Текст книги "Станция невозврата"

Глава 3

Снова в доме в Ариндже в полном составе группа собралась лишь спустя пять дней. За это время каждый член спецподразделения провел колоссальную работу по отслеживанию объектов, по сбору информации и по прочим оперативным мероприятиям. К концу третьего дня отсеялись кандидаты с 9-й улицы в районе Гетапни и с проспекта Гая. Еще через день – Озанян с улицы Толстого. Утром пятого дня бойцы спецподразделения убедились, что претендент по прозвищу Пыщик – тоже не их человек, и к началу общей встречи от шести кандидатов осталось только два.

Самым перспективным казался Геворкян, проживающий в одном из домов по Тбилисскому шоссе. Оперативной разработкой Геворкяна с самого начала занимался лейтенант Уфимцев, и с работой он справлялся как нельзя лучше, сумев наладить с подозреваемым личный контакт. То, что Уфимцев несколько лет прожил в Армении, сыграло свою роль. Геворкяну Уфимцев представился ученым-лингвистом, который ведет в Ереване исследовательскую деятельность, изучает редкие диалекты армянского языка и историю становления Армении. Этим он сразу подкупил Геворкяна, а если учесть, что и сам он преподавал в Ереванском институте, становилось понятно, что между Уфимцевым и Геворкяном просто обязана была установиться тесная связь.

За пять дней Геворкян дважды встречался с соседями Багдасаряна. Со стороны их встречи могли показаться случайными, они происходили в общественных местах, как правило, в магазинах или в парках, и ничем не привлекали к себе внимание. Что странного в том, что два армянина, столкнувшись у прилавка, пожали друг другу руки или же заключили друг друга в объятия? Ничего… если игнорировать тот факт, что такие встречи происходили слишком часто. Уфимцев не все время наблюдал за Геворкяном открыто: большую часть суток ему приходилось прятаться от своего нового «товарища», чтобы он не посчитал его навязчивым, но из поля зрения он Геворкяна не выпускал.

И все же на какое-то время Геворкян с «радаров» Уфимцева исчез. Это произошло на третий день слежки, совершенно внезапно, только что Геворкян стоял на соседнем тротуаре и рассматривал статью в газете, и вот уже перекресток пуст, на улице ни души. В течение шести часов Уфимцев искал Геворкяна по всем местам, в которых он бывал ранее, но так и не нашел. Тогда он принял решение вернуться к дому Геворкяна и ждать его появления там. Он резонно полагал, что уж домой Геворкян рано или поздно вернется. Так и вышло. Спустя шесть часов Геворкян появился во дворе своего дома. Он шел пешком, был спокоен и даже умиротворен. Уфимцеву так и не удалось узнать, куда и как исчез Геворкян, но больше он его из виду не терял.

Помимо Геворкяна была и еще одна перспективная кандидатура – некий Кудоян. Для наблюдения за этим человеком был приставлен Юрий Казанец. По предоставленным группе сведениям, Кудоян регулярно посещал один и тот же шахматный клуб, туда и отправился Казанец, и в первый же день его ожидала удача. Кудоян не просто пришел в шахматный клуб на проспекте Ленина, но еще и провел там несколько встреч, три из которых показались Казанцу подозрительными. Встречи эти Кудоян обставлял как обычный шахматный турнир, но Казанцу, знающему толк в шахматах, после первой партии стало понятно, что, по меньшей мере, три игры представляли собой фарс. Противники Кудояна ничего не смыслили в шахматах. За два часа, которые Кудоян просидел в клубе, он провел пять шахматных партий и все пять выиграл.

Его соперники отличались один от другого и по возрасту, и по национальной принадлежности, и по семейному положению, и, судя по одежде и шахматным доскам, которые те приносили с собой, по социальному статусу. Кудоян общался со всеми на равных, как того и требовала спортивная этика. Любого соперника – и седовласого старичка, и юношу, едва начавшего брить бороду, – Кудоян величал не иначе, как «молодой человек», и каждому при расставании говорил одно и то же: «В следующий раз обязательно выиграете, у вас еще вся жизнь впереди». Проигравший, но не поверженный противник уходил, унося шахматную доску, а на его место тут же садился следующий претендент на проигрыш.

В городе Масис Кудоян только был прописан, жил же в Ереване, недалеко от шахматного клуба, что существенно облегчало слежку за ним. Первые три дня Казанец один следил за Кудояном, затем, когда освободились другие бойцы, в ночь, получив машину, Казанца начал сменять Лепилин. Ночные дежурства сводились к формальному контролю подъездной двери дома Кудояна, так как за пять дней позже девяти вечера он домой не возвращался. Уфимцев получил в напарники Дорохина сразу после того, как его объект был вычеркнут из списка. Им же досталась третья машина, которую спецподразделение получило от Мкртчяна спустя сутки после приезда в Ереван.

В этот день группа должна была выслушать сообщения Казанца и Уфимцева и принять решение, стоит ли продолжать наблюдение за подопечными и какие действия помимо наблюдения они могут предпринять. В пять вечера они собрались в самой большой комнате, расселись кто где смог и приготовились слушать командира.

– Казанец еще не вернулся, но ждать его мы не станем, – окинув взглядом бойцов, объявил Богданов. – Дима, начинай ты, дальше продолжу я, а там, глядишь, и Казанец объявится.

– С националистической партией НОП Геворкян связан однозначно. – Уфимцев решил начать с главного. – За пять дней он семь раз встретился с соседом задержанного Багдасаряна. Один раз он встречался с двоюродным братом Степаняна и еще один раз с семьей Затикяна. Правда, эта встреча прошла своеобразно.

– Что значит «своеобразно»? – уточнил Богданов.

– Геворкян подошел к жене Затикяна, когда она вывела детей в парк, – начал Уфимцев. – Он подсел к ней на скамейку и заговорил. Я не знаю, что именно он ей говорил, но уверен, что жене этот разговор не понравился. Она слушала Геворкяна ровно шесть минут, после чего молча встала, подозвала детей и поспешно ушла из парка.

– Геворкян за ней не последовал? – спросил Богданов.

– Нет, и повторных попыток организовать встречу и поговорить, он не предпринимал.

– Это пока, – прокомментировал подполковник Дубко. – Ты наблюдаешь за Геворкяном всего пять дней. Сколько дней назад была предпринята попытка наладить контакт с женой Затикяна?

– Позавчера, – ответил Уфимцев.

– То есть два дня назад. – Дубко многозначительно поднял вверх палец. – Не так давно, так что Геворкян может просто выжидать. Лично я так бы и поступил: если бы меня отбрили в первый раз, я бы выждал время и только потом повторил попытку наладить контакт.

– Что с остальными родственниками задержанных? – задал вопрос Богданов.

– В основном ничего интересного. В разговорах со мной Геворкян держится дружелюбно, на националистические темы не разговаривает, что и понятно, ведь я же русский. То, что мы с ним на короткой ноге, должно пригодиться в будущем, сейчас же я черпаю информацию из тайной слежки. Это тоже глобальных результатов не приносит, но кое-что можно использовать.

– Говори, – приказал Богданов.

– Мне удалось подслушать разговор Геворкяна с двоюродным братом Степаняна. Встреча произошла вчера в ночь: я дежурил у дома Геворкяна, когда к его подъезду подъехал автомобиль. Из него вышел молодой человек лет двадцати семи – тридцати, армянской национальности. Он подошел к подъезду Геворкяна, но внутрь не вошел. Пока он стоял у подъезда, я успел перебазироваться ближе, поэтому слышал весь разговор. В двадцать три сорок шесть к подъезду вышел Геворкян. Увидев молодого человека, Геворкян поздоровался и предложил перейти в другое место. Я думал – все, не услышать мне откровений Геворкяна и его ночного посетителя, но нет, далеко они не пошли, обогнули полуголые кусты и переместились ближе к краю дома, оказавшись даже ближе к моему наблюдательному посту, чем были раньше.

– Как же они тебя не заметили? – удивился Дорохин.

– Долго объяснять, – отмахнулся Уфимцев. – Скажу одно: двор у Геворкяна очень хорошо подходит для тайных встреч, но и для тайного наблюдения тоже.

– Не отвлекайся, Дима, рассказывай, – попросил Богданов.

– Если вкратце, то суть их разговора сводилась к следующему: члены партии НОП начали сбор средств, чтобы нанять зарубежного адвоката, который поможет вытащить из тюрьмы всех троих: Степаняна, Багдасаряна и Затикяна.

– Они говорили открытым текстом? – уточнил Дубко.

– Да. Брат Степаняна требовал, чтобы Геворкян настаивал на предоставлении услуг лучших адвокатов. И тогда Геворкян назвал два имени: Роберт Чепмен и Заза Беридзе. Геворкян заверил брата Степаняна, что люди эти всецело преданы партии НОП, хоть и не являются ее членами. И еще он сказал, что партия, которой принадлежат эти двое, куда могущественнее, чем НОП, и в настоящее время и в обозримом будущем. Думаю, за Геворкяном следует продолжать наблюдение.

– Согласен, – сказал подполковник Дубко. – Геворкян признался, что связан с НОП, и потому снимать с него слежку преждевременно.

– И на тех двоих, о которых говорили Геворкян и брат Степаняна, нужно найти информацию. Думаю, за ними, так же как за Геворкяном, нужно установить наблюдение. Это единственное упоминание о том, что партия НОП, возможно, действует с подачи более сильной организации.

– Возможно, и не единственное, командир. – Голос Юрия Казанца перекрыл голос Богданова.

Он стоял у порога и довольным взглядом оглядывал товарищей.

– Вернулся-таки. – Богданов улыбнулся краешком губ. – Заходи, Юра, мы тут как раз дела обсуждаем.

– Я слышал. – Казанец прошел в комнату. – Давай, Диман, заканчивай, а потом я вам кое-что интересное расскажу.

– Я закончил, – заметил Уфимцев. – Можешь приступать.

– Ну, раз так, слушайте, – произнес Казанец.

– Только без фанатизма, Юра, старайся говорить по существу, – предупредил полковник Богданов.

Казанец выдвинул стул в центр комнаты, уселся на него верхом и начал рассказывать.

– Как вы все знаете, я веду наблюдения за шахматистом Кудояном, который посещает шахматный клуб на проспекте Ленина. Сегодня он тоже был там, и я кое-что заметил: в процессе игры между соперниками происходит тайный обмен. Для этой цели они используют шахматную доску, под которую закладывают записки. После окончания партии владелец доски спокойно собирает шахматы и уносит их вместе с запиской. Если бы Кудоян не забирал свою записку в середине игры, я бы, скорее всего, не додумался, в чем дело, но сегодня фортуна оказалась на моей стороне. Он вел партию с молодым армянином, в процессе игры сдвинул шахматную доску на край, какой-то умник решил ему помочь и поправить доску. И когда он это сделал, из-под доски выпал листок и приземлился у ботинка Кудояна. Тут уж я не сплоховал. Я подскочил к столу, поднял листок и протянул его Кудояну. Вы, говорю, листок обронили. Он испугался так, что даже на его смуглой коже проступила бледность. А как не испугаться, други? Скажи он, что это не его лист, я заполучу записку и узнаю то, что он пытается скрыть. Но и своей эту записку он признать боится, ведь мало ли кто я такой? Сотрудник КГБ, оперативный работник МВД или просто турист? Дилемма, парни, верно?

Казанец смешливым взглядом смотрел на товарищей, те улыбались, довольные, что можно немного расслабиться, сделать передышку в серьезном разговоре.

– Еще какая дилемма, Юрок, – улыбаясь, произнес Дорохин. – И как же твой приятель вышел из положения?

– О, он держался достойно, поверьте, парни, – продолжил рассказ Казанец. – Когда я сообщил ему про записку, он лишь на полминуты замер, а потом сделал вид, что что-то вспомнил и произнес: «Ах да, это же рецепт лекарства от простуды. Моя тетушка дала мне его накануне, а я и забыл. Благодарю вас, молодой человек!» Забрал у меня записку и сунул в карман.

– А ты что? Неужели отдал? – ахнул Зуйков.

– Разумеется! Не стану же я сам себя палить раньше времени, – заявил Казанец. – Записку я отдал и отошел, но зато теперь смотрел в оба и увидел, как Кудоян снова положил записку под шахматную доску. Действовал он виртуозно, но и я не первый день замужем, сумел заметить.

– Видно, важная информация была в записке, раз он даже после твоего вмешательства рискнул снова подложить ее, – заметил Дубко.

– Наверняка важная, – согласился Казанец. – Сами понимаете, прочитать ее я физически не мог, но, когда поднимал, чуть сдвинул листы. Надеялся хоть что-то увидеть.

– Увидел? – спросил Богданов.

– Трудно сказать. Думаю, там был указан адрес места, где должна произойти какая-то встреча. Если я прав, то в адресе был указан дом номер сто пять, а еще дата и время двадцать один ноль-ноль.

– И все это ты увидел за пару секунд? – удивился Зуйков.

– Не все. Дату не увидел и название улицы вряд ли воспроизведу армянскими иероглифами, хотя попытаться стоит.

– Значит, ты думаешь, что Кудоян назначает кому-то встречи, используя шахматный клуб как место передачи сообщений? – Богданов задумался. – Это уже кое-что.

– Не факт, что эти встречи как-то связаны с НОП или с Затикяном, – заметил Дорохин.

– Надо это выяснить. Юра, Кудоян бывает в шахматном клубе в определенные дни или всегда в разные?

– Думаю, в определенные, командир. Иначе как бы его сотоварищи узнавали, когда он появится? Мы приехали в понедельник, сегодня пятница. За это время он был в клубе дважды: в понедельник и четверг.

– Значит, следующий визит через три дня. – Богданов взглянул на Казанца. – Вот как мы поступим: в понедельник ты пойдешь в клуб, как обычно, но не один, а в сопровождении Зуйкова и Дорохина. Они будут ждать снаружи. Как только Кудоян передаст первую записку, подашь им сигнал и укажешь на того, к кому перешла записка. Сумеешь?

– Легче легкого, – уверенно кивнул Казанец. – Шахматный клуб расположен в отдельно стоящем здании с панорамными окнами по периметру, вся улица просматривается. Только не пойму, что вы собираетесь предпринять? Напасть на человека с запиской?

– Именно так. Обставим дело так, будто произошел банальный налет грабителей. Из-за записки он все равно не станет обращаться в милицию, а то, что мы его потреплем немного, особого вреда не принесет, – подтвердил догадку Казанца Богданов.

– Как-то уж совсем по-детски, – с сомнением произнес Дубко.

– У нас нет выбора, Саша. В противном случае нам придется полгода топтаться на месте, – отрезал Богданов. – Коля, действовать будете по обстоятельствам, но не переусердствуйте. Шахматную доску отбирать не надо, только забрать записку. Ну и деньги придется прихватить, чтобы было похоже на ограбление.

– А если у него при себе денег не будет? – спросил Зуйков.

– Тогда посетуете на то, что взяли безденежного, и уйдете. Нам необходимо узнать, что Кудоян пишет в записках. – Богданов устало потер ладонями лицо. – Поймите, за пять дней мы ровным счетом ничего не добились. Нам нужен прорыв!

– Это понятно, мы действительно топчемся на месте почти неделю, – сказал подполковник Дубко. – Я согласен с командиром, в данном случае риск оправдан.

– До понедельника мы можем предпринять еще кое-что. Мы наведем справки о кандидатах в адвокаты взрывников, соберем на них информацию и, исходя из полученных данных, будем действовать. Если повезет, нам вообще не придется устраивать засаду у шахматного клуба.

– Будем звонить Мкртчяну? – осторожно поинтересовался Дубко.

– Нет, его беспокоить пока не станем, – так же осторожно ответил Богданов. – У меня есть надежный источник.

– Через Мкртчяна быстрее, – заметил Дорохин. – Даже из дома выходить не нужно. Позвоним, и он выяснит все, что нужно.

– Не в этот раз, Коля. – Богданов поспешно перевел тему. – Что у нас с бензином? Никто не забыл заправить баки?

– Все машины залиты под завязку, – отчитался Зуйков. – Если только Казанец приехал порожняком, его машину я не проверял.

– Не переживай, Серега, я свое дело знаю. – Казанец подмигнул Зуйкову. – Моя машина готова к любым неожиданностям.

– Вот и хорошо. – Богданов взглянул на часы. – Сейчас без четверти семь, пятнадцать минут на ужин. Зуйков дневалит. После ужина Лепилин едет к Кудояну, Уфимцев возвращается к Геворкяну. Остальные остаются на месте до особого распоряжения.

Зуйков пошел на кухню греть на всю группу ужин, остальные потянулись за ним. В комнате остались только полковник Богданов и подполковник Дубко.

– Пойдем на крыльцо, покурим, – вполголоса предложил Дубко.

– Ты же не куришь, – машинально произнес Богданов.

– Зато ты куришь, – произнес с нажимом Дубко. – Пойдем, Слава, пора это дело перекурить.

Богданов похлопал себя по нагрудному карману, проверяя наличие пачки сигарет, и пошел к выходу. Дубко проследовал за ним. Выйдя на крыльцо, Богданов достал сигарету, прикурил и с наслаждением затянулся. Выпустив дым, он повернулся к Дубко и спросил:

– У тебя ко мне вопросы?

– Только один: не хочешь сказать ребятам про Мкртчяна? – произнес Дубко.

– Не думаю, что это хорошая идея, – выдержав паузу, ответил Богданов.

– А я не думаю, что правильно держать их в неведении.

После того как Богданов пообщался со своим другом Меджонковым, он вернулся в Ариндж и, отослав по какой-то надуманной причине из дома Лепилина, принялся методично осматривать комнату за комнатой. Он хотел убедиться в том, что в доме нет прослушки. К моменту возвращения Лепилина он успел осмотреть весь дом и надворные постройки. Ни в доме, ни в телефонном аппарате «жучков» он не обнаружил. Однако ощущение, что Мкртчян может оказаться двойным агентом, не проходило. Звонить в Центр с телефонного аппарата, установленного в доме, чтобы назвать проблему, Богданов посчитал не лучшей идеей, а другой возможности связаться со Старцевым или Удиловым у него не было, поэтому он решил отложить на время решение этого вопроса.

Когда Дубко вернулся с задания, Богданов поделился с ним подозрениями Меджонкова. Ему хотелось выслушать мнение по этому поводу Дубко, но тот ничего конкретного посоветовать не мог. Мкртчяна, кроме первой встречи в аэропорту, он не видел, общаться с ним не общался, а делать выводы с чужих слов не входило в его правила. Он посоветовал Богданову самостоятельно прощупать Мкртчяна и полагаться на свою интуицию. Но и это выполнить оказалось сложно. Необходимости в личном общении с Мкртчяном у Богданова не было, а вызывать его просто ради того, чтобы поболтать, казалось глупой затеей. Единственное, что полковник мог предпринять дополнительно – это проверить на наличие «жучков» автомобили, предоставленные Мкртчяном. Прошло пять дней, а Богданов так и не определился, насколько он может доверять Мкртчяну.

– Тебе не кажется, что молчание затянулось?

– Прости, отвлекся. – Голос Дубко вывел Богданова из задумчивости. – Я понимаю твое недовольство. Мы здесь варимся в одном котле, и тебе хочется, чтобы у всех были равные условия, но я не уверен в том, что Меджонков не ошибается насчет Мкртчяна. И что в этом случае я должен сказать ребятам? «Послушайте, наш помощник может оказаться предателем, а может быть, наоборот, он классный парень и я зря на него наговариваю»?

– Не такими словами, Слава, не передергивай.

– Дай мне еще два дня, Саша. Хочу проверить теорию Меджонкова и, когда проверю, тогда и буду говорить с парнями.

– Что за теория?

– Пока не могу сказать. – Богданов замялся. – Нужно, чтобы сложилось воедино сразу несколько факторов, только тогда я смогу реализовать свой план.

– Слава, мне кажется, ты слишком усложняешь дело. Проверку можно устроить за пару минут. – Дубко покосился на дверь. – Давай отложим этот разговор на полчаса. Отправим ребят по местам и тогда в спокойной обстановке продолжим.

– Идет, – согласился Богданов. – Уже семь, они скоро выйдут, так что разговор все равно придется прервать.

Он оказался прав, спустя минуту во двор вышли Лепилин и Уфимцев. Они прошли к машинам, Дубко сбежал с крыльца и помог открыть ворота. Машины одна за другой выехали со двора, Дубко закрыл ворота и вернулся на крыльцо, но продолжить разговор они с Богдановым не успели. Буквально через полминуты после отъезда машин из дома выглянул Коля Дорохин и сообщил, что полковника требует к телефону товарищ генерал-майор. Оба, и Богданов с Дубко, поспешили в дом.

Богданов думал, что на связь снова вышел Удилов, но это был Старцев.

– Что нового, полковник? Почему не докладываешь о ситуации или никакого продвижения?

– Пока сложно сказать, товарищ генерал-майор. – Богданов уклонился от прямого ответа. – Какие-то подвижки есть, но о результатах говорить рано.

– Все равно я жду от тебя доклада. Прошло пять дней, сверху наседают, а у меня, как у нерадивого школьника, один ответ: мы стараемся. Давай, Богданов, выкладывай. Не может быть, чтобы за пять дней не появилось никакой информации.

«Вот он и шанс проверить Мкртчяна на вшивость», – подумал Богданов.

– Мне нужна другая точка для связи, – выпалил он. – Считаю эту точку ненадежной.

– Вот оно что, – медленно протянул Старцев. – Полагаю, причины назвать не можешь?

– Так точно, не имею возможности, – с нажимом произнес Богданов.

– Хорошо, эту проблему я решу. Жди посыльного. Надеюсь, причина у тебя веская, Богданов, – ответил Старцев и положил трубку.

Богданов какое-то время стоял с трубкой в руках, слушая короткие гудки, затем аккуратно положил трубку на рычаг и вернулся в общую комнату. «Теперь остается ждать. Так или иначе, Мкртчян узнает о моей просьбе, тогда и будет видна его реакция, – размышлял полковник. – А до той поры будем действовать без его участия, и сейчас как никогда будет кстати снова встретиться с Меджонковым. Вернее, с его племянником Аликом».

После первой встречи с Меджонковым, Богданов дважды встречался с Аликом. Первая встреча произошла на второй день их пребывания в Армении и не принесла практических результатов, да Богданов их и не ждал. Алик к нему приглядывался, оценивал обстановку, взвешивал все «за» и «против», ведь ему предстояло нарушить секретность, пусть и с одобрения Москвы и ПГУ КГБ, но сделать это он должен был в обход своего начальства, а такую перспективу не сразу переваришь.

Богданов не слишком надеялся на продолжение их общения, но Алик сам назначил встречу через Меджонкова. Свое решение встать на сторону москвичей в обход местных властей Алик объяснил просто: если за взрывами в Москве действительно стоит организация более могущественная, чем Национальная объединенная партия Армении, ее деятельность необходимо остановить, и для достижения этой цели хороши любые средства. В тот раз Алик передал Богданову папку с материалами, содержащими информацию по обыскам в квартирах Степаняна и Багдасаряна, а также часть протоколов их допросов. Увы, ничего нового из этой информации Богданов не почерпнул.

Алика результат тоже разочаровал, поэтому он потребовал более точно обозначить задачу: что же они все-таки ищут. Богданов объяснил, что сейчас их интересуют имена, которые называли задержанные: люди, с которыми они встречались до ареста; места, в которых бывали. Одним словом, круг знакомств, близких и не слишком, подозрительных или вполне безобидных. Выслушав полковника, Алик пообещал выполнить просьбу до субботы, и они разошлись.

Встречи с Аликом происходили в пригороде Еревана, близ той самой остановки, до которой ходил пригородный автобус. Сегодня Алик ждал его к восьми вечера, и Богданов решил воспользоваться своей машиной, благо, для наблюдения за объектами теперь требовалось всего две машины. Богданов сообщил Дубко, что у него назначена встреча, сел в машину и уехал. За несколько дней дорога до Еревана стала привычной и уже не отвлекала от мыслей о деле. Богданов ехал не спеша, теплый ветер залетал в окно, приятно охлаждая лицо, тревожные мысли постепенно отступали. Он еще не знал, но интуитивно чувствовал, что именно с этой ночи ситуация в корне изменится.

* * *

Уфимцев сидел в машине возле дома Геворкяна. Он видел, как тот вернулся домой без четверти восемь, как перед тем, как войти в подъезд, поболтал с соседом. В руках он нес сумку с продуктами, свежий батон и горлышко молочной бутылки торчали между ручками. Разговаривал Геворкян громко, поэтому Уфимцев слышал, как он сказал соседу, что всю неделю холостякует, мол, его домочадцы уехали к родственникам, а он остался из-за неотложных дел в институте. Наговорившись вдоволь, Геворкян поднялся на третий этаж, в окнах его квартиры зажегся свет, затем его сменил более приглушенный свет, очевидно, хозяин включил телевизор.

Ближе к одиннадцати Уфимцев устроился поудобнее, предвкушая тихую, спокойную ночь. Видимо, он задремал, потому что пропустил тот момент, когда к подъезду Геворкяна подъехал автомобиль. Он очнулся от смутного беспокойства, взглянул в лобовое стекло и увидел машину. Водитель легковушки погасил фары, и из машины не выходил. О его присутствии говорила лишь струйка сигаретного дыма, выползающая из открытой форточки.

«Черт, чуть не проворонил. Соберись, – мысленно встряхнул себя Уфимцев. – Не хватало еще облажаться». Чтобы не привлекать внимания водителя, Уфимцев спустился на сиденье как можно ниже. Теперь ему был виден двор, а самого его видно не было. Так он просидел минут пятнадцать. Водитель из машины так и не вышел, но и уезжать не собирался. Ровно в полночь дверь в подъезд открылась и из нее вышел Геворкян. В руках он держал портфель, с которым обычно ходил на лекции в институт. Уверенным шагом он подошел к машине, открыл переднюю пассажирскую дверцу и сел. Уфимцев видел, что у Геворкяна с водителем идет спор. Говорили они негромко, но по жестикуляции было понятно, что то, что предлагает Геворкян, водителю не нравится. Через три минуты водитель завел двигатель и, не зажигая фар, выехал со двора. Уфимцев выждал, пока машина скроется из виду, и поехал следом. Потерять машину он не боялся, так как знал: от дома Геворкяна к центральной трассе дорога идет только в одном направлении.

Он не ошибся, как только выехал на трассу, сразу увидел преследуемую машину. Теперь водитель ехал с зажженными фарами, не слишком быстро, но и не черепашьим шагом. Метров через пятьсот он свернул во дворы, Уфимцеву пришлось сбавить скорость, чтобы тот не заподозрил слежку. Проехав два дома, водитель остановился у одноэтажного строения барачного типа. Геворкян выскочил из машины и почти бегом припустил к подъезду, а через несколько минут вернулся с двумя мужчинами. Судя по внешности, армянами они не были. Мужчины первыми сели в машину, Геворкян дождался, пока те устроятся на заднем сиденье, и только после этого сел сам.

Чтобы не попасться водителю на глаза, Уфимцев дал задний ход сразу, как только Геворкян вышел из подъезда. Теперь его машина стояла на центральной дороге метрах в тридцати от перекрестка. Фары он погасил и съехал на сиденье, чтобы машина казалась пустой. Сделал он это не напрасно: водитель преследуемой машины повернул в обратном направлении и проехал в каких-то паре-тройке метров от Уфимцева. Здесь трасса шла прямо, без изгибов, и Уфимцеву пришлось выждать некоторое время, прежде чем возобновить преследование. На его удачу по трассе, ведущей из Еревана, даже в позднее время машины шли с завидным постоянством, так что он не только не попался на глаза водителю, но и сумел в короткий промежуток времени сократить между машинами разрыв.

По мере того как автомобили продвигались вперед, Уфимцев нервничал все сильнее. «Что я буду делать, когда машина покинет пределы города? На пустынной трассе водитель меня сразу засечет», – думал Уфимцев. Но беспокоился он напрасно, в эту ночь удача была явно на его стороне. Не доехав до выезда, водитель преследуемого автомобиля свернул на второстепенную дорогу, и почти сразу Уфимцев увидел, как загорелись задние фонари. Машина остановилась у палисадника скромного, отдельно стоящего дома. Уфимцев тут же ударил по тормозам, заглушил двигатель и погасил фары.

Из машины вышли Геворкян и двое других пассажиров, водитель снова завел двигатель, развернулся и уехал, даже не взглянув в сторону автомобиля Уфимцева. Как только он уехал, Уфимцев покинул машину и поспешил к дому, в который вошли Геворкян и его спутники. Он прошел мимо палисадника, заметив при этом, что свет в доме горит только в одном окне, вернулся назад и осмотрел двор. В нем никого видно не было, но Уфимцев решил перестраховаться. Он прошел на соседнюю улицу, перебрался через забор соседского дома, пересек двор и оказался у забора, граничащего с тем домом, который был ему нужен.

Через пару минут он сидел под окном, в котором горел свет, и прислушивался, пытаясь понять, что происходит в доме. По всей видимости, никто из присутствующих в доме не предполагал, что за ними могут наблюдать, так как о том, чтобы закрыть окно, никто не подумал. Через неплотно прикрытые занавески Уфимцев видел все, что происходит в комнате. За столом сидели пятеро мужчин, трое из них приехали на машине, двоих Уфимцев видел впервые. Разговор вел Геворкян. Он говорил на армянском языке, а один из тех, кого он привез с собой, быстро переводил на английский. Во время перевода он обращался ко второму мужчине, приехавшему с Геворкяном, и Уфимцев сделал вывод, что он иностранец. Уфимцев порадовался тому, что владеет и армянским, и английским и может не беспокоиться о том, что чего-то из разговора не поймет.

– Господа, у нас сложилась непростая ситуация, – начал Геворкян. – Мы понимаем, что никто не ожидал подобного исхода, и все же проблему нужно решать как можно скорее.

– Ваши люди не выполнили миссию, – выслушав Геворкяна, проговорил иностранец. – Это очень плохо скажется на отношении к группе.

Мужчина, который переводил ответ иностранца, старался переводить слово в слово. Геворкян и двое других мужчин выслушали ответ, после чего заговорил один из тех, кто находился в доме до приезда Геворкяна.

– Миссия заключалась не в том, чтобы не попасться, – заявил он. – Да, предполагалось, что ответственность за произошедшее организация возьмет на себя не раньше, чем получит положительные результаты операции. Но в нашем деле предугадать исход миссии было невозможно.

Иностранец дождался перевода и заговорил вновь. На этот раз его тон стал более резким.

– О чем мы сейчас говорим? О том, как надо выполнить миссию или о том, что план оказался непродуманным?

– Обстоятельства изменились слишком быстро. Мы не могли этого предвидеть, – ответил тот же мужчина.

– Позвольте вам напомнить: план – это совокупность предварительно обдуманных действий, объединенных последовательно для достижения цели в строго назначенные сроки. – В голосе иностранца появилась язвительность. – В вашем случае не выполнены сразу два условия: вы плохо продумали ваш план и сорвали назначенные сроки.

– Да с какой стати вы выдвигаете нам обвинения? – Мужчина, который вел диалог, едва сдерживался. – Мы организовали операцию идеально, и не наша вина, что обстоятельства изменились.