Текст книги "Враги народа"

Глава 4

Плужников стоял, скрестив руки на груди, перед полированной тумбой метровой высоты.

– Телевизионный приемник, – кивнул он на новую игрушку.

– Вижу, – сказал я, завороженно глядя на аппарат.

«ТК-1» – первый серийный электронный телевизионный приемник с экраном размером чуть больше почтового конверта. В данный момент он показывал новый фильм о жизни и трагической гибели лидера ленинградских коммунистов Кирова.

Я, конечно, слышал, что в марте началось регулярное электронное телевизионное вещание из шаболовского телецентра в Москве. Но лично видел электронный телевизионный приемник впервые. Смотрел на него, как Иван-дурак на волшебное блюдечко с яблочком. С трудом укладывался в сознании тот факт, что я достаточно четко вижу фильм, который прокручивается за много километров отсюда.

– Техника, – с уважением произнес Плужников. – Придет время, и мы активно будем ее использовать в оперативных целях.

– Неплохо бы, – кивнул я, прикидывая, какие потрясающие возможности открываются.

– Ну, что у тебя?

Выслушав доклад о террористической организации Ломовика, подробности Плужников выведывать не стал. Хлопнул ладонью по столу:

– Тебе неделя. Установить фигурантов и задержать. Нечего с ними в бирюльки играть. А то они еще чего взорвут. Возражения?

– Никаких. Так будет правильно, – кивнул я. – Успеем.

За работу принялись в максимальном темпе. Вскоре выяснилось, что из пятерых человек, кого знал Асмолов, двое находятся в бегах, один погиб в результате несчастного случая. Еще один неизвестно где бродит. Хуже всего было то, что состав ячейки за год мог сильно измениться. Ломовик умел вовлекать в свои делишки людей, мастерски играя на их чувствах, убеждениях и заблуждениях.

Реально на сегодняшний день мы могли достать только одного человека – Ломова. Ну и то хлеб.

Каждый день фигурант вовремя приходил на работу, где был на хорошем счету, и вносил свой вклад в строительство нового комфортабельного жилья для москвичей. Наша наружка аккуратно потаскала его пару дней.

Одну ночь он провел у своей знакомой в общежитии – деревянном бараке в поселке Метростроя. Второй раз, вообще неизвестно где, – разведчики его упустили. Нагоняй наружке не последовал. Это я дал указание, что при малейшей угрозе расшифровки отпускать поводок. Никуда объект не денется. А вот если обнаружит слежку, то, учитывая его неистовый нрав и буйную энергию, от него можно ждать чего угодно.

– Его бы недельку-другую проконтролировать, – сказал Фадей на совещании в узком кругу. – Все бы связи выявили.

– Вот он сам нам о них и поведает, – кивнул Воронов с угрозой. – Никуда не денется. Запоет. И будет ему легко на сердце от песни веселой.

– Все правильно, – согласился я. – Завтра будем его брать…

Утром группа задержания под моим чутким руководствам отправилась на стройку высотного дома на северной окраине Москвы.

Забор огораживал стройку. Там бетонный каркас вознесся уже на шесть этажей, но до окончания строительства было далеко. Работа шла ударно. Водил длинным носом из стороны в сторону башенный кран, поднимая и опуская грузы. Перекрикивались строители. Прибывали машины с кирпичами и другими стройматериалами.

Оперативник из наружки, бродивший кругами, проинформировал меня, что объект на рабочем месте. Сейчас находится в строительной бытовке.

Ну, там мы его и спеленаем.

Мы деловито направились на стройку. Вахтер у ворот что-то крикнул, но Фадей махнул ему милицейским удостоверением:

– Милиция. Проверка безопасности условий труда.

Вон и бытовка – дощатый вагончик, около которого толпилась пара работяг. Они подозрительно косились на хорошо одетых троих мужчин.

Шаткая дощатая дверь бытовки неожиданно отворилась. На лесенке возник Аркадий Ломов, он же Ломовик. Он был в телогрейке, каске, сапогах и ватных штанах, но статная гордая осанка, большой рост и смазливая внешность героя-любовника придавали ему вид маркиза на каторжных работах.

Процентах в двадцати случаев фигуранты ощущают тот момент, когда их приходят брать. Как аккуратно ни работай, а взвизгнет сирена в их душе. Некоторые тут же впадают в ступор. Другие, их меньше, пускаются во все тяжкие, и тогда тушите свечи.

Ломовик был парень решительный. Только завидел нас, и в голове его что-то звякнуло. Оперативник шагнул ему навстречу. Но террорист уже рвался вперед. Мощным толчком он сшиб старшего сержанта с ног.

Выходы с территории стройки мы ему перекрыли. Вокруг навалены кирпичи, арматура. Куда бежать? И он рванул в единственном свободном направлении – вверх по лестнице.

– Улететь, что ли, хочет, орел?! – воскликнул Фадей, бросаясь следом.

Ломовик растолкал работяг на лестнице. Один рухнул на землю с высоты второго этажа, к счастью, на груду картонных ящиков – жив и матерится, что есть силы.

А Ломовик стремился вверх. Пятый этаж. Выше некуда.

Площадка, в центре которой стояла ванна с раствором. Справа груда кирпичей. И двое обалдевших строителей, не понимающих, что происходит и как быть. Вот такая картинка с натуры возникла перед моими глазами.

Ломовик подбежал к краю. Глянул вниз.

– Ну все, Аркадий Гурьевич, – примирительно произнес я. – Побегали, и хватит. Мы из милиции. Поговорить надо. Бояться нечего!

Ломовик смотрел на меня и Фадея обезумевшими глазами, и мои слова до него просто не доходили.

– Ну ладно, ладно, – я сделал к нему пару шагов. – Мы только поговорим… Только поговорим…

Он стоял на самом краю, раскачиваясь, нависая над бездной и возвращаясь обратно.

– Отойди от края, там опасно. Еще свалишься. Аркадий, ну не дури. Ничего тебе не будет.

В таких случаях главное трепаться без остановки. Нужно вернуть человеку хоть толику соображения. Чтобы страх за свою шкуру пересилил отчаяние и злобу. Чтобы пожить еще захотелось.

– От коровы хвост тебе, чекистская сволочь! – истошно заорал Ломовик. – Вас черти в аду жарить будут!

– Это когда будет. А пока…

– Выкуси! – взвизгнул он и резко дернулся назад.

Прямо в пропасть.

Удачно так приземлился. Как и хотел – на арматуру. Врач ему уже не понадобится. Теперь только похороны за государственный счет.

– Чего они такие несговорчивые? Как нас видят – один себе пулю в лоб. Другой яд на язык. Третий вон, как шашлык на шампур, – кивнул Воронов на тело, которые мы осматривали.

– Нас боятся, – произнес я мрачно. – Запугали мы их сильно. Предпочитают головой в пропасть.

– Это хорошо. Контра должна бояться.

«Да мы не только контру запугали», – горько усмехнулся я про себя, естественно, не озвучивая мысли вслух. Мне хватило проживания во внутренней тюрьме Лубянки…

Настроение у нас было не радужное. Только что обрубили ниточку к остальным членам террористической группы. И что теперь?

Вся надежда на Асмолова, с которым у меня завтра встреча на конспиративной квартире. Может, он из джентльменских соображений еще что-то значимое от нас утаил. На этот раз сей факт меня не разозлил бы, а, наоборот, приободрил…

Глава 5

Узнав о случившемся с Ломовым, Асмолов помрачнел:

– Итог, конечно, закономерный. Но прискорбный.

– Жалеете выродка и убийцу? – удивился я.

– Поверьте, он был человек незаурядный. Волевой. Талантливый. Умел зажечь сердца. Только ненависть победила в нем разум. Он мог бы строить, но взял на себя миссию разрушать. И, что хуже всего, ему это нравилось. Нравился сам факт разрушения, а не цель. Он стал психически неуравновешен.

– В общем, социально-опасный психопат.

– Скорее всего, да.

– Это психологическое и криминологическое эссе, несомненно, интересно для специалистов. Но меня волнует сейчас, где искать остальных членов группы.

Я изложил ему ситуацию, как она теперь представлялась. Толпа террористов где-то шатается, неизвестно что затевает.

– Полтора года прошло, – вздохнул монархист. – Чем они занимались? Кого вербовали? Не знаю. Тем более после того, как они убили Викентия.

– Петровского? Это который под поезд попал?

– Убили они его. Ломовик узнал, что Викентий информирует меня. Ну вот и… Жалко, он был чистый и искренний мальчик. Только нетерпеливый и порывистый. Ему казалось, что с Ломовым ему по пути.

– Вот его на путь, только железнодорожный, и уложили… Вы меня продолжаете удивлять. Ведь и об этом не сказали ни слова.

Монархист виновато развел руками.

– И вы ничего не знаете о новом составе организации?

– Нет. Викентий упоминал, что привлекли пару парней, какие-то Володя и Виктор. Но ничего о роде их деятельности, месте жительства он не знал. Обещал уточнить…

– И погиб. Почти год назад. Так что сведения сильно устаревшие.

– Думаю, да. За это время они могли и склад с оружием переместить в другое место.

– Вы знаете, где у них был склад?

– Точно не знаю. Какой-то брошенный конезавод в Луховицком районе Подмосковья.

– Где?

– Там какие-то барские владенья. Строения снесены, но подвалы остались. Там и обустроили хранилище. Подлякино какое-то, или по звучанию схожая деревня рядом.

– Общение с вами – это радость постоянных открытий. Которыми вы, по скромности своей, не считаете нужным делиться с нами. Чем еще порадуете?

– Больше ничего не знаю. На этот раз точно.

– Поверим на слово…

Конезавод мы нашли быстро. Есть в Москве люди, понимающие в лошадях и конезаводах. Так что нацелили нас точно – прямо в яблочко. Деревня, правда, оказалась не Подлякино, а Подлибино.

Организовали мы выезд на место. Нашли и разрушенный конезавод. И снесенные корпуса. И тщательно замаскированные подвалы. И оружие со взрывчаткой. А также следы того, что в склад лазили не так давно.

Значит, место посещаемое. Следовательно, засада там не помешает.

Пришел апрель. Резко потеплело. Снег окончательно растаял, уступив место непролазной грязи. Семь километров до ближайшей деревни. Условия для засады не лучшие. Ну так на то она и засада. А Фадей в этом деле знатный специалист – тут у меня к нему доверие полное.

В итоге организовал Фадей все на уровне. Теперь оставалось только ждать…

Глава 6

Радио звучало в кабинете, в унисон с пульсом мировой цивилизации. Апрель оказался богат на сногсшибательные события. Генерал Франко заявил об окончании Гражданской войны в Испании и установлении фашистской диктатуры… Италия оккупировала Албанию… Решения Восемнадцатого съезда в жизнь…

А вот интересно, скажут ли еще об одном судьбоносном факте, от которого вся моя организация в нервозном ожидании? 10 апреля арестован бывший нарком внутренних дел Ежов. Поговаривают, что ему вменяется не только антисоветская деятельность, но и мужеложство. Знал я, конечно, что это человек не слишком высоких моральных качеств. Но чтобы такое!

И вот теперь половина наркомата ликует – настрадались от железного наркома. А вторая половина приуныла, поскольку такие люди на дно в одиночку не уходят, а тянут следом свое окружение. А таковых осталось немало. Ну и под горячую руку кто-то непременно ни за что попадет – у нас без этого не обходится.

Сгущался за окнами вечер. Зеленый абажур лампы светил на покрытый зеленым сукном стол. И тоска на меня наваливалась тоже зеленая. Не из-за Ежова, понятно – тот получил свое, а я от него как бы пострадавший, так что мне ничего не угрожает. Больше беспокоило, что завтра докладывать Плужникову по террористам. А у нас главный фигурант мертв, двое неизвестно где, а остальные члены терроргруппы вообще неизвестны.

То есть террористическая контрреволюционная ячейка продолжает действовать. И если, узнав о гибели своего лидера, боевики ударятся в панику, то могут наворотить кровавых дел.

Мои раздумья были прерваны самым грубым образом. Дверь с треском распахнулась. Точнее, ее своим телом отворил субъект в мокром пальто и с обезумевшим взглядом. Руки его были сцеплены за спиной наручниками.

Вслед за ним появился торжествующий Фадей.

– Вот, прилетел, голубь. Вернулся в гнездовье, – хмыкнул он, силой усаживая задержанного на стул.

– Я не понимаю, – верещал молодой человек субтильной наружности. – Я просто гулял.

– В грязи у конезавода?

– Я краевед. Я лес люблю! Я…

– А ну хватит! – ударив ладонью по столу, я рыкнул так, что люстра задрожала. – Хорош завираться! Чего, склад решили на новое место передислоцировать?!

Парень молчал.

– Если не будешь отвечать, тебе будет очень больно. Твоих приятелей мы давно взяли за шею. Ну, сучий потрох, говори, а не то тут же тебя и положу! – Я взял его за длинные сальные волосы и добро так посмотрел в глаза.

– Да пусть живет, товарищ капитан, – почти ласково произнес Фадей. – Он парень неплохой. А мы люди отходчивые. Поэтому и не закопали сразу в лесу, а для разговора привезли в кабинет… Шура, ты же мне по дороге обещал зайчиком быть и рассказать обо всем, что знаешь. Или я тебя не так понял?

Парень сглотнул судорожно. И закивал головой.

– Ну вот и расскажи все как на духу моему начальнику. Он тоже человек добрый. Словечко замолвит, глядишь, тебя и к стенке не поставят. И здесь, на месте, не убьют.

Иногда одного взгляда достаточно, чтобы понять – поплывет человек или нет. Этот поплывет. Слабоват. Да и Фадей его по дороге психологически подработал.

Так что задержанный еще изрек пару гордых реплик, а потом объявил, что повинуется грубой силе.

– Ну так и чего ты на склад приперся? – спросил я.

– Встретиться там должны были.

– С Ломовиком?

– Да. А он не пришел. Хотели начать переносить на новое место взрывчатку. Склад стал ненадежен.

– Что, снова во взрывников решили поиграть?

– Нет. Наоборот, затаиться.

– Почему?

– Офицерик так сказал.

– Кто?

– Наш Союз…

– Союз?

– Да, «Союз Свободы»…

– «СС», значит, – хмыкнул Фадей. – А был всего лишь «Философский клуб».

– Масштабы меняются… Как мы с «Державой» разошлись по принципиальным стратегическим моментам, это еще до меня было, так и начали активную борьбу. Но ни денег, ни, в конечном итоге, ясной цели. Нужна связь с авторитетными союзниками, посильнее «Державы». Лучше из Зарубежья. Там деньги и сплочение. Там поддержка и перспектива. А тут что? Экспроприациями заниматься?

– Экспроприациями, – кивнул я. А ведь правдив был мой прогноз – ячейка стремительно вырождалась в обычную банду.

– Да вы у Ломовика спросите, он все расскажет!

– Когда надо, спросим, – кивнул я. Незачем ему знать, что его вождь погиб бесславно, с тупой настырностью идиота. – И Ломовик вышел на таких союзников?

– Вышел.

– Как?

– Я не знаю. У него спросите.

– Ты присутствовал при встрече с представителями союзников?

– Да. Встречались в лесополосе за городом. Я подстраховывал.

– Сколько было человек? Как выглядели?

– Один. Высокий такой. Подтянутый. Чистый офицерик.

– Опиши подробнее.

Описывал он союзника долго. Мы многозначительно переглянулись с Фадеем.

– Виделись с ним еще? – спросил я.

– Нет.

– Деньги он вам передал?

– Да.

– Много?

– Откуда я знаю. У Ломовика спросите.

– Как связь с союзниками осуществлялась?

– Я не знаю. У…

– Я понял. У Ломова спросим.

– Ну да.

– Чего взрывать хотели?

– Офицерик сказал, чтобы мы пока и не думали на свет божий вылезать. И чтобы спрятали понадежнее оружие и взрывчатку. Они, как и наши люди, скоро очень сильно пригодятся.

– Для чего?

– Будет большой поход против гидры большевизма. В результате от большевиков мокрого места не останется.

– Чего еще офицерик твой говорил?

– Говорил, что в час икс каждый наш штык будет равен артиллерийскому полку. Удар, нанесенный стилетом в сердце, куда опаснее ста ударов пустым мешком неизвестно куда.

– Интересная логика, – я пододвинул к нему стопку бумаги и чернильницу с перьевой ручкой. – Вот что, бери листок, пиши имена, фамилии, места проживания и приметы всех членов вашего Союза. Сколько у вас их там?

– С Ломовиком и мной одиннадцать человек.

– Себя можешь не описывать. Мы уже почти друзья. А на других чернил не жалей.

Арестованный кивнул. И, прикусив язык, принялся аккуратно выводить слова.

Когда его увели, у нас был список участников организации. Двое были из Москвы, остальные из Московской и Владимирской областей. Оставалось только направить по их адресам группы захвата.

– Ты понял, кто им денежек с инструкциями подкинул? – спросил я, когда арестованного увели.

– Ревизор, – кивнул Фадей.

– Точно. Та самая сволочь, которая уничтожила двоих наших сотрудников.

– И они готовят что-то грандиозное. Не первый звоночек уже.

– Главное, чтобы не последний… Время, – побарабанил я пальцами по столу. – Оно подпирает нас. Что-то должно начаться, а мы не успеваем.

– Что предлагаешь?

– Для начала культпоход в театр.

– Чего?

– В театре можно не только смотреть представления. Но и затевать их…

Глава 7

Как все женщины, Тоня любила примерять платья, вертеться перед зеркалом и опаздывать. Но я был настойчив, поторапливая ее.

– Чего мы едем так рано? – возмутилась она.

– По фойе походим. На фотографии артистов полюбуемся. На публику посмотрим. Так что время выезда – шесть.

Все же в каждом человеке есть своя тяга к красивой жизни. Так и Антонина, при всем равнодушии к буржуазной мишуре, когда мы вышли из машины, величаво приосанилась и, лучась радостью, горделиво поднялась по ступеням театра. И благосклонно ловила на себе оценивающие, а нередко восхищенные взгляды.

Она большая любительница театрального искусства. Знает артистов, их роли, привычки, азартно им аплодирует. Я к спектаклям, кулисам и аплодисментам полностью равнодушен. Мне бы мое немногое свободное время дома провести, да за хорошей книгой об истории Отечества. Однако театральные культпоходы для меня часто вынужденная необходимость.

Свет, запутавшийся в хрустальных люстрах, серьгах и ожерельях почтенной публики. Дамы в длинных платьях. Мужчины в костюмах из бостона и габардина или, что даже чаще, в ладно сидящей военной форме комсостава РККА. Буфет с шампанским, бутербродами с севрюгой, черной икрой. Типичное театральное фойе Москвы. Возвышенно, красиво, великолепно.

Все тут люди как люди – на других смотрят, себя показывают. Особенно дамы. Только я ни на кого не любуюсь. И себя не показываю. У меня тут другие заботы.

Во многих театрах, музеях и кинотеатрах выделены специальные скромные помещения для встреч с агентурой. Порой, чтобы утаиться от чужого любопытства врагов или коллег, они куда надежнее, чем обычные явочные квартиры.

Другой вопрос, как сделать, чтобы оперативник и агент могли в любой момент попасть на место. Театральные билеты в Москве – это страшный дефицит. Но технически вопрос решается просто. Пара кодированных слов на кассе, типа, я от Антона Антоновича, и билет в кармане. Это вам не дикое Зарубежье, где у каждой метлы свой хозяин. На том же Бродвее в САСШ устраивать встречи накладно и сложно. У нас же все принадлежит государству, а НКВД – его сторож, который в пределах разумного может использовать все ресурсы. Лишь бы ради дела.

Я оставляю на время Антонину. Спускаюсь по ступенькам к туалетной комнате, куда без остановки шныряет народ. Но мне не туда. Мне немного дальше. Вот и дверь с надписью «Служебное помещение».

Поворачиваю ключ и открываю комнатенку чуть больше бытовки для швабр, без окон, со столом, тремя стульями и тарелкой детекторного радиоприемника. На часах без двадцати семь. Самое время появиться моему человеку. А если не придет? Испугается?..

Не испугался. На пороге возник мой враг-друг с Гражданской войны и главный источник в «Картеле» Константин Великопольский.

– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул я.

Мы крепко обнялись.

– Знаешь, как кусок сердца вырвали, когда тебя арестовали. Но я знал, что ты выживешь, – сказал Великопольский, усаживаясь на скрипучий венский стул.

– Почему?

– Потому что иначе было бы несправедливо. А Бог – это справедливость.

– Эх, все же отсталый ты элемент. На Бога надеешься.

– А на что еще надеяться, Ермолай?

– Я – на партию большевиков. А ты – на меня.

Великопольский усмехнулся. Потом сказал:

– Как конверт от тебя получил – думал, что провокация.

– И все же пришел.

– А куда деваться? Ты не представляешь, как я устал. Тебя нет. Контакты с НКВД утеряны. И получается, что я опять верно служу «Картелю».

Мы закурили. И я вкратце поведал, как меня задержали.

– Знаешь, один важный вопрос, – выслушав все, отметил Великопольский. – Откуда твой убиенный начальник Гаевский узнал, что ты написал письмо о его контрреволюционной деятельности в ЦК? Чего, затесались в Центральном комитете его соучастники?

– Да ладно. Так можно всю страну записать в антисоветское подполье… Не знаю. Это меня тоже гложет!

– Помнишь, я тебе говорил, что в высшей партноменклатуре области засел агент «Картеля» Бай.

– Как такое забудешь?

– Так это он узнал о твоем письме в ЦК. И предупредил Гаевского. Информация точная.

– Тогда кто сам этот Бай?

– Информации нет.

– Ладно, я его найду… А ты мне расскажи, как твое сотрудничество с «Картелем».

Быстро и лаконично Великопольский рассказал, в какой стадии его контакты с организацией, как он поддерживает связь и что от него хотят.

Судя по всему, «Картель» пустил глубокие корни в советском государственном аппарате, а это настолько серьезные вредительские и разведывательные возможности, которые пугают. Внедри определенное количество агентуры в какой-нибудь наркомат, и вполне возможно пустить ход индустриализации обходным, тупиковым путем.

Великопольскому уже давали подобные поручения – положить под сукно эффективное изобретение. Дать в определенном ракурсе экспертное заключение о новом технологическом процессе и в результате погубить его на корню. Положительно высказаться о закупке бесполезной технологической линии на Западе, в результате чего будет на ветер выброшена так необходимая стране валюта. Вот из таких мелочей и складываются большие вредительские дела.

– И как, получается у тебя? – мрачно усмехнулся я.

– Пока удавалось лавировать. Но по мелочам приходится подкладывать свинью родной стране и промышленности. Иначе просто убьют.

– Слушай, Константин, ты же не знал, что я воскресну. Чего же не стал вновь добросовестно работать на «Картель»?

– Обидеть хочешь, Ермолай? Помнишь, как я выбирал сторону. И выбор был вполне осознанный. Теперь они мои враги.

– Рад это слышать. Потому что нас ждут очень большие дела. И ты мне сильно нужен… Только теперь придется оформить отношения официально.

– Через ЗАГС, – хмыкнул Великопольский и тут же посерьезнел: – Пугает меня это.

– Сейчас ситуация несколько иная. Не скажу, что НКВД теперь такая добрая небесная канцелярия, где все с крылышками. Но списков на расстрелы больше нет. И я могу гарантировать тебе неприкосновенность.

– Знаешь же, чего стоят в наше время гарантии.

– Но иначе не получится.

– Я подумаю.

Прозвенел второй звонок.

– Ну, пойдем, полюбуемся на «Платона Кречета», – сказал я. – Заодно оценишь мое предложение.

В следующем антракте Великопольский обрадовал:

– Хорошо. Согласен. Подпишу все.

– Тогда не будем тянуть кота за хвост. Начинаем работать. Ты в ближайшее время сделаешь «Картелю» щедрый подарок.

– Что за подарок?

– Разветвленную монархическую организацию. Вооруженную и раскинувшую достаточно широко свои щупальца.

– Если это фальшивка, они быстро разберутся. Поразительно, как эффективно они умеют решать такие вопросы.

– Организация настоящая.

– Как убедить их в ее полезности? Им не нужна массовка на демонстрации. Им нужна конкретная польза.

– Все будет. Ты закинь удочку для начала…