Текст книги "Синдром войны"

Возможно, часовые что-то почуяли или услышали. Они повернули головы, стали осматривать пустырь. Но там никто не шевелился. Седая мгла накрыла пространство перед оплотом поселковой власти.

Здоровяк поправил автомат и побрел по установленному маршруту, пиная сапогами обломки стекол. Он скрылся за углом. Его сослуживец сладко зевнул, а вернуть челюсть на место уже не смог.

К нему подлетел Шанько, блеснула в тусклом свете холодная сталь. Туловище часового словно надломилось, он захрипел, когда лезвие рассекло горло, беспомощно всплеснул руками и повалился в свежий снег, который мгновенно заалел.

– Еще одна котлета по-киевски! – мстительно прошипел Шанько, вытирая лезвие о ногу мертвеца.

Остальные время не теряли. Чека из запала уже была вырвана, Алексей держал гранату в кулаке, прижимая руку к корпусу. Мощная лимонка – рванет, мало не покажется. Он лихорадочно вертел головой, выискивая, куда ее пристроить. Бобрик пришел на помощь, приподнял за ручку входную дверь. Ее заперли изнутри на засов, но конструкция была никудышной, петли болтались, дверь гуляла в рассохшейся раме. Между дверью и порожком образовалась щель с кулак, куда Стригун и сунул гранату. Тяжелая дверь придавила чеку. Но стоит ее открыть!..

– Пошли, не будем стоять во всем этом… – Он махнул рукой и направился к восточному углу.

Здоровяк прошел вдоль задней стены, выбрался к торцу, где и столкнулся с судьбой. Но не все прошло гладко. Он успел взбрыкнуть. В груде мусора недалеко от крыльца возились в «партере» два тела. Один из участников состязания натужно пыхтел, работал ножом, второй терял последние силы, уже дрожал в конвульсиях, изрыгал какую-то хриплую руладу.

Рядом с ними согнулся в три погибели незадачливый Андрюха Левин. Он тоже попал под раздачу, поднялся на колени, держась за низ живота, приглушенно матюгался.

– Ты чего? – спросил Алексей.

– По хозяйству схлопотал, – проворчал боец, яростно гримасничая. – У этого громилы реакция будь здоров.

– Так нечего было хлопотать по хозяйству, – проворчал Антонец, отрываясь от поверженного тела. – Но ты не расстраивайся, Андрюха, я за тебя поквитаюсь. Десять контрольных в голову достаточно?

– Надо же, как смешно! – буркнул Левин, отодвигаясь от свежеиспеченного мертвеца. – Терпеть не могу покойников.

– Серьезно? – удивился Антонец, убирая нож в поясные ножны. – Они сделали тебе что-нибудь плохое?

Перебежали бойцы, подбираясь ближе. Из-за угла выскользнули трое – тоже свои. Кто-то замешкался в районе груды бетонных плит и глухо чертыхнулся – нога застряла в порванной арматурной решетке.

«Доморощенный любительский спецназ!.. Ладно, подтянутся, можно начинать, – решил Алексей. – Какие-то вихри враждебные в голове. Интуиция порывается что-то сообщить».

Котенко, бывший учитель труда, отсидевший по молодости два года за вскрытие чужого жилища – просто оступился, нормальный мужик, – уже восстанавливал забытые навыки, колдовал с дверью. Ничего мудрого – потянуть полотно на себя, вставить лезвие штык-ножа в образовавшуюся щель, определить на ощупь характер запирающего устройства.

– Домушники, блин! – пробурчал ему в спину Андрюха, недавно пострадавший.

Рывками отъехал немудреный засов, поползла, поскрипывая, дверь. Бойцы по одному проникли в широкий коридор, заставленный каким-то хламом – шкафами, допотопными громоздкими сейфами, книжными полками, снятыми со стен, и стеллажами. Видимо, до войны поселковое начальство собиралось делать ремонт, завезти новую мебель.

Плохо работать вслепую, не представляя план здания и местоположение противника.

«Могли бы допросить одного из часовых», – мелькнула в голове командира запоздалая мысль.

Стригун прижался к стене, пропуская кого-то из бойцов, всматривался во мрак. Ширина коридора была не меньше четырех метров. Двери по обеим сторонам. Сколько их? Не разобраться. Метров двадцать до холла, там же слева главный вход. Если в западном крыле нет противника, то можно отрезать холл, забросать помещения гранатами, устроить вражеским разведчикам небольшой, но действенный котел.

– Мужики, передавайте по цепочке, – зашептал Алексей. – Дверь в холле не открывать, она заминирована. Офицеров по возможности не убивать – нужны языки. Трое за мной! Отсечем холл от противника.

Еще не все ополченцы вошли в здание. Только они начали движение, как разлетелось оконное стекло в одной из комнат, раздался встревоженный крик, и хлестнула автоматная очередь!

Кто-то стрелял из дома по улице! Стригун похолодел. Парни замешкались, их заметили из здания. Да и тела часовых разбросаны весьма живописно. Первая ласточка прилетела? Поздно холодеть, работать надо!

В одно мгновение все здание наполнилось шумом. Топали сапоги, орали люди. Кто-то продолжал стрелять, что-то испуганно крича в паузах между очередями. В первые мгновения было трудно сориентироваться, принять решение. Растерянные ополченцы пятились к выходу.

Впереди распахнулась дверь, кто-то вылетел в проход. Алексей вскинул «АКС», ударил не целясь, и сразу же оглох, одурел от пороховой гари.

Орал раненый, да и все остальные. Стригун прижался к стене, повалился на колени, уходя с линии огня. Товарищи тоже не стояли как пни. Кто-то метнулся за шкаф, кто-то покинул здание.

– Командир, у нас «двухсотый»! – выкрикнул Бобрик.

– Кто?

– Ванька Махецкий! Он запутался в арматуре, посекли парня.

Эх, бродяга!.. Не успел показать свою бесшабашную удаль!

А в здании уже царила полная неразбериха.

«Рай для тех, кто любит ад», – как однажды высокохудожественно выразился Гуляев.

Шанько оказался прав – весь вражеский отряд располагался в восточном крыле. Солдаты выбегали из комнат, рассупоненные, ошарашенные, палили куда попало, метались, натыкаясь друг на друга. Кто-то полез в окно, но это была неудачная затея. Ополченцы находились и снаружи. Они встретили беглеца кинжальным огнем. Стрельба уплотнялась – теперь били все куда попало! Люди бежали по коридору к холлу, падали, выжившие прятались за мертвых и умирающих.

– Не отступать! – срывая голос, орал украинский офицер, но в первые ряды почему-то не лез.

Ополченцы корчились за шкафами, катались по полу, увертываясь от шальных пуль. Переходить в наступление было бессмысленно – не класть же людей задаром! В неприятельских рядах царила паника. Несколько человек выскочили в холл, кто-то бросился к входной двери, вышиб ее ногой. Мощный взрыв прогремел с задержкой в четыре секунды. Незадачливый боец не успел покинуть зону поражения, ему порвало всю спину. Обрушилась часть стены рядом с входной дверью, завалила проход. Ударная волна разбросала украинцев по холлу, они возились в дыму, пытались подняться. Дышать в этом хаосе становилось нечем.

– Вперед! – прокричал Алексей.

Кто-то оттолкнул его, полез поперек батьки в пекло. Дьяков! Еще один без царя в голове!

– Братва, ложись! – завопил он, он швырнул в сторону холла наступательную гранату «РГД» и сам отпрянул, укрылся за сейфом.

Алексей распластался на полу, закрыл голову. Вспышка! Вызвать разрушения граната не могла, но рванула неслабо.

– И еще одна в подарок! – крикнул Дьяков, швыряя вторую гранату.

Этого добра у него, похоже, накопилось, как на старых складах. Он влетел в ближайшую комнату, чтобы избавиться от третьей, но рухнул на пол, встреченный плотным огнем.

Ополченцы не успели опомниться, как из помещения, перепрыгнув через Дьякова, вылетели двое украинских солдат и стали остервенело палить в разные стороны. Сполохи выстрелов разрывали кромешную темноту, выхватывали сцены боя, перекошенные лица.

«Тебя не убьют, – думал Алексей, катаясь по полу. – Только не сегодня».

Дурдом не прекращался. Но ополченцы постепенно выдавили в холл ошарашенных противников. Прорваться к парадному входу украинцы уже не пытались, катились за угол и пропадали за ним.

Один не смог сориентироваться – бросился напрямик через холл, к заблокированной двери в западном крыле. Он орал от страха, бился в запертую дверь, потом упал на пол, нашпигованный свинцом.

– Боже мой, как больно! – проорал парень на все здание.

– А что ты хочешь? Война идет, – пробормотал Антонец.

Он стрелял короткими очередями, шел вперед, качаясь как маятник. Ему хватило благоразумия не сунуться в холл. Антонец распластался на полу перед поворотом, обернулся. Блеснули зубы.

– Ты как, командир, нормально? Эх, сейчас бы пару стаканов успокоительного!..

Ополченцы приходили в себя, готовились к броску. То один, то другой перебегали по коридору. На какой-то миг наступила тишина. Впрочем, долго она не продержалась. Оставлять пустые помещения за спиной было верхом неразумности. Прапорщик Кульчий пинком распахнул дверь, закатил в нее гранату. Семицкий сделал то же самое на противоположной стороне коридора. Раздался грохот, рушилась мебель, брызгали со стен панели и штукатурка.

– В натуре вносим свой вклад в стабилизацию ситуации на Украине! – заявил Семицкий.

Уцелевшие силовики засели в холле, испуганно перекликались, палили для острастки, не давая ополченцам идти вперед. Бойцы Стригуна готовились к броску.

«Языка бы взять, – стучало в голове командира. – Ладно, как получится. Ребят жалко, двоих уже потеряли».

О себе он не думал. Кто-то за его спиной включил фонарь, осветил часть здания, мертвые тела, разбросанные по коридору.

– Не подползать! – закричал Алексей, прячась за старым шкафом. – Гранатами забросают, хрен от нас останется!..

В холле разбилось стекло, послышалась возня.

«Через окно хотят уйти», – подумал Алексей.

Видимо, на это силовики и рассчитывали. Но снова им не повезло. С улицы простучала автоматная очередь. Молодец Котенко, сообразил, откуда ждать врага! Боец, собравшийся покинуть здание, с грохотом свалился с подоконника, покатился по полу как полено. Отчаянно закричали выжившие.

– Давайте по одному, вурдалаки! – надрывал глотку учитель труда, дорвавшийся до реванша. – Вас ждут, помнят!

– Товарищ майор! – воскликнул чей-то молодой голос. – Тут дверь в подвал!

«Вот только этого не хватало, – с тревогой подумал Алексей. – Укроются укры в подвале, выколупывай их потом оттуда».

Впрочем, имелась и хорошая новость. В горстке выживших есть офицер, да еще и целый майор.

Не успел Стригун опомниться, как Шанько крикнул:

– Уйдут же, товарищ капитан!

– Лежать! – встрепенулся Стригун. – Далеко не уйдут.

Какого дьявола? Почему этот Шанько ослушался приказа?!

Какая-то нелегкая оторвала бойца от пола. Он бросился в холл, передергивая на ходу затворную раму. Возможно, авантюра и прошла бы. Украинские силовики не ожидали такой наглости. Но у Яна заклинил затвор! Он вывалился на открытое пространство, хрипел от боли и злости, когда бушлат начали рвать пули, повалился на колени, но никак не мог успокоиться. Только пуля в горло оборвала суету. Шанько упал ничком, процарапал пол грязными ногтями. Кровь хлестала из раны.

Кто-то из силовиков метнул гранату. Она катилась по полу в оглушительной тишине, оказалась под дверью тамбура и взорвалась там.

Шанько конвульсивно вздрагивал. Антонец, лежащий за углом, глухо выругался и подался вперед. Он схватил Яна за ногу и поволок обратно в коридор.

Еще одна ошибка! Силовики открыли огонь из всех стволов. Град свинца ударил по полу, выламывал щепки, огрызки половиц. Антонец вскрикнул, отпустил ногу мертвого товарища.

Алексей втащил его в коридор. Белобрысую голову «беркутовца» залила кровь. Он стонал, глаза блуждали. На корточках подобрался Левин, потащил раненого еще дальше в тыл. Из раскроенного виска бедолаги хлестала кровь. Дай бог, чтобы это был только рикошет!

Алексей извлек последнюю гранату, пополз туда, где ранее находился Антонец. Ну, держитесь, вояки!

Но, судя по звукам, силовики уже выбили дверь в подвал, спускались вниз по лестнице. Вопли, грохот! Забился в припадке бессильной ярости автомат. Это Котенко снаружи взгромоздился на фундамент и поливал холл огнем.

– Мужики, выходите! – заорал он через оконный проем. – Упустили птичек, они уже в подвале!

– Алексей, Антонец отмучился! – со злостью выкрикнул Архипов. – Пуля в башку попала. Как он сразу не умер, вообще непонятно!

Алексей стиснул зубы, вышел в холл. Там все было разбито, разбросано – искореженный диван, горшки от давно засохших пальм. Все окна вдребезги. Два окровавленных неприятельских трупа. Один лежал в такой позе, словно перед смертью хотел забраться под диван. Ниша, утопленная в стену, в ней распахнутая дверь.

В окне маячила злобная физиономия Котенко. Боец раскраснелся от возбуждения, кусал губы.

– Аким, вернись на улицу, обойди здание и находись рядом с БМД, – распорядился Алексей. – Без тебя тут справимся.

– Понял. – Котенко вздохнул, спрыгнул с подоконника и пропал.

Состояние командира было мерзейшим. Погибли Шанько, Дьяков, Антонец, Махецкий. Еще недавно живые, все такие разные, но на любого из них он мог положиться. Не уберег отличных ребят!

Ополченцы вбегали в холл, занимали позиции рядом с нишей. Бобрик и Семицкий приготовили гранаты, ждали приказа. Ковыляя, подошел Гуляев, которого поддерживал Архипов, и грузно опустился на разбитый диван. Бывший артист обливался потом, тяжело дышал, руки судорожно ощупывали грудь.

– А с тобой-то что? – встревожился Алексей.

– В бронежилет получил, – отдуваясь, сообщил Гуляев. – Точно в солнечное сплетение. Больно, зараза!.. Не волнуйся, командир, ребра, кажется, не сломаны. Эта штука отлично распределяет удар. Теперь весь организм болит, сука!

– Зато живой, – рассудительно заметил Кульчий. – Ладно, посиди, все пройдет, еще побегаешь.

Ополченцы с опаской подходили к нише. Даже Гуляев решил не отрываться от коллектива, нашел в себе силы подняться, приковылял, прислонился к стене.

– Бросят гранату, швыряйте обратно, – пробормотал Бобрик.

Алексей быстро заглянул в проем, отпрянул и заявил:

– Не бросят. Лестница крутая и длинная. А вот мы их можем закидать.

– Так давайте забросаем, – внес дельное предложение Гуляев. – Сделаем последних и на базу. Сколько парней уже потеряли!

– Там офицер. Живым бы его взять. Эй, укропы! – Стригун прижался к стене рядом с косяком. – Имеется дельное предложение. Выходим по одному, всей компанией и без оружия. Гарантируем, что сохраним вам жизнь. Это обещаю вам я…

– Глеб Жеглов, – не замедлил сострить Андрюха Левин.

– Капитан ВДВ Алексей Стригун. – Командир грозно покосился на подчиненного, и тот стал усиленно делать вид, что ничего не говорил.

– Не стал бы я этим сволочам такого гарантировать, – проворчал, заглядывая через дверь, Аким Котенко. – Забросать гранатами, и пусть подыхают.

– Кент в натуре дело базарит, – прокряхтел, опускаясь на пол, Гуляев. – Всех в расход, а языка в другом месте возьмем.

– В каком? – удивился Семицкий.

– До Киева дойдем, – с усмешкой проговорил Архипов. – Там их как грязи.

– Котенко, на пост! – зарычал Алексей. – Нечего подзуживать народ! Без тебя разберемся как-нибудь!

Котенко неохотно отступил в темноту. Укропы в подвале помалкивали.

– Слушай, Леха! – вдруг заговорил Левин, волнуясь и начисто забыв про субординацию. – А если из этого подвала есть еще один выход, и эти субчики уже далеко? Вдруг там катакомбы, и нам их оттуда вовек не выколупать? Оборону займут, а у нас и так хватает потерь!

– Чушь, – заявил прапорщик Кульчий. – Какие катакомбы в этой дыре? Обычный подвал, думаю, небольшой.

– Сейчас проверим, – сказал Алексей и прокричал в темноту ниши: – Эй, орлы, у вас есть две минуты на размышление! Оставить оружие и наверх с поднятыми руками. По-прежнему гарантируем жизнь, но только тем, кто не склонен совершать глупости. В противном случае забрасываем гранатами! Хлопцы, оно вам надо? В общем, решайте, считаем до ста.

– Девяносто восемь уже было. – Бобрик ухмыльнулся.

Да, в плане побега или долгосрочной обороны подвал был гиблым местом.

Осажденные для приличия помолчали, потом кто-то ворчливо отозвался:

– Хорошо, мы выходим, не стреляйте.

– Сколько вас?

– Четверо.

– Выходите.

Укропы по одному выбирались из подвала – грязные, оборванные, все в пороховой гари и брызгах крови. Первым на подгибающихся ногах вышел долговязый военнослужащий с мучнистым лицом и глубокими залысинами. Он сжимал руки в замке за головой. Глаза пустые, бесцветные.

Семицкий схватил его за шиворот, оттащил от ниши, обыскал.

– Имя? Звание?

– Сержант Яковенко. Командир отделения, – севшим голосом отозвался долговязый тип.

– К стене, на колени, руки не опускать.

Пленник отлетел к стене. Левин и Гуляев вскинули автоматы, чтобы не вздумал натворить беды. Но тот и не планировал ничего такого, уперся лбом в холодную стену.

Показался следующий – молодой, невысокий, с волнистыми рыжими волосами и какой-то кукольной физиономией. Лицо дрожало, в глазах теснилась злость.

Семицкий повторил процедуру – обхлопал пленника, с многозначительной усмешкой извлек из его кармана сложенный перочинный нож. В глазах бойца заблестели слезы, он зашмыгал носом, но лицо сделалось еще злее.

– Террористы проклятые! Москали недобитые! – дрожащий голос парня срывался на истерику.

– А что на русском-то ругаешься? – Семицкий засмеялся и ловкой подсечкой уронил парня на пол. Тот ахнул от боли в коленках.

– Фамилия! Звание!

– Рядовой Лазарь… Владимир Степанович.

– Откуда прибыл?

– Кировоград.

Лазаря поставили на колени рядом с Яковенко. Его поникшая голова подрагивала.

– Сволочи! – бормотал он. – Ватники.

– Нет, я сейчас его по башке!.. – Левин вскинул приклад.

– Отставить! – рявкнул Алексей, и ополченец неохотно опустил оружие.

Показался третий – плотный, коренастый, с круглой, коротко стриженной головой. Он смотрел исподлобья, без страха и раболепия. Этого быка пришлось хватать вдвоем. Семицкий и Бобрик с задачей справились.

– А ты что за хрен с горы?

– Рядовой Смирнов Константин. Город Сумы.

– Вот тварь! – сплюнул Архипов, его тезка. – Такое имя испортил!..

– А посмотрите, мужики, какие они все гордые, – заявил Гуляев, морщась от боли. – У них что сегодня, день достоинства?

– Обломаем, – заверил его Бобрик, пинком отправляя Смирнова в компанию товарищей.

Пленные молчали, упирались носами в стену. Было видно, что им страшно. Они дрожали, зубы рядового Лазаря выбивали чечетку.

– Что, отымели мы вас? – спросил Семицкий. – Не бойтесь, чуваки, не пристрелим, раз пообещали. Смотрите, парни, как у них очко играет. Это вам, хлопцы, не памятники Ленину валить, не красить все подряд в сине-желтое, не расстреливать безнаказанно баб с детьми.

– Мы не расстреливаем баб с детьми, – хлюпнув носом, промямлил Лазарь. – Это вы, подонки, их убиваете.

– А давайте их в коленно-локтевую позицию определим? – задумчиво предложил Гуляев. – Пусть стоят как их любимый Евросоюз перед Америкой. А что такого я сказал? – Он сконфуженно покосился на Стригуна. – Да шучу я, Леха, развиваю творческое мышление, так сказать.

Взоры всех присутствующих снова обратились к темной нише.

– А теперь Горбатый, – провозгласил Гуляев. – Я сказал, Горбатый! Полюбуемся, что за кекс такой.

– Выходите, майор, – миролюбиво предложил Стригун. – Застенчивый вы какой-то. Или боитесь чего?

Последним из подвала выбрался довольно рослый мужчина с офицерской выправкой, растрепанный, но гладко выбритый, с холеным продолговатым лицом. Щека его была измазана кровью, стекавшей из рассеченного нижнего века. Он равнодушно смотрел на автоматы, нацеленные в грудь.

Гордость не позволяла офицеру поднять руки, он держал их за спиной. Ополченцы это быстро исправили, проделав в меру болезненную процедуру. Офицер поморщился, но предпочел воздержаться от комментария. Он терпеливо дождался, пока его обыщут, и самостоятельно пристроился на колени рядом с подчиненными.

– Не представитесь? – поинтересовался Стригун.

Офицер молчал.

– Вот обязательно надо нас разозлить и все довести до трагического конца! – Семицкий чертыхнулся и отвесил офицеру затрещину.

Алексей поморщился. Ладно, дело сделано. Удостоверение личности офицера перекочевало из нагрудного кармана пленника к ополченцу.

– Держите, товарищ капитан.

– Майор Поперечный Игорь Николаевич, – прочитал Стригун. – Так, тридцать восемь лет, уроженец города Харькова. В вооруженных силах с девяносто шестого года. Надо же, землячок! Ладно, Игорь Николаевич, потом разберемся. – Он убрал офицерский документ себе в карман. – Хотите дельный совет, майор? Гордое молчание – это замечательно. Но бывают ситуации, когда оно идет только во вред. Не надо показывать нам презрение, это только помешает нашему сотрудничеству.

– Я не собираюсь с тобой сотрудничать, предатель! – пробормотал майор.

– Предатель? – Алексей и переглянулся с товарищами. – Странные у вас представления о предательстве, майор. Очевидно, вы смотрите на происходящее с другой колокольни. Вы еще дебоширами нас назовите. Ладно, это лирика. Вы уверены, что в подвале никого не осталось?

– Уверен, – буркнул майор.

– А если найдем? – встрепенулся Левин.

– Ищите. – Поперечный пожал плечами.

Проверку ополченцы провели быстро и радикально. Бобрик бросил в подвал гранату. Когда прогремел взрыв и упало все, что только могло, он спустился вниз. Бобрик вернулся быстро, чихая и чертыхаясь. Он доложил, что все в порядке. Украинцы сами загнали себя в ловушку. Подвал невелик, спрятаться негде, разве что за лопатами и носилками с задубевшим цементом.

– Спецназ, блин!

– Какая страна, такой и спецназ, – резонно резюмировал Алексей. – Ладно, мужики, вяжите их, пора сваливать. Наших погибших выносим во двор, этих гаврил – туда же.

К счастью, ополченцы не успели вынести тела, иначе число погибших мгновенно удвоилось бы! В суматохе они забыли про чердак! Пленников вязали их же собственными ремнями, когда наверху упал какой-то ящик. Видимо, его кто-то случайно зацепил. Грохот получился внушительный. Все застыли с широко открытыми глазами.

Потом майор, которому Андрюха Левин начал стягивать запястья, дернулся, и ополченец покатился по полу от мощного тычка. Но уже метнулся Бобрик, махнул прикладом, и майор повалился со свежей шишкой на макушке.

– Ишь, какие мы резвые стали, – проговорил Бобрик, затягивая ремень на вывернутых конечностях. – Можем ведь, майор, когда уже не надо!

К командиру запоздало пришло озарение – не всех уничтожили! Пост на чердаке! Неужели гранатометчик? Тогда понятно, почему он так скрытно себя вел. Спустился бы в начале бойни – стал бы мясом. Видимо, сидел и ждал, когда ополченцы выйдут во двор, чтобы произвести пару выстрелов.

Семицкий бросился к узкому проему у входной двери, за которым прочерчивалась крутая лестница.

– Николай, назад! – проревел Стригун.

Но тот уже громыхал по ступеням, потом покатился обратно, и тут что-то основательно громыхнуло. Семицкий пулей вылетел в холл, не удержался на ногах, расквасил нос. Вслед за ним влетел столб пламени, вцепился в половицы, в дверной проем!

Семицкого оттащили, ничего с ним не случилось, не считая расквашенного носа. Но шок был налицо. Пламя не успело охватить деревянные конструкции, Левин и Бобрик сбили его бушлатами. Семицкий дрожал от возмущения, через слово матерился, рвался обратно на чердак. Товарищам приходилось держать его.

– Гуляев, следи за хохлами, чтобы не шевелились! Попытаются сбежать, сразу стреляй!

Алексей лихорадочно искал решение. Наверху наверняка один человек. Гранатометчик. Майор не дурак, посадил бойца на верхотуру. Парень, разумеется, уснул, а когда очухался, внизу уже шел бой. Выжить хотел, но что-то зацепил, оно и ухнуло. Сколько у него гранат – две, три? Еще и автомат.

«Да пусть живет! – в сердцах подумал Алексей. – Идти на штурм – еще кто-нибудь погибнет. Он держит под прицелом только пятак перед входом. Нам никто не мешает эвакуироваться через заднее окно в холле. С той стороны укроп никак не достанет».

Но от благих намерений не осталось и следа, когда гранатометчик, загнанный в ловушку, перенес огонь на обе БМД, стоящие у крыльца! Эти машины Алексей заслуженно считал своим трофеем. Они вспыхнули от прямых попаданий в бензобаки как скирды сена!

Прозвучал отчаянный вопль. Вспыхнул Котенко, находившийся рядом!

Ополченцы выбежали на улицу и стали свидетелями кошмарного зрелища. Котенко превратился в клубок пламени. Он пытался сбить с себя огонь, но одежда лишь сильнее разгоралась. Бедняга выбежал из огненной зоны, повалился на землю.

Товарищи подбежали, сорвали с себя верхнюю одежду, стали сбивать с него пламя. Но поздно, кожа бойца обгорела почти полностью. Набухали, пузырились страшные ожоги. Котенко судорожно дергался, изрыгал из себя какие-то булькающие звуки. Лицо его превратилось в сморщенный рубец. Уцелел лишь один глаз, и тот уже затягивала поволока. Пальцы конвульсивно скребли землю.

Ополченцы наперебой ругались, тащили пострадавшего в слепую зону на крыльце. Но боеприпасы у гранатометчика уже закончились. Он стрелял из автомата просто так, по горящим машинам, не видя мишеней. В БМД взрывались боеприпасы, добавляя остроту и жгучесть фейерверку.

Ополченцы вернулись в здание. Всех трясло от гнева. Котенко затих. Мертвый глаз бойца превратился в безразличную ледышку. Товарищи тупо смотрели на него, едва сдерживали ярость.

– Нет, сука, тебе это с рук не сойдет! – пробормотал Семицкий. – Разрешите, товарищ капитан?

Он побежал обратно на улицу, не дожидаясь слов командира. Ополченцы видели, как Семицкий вытащил из подсумка гранату, вырвал кольцо чеки, подпрыгнул и забросил ее в разбитое чердачное окно. Риск был отчаянный, но он попал с первой попытки и метнулся под защиту крыльца.

Только громыхнуло, как по лестнице из холла уже помчались, отталкивая друг друга, Архипов с прапорщиком. Не было ни выстрелов, ни шума драки. Через тридцать секунд оба ополченца спустились обратно.

– Готово, Леха! – крикнул прапорщик. – Полбашки ему осколком отсекло! Молодец, Николай!

Злоба одолела всех оставшихся в живых. Они побежали обратно в холл, где матерящийся Гуляев держал пленников на прицеле. Укропов били смертным боем – по рожам, по печени, напрочь игнорируя тот факт, что они связаны и не могут оказать сопротивления. Те катались по полу, корчились, пытались уберечь головы.

Рядовой Лазарь вопил, срывая голос:

– Ублюдки, вонючие кацапы, всех не перебьете!

– Не перебьем?! – заорал, сверкая глазами, Бобрик, выхватил пистолет и стал проталкивать ствол в рот орущему бойцу.

– Прекратить! – спохватился Алексей. – Я сказал, хватит!

Командиру пришлось выплеснуть не одну порцию матерщины, прежде чем рассудок подчиненных вернулся на место. Он оттаскивал своих бойцов, крыл их площадной бранью. Стригун схватил за грудки Поперечного, прижал его к стене и чуть не треснул об нее затылком, когда увидел, что тот смеется! Весь окровавленный, с рассеченным веком, с располосованным виском, майор сплевывал кровь и злобно скалился:

– Что, умники, не ожидали?

– Не ожидали, – подтвердил Алексей.

Он прекрасно знал предел своего терпения. Рано или поздно оно иссякнет, и грохнет взрыв.

– Имеется ценное предложение, Игорь Николаевич. Вы прекращаете придуриваться, а мы больше вас не колотим. Этот процесс не доставляет нам никакого удовольствия. Сколько вас было?

– Да ладно, чего уж тут. – Майор харкнул очередным сгустком крови. – Вместе со мной семнадцать.

– Хорошо, Игорь Николаевич, поверим на слово.

Стригун скрежетал зубами от злобы. Он потерял отличных парней, не уберег захваченную технику! В живых осталось семеро ополченцев, включая его. Плюс двое в БМП на окраине Степановки.

– Нечего тут сидеть и соплями обливаться! Еще раз зачистить все помещения! Пленных стреножить, чтобы даже помышлять не смели о побеге или бунте! Тела ребят вынести на пятак, чем-нибудь укрыть. Сами – туда же, вместе с пленными, разумеется! Ничего, не замерзнем, БМД еще не догорели! Трупы врагов не трогать, свои заберут! Связаться с Гававой и Лопыревым. Пусть тащат сюда свои сонные задницы вместе с БМП! – командовал Алексей громовым голосом.

Он чувствовал, что от злости принимает неверные решения. Нереально увезти на одной БМП всю компанию – семерых товарищей, пятерых мертвых, четверку пленных.

Семицкий орал посаженным голосом, что незачем тащить всю братию на базу. Рядовые все равно ничего не знают! Расстрелять их к чертовой матери, а забрать одного офицера!

Идея была привлекательной, но чем-то не устраивала Алексея. Он отправил Левина на осмотр окрестностей. На задворках стоит гараж поселковой администрации, на вид не очень разбомбленный. Чем черт не шутит?

Он с нетерпением поглядывал на часы, исподлобья таращился на небо. Оно светлело с каждой минутой. Снегопад прекратился, в принципе погода летная.

Ополченцы вытаскивали из здания тела товарищей, аккуратно укладывали на пустыре. Тащили, словно мешки с картошкой, избитых пленных. Те уже перестали брыкаться и оскорблять, покорно дожидались своей участи.

Сердце Алексея сжалось, когда он смотрел на товарищей, ушедших из жизни. Никакие, словно восковые, с мучнистыми лицами. В них уже не узнавались прежние ребята – кто-то веселый, оптимист, кто-то злой, нелюдимый. Голову Котенко бойцы прикрыли тряпкой. Смотреть на обгоревший труп было невыносимо. Люди вспотели от утомительной беготни, переводили дыхание.

Гуляев, получивший пулю в бронежилет, кряхтел и стонал, как старый дед. Ноги его не держали, он рухнул в снег. Мужик был крепкий, пытался шутить про здоровый образ жизни. Мол, если уцелею в этой свистопляске, то обязательно куплю себе новые лыжи.

Гавава доложил по рации:

– Полосу оврагов удалось преодолеть. По курсу улица Восточная. Через несколько минут подойдем, если, конечно, ничего не случится.

– Дьявол, где этот не кочегар, не плотник? – возмущался Алексей, намекая на гражданское кредо «кровельщика-альпиниста» Левина.

Лучше бы не посылал. Ежу понятно, что нельзя найти рабочий транспорт в разрушенном поселке.

Но только он собрался загнать Левина в родные пенаты, как тот вышел на связь и зачастил, захлебываясь от волнения:

– Командир, не поверишь, но в твоей идее что-то было. В гараже администрации много интересного, включая парочку окостеневших трупов, но самое крутое – это «ГАЗ-66», нет тента, бампера, лобового стекла, зеркал, только голый кузов. Но эта штука завелась, когда я замкнул проводку, представляешь? В баке есть бензин – хватит километров на сорок, накачка колес терпимая.

– Гони его сюда! – приказал Алексей.

Невероятно! Впрочем, не секрет, что чудеса иногда случаются. Отличное подспорье в нелегком деле! Ополченцы оживились, выслушав хорошую новость. Алексей уже деловито распоряжался. Через три минуты оба транспортных средства будут здесь. В «шестьдесят шестой» загрузить погибших ополченцев. Левин пусть рулит дальше. Семицкий – к нему в компанию. Пленных – в десантный отсек БМП. Остальные – на броню, и отход. Нет, не просто быстрый, а лететь на базу на всех парах! Колесные транспортные средства ополченцев не догонят, но если хохлы отправят на шум вертолет, то игра с ним в догонялки в чистом поле будет чертовски увлекательной!