Текст книги "Берлинская рулетка"

Сопротивление противника в городе было полностью сломлено. Организованных групп практически не осталось, только по окраинам в ночное время хлопали выстрелы.

В районе Берлинского зоопарка была выявлена и отстегана ремнями группа юнцов из гитлерюгенда. Пацаны визжали, ругались как взрослые. Плакала горючими слезами девчонка с косичками, безуспешно пытавшаяся выстрелить из «фауста». Пристрелить эту банду у красноармейцев рука не поднялась, но лупцевали они подрастающее поколение душевно. Иного воспитательного способа не было. Затем вся компания была отправлена за решетку в тех же воспитательных целях.

В комендатуры выстраивались очереди из представительниц слабого пола. За последнюю неделю жительницами города было составлено больше десятка тысяч письменных заявлений об изнасиловании.

Недостойные проявления такого рода со стороны бойцов Красной армии, конечно же, имелись. Не сказать, что командование смотрело на это сквозь пальцы, но и большого рвения в поиске виновных не проявляло. Каждый случай требовал доказательств, а с этим существовали резонные сложности.

Свое расследование сотрудники контрразведки Смерш не афишировали. Списки людей, подозреваемых в шпионаже, легли на стол Градову к вечеру следующего дня. Он тоскливо перебирал замусоленные бумажки, запоминал фамилии и все, что удалось добыть на этих персонажей.

В штабе корпуса трудились несколько сот человек. Подразделения были расквартированы в округах Митте, Фридрихсхайн и Лихтенберг, сам штаб – в шаге от Александерплац. Его службы размещались в здании гимназии и окрестных строениях, не особенно пострадавших от обстрелов. Подозревались все офицеры строевой части, разведывательного, политического оперативного и инженерного отделов, финансовой, почтовой и дорожной службы, артиллеристы, связисты. К штату корпуса были причислены мотоинженерный батальон, зенитный дивизион, минно-саперный батальон. Теоретически люди из этих частей могли получить доступ к секретным данным. Одни с большей вероятностью, другие – с меньшей.

Руководство служб предоставляло сведения, не испытывая при этом большого восторга. Но с контрразведкой никто не спорил, данные поступали в срок. Майору хотелось надеяться на то, что они были правдивыми.

Его офицерам не всегда удавалось проверить их. Людей не хватало, но привлекать дополнительные силы Градов не хотел. Это могло навредить делу. Имелась опасность, что поползут слушки. Да и работа с начальниками служб представлялась ему бесполезной. Лазутчику ничто не мешало занимать руководящую должность.

Представители командного состава слегка бледнели, когда им приходилось подмахивать подписки о неразглашении. Они божились, что будут немы как рыбы.

Подозревать ли своих, из контрразведки? Этот вопрос не давал Градову покоя. В каком-то смысле это был нонсенс. Подобные случаи можно было пересчитать по пальцам, они считались вопиющими.

Вербовать сотрудников Смерш немцы пытались еще в ходе войны, но ничего у них не выходило. Сейчас же ситуация изменилась, гитлеровская Германия приказала долго жить. Вчерашние союзники становились противниками. Это несколько другое, хотя, по сути, все равно предательство.

Что творилось в головах у людей, выигравших войну? Они увидели Европу, поняли, как здесь живут люди. Эти знания были несколько отличны от того, что десятилетиями внушала гражданам СССР советская пропаганда.

Начальник шифровального отдела подполковник Стариков лишних вопросов не задавал. Седины у него появились не сами по себе. Он как-то подтянулся, побледнел, но выложил списки личного состава и рассказал о каждом.

– Что-то случилось, товарищ майор?

– Все в порядке, Виктор Андреевич, – ответил Влад и обезоруживающе улыбнулся. – Агенты и шпионы кончились, занимаемся статистикой и отслеживанием перемещений военнослужащих согласно приказу армейского управления контрразведки. Отмечены случаи бегства к янки советских офицеров из района Трептов. Случай не системный, да и американцы, чтобы с нами не ссориться, выдали их обратно. Но все же командование отдало приказ усилить контроль за командным составом и предоставить сведения о том, где бывает народ в свободное время.

– Ладно, если так. – Подполковник Стариков облегченно выдохнул.

Инцидент с перебежчиками действительно имел место. Случай был расследован. Один из бегунков проходил службу в политотделе дивизии, воспитывал солдат в духе верности идеалам марксизма-ленинизма и неприязни ко всему западному. Участь его была предрешена в тот же час, когда союзники любезно вернули предателя представителям Красной армии. Он не представлял интереса и был расстрелян через день. Всем остальным беднягам светило долгое отбытие наказания в колымских лагерях.

– Владислав Сергеевич, вы в своем уме? – Ольга Ефимовна Догужинская слегка растерялась, когда он обратился к ней с аналогичной просьбой.

В красивых глазах с длинными ресницами блеснуло беспокойство, впрочем, вполне объяснимое.

– Что происходит, товарищ майор? – Она нахмурилась, напустила на себя строгий вид. – Вы подозреваете своих? Не надо мне тут кивать на какие-то приказы свыше и тому подобное. Может, и меня начнете подозревать?

– Что вы, Ольга Ефимовна, это излишне, – сказал Градов. – Хотя бы по той причине, что вы женщина. – Он немного смутился и не стал развивать тему.

– Вы весьма загадочны. – Заместитель начальника отдела передернула плечами. – Я понимаю, вам нужно себя показать за неимением настоящих шпионов и диверсантов.

– Ольга Ефимовна, давайте не будем толочь воду в ступе. – Майор контрразведки отличался ангельским терпением. – Мы ни в чем не обвиняем ни вас, ни вашу службу. Просто предоставьте все нужные сведения, не задавайте вопросов и постарайтесь не болтать. Уверяю вас, это не повод с текущего дня обращаться друг к другу на «вы» в приватной обстановке.

Ольга Ефимовна фыркнула и задрала нос.

Эта женщина была на фронте с сорок третьего года, служила в радиоотделе стрелковой дивизии. Потом ее перевели в контрразведку. Она имела правительственные награды и безусловные заслуги перед Родиной. Чего только стоила радиоигра в июле сорок четвертого с непосредственным участием Ольги Ефимовны. Тогда в советский тыл был заманен и показательно уничтожен батальон элитных германских парашютистов. Через месяц именно ее работа с захваченным диверсантом привела к уничтожению школы абвера, расположенной на польско-советской границе и штамповавшей кадры для заброски в наш тыл.

Чувства этих людей были понятны и объяснимы.

Майор Гаусс тоже не мог взять в толк, что хочет коллега.

– Наши люди всегда на своих местах, Владислав Сергеевич. Они практически не отлучаются из охраняемой зоны. Выход только по пропускам и по служебной надобности. Да, не отрицаю, в выходные бываем в городе, пару раз пробовали пиво в заведении на Унгерштрассе. Вроде бы заслужили, нет?

– Яков Семенович, это обычная рутина, – сказал Градов. – Нам приказывают, мы выполняем. Можете указать точный адрес заведения, отметить, по каким дням и в какое время ваши сотрудники его посещают? Нас не волнует, сколько пива вы выпиваете и с какими женщинами знакомитесь, если это не выходит за пределы разумного.

Физиономия майора, и без того круглая, надулась, как воздушный шар. У него вспотели очки, он стащил их и начал судорожно протирать платком.

Подтянутый капитан Метлицкий, коллега Гаусса, усмехнулся и сказал:

– Не по адресу, Владислав Сергеевич. Яков Семенович с женщинами не знакомится и горячительные напитки не употребляет. У него большая дружная семья во Владимире. Он ждет не дождется, когда же воссоединится с ней.

– Да, это так, – согласился Гаусс с этими словами. – Нам нечего скрывать, Владислав Сергеевич. Отдел продолжает работать в обычном режиме, выполнять приказы начальства. Какие люди вас конкретно интересуют? К сожалению, мы не можем рассказать про каждого, не следим, знаете ли, за боевыми офицерами и дневник наблюдений не ведем.

– На КПП отмечают всех людей, покидающих пределы части, – сказал Метлицкий. – Поинтересуйтесь, товарищ майор, они вам предъявят свои талмуды. Впрочем, не поручусь, что эта работа ведется регулярно и безукоризненно.

– Все же для начала я побеседую с вами. Не возражаете? Кстати, вы уже допросили штурмбаннфюрера Нойманна?

– Кстати, да, – ответил Гаусс. – Дружище Нойманн был крайне любезен, ответил без принуждения на все вопросы. Возможно, часть его показаний вас заинтересует. Подробности боя пересказывать не буду. В трехнедельной робинзонаде тоже нет ничего интересного. Продукты эсэсовцы съели, в плен не собирались, несколько раз пытались пробиться по подземным ходам, но упирались в завалы и возвращались в свое логово. Внезапно ожила рация, о существовании которой они уже и забыли. Все предыдущие блуждания по эфиру завершались ничем, и герр Нойманн сделал правильный вывод о том, что Берлин пал. По истечении трех недель подземной отсидки жизнь в аккумуляторной батарее еще теплилась. Радист поймал сигнал, представляете? На связь вышел оберштурмбаннфюрер Альфред Штельмахер, непосредственный начальник герра Нойманна.

– Вот как? – Влад встрепенулся. – Он ничего не перепутал? Может, слуховые галлюцинации от долгого пребывания под землей?

– Нойманн истощен, но производит впечатление вменяемого человека, – вступил в разговор Метлицкий. – Он тоже удивился. Это действительно был Штельмахер, командир полка СС, державшего оборону в районе Тиргартен. Помехи шли страшные, но ошибки быть не могло. Голос своего командира штурмбаннфюрер знал. По словам Штельмахера, его люди с утра сидели в эфире, но связаться удалось только с группой Нойманна, в чем нет ничего удивительного. Странно, что он вообще с кем-то поговорил.

– Странно, что из небытия возник оберштурмбаннфюрер Штельмахер, – сказал Влад. – Радиостанция, очевидно, обычная, радиус действия – не более полутора десятков километров. То есть собеседник Нойманна находился в Берлине. Вам не показалось это странным?

– За что купил… – сказал Гаусс и пожал плечами. – Наша прерогатива – работа с военнопленными. Решать, стоит ли использовать их показания – удел других людей.

– Не будем показывать пальцем, – заявил Метлицкий. – Штельмахер спросил, сколько человек в распоряжении Нойманна. Ответ его удовлетворил. Далее он отдал приказ следовать катакомбами в район Тиргартен, при этом описал маршрут, который позволит людям Нойманна не попасться русским. Про союзников он ничего не сказал.

– Во-первых, зачем это Штельмахеру? – Градов начал загибать пальцы. – Во-вторых, где он находится? Если это Берлин, то Штельмахер должен пребывать в плену у англичан. Именно они контролируют западную часть Тиргартена. Другой версии нет. Допустим, Штельмахер сбежал, где-то затаился, добыл рацию. Но зачем ему такая свора изможденных солдат? Не срастается, товарищи офицеры.

– Повторяю, за что купил… – сказал Гаусс. – Это не розыгрыш, товарищ майор. Штурмбаннфюрер Нойманн страдает отсутствием чувства юмора и неумением врать даже своим заклятым врагам. Штельмахер описал ему достаточно сложный маршрут с выходом на поверхность в районе Национальной галереи. Он сказал, что британские солдаты не будут стрелять, хотя и изымут оружие. Но ужасы позорного плена подразделению не грозят. Отправляться немедленно, на дорогу не больше суток. Это все, что сказал Штельмахер. Люди Нойманна двинулись в путь, но, возможно, сбились с маршрута, забрели не туда. Там их и накрыли наши разведчики. Повторно допрашивать Нойманна бесполезно, он сказал все, что знал.

«Зачем Штельмахеру понадобились тридцать вооруженных людей? Загадочных историй в послевоенном Берлине хватает. Слухи растут как снежный ком, превращаются в достоверные сведения, и относиться к ним следует крайне осторожно.

Мне нужно лично пообщаться с Нойманном, но пока не до этого. Прошли сутки, людей не хватает, список подозреваемых продолжает расти.

Впрочем, случаются и приятные моменты. Я тщательно проанализировал данные по отделу контрразведки и пришел к выводу, что его сотрудники к делу не причастны. Большинство из них не владеет полными данными о расположении войск в Берлине. Другие в тот самый злополучный день никуда не отлучались. Третьи не знают немецкого языка. Четвертые не соответствуют требуемым физическим параметрам».

Градов облегченно выдохнул.

– Это все. – Капитан Нагорный вывалил перед начальником кипу бумаг. – Не пугайся, это общая картина. Далее будем работать методом исключения. Нужные пометки имеются. Если появятся вопросы, будем заново разговаривать с начальниками служб.

Ночь выдалась бессонной. Оперативники курили, пили литрами крепкий чай из алюминиевых кружек, ворошили в двадцатый раз одни и те же бумаги. Майору дважды пришлось отправлять нарочного за начальниками служб. Они являлись беспрекословно, терли воспаленные глаза, отвечали на все вопросы, если знали предмет, недовольства не высказывали.

– Даже противно, – прокомментировал этот факт Нагорный. – Подполковник торчит передо мной, капитаном, как школьник перед завучем, разве что по стойке «Смирно» не встает.

К утру список сократился до двадцати имен. Градов отпустил подчиненных спать. Они унеслись, как стрелы из лука, и через минуту соседнюю комнату взорвал дружный храп.

К майору сон пока не шел. Он курил у открытой форточки, анализировал события.

«Скоро список сократится еще больше. Я не сомневаюсь в этом.

Удалось ли сохранить конфиденциальность? Вопрос интересный. Если „крот“ что-то заподозрит, то мигом свернет свою деятельность и станет паинькой. В худшем случае отправится в бега. Сделать это проще простого. Своего агента, в отличие от давешнего капитана из политотдела, союзники не выдадут. Он им крайне интересен. Станут отнекиваться, делать удивленные глаза, и воздействовать на них будет невозможно. Кто же этот тип?»

Градов сел за стол, снова принялся разглядывать сократившийся список. Капитаны, майоры, подполковники и даже парочка полковников – начальники строевой части и картографического отдела. Самое противное, что этот тип мог достойно воевать, а потом в нем что-то сломалось, произошла переоценка. Он решил ступить на скользкую дорожку.

Очередной окурок вмялся в пепельницу.

Влад вспомнил историю со штурмбаннфюрером Нойманном.

«Что тут правда, а что вымысел? Штельмахер не утверждал, что находится в плену, но другого быть не могло.

Район в западной части Берлина, где остались вооруженные эсэсовцы? Глупость, союзники на такое не пойдут, им не нужен удар в спину.

Они хотят использовать вооруженных немцев против Советского Союза? Еще большая глупость».

Майор прошел в смежную комнату, где отсутствовали окна, повалился на скрипящую кровать, уставился в черный потолок.

Жизнь мелькала перед глазами, проносилась, как железнодорожные платформы с танками и орудиями. Неразделенная любовь, выпуск из Подольского пехотного училища, зигзаг в судьбе, особый отдел стрелковой дивизии в Западном военном округе.

Эта служба не была овеяна романтикой. Приглядывать за чистотой морального облика бойцов ему было не по нраву. Он следил за чистотой границы, через которую диверсанты и шпионы дружественной Германии лезли косяками.

Критическая масса лопнула на рассвете двадцать второго июня сорок первого года, когда противник перешел Западный Буг севернее Бреста и одним ударом смял жидкие пограничные заслоны. Танковые части обошли дивизию, зажали в клещи. Из окружения вырвались четыре сотни красноармейцев. Полегли все командиры. Градов вел кого-то на прорыв, помнил, как размахивал пистолетом. Дальше мина под боком – и тишина.

Очнулся он от дикой боли, когда бойцы грузили его в санитарную машину.

– Это особист, брось гада! – прохрипел кто-то.

– Давай грузи! – прорычал другой. – Это нормальный мужик, он солдат в обиду не давал!

Проникающее ранение в брюшную полость на полгода приковало его к кровати. Организм справился. Градов снова встал в строй.

Контрнаступление в Подмосковье, летом Дон, Ростов, битва на Волге, где столкнулась вся мощь враждующих армий. Снова ранение, тоскливые месяцы в госпиталях, чуткие медсестры.

У него возникли проблемы с легкими. Он был списан с армейских счетов, полгода мыкался начальником охраны оборонного завода в Дубне.

Но Влад своего добился, вернулся в действующую армию, теперь уже сотрудником Смерша, заместителем начальника отдела контрразведки стрелковой дивизии. За год капитан вырос до майора. Белоруссия, Варшава, затем Первый Белорусский фронт, падение Берлина.

Иной раз вылезали наружу старые болячки, но он справлялся с хворью, продолжал нести службу. Теперь уже в условно мирное время.

Глава четвертая

Утром он вскочил в панике. Заспался ты, майор! Время не настолько мирное, чтобы посвящать его общению с Морфеем!

Сотрудники уже бегали по зданию, переругивались. Над Берлином занимался новый день.

Он вновь пролетел, как разогнавшийся воинский эшелон. Шла работа по спискам, фигуранты проверялись и перепроверялись. Оперативники сновали по разрушенному городу, дважды за день брали «газик», приписанный к отделу, и куда-то исчезали. Потом возвращались, уставшие, но довольные.

– Испугался, командир? – проурчал Нагорный. – Думал, не вернемся? Тут мы, работаем как пчелки.

К завершению дня список сократился до пяти человек.

– Майор Запольский, – проговорил Нагорный. – Секретная часть, анализ поступающих разведданных. В день, когда мы работали на Потсдамской площади, покидал расположение, коллегам сказал, что решил пройтись по городу. Голос хрипловатый, рост и комплекция подходящие, имеет возможность добыть секретные сведения. Немецким языком владеет не идеально, но изъясняться может. Послужной список вполне приличный. Три года в действующей армии, два ранения. Но мы ведь не думаем, товарищ майор, что наш «крот» отлынивал от службы. Ему ничто не мешало прилично воевать, быть в фаворе у начальства и иметь правительственные награды. Это наш основной подозреваемый.

– Капитаны Курицын и Жлобин, – принял эстафету Грамарь. – Оба трудятся в разведотделе, но по службе практически не пересекаются. Опытные боевые офицеры, имеют ворох наград. У первого за плечами сложная операция в Варшаве по обезвреживанию банды Каминского, у второго – Бреслау, где мы, как известно, не блистали, но все же город взяли. По всем параметрам подходят кроме одного. Пока не ясно, где они находились позавчера во второй половине дня. Но то, что отсутствовали на месте службы, известно доподлинно. Оба имели возможность выкрасть ценные сведения. Жлобин водит знакомство с капитаном Мещеряковой. Та работает в отделе снабжения и дорожной службы, то есть имеет доступ ко всем поставкам, осуществляемым в Берлин.

– Майор Арбатов, – вступил в разговор лейтенант Романовский. – Строевая часть, работает с документами и донесениями. Имеет прекрасную возможность быть в курсе всех событий, происходящих в городе. Пока неизвестно, владеет ли он немецким языком. Коллеги уверяют, что нет, но это надо проверить.

– Подполковник Кобзарь, – закончил оглашение списка Грамарь. – Обозно-вещевая служба. Именно к нему стекаются все данные о частях, расквартированных в Берлине, на основании чего он распоряжается продовольствием и обмундированием. В его ведении также квартирмейстеры. Он получает сведения, где и в каком количестве размещается личный состав. Немецким языком владеет на школьном уровне, но нам же больше и не надо.

– Я вас понял, товарищи офицеры, – сказал Влад. – Хорошая работа, если вы ничего не упустили. Как насчет конфиденциальности?

– Мы старались, – буркнул Грамарь, – Но сами понимаете, товарищ майор, земля слухами полнится.

– Всю пятерку взять под наблюдение! – приказал Градов. – Если кто-то из них попытается скрыться, брать без разговоров. Основания можно не оглашать, время пока военное. Выясняйте, где находились позавчера Жлобин и Курицын.

Снова прошла ночь, а к обеду следующего дня подтянулись свежие данные.

– Уже не знаем, как изворачиваться, товарищ майор, – пожаловался на жизнь Олежка Романовский. – Ноги все стоптали. В общем, расклад такой. Два дня назад, когда «крот» шел на встречу с господином Краузе, капитан Жлобин уединился в каптерке с товарищем Мещеряковой. По официальной версии, помогал ей с документами, а фактически можно догадаться. Там они сидели часа полтора. Каптер сержант Бутырко, изгнанный из вотчины, в этом признался неохотно, умолял, чтобы его фамилия в деле не фигурировала, поскольку капитан Жлобин строго наказал блюсти секретность. Кобель он, товарищ майор, а никакой не «крот».

– Капитан Курицын тоже не мог находиться в двух местах одновременно, – с важным видом проговорил Егор Грамарь. – Теперь мы точно знаем, где он был. Снова романтическая история, но несколько другого плана. Курицын находился на Анкерштрассе, это к востоку от Александерплац. Он при всем желании не смог бы добежать до Потсдамской площади. Смазливую вдову зовут Гертруда Шлоссер. Именно у нее и завис на полтора часа капитан Курицын. В принципе никаких законов, кроме моральных, он не нарушал, время было обеденное. Соседка описала капитана. Это точно Курицын. Из квартиры фрау Шлоссер доносились такие завораживающие стоны!..

– Не продолжай, – сказал Олежка. – Мы не завистники, но все равно заткнись. Думаю, фрау Шлоссер перестаралась с имитацией страсти. Ей просто нужен покровитель из числа офицеров Красной армии. Время нынче непростое, защита не помешает.

– Ну что ж, вы снова славно потрудились, – заключил Влад, вычеркивая карандашом две фамилии. – Количество подозреваемых тает на глазах. Будет прискорбно, если список опустеет вовсе.

– К тому и идет, – заявил капитан Нагорный. – Подполковника Кобзаря тоже придется исключить. Человек пожилой, возможно, перетрудился. В общем, два дня назад в интересующее нас время он находился в закрепленной за ним квартире на Александерплац, испытывал серьезное недомогание. Во время работы почувствовал себя плохо, попросил водителя отвезти его домой и провел в квартире пару часов. Потом ему стало легче, вернулся на службу. За медицинской помощью не обращался, просил водителя никому не говорить. Этот парень и сторожил квартиру, из которой, кстати, нет второго выхода. Именно он дал показания. У подполковника проблемы с легкими, что он тщательно скрывает, поскольку не хочет уходить со службы.

– Надо же, – сказал Градов и вычеркнул третью фамилию. – С чем мы остаемся?

– Пока не у разбитого корыта, – успокоил его Нагорный. – У нас еще имеются майоры Запольский и Арбатов. Первый, если помните, главный подозреваемый. Проходит службу в секретной части, имеет доступ к важным документам военного характера. Арбатов – строевая часть, тоже лицо во многом осведомленное, но я бы на него не ставил. Интуиция подсказывает, что это не то. Мы, кстати, проверили, Арбатов практически не знает немецкого, всегда обращается к услугам переводчика. Но примитивным набором владеет, говорит по-немецки с ужасающим рязанским акцентом.

– Понятно, – пробормотал Градов. – Обоих надо взять под плотное наблюдение, но глаза не мозолить.

Идея была не нова. Театральная постановка. Реквизит не требовался, дорогостоящее оборудование тоже. Актера заменил начальник радиоузла полковник Синицкий, любезно согласившийся выполнить просьбу контрразведки. Он сидел в своем кабинете, нахмуренный, деловитый, перебирал бумаги, рассыпанные по столу. Дверь в смежную комнату была приоткрыта, свет в ней не горел.

Там расположились майор Градов, капитан Нагорный и герр Краузе, гвоздь программы. Немец сидел как на иголках, вертелся, постоянно сглатывал, дрожали руки на коленях. Он видел, что происходит в соседнем кабинете, но оттуда его заметить никто не мог.

Романовский и Грамарь остались в коридоре. Там было людно, вряд ли их присутствие могло насторожить потенциального «крота».

Первым в кабинет начальника радиоузла вошел майор Арбатов, подтянутый, импозантный, хотя и не сказать что рослый. Он имел настороженный вид. Все же не каждый день поступает просьба подойти к руководству смежного отдела.

– Разрешите, товарищ полковник? Вызывали? Майор Арбатов.

Градов вытянул шею, выглянул в кабинет.

Майор обладал неплохой осанкой. Он небрежно отдал честь, как-то машинально покосился в черный проем. У него было нормальное, немного скуластое лицо, внимательные глаза.

– Подождите, точно, – пробормотал Синицкий, тасуя кипу бумаг, мельком глянул на посетителя и спросил: – Вы же из строевой части, майор?

– Так точно, товарищ полковник. – Арбатов заметно расслабился, сделал доброжелательную мину. – У вас какие-то вопросы?

– Это не по вашей линии? Можете разобрать, что здесь написано? Посыльный принес бумаги и, видимо, ошибся.

Майор подошел, взял со стола листок. Брови его от удивления поползли вверх.

– Здесь текст на немецком языке, товарищ полковник. Печать канцелярии Имперского банка.

– Это точно не по вашей части? Можете прочесть?

Арбатов пожал плечами и что-то приглушенно забормотал. Он говорил нечетко, глотал окончания, отдельные слова игнорировал, другие зачем-то разбивал на части, читал по складам. Влад видел, как напрягся и вытянул куриную шею герр Краузе, затаил дыхание.

– Тарабарщина какая-то, – сказал Арбатов. – Прошу простить, товарищ полковник, но я не силен в немецком. Это мягко сказано. Но я понял, что это некое платежное поручение одного из департаментов банка. Этой бумаге несколько месяцев, и она не имеет отношения к нашему ведомству. Боюсь, это просто мусор.

– Вот умники, подбрасывают всякую гадость, – пробормотал Синицкий. – Спасибо, майор, извините, что отвлек от работы, можете идти.

Майор Запольский пожаловал тут же. Оперативники не успели сделать выводы. Он был крупнее предыдущего посетителя, с массивной квадратной челюстью и, в отличие от Арбатова, не лучился добродушием. Офицер настороженно посмотрел по сторонам, покосился на приоткрытую дверь в кладовку, потом отдал честь и исподлобья уставился на хозяина кабинета.

История повторилась. В ней опять фигурировал тот же документ с немецким текстом. Господин Краузе снова напрягся и вытянул шею.

Запольский не мог взять в толк, чего от него хотят, с недоуменным видом прочитал документ, потом покачал головой и протянул его полковнику. Дескать, не наша тема, сами разбирайтесь.

– Вы уверены, майор? – спросил Синицкий. – Прочитайте, что там написано. Я, кстати, тоже пытался, – не без бахвальства сказал полковник. – Решил заняться на старости лет немецким языком, думаю, наше соединение надолго задержится в Германии. Произношение, конечно, ужасное, большинство слов не понимаю. У вас же нет проблем с этим?

– Проблемы есть, товарищ полковник, – отозвался посетитель. – Но язык, в принципе, учил, кое-что понимаю и могу читать.

– Прочтите хотя бы часть, – попросил полковник. – Хочу послушать, как звучат эти грубые слова.

Запольский пожал плечами, начал читать, потом поморщился, вернул лист и заявил:

– Прошу прощения, товарищ полковник, у меня много работы. Эта бумага не имеет к нам отношения. Это банковский документ. Перешлите его финансистам.

– Да, конечно, – сказал полковник. – Примите извинения, майор, что пришлось отвлечь от работы. Вы свободны.

Майор Запольский, не скрывая раздражения, покинул кабинет, захлопнул дверь.

Градов поднялся, включил свет в каморке.

Нагорный напрягся, безотрывно смотрел на Краузе.

– Вы закончили свои игры, товарищи офицеры? – донесся из кабинета ворчливый голос Синицкого.

– Да, товарищ полковник, вы выступили превосходно. Одну минуту, если позволите.

У Краузе подергивался левый глаз, бегали зрачки. Этот тип был в своем репертуаре. Он отдувался так, словно поднялся на высокую гору.

– Он был здесь, господин майор. Я узнал голос, да и не только его. Совершенно точно, это был тот самый человек, который подошел ко мне на рынке.

У капитана Нагорного зажглись глаза. Он тоже волновался, облизывал губы. В такие моменты все вокруг казалось офицерам несущественным, работа увлекала их целиком, бурлил адреналин.

– Я же говорил, командир, это Запольский. Надо его брать, теперь не уйдет, сукин сын.

Вроде все правильно, надо брать, по крайней мере, не спускать с предателя глаз. Но майора смутило поведение Краузе. Тот смотрел как-то странно, с поволокой, видимо, подвергал анализу собственные ощущения.

– Вам слово, герр Краузе, – без нажима сказал Градов. – Вы уверены, что последний посетитель и есть именно тот человек, который подошел к вам на рынке?

– Что вы, господин майор, я такого не говорил. – Краузе начал покрываться пунцовыми пятнами. – Это не он, совсем другой тип, иной голос. Человек, который хотел передать мне записку, это тот, первый.

– Вы серьезно? – Влад растерялся.

Это было неожиданно. Он нервно рассмеялся. Все присутствующие уставились на него круглыми глазами.

– Давайте уточним, герр Краузе. Вы узнали человека, которого мы ищем? Им оказался предыдущий посетитель?

– Конечно, я об этом и говорю, – заявил Краузе. – Это точно он, можете не сомневаться.

– Что он говорит, командир? – зачастил Нагорный. – Я не совсем понимаю.

– Говорит, чтобы ты выбросил к чертовой матери свою интуицию! Запольский не «крот»! Это Арбатов!

– Да ну, не может быть! – Нагорный опешил и вдруг тоже начал смеяться.

Пороть горячку явно не стоило. Улики отсутствовали. А с тем, что такое интуиция, оперативники уже разобрались. За майором Арбатовым они установили слежку, попутно обстоятельно проштудировали его личное дело.

Майор Арбатов Александр Романович, уроженец подмосковной Коломны, дважды награждался орденом Красного Знамени, имел бесспорные заслуги перед Отечеством. Ранение в сорок третьем под Орлом, четыре месяца в госпитале. В период освобождения Брянщины он командовал разведывательной ротой, снова получил ранение, затем – внеочередное звание, участвовал в освобождении Украины. По здоровью перевелся на штабную работу, был заместителем начальника штаба, возглавлял полковую строевую часть. После Бухареста был отправлен в штаб дивизии, после Вены – корпуса. Зарекомендовал себя прилежным и исполнительным работником. Развелся в сороковом году, бывшая жена и их дочь переехали в Хабаровск. Репрессированных родственников не имел, под уголовными статьями не ходил. Практически идеальная биография!

– И все же продался, сука! – прокомментировал все это Нагорный.

– Спешить не будем, – сказал Градов. – Не пойман – не вор, уяснил, Юрий Иванович? Мы можем сколько угодно подозревать Арбатова, а фактически ничего против него не имеем, кроме сомнительных показаний господина Краузе. А кто это такой? Наш враг, не забывай. Трусливый, раскаявшийся, но все равно. Так что придержим коней и займемся наблюдением.

Об успехах контрразведки полковнику Троицкому было доложено в тот же вечер.