Текст книги "Испанская прелюдия"

Стукач

После рейда на Аликанте всем его участникам были предоставлены два дня отдыха. Одни отправились навестить семьи, другие уехали в Валенсию поразвлечься.

Донцов же настоятельно предложил своим преторианцам устроить пикничок на берегу реки Хукар. Мол, искупаемся, наловим рыбки, сварим уху и отогреем душу алкоголем. Мигель, не любитель подобных мероприятий, пытался было сослаться на неотложные дела, но Алексей настаивал на его участии. Он делал это так упорно, что Мигель заподозрил тут какой-то подвох, подспудный смысл, и не ошибся.

Они действительно наловили рыбешки, сварили уху, приняли по сто грамм, а потом Донцов сделал неожиданное заявление:

– Природа, водичка, рыбка, ушица, все это, конечно, очень хорошо. Но я вовсе не для этого собрал вас именно здесь, вдалеке от лишних глаз и ушей. Я сейчас никому не доверяю, кроме вас и Старинова. Слушай, Мигель, а ты своему начальству о нас тоже докладываешь?

– Конечно, – ничуть не смутившись, подтвердил тот. – Я обо всем докладываю, что может помочь понять общую картину, теряющуюся в нынешнем сумбуре. Тем более что контрразведка для того и существует, чтобы приглядывать за иностранцами, каковыми вы являетесь. Потом, вы, то есть мы, не какой-то цыганский табор, а структура, опосредованно входящая в республиканскую армию. Хотя и в цыганских таборах имеются информаторы. А в чем проблема? – Мигель застыл в ожидании ответа.

– Все правильно ты говоришь, поэтому должен меня понять и помочь разобраться пусть не в общей картине, а в локальной странности, – проговорил Донцов и палкой пошевелил угли в костре. – А заключается она вот в чем. Вы сами знаете, что нам два раза устроили осмысленные провокации с неясными последствиями по приказам, якобы исходящим от высшего руководства республиканской армии. Но если они и были, то отдавал их бог знает кто. В нашем отряде или в бригаде завелся крот, который заранее информирован обо всех наших передвижениях. Я доложил об этом Доминго и Старинову, но позиция у руководства по этому поводу, мягко сказать, легкомысленная. Необходимо нам самим вычислить крота или, по крайней мере, подтолкнуть его поиски. Какие будут мнения и предложения?

Первым высказался Мигель:

– Нужно отделить источник информации от инициатора провокаций. Не исключено, что крот не один, а работает целая группа. Судя по быстрой реакции противника, тут задействована радиосвязь. Имитировать приказы можно как из Валенсии, так и из Мадрида.

– Но в бригаде все фиксируется и контролируется, – заявил Донцов.

– Информацию можно кодировать, – предположил Солейко. – Нужно проверить все сообщения за интересующие нас периоды. Может быть, мы что-нибудь и выловим.

– То есть получается, что при любых раскладах в этой истории задействована наша радиостанция. Не исключено, что радиста используют втемную, – сказал Донцов.

– Радистов, – поправил его Солейко. – В бригаде их три. Работают они посменно.

– Если их задействуют втемную, то у крота есть напарник в Валенсии или в Мадриде. Я займусь этим вопросом, – сказал Мигель.

Обсуждение могло продолжаться до бесконечности, если бы в дискуссию не вмешался Фраучи:

– Вы знаете, как большевики вычисляли предателей? Они сужали круг подозреваемых, а потом через каждого запускали дезу. Дескать, у такого-то за печкой спрятаны листовки, а у другого есть печатный станок. Вот по чьей наводке придут жандармы, тот и стукач. Нужно организовать ловушку, эдакий корабль под фальшивым флагом.

– А если радиста и в самом деле используют втемную? – спросил Мигель.

– Это неважно, – отмахнулся Донцов. – У нас будет повод навестить этого темного субъекта и вытрясти из него нужную информацию, как из половичка. Потом из следующего, если первый не катит, а их всего три. – Он для вящей убедительности показал товарищам три пальца. – Поэтому давайте спланируем ловушку.

После пикника Донцов зашел к Старинову, изложил ему свои соображения и план действий по поимке крота. Тот немного подумал и согласился помочь.

– Асьенда расположена недалеко от деревни. Участок, на котором стоит большой двухэтажный дом, огорожен металлическим забором и имеет площадь около двух гектаров. Внутри загородки бегают три здоровенные сторожевые собаки. В доме проживают жена Гарсиа с двумя маленькими детьми и четверо слуг, двое мужчин и столько же женщин. Рядом проходит проселочная дорога. Вокруг луг с загоном для скота. Нападение лучше всего организовать с плоского холма, поросшего деревьями и кустами. Он находится в полукилометре от асьенды.

Далее разведчик изложил свои соображения по проведению операции с учетом топографии, погоды, времени суток и прочих моментов. Сослуживцы называли его Ратон, то есть Мышь. Парень действительно был быстрый, верткий, как мышь. Такой в любую щель пролезет.

– Сержант Ратон доклад закончил, – заявил он.

– Спасибо. Свободен. – Донцов махнул рукой.

Ратон сделал Рот Фронт и удалился.

– Толково он все спланировал, – сказал Солейко. – Растут кадры.

– Толково, и это радует. Но ты же прекрасно знаешь, что ни на кого мы нападать не собираемся, – проговорил Донцов.

– Время покажет, – задумчиво пробурчал Солейко.

Никто ни на кого нападать и в самом деле не собирался, но через Старинова была запущена наверх дезинформация. Дескать, партизаны собираются взять в заложники семью активного функционера из франкистов, некоего Николаса Гарсиа.

Асьенда располагалась километрах в десяти от линии фронта. Если напрямую, то от базы километров двадцать.

Бойцы отправились туда верхом. Если ехать на машинах, то расстояние удваивалось, если не утраивалось. Да и драпать на лошадях, по словам Джиги, было сподручней. Донцов сформировал летучий отряд из десяти бойцов, включая Джигу, и перед самым рассветом они двинулись в путь.

Когда рассвело, диверсанты уже лежали в кустах на холме. Лошадей они оставили в рощице, расположенной неподалеку, под присмотром одного из бойцов.

Асьенда с холма выглядела как на ладони. В двадцатикратный бинокль можно было рассмотреть самую мелкую деталь. Именно этим Донцов и занимался.

«Каменный дом, дворовые постройки, металлическая ограда, загон для скота, но пустой. Все так, как описывал Ратон. В кишках «Пежо» копаются двое здоровенных мужиков с короткой стрижкой, вроде как ремонтом занимаются. Возле ворот стоит «Форд», кузов которого закрыт тентом. Чего ради он там торчит? Продукты, что ли, подвезли, сразу целый грузовик? Чудно. А эти мужики возле «Пежо». Кто такие?»

Донцов передал бинокль Ратону, лежащему рядом, и сказал:

– Посмотри, что это за парни возле машины. Слуги?

– В прошлый раз из слуг мужского пола там находились старик и хрупкий юноша лет семнадцати. Этих стриженых бычков не наблюдалось. Но «Пежо» принадлежит хозяину, – сказал Ратон.

– Что еще тебе кажется подозрительным?

– Собак не видно. Ни во дворе, ни в будках. – Ратон начал для убедительности загибать пальцы. – Окна занавешены, как будто внутри никого нет, или же там все спят. Но в прошлый раз занавески были раздернуты. Еще эта грузовая машина. Она не здешняя, приезжая машина. Кабина пустая. Тент задернут. То ли кузов еще не разгрузили…

– То ли в нем сидят боевики Франко, – перебил Ратона Донцов. – В чердачном окне за занавеской мелькнул кто-то и, похоже, с пулеметом. Домочадцев вывезли, собачек убрали. Короче, все понятно. Сворачиваем операцию. Передай по цепи.

Когда они спустились к лошадям, Донцов уткнулся в недоуменные взгляды бойцов. Мол, а зачем нас привели сюда с оружием и тройным боезапасом? Но вслух никто лишних вопросов не задавал.

Донцов решил разрядить обстановку и сказал:

– Товарищи, это была разведывательная операция. Очень важная. Суть ее я сейчас раскрывать не буду. Скоро вы сами все поймете.

– Мы так и уйдем, ничего не сделав? – спросил один из бойцов.

– Ну почему же. Мы передадим кое-кому прощальный привет. Джига!

– Я! – молодцевато воскликнул тот.

– Прокатись на лошадке вдоль усадьбы, забрось в грузовичок подарок от Деда Мороза и догоняй группу. А мы отчаливаем.

– Есть забросить подарочек!

Диверсанты вскочили на коней и отправились восвояси.

Джига был не в комбинезоне, а в каких-то тряпках, вполне достойных подвыпившего крестьянина. Он вскочил на коня, обогнул холм и, не торопясь, двинулся вдоль изгороди. Проезжая мимо грузовика, этот самый крестьянин вдруг метнул гранату под тент кузова. После взрыва раздались истошные вопли, и наружу начали вываливаться обезумевшие боевики. Джига в темпе аллюр три креста в это время уже скакал в направлении холма.

– Ну вот наш лейтенант и передал франкистам прощальный привет, – сказал Донцов, услышав далекий взрыв.

Бойцы заулыбались.

В помещение радиостанции зашли Донцов и Солейко. Охрана беспрепятственно пропустила их. Донцов имел право заходить сюда без специального разрешения, а Солейко находился при нем.

Радист по имени Марио сидел за столом в наушниках и что-то писал в блокноте. Он не успел обернуться, когда получил удар по загривку от Солейко. Незваные гости сдернули обмякшее тело со стула, уложили на пол и связали заранее приготовленным сыромятным ремнем.

– Куда его теперь? – спросил Солейко.

– К нам в дом. Надо вызвать его сменщика. Приведи этого гада в чувство. Ты его не слишком сильно приложил?

– Да так, слегка.

Солейко плеснул в лицо радисту воду из кувшина. Тот затряс головой и открыл глаза.

– Привет с того света, – сказал Донцов и улыбнулся, но очень уж нехорошо.

– Вы это зачем? – пробормотал радист, откашлявшись.

– Затем. Для восстановления справедливости, – сказал Донцов, погасив улыбку. – Вставай, пошли. Не вздумай дергаться, береги свое здоровье, оно тебе скоро пригодится.

В подвале имелась комната с металлической дверью и крепким засовом. Не исключено, что она использовалась ранее в качестве тюремной камеры. Туда советские офицеры и поместили пленника, развязав ему руки.

– Надо было его потрошить на информацию сразу, пока он не опомнился, – посетовал Солейко.

– Все зависит от психики допрашиваемого субъекта. Помнишь, как нас учили? Клиента надо ломать сразу либо изолировать его, создать унизительные условия, вогнать в состояние безысходности, а потом дать ему шанс. Этот тип тянет на флегматика. На первый взгляд он не профессионал. Подобрали собачку и приручили. Пускай посидит сутки в темноте. Надо бы пару крыс ему в камеру подбросить. Запоет как соловей.

– Зря мы его развязали. Надо было не только руки, но и ноги ему спутать, чтобы лежал как колода, – посетовал Солейко. – Для большего психологического воздействия. Чтобы воспринимал нас как беспредельных злыдней и боялся.

– И так сойдет. А то еще спятит со страху, – сказал Донцов. – Надо провести допрос с пристрастием, вытрясти из него то, что нам требуется, а потом передать данного типа в трибунал. Ладно. Ты иди, занимайся с новобранцами, а я пошел к Старинову на доклад.

Допрашивать пленного должен был прежде всего Мигель, испанец, да еще и контрразведчик с большим практическим опытом. Работа, так сказать, по специальности. Солейко вызвался помогать ему.

Но сначала Мигель попросил его проделать один трюк, своеобразный тест. Они связали Марио руки спереди и вывели во двор, как бы собираясь его переместить в другое место. Мигель, посвистывая, шел впереди, а Солейко вел агента сзади, взяв его под руку. Это было вопиющее дилетантство, совершенно недопустимое при конвоировании арестанта. Видимо, Марио так и подумал. Мол, партизаны, что с них взять, им бы только по лесам лазить.

К тому же Солейко бросил его руку и отвлекся на большущую стаю галок, выпорхнувшую из-за рощицы.

– Ух ты! – воскликнул он.

Марио тут же попытался связанными руками ударить своего конвоира в голову. Но Солейко только этого и ожидал. Будучи отменным рукопашником, он легко ушел от атаки и, в свою очередь, ударил костяшкой среднего пальца в висок Марио. Тот закатил глаза и винтом осел на землю.

– Боевик, но недостаточно тренированный, – прокомментировал все это Сан Саныч.

– И не профессиональный шпион. Тот действовал бы иначе, – добавил Мигель. – Ну что, эксперимент прошел удачно. Тащим его обратно?

– Давай, – согласился Солейко. – Пускай посидит в кутузке до завтрашнего утра, а потом начнем допрашивать.

Допрос они устроили прямо в камере ранним утром. Занесли туда три стула, на два сели сами, а к третьему привязали Марио.

– Ну, давай рассказывай, каким образом информация о наших планах работала против нас, – проговорил Мигель, ничего не дождался и продолжил: – Здесь нет ни судей, ни адвокатов. Тебя, естественно, мы отдадим в руки трибунала. Если будешь сотрудничать, то возможны послабления в приговоре. Ты не настолько глуп, чтобы требовать от нас каких-то гарантий, но появится шанс, что тебя тут же не поставят к стенке. Иначе ты просто не доживешь до трибунала. Мы тебя выпотрошим как свинью и зароем в ближайшем леске без креста на могиле. Ну, давай, не тяни время!

– На радиотелеграфе весь обмен протоколируется. Я передавал то, что мне поручали. Не исключена лингвистическая шифровка. Так что ищите врага в другом месте, – не торопясь, тщательно подбирая каждое слово, проговорил Марио.

– Версия рабочая, но тут вот какое дело, мерзавец ты этакий! Мы пригласили специалиста, и он обнаружил некий блок, вмонтированный в радиостанцию и позволяющий вести переговоры голосом, помимо телеграфа. Что ты на это скажешь?

– Да не теряй ты время, товарищ! – заявил Солейко. – Сейчас он у меня защебечет, как птичка. – Он сорвался со стула, подскочил к арестанту и с размаху отсек ему ножом половинку уха.

Марио вскрикнул. Из открывшейся раны интенсивно закапала кровь.

Мигель в знак протеста замахал руками и заявил:

– Ну зачем же ты так, Сан Саныч? Надо быть гуманистом. Он и так нам все расскажет. Верно ведь, Марио?

Тот мелко закивал. Мигель и Солейко прекрасно понимали друг друга и работали на контрастах.

– Вот и хорошо, – сказал Мигель и продолжил допрос: – Ты передавал кому-то информацию и делал это осмысленно, так?

– Я не знаю, кому именно. Просто выходил на связь на нужной частоте и передавал.

– Допустим. Поставим вопрос по-другому. Кто тебя завербовал?

– Меня завербовал некий Мартин в кафе «Миканго», – медленно проговорил Марио, как бы вспоминая давнее прошлое.

– Он что, немец?

– Я не знаю, кто он по национальности.

– А кафе это находится в центре города?

– Нет, возле порта.

– Допустим. И что этот Мартин?

– Он подсел ко мне за столик, и мы разговорились. Я сказал, что специалист в радиоделе, но сейчас без работы и средств к существованию. Он предложил мне приличное вознаграждение и послал к партизанам. Я пришел к Доминго Унгрии, сказал, что могу работать радистом, и он меня принял в бригаду. Дополнительный блок мне передал Мартин. Я его подключил и стал передавать информацию, которую у меня запрашивали.

– Мартину передавал? Его голос был?

– Нет, в наушниках был не его голос.

– Стало быть, кафе «Миканго», Мартин, – задумчиво проговорил Мигель, а потом задал неожиданный вопрос: – А кота ты помнишь? Там рядом со швейцаром всегда кот сидел по имени Тото и клянчил подачку. Да про этого кота все знают. Он местная знаменитость.

Глаза у Марио забегали.

– Ну да, там вроде сидел кот.

– Прелестно! Про кота я только что придумал. Не был ты в этом кафе. – Мигель весело заулыбался. – Фальшивишь ты на мажоре, кабальеро.

– Опять брешет эта сволочь! – выкрикнул Солейко, вновь вскочил со стула и отхватил кусок второго уха у Марио.

Тот истошно заверещал.

Мигель схватил коллегу за плечо, оттянул его назад и произнес:

– Сан Саныч, мы же цивилизованные люди. – Он взглянул на арестанта. – Марио, ты должен знать, что в цивилизованной Европе на допросах всего лишь бьют, а товарищ Солейко – советский диверсант. Он работал в Средней Азии. Там не бьют, а режут для большего красноречия. Уши, пальцы, яйца, кожу на ремни. Даже селезенку порой вырезают и заставляют сожрать. Рассказывали мне люди, которые сами все это видели. Только язык не трогают. Он необходим для душевных разговоров. Ты все равно все расскажешь. Я ведь не смогу его долго сдерживать. – Мигель кивнул в сторону Солейко. – Только куда тебя потом такого изрезанного девать? Не в трибунал же передавать? Только закапывать. Можно и живьем, чтобы дать тебе возможность произнести прощальную речь. – Улыбка у Мигеля была очень широкой. – Начнем сначала. Кто тебя завербовал и где?

Губы у Марио тряслись.

– Его звали Мартин, это правда. А завербовал он меня на работе.

– А где ты работал?

– Радио «Солидаридад».

– Проверим. Пройдешь проверку-то, а, Марио?

Марио молчал. Он имел понурый, опущенный вид, но когда Мигель поймал его взгляд, то не увидел там ничего, кроме презрения и лютой ненависти.

– Понимаешь, Марио, ведь ты оперативник, а не агент. Это мы поняли еще во время того спектакля во дворе. Готовили тебя кураторы наспех. Если бы ты продался за деньги, то чтобы спасти свою шкуру, выложил бы нам здесь все как на духу. Подготовленный, профессиональный шпион играл бы тоньше, на полуправде, сделал бы вид, что пошел на вербовку, может, стал бы двойным агентом. Совсем другая манера. Разведчик не подвержен идеологии. Он выполняет приказы. Но ты идейный фанатик. Саша, задери ему рукав до плеча на левой руке.

Солейко немедленно выполнил просьбу товарища. На предплечье Марио был вытатуирован орел со свастикой.

– На радио «Солидаридад» работал, говоришь, да? Сан Саныч, займись им всерьез. Такие фанатики нормальных слов не понимают.

После допроса с пристрастием оказалось, что Марио, испанец по национальности, родился в Германии, член НСДАП, заброшен сюда в составе немецкой диверсионной группы под руководством некоего Карла Штюрмера. Провокационные приказы от имени руководства республиканской армии отдавал он сам. Этот тип поведал еще много чего интересного.

Старинов поморщился, когда ему доложили о результатах допроса вражеского агента, но пообещал, что информация об этом до республиканских правоохранительных органов не дойдет. Разве что через Мигеля в его ведомство. Но это даже к лучшему.

Марио похоронили в лесочке, за пределами базы. Могилу разровняли и заложили дерном. Без креста.

Троянский мул

Алексей Донцов разулся, но раздеваться не стал, плюхнулся на кровать и задумался о недавно произошедших событиях.

«На базу напали неожиданно и дерзко. Если бы не случай, то все могло закончиться намного плачевней.

Эту операцию кто-то очень грамотно спланировал. Сначала был уничтожен наблюдательный пункт. Нашелся свидетель, который видел, как к нему подошел некий крестьянин с кобылой в поводу. Он что-то объяснял бойцам, размахивая руками, потом ретировался, оставив за собой два трупа. Да из него такой же крестьянин, как из меня солист Большого театра! Он просто перебил наблюдателей, лишил базу глаз и ушей. Профессионал!

Франкисты предусмотрели едва ли не все, даже дождались, когда наш конный дозор будет на противоположной стороне. Не учли они только одного. Как раз в это время произошла смена караула. Новые наблюдатели обнаружили трупы товарищей и подали сигнал тревоги. Но время было упущено. Противник разделался с охраной на въезде и прорвался на территорию базы».

Когда загудела сирена, а следом послышалась интенсивная стрельба, Донцов еще не спал. Он сидел за столом и читал сводки с фронтов, доставленные накануне. Его реакция на боевую тревогу была мгновенной.

– Всех наших в ружье и на охрану склада с боеприпасами! – приказал он вестовому, вбежавшему к нему. – Оборону организовать внутри склада, иначе могут гранатами забросать, снайперов на крышу. Выполнять!

Донцов прекрасно понимал, что крупных сил противника здесь быть не может. Такие передвижения давно были бы засечены. Это была диверсия, совершаемая мобильной группой. Полностью захватить базу она не могла, поскольку многократно уступала в численности бойцов, тем более что республиканцы уже поднялись по боевой тревоге.

«Напакостить по максимуму и сделать ноги. А как напакостить? Взорвать склад с боеприпасами. Я бы так и поступил. – Донцов моментально прокрутил эту мысль в голове, поставил себя на место противника и вспомнил последнюю командировку. – Рыбак рыбака видит издалека. Но тактика у них несколько иная. Мы сначала взорвали склад и воспользовались суматохой, напали на противника и уничтожили его, а эти используют нападение с шумом и стрельбой в качестве отвлекающего фактора. Это понятно. Там численность сторон была сопоставима, а здесь нет. Склад представлял собой каменное строение с узкими окнами-бойницами, поэтому захватить его можно было только внезапно, либо имея в наличии тяжелое вооружение. А откуда у мобильной группы тяжелое вооружение? Нонсенс!

Бойцы отряда Донцова успели попасть на склад раньше противника, быстро организовали круговую оборону, выставили в окна пулеметы, а потом врубили прожектора. В ярком свете как на ладони стали видны фигуры вражеских диверсантов. По ним немедленно открыли стрельбу. Не знаю, успел кто-нибудь сбежать или нет. Это совершенно неважно.

Склад мы отстояли. Франкисты потерпели неудачу, с боем отступили и растаяли в темноте. Позднее вокруг склада мы нашли четыре трупа и двух раненых, которых немедленно добили. У войны своя логика. Военная.

Это было что-то новое, не акция плохо организованных бунтовщиков. Здесь работали профессионалы. Кто они? Не мешало бы с ними разобраться, а то ведь лиха беда начало. Возможны повторения. Склад они не взорвали, но положили в два раза больше наших, чем потеряли сами. Доктор Третьяков погиб. Надо будет другого подыскать».

В Донцове вовсе не взыграло чувство мести. Он всего лишь понимал целесообразность ответных действий. Если существует источник опасности, то его следует погасить. Их так учили.

Кроме боевой подготовки будущие диверсанты подвергались интенсивной психологической обработке. Во время боевой операции должна отвергаться всякая мораль, гуманизм, альтруизм и прочие атрибуты цивилизации. Все препятствия, мешающие выполнению приказа, должны устраняться без раздумий. Включая людей, невзирая на их возраст, пол и статус, если не было особых указаний. При этом категорически запрещалось убивать просто так, кого попало. Подобные действия жестко пресекались.

Такая теория отрабатывалась на практике. Курсанты привлекались к расстрелам преступников, приговоренных к высшей мере наказания.

У Донцова в памяти накрепко запечатлелся один эпизод.

Расстрелы проводились в каком-то пыльном подвале без окон. Конвой ввел туда молодую красивую женщину с длинными черными волосами, разбросанными по плечам. Она была одета в блузку, заляпанную грязью, и черную юбку, похожа на школьную училку или бухгалтершу. Но неприглядный вид и синяк под глазом ничуть не влияли на ее привлекательность. Вела она себя спокойно и даже несколько высокомерно, без всяких истерик и заламывания рук. Глаза ее были холодны и сухи.

«Вот такую убивать? Сильная женщина. Да какой из нее враг народа? – подумал Донцов. – Ей бы детей рожать, таких же красивых, как она сама».

Надзиратель или распорядитель, уж как его там, прошептал на ухо Алексею:

– Не смотри, что она такая. Внешность обманчива. Эта графиня работала на германскую разведку. Необходима высшая мера социальной защиты. Ликвидировав ее, мы спасем тысячи жизней советских людей, может быть, и миллионы».

Женщина попросила закурить. Надзиратель дал ей папиросу и поднес спичку. Она отвернулась, пуская кольцами дым. Надзиратель кивнул, мол, пора, и Донцов выстрелил ей в затылок. Впоследствии он клал трупы штабелями, но этот холодный взгляд и презрительная улыбка запомнились ему на всю жизнь.

Вечером к Донцову зашел Мигель, только что вернувшийся из Валенсии. Они обменялись рукопожатием.

– Ты по поводу или просто так? – спросил Донцов.

– По поводу. – Мигель уселся в мягкое разлапистое кресло, приобретенное у снабженцев за пару литров вина и шмат вяленой баранины, и проговорил: – По нашим разведданным, на нас напали люди Карла Штюрмера, немецкого диверсанта.

– Того самого, который Марио к нам внедрил?

– Того самого, – подтвердил Мигель. – Его отряд базируется в асьенде семьи графа Уэльма. Она расположена на вражеской территории, в двадцати километрах от линии фронта. У генерала Франко с этой семьей какая-то давняя вражда. Глава семьи, полковник Армандо Уэльма по его приказу был расстрелян месяц назад, а родовое гнездо он приказал передать отряду Штюрмера. Тот и сейчас там базируется.

– Я понял твой намек. Только надо согласовать с руководством. Не думаю, что будут какие-то возражения против ликвидации этой заразы.

В рейд на асьенду графа Уэльма Донцов повел весь свой отряд. Операция выглядела авантюрной и могла потребовать достаточное количество личного состава. Идти малыми силами было просто безумием.

До линии фронта бойцы доехали на машинах. Потом Аугусто запутанными звериными тропами провел отряд к усадьбе.

Асьенда походила на средневековый замок с зубчатыми стенами и башнями.

– Прямо средневековье какое-то, – сказал Донцов, разглядывая в бинокль необычное и прочное строение.

– Ну да, это и есть самый настоящий замок, построенный в готическом стиле, только оборудованный современными коммуникациями, – пояснил Мигель.

Донцов усмехнулся и проговорил:

– Обстреливать его мы будем из катапульт, потом полезем на стены по лестницам. Только вот поливать нас будут не смолой, а огнем из пулеметов. Вон в башнях пулеметчики сидят. Тут без тяжелого вооружения не обойтись, да и с ним замучишься пыль глотать. Похоже, что зря мы все это дело затеяли.

– Не спеши с выводами, – заявил Мигель. – Я забыл тебе сказать, что среди наших бойцов есть бывший слуга этих господ. Может быть, он что-нибудь подскажет.

Они позвали этого бойца к себе. Звали его Пако.

Он быстро понял суть проблемы, на несколько минут задумался, а потом предложил решение, пусть и весьма авантюрное:

– Я родился здесь, прямо в этом доме. Мои родители служили графу. В детстве мы все уголки облазили, в любую щель проникали. Ну так вот. Видите тот амбар? Это овощехранилище. Там есть подземный ход, уж не знаю, зачем его в древности соорудили. Пришлым людям вряд ли про него известно. Хранилище стоит как раз над ним. Там выход есть, но он заложен кирпичной кладкой. В подвале вход в подземелье закрыт металлической дверью, запертой на висячий замок. Мы в детстве лазили по этому подземелью, поэтому его кирпичом и забили. Хранилище заперто, но вряд ли охраняется. Иначе во двор дома можно попасть только через ворота. Или через стены лезть придется. Да и в самом доме двери непробиваемые.

– Кладку можно взорвать, дверь тоже, – начал было Джига, но тут же сам себя тормознул: – Нет, это не годится. Услышат и предпримут меры.

Рядом с говорящими сидел Фраучи и, судя по напряженному лицу и полузакрытым глазам, о чем-то напряженно думал.

– Гриша! – обратился к нему Донцов, вспомнив про полевую кухню в Аликанте. – Ты у нас мастер на всякие фокусы. – Есть какие-нибудь мысли?

– Есть! – тут же ответил Фраучи.

– Подробнее.

– Троянский конь, вернее, мул. Несколько этих животных пасутся в паре километров отсюда. Надо нагрузить мула поклажей и выпустить его прямо перед домом. Ей-богу, наши клиенты заинтересуются и заведут его внутрь. А поклажу заложит Джига.

– Они поклажу на месте распотрошат, не совсем дураки, – возразил Донцов.

– Тогда мы приведем второго мула. Первый будет навьючен всякой снедью, ну там консервами, вином, а второго загрузит Джига. Запаковать торбы нужно покрепче, чтобы наши друзья повозились с ними как следует. Второй раз они, скорее всего, поведут мула внутрь вместе с ношей. Им ведь не только груз, но и сама животина пригодится в хозяйстве. Бомба внутри взорвется. Об этом Джига позаботится. Шум, гам, тарарам. Тут-то мы в подвал и проникнем. Ну и так далее.

– А что? – воскликнул Донцов. – План любопытный и реальный. Попытка не пытка. Ваня, что ты об этом думаешь? – Он повернулся к Джиге.

– Положительно думаю. Заложу им сюрприз с тройным эффектом: фугасным, зажигательным и дымовым. Забегают как тараканы. Надо попробовать.

– Ты можешь начертить схему? – спросил Донцов Пако. – Как из подвала наверх пройти, да и самого дома?

– Могу. – Пако утвердительно кивнул.

– Тогда рисуй. – Донцов вынул из кармана карандаш и лист бумаги.

Ближе к рассвету в овощехранилище отправился Джига с двумя бойцами. Они отогнули решетку с единственного окна, аккуратно выдавили стекло, проникли внутрь, в углу склада быстро обнаружили проем, заложенный кирпичной стенкой и ведущий в подземный ход. Кладка оказалась слабой, в полкирпича. Она никак не была связана со стенами.

Бойцы разобрали ее, не производя излишнего шума, и пролезли в подземный ход. Там Джига заминировал дверь, ведущую в подвал дома.

Выбравшись наружу, он подошел к раскуроченному окну и пару раз каркнул. Это был сигнал, обговоренный заранее.

Донцов оставил в засаде Фраучи с частью отряда и двумя мулами, снаряженными поклажей. Сам он с остальными бойцами забрался в овощехранилище через раскуроченное окно. Там они и затаились в ожидании грядущих событий.

Ну а те начали развиваться по плану, когда окончательно рассвело.

Недалеко от асьенды появился навьюченный мул. Он вышел из зарослей и начал мирно пощипывать травку. Сначала ничего не происходило, кругом стояла утренняя тишина. Через несколько минут Фраучи заметил, как на ближайшей башне встрепенулся пулеметчик.

«Ага! Рыбка клюнула на червячка», – подумал Гриша и не ошибся.

Вскоре к мулу с опаской приблизились двое мужчин с пистолетами на изготовку. Оглядевшись, они занялись кожаным мешком, навьюченным на мула. Животное нисколько против этого не возражало и продолжало безмятежно пастись. Никому не нужен лишний груз на спине. Но поклажу эти люди с него не сняли, убедились в ее полезности, и отвели мула во двор здания.

Первый акт трагикомедии под названием «Троянский мул» состоялся.

После небольшого перерыва последовало продолжение спектакля. Появился второй мул с аналогичной поклажей. С ним франкисты уже не церемонились и сразу же отвели в асьенду. Диверсанты замерли в ожидании финальной сцены, эдакого оркестрового тутти.

Долго ждать им не пришлось. Раздался оглушительный взрыв, из окон повылетали стекла. Изнутри полыхнуло ярким пламенем и повалил густой дым. Раздались истошные крики, невесть зачем бесприцельно застрекотали пулеметы с башен. В доме разрасталась паника.

Фраучи прицелился и метким выстрелом срезал пулеметчика, находившегося на одной из башен.

Никто не услышал, как почти одновременно со взрывом в здании прозвучали два хлопка в подвале. Дверь слетела с петель. Бойцы ворвались в подвал, побежали по коридорам.

Противник не понимал, что происходит, практически не оказывал сопротивления. Республиканцы, не задумываясь, расстреливали врагов из пистолетов, кололи штыками.