам здесь не хватает?
Улыбок прохожих?
Тоска накрывает.
Мы знали когда-то,
что всё будет лучше,
смеясь до заката,
ценя каждый лучик.
Тогда мы как будто
любили, мечтали,
но вот прошли годы,
и кем же мы стали?
Нас в веке новейшем
ничто не тревожит,
и бег обалдевший
душе не поможет.
Брюзжим мы не в меру,
хотя и не стары,
утратили веру
мы с веком на пару.
А старый автобус
наш глаз успокоит,
как с чем-то родным,
рандеву нам устроит.
Качает поршнями
наш жёлтый вагончик,
и счастье горстями,
и жизнь, словно пончик.
И сахарной ватой
белеют киоски,
пейзаж умиляет —
он тёплый, неброский.
Я старый автобус,
той жизни ровесник,
один во вселенной,
тоски буревестник.
 

Последний день лета

 
Моя луна острее сна.
Полнеть она обречена.
Концами острыми едва
пронзает крыши гор.
И ждёт, когда
хребтами небо подопрут
и лишь к утру уснут,
отдав свинец ночной.
Тяжёл он для камней.
Далёких звёзд уют
и запустение комет,
несущих жёлтый свет
покинутым местам.
У них же до поры —
молчания обет
печальным небесам.
Тоску детей прольют,
что отданы домам.
Сквозь тьму и летний дух
глядит гора, как мать,
на миллион огней,
а любит их? Как знать?
Она же мать камней,
и звёзды ей под стать,
нет гор её милей,
она не может врать.
Безмолвный твёрдый мир
молчал и ветер пил.
Над тонкой коркой сна
он, как орёл, парил.
Меж пряных сонных трав,
над деревом души,
в его листве застряв,
заполз он в камыши.
Речной водой умыв
усталое чело
и снова воспарив,
у ночи взять своё.
А в дымке плыл восход
по высохшей земле,
он красил горизонт
и дал отбой луне.
И свистнул соловей,
у гор украли тень,
а солнца красный шар
рождает новый день.
Нас светом напоит
восход звезды большой,
мелодия звучит,
горам поёт прибой.
Пусть спят хребты и льды,
нет тяжести небес,
и вновь прозрачен мир,
развеян ночи пресс.
Цикады гнут своё,
на солнце плотен звук,
и речка, как копьё,
и людям меньше мук.
Вот день – такой, как все,
но есть в нём тайный знак.
Последний лета день
окончился. Но как?!
 

Весна

 
Пропел, присел, вспотел
и снова вышел.
Увидел мутные ручьи
в дырявых крышах.
Пан-март,
он властелин колец,
даёт нам время
узреть мучения земли
и бросить семя.
Один слуга у двух господ
в снегах мерцает.
А льды крепки как никогда,
и всё же тают.
Летят дождинки сквозь туман.
Умолкло эхо.
Ветрило хлещет по кустам,
марток уехал.
 

Саграда Фамилия

 
Эти башни расшиты телами —
пятинефная церковь Христова.
Возвышаются божии твари,
добродетели Веры основы.
 
 
В этих камнях – свобода и мудрость,
древовидных колонн завыванье,
милосердие, сила надежды
и величья Христова признанье.
 
 
Он построен как будто из неба,
письменами святого престола,
ближе к Богу никто ещё не был,
уничтожив неверья оковы.
 
 
Среди пустоши выросло чудо
из суставов гармонии вечной,
человек поклонится и будет
наша Вера в Христа бесконечна!
 

Творец

 
Пространство – миф, и время не едино,
камней и духов неразрывна связь,
встаёт чуть свет светило в объективах,
как в рунах неразгаданная вязь.
Породу, тварь или открытый космос —
всё это обустроил наш Творец,
в нейтрино, атомах и тканях костных —
во всём живёт Духовный наш Отец.
Мы есть, а значит – существуем.
Мы мыслим, значит, мы живём.
Прошу Вас только: не забудьте всуе,
зачем пришли мы в Божий Водоём.
Чем глубже мы уходим в мир познаний,
тем больше начинаем понимать,
что мир велик, и каждый его камень
нам освящён внутри, чтобы сиять.
Не знал об этом человек, не ведал
и брёл во тьме, века через века.
Рождён был Божий Сын,
но человеком предан,
распят, убит, но воскрешён в сердцах.
Он послан нам, чтобы сказать: «Любите
свой мир прекрасный – он подарен вам!
И все свои сомнения сотрите,
и не забудьте мудрость дать словам».
В мирах неслышных бродит Центр
Вселенной,
он вечно будет жить, Грааль Души,
прислушайтесь к себе, ведь в ваших
венах
живёт Творец – сей истиной дыши.
 

Тоска разбилась о века

 
Тоска разбилась о века.
Любили мы скакать в полях
на воображаемых конях,
мечтать о воле и о том,
чтоб заиметь свой тайный дом.
Чтобы никто о нём не знал,
а лишь дорогу указал
в тот чудный мир, что за рекой,
что полон сочною травой,
деревьев пышных и родных,
где у добра нет выходных.
И миллион приятных лиц,
а утром – ржанье кобылиц
нас пробуждает и манит
в большой поход, и Бог хранит
нашу любовь к родным краям.
И мудрость, как Омар Хайям,
к нам прилетит на крыльях сна,
словно ветвистая сосна.
Заполнит разум на века,
ну а пока – летим пока!
Над лесом древним, чуть хмельным,
над лугом светлым, заливным,
над прудом в белых облаках,
скользя слегка, как на коньках.
В потоках ветреных кружась,
чтоб не утратили ту связь,
что нас смогла объединить,
вплести с природой в одну нить.
И чтоб течение реки
не вынесло нас в Соловки,
где был замучен мой народ,
а бес сажал свой огород.
Чтоб там не бросить якоря,
отправимся в поход, в моря,
где плещет мощный океан.
По берегам там сотни стран,
в безбрежье пенится волна,
а горизонт там как стена:
не движется и не растёт,
и глаз от света устаёт.
Ну что ж, красив наш светлый мир!
Разбит на множество квартир.
Для разных тварей свой покой,
а для людей – земля с тоской.
Бежать, скакать, нырять, лететь,
чтоб в грусть-тоску опять не впасть.
Там что-то чудится вдали,
поди нас, диких, разбери!
 

Ниагара

 
К большой воде свой направляет флот
Великий вождь Цветное Оперенье.
Свободные ветра качают хрупкий бот,
и звёзд парад сплетает ожерелье.
 
 
В свой чёткий ритм работают гребцы,
движенья рук легки и хлёстки.
Вот так же плыли их отцы,
отмахивая километры, вёрсты.
 
 
Прозрачная вода течёт, бурля,
неслышно набирая скорость,
чтобы, в потоки сбившись, уходя,
с скалы высокой прыгнуть в пропасть.
 
 
Ударившись о тысячу камней,
от воздуха вода вскипает,
и некогда покладистый ручей
гребцам свои законы выдвигает.
 
 
Индейский дух вождям благоволит,
и найден путь до точки невозврата.
Шаман в ночи волчицей закричит,
ударит в бубен, как орёл крылатый.
 
 
А воздух здесь разорван ледником,
что проползал от Севера до Юга.
Узор загадочный нарезал он тайком,
обрушил водопады полукругом.
 
 
Ревёт и стонет озверевшая река,
заметил в ней я духов древних.
Над пастью омута вздымается рука
и ловит радугу объятьем пенным.
 
 
В историю давно ушёл шаман,
за ним и вождь Цветное Оперенье.
Войны народ хлебнул сполна
и пережил эпоху безвременья.
 
 
Сейчас вокруг цветут сады,
светло, и всем хватило места.
Спешим, и вновь увидим мы
«Подкову» и «Фату невесты».
 
 
Течёт, блестит игривая река.
За что ж такая божья кара?
Лететь с горы через века
и гордо называться Ниагара.
 

Чаша

 
Слова живут во мне,
что птицы в небесах.
Гнездятся, ссорятся,
страдают и летают.
Порой вселяют в моё сердце страх,
цепляют строчками и с языка слетают.
Наклон у этих слов бывает крут,
как проволока, вязь у букв бывает
колкой.
 
 
Но слушаю я музыку, и тут бегут они,
как от вора с двустволкой.
Мелодия слова укутает волной
и соберёт, как щепки, в предложенья.
И вот уже струится песня над рекой,
звучит мотив, и лучше настроенье.
Слова свои я в чашу соберу.
Смешаю и взболтаю для веселья.
А если грустно будет мне,
то в дальний путь отправлюсь,
ну а за мной – мои стихотворенья.
 

Эрнесто Че Геваре

 
Зелёный мир, развёрнутый в нирвану,
ползёт вперед, не замечая тех,
кто устремил свои стопы в Гавану
за справедливостью, забыв про свой успех.
 
 
Что им брильянт и что им власти
сладость,
когда достоинство измазано в пыли,
их чистоту души и сердца младость
ведёт маяк, искрящийся вдали.
 
 
Их путь жесток по кладбищу сознанья,
гоним судьбой по трупам бытия,
герой достиг иного пониманья,
чем просто земляная колея.
 
 
Из горьких мук рождается свобода,
из слов погибших, встретивших покой,
из песен ангелов, летящих с небосвода,
из пляски призраков, живущих за спиной!
 

Проплывая

 
Проплывая над телом
в воздушном аэростате,
стихи написаны мелом
железной рукой заката.
А тело как будто помнит,
как на душе заплатой
реет печаль и небо,
в котором оно крылато.
 

Эхо

 
Оторвались они от земли —
эти звуки истлевших костров.
они эху понять помогли,
что для песен не нужно мостов,
что не нужно мостов для любви,
и слова разлетятся в ночи
черноглазой цыганки судьбы
эти звуки от сердца ключи.
Предрассветное эхо споёт
свою звонкую гамму горам
и отправится в дальний полёт,
как посланье небесным мирам.
Родниками запела вода
и листвой рукоплещут леса
журавли пролетят, как года,
и морей прослезятся глаза.