Текст книги "Лесная армия"

Глава 4

Болот на северо-востоке не было, но местность оставалась сложной. Овраги, скопления кустов. Несколько раз пересекали лесные ручьи. У одного из источников сделали привал. Снова читали следы: на этом участке незнакомцы тоже останавливались, пили воду из ручья, споласкивались – сохранились отпечатки обуви и продавлины от коленей. Здесь же оперативники нашли аккумулятор от фонаря, из которого вытек электролит. Значит, шли ночью…

Направление выдерживалось – северо-восток. Дремучая зона вскоре оборвалась, деревья расступились, показалась проселочная дорога. Снова находили окурки от советских папирос, обгорелые спички. Небольшой перелесок, справа остался заброшенный хутор – незнакомая группа его проигнорировала, прошла мимо.

За перелеском деревня – старые, просевшие в землю халупы, покосившиеся ограды. Следы вели вдоль околицы. Все видимое пространство поросло бурьяном. Трава на пригорке стояла по пояс. В деревню диверсанты, похоже, не входили, но прошли совсем рядом.

Самое странное, что в деревне жили люди. Белел платочек – старая женщина ковырялась с тяпкой на чахлой грядке. На завалинке у крайней избы сидел старый дед с белой бородой и равнодушно смотрел на объявившихся в поле офицеров. Как тут выживали люди – уму непостижимо. Брошенные на произвол судьбы, они не были интересны ни немецким оккупационным властям, ни сменившей их Советской власти.

На пригорке паслись костлявые клячи, косили на пришельцев выпуклыми глазами. Эта живность тоже никого не интересовала. Использовать ее в пищу было опасно, в качестве тягловой силы – рискованно, выдержит ли.

– А вот и кавалерия, – подметил Караган. – Можно забыть про нашу машину и продолжить путешествие верхом.

– Ну, не знаю, – засомневался Цветков, – а ты умеешь их заводить?

Загулял волнами бурьян, с пригорка скатился пацаненок лет десяти в длинной до колен рубахе, зыркнул глазенками, просочился через плетень и был таков. Старик на завалинке даже ухом не повел.

– Подрастающее поколение, – заметил Цветков. – Зайдем в деревню, товарищ майор, побеседуем с гражданами?

– Давай, – кивнул Кольцов. – Только быстро.

Они сменили направление, перелезли через плетень, направились к деду на завалинке. Старик прищурился, всматриваясь в незнакомцев.

Он был неприлично стар. Возникала мысль, что он прекрасно помнил Крымскую войну, отмену крепостного права. А вот Первую мировую вряд ли помнил, потому что уже тогда был старый.

– Дедушка, немцы в деревне есть? – пошутил Цветков.

– Ась? – Старик вытянул шею, приложил высохшую ладонь к уху.

– Понятно, – усмехнулся Караган.

Во дворе избы их встретила худощавая женщина средних лет. Она куталась в обмусоленный платок, нервно теребила его края. Женщина волновалась, что-то щебетала на певучем белорусском языке. Понять ее было бы можно, если бы она так не тараторила.

– Болезненная реакция на форму, – предположил Караган, покосившись на Цветкова, – неважно, на какую.

Кольцов изобразил располагающую улыбку и попросил женщину говорить медленнее. Взаимопонимание наладилось через несколько минут. Олеся Александровна – коренная жительница деревни, раньше работала в колхозе, но с лета 41-го года, по понятным причинам… уже не работала. Муж на войне, где именно – неизвестно. Деревня практически пустая – половина населения ушла в полицаи, половина – в партизаны, и тоже никто не вернулся. Из населения – только несколько бабок, про которых давно забыли, никому они не нужны. Тот старик, на завалинке, – родной дед Олеси, голоногий отрок Петруха – соответственно, правнук, а Олесе – племянник, и больше у пацана никого, поскольку круглый сиротинушка…

– Ну, и зачем мы тут торчим? – спросил Цветков.

– Чужих видели в деревне или в округе? – спросил женщину Кольцов.

Олеся Александровна энергично замотала головой.

– А он? – показал Павел на торчащий из двери нос мальчонки.

И он не видел! – продолжала мотать головой местная жительница.

– Может, у парня спросим? – предположил Павел. – Вы не волнуйтесь, Олеся Александровна, мы только спросим, – и поманил пацаненка пальцем.

Тот подходил какими-то витыми кренделями, с опаской, нерешительно.

– Да не бойся ты, Петр Батькович, – улыбнулся Павел. – Признавайся, видел чужих сегодня или вчера, позавчера?

Парнишка сделал большие глаза и тоже энергично замотал головой.

– Не, не бачыв, дзядзечка, нічога не бачыв… – и при этом как-то подозрительно покраснел.

– Знаешь, друг, – строго сказал Павел, – вот я, например, в твоем возрасте никогда не врал.

– А калі пачалі? – вынув палец из носа, осведомился отрок.

Офицеры засмеялись.

– Слышь, малый, – сказал Безуглов, – ты нас за нос не води, договорились? А не то зараз этот нос оторвем.

Пацаненок тяжело вздохнул (очевидно, и немцы обещали ему то же самое) и вдруг начал рассказывать! Это было три ночи назад. Проснулся он у себя в комнате – чисто по нужде. Покинул кровать, выбрался через окно в палисадник, припал к плетню, удовлетворил по-быстрому свои физиологические потребности… Да так и застыл: за плетнем на косогоре стали появляться люди! Он ведь не дурак, в школе учился, знает, кто такие привидения. Это они и были! Плыли молча, словно не касались травы – один за другим, в полной гробовой тишине. Не люди, а пятна! Хотя, возможно, они были закутаны в накидки. Пацана они не видели, даже не смотрели в его сторону. А он стоял как пень и умирал от страха, не мог пошевелиться. И хорошо, что не мог, иначе его бы заметили. А так он сливался с плетнем и молодыми липками. Люди прошли, скрылись за пригорком, тогда он начал отмирать. Удивительно, что такой страх вдруг обуял. Как будто незнакомцев никогда не видел. Вот сейчас, например, видит, и ничего!

– Ладно, – перебил Павел, – это было три ночи назад? Не две, не четыре?

Малец яростно закивал.

– Сколько их было? Считать-то умеешь?

Считать Петруха умел, а также умел выполнять и другие арифметические действия. Он немного подумал, поднял два кулака и резко растопырил все десять пальцев. Потом еще подумал и загнул на левой руке мизинец. Снова подумал и разогнул. Оперативники смотрели на две растопыренные пятерни.

– Что означает либо девять, либо одиннадцать, – пошутил Караган.

– Ты уверен? – спросил Кольцов, дождался утвердительного кивка и стал дальше задавать вопросы. Может, пацан почувствовал какой-то запах? Или брякнуло что-то? Или словом привидения обмолвились? Ну, хоть что-то! Какая у них была одежда, помимо этих балахонов?

– Дзядзечка, вы такі бесталковы… – загорячился пацан. – Хіба прывіды кажуць? Праплылі міма мяне, тут я і отмер, да дому пабег… Больше не памятаю нічога, можа, здалося?

– Это точно, привидения не разговаривают, – задумчиво изрек Караган. – Поздравляю, командир, ты был прав: прошли две группы. Одну мы ликвидировали, а другую потянуло в неизвестном направлении. И цель их неясна… В принципе, ничего удивительного, – пожал плечами капитан. – Сколько их было, сколько есть и сколько, к сожалению, будет… Олеся, водицы можно испить? – повернулся он к хозяйке, которая стояла ни жива ни мертва и тряслась за ребенка, думая, что сейчас его потащат в застенки НКВД, – а лучше квасу, если позволите, – поправился Караган, – говорят, вы гоните такой бесподобный квас…

В этот час им больше всего не хватало служебно-розыскной собаки. Следы терялись, потом возникали, менялся антураж. Кольцов скрипел зубами: это случилось три ночи назад! Выходит, люди Циммера больше суток сидели в болоте, кормили комаров и ели свои галеты. Плевать хотел он на людей Циммера – их уже не существует.

Беспокойство вызывала вторая группа. Она уже два дня находилась на советской территории, а органы пребывали в полном неведении. Рано делать выводы, он продолжал гнать своих людей.

Снова безлюдная местность, перехлесты проселочных дорог. Ночью прошел дождь, искать следы становилось труднее. Мучила жажда, хотелось есть.

Из-за перелеска выскочил внедорожник с патрулем, устремился им наперерез. В этом не было ничего особенного – на севере дислоцировалась механизированная бригада.

– Руки вверх, оружие на землю! – крикнули красноармейцы. Оперативники чертыхались – такую энергию, да на полезные бы дела!

Но служивые были правы: поди определи, кто эти четверо. Корочки СМЕРШ никого не впечатлили, хорошо, что один из патрульных признал знакомое лицо – хотя мог бы это сделать и раньше!

– Ефрейтор, какого ляда?! – огрызнулся Цветков. – Протри глаза, вспомни! Ты же на часах вчера стоял при штабе! Сколько раз мы мимо тебя ходили!

– А, ну да… – смутился покрытый оспинами красноармеец. – Это вроде бы свои. Просто вид у них сегодня не гвардейский…

Сержант колебался, кусая губы. Очень уж хотелось ему прибрать этих грубиянов и отправить под конвоем в город для всестороннего выяснения личностей. Пришлось пригрозить трибуналом и кирпичной стенкой – за воспрепятствование работе контрразведки в условиях военного времени.

«Да свои они, товарищ сержант, не видите, что ли? Пусть идут своей дорогой, зачем нам неприятности?» Патруль поехал дальше, офицеры собрали брошенное в траве оружие, стали дружно возмущаться.

– И куда только это годится? – брюзжал Караган. – Даже контрразведку перестали бояться, воины, так их… Ну, и где они? – распалялся капитан, таращась вслед пылящему «газику». – Поорали, постращали и смылись! А если мы, и впрямь, переодетые фашисты?

Оглянуться не успели, а день уже клонился к вечеру. Начинало смеркаться, когда оперативники дотащились до заброшенного цементного завода, стоящего особняком от города. Зачем его разбомбили в 41-м, непонятно. Здесь было несколько точных попаданий крупных авиационных бомб. От завода сохранилось немного. Зарастали травой развалины цехов, лежали в строительном мусоре разбитые краны. На обломках крыши аисты свили гнезда.

Снова в душу забрались черные мысли. Позади завода простирались заброшенные картофельные поля – здесь следы сохранились четко. Они выбирались на проселок, убегающий в разрыв между массивом кустарника. А дальше, судя по шуму, было шоссе, связывающее Старополоцк с населенными пунктами на севере.

Через несколько минут оперативники уперлись в шоссе и увидели, как по дороге ползут военные и гражданские полуторки. Следом пробежала штабная «эмка», за ней прочадил выхлопами двухтонный «ГАЗ-ААА», груженный поддонами с кирпичом.

До города здесь было километра три. Поблизости – никаких строений. Только плотные кустарники вдоль обочины, заросли полыни в водостоках. Разочарование трудно было описать. Целый день практически насмарку! Стоило спешить – не за горами сумерки.

– И чем займемся, товарищ майор? – расстроенно протянул Безуглов. – Мы не волшебники, двое суток, считай, прошло…

– И бутыль самогона в качестве запасного плана… – из последних сил пошутил Караган.

– Давайте представим, – предложил Коля Цветков. – Группа из девяти человек выходит на трассу. Ночь…

– Возможно, дело шло к рассвету, – предположил Павел. – Если посреди ночи их видел пацан Петька, то сюда они дошли… не раньше пяти-шести утра. Все же в темное время приходилось идти, фонари зажигали нечасто… Предположим, что эти люди направлялись в Старополоцк – больше некуда. Машины уже ходили. Пешком отправились – через все посты?

– Почему бы нет, – пожал плечами Безуглов. – Если они выдают себя за подразделение красноармейцев, а Абвер славится тем, что лихо подделывает наши документы…

– Но точно мы не знаем, – возразил Павел. – Поэтому слушай мою команду: двое – на ту сторону, двое – здесь, прочесать кусты и придорожные канавы.

Находку сделал Коля Цветков – минут через десять, на правой стороне дороги. Не сказать что судьба улыбнулась, но это было хоть что-то.

Лейтенант позвал товарищей каким-то странным голосом. Он сидел в траве, зажимал нос и выразительно кивал на кусты. Запашок был убийственный – тело пролежало на свежем воздухе не меньше двух суток. Его утрамбовали в кустарник, но неглубоко. Рискуя потерять очки, Караган забрался внутрь, взял мертвеца за воротник. Остальные тянули со стороны дороги.

Тело положили в траву. Офицеры отворачивались, Караган схватился за носовой платок. Это был сержант Красной армии в расстегнутой фуфайке. Немолодой, со щеточкой седоватых усов. Убит выстрелом в спину.

– Возможно, БраМит на ствол навернули, – предположил Безуглов.

Мертвеца обыскали. Документов не было – только спички, кисет с махоркой, пачка курительной бумаги. Возможно, он был водителем. А вот это могло стать реальной зацепкой.

Тело оттащили на обочину, принялись искать дальше. Безуглов обнаружил следы протектора – машина съехала с дороги и сделала остановку. Видимо, здесь проголосовали. Добрый оказался сержант, взял попутчиков на свою голову…

Судя по рисунку шин, грузовик «ГАЗ-АА» грузоподъемностью полторы тонны. Девяносто процентов грузовых машин в Советском Союзе были именно этой марки.

Коля Цветков въедливо разглядывал отпечатки колес, ковырял их веточкой.

– И у тебя, Коляша, внутреннее ухо воспалилось? – пошутил Караган.

– Да иди ты… Лично мне все ясно, – сказал Цветков. – Машину остановили – значит, внешний вид людей не внушал подозрений. Водителя убили, оттащили в кусты. Пассажиров в машине не было. Возможно, вез груз в Старополоцк. В городе они, товарищ майор. Отказались от затеи идти пешком – могли иметь основания.

– Ты уверен, что в городе? – хмыкнул Караган. – Могли развернуться и в обратную сторону податься. В Нозырь, например, – до него тут верст двенадцать.

– Но что-то подсказывает, что они поехали в Старополоцк, верно, товарищ майор? – молодой лейтенант уставился на Кольцова.

– Подсказывает, – кивнул Кольцов. – Пешком тащиться три версты они не захотели, да и меньше подозрений вызывают люди, передвигающиеся на машине…

Санитарный фургон, идущий порожняком, оказался очень кстати. Водитель в звании ефрейтора всячески отнекивался, уже сожалея, что остановился. Пришлось сунуть под нос удостоверение СМЕРШа, а Безуглов еще и поиграл мускулами, показал увесистый кулак. Тело сержанта погрузили в фургон, укрыли брезентом.

– Доставишь в морг городской больницы, – приказал Кольцов. – Улица Зыряновская, дальше – сам знаешь. Пусть держат до особого распоряжения. Скажешь, приказ майора Кольцова из военной контрразведки. Да поспешай, родной, пока твой фургон насквозь не пропах.

Санитарная машина исчезла в темнеющем воздухе, затихли матюки водителя.

– Пешком пойдем? – спросил Безуглов.

– Да больно охота каблуки сбивать, – проворчал Караган. – Весь день сбиваем. Тут, конечно, не оживленная автотрасса, но машин хватает. Я правильно мыслю, командир?

– Так точно, товарищ капитан, – кивнул Павел. – Остановите машину.

Водитель полуторки – низкорослый рябой мужичонка, везущий в Старополоцк груду покрышек, долго не кочевряжился. Оперативники забрались в кузов, с удобством устроились на шинах.

– Вот это добре, – бормотал Безуглов. – Вот это дело. Нет чтобы с самого утра так…

Павел привалился к борту, закрыл глаза. Машина тряслась, гремели и лязгали борта. Все, что они делали, было малопродуктивно, сомнительная капля в море. Крепли опасения, что переодетая вражеская группа уже двое суток в городе, затаилась, приготовилась гадить – а может, уже гадит. Ладно, хоть узнали о ее существовании. Могли и не узнать…

Три версты пролетели незаметно. Уже сгущалась темнота, когда машину остановили для проверки у северного въезда в город. Жилых домов поблизости не было, лишь основательно потрепанные фабричные корпуса. Здесь находился стационарный пост: шлагбаум, караульное помещение в придорожной сараюшке. Вдоль обочин – баррикады из мешков с песком, ручной пулемет Дегтярева. Службу несло отделение красноармейцев из 5-й механизированной бригады под командованием рослого старшины.

Бойцы остановили машину, приказали предъявить документы. Бумаги водителя оказались в порядке.

– Все нормально, товарищи офицеры, можете не спускаться, – сказал ефрейтор, разглядев в полумраке корочки СМЕРШа, – счастливого пути.

– Нет уж, мы спустимся, – Павел первым покинул машину. Остальные тоже повалили с борта. – Ты хорошо рассмотрел наши удостоверения? А если липа, и махровый враг под видом офицеров проникает в город, чтобы устраивать диверсии в советском тылу? Ты в курсе, что немецкая разведка научилась подделывать наши документы, да так, что и советские специальные типографии позавидуют?

Ефрейтор растерялся. Подбежал усатый старшина Осипов, молодцевато отдал честь.

– Службу несем без замечаний, товарищ майор, – отрапортовал он. – Все по уставу, проверяем людей и машины согласно инструкции. К сожалению, ночевать приходится посменно в этом сарае – дежурим по четыре человека, людей у нас не хватает…

– У людей ваших не хватает, – проворчал Караган, покрутив пальцем у виска. – Халатно относитесь к обязанностям, товарищ старшина.

– Я не понимаю, товарищ майор… – у старшины забегали воспаленные глаза – этим людям действительно удавалось спать урывками.

– Кто дежурил две ночи назад? – спросил Кольцов. – Время – от четырех до шести утра? Чтобы через минуту стояли здесь.

Он придирчиво осмотрел прибывших из караулки бойцов. Двое – молодой и постарше. У второго слезились глаза, он с трудом подавлял зевоту. У молодого топырились уши, но на вид он казался смышленее.

– Красноармеец Баранов, – представился старший.

– Красноармеец Ильин, – представился молодой.

Павел повторил вопрос – время, дата, примерная марка машины. Баранов недоуменно хлопал глазами, мучился вспомнить. Для них все слилось: дни, ночи, идущие через КПП машины, военнослужащие, мирные граждане.

Павел раздраженно махнул Баранову: отойди пока. Второй оказался сообразительнее и на память не жаловался. Паренек волновался, кусал губы, отчаянно хотел помочь. И вспомнил!

Примерно в пять утра, когда заря уже осваивала небо на востоке, с севера подошла полуторка. Время не совсем урочное, но всякое бывает. За рулем сидел сержант с усами, при нем – все необходимые документы. Фамилию Ильин не запомнил, но грузовик перевозил тюки с обмундированием. Шел из Нозыря, со складов материального обеспечения. Пункт доставки – склады мехкорпуса на Волховской. Накладная, путевой лист, красноармейская книжка – с этим стопроцентно было все в порядке. Бывает, что и ночью возят, поскольку днем машины привлекают к выполнению боевых задач. Нечасто, но случается, поэтому Ильин ничего не заподозрил.

Водитель уверял, что к шести утра должен вернуться в Нозырь – и у него совершенно нет времени. А запомнил его Ильин по двум причинам. Во-первых, у водителя было забавное «окающее» произношение, характерное для северных районов: Вологды, Костромы. И второе: машина ушла, но обратно не вернулась.

– Ага, я это помню, – подал голос красноармеец Баранов. – Ты еще удивлялся: вроде так спешил, а обратно чего-то не едет. Может, другую дорогу выбрал? Так их здесь не так уж много, а по Северной улице проще всего…

– А что, с той машиной что-то не так, товарищ майор? – напрягся Ильин. – Мы все проверили, в кузове действительно было обмундирование…

– Впервые его видели?

– Да, лицо незнакомое…

– В машине были пассажиры?

– Да, товарищ майор. Он взял попутчиков в Шабалке – отделение саперов. У них имелся приказ – к утру прибыть в распоряжение саперной роты. Старший лейтенант с ними был – он в кабине сидел рядом с водителем. Мы проверили документы – все чисто. Фамилия… то ли Панин, то ли Паньков, не помню… Офицер просил не затягивать проверку, время поджимало. Пассажиров мы тоже осмотрели, у крайних проверили документы. Они на лавке сидели, задние в тени прятались… – при этих словах скулы у бойца слегка побелели.

– То есть вы разглядели не всех, – констатировал Павел. – Посчитали несущественным осветить лица и проверить документы у всего подразделения…

– Это необязательно, товарищ майор, – вступился за бойца Безуглов. – Старший команды отвечает за вверенный ему состав.

– Они в нашей форме были, – пролепетал боец. – Обмундирование не новое, обтрепанное, хотя и не сказать что уж вконец обветшавшее… Лица тоже наши…

– Сколько их было?

– В кузове человек семь… или восемь. Еще офицер в кабине. И сержант за рулем… но он точно не из их подразделения, просто взял попутных пассажиров… Товарищ майор, что мы сделали не так?

«Видимо, правильно сделали, что не стали их досконально проверять, – размышлял Павел, – а то лежали бы сейчас в морге».

– Все в порядке, Ильин, претензий нет.

– Подождите, товарищ майор… – Ильин опять занервничал. – А вот минут десять назад санитарный фургон проезжал, там труп в сержантской форме лежал, водила спешил его в морг доставить, ссылался на СМЕРШ… Он имеет отношение к той машине?

– Не забивай себе голову, Ильин, – поморщился Павел. – Много будешь знать – быстрее встанешь к стенке. Вы не записываете номера проезжающих машин?

– Нет, товарищ майор, – Ильин удрученно поджал губы. – Такого от нас не требуют, мы же не заводская проходная…

– Номер мы и так узнаем, – бросил в спину Безуглов.

– Да помню я его, – внезапно сказал Ильин.

– Это как так? – не понял Кольцов.

– Цифры хорошо запоминаю, – смутился Ильин. – А еще у меня хорошая фотографическая память. Из Куйбышева я, товарищ майор. Мама с папой служащие, инженеры в научно-исследовательском институте, с детства привили любовь к цифрам, тренировали во мне способности к запоминанию, считали, что в жизни пригодится. Собирался поступать на механико-математический факультет, да война помешала… Фамилии плохо запоминаю, а вот цифры и лица – просто отпечатываются в памяти.

– Говори номер, – потребовал Кольцов.

– «Г‐9–35–12»…

– Хм, молодец. Ошибиться не мог?

– Что вы, товарищ майор… Они у меня в голове в отдельной коробочке. Знаете, сколько там таких коробочек?

– М-да, парень, ты явно служишь не там, где должен, – подметил Караган. – Услышал Отче наши молитвы, товарищ майор?

«Да ничего он не услышал, – подумал Кольцов, – иначе выложил бы их в ряд вдоль обочины».

– Опиши приметы всех, кто находился в машине, – попросил Павел. – Хотя бы тех, кого разглядел.

Паренек стал перечислять.

У сержанта, сидящего за рулем, был шрам на левой скуле, он это точно запомнил, когда лицо осветил. Маленький такой шрам, белый, похож на опарыша, вросшего в кожу. Мужику под сорок, основательный, кряжистый, глаза равнодушные. У офицера правильная интеллигентная речь, темные жесткие волосы, лицо удлиненное, какое-то изнеженное, глаза строгие. У солдат в кузове плотно набитые вещевые мешки, лица наши, славянские. Средний возраст – тридцать – тридцать пять. Вооружены автоматами Судаева…

– Сможешь их узнать, если снова увидишь?

– Конечно…

– Гражданских в кузове не было?

– Вот этого не могу сказать, товарищ майор, виноват… – ответил Ильин. – Бегло осветил только несколько лиц. Там дальше, в тени, еще кто-то сидел…

– Осипов, береги этого парня, – обратился Кольцов к старшине, – пылинки с него сдувай, под пули не посылай… по крайней мере, до соответствующего приказа. Он нам еще понадобится, с его феноменальной, гм, памятью.

– Слушаюсь, товарищ майор! – старшина ничего не понял, но на всякий случай принял стойку «смирно».