Текст книги "Заморский тайник"

Глава 5

Суровая красота – так можно назвать северные отроги Алтайских гор. Тайга, скалистые холмы и долины, чистые, не тронутые цивилизацией реки и озера. А какие здесь деревья и цветы, а сколько в этих краях всякого зверья! Но людям среди этой красоты жить все же сложновато. Здесь почти нет дорог, а значит, нет и всего остального: больниц, магазинов, школ… Словом – всего того, что называется благами цивилизации. Все блага, так или иначе, привязаны к дорогам, и если дорог, как было сказано, нет, то и людям здесь выжить очень непросто.

Впрочем, это вовсе не означает, что людей в этих местах нет вовсе. Есть люди, как им не быть. Встречаются посреди тайги, а больше – по берегам рек, поселки с пристанями, деревушки, заимки… И если поселки и деревни, как уже было сказано, все больше лепятся к рекам – основным и во многих случаях единственным в здешних местах магистралям, – то заимки, наоборот, обычно располагаются подальше от рек и поселков на их берегах. Непролазные чащобы, глухие ущелья – самые подходящие места для заимок.

Так повелось исстари, и тому были причины. С самого начала в заимках селились люди, которых с полным правом можно было бы назвать людьми необычными. Например, анахореты по убеждению и, так сказать, зову души, не терпевшие никакой цивилизации, равно как и большого скопления людей. Или охотники-промысловики, что было объяснимо: настоящий зверь, во всем его множестве и разнообразии, водится именно в таежной глуши. Или искатели золотых россыпей. По сути, здешние края богаты золотом, но золото – это государственное достояние, и по советским законам частным образом добывать его запрещалось. Однако же, как известно, охота пуще неволи, и потому всегда находились веселые и беспечные авантюристы, стремившиеся накопать золотишка в обход всяческих законов и запретов. А не накопать – так просто пожить в необычных, вольных условиях, где нет никаких писаных законов, а есть лишь единственный закон – закон совести.

Жили в заимках и другие люди – староверы. Их, пожалуй, было больше, чем анахоретов, промысловиков и авантюристов, вместе взятых. Староверы обитали в самых глухих и отдаленных урочищах, как можно дальше от каких бы то ни было признаков цивилизации – даже самых примитивных и, казалось бы, кровно необходимых любому человеку. Но староверы предпочитали обходиться даже без такой малости. Это у них называлось «беречь веру отцов».

Никого в свои поселения староверы не пускали – за редчайшим исключением. Таким исключением могла быть лишь реальная беда, настигшая какого-нибудь таежного бродягу. Допустим, его поломал таежный зверь. Или застигла лютая непогода, укрыться от которой в тайге, да еще в одиночку, не было никакой возможности. Скажем, сорокаградусный мороз или свирепая метель. Или человек сбился с пути. Сбиться с пути в тайге – это почти верная смерть, и неважно, зимой заплутал путник или в какую-то другую пору года. Или путника одолела внезапная хворь. Истинная хворь, без всякого притворства. Или к заимке (еще такие заимки назывались скитами) приходили торговцы товаром, без которого никакому человеку невозможно было обойтись. Одежда, обувь, патроны, рыболовные снасти… Рассчитывались за все это не деньгами – денег у староверов не водилось, деньги у них считались несусветным, погибельным грехом. Средством расчетов в основном была пушнина, реже – добытое в горных речушках золото, которое, к слову, также считалось грешным и годилось лишь для расчетов, но никак не для накопления его в виде богатства. В богатстве как таковом староверы не видели никакого смысла, они его также считали погибелью для души.

Пожалуй, и все. В таких случаях староверы пускали посторонних людей под свои крыши. И даже оказывали им посильную помощь: лечили, кормили, снабжали теплой одеждой, делились патронами… Но при этом пришелец, кем бы он ни был, ночевал в отдельном помещении, ел из отдельной посуды, даже сиживал на отдельном табурете. А когда его выпроваживали, то и посуда, и табурет, и все прочее, к чему незваный гость прикасался, немедленно выбрасывалось. Или чаще всего сжигалось. Считалось, что все, к чему гость прикасался, становилось душепагубной заразой. Это что касалось физической стороны дела. Что же касаемо духовной стороны, то вслед гостю произносились специальные молитвы. Смысл таких молитв был в том, чтобы, во-первых, гость благополучно добрался туда, куда ему было надо, а во-вторых, чтобы он больше никогда не появлялся у староверческого скита и не томил своим появлением души его обитателей. Ибо гость, кем бы он ни был, – это часть греховного пагубного мира, от которого староверы и удалились в свои заимки и скиты.

И вот однажды в один такой скит нагрянули неизвестные люди. Точнее сказать, лишь подошли к скиту и постучали в глухие ворота. Их было двое – два крепких парня. Ничего, кроме небольших рюкзачков за плечами, у них с собой не было. На первый стук им никто не ответил, не ответил и на второй. И лишь после того, как пришельцы постучали в третий раз, ворота приоткрылись, и в них показался мужчина. Определить его возраст было трудно – лицо у мужчины почти до самых глаз было заросшим густой бородой. Вначале он обвел глазами окрестную тайгу, затем взглянул на небо, после чего молчаливо и безучастно уставился на двух пришельцев.

– Здравствуйте, – вежливо произнес один из пришельцев. – Простите нас за беспокойство, но… Мы туристы, и мы сбились с пути. А время – к ночи, и, того гляди, пойдет дождь. Вот уже моросит, а потом может случиться и ливень.

Действительно, близился вечер, с неба моросило, и, того и гляди, начнется ливень. Бородач еще раз взглянул на небо и опять молча стал смотреть на незваных гостей.

– Конечно, мы могли бы заночевать и в тайге, – сказал один из пришельцев. – Но… Мы люди городские, тайга для нас – чужой мир. К тому же дождь… А если звери? Да и дороги мы не знаем, потому что сбились с пути. Может, пустите нас на ночлег? А утром укажете нам дорогу? Не ровен час, пропадем в тайге…

Какое-то время бородач все так же молча смотрел на парней, а затем сказал:

– Подождите здесь. И больше не стучите.

– Подождем, – ответил один из парней. – Куда ж нам деваться?

Бородач ушел, затворив за собой ворота. Парни переглянулись между собой. Один из них что-то хотел сказать, но второй выразительно приложил палец к губам – молчи, мол, нас, возможно, подслушивают.

Ждать пришлось недолго. Вскоре бородач явился вновь, ворота опять распахнулись – на этот раз чуть шире.

– Входите, – сказал бородач и сделал два шага назад, пропуская гостей. – Ступайте за мной.

Рассмотреть, что собой представляет заимка, было сложно. Парням удалось увидеть лишь несколько приземистых бревенчатых зданий – одно длинное и широкое и два других – поменьше и поуже, да еще небольшое квадратное здание с деревянным куполом и деревянным крестом поверх купола. Один из пришельцев хмыкнул и кивнул в сторону здания с крестом, но другой сделал знак рукой, означавший, что сейчас лучше воздержаться и от звуков, и от жестов.

Бородач привел гостей к какому-то совсем небольшому строению и знаком руки велел им остановиться. Дверь строения распахнулась, и из нее вышел другой бородач – очень похожий на первого, что, в общем, было вполне понятно: все бородатые люди так или иначе похожи друг на друга. Тем более если они примерно одинакового роста и на них одинаковая одежда. А так оно и было, по крайней мере, в отношении одежды. Широкие штаны одного и того же цвета и покроя, на ногах – сапоги с короткими голенищами, и еще длинные, почти до самых колен, рубахи – тоже одинакового покроя и цвета.

– Входите, – сказал тот бородач, который вышел из помещения. – Здесь переночуете. По скиту не ходите, в разговоры ни с кем не вступайте. – Бородач помедлил и добавил: – Хоть вы и туристы, но здесь вам не экскурсия. Здесь – Божье место. Чистое место, святое. Если вам понадобится по нужде, то туда. – Бородач ткнул пальцем куда-то в сторону. – Если умыться и попить, то вот вам вода. – Бородач указал на три ведра с водой. – Еще раз попрошу – ведите себя в соответствии с нашими правилами. Иначе откажем вам в ночлеге. Это вам понятно?

– Понятно, – сказал один из пришельцев. – Не беспокойтесь, все будет так, как вы сказали. Мы люди понятливые и тихие.

– Скоро вам принесут ужин, – сказал бородач, и оба старовера тотчас же ушли.

– Строго здесь у них! – сказал один из парней. – Свято место, во как! Так что придется блюсти все их правила. А то ведь и вправду выгонят. Это будет очень некстати…

Второй парень ничего не ответил, лишь усмехнулся двусмысленной усмешкой.

Вскоре принесли ужин – жареную рыбу и нечто вроде салата из нескольких трав. И еще две деревянные двузубые вилки, а также две пустые глиняные кружки.

– Благодарим, – вежливо поклонился один из парней.

– Слава Богу, – ответил бородач, принесший ужин, и тотчас же ушел.

– Видал, какие деликатесы! – ухмыльнулся другой парень. – Интересно, что это за растительность? Как бы они нас не отравили этими деликатесами…

– Не говори ерунды, – нахмурился первый парень. – С чего бы им нас травить?

– Ну а что? – пожал плечами другой парень. – А почему бы им нас и не отравить? Скажем, за то, что нарушили их покой. Вломились в их святое место… Отравят, прикопают где-нибудь подальше в тайге, и знать никто не будет! Кругом ведь никого, кроме этих бородачей… Видал, какие у них подозрительные внешности? Ну, так это мы видели только двоих. А остальные?

Первый парень ничего на это не сказал. Он взял вилку, попробовал салат и удивленно хмыкнул.

– Между прочим, очень даже вкусно, – сказал он. – Необычный вкус, удивительный… Такого деликатеса в городах не найдешь. Даже в самых лучших ресторанах. Между прочим, и рыба тоже вполне… Не чета той, что в кабацких забегаловках… Ешь, не опасайся. И этих бородачей тоже не опасайся. Незачем их бояться. Всяк в этом мире живет так, как хочет. Точней сказать, так, как сумеет приспособиться. Мы – в городах, они – здесь… Только и того, что у нас к этим бородачам возникло кое-какое дельце – оттого мы и вторглись в их святые обители. Ну да это пустяки. Обстряпаем мы это дельце, и никакой никому беды. Для бородачей ничего не изменится, зато для нас – может, и изменится. Это здесь, наверно, деньги никому не нужны и никакого в них нет проку, а в городах ой как они нужны! В городах без денег еще хуже, чем ночью в тайге… В общем, вкушай дарованную нам пищу, и будем ждать ночи.

* * *

Вскоре наступила ночь. Тихо было на староверческой заимке – так тихо, что и не верилось, будто здесь живут люди. И, наверно, здесь жило немало людей… Но все равно – ни звука, ни огонька. А вот окрестная тайга жила своей – ночной – жизнью. По листьям и стволам равномерно шлепал дождь, порывами налетал ветер, откуда-то издалека доносились непонятные, таинственные звуки, им вторили другие звуки, которые раздавались совсем рядом с заимкой.

– Кажется, пора, – сказал первый парень.

– А если они только того и ждут, когда мы выберемся из этого сарая? – усомнился второй парень. – Сидят сейчас в темноте и нас караулят… Прирежут или застрелят! Ну а что? От них можно ожидать чего угодно! Не доверяю я им…

– А если то, а если это! – рассердился первый парень. – Ты вообще зачем забрался в эту глушь?

– Ну так понятно зачем… За тем же, за чем и ты. За иконой…

– Вот и пошли за иконой! А то разнылся и разохался! Прирежут, застрелят… Тебя все равно когда-нибудь или прирежут, или застрелят – за такие-то дела. И меня с тобой заодно.

– Типун тебе на язык!

– Ты еще перекрестись, – насмешливо посоветовал первый парень. – Благо место – самое подходящее.

Говорили они шепотом, то и дело озираясь и прислушиваясь. Ведь, если рассуждать теоретически, и в самом деле их могли подслушивать.

– Ладно, пойдем, – сказал первый парень. – Вроде все тихо… Ты хорошо запомнил, как называется та икона?

– Кажется, «Печальный ангел»…

– «Плачущий ангел», а не печальный! Плачущий!

– А какая разница?

– Может, и никакой. А может, и есть разница. Не такие уж мы с тобой знатоки в этом деле, чтобы различать все тонкости. Наше дело – телячье, и наш номер – шестнадцатый. Добыли икону, передали ее в нужные руки, получили денежки, и гуляй себе до следующего раза!

– Так-то оно так, но его, этого ангела, еще нужно отличить от прочих херувимов и серафимов… А вдруг их там – по десятку на каждой стене!

– Ну, тебе же в подробностях описывали, как он выглядит, тот ангел. Даже заставили тебя трижды это повторить. Неужто забыл?

– Не забыл, но… А вдруг иконы с этим ангелом там и вовсе нет – в храме?

– А где же ей еще быть? Иконе полагается быть в храме. На то она и икона. К тому же древняя, говорят, даже чудодейственная. Что у нее ни попросишь, то она и исполняет. Ты не хочешь что-нибудь у нее попросить? Вот украдем – и попроси… А вдруг исполнит?

– Как же, исполнит… Суеверия все это.

– А может, и не суеверия – откуда нам знать? Ладно, пошли…

На территории скита было темно – ни огонька, ни проблеска. Не было слышно и никаких звуков – кроме тех, которые доносились из тайги. Храм смутным силуэтом виднелся невдалеке. Ни в нем самом, ни вблизи также не виделось никаких проблесков и не слышалось никаких звуков. Двери храма были не заперты – староверы не запирают своих храмов. От кого их запирать – кругом все свои. Об этом парней уведомили заранее – те, кто послал их украсть икону.

Точно – храм оказался не заперт. Первый парень нащупал на двери ручку, потянул ее, и дверь бесшумно отворилась. Оба вора, неслышно ступая, вошли внутрь и замерли. Им нужно было время, чтобы глаза привыкли к темноте. У парней были с собой фонарики, но включать их по понятным причинам можно было лишь изредка и на самое короткое время – чтобы разглядеть на стене ту самую икону, за которой они пришли.

Постепенно их глаза привыкли к темноте. Вдоль стен в храме смутно чернели какие-то предметы – кажется, это была мебель или, может, какие-то ритуальные предметы. Но они воров нисколько не интересовали – их интересовали иконы. Верней сказать, одна-единственная икона, которая называлась «Плачущий ангел». Старая это была икона, редкая, и по этой причине стоившая немалых денег. Все так же беззвучно ступая, воры подошли к стенам храма, надеясь разглядеть на них иконы и среди них – нужный им образ. Но оказалось, что все стены были пусты – на них не нащупывалось ничего похожего на икону. Иконы обнаружились лишь на одной стене – той, что была напротив входа. И их там было совсем немного – пять или шесть.

Первый парень включил фонарь. Луч света пробежал по стене. Точно – икон было всего шесть, и разглядеть среди них «Плачущего ангела» было совсем не трудно.

– Вот она! – прошептал первый парень. – Снимай ее, да побыстрее! И аккуратнее. А я подсвечу.

Икону удалось снять на удивление быстро – она висела лишь на одном небольшом крюке.

– Готово! – шепотом произнес второй парень. – Вот она, золотая рыбка!..

– Пакуй ее, и мигом отсюда! – скомандовал первый парень. – А то как бы ненароком кто-нибудь не заглянул на шум…

– Кто здесь? – раздался вдруг голос от дверей.

Оба вора от неожиданности вздрогнули, да и было отчего. Их, можно сказать, застали в самый неподходящий момент – в момент совершения ими кражи. Вот и икона с Плачущим ангелом у них на руках… И при этом непонятно, кто именно застал их за таким скверным делом и много ли их таилось там, в темноте, за дверью храма…

– Кто здесь? – повторно спросил голос. – Зачем вы здесь?

Вслед за голосом вспыхнул свет – тот, кто спрашивал, зажег свечу, которая была у него в руках. Пламя свечи неярко озарило человеческий силуэт и бородатое лицо. Без сомнения, это был кто-то из староверов, обитавших на заимке, причем старик. Непонятно было, откуда он взялся, да и зачем он пришел в ночной храм, тоже было непонятно. Да и какая разница? Дело было не в этом, а в том, что этот неожиданно появившийся старик застал воров на месте их злодейства. Причем с доказательствами злодейства, то есть с иконой в руках. Оба вора застыли посреди храма, они не знали, что им делать…

Старик тем временем подошел к ворам и поднес к их лицам зажженную свечку.

– Я вас не знаю, – сказал он. – Вы не наши. Как вы здесь оказались? Что вам здесь нужно?

И в это время старик заметил у одного из воров в руках икону.

– А это что? – спросил он. – Зачем?

И неожиданно сильным движением он вырвал из рук остолбеневшего вора икону, поднес к ней свечу и ахнул:

– Да это же… Это же наш Ангел! Плачущий ангел! Царица всемилостивая, да что же это такое творится! Да это как же? Вы что же, хотели украсть у нас нашего Ангела?

– Вот что, отец! – сказал первый парень – он первым пришел в себя. – Тут такое дело… Мы не хотим тебе никакого зла. Ни тебе, ни всем, кто живет в скиту. А потому отдай нам икону, и мы уйдем. Тихо и мирно, будто бы нас здесь и не было…

– Бесы явились в нашем скиту! – ответил на это старик. – Истинные бесы… За иконой они пришли, за нашим благодетелем Ангелом! Не зря он плачет – на иконе! Не зря! Он ведал, что за ним придут бесы, он предчувствовал такую беду! Не отдам я вам икону! Прочь отсюда, лукавые бесы! Именем спасителя нашего Иисуса Христа, именем Плачущего ангела – прочь! Не отдам я вам икону!

И старик прижал икону к груди. И, не выпуская из руки зажженную свечу, попятился к двери – то ли чтобы убежать от двух бесов, то ли чтобы громко позвать на помощь. В следующий момент второй вор подскочил к старику, в неярком свете свечи в его руке сверкнул нож, вор коротко замахнулся, и старик медленно осел на пол, уронив свечу, но с иконой, прижатой одной рукой к груди. Вор мигом наклонился над неподвижным стариком и буквально вырвал из его руки икону.

– А теперь – бежим! – звенящим шепотом сказал он. – Как можно быстрее и как можно дальше! Ну, что ты застыл? Или ты хочешь, чтобы нас здесь положили рядышком с этим дедом?

– Что ты наделал? – Первый вор встряхнул головой и провел ладонью по лицу. – Зачем?

– А что мне еще оставалось? Ты бы хотел, чтобы он позвал на помощь? Ты этого хотел, что ли? Я сказал – бежим! Или я побегу один. А ты как хочешь. Оставайся, искупай грех. Благо место самое подходящее. Здесь согрешил, здесь и получишь прощение…

Первый вор, конечно, не остался. Еще раз встряхнув головой, он, стараясь не смотреть на мертвого старика, вышел из храма вслед за вторым вором.

Заимку они покинули, никого не встретив и никого не потревожив. Люди, должно быть, спали, а собак, похоже, на заимке не водилось вовсе. В ночной тайге все так же шел дождь, и все так же из чащи раздавались непонятные ночные звуки. Не оглядываясь, оба вора шагнули в заросли, ничуть не обращая внимания на то, что на их головы сразу же обрушился целый водопад. Не до этого им сейчас было. Сейчас им надо было как можно дальше уйти от скита. Нет, они не опасались, что за ними устремится погоня. Погоня в ночной дождливой тайге – дело маловероятное. Просто двум ворам нужно было уйти как можно дальше – что называется, от греха. И с украденной иконой.

Они знали, куда идут. К северу от скита в трех километрах была река, и там у них была припрятана моторная лодка. На этой лодке они намеревались плыть и плыть, пока не достигнут ближайшего города. А в городе они будут в полной безопасности. Город – это была их стихия.

До лодки они добрались благополучно. К тому же и надоедливый дождь к тому моменту прекратился. Уселись, второй вор завел мотор, и они поплыли вниз по течению.

Какое-то время они плыли молча, а затем первый вор что-то сказал.

– Что? – не понял второй вор. – Говори громче, а то мотор трещит на всю тайгу!

– Я говорю, откуда он взялся, тот старик? Зачем он пришел ночью в храм?

– А, ты вот о чем… – равнодушно проговорил второй вор. – Ну, может, он хотел помолиться этому Ангелу, который плачет… А в общем, какая разница? Главное, что все закончилось благополучно. Если эти бородачи нас и хватились, то мы уже далеко. И притом непонятно, в какую сторону мы подались. Может даже, провалились сквозь землю – если уж этот старик обозвал нас чертями! Хе-хе-хе…

– Может, и провалились… – тихо сказал первый вор.

– Что ты там бормочешь?

– Так, ничего…

Глава 6

Конечно, в тайге нет ни телефона, ни почты, ни дорог. И, казалось бы, любая весточка в этих глухих местах должна распространяться черепашьим ходом, а то и вовсе пропасть, не дойдя до адресатов. На самом же деле это совсем не так. Даже наоборот. Порой всякие вести – хоть хорошие, хоть плохие – разносятся по таежным урочищам, скитам и заимкам еще быстрее, чем в городе с его телефонами, телеграфами и прочими средствами коммуникации. Как так получается? По-разному получается. Новости передаются с попутными людьми, на попутном транспорте (большей частью это лодки, снующие по рекам), по рациям, у кого они есть, да мало ли еще как. Бывает и так, что иной раз какой-нибудь таежный житель пешком ли, на лодке ли или в зимнее время на лыжах без всяких затруднений и сомнений преодолеет пятьдесят верст – лишь бы передать важную весточку соседу, который как раз в пятидесяти верстах от него и проживает.

Поэтому нет ничего удивительного, что страшная весть о том, что в одном из скитов два каких-то чужих человека убили старика-старовера и украли старинную икону, мигом разлетелась по тайге. И, как следствие, эта новость стала известна милиции. В скит мигом снарядили следственную бригаду в полном составе: следователь, оперуполномоченный, эксперт-криминалист, кинолог с собакой, на всякий случай – три вооруженных милиционера. Вылетели на вертолете – обычном и привычном виде транспорта в здешних местах. Летчики совместно с оперуполномоченным определились по карте, где именно находится тот самый скит и можно ли близ него приземлиться. Оказалось, что на вертолете это не так и далеко, да и приземлиться тоже вполне реальное дело.

Вылетели, долетели, приземлились. Следователем была совсем еще молодая особа, лишь недавно окончившая университет, эксперт-криминалист был ей под стать. А вот оперуполномоченный – капитан Семен Курдюмов – был, наоборот, человеком опытным и тертым. Равно как и кинолог – старшина Александр Хватов. Старшина так и вовсе еще недавно был охотником-промысловиком и, следовательно, прекрасно знал и тайгу, и тех, кто в ней проживает. И потому оба они были преисполнены скептицизма и сомнений. На это были весомые причины. Как-никак следственная группа должна была вступить в контакт со староверами, а староверы – это народ специфический. Особенный народ. Милиционеры для них – это власть, а с властью староверы общаться не желают. Для того, дескать, их прадеды и ушли в таежную глушь, чтобы не общаться с властью. Ну, а они сами – продолжатели прадедовских заветов. Так что прочь от наших ворот, любая власть, не желаем тебя касаться и марать грехом наши чистые души!

Но, с другой стороны, на заимке случилось преступление. Даже целых два преступления – убийство и кража. И если с кражей еще можно было как-то вывернуться – не хотите заявлять о ней, ну и не надо, – то с убийством такой номер не получится. Убийство есть убийство – кого бы ни убили. В любом случае убийца должен быть изобличен, задержан и наказан. Но для этого нужно будет вступить в общение с обитателями скита – староверами. Без этого никак. А они станут упорно отказываться от какого бы то ни было общения. Этакий, понимаешь ли, заколдованный круг.

– Значит, так, – сказал оперуполномоченный Курдюмов, обращаясь одновременно ко всей следственной бригаде. – Вот это – староверческий скит. В нем обитают староверы. Они – люди суровые и недоверчивые, и чужих они к себе не пускают. Верней сказать, пускают лишь в каких-то особенных случаях. Так сказать, Христа ради. Но мы-то с вами прибыли сюда не Христа ради. А потому, скорее всего, они костьми лягут, но нас не пустят. Тем более, как я мыслю, сегодня у них особенный день. Сегодня у них похороны. Вот такие дела.

– А зачем нам просить у них позволения? – пожал плечами один из вооруженных милиционеров-сержантов. – Войдем без всякого разрешения! Имеем законное право! Там у них совершено целых два преступления! В конце концов, убили одного из них! Зачем нам делать какие-то реверансы? Мы – власть, а они – темные и отсталые люди…

– Ты, сынок, всегда такой дурак или только по пятницам? – Курдюмов, поморщившись, глянул на сержанта. – Приступом, что ли, ты их собрался брать? Это в городе ты власть. А здесь совсем другие законы. Другой мир, можно сказать. И мы должны блюсти эти законы. Сделаем так. С суровыми дядьками-староверами будем говорить вдвоем – я и он, – указал оперуполномоченный на кинолога. – Остальным в разговор не вмешиваться. Стойте и молчите… Попробуем уговорить этих дядек, чтобы они пустили нас на свою территорию. Надо бы взглянуть на место преступления хотя бы одним глазом.

– А как же я? – недоуменно спросила следователь. – Осмотр места происшествия – это большей частью мое дело. И потом – допросы свидетелей…

– А мне надо все сфотографировать, – поддержал следователя эксперт.

– Да и тело нужно отправить в город на судебно-медицинскую экспертизу. Нужно же официально установить причину смерти.

– Никаких осмотров и никаких фотографий! – решительно произнес Курдюмов. – Да и тела нам никто не отдаст.

– Это почему же? – удивилась следователь. – И вообще – что это вы тут раскомандовались? Я следователь, и значит, я, а не вы, здесь старшая. Мне и давать распоряжения.

– Девонька, – Курдюмов сощурил глаза и стал похож на обитателя здешних мест – рысь. – Я не командую, а объясняю. Ни вас, ни его, – он кивнул в сторону эксперта, – староверы не пустят в свои владения ни под каким предлогом. Его, – он опять кивнул в сторону эксперта, – потому что он обвешан всякими фотоаппаратами, вспышками и прочими причиндалами. По мнению староверов, все эти причиндалы – дело греховное, равно как и изображения на фото. Тело они не отдадут потому, что… Словом, долго объяснять. Такова у них вера и таковы убеждения. Своих мертвых они хоронят сами. Вас же они не пустят потому, что вы – женского пола. Женщина – носительница соблазнов и искушений. Зачем староверам искушения и соблазны? От них они убежали из мира, а тут, понимаете ли, вы…

– Что же, у этих староверов совсем нет женщин? – недоверчиво спросил один из сержантов.

– Почему же? – усмехнулся Курдюмов. – Есть у них женщины… Но свои. А наша уважаемая следовательница чужая. Стало быть, искусительница и соблазнительница.

– К тому же, – добавил эксперт-криминалист, обращаясь к следователю, – и одеты вы несоответственно – с точки зрения староверов, разумеется. Брюки, голова ничем не покрыта, да еще и всякие помады с румянами. С точки зрения суровых дяденек-староверов, вы даже не искусительница, а просто-таки развратница! Так что и впрямь лучше вам держаться от скита подальше. Мы уж как-нибудь сами…

– Черт знает что! – фыркнула следователь. – Какое-то Средневековье!

Курдюмов хотел ей что-то ответить, но не сказал ничего. Он лишь махнул рукой кинологу, и они пошли к скиту. Свою собаку кинолог оставил с сержантами, в скиту от нее толку все равно не было бы. Да и, судя по всему, не пустили бы их в скит с собакой. В скиту была тишина – ни бреха, ни собачьего визга. Значит, не водились по какой-то причине на заимке собаки, а то бы давно уже учуяли пришельцев. И потому идти в скит с собакой было бы делом опрометчивым. В чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят. И со своими собаками тоже.

На стук в ворота заимки долго не было никакого ответа. Потом ворота все-таки приоткрылись, и из них выглянула чья-то бородатая физиономия.

– Здравствуйте, – учтиво поздоровался Курдюмов.

– И вам помогай Господь, – отозвался бородач. – Кто вы и что вам нужно?

– Мы слышали, что у вас горе, – сказал Курдюмов. – Даже два горя. Украли икону и убили человека… Мы хотим помочь вашему горю. Найти убийц и воров. И, конечно, вернуть вам икону.

– Бог знает и убийц, и воров, – сказал бородач. – А если знает, то и накажет. И потому мы в вашей помощи не нуждаемся. Ступайте с миром. Похороны сегодня у нас. Молимся мы.

– Убийц и воров Бог, конечно, накажет, – согласился Курдюмов. – А вот как же быть с иконой? Ведь украли же икону! От ваших прадедов она вам досталась, а им – от их прадедов. Столько лет был с вами Плачущий ангел. А теперь его нет. Разве это – правильно? Вернуть надо икону…

– Бог и вернет, – ответил бородач.

– Согласен, – кротко произнес Курдюмов. – Обязательно вернет. Но, может быть, именно нашими руками? Может, он нас для того и послал?

Это был единственный козырь в руках Курдюмова. И сейчас он зашел с этого козыря. Если такой ход не возымеет действия, то и самому Курдюмову, и всей следственной группе придется возвращаться обратно, что называется, несолоно хлебавши. И пытаться найти убийц, воров и икону, не осмотрев место происшествия, не опросив свидетелей и даже толком не уяснив, как именно был убит старик-старовер. Ничего иного просто не оставалось.

Но однако же было похоже, что ход Курдюмова сработал. Бородач о чем-то поразмыслил и распахнул ворота чуть шире.

– Пройдите, – буркнул он. – Да картузы снимите. Человека мы сегодня хороним.

Домовина с телом стояла в храме – это Курдюмов и Хватов определили сразу же. Сквозь отворенные двери было видно, что людей в храме битком. Еще больше народа толпилось рядом с храмом. К Курдюмову и Хватову подошел какой-то высокий, сурового вида старец и о чем-то коротко спросил у сопровождающего милиционеров бородача. Бородач так же коротко что-то ответил, после чего старец окинул Курдюмова и Хватов долгим внимательным взглядом. А затем сказал им:

– Что ж… Как сказал Спаситель, жить в мире и быть полностью от мира свободным невозможно. Вот вы пришли к нам из мира. Что вам нужно?

– Из милиции мы, – проговорил Курдюмов. – Будем искать убийц и воров. И икону.

– Да, брат мне сказал, – кивнул старец. – Ищите, если считаете нужным. Хотя они нам без надобности. Я говорю об убийцах и ворах. А вот что касается иконы… Это дело другое. Ищите с усердием. А мы станем вам помогать молитвами.

– Благодарю, – сказал Курдюмов и учтиво поклонился. То же самое сделал и Хватов. – Вместе мы ее обязательно найдем.

– Еще что вы от меня хотите? – спросил старец.

– Как убили вашего собрата? Кто его убил? – Курдюмов помолчал и добавил: – Не из любопытства я спрашиваю, сами понимаете…

– Понимаю, – кивнул старец. – Отойдем в сторонку. Не будем мешать людям молиться, а душе возноситься на небо.

Они отошли, и старец кратко рассказал Курдюмову и Хватову о смерти старика. И о том, что его убили ударом ножа. И о том, по какой причине его убили. Должно быть, старик застал воров за греховным делом – кражей иконы – и попытался не допустить такого страшного греха. За то и поплатился жизнью. Рассказал старец и о двух заблудившихся людях, которые попросились на ночлег, а затем, ночью и несмотря на дождь, исчезли с заимки. Должно быть, эти люди и есть воры и убийцы в одном лице. Но кто они – того ни сам старец, никто другой в скиту не знает. Просто люди, заплутавшие в тайге. А может, и не люди вовсе, а исчадия из преисподней, которые затем и явились, чтобы украсть икону с Плачущим ангелом. Потому что уж слишком ценной, просто-таки святой была эта икона. А исчадия – они, как известно, не терпят никакой святости.