Текст книги "Небратья"

Он в изнеможении опустился на колени. Картинка в глазах становилась нечеткой, дряблой. Слишком много энергии вышло из него в последнюю минуту.

К нему бежали какие-то люди, в форме и без, голосили женщины, которым, как всегда, надо было больше всех. Сердобольные тетеньки подхватывали на руки детей, избавленных от статуса заложников. Кто-то помогал подняться потрясенной Аминат.

Мелькала знакомая форма его ребят. Подскочили, тяжело дыша, Воронец с Кабановым, схватили Антона под локти, чтобы минуту славы он встретил в вертикальном положении. Минутная слабость прошла. Горденко отказался от услуг товарищей, которые хлопали его по плечу.

– Фу, отлегло!.. Молодец, командир, отличное решение, – пошутил Роман. – Не для всех, согласен. Нам бы такая штука в голову не пришла.

– Для смелых и азартных, – проговорил Кабанов. – А что, мужики, в жизни надо все испытать. Ну ты и отделал их, Антон!.. Смотри, какие свежие овощи.

К ним нерешительно приблизился майор Дубинин. Он уже приосанился, его физиономия обрела природный цвет.

Спецназовцы озадаченно таращились на боевиков, избитых до полусмерти. Лупить их дальше было нерационально. И так уже придется перемещать этих гадов только в лежачем виде.

Кто-то из поселкового чиновничьего руководства уже приплясывал с телефоном у уха, требовал подать машины «Скорой помощи» в указанный квадрат.

– Офицер ранен, – пошутил Воронец и покосился на командира, который безуспешно пытался улыбнуться. – А ты реально злой сегодня, Антон. Рука горячая, все такое.

– Это как? – не понял Кабанов.

– Ну, злой, – попытался объяснить Роман. – Что тут непонятного? Как добрый, только наоборот. Наградят теперь нашего командира. Подвиг, как-никак, совершил, с голыми руками пошел на трех вооруженных бандитов.

– Это не подвиг, а хрень какая-то, – пробормотал Антон, потирая кулак, разбитый до костей.

Неожиданно сработал сотовый телефон. Антон вздрогнул, машинально извлек его из кармана.

– Ну и что у вас, капитан? – нетерпеливо спросил командир ростовского отряда полковник Калашников. – Почему не выходишь на связь?

– Виноват, товарищ полковник. – Одеревеневшие мышцы не давали Антону возможности изобразить улыбку. – Мы тут немного заняты были. Докладываю, товарищ полковник. Банда из трех человек нейтрализована, дополнительных потерь среди гражданских и военных нет, заложники освобождены.

– Нейтрализована? – уточнил Калашников. – Но не уничтожена?

– К сожалению, нет, товарищ полковник. – Антон невольно покосился на «овощную грядку». – Противник жив, но весьма неважно себя чувствует. Если вы, конечно, настаиваете на том, что банда должна быть непременно уничтожена, скажем, при попытке к бегству, то это можно устроить. Хотя лично у меня складывается мнение, что в ближайшие сорок лет ни о каких попытках…

– Отставить, Антон! – прервал его полковник. – Проведите там зачистку и можете выдвигаться в Ростов. Задержанным оказать медицинскую помощь и отправить всех за решетку. Пусть полиция разбирается. Вы уверены в том, что в банде не было других членов, только эти трое?

– У меня пока нет точной информации, товарищ полковник, – пошутил Антон. – Но я уточню в офисе.

Глава 3

Этот же день, 23 августа, в Калачане, районном центре Винницкой области, тоже выдался неспокойным. Городок был небольшой, 44 тысячи населения, уютный, опрятный, состоял преимущественно из малоэтажных строений. Только ближе к центру дома подрастали, высились девятиэтажные свечки, да по окраинам было разбросано несколько многоэтажных микрорайонов.

Райцентр утопал в зелени. Промышленных предприятий в нем было немного, в основном они располагались на окраинах. В городе имелось все, что было необходимо людям для нормальной жизни: парки, скверы, относительно пунктуальный городской транспорт, включая единственный троллейбусный маршрут, несколько поликлиник, приличная районная больница и даже современный торговый центр, вокруг которого в выходные концентрировалась городская «культурная» жизнь.

Разумеется, работал тут и военкомат, стыдливо спрятавшийся за зданием городской администрации. Впрочем, данное учреждение едва ли относилось к тем, без которых немыслима эта самая нормальная жизнь.

А сегодня и подавно. Вокруг военкомата уже несколько дней разгорались страсти. Трое суток назад власти объявили очередную мобилизацию в ряды вооруженных сил, и город накрыла смута.

У сотрудников этого учреждения имелась четкая разнарядка – вынь да положь! Ладно, если дело бы шло к победному концу, но на востоке страны продолжали твориться ужасы. Бравые полководцы вновь умело послали свою армию в окружение, на этот раз под Иловайск.

Солдаты фактически гибли тысячами, а в официальных сводках число жертв сокращалось до нескольких десятков. Целые подразделения попадали в плен, и о них часто не было никакой информации.

Каждый день в войну вбухивались огромные средства, а отдачи от них не было никакой. Деньги разворовывались, вооружение в войска не поступало.

Пушечное мясо шло на восток эшелонами и автомобильными колоннами. У штабников не было ни времени, ни желания обучать личный состав. Люди гибли, пропадали без вести, переходили на сторону врага, возвращались домой калеками.

22 августа мобилизованных согнали на площадь. Когда их грузили в автобусы, начался бабий бунт. Разъяренным женщинам удалось отнять и спрятать пару новобранцев. Прокуратура мгновенно завела против этих ребят уголовные дела.

Остальных увезли, но в стычке пострадали несколько милиционеров, парочка городских чиновников и лично военком майор Хусточка. Разъяренная мать семейства прокусила ему руку, которой он чересчур усердно жестикулировал.

На следующий день на площади Достоинства в центре города снова начали собираться люди. Прошел слушок, что мобилизованных солдат пока не увезли, держат до дальнейшего распоряжения на одной из пригородных ферм. Это снова всколыхнуло людей.

В два часа дня у здания администрации было многолюдно. Активисты с плакатами толпились у пустого постамента, с которого весной под улюлюканье толпы был сдернут многострадальный Ильич. Общественность спорила, кому теперь поставить памятник – национальному герою Степану Бандере или беглым крепостным, братьям Илье и Тимофею, которые и основали в 1860 году поселение Калачан.

Акция не была сумбурной. У нее имелись организаторы и вдохновители из числа местных активистов. Все они беспрекословно слушались седовласого мужчину с нахмуренным лицом. Звали его Виктор Юрьевич. Он явно пользовался уважением горожан.

Люди с плакатами стояли вокруг постамента. Их было человек пятнадцать. Здесь же толпились любопытные и сочувствующие. Подходили другие жители Калачана и вовлекались в беседу, которая подчас протекала весьма бурно. После чего кто-то оставался, кто-то уходил, безнадежно маша рукой.

Здесь были мужчины и женщины, молодые и не очень, одетые добротно и по-простому, даже родители с детьми. Пестрели надписи на плакатах: «Хусточку геть!», «Нет войне!», «Нет мобилизации!», «Не забирайте папу!», «На мясо сына не отдам, не для того рожала!».

Сначала люди стояли молча. Но толпа росла, начинала роптать. Горожане подходили все ближе к зданию администрации.

Напрягся жидкий милицейский кордон. На лицах молодых парней в синих рубашках с короткими рукавами отражалось беспокойство.

В окне второго этажа за шторой возник мужчина солидной комплекции – глава администрации Горбун Василий Петрович. Он с беспокойством глянул вниз и задернул штору.

Событие не осталось незамеченным. В толпе кто-то залихватски свистнул.

Позднее на крыльце возник еще один субъект – короткий, какой-то плюгавый. Это был помощник городского главы Юрдаш Кирилл Олегович. Похоже, он хотел было выйти к митингующим, но передумал и юркнул обратно.

Толпа приблизилась к ступеням здания. Люди стояли напряженные, чего-то ждали.

На крыльце «под сенью дружеских штыков» возник нахмуренный, респектабельный на вид начальник милиции майор Веселко. Из-за его плеча выглядывал заместитель военкома капитан Рябышев. Сам майор Хусточка, вчера получивший боевое ранение, проявил благоразумие и предпочел вторично не рисковать.

Снова начались смута и брожение.

Люди волновались, кричали:

– Верните наших мужчин! Оставьте их в покое!

– Не хотим отпускать своих мужей и сыновей на войну!

– Вы люди или нет?

Обстановка накалялась, в воздухе уже попахивало жареным.

Помощник военкома выкрикивал общие фразы:

– Люди, расходитесь! Будьте же патриотами! С вашими мужчинами ничего не случится. Не сегодня завтра антитеррористическая операция завершится, и все вернутся домой! Скоро враг будет разбит. Ваши мужчины не успеют даже доехать до фронта! – Капитан Рябышев сам краснел, смущался, прекрасно понимал, что порет чушь. – Граждане, как вам не стыдно? – взывал он. – Вся страна в едином порыве борется против внешнего врага, защищает свою свободу и территориальную целостность. Наши солдаты и офицеры ежедневно демонстрируют образцы героизма и мужества. Нет никаких отступлений, поражений и котлов. Все это – вражеская пропаганда! Мы просто выравниваем линию фронта!

– Чтобы красивее была, – прокомментировал кто-то.

– Мы блестяще отступаем на заранее подготовленные позиции, а террористы с позором бегут за нами! – заявил другой.

– Да что вы творите, изверги! – надрывалась какая-то женщина. – Вам плевать на наших детей, вы просто тупо бросаете их в пекло, лишь бы сберечь свои погоны и оклады! Остановите преступную войну! Против кого вы воюете? На Донбассе живут такие же люди!

– Потешные войска, такой же президент! – кричала толпа.

– Немедленно остановите бойню, верните наших ребят! – вещал в мегафон седовласый мужчина по имени Виктор Юрьевич.

– А то дождетесь, что у вашего гаранта скоро гарантийный срок кончится! – вторила ему острая на язык черноволосая женщина, держащая его за локоть.

Толпа засмеялась.

Люди продолжали напирать. Несколько человек уже поднимались по ступеням городской администрации.

– Совести у вас нет, ироды! – выкрикивала пожилая женщина. – Двух сыновей забрали. Один пропал без вести, второго без ног из Краматорска привезли! По вашим документам он даже не участник этой проклятой антитеррористической операции! По бумагам выходит, что он не был в Краматорске! Ваш Хусточка называет меня провокаторшей и матерью дезертира, потому что труп моего старшенького искать не хотят!

– Хусточка, иди сам на войну! – кричали жители. – Туда тебе и дорога!

– А мой сын где? – кричала, заламывая руки, бледная костлявая женщина. – Он офицер! Его последний раз в Славянске видели, он прикрывал отход своих солдат! Где он? Почему никто не сообщает, что случилось с моим Олеженькой?

– Люди, расходитесь! – прорычал начальник милиции Веселко. – Не доводите до греха! Вы совершаете преступление, предусмотренное Уголовным кодексом Украины!

Толпа возмущенно кричала, что от преступника и слышит, но дальше крыльца не пошла. У горожан все-таки сработали тормоза.

Милиционеры, стоявшие в оцеплении, слегка расслабились.

На другом конце площади из переулка выехала новая, но неброская серая иномарка. Она остановилась под развесистым дубом недалеко от районного дома культуры. Опустилось стекло.

В салоне находился единственный пассажир, он же водитель. Мужчине было сорок с небольшим. Сухой, загорелый, с крючковатым носом, увенчанным какой-то смазанной родинкой. На его лице не читалось ни одной эмоции.

Он закурил и пару минут равнодушно смотрел, как у администрации набирает обороты митинг. Потом открыл смартфон, что-то в нем записал. Посмотрел на часы, развернул машину и укатил обратно в переулок. В его сторону никто не посмотрел.

Накал страстей начинал спадать. Горожане продолжали возмущаться, активисты что-то выкрикивали, задирали над головами плакаты, призывающие власть прекратить бессмысленную бойню. Но часть людей уже покидала площадь. Разбредались уставшие пожилые женщины и мужчины, уходили зеваки.

Оставались самые стойкие и молодые. Они отступили к постаменту, стали заново разворачивать свои плакаты, крепили их скотчем к гранитному кубу. Их было не больше полусотни – в основном молодежь, несколько женщин в годах, мужчина в камуфляже и на костылях.

Никуда не делся организатор митинга Виктор Юрьевич. Рядом с ним держалась черноволосая женщина, с которой его, судя по выразительным взглядам, связывала не только общественная антивоенная деятельность.

В этот момент и начались кошмары. На площадь Достоинства со стороны Красносельского переулка стали выходить люди. В основном накачанные парни, но были и девушки. В черных масках, полностью закрывающих лица, в спортивных штанах и футболках, с цепями и бейсбольными битами. Их было довольно много, не меньше тридцати душ.

Они осмотрелись, потом толпой двинулись через площадь к постаменту, падая с которого, вождь мирового пролетариата разбил свой чугунный лоб. Молодняк шагал демонстративно медленно, держался кучей, приближался неумолимо, зловеще.

Люди у постамента притихли, стали испуганно на них посматривать. Кто-то попятился, побежал с площади. Охнула девушка, тоже пустилась прочь. За ней двинулись еще несколько митингующих.

Остальные не покидали свои посты, угрюмо взирали на молодчиков. Видимо, горожане решили, что те просто пугают.

Когда дистанция между группами сократилась до тридцати метров, пришельцы и в самом деле остановились. Все как один накачанные в спортзалах, у многих татуировки с праворадикальными символами. Из-под масок на митингующих презрительно смотрели колючие глаза.

– Кажись, плохи наши дела, – пробормотал мужчина на костылях и как-то съежился.

– Пусть мимо идут, – заявил русоволосый юноша и бледно улыбнулся. – Это не наши дела.

– Эй, ребята, вы чего задумали? – покосившись на цепочку милиционеров, спросил Виктор Юрьевич.

– Шпана какая-то, – сказала его спутница и высокомерно усмехнулась. – Попугать нас решили.

Действительно, кто, пребывающий в своем уме, будет избивать безоружных людей на виду у десятка милиционеров? Но представители правоохранительных органов вдруг как-то засмущались, стали неловко переминаться, смотрели куда угодно, только не на то, что происходило рядом с ними. Двое стражей порядка шмыгнули в здание, остальные мялись и чувствовали себя не в своей тарелке.

Молодчики не отвечали на выкрики из толпы, продолжали пожирать глазами оробевших людей, изрядная часть которых принадлежала к слабой половине человечества. Они понимали, что их психическая атака удалась.

Вдруг какой-то человек в маске гортанно выкрикнул:

– Слава Украине!

– Героям слава! – нестройным хором взревели его приятели.

– Слава нации! – каркнул тип в маске.

– Смерть врагам! – прогорланили молодчики и бросились на митингующих, размахивая цепями и дубинками.

При этом основной костяк нападавших рванулся в лоб, а несколько человек устремились во фланги с коварной целью замкнуть кольцо. Люди не сразу среагировали, впали в ступор. Когда они опомнились, на них уже налетели с трех сторон, и началось беспощадное избиение!

Истошно орали женщины, ругались мужчины. Вертелись в воздухе дубинки, мельтешили цепи. Люди вопили от боли. Первая кровь не просто пролилась, а брызнула фонтаном из раскроенной головы.

– Что вы делаете, гады?! – прокричал русоволосый юноша, закрывая голову руками. – По какому праву?!

– На правах рекламы! – заявил в ответ мускулистый громила, отпуская мощный удар.

Бейсбольная бита впечаталась в левую почку паренька. Он задохнулся от боли, повалился на бок, схватился за пострадавшую часть тела. Второй удар пришелся по бедру. Парень едва не лишился сознания от лютой боли.

Пятился с испуганным лицом инвалид на костылях. Разбитная девица в маске испустила индейский вопль, ударом ноги выбила костыль, картинно крутанулась на 180 градусов и выбросила пятку. Инвалид отлетел на несколько метров, ударился головой об землю, но сознание не потерял, на корточках пополз прочь.

Избиение продолжалось. Людей колотили азартно, смачно, не щадя кулаков и бейсбольных бит. Кровь текла из разбитых челюстей. Молодчики таскали за волосы женщин, смеялись, получали от этого колоссальное удовольствие.

– Милиция! – с надрывом кричала женщина, под глазом у которой расплывался здоровый фонарь. – Что же вы смотрите?! Милиция!

Сотрудники упомянутого ведомства предпочитали поглядывать в другую сторону. Большинство из них было равнодушно, у некоторых щеки алели от стыда.

Здоровый отморозок с оттопыренными ушами пнул по животу беременную женщину. Она повалилась на бок, закрыла руками живот. Задралось платье, обнажились голубые трусики. Молодчики загоготали. Какой шарман! Две девушки, закрываясь от ударов, бросились ее поднимать.

Внезапно в избиваемой толпе возник очаг активного сопротивления. Несколько молодых парней в залитых кровью рубашках ухитрились выстроиться цепью, закрыть собой женщин.

Среди них оказался Виктор Юрьевич. Одежда на нем была порвана, висела клочьями, из разбитой губы сочилась кровь.

Молодые люди отбивались яростно, но весьма неумело. Этим они только дразнили нападающих.

Виктор Юрьевич энергично работал кулаками, пропускал удары, но и сам несколько раз достал противника. Тип в маске отшатнулся, повалился на товарища.

Подбежала черноволосая женщина, спутница седовласого мужчины, несколько раз ударила его ногой и выкрикнула:

– Витя, отступаем! – выкрикнула она. – Убьют же! У них приказ всех прикончить!

Возможно, она немного преувеличивала, хотя как знать? Милиция продолжала соблюдать позорный «нейтралитет». Молодые активисты отчаянно отбивались, старались сдерживать натиск, но быстро теряли силы, пятились.

Вскричал от жгучей боли кучерявый паренек с разбитым лицом. Цепь прилетела ему в плечо, рука повисла парализованной плетью.

– Граждане, уходите, если можете! – прохрипел Виктор Юрьевич, из последних сил работая кулаками.

Митингующих зажали с трех сторон. Отходить можно было лишь в одном направлении – к деревянному зданию районного Дома культуры, в котором трижды в неделю показывали кино, а по субботам работала дискотека. С остальных трех сторон наседали молодчики.

Времени на то, чтобы раскинуть мозгами, у людей не оставалось. Негодяям в масках ничто не мешало полностью замкнуть кольцо, но они почему-то этого не делали. Люди отступали, падали. К ним подбегали нетопыри с закрытыми лицами, били ногами.

Возможности сопротивляться уже не было. Разрозненная толпа кинулась к Дому культуры, двери которого были гостеприимно распахнуты. Люди вбегали внутрь. Те, кто мог сопротивляться, прикрывали отход товарищей.

Молодчики радостно смеялись. У них все шло по плану! На площади остались несколько человек, они корчились от боли, пытались приподняться – беременная женщина, светловолосый юноша, калека, потерявший костыли. Погромщики хватали их за шиворот, за волосы, под радостное улюлюканье волокли к дверям «очага культуры».

Ошарашенные, избитые люди вбегали в полутемный холл. Почти все они были простыми жителями, пришедшими на площадь, чтобы выразить свое отношение к войне.

Люди слишком поздно поняли, что оказались в ловушке. Все двери, ведущие в те или иные помещения, почему-то оказались заперты, под окнами ржали разгоряченные нацисты. Лестницу наверх заблокировали стальные жалюзи.

Открытой оставалась лишь дверь в танцевальный зал, куда и стали забегать люди. Им не давали времени обдумать ситуацию. Все шло по замыслу таинственного режиссера.

Атакующие со свистом и гоготом вбегали в холл, били и пинали тех, кто зазевался. Ярость и кураж от ощущения безнаказанности уже зашкаливали. Громилы стаскивали маски – кого стесняться-то?

Двое набросились на беременную женщину, которая снова осталась одна. Она с трудом ковыляла, силы покинули ее. Бедняжка упала на колени, уперлась руками в пол, видимо, хотела встать, но уже не могла. Громилы подхватили ее и швырнули в толпу.

Какая-то девушка бросилась ей на помощь, но споткнулась и растянулась на полу. С диким ревом на нее набросился претендент на молодое нежное тело, но девчонка оказалась проворной. Она выставила ногу, насильник налетел на нее, откатился, схватился за промежность, выпучил глаза.

– Получил, скотина? – вскричала девушка, вскочив на ноги.

Но она не оценила резвости пострадавшего негодяя. Он обезумел от ярости, метнулся к ней, схватил за ногу. Девчонка упала, ударилась позвоночником.

А громила уже был тут как тут. У него напрочь пропало желание заниматься «любовью», он кипел от бешенства. Не дожидаясь, пока девушка придет в себя, ублюдок начал бить ее ногами по голове. Она кричала, пыталась закрыться, но он сломал ей запястье, вошел в раж и продолжал бить по виску, по лицу.

Несчастная захлебнулась криком, кровь полилась из изувеченного рта. Она несколько раз что-то крикнула, потом закашлялась, глаза ее закатились. Но садист уже не мог остановиться, продолжал пинать ее по голове. Лицо девушки превратилось в кровавое месиво. Она еще подрагивала, скребла ногтями по полу, но вскоре затихла.

– Дмитро, все, угомонись. Рассудительнее надо быть, боец, – ядовито посмеиваясь, проговорил громила с командирскими манерами и стащил с себя маску.

Это был рослый крепыш с широким лицом, украшенным шрамом на скуле. Он смотрел близко посаженными глазами, усмехался.

– Дмитро, уймись, кому сказано! Ты же мертвую пинаешь!

Убийца опомнился, сообразил, что его жертва не подавала признаков жизни. Он нагнулся, поднял бейсбольную биту.

– Тарас, мы их загнали! – возбужденно завопил кто-то в другом конца холла.

– И что? – Старший развел руками. – Вы дети малые, не знаете, что делать дальше?

Всю толпу митингующих, включая избитых до полуобморочного состояния, негодяи загнали в танцевальный зал. Дальше они не пошли, снаружи замкнули тяжелую дверь на стальную щеколду. Западня захлопнулась.

Люди в изнеможении падали на пол, мужчины ругались, женщины плакали. В зал набилось около сорока человек.

Спутница Виктора Юрьевича, тяжело дыша, опустилась на пол, держалась за отбитый бок. Внезапно ее вырвало. Седой мужчина бросился к подруге, обнял ее.

Люди помоложе ковыляли по залу, бились в закрытые двери. Здесь не было никакой мебели, ничего тяжелого, чем можно было бы их выбить. Кто-то особо упорный колотился в дверь плечом, но без всякого толку. Единственное окно закрывала решетка. В зале имелась лишь возвышенность для сцены и что-то вроде стойки бара с несколькими навесными шкафами.

– Виктор Юрьевич, мы в ловушке! – крикнул долговязый парень. – Загнали нас. Это люди Тараса Кондратюка, местные фашисты, отмороженные по самые уши. Что они собираются делать?

Люди в панике закричали, стали метаться по залу.

– Товарищи, спокойствие! – прокричал Виктор Юрьевич. – Нам не сделают ничего плохого. Они побоятся, кишка у них тонка. Эти твари только и умеют избивать женщин и инвалидов! Я знаю Кондратюка – это последняя сука, но он дружит с сотрудниками СБУ и чинодралами из администрации. Им неприятности ни к чему. Попугают и выпустят. Скоро милиция подтянется.

– Милиция? – сказала какая-то женщина и истошно захохотала. – Да эти трусы даже не вмешались, когда нас били!

– Все в порядке, товарищи! – продолжал взывать Виктор Юрьевич. – Сейчас я позвоню, люди придут к нам на помощь. Вы тоже звоните, ставьте всех в известность, что нас заперли в Доме культуры.

Мысль была дельная, но она пришла слишком поздно. Внезапно люди насторожились. Потянуло чем-то горелым. Все застыли, парализованные от страха. И было с чего.

Рядом с крыльцом остановился микроавтобус, люди в масках вытаскивали из него канистры с бензином, волокли внутрь. Они обливали холл, стены, а потом крыльцо и фундамент здания. Эти убийцы действовали слаженно, проворно. На всю операцию у них ушли считаные минуты. Вспыхнула спичка.

Никто не останавливал распоясавшихся нелюдей в масках. Милиция попряталась, у здания администрации никого не было. Только шторы на окнах иногда подрагивали и подозрительно отгибались. Площадь вымерла. Лишь в примыкающих переулках иногда появлялись люди, но сразу пропадали.

– Они подожгли нас! – истошно заголосила женщина средних лет, мать погибшего бойца ВСУ, у которой вчера на фронт забрали мужа. – Виктор, не может быть, мы горим!

Паника снова билась в головах. Люди бросались к дверям, колотились в них. Кто-то тряс решетку на окне, вызывая дикий хохот громил, столпившихся снаружи. Струйки дыма уже просачивались под дверь, расползались по полу, поднимались к потолку.

Люди начинали задыхаться, кашляли. Снаружи доносился треск. Пламя разгоралось, облизывало стены. Их действительно подожгли!

Сил кричать ни у кого уже не было. Дым поднимался, вытеснял кислород. Смертники, загнанные в западню, надрывно кашляли, их движения замедлялись.

– Витя, это все, – пробормотала спутница Виктора Юрьевича, поднимая на него тоскливый взор. – Нас решили сжечь, чтобы другим неповадно было бунтовать. Знаешь, дорогой, я нисколько не удивляюсь. Витя, сядь со мной рядом. Давай простимся.

– Подожди, Оленька, еще не все потеряно, – прохрипел Виктор Юрьевич, судорожно отыскивая нужный номер в сотовом телефоне.

Но дым сгущался. Мужчина начал кашлять непрекращающимися очередями, чуть не вывернулся наизнанку, выронил телефон, нагнулся, чтобы поднять. Голова у него закружилась.

В густом дыму еще блуждали какие-то силуэты. Стонала женщина, кто-то полз на коленях к окну, чтобы разбить стекло. Он вышиб его кулаком и отшатнулся, когда снаружи в танцзал ворвалось новое облако дыма. Движения людей становились заторможенными, судорожными. В пространстве, наполненном дымом, кончился кислород.

Снаружи возле Дома культуры уже никого не осталось. Убийцы разбежались.

Пламя охватило наружные стены, жадно вылизывало горючие материалы облицовки, приближалось к крыше. Над Домом культуры зависло ядовитое облако дыма.

Пожарники прибыли только через десять минут. Завывая сиренами, две громоздкие машины вырулили на площадь и помчались к горящему зданию. Еще несколько минут у спасателей ушли на то, чтобы развернуть брандспойты и занять позиции.

Здание не рухнуло. Оно было деревянным, но имело определенный запас прочности. Сохранились перекрытия, опоры, а вот стены выгорели почти полностью.

Не менее получаса потребовалось пожарным на то, чтобы сбить пламя. Запах гари стремительно распространялся по окрестностям. Подходили зеваки, не знавшие страшной сути этого дела, толпились в отдалении, оживленно обсуждали происшествие. Дескать, давно пора спалить это старье и построить что-нибудь новое.

Танцзал почти не выгорел, хотя стены сильно пострадали. Несущие элементы крыши сохранились, угрозы обрушения не было. Только через час у пожарных появилась возможность войти в обгоревшее здание.

К этому времени на площади собралась внушительная толпа. Полиция оцепила место происшествия, никого не пропускала без высочайшей санкции.

За кордонами теперь уже раздавались рыдания. Видимо, люди знали, что в сгоревшем здании находились их близкие. Кто-то ругался с милицией – почему им не дают пройти?

Подъехали несколько машин, в том числе с номерами СБУ. Полным издевательством в этом автопарке выглядели кареты «Скорой помощи». Кого тут спасать и лечить?!

Пожарные осторожно входили в здание. Обгоревшие конструкции пока держались. В холле выгорел пол, частично стены.

Самое страшное ожидало всех в танцевальном зале. Здесь никто не обгорел, пламя не успело сюда перекинуться, люди просто задохнулись. Их было около сорока человек.

Они лежали вповалку, кто как. Искореженные мукой лица – мужские, женские, вздувшиеся вены, выпученные глаза. Им нечем было дышать. Все отчетливо понимали, что сейчас умрут.

Пожарные бродили между телами, осторожно переступали через них, опускались на корточки, переворачивали тех, кто лежал ничком. В этой газовой камере не выжил никто. Люди умирали поодиночке, никому не нужные, всеми брошенные.

Лишь двое предпочли обняться перед кончиной. Седоволосый, но не старый мужчина лежал на боку, подогнув колени. Молодая женщина с изящной фигурой подползла к нему, обняла, прижала его голову к груди, да так и умерла. Она меланхолично смотрела в пространство. Ее красивые глаза затянула поволока.

– Боже правый, что же здесь произошло? – потрясенно пробормотал пожарный, побледневший, как призрак. – Невероятно!.. В это невозможно поверить.

А над площадью Достоинства уже взвился многоголосый вой. Люди роптали, все ожесточеннее ругались с милиционерами, стоявшими в оцеплении. Наконец-то горожанам удалось прорвать кордон, и они устремились к сгоревшему Дому культуры.