Текст книги "Неистовый узник"

– Хм, это твой научный прогноз? – ядовито осведомился комбат. – Который непременно сбудется?

– Уверен, – повторил Илья. – Если же вас беспокоит вопрос, может ли группа из четырех человек навести тарарам в тылу врага, то пусть он вас не беспокоит.

– Вы можете все, да? – продолжал ерничать комбат.

– Можем, – кивнул Илья. – Просто иногда стесняемся. Не волнуйтесь, товарищ майор. Вы же знаете, какие мы живучие. А разозлить нас – это как спящего гепарда под зад пнуть.

– Надо же, старлей, ты начинаешь говорить о себе во множественном числе, – подметил комбат. – Зазнался, Ткач? Считаешь, что ты лучший?

– Во-первых, товарищ майор, – не смутился Илья, – наш взвод действительно лучший. Назовите хоть одну задачу, с которой мы не справились. Потери были, но потери минимальные. Во-вторых, я никогда не зазнавался и не переоценивал свои возможности, и вам об этом известно. Так каков вердикт, Богдан Мстиславович?

Комбат постоял у окна, глубокомысленно созерцая ползающую по стеклу полудохлую муху. Потом резко повернулся:

– Да, старлей, ты соберешь группу толковых и грамотных ребят. С этой частью твоего выступления я полностью согласен. Ты, кстати, в курсе, что произошло сегодня утром?

– Нет.

– И почему меня это не удивляет? Ориентировочно в четыре утра группа диверсантов пробралась на Щучинскую газораспределительную станцию, сняла часовых и превратила ее в гору развалин. Погиб караул в полном составе. Станция уничтожена. Она поставляла голубое топливо в поселок и на ремонтный завод, который теперь, к сожалению, встанет, поскольку собственных запасов газа в их хранилищах нет. Ориентировочная мощность взрыва составляла от трех до четырех килограммов тротила. Станция восстановлению не подлежит. Обводный газопровод тоже уничтожен. Ты понимаешь, что это значит?

– Что? – уныло спросил Илья.

– А то, что в нашем тылу завелась группа украинских диверсантов, для которых не проблема подвезти три-четыре килограмма взрывчатки! – рассвирепел комбат. – Два часа там все горело, потушить не могли. И что, теперь будем сидеть и ждать, пока рванет на другом объекте? Думаешь, они остановятся? У нас за ночь десять трупов! Нормальные, между прочим, ребята были. Вот тебе мой вердикт, Ткач. Проводишь расследование, изучаешь обстоятельства происшествия и уничтожаешь либо берешь живыми этих долбаных диверсантов! Вот на это я даю тебе полный карт-бланш. Делай что хочешь, но чтобы был результат. И чем быстрее ты это сделаешь, тем меньше твоя пассия будет томиться в застенках СБУ. А пока посидит, ничего страшного, все сидят. Обезвредишь банду – поговорим о Беленске и твоей вселенской любви. Я понятно выражаюсь?

– Да, Богдан Мстиславович, вполне доступно и понятно, – уныло пробормотал Илья. – Разрешите выполнять?

– Ой, иди уж, – отмахнулся «батяня».

Глава 4

– Ты же знаешь, командир, мы за тобой в огонь, в воду и даже в сауну с девчонками, – глубокомысленно изрек Фещенко. – Но объясни, мы теперь должны выполнять полицейские функции? Типа чего-то расследовать, опрашивать свидетелей, ползать с лупой по земле?

– Использовать дедукцию и устранять подозреваемых… в смысле, исключать, – добавил Антон Беженцев, сидящий рядом с водителем.

– Я бы предпочел координировать работу правоохранительных органов, – важно надувая щеки, сообщил молодой, но перспективный Рома Латышевич. – И чтобы не нести никакой ответственности.

– Не морочьте мне голову, бойцы, – раздраженно процедил Илья, не отрывая глаз от дороги. – Я еще сам не знаю, с чем придется столкнуться. Говорят, менты давно на месте, работают. Там ментов-то… – пренебрежительно фыркнул он, – один сопляк и два больных пенсионера…

– И вообще, Фещенко, чья бы корова мычала? – ухмыльнулся Беженцев. – Ты ментом никогда не был? Кто положил десять лет жизни на алтарь доблестной украинской милиции?

– Так я вроде наркотики вынюхивал, – пожал плечами Фещенко, и все засмеялись. Фещенко действительно служил в державном департаменте по борьбе с оборотом наркотиков, но это было «давно и неправда», как любил говорить он сам. И нисколько не жалел о своем уходе – особенно после того, как новый министр МВД назначил главой департамента шизофреника с маниакально-депрессивным психозом.

Водителем старенького «Субару» сегодня был Илья, а подчиненные наслаждались ролью пассажиров. До Щучьего оставалось четыре километра. «Желающих отличиться» он собрал довольно быстро. Беженцев сам напросился – надоело валяться на кровати. Простреленное плечо практически зажило, он был бодр и весел. Игорь Фещенко напрашивался по умолчанию – ментом, судя по отзывам, он был неплохим. В спецназе тоже проявлял себя с хорошей стороны. На него можно было положиться. Невысокий, плотный, рано облысевший, хитроглазый – он не комплексовал по поводу своей внешности, потому что был женат, и вообще искренне считал, что внешность для настоящего мужика – дело десятое. Рома Латышевич так не считал. Бог наградил его высоким ростом, светлыми волосами и смышленой головой вкупе с крепким телом. А также молодостью – Роме недавно стукнуло двадцать один, он отслужил срочную десантником в Пскове и сразу же подался на Донбасс. По паспорту он был россиянином, по духу – местным, поскольку родили его и вырастили в Краснодоле и только в пятом классе перевезли в Россию, не спросив разрешения.

Стрелки сомкнулись на цифре двенадцать, когда Илья затормозил у места происшествия. От увиденного волосы встали дыбом. Он бывал на этой станции, заносили дела службы. Аккуратно выкрашенные узлы и резервуары, подметенные дорожки, облицованные камнем, повсюду чистота, порядок. А теперь такое ощущение, что по станции прошлись гигантскими граблями – причем в разных направлениях. Огонь уже потушили, но в воздухе остро пахло газом. И чем-то еще – сладковатым, приторным. Трупы увезли, но кровь осталась. На дымящихся развалинах, залитых пеной, ковырялись люди, что-то осматривали, приподнимали трубы, рваные фрагменты резервуаров. Вокруг стояли машины. Толпились люди – в форме, в штатском. Вооруженные ополченцы охраняли территорию и никого не пускали к руинам. Группу спецназовцев, естественно, пропустили. Внутри огороженной территории было неуютно, витал тяжелый дух. Десять ополченцев погибли в этом ужасе, и даже не все успели проснуться. Спецназовцы бродили по свободным от мусора дорожкам, с каким-то священным трепетом смотрели по сторонам. Двое мужчин оторвались от работы и подошли к ним. Одного из них, пожилого, звали Василием Ивановичем Кречетом – он уже несколько лет пребывал на пенсии, но продолжал работать. Второму – Алексею Синицкому – от силы было двадцать, но в уголовной милиции он давно акклиматизировался, чувствовал себя в ней на своем месте. Оба были дико уставшие, чумазые, невыспавшиеся. Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Привет «мусорам», – мрачно бросил Фещенко.

– «Колорадам» привет, – парировал Синицкий, накладывая на лицо маску улыбки, и так зевнул, что превратился в дружеский шарж на самого себя. – Счастливчики вы, мужики, хоть поспали. А нас в пять утра выдернули…

– Пять утра – это нормально, – заметил Фещенко. – Кто рано встает, тому Бог дает.

– Пенная вечеринка, мужики? – мрачно пошутил Ромка Латышевич, кивая на залитые пожарными горелки.

– Да уж, повеселились, – проворчал Кречет, вытирая руки несвежим носовым платком.

– Все трудишься, Василий Иванович? – спросил Илья. – Не надоело еще? Пенсия не устраивает?

– Пенсия? – презрительно бросил Кречет. – Да моя пенсия еще при Украине была не пенсией, а прощальным плевком государства в меня лично. А сейчас и такой нет. Украина УЖЕ не хочет платить, Россия – ЕЩЕ не хочет. А местные власти только обещают. Слушай, Ткач, давай о чем-нибудь другом поговорим, пока я злиться не начал.

– Давай, – согласился Илья. – Вам звонил наш комбат?

– Звонил, – признал пожилой оперативник. – Мы не против, мужики, собираем все, что можем, и сгружаем на ваши молодецкие плечи. Сами разгребайте это дерьмо.

– Тогда докладывайте, что имеете. Это не мог быть несчастный случай? Скажем, неосторожное обращение часовых с огнем?

– Мог, – кивнул Кречет. – Но тогда часовые сами заложили взрывчатку под два ответственных узла, после чего двое себя зарезали, а один задушил. А дух святой воспользовался пультом дистанционного управления, чтобы все загорелось голубым пламенем.

– Много было взрывчатки? – на всякий случай спросил Илья.

– Три, четыре кило, точно не сказать, – пожал плечами Синицкий. – Использовался прессованный тринитротолуол или, если угодно, тринитрометилбензол.

– Тротил, что ли? – насторожился Латышевич.

– Точно, – засмеялся Синицкий. – Все время забываю это слово.

– Чистой воды теракт, мужики, – рассудительно изрек пенсионер Кречет. – Ловкие диверсанты. Их было трое или четверо, трудно сказать. Калитку и ворота не использовали – эти штуки взрывом повалило, они так и валяются запертые. Забрались по столбу, используя монтажные когти или монтерские лазы – иначе там не подняться, перерезали колючку и спрыгнули внутрь. Взрывчатку с собой переправили. Сняли часовых, заминировали, дали деру, а потом подорвали. Взрыватели вкрутили в бруски, о них и сдетонировало. В караулку даже заходить не стали – эти парни сами сгорели, когда полыхнуло.

– Ничего интересного не оставили? – буркнул Фещенко.

– Тут все такое интересное, – проговорил Синицкий. – А что касается улик, потерянных вещей, забытых террористами паспортов – увы, мужики, мы не в анекдоте. Огонь съедает все следы.

– Что с очевидцами? – спросил Илья.

– Издеваешься, Ткач? – вздохнул Кречет. – Время-то какое было? Четыре утра. Ни одной живой души в радиусе километра. Идеальное для террористов стечение обстоятельств. Короче, трахнули нас во все положенные места…

– Негусто, мужики, негусто, – посетовал Ткач. – И никаких зацепок? Что-нибудь можете сказать о преступниках?

– Тебе нужны их психологические портреты? – удивился Кречет. – Двое караульных зарезаны, один задушен леской или струной. Видимо, часовые, к которым подкрались бесшумно. Эти парни явно не добряки. Что еще тебе про них нужно? Жестокие, решительные, хорошо подготовленные, имеющие возможность добыть взрывчатку. Хотя не исключаю, что взрывчатку принесли с собой из-за кордона. Небольшой мешок, хм, с демократией. Если они, конечно… не местные.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Илья.

– Что хотел, то и сказал. Этих террористов могли внедрить давно. Они могут тут жить на постоянной основе – думаю, не все население категорически поддерживает новую власть. Вариантов множество. Думайте, решайте. Мое мнение такое – этим терактом дело не ограничится. Объект, конечно, важный, но есть и важнее. Нужно увеличить охрану на всех объектах особой опасности, усилить меры ВЕЗДЕ, да и самим почаще оглядываться. Что у нас с центральной ГРС на Связистов? Пусть утроят бдительность, в ночное время усилят посты. Я не говорю, что раз взорвали ГРС в Щучьем, то обязательно взорвут другую, но шанс, что так произойдет, реально существует…

В кармане у Кречета зазвонил телефон. Он выслушал абонента, буркнул: «Понял».

– Это Лещенко, – пояснил он присутствующим и завертел головой, показывая на лесок за возвышенностью метрах в трехстах от выгоревшего пустыря. – Парни обнаружили взорванную машину – похоже, на ней прибыли террористы. Лещенко и Пустовой уже работают. Если желаете, можем пройтись.

Озвученная версия имела право на существование. Через несколько часов найдутся очевидцы, привлеченные взрывами и мощным пламенем на месте газораспределительной станции. Они подтвердят, что в лесу слышали взрыв. Между ним и взрывами на станции прошло не более трех минут. Когда спецназовцы добрались до указанного места, там уже работали два оперативника. Хорошо, что огонь не перекинулся на лес. Поляна и кусты, ее окружающие, были выжжены дотла. От машины осталась груда искореженного закопченного железа. Многие элементы кузова были разбросаны. Валялись оси, фрагменты колес, двигателя. Между ними ползали криминалисты. Спецназовцы тоже сунули свои любопытные носы, но их прогнали.

– Ну, что вам сказать, господа хорошие, – подошел к бойцам пожилой криминалист Лещенко, три десятилетия проработавший в районной милиции и тоже не собиравшийся на пенсию. – Взрывы взаимосвязаны, тут и к бабке не ходи. На этой машине прибыли диверсанты. Съехали с дороги и загнали ее на эту поляну. Произвели взрывы, вернулись обратно. По какой-то причине решили отказаться от транспорта. Облили бензином, потом подорвали гранатой. Боеприпас был мощный – видимо, граната «Ф-1», полностью искорежила и порвала машину. Это «Жигули» четвертой модели – довольно старые. Цвет был сиреневый. Номер двигателя прочесть невозможно. Отпечатки пальцев искать бессмысленно, все расплавилось. Машина, судя по всему, угнанная…

– Эй, полюбуйтесь, – сказал оперативник, выбираясь из обгорелых кустов. Он держал искореженный автомобильный номер. Регистрационный знак был сильно выгнут, обезображен, но прочтению поддавался. Оперативник вынес его на чистое место, распрямил. Буквы и цифры вполне читались. – Отлетел при взрыве. И на это террористы явно не рассчитывали. Возможно, номер подлинный.

– Минуточку, минуточку… – внезапно напрягся криминалист Лещенко. Он пошевелил губами, запоминая номер, потом вытащил из кармана замшелый блокнот, принялся листать его. Отыскал нужную запись, сверил и удовлетворенно кивнул: – Ну вот, все правильно. Из вчерашней сводки по району. Сиреневая «четверка» с указанным номером пропала в окрестностях села Черевичное, рядом с агропромышленным комплексом «Плодовик». Машина зарегистрирована на некоего Артюшенко. Это молодой парень, у него отец работает в «Плодовике». Он приехал туда по делам со своей девушкой, а потом оба пропали вместе с машиной. Отец устроил поиски, поднял на уши милицию, местный комендантский взвод ополчения – но пропавших не нашли.

– Думаю, молодые люди в живом виде уже не появятся, – вздохнул Фещенко.

– Да, их убили, тела спрятали, а машину забрали наши диверсанты, – согласился Илья. – Село Черевичное – на полпути от Краснодола до линии раздела.

– Это согласуется с версией, что диверсанты шли с хохляцкой территории, – задумчиво почесал затылок Антон Беженцев.

– Это согласуется с версией, что по крайней мере часть группы шла с хохляцкой территории, – поправил Ромка Латышевич. – Не исключено, что в Краснодоле у них сообщник. У него они и отлеживаются. А если нет, то у диверсантов должно быть другое надежное убежище. Это логично?

Уже терзало страшное предчувствие, что поиски диверсантов заведут в тупик и те успеют провернуть еще не одну диверсию. А где-то в Беленске страдает Олеся…

Илья приказал своим ребятам рыть землю носом. И сам рыл вместе с ними. Следы обнаружились – чуть в стороне от выжженного участка. Они вели с холма к сгоревшей ГРС, но обрывались на каменистом участке, а за ним терялись. Нашлась еще одна группа следов – диверсанты их оставили, когда возвращались к машине. На одном из участков, где земля была мягкая, а трава почти не росла, они запечатлелись особенно четко. Обычные следы мужских ботинок 42–43-го размеров, подошвы стерлись, рисунок протектора размыт. Узор остался только на одном следе – несколько круговых уменьшающихся выемок от носка к центру подошвы. Возможно, это был кроссовок, возможно, ботинок. Глазастый Латышевич бодро возвестил с обратной стороны лесочка, что и там отыскал следы, ведущие в сторону Краснодола! Диверсанты взорвали машину и уходили пешком. Следы путались, наезжали друг на дружку, и здесь отпечатался знакомый протектор с круговыми выемками. Спецназовцы буквально ползли по этим следам – и завыли от разочарования, когда они оборвались у пустыря. Далее вздымались бугры, заросшие чахлыми кустами. В километре начинались гаражные кооперативы, свалки, заброшенные автомастерские. Латышевич радостно закричал – за пустырем он снова нашел следы, они спускались в небольшую лощину. Диверсанты уходили этим путем. Возможно, путали следы, но как-то сомнительно – специально они не топтались. Потом выбирались недалеко от гаражей и продуктовых складов, огороженных железным забором, и уходили безлюдными переулками, растворяясь в предутреннем мраке Краснодола…

Ругань стояла, как в порту после обрушения груза со строп. Имейся у правоохранительных структур хоть одна служебная собака, способная взять след, – диверсантов вычислили бы уже через час! Но где их взять? В районе никогда не было кинологической службы. Выписывать из Донецка? И сколько времени уйдет на волокиту? Диверсанты не тупые, явно позаботились о том, чтобы запутать следы…

Илья разместил свой штаб в одной из пустующих комнат общежития. Городской телефон для связи с местными службами и начальниками подразделений, стол, четыре стула, две длинные лавки вдоль стены. Обживались как могли. Фещенко притащил электрический чайник, Латышевич колоду карт для гадания на кофейной гуще. Беженцев по привычке улегся на лавку, чтобы вздремнуть. Оказалось неудобно – на узкой лавке приходилось балансировать, чтобы не упасть. Илья прикрикнул на подчиненного – это в казарме у него был отпуск при части, а здесь – работать! Часы проходили в сотрясании воздуха и нервировании массы людей. Ткач уныло карябал карандашом по блокноту, приводя в порядок мысли. Долго висел на телефоне, ругаясь с комбатом Карабой. Армия простаивает, товарищ майор, ей нечем заняться? Бойцы натренированы, обучены и знают все, что должны знать настоящие солдаты? Тогда отправляйте их всех в караул! Весь батальон в караул – всех дармоедов, вооруженных современным оружием! Нужно немедленно усилить посты на ключевых объектах – электростанции, водозаборе, здании администрации, центральной ГРС! Про военные объекты даже поминать не стоит! Объяснить обленившимся бойцам, что это не учения, а реальная опасность. Бдить денно и нощно, к объектам никого не подпускать, следить за персоналом. Ведь не просто так появилась в районе эта группа. И Щучинская ГРС – не единственная цель, это лишь разминка, проба сил перед следующим ударом. Он связался с руководством районной милиции и от имени (и по поручению) гарнизонного руководства приказал активизировать работу, подключить к делу всех штатных и нештатных агентов. Люди должны рыть носами, опрашивать население, выявлять все подозрительное. Не стоит бояться лишних арестов. Да, это дело неблагодарное, люди спасибо не скажут, но когда-нибудь поймут. На эффективность милиции рассчитывать не приходилось. Ту же работу он поручал своим людям, отправлял их по разным адресам. Фещенко – в райотдел милиции, сдружиться с тамошними влиятельными фигурами и постоянно быть в курсе «раскопок». Антону Беженцеву – составить список всех возможных фигурантов, не очень привечавших республиканскую власть, служивших в украинской армии, сидевших в тюрьме, живущих дома, но имеющих боевой опыт. Военкомат, комендатура, тот же райотдел милиции – бегом марш, и без результата не возвращаться! Роме Латышевичу – добыть точные сведения, прибывали ли новые люди в Краснодол в течение последнего месяца – на постоянное место жительства, в командировку, в гости… Составить список, все доступные данные на этих лиц. Особое внимание тем, кто прибывал с запада. Возможно, кто-то видел сиреневую «четверку». Прояснить обстоятельства ее исчезновения из Черевичного – съездить туда, поговорить с жителями, с отцом пропавшего парня. «Четверку» могли видеть где угодно – на автозаправке, у придорожной закусочной…

Илья сидел в штабе, анализировал поступающую информацию, делал все возможное, чтобы сосредоточиться на ней, а не на жалобном личике Олеси. Текли часы, информация поступала скудная, зачастую бессмысленная.

– Менты уточнили тип взрывчатки, – доложил по телефону Фещенко. – Использовался прессованный тринитротолуол, его обычно применяют в горном деле. Взрывчатка старая, ей не меньше сорока лет, где и как ее хранили, неизвестно. Мне популярно объяснили – диверсанты рисковали, используя именно эту взрывчатку. Тротил хранится 25 лет, потом теряет свои свойства и становится чувствителен к детонации. Диверсанты устроили два взрыва в разных концах станции – заминировали участок низкого давления и элемент обводного газопровода, примыкающий к станции. Как объяснил взрывник, могли заминировать хоть караулку – взрывами бы все снесло.

«Возможно, эти парни не местные, – размышлял Илья, смоля сигарету за сигаретой. – Прибыли, осмотрели с ночи объект, сходили на дело – и сразу выгорело. Счастливчики. Но машину уничтожили, значит, возвращаться на ней не собирались. Но где-то хранили ее больше суток и сами отсиживались. Значит, имеется сообщник в Краснодоле. Хотя и не факт, что в Краснодоле, вокруг поселка городского типа разбросано немало сел. Следы диверсантов уводили в Краснодол, но это мог быть обманный маневр».

Вечером уставшие ополченцы собрались в штабе. Пыхтел чайник, Фещенко здоровым мясницким ножом кромсал колбасу. Позволили себе немного выпить – никем не доказано, что алкоголь в умеренных количествах отрицательно влияет на работу.

– Менты, по ходу, сделали все, что могли, – занюхав шкуркой от колбасы, констатировал Фещенко. – У них ни людей, ни желания доводить следствие до конца. Кречет и Лещенко старые уже, у остальных мало опыта. Напрягли агентуру – на базаре, в забегаловках, в прочих «злачниках», но как-то сомнительно, что там появлялись наши диверсанты.

– За последний месяц в город, по официальным данным, прибыли сорок два человека, – уныло информировал Латышевич. – Из них семеро уже уехали. Трое умерли. Из оставшихся двадцать один человек – вернувшиеся из России беженцы. Сами они местные. В основном семьи – женщины, дети, старики. Трое – тоже семья – прибыли из Сум, где отсиживались год у родственников. Решили, что война закончилась и можно возвращаться. Дочь, жена и муж-инвалид. На террористов не похожи. Еще шесть – вот. – Беженцев выложил на стол список, начертанный убористым почерком. – Двое служили в ополчении в Луганской области. Списаны по ранению. Остальные – перебежчики. Всех проверили. Но что такое наша проверка – сам знаешь. Это именно то, чего ждет от нас украинская разведка, засылая к нам диверсантов. Но учти, Илья, это данные за последний месяц. Предыдущие месяцы не учитывались. И это только официальные данные. Кто сюда проник еще, нам неизвестно. Проводить тотальную облаву глупо и бессмысленно. Умные люди прекрасно знают, как можно ее избежать. И вообще, ты уверен, что работали местные? История с «Жигулями» говорит как раз об обратном.

– Я считаю, что у террористов может быть сообщник из местных жителей, – пробормотал Илья.

– Сиреневую «четверку» с нашими номерами никто не видел, – добавил Фещенко, – во всяком случае, из тех, кого менты успели опросить. Возможно, она въехала в город по темноте или вообще в город не въезжала.

– У меня тоже есть список, – не без гордости сообщил Беженцев, доставая свернутый листок. – Он в чем-то перекликается со списком Романа. Здесь четырнадцать персон. Местные жители, агитировавшие за киевскую хунту и временно примолкшие, отсидевшие на украинских зонах. Двое отслужили саперами в украинской армии, значит, теоретически знакомы со взрывным делом…

– Бабы есть? – мрачно спросил Фещенко.

– А? – не понял Беженцев.

– Бэ, блин, – огрызнулся Фещенко. – Почему сообщником террористов не может быть баба? – Он перехватил раздраженный взгляд Ильи и стушевался: – Ну, я так, чисто в теории. Бабы – они ведь всякие бывают…

Илья расправил листок Беженцева, бегло пробежался по нему. Отбросил, забрал шпаргалку Латышевича, принялся вдумчиво ее изучать.

– В списке имеется твой знакомый Калаченко, дезертировавший от хохлов полторы недели назад, – сказал Рома. – До кучи оказался. Ты не допускаешь, что он может быть причастен? Кстати, забавный факт: один из объектов повышенной опасности, способный вызвать интерес диверсантов, – центральная ГРС, – расположена на той же улице Связистов, где он проживает, только в другом конце.

– Не убеждает, – проворчал Илья. – Городок небольшой, здесь все рядом. Парень кажется нормальным. Не скажу, что он мне нравится, но выглядит адекватным. Он действительно похож на человека, которого задолбала война. Я заходил к нему, разговаривал, проверял, даже выпили – не заметил ничего подозрительного. Он выдержан и невозмутим – по крайней мере, другим я его не видел. Выпивший он тоже вменяем – я следил, он бы выдал себя. Не то, – решительно помотал он головой. – Лучше искать в другом месте. Но зайти к этому парню еще стоит – он может подсказать что-нибудь дельное. Ну что ж, товарищи анонимные трудоголики, подведем неутешительные итоги первого дня работы…

Ткач выполнил обещанное – завернул к наступлению темноты на улицу Связистов. Постоял возле дома, скрытого за забором, позвонил. Николай открыл сразу – он находился здесь же, во дворе, возился в двигателе «Нивы».

– Проблемы? – сунул нос во двор Илья.

– Проходи, старлей, – посторонился Николай. – Бензина много потребляет, зараза. Не понимаю, в чем проблема. Придется, видимо, гнать на СТО.

– Что неизбежно влечет расходы и несколько голодных дней, – улыбнулся Илья, входя на большой двор. Он умел подмечать вроде бы несущественные мелочи. Двор подметен, беспорядочная груда дров у сарая превратилась в аккуратный штабель, стекла в окнах отмыты и поблескивают. Не походило, что Николай собрался здесь пожить временно.

– Ты мимо шел или надо чего? – без обиняков поинтересовался Николай. – Еще одно заманчивое предложение? Выпить могу, старлей, если нальешь, но, извини, в меру – с утра за руль.

– Слышал, что случилось вчера ночью?

– Вчера ночью? – нахмурился Николай. – А, постой… Ты про взрывы на газораспределительной станции? Народ шептался на автовокзале, патрули шныряли по городу и всех останавливали… Мне мужик один посоветовал – мы с ним скорешились, он тоже таксист, Семен Максимович Удовенко, – мол, ты, Николай, сегодня не мозоль глаза по городу, езжай домой, от греха подальше, не стоит нарываться с твоей биографией. А я вроде не делал ничего криминального. Но мужика послушал, сделал ходку в Белореченку и домой вернулся…

– Хорошо иметь ненормированный график, – заметил Илья. – Сам себе режиссер, можешь вообще на работу не выходить.

– Подожди, старлей… – начал соображать Николай. – Ты не прессуешь меня по поводу этого события? Думаешь, это я устроил? Ну, извини… – явно расстроившись, развел он руками. – Ты что, реально так думаешь?

– Расслабься, всех проверяем, – поморщился Илья. – Не делаю я тебе, приятель, никаких преференций. Ладно, давай по-честному. Ты сбежал из украинской армии. Имеешь подготовку, виртуозно водишь, стреляешь, дерешься, имеешь какой-никакой боевой опыт. Поставь себя на мое место – должен я тебя проверять?

– Да проверяй, мне-то что? – вздохнул Николай. – Прости, но алиби на прошлую ночь не придумал. Спал один – всегда так делаю. Ничего не видел, не слышал. Пошли в дом. – Он вытер руки грязной ветошью, швырнул ее под колеса. – Напою тебя жидким чаем, заодно дом осмотришь на предмет наличия посторонних…

Илья покинул владения семьи Калаченко минут через пятнадцать. Николай водил его по комнатам, затем вывел в сад, устроил экскурсию по прилегающей территории – второй гараж, баня, сараи, которые он собирается разобрать по причине их полной бесполезности. В дальнем углу сада трава была присыпана землей, валялись куски дерна – такое ощущение, что здесь недавно что-то рыли. Он вопросительно посмотрел на Николая. Тот отмахнулся, не меняясь в лице:

– Да ерунда. В сарае валялись мешки со старыми удобрениями и перегноем – еще отец заказывал. Толку от них никакого, а вонища смрадная, к сараю не подойти. Закопал я это добро в углу – земля мягкая, запах наружу не вылезет. Вывозить куда-то на машине? Не, старлей, ко мне потом в салон ни один пассажир не сядет.

– Ладно, Николай, прости за беспокойство. Все в порядке, тревога ложная. Не поломал еще голову над моим заманчивым предложением?

– Ломаю, старлей, – улыбнулся Николай. – Ты подожди, скоро станет мне все противно на этой гражданке…

Следующий день начался с умеренно-оптимистичной ноты.

– У Кречета новости, – объявил Фещенко, вторгаясь в штаб. – Ночью его агент, местный выпивоха из сиделых, отыскал свидетеля, видевшего в переулке сиреневые «Жигули» и их пассажиров. Дело было двое суток назад, за день до теракта. Это пенсионер-инвалид, любитель выпить и не любитель безответственно чесать языком. Но агент его разговорил. Пенсионер возился у себя в палисаднике – старую липу выкорчевывал. Остановились «Жигули», вышли двое, стали ругаться. Дом старика находится в тупике, а они не знали, думали, что смогут проехать. Прошли вперед до трансформаторной будки, убедились, что поворота нет, потопали обратно. Дед не стал мозолить глаза, остался за оградой, как-то даже присел – чутье подсказало не лезть. В домах переулка свет горел, и он все видел. «Жигули» сиреневые, старые, парням лет по двадцать пять – двадцать восемь. Один приземистый, другой повыше. Одного Петро зовут, другого Толян. Прикинуты по гражданке, говорят по-русски, но сильный южный говор. Смысл их короткого общения сводился к следующему: «Гребаный тупик, и как теперь проедем? На широкие улицы лучше не соваться, тачка «паленая», мало ли что. Ты говорил, Петро, что здесь проедем, обогнем центр, и шо? Будку давить будем? Ладно, выгребаем задним ходом, другую дорогу поищем…» Дело происходило на западной окраине Краснодола, в Камышовых переулках. Физиономии пассажиров свидетель рассмотрел. Он никогда их не видел, парни явно пришлые. Ориентировка на них уже имеется. У одного широкая мясистая физиономия, другой осанистый, с вытянутым лицом. Фоторобот составить пенсионер бы не смог, но при случае эту публику узнает… И не шуршите, мужики, своими списками, в них нет этой парочки. Ну что, командир, принимаем за аксиому, что эти двое – и есть наши диверсанты?

– Принимаем, – великодушно разрешил Илья, раскрывая карту города. – Также принимаем по умолчанию, что к городу они подъехали с запада. Собирались обогнуть центр Краснодола. То есть цель их – восточная часть города либо районы, к ней прилегающие. Также допускаем, что парни направлялись к своему сообщнику, осевшему в Краснодоле…

– На «паленой» тачке? – скептически почесал затылок Беженцев.

– Почему бы нет, – пожал плечами Илья. – Что мы знаем об их умственных способностях и склонности к авантюрам? Дальнейшие события показывают, что все у них получилось. Таким образом, можем пройтись по списку с красным карандашом, вычеркивая тех, кто проживает в центре или к западу от центра. За работу, товарищи сыщики. Что-то мне подсказывает, что эти двое по-прежнему здесь, затаились где-то. Работаем по спискам. Расширять их пока не будем, используем то, что есть. Действуем в сотрудничестве с милицией. Нужно пройтись по адресам, но так, чтобы по городу не пошла молва.