Текст книги "Все миражи лгут"

– Все ты понял правильно, майор, – не открывая глаз, негромко ответил Орехов. – За баню тебе спасибо, как говорится, и за привет, и за ласку, но водку я пить не стану. Ребята, если захотят, отведают твоих женьшеневых, а я воздержусь. Ты не сердись, какие тут обиды… Мы на работе, между прочим, а мне не двадцать уже… Хочешь старую байку? Никто не мог застрелить очень юркую птичку – даже самые прославленные охотники мира. А русский жахнул два пузыря водяры и попал! Все к нему: как это ты так? А он ухмыляется: так я ж из пяти стволов… Так то байка, а в жизни так не бывает…

– Да понял я, майор, не тупой. – Иванов уважительно покосился на аккуратный круглый шрамик на жилистом бедре Орехова и уже совсем другим тоном спросил: – Насчет работы вашей… Так о чем вы со мной говорить-то хотели?

– А вот командир наш, – Орехов оттопырил большой палец и указал на сидящего рядом Ската, – с ним и беседуй. У нас, майор, иногда не тот командует, у кого звезд на погонах больше, а тот, кто в поставленной задаче лучше разбирается. Давай, Вячеслав, вербуй майора в наш засадный полк…

Вероятно, со стороны этот импровизированный военный совет выглядел немного странноватым: четверка мужчин, чуть прикрывавших наготу кто веничком, кто полотенцем, вела неторопливую беседу и чем-то напоминала собрание римских патрициев. Эта картина, вполне вероятно, могла бы вызвать у стороннего наблюдателя улыбку, если бы выражение лиц «патрициев» не было столь уж серьезным и сосредоточенным.

Обсуждали детали возможного будущего сотрудничества группы Ската и пограничников, представителем которых здесь, в тесноватом помещении баньки, был майор Иванов. Несколько необычное место разговора решительно никого не смущало и не удивляло, поскольку отвечало сразу нескольким условиям, в одинаковой мере беспокоившим как прибывших накануне из Владивостока спецназовцев, так и майора местной пограничной стражи. Главным среди всех этих условий была конечно же секретность. А уж баня, где по понятным причинам трудновато утаить даже самые миниатюрные микрофоны или видеокамеры, соображениям секретности отвечала вполне, тем более что практически каждый сантиметр парилки был Катковым проверен заранее, как раз в те минуты, пока его товарищи неторопливо раздевались в предбаннике.

– В общем, товарищ майор, дело такое. – Скат промокнул полотенцем лицо, уперся ладонями в колени и чуть наклонился в сторону Иванова. – Может случиться так, что из Японии нам придется уходить… скажем так, не очень легально, но очень быстро. Если события будут развиваться именно так, то можешь ли ты со своими ребятами обеспечить нам эвакуацию из заранее оговоренной точки встречи, или, выражаясь красиво – с места рандеву?

– Если точку этого самого рандеву вы обозначите в наших территориальных водах – то без особых проблем. Или в крайнем случае в нейтральных водах, – кивнул майор. – Я сам на своем катере куда нужно будет подскачу. Все сделаем аккуратненько и тихо, не беспокойтесь. Если понадобится, я могу и с вертолетчиками договориться. Там мужики понимающие, и мы без лишней бюрократии иногда помогаем друг другу. Тут, у нас на границе, как вы понимаете, своя специфика…

– Вот и у нас вроде того, тоже своя специфика, – Катков сдержанно улыбнулся. – О том, что, кроме тебя, о нашем путешествии не должна знать ни одна живая душа, я даже и говорить не стану – это и так понятно…

– Об этом можешь не беспокоиться, – вновь понимающе кивнул пограничник. – Мне в разведотделе флота, куда насчет вашей группы бумага из Москвы пришла, все подробно объяснили. Оттуда утечек не бывает, а насчет меня и моих ребят тоже можете особо не переживать – мы службу туго знаем, не первый день здесь. Вы там, в Европах, привыкли считать, что тут все сто раз куплено и продано, как тот же рыболовный флот и квоты на рыбешку. Что скрывать, всякое есть, но насчет границы… тут у нас все в кулаке и на замке!

– То, что на замке – это хорошо. А вообще вы тут с японцами как? Насчет островов они все шумят?

– Да ну, – Иванов пренебрежительно отмахнулся, – тоже мне, нашли проблему. Они периодически шумят, да потом снова быстренько успокаиваются. Знаешь, как один англичанин ответил на вопрос, почему у них нет еврейской проблемы? Просто мы, сказал он, не считаем себя глупее евреев – так что, нет у нас, мол, такой проблемы. Так и здесь: японцы ребята умные и прекрасно понимают, что острова им никто и никогда не отдаст. Так же они понимают не хуже нашего, что торговать всегда намного выгоднее, чем воевать. Нам вон, если честно, со своими браконьерами в сто раз больше проблем, чем с японцами… Так что, еще раз говорю: все сделаем тихо и красиво – как в кино, как учили…

– Тихо и красиво – это хорошо, а вот как в кино – ни в коем случае не надо! Ну что же, товарищ капитан третьего ранга… Будем считать, что договорились. Точку на карте и прочие нюансы чуть позднее оговорим… А теперь, – Скат улыбнулся и слегка прихлопнул ладонью по гладким доскам полка, – давай, хозяин, угощай гостей из Европ, как ты говоришь! Наш майор пусть здоровье бережет, а мы со старшим мичманом по стопке себе позволим…

…Старший лейтенант знал, о чем говорил, когда упоминал кино. Те же оперативники из милицейских структур всегда особо подчеркивали, что стрельба и погони, о которых так любят красиво рассказывать в своих лентах киношники, в их повседневной работе вещь весьма редкая. Редкая, поскольку долгая беготня и выстрелы в большинстве случаев говорят лишь о том, что сработали опера грубо и не очень профессионально – в идеале преступника берут тихо, без малейшего шума и суеты, и уж тем более совершенно незаметно для посторонних зевак.

Точно так же, по идее, должны работать и разведчики, и диверсанты. Это в кино бравые десантники и прочие коммандос прыгают с парашютами в тылы врага и, круша супостатов направо и налево, выполняют свою задачу – допустим, взрывают ужасно секретный склад ГСМ или боеприпасов. А затем, в строгом соответствии с законами жанра, все с тем же огнем и грохотом начинают отходить, с яростными криками укладывая беспомощных и глупых супостатов уже целыми полками и дивизиями… В реальной жизни группа незаметно проникает на территорию противника, выполняет задачу и так же бесшумно и незаметно уходит. Причем как правило пути отхода по вполне понятным причинам разрабатываются и готовятся даже чуть более тщательно, чем всякого рода тропки, ведущие к заветной цели операции. Никто ничего и никого не видел, не слышал, и ни одного громкого выстрела ни с одной стороны сделано не было – настоящий спецназ старается работать именно так…

Как будут развиваться дальнейшие события в случае, если группе удастся выполнить свое задание по поиску и поимке беглого деятеля из «фирмы, торговавшей оружием», командир группы старший лейтенант Катков даже при всем желании, естественно, точно предсказать не мог. Не мог, поскольку ни один даже самый гениальный и тонко рассчитанный план не гарантирует от сбоев и всякого рода неприятных случайностей. Зато Скат точно знал, что ни с какими парашютами им под покровом ночи на японскую территорию прыгать не придется, потому что в Страну восходящего солнца они должны были отправиться самым что ни на есть законным образом, с соблюдением всех пограничных и таможенных формальностей.

Так же точно Катков и его товарищи знали и другое: свое задание они выполнят, несмотря ни на что и при любых раскладах всех случайностей и событий. Помешать им могла разве что только гибель, но ни один из троих в ближайшем будущем погибать отнюдь не собирался, хотя внутренне каждый из них, подобно тем же средневековым самураям, к встрече с малоприятной старушкой был всегда готов. С той самой старушкой, что всюду таскается с отточенной косой на костлявом плечике. Такая уж в спецназе работа…

Застолье протекало вполне мирно, неторопливо и, как говаривали в прежние времена, культурно. Иванов, не переставая нахваливать местные деликатесы, изо всех сил пытался накормить гостей так, чтобы они запомнили хлебосольное и богатое Приморье если и не на всю оставшуюся жизнь, то уж на год-два точно. Спецназовцы в особых уговорах, собственно, и не нуждались – отведали всего понемножку, не забывая аккуратненько сдабривать устрашающее обилие местных блюд, среди коих преобладали морепродукты всех цветов и размеров, стопкой-другой из выставленных на столе бутылок с весьма приличными напитками. Причем то ли замечание Орехова насчет того, что не стоит забывать о завтрашней работе, то ли просто самодисциплина боевых пловцов сработала, но никто по-настоящему навеселе не был даже в конце длительного ужина. Обычно мужики, вспоминая подобные посиделки с друзьями, на вопрос о количестве выпитого пренебрежительно отмахиваются: да какая там выпивка – так, чуть-чуть для настроения…

На следующее утро группа Ската присоединилась к команде российских каратистов, летевших в Японию для встречи с мастерами одного из самых известных стилей каратэ – киокушинкай, созданного легендарным Масутацу Оямой. Договоренность с руководством команды была достигнута еще в Москве и теперь в рядах жилистых мастеров «пути пустой руки» кроме четверки вальяжных чиновников из основных Федераций каратэ России, врача, массажиста и тренеров появились еще трое: спортивный журналист Катков, массажист Троянов и тренер Орехов. В новых документах, изготовленных специально для поездки в Японию, имена и фамилии спецназовцев были, естественно, изменены. Все было законно, чисто и абсолютно легально, так что, даже при большом желании спецслужбам Японии придраться было бы решительно не к чему…

9

Япония, южная оконечность острова Кюсю

…Наверное, летом здесь было очень красиво: возвышающиеся над тихим заливом аккуратные горы, разбросанные по ступенчатым склонам разлапистые сосны с живописно искривленными ветвями, украшенными длинными иголками хвои, небольшой водопад, уютно шумевший среди зарослей каких-то местных растений, напоминавших не то камыши, не то бамбук. По утрам из-за вершин степенно выкатывается мутновато-красное солнце – почти точно такое же, как и на флаге страны. Потом оно наливается жарким расплавленным золотом и начинает разгонять белесый утренний туман, озаряя и согревая голубые воды залива и изумрудно-зеленую зелень травы и деревьев. Оживляются просыпающиеся задолго до восхода птицы и на все голоса приветствуют доброе божество, несущее свет и тепло. Наверное, в жаркий и влажно-душный полдень над водопадом временами появляется призрачная радуга, а среди прибрежных реденьких камышей шныряют, трепеща прозрачными крылышками, стрекозы…

Все здесь было очень красивым, причем настолько, что неведомо откуда вдруг появлялось ощущение чего-то кукольного, ненастоящего. Словно кто-то много веков назад с любовью и знанием дела вырезал красивенькую гравюру в стиле Хокусая и повесил в аккуратную рамочку – этим пейзажам явно не хватало вольного, дикого размаха и величия…

Впрочем, сейчас, в декабре, солнце проглядывало нечасто, над заливом и горами висела обычная для местной зимы сырая холодная мгла и в целом картинка получалась довольно-таки скучноватая. До весеннего цветения сакуры, засыпающей всю страну Ниппон нежно-розовыми лепестками, оставалось еще больше двух долгих месяцев…

…Микроавтобус «мицубиси», украшенный по борту логотипом какой-то телекомпании, негромко урча прекрасно отрегулированным мотором, прокатился по центральной улице небольшого туристического поселка и мягко затормозил неподалеку от красивой арки, выстроенной в традиционном синтоистском стиле. Арка, с ее резными столбами и красиво изогнутой крышей, была воздвигнута таким образом, что казалась ажурной рамой, окаймлявшей чудесный вид на залив, горы и сосны.

В микроавтобусе с легким стуком открылась боковая дверь, из темного салона появились двое молодых мужчин и начали сноровисто разматывать не то провода, не то кабели для какой-то аппаратуры. Еще через пять минут выяснилось, что один из мужчин, вставший с микрофоном в руках на фоне красивой арки, был, по-видимому, кем-то вроде репортера. А второй, с двумя фотоаппаратами на груди и с кинокамерой на плече, наверняка был оператором и фотографом в одном лице.

Репортер деловито отдал несколько каких-то указаний, оператор, в свою очередь, тоже несколько раз взмахивал свободной от аппаратуры рукой, вероятно, предлагая своему товарищу занять наиболее выгодный для съемки ракурс. Наконец все было готово и репортер, подав команду «начали!», обаятельно улыбнулся и поднес микрофон к губам.

– А сейчас, уважаемые телезрители, мы с вами находимся в небольшом курортном местечке на южном побережье острова Кюсю. Это совсем неподалеку от крупного города Кагосима.

Ох, уж мне эти японские названия, – репортер, говоривший по-английски с характерным выговором, выдававшим в нем, скорее всего, американца из южных штатов, снисходительно улыбнулся и продолжил свою бойкую речь: – От Кагосимы сюда можно за какой-нибудь час добраться на автобусе или на автомобиле, который вы можете без труда взять напрокат в любой из многочисленных местных фирм. Дороги здесь почти ничуть не хуже, чем в окрестностях Далласа или в любой деревушке Аляски. За моей спиной вы видите вполне современный туристический комплекс, – мужчина с микрофоном слегка развернулся и плавным жестом указал на расположившиеся чуть в стороне красивые домики, выстроенные в традиционном японском стиле, – который не пустует в течение круглого года. Конечно, летом, когда все кругом согрето щедрым солнцем, здесь намного приятнее проводить свои выходные или отпуск, но японцы почему-то обожают свою природу в любое время года. Мне иногда кажется, что зимние серые и унылые, на наш взгляд, пейзажи нравятся японцам даже больше, чем летние или весенние. Они находят в этой сырой и холодной печали особую поэтическую прелесть и слагают о ней свои странные стихи, которые называются танка и хокку…

Мужчина с кинокамерой подал репортеру какой-то неопределенный знак, означавший, по-видимому, предложение закругляться. Репортер кивнул и скороговоркой выпалил: «А теперь, леди и джентльмены, мы прощаемся с этим замечательным местечком и отправляемся на север, где на острове Хоккайдо нас ждут ничуть не менее изумительные красоты…»

Закончив фразу, мужчина начал быстренько сворачивать кабель, тянувшийся от его микрофона к микроавтобусу. Кинооператор напоследок отснял еще несколько панорамных кадров и минуты через три «мицубиси» вновь фыркнул чуть видимым дымком из выхлопной трубы и умчался из деревеньки так же быстро, как и появился здесь получасом раньше…

– Ну, все отснял? – Стас Воронин, несколько минут назад изображавший репортера, выудил из пачки сигарету и, прикурив от недешевой зажигалки, выпустил в потолок темноватого салона длинную струйку дыма.

– Все в порядке, гражданин начальник, – «оператор», мужчина лет тридцати с самой обычной серо-незаметной внешностью, похлопал ладонью по корпусу лежавшей на сиденье камеры вполне солидного вида. На кисти руки мелькнула какая-то небольшая синеватая татуировка. – Аппаратуру япошки делать умеют. Думаю, фильмец получится не хуже, чем в «Клубе путешественников». А ты, шеф, лихо про все эти хокки и серые пейзажи! Если Сергей Иванович выгонит к чертям собачьим, можешь на телевидение устраиваться, без куска хлеба не останешься.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – сумрачно усмехнулся Воронин. – Если мы на этом, или на каком другом деле облажаемся, то Иваныч нас выгонять не станет – нас просто зароют в шар земной, понял? Как неизвестных солдат… Кстати, все-таки зря мы этот логотип на борт наклеили. Ни к чему было известную телекомпанию светить.

– Так для достоверности же! Вообще-то ты прав – теперь надо бы снять. А то местные гаишники тормознут да прикопаются: кто, откуда… Если журналисты, то где, мол, эта… как же ее… аккредитация, во!

– Много ты на дороге полицейских видел? Тут тебе не Россия, они с радарами по кустам не шакалят. Здесь на каждом метре кинокамеры развешаны – они, как я понимаю, и за нарушениями, и за скоростью, и за всем остальным следят… – Стас развернулся в сторону водителя и распорядился: – Малыш, тормозни где-нибудь, где камер не видно! Надо эту наклейку дурацкую содрать…

Микроавтобус помигал левым поворотником, потом стоп-сигналами и прижался к обочине на одном из закрытых поворотов. Малыш выскочил из водительской двери и одним движением содрал с борта автомобиля красочную наклейку. Скомкал и хотел было выбросить мусор в кусты, но передумал и сунул комок под сиденье, после чего забрался в кабину, запустил двигатель и аккуратно вырулил на дорогу. Переключаясь на прямую передачу, чуть повернул голову назад и спросил:

– Слушай, Стас, а точно он там?

– Да куда он денется… Там, там, не сомневайся.

– И что теперь? – продолжал любопытствовать Малышев, не отрывая взгляда от дороги.

– А теперь надо его оттуда культурненько изъять и очень вежливо расспросить, где он хранит заветный чемоданчик. – Воронин достал объемистый атлас, полистал, отыскивая лист с нужной картой, и ткнул пальцем в какую-то точку. – Вот здесь, неподалеку от рыбачьей деревушки, стоят заброшенные не то цеха, не то склады. Вывезем его туда, там и поговорим.

– А дальше? – пытливо прищурился «оператор».

– А дальше видно будет, – захлопнул атлас Стас и потянулся за новой сигаретой. – Пока бумаги неизвестно где, он будет жив и… хм, почти здоров. Ну а когда бумаги найдем, домой поедем. Усталые, но довольные, как писали когда-то в школьных сочинениях.

– И когда будем брать этого туриста за жабры?

– А что тянуть? Вот сегодня ночью и наведаемся к нашему беглому другу.

– Вот это правильно, – оживился «оператор», – а то начнем тянуть – этот… вот черт, все его сегодняшнюю фамилию забываю…

– Ковальский. Пан Ежи Ковальский. Мужик заморачиваться не стал и сделал себе польский паспорт. Большой человек Егор Ковалев превратился в мелкого польского бизнесмена.

– А интересно, в Польше вообще крупные бизнесмены есть? – расхохотался «оператор», откидывая коротко стриженную голову назад.

– Вот мы сегодня у пана Ковальского и спросим, почем у них краковская колбаса…

10

…То, что эта встреча российских и японских мастеров «пути пустой руки» не являлась каким-то особенно заметным спортивным событием международного уровня, Катков с товарищами понял практически сразу уже по месту проведения этого мероприятия. Это оказался отнюдь не Токио, а всего лишь Осака, где в арендованном спортивном зале местного университета и должны были показать свое мастерство знатоки и умельцы киокушинкай.

Зал, вполне вместительный и современный, тем не менее не имел практически ничего общего с залами той же токийской академии дзю-до, именуемой Кадокан, а был самым обычным спортзалом, какой можно увидеть в любой приличной школе любой нормальной страны. Разве что вывешенные под потолком японский и российский флаги, да развешанные на стенах красивые свитки с каллиграфически выведенными безупречной кистью иероглифами напоминали о том, что за стенами зала находится все же императорская Япония, а не какая-нибудь из европейских стран. А расставленные и развешанные вдоль одной из стен столбы-макивара и боксерские груши разнообразного вида и предназначения красноречиво свидетельствовали о том, что здесь занимаются именно боевыми искусствами. Последние сомнения развеивали большие фотографии прославленных мастеров каратэ, среди которых особенно выделялось изображение крепкого полного мужика, в котором Орехов без труда узнал самого Масутацу Ояму.

То, что встреча носила слегка провинциальный характер, Ската и его группу вполне устраивало – будь это широко разрекламированным событием мирового уровня, в зале было бы не протолкнуться от кинодокументалистов и прочих фотографов, что, понятное дело, спецназовцам было совершенно не нужно…

…Полсотни бойцов в белоснежных кимоно демонстрировали ката: совершенно синхронно выбрасывали вперед крепко сжатые кулаки, ставили блоки, резко разворачивались и демонстрировали высокие удары ногами, сопровождая каждое движение мощным гортанным выкриком. И была во всем этом не только завораживающая красота безупречной техники, но и некое жутковатое ощущение, что перед зрителями демонстрирует свою холодно-беспощадную силу и умение некая ирреальная боевая машина, не имеющая ничего общего с обычными живыми людьми…

– Серьезные пацаны, – не отводя глаз от размахивавших руками-ногами спортсменов, шепнул Катков сидевшему рядом Тритону. – Приличную школу сразу видно…

Старший мичман чуть заметно пренебрежительно хмыкнул и так же тихо ответил:

– Наши морпехи на занятиях орут ничуть не хуже. А случись им в рукопашке стакнуться, я бы еще посмотрел кто кого…

– Вы, господин массажист, насчет морпехов поаккуратней бы, – старлей сердито сдвинул брови и украдкой показал Троянову кулак. – Ты еще на весь зал заори!

– Да я что, – невинным взглядом уставился на каратистов мичман. – Нормально машутся пацаны. Сила! Ну, чисто Шаолинь…

– Про китайских монахов я бы тебе при японцах не советовал, – с ехидной полуулыбкой прошептал с другой стороны Орехов, как оказалось, обладавший волчьим слухом и слышавший весь разговор друзей. – Это все равно, что армянам сказать, что настоящие крутые ребята – это азербайджанцы. Так что, следи за речью, массажист.

– Да ну вас, – с досадой отмахнулся Троянов. – Я лучше вообще помолчу… А скоро вся эта бодяга закончится? Нам ведь еще…

– Не суетись, – Скат незаметно посмотрел на часы, – все успеем. И везде…

До перерыва зрители смогли увидеть еще несколько показательных выступлений, из которых спецназовцам особенно запомнились два: номер, исполненный российским парнем, и совсем коротенькое выступление японского мастера кэндо – самурайского искусства владения мечом.

Российский парень лет двадцати на могучего богатыря был совсем не похож – как, впрочем, и многие настоящие мастера каратэ. Однако какая-то скрытая сила в его поджарой и сухой фигуре явно чувствовалась. Паренек, согласно общепринятому ритуалу, уважительно поклонился всем присутствующим и подошел к стопке кирпичей, уложенных один на другой на специальной подставке. Принял стойку, несколько секунд постоял, как-то странно каменея лицом и гипнотизируя кирпичи отрешенным взглядом, а затем с резким криком на выдохе саданул кулаком по верхнему кирпичу. Каткову, внимательно следившему за происходящим, показалось, что кулак парня непостижимым образом прошел стопку красноватых кирпичей чуть ли не насквозь. Старлею на тренировках случалось забавы ради разбить кирпич-другой, но чтобы с такой непринужденностью раскрошить сразу десяток… Катков уважительно кивнул и легонько подтолкнул мичмана – знай наших, мы тоже кое-что можем…

Японец вышел в самых настоящих старинных самурайских доспехах, очень сдержанно поклонился и тут же уселся на полу, опираясь на собственные пятки. Положив меч с длиннющей рукояткой на колени, «самурай» прикрыл и без того не больно-то широкие глаза и, казалось, вообще слегка задремал. Тут же к нему подошел ассистент и несильным движением подбросил вверх средней величины блестящее краснобокое яблоко. Яблоко подлетело метра на три, затем остановилось в верхней точке и тут же понеслось к земле. Вернее, к покрытым каким-то лаком светлым доскам пола. Когда Скат был уже почти на сто процентов уверен, что «самурай» свое яблоко проспал, тот в неуловимую долю секунды успел вскочить на ноги, выхватить из ножен меч и с непонятным сердитым выкриком рассечь яблоко точно пополам. Когда половинки несчастного фрукта с чуть слышным стуком упали на пол, мастер уже снова восседал в прежней позе, а меч покоился в ножнах…

– Вот к этому мужику в сад за яблоками я бы полезть не рискнул, – Орехов одобрительно цыкнул зубом и показал товарищам большой палец.

– Ну да, – поддержал майора Троянов, – нету картины грустнее на свете: справа пол-Пети и слева пол-Пети. Вот интересно, а если нашего казака с шашкой выставить против их самурая? Кто кого состругал бы?

– Я бы на самурая поставил, – вполне серьезно ответил Орехов. – Наши казачки срочную служили, а потом-то все больше земельку пахали, хлеб сеяли, да сено косили. А эти всю свою жизнь меча из рук не выпускали. Серьезные пацаны, как говорит наш начальник – в смысле журналист…

Во время перерыва Катков подошел к одному из руководителей российской делегации – седоватому солидному дядьке лет пятидесяти, фигурой и усами весьма напоминавшего знаменитого Тадеуша Касьянова, когда-то сыгравшему в «Пиратах ХХ века» боевого боцмана, в течение всего фильма щеголявшего в берете морского пехотинца и мастерски колотившего пиратов, что называется, и в хвост, и в гриву.

– Иван Григорьевич, что там у нас с моей просьбой?

– Да все нормально, – «Касьянов» опасливо стрельнул глазами по сторонам и, понижая голос, сообщил: – Я обо всем договорился с организаторами. Точнее, с мужичком одним. На стоянке машина вас ждет с водителем. Он отвезет вас в местный аэропорт. А уж оттуда любым рейсом можно добраться до этой вашей… Кагосимы. Рейсы вроде бы каждые два часа. Все совершенно законно и легально. Визы ваши позволяют беспрепятственно куда хочешь ехать, так что то, что вам захотелось посмотреть какой-то там курортный городок на предмет будущего летнего отдыха, ни у кого вопросов не вызовет… Да, чуть не забыл: когда в эту самую Кагосиму прилетите, там прямо в аэропорту можно машину напрокат взять, ну и дальше – куда вам надо. С сервисом у них тут все в порядке, только бабки плати…

– Вот и славно, спасибо вам, – Скат улыбнулся и пожал собеседнику руку. Было забавно наблюдать, как простодушный спортсмен пытается играть в конспирацию. Видимо, в очень серьезных кабинетах ему объясняли, что «журналисту и его ребятам» нужно постараться помочь в их работе, выполняя любую просьбу и не задавая лишних вопросов. – Мы по-английски потихоньку смоемся, а вы уж тут проследите, пожалуйста, чтобы ваши коллеги шум не поднимали по поводу нашего исчезновения. Договорились?

– Шума не будет, обещаю. А назад вы…

– А это, Иван Григорьевич, как говорится, уж как карта ляжет. Пока не знаю, – развел руками Катков и, отыскав взглядом майора и мичмана, чуть заметно кивнул головой в сторону выхода. – Ну, все, пошли мы, а вам еще раз спасибо. Побеждайте тут всех.

– Это уж как карта ляжет, – «Касьянов» подмигнул, пожелал старлею удачи и направился к своим спортсменам, уже начавшим разминку перед схватками с местными мастерами, запланированными во второй части мероприятия…

11

…Несмотря на то, что по роду своей деятельности боевые пловцы наиболее тесно связаны с морем, и Тритону, и Скату нередко приходилось иметь дело и с самолетами. Причем Троянов это современное и удобное средство передвижения предпочитал всем остальным, а Скат, напротив, с гораздо большим удовольствием пользовался автомобилем. Свое предпочтение старший лейтенант объяснял тем, что слишком уж часто эти воздушные лайнеры начали падать где придется, вместо того, чтобы, как им и положено, приземляться на взлетно-посадочные полосы. На что мичман резонно возражал, приводя цифры лукавой статистики и намекая, что, как ни крути, а армейские борта попадают в неприятности все же гораздо реже гражданских. Может быть, оттого, что и контроль в ВВС, и обслуживание были на порядок выше, чем в развалившемся на горстку авиаотрядов некогда могучем «Аэрофлоте».

Армейские самолеты Троянов упоминал неслучайно, поскольку именно с тех же громадных илов прыгали на учениях морские пехотинцы, в обязательном порядке проходившие парашютно-десантную подготовку. Иногда вместе с морпехами приходилось прыгать и боевым пловцам, хотя обычно в какой-либо заданный район их доставляли все же вертолеты или разного рода быстроходные плавсредства.

С Ореховым дело обстояло еще проще. Для спецназовца сухопутного, по сути, – того же десантника, самолет почти так же привычен, как и армейский УАЗ-469. При всей своей нелюбви к каким бы то ни было вокзалам, аэропорты с их необъятными летными полями, стройными рядами лайнеров и аппаратов поменьше, майор любил. Посадка на обычный рейс или дробный топот множества десантных ботинок по аппарели при загрузке в отсек транспортника, сдержанный гул авиационных двигателей, взлет… Была во всем этом какая-то особая значимая красота, особая свобода – все то, что прячется за простым словом «небо», в которое летчики и парашютисты всегда вкладывают свой, только им ведомый смысл.

Пожилой неразговорчивый водитель в считанные минуты довез троицу до аэропорта, молча дождался, когда пассажиры освободят салон его «тойоты», в ответ на все слова благодарности сдержанно кивнул, предложенных денег не взял, пробурчал что-то по-японски и, поморгав на прощание поворотником, умчался обратно в город.

– Вот интересно, что он там бормотал, а? – направляясь к посверкивающим тщательно вымытыми стеклами дверям аэровокзала, спросил Троянов, ни к кому конкретно не обращаясь. – Хороший народ – деньги им не нужны… А быстро добрались. Как они тут без пробок живут, не понимаю…

– Как-то умудряются. – Скат посмотрел вслед умчавшейся «тойоте». – Языки учить надо. А дед, наверное, что-нибудь типа «скатертью дорога» пожелал, а может быть, и…

– Просто послал, – предположил Орехов, направляясь в сторону касс. – Только бы не пришлось часа три тут торчать. Когда там у них следующий рейс на Кагосиму?

…Торчать, по изящному выражению майора, в аэропорту не пришлось. Уже через тридцать пять минут спецназовцы вместе с другими пассажирами уселись в мягкие кресла тесноватого салона самолета, напоминавшего российский Як-40, и не без удовольствия любовались невероятной красоты стюардессой, словно только что сошедшей с рекламного плаката. «Летайте самолетами Аэрофлота!» То бишь Японских авиалиний…

Стюардесса заворковала обычную в таких случаях сказку про взлет-посадку, ремни и супер-экипаж. Сказка была рассказана дважды: по-японски и на языке Вашингтона и Шекспира, из которых первый отлично известен россиянам по американским рублям, а второй – преимущественно по фильму «Берегись автомобиля», в котором благородный вор Деточкин в свободное от угонов время изображал Гамлета.

Затем лайнер зашумел двигателями и, легонько дрожа от нетерпения, плавно покатил в сторону взлетно-посадочной. Еще через десяток минут вновь появилась японская принцесса и рассказала новую историю о высоте полета, о температуре за бортом и о том, что все пройдет просто замечательно, после чего опять испарилась куда-то в сторону кабины пилотов. Обещание стюардессы означало, что минут через пятьдесят пассажиры непременно увидят внизу море огней Кагосимы и его аэропорта…