Текст книги "Все миражи лгут"

Орехов в течение недолгого полета мирно подремывал или просто делал вид, что спит. На этот раз майор напрямую подчинялся старшему лейтенанту Каткову, являясь, по сути, простым солдатом – так решило командование, приказы которого не обсуждаются, а выполняются. Что ж, начальству всегда виднее и, видимо, были у него какие-то свои особые соображения и причины, согласно которым командиром группы был назначен именно боевой пловец по прозвищу Скат. То, что майор должен был подчиняться младшему по званию, его нисколько не задевало, поскольку Орехов давно уже не был зеленым лейтенантом и прекрасно понимал, что интересы дела прежде всего, а уж кто там командует – это дело второе. Более того, положа руку на сердце, Орехов мог бы признаться, что он в глубине души даже рад тому, что руководство группой возложено на чужие плечи. Ведь командовать разведывательно-диверсионной группой – это не на плацу новобранцев гонять. Это прежде всего ответственность за всех и за все и тяжкая обязанность принимать решения, от которых зависит не только выполнение поставленной задачи, – зависят жизни подчиненных тебе людей… В толковости же и профессионализме старлея, для которого это задание тоже было далеко не первым и не вторым, Орехов нисколько не сомневался и… почему бы бойцу и не подремать спокойно, если он знает, что есть у него грамотный командир, которому по уставу положено не сны смотреть, а о деле думать…

Тритон большую часть времени бездумно любовался видом из иллюминатора. Каким-либо особым романтиком мичман никогда себя не считал, но вот к некоторым маленьким чудесам никак не мог привыкнуть.

Например, Валерка порой почти по-детски изумлялся и радовался, когда приходилось работать где-нибудь в теплых водах: там, в пронизанной солнечными лучами голубой толще, шныряли среди колыхающихся водорослей и причудливо переплетенных кораллов неисчислимые стаи разноцветных рыбок всех сортов и размеров. И старший мичман всегда умудрялся хотя бы краем глаза заметить все эти вещи, хотя обычно работа боевого пловца отнюдь не предполагает бесцельного рассматривания каких-то там красот…

Так же Валерий любил момент, когда самолет взлетал в скучное, серенькое небо, затянутое грязными облаками, и набирал высоту. А потом… Потом самолет вдруг пробивал слой облачности и оказывался в параллельном мире: чистейшее голубое небо, сверкающее солнце и залитые его светом белоснежные сугробы облаков внизу, напоминающих разбросанную неведомым великаном вату…

Скат, сидевший в кресле с равнодушным и несколько сумрачным видом, в иллюминатор не смотрел и пассажиров не разглядывал. Правда, на хорошенькую стюардессу внимание обратил, хотя в эти минуты старлею было явно не до экзотических красавиц. Катков размышлял о дальнейших действиях группы в том случае, если сегодня им без особого труда удастся найти беглого «коммерции советника». О том, что за эти дни беглец вполне мог что-то почуять и умотать куда-нибудь на другой край света, думать не хотелось…

Несмотря на тревожные мысли, Катков, видимо, все-таки на какое-то время задремал под ровный гул двигателей, поскольку, когда он вновь открыл глаза, стюардесса уже рассказывала о предстоящей посадке и призывала пристегнуть ремни.

Минут через сорок после того, как лайнер коснулся колесами шасси взлетно-посадочной полосы, Скат уже держал в руках ключи от синего «ниссана», взятого напрокат.

– Кто поведет? – старлей подбросил на ладони брелок с ключами и поочередно посмотрел на Орехова и Тритона.

– Я – пас! – мичман, демонстративно отгораживаясь от сомнительной на его взгляд чести, помахал вытянутыми вперед руками. – Мой русский мозг категорически отказывается управлять машиной с правым рулем. Может быть, наш более опытный товарищ майор?

– Майор не против, – Орехов протянул руку за ключами. – Кстати, дядя Валера, а ты на велосипеде ездить умеешь?

– Ну, более или менее, а что? – чувствуя какой-то подвох, осторожно спросил Троянов.

– Так там ведь руль вообще посередине! Ужас, правда? И как твой бедный мозг с этим справляется, не представляю, – направляясь к «ниссану», посочувствовал мичману майор.

Двигатель машины ворковал ровно и мощно, фары выхватывали из сгустившейся темноты серую ленту бросавшейся под колеса прекрасной дороги, а нежно-зеленоватый свет от приборной доски чуть подсвечивал лица Орехова и Ската, молча смотревших вперед. Троянов беспокойно ерзал и ворочался на заднем сиденье, ворча себе под нос что-то вроде: «Все нормальные люди спят по ночам, а мы все куда-то премся и премся…»

Майор вел машину ровно и вполне профессионально, тщательно соблюдая правила и не превышая скорости даже на тех участках, где всевидящих камер вроде бы и не было. Орехов вообще относился к не очень многочисленной категории водителей, в обязательном порядке останавливающихся на знак «stop» даже в том случае, когда гаишников поблизости нет. Правда, жизнь на дорогах устроена таким образом, что порой даже самый аккуратный и дисциплинированный водитель избежать аварии просто не в силах. Как метко подмечают профессиональные шоферюги: «Не ты, так тебя… Не застрахован никто!»

…Освещенные улицы городка, на окраине которого и расположился туркомплекс, который был целью путешествия спецназовцев, быстро пробежали за стеклами «ниссана» и впереди уже были видны группы аккуратных домиков, когда Орехов неожиданно ударил по тормозам. «Нисан» резко клюнул носом, возмущенно приседая на переднюю подвеску, и пассажиров по инерции бросило вперед – носы старлея и мичмана спасли отменная реакция и благоразумно пристегнутые ремни безопасности.

– Э, товарищ Шумахер, вы что, педальки перепутали? – возмущенно пристукнул кулаком по спинке сиденья Орехова Тритон и тут же, понимая, что для экстренного торможения наверняка была веская причина, спросил, вытягивая шею и заглядывая вперед: – Ну чего там?

– Полиция там, вот что, – сумрачно сообщил о причине остановки Орехов.

– Вот черт, только этого нам и не хватало! – с досадой выругался Скат, рассматривая сине-красные всполохи проблесковых маячков, ритмично работавших на крышах явно полицейских машин, торчавших рядом с одним из стилизованных под старину домиков. Рядом с полицейскими автомобилями стоял микроавтобус с опознавательными знаками службы скорой помощи. – Похоже, ребята, мы опоздали…

12

– Полиция, скорая. А может, и труповозка… И ведь не подойдешь, не спросишь… – Катков, не отрывая взгляда от сине-красной «цветомузыки», задумчиво побарабанил пальцами по панели.

– Что делать будем, командир? – Орехов невольно вспомнил свои недавние размышления о нелегкой доле командира и мысленно посочувствовал старлею, в голосе которого явственно слышались и злая досада, и озабоченность.

– А может быть, назад? – неуверенно предложил мичман. – Пока менты нас не засекли. Они ведь и вопросики хитрые могут начать задавать… Оно нам надо?

– Камеры на въезде нас по любому засекли, – сумрачно возразил Скат. – Завтра полиция пленочку посмотрит и обязательно поинтересуется, а что это за машинка в городок спокойненько въехала, а потом резко тормознула и тут же смоталась… Так что, может получиться еще хуже. С чего это три европейца при виде полиции так резко деру дали, а? Давай, майор, трогай, и едем в комплекс на ночлег устраиваться! Мы люди приличные, законопослушные, нам полиции бояться нечего… Черт возьми, а хотел бы я знать, что же там произошло…

«Ниссан» мягко притормозил и остановился рядом с домиком, в котором согласно затейливой вывеске с ярко освещенными красивыми иероглифами и английским текстом располагалась администрация комплекса. Орехов на всякий случай остался сидеть за рулем, а Скат и Троянов выбрались из салона, старательно изображая любопытствующих туристов, слегка утомленных ночным путешествием по местным дорогам. Спецназовцы еще раз прочли вывеску, удостоверяясь, что нашли именно то, что искали, и совсем уже было направились к дверям, когда услышали позади негромкий, но уверенный оклик по-английски:

– Минутку, джентльмены!

На фоне красно-синего мерцания полицейских маячков появились две темные фигуры, тут же мысленно окрещенные Катковым «толстым и тонким», и направились к припаркованному у подъезда туристической конторы «ниссану». Приближались полицейские без спешки и довольно уверенно – вероятно, именно так действует полиция в странах, где население уважает закон и любого его представителя, где людям и в голову не приходит бояться блюстителей порядка больше, чем настоящих бандитов. На первый взгляд ни у «толстого», ни у «тонкого» оружия было не видно, хотя вооружены они были наверняка.

– Доброй вам ночи, джентльмены, – без всяких намеков на улыбку или поклон, но все же учтиво поприветствовал новоприбывших в туркомплекс гостей «тонкий» – видимо, старший.

«Толстый», стоявший чуть левее и сзади старшего, молча рассматривал незнакомцев, держа руки в карманах не то длиннополой куртки, не то коротковатого плаща.

«Грамотно страхует, собака… – с видимой безмятежностью рассматривая полицейских, размышлял старлей. – Наверняка ствол в руке греет. Спокойно, Слава, спокойно. Немножечко удивления, чуток любопытства, улыбочка…»

– Инспектор Юдзава, уголовная полиция префектуры, – представился полицейский и продолжил, обшаривая незнакомцев цепким профессиональным взглядом: – Прошу прощения, джентльмены… Могу ли я взглянуть на ваши документы?

– Доброй ночи, офицер, – голос Каткова был в меру доброжелателен, но проскальзывали в нем нотки обывательского любопытства и досады на непредвиденную задержку. – Вот, пожалуйста, мой паспорт и прочее… Парни, документы приготовьте, господин инспектор желает взглянуть. Что-то случилось, сэр?

– Ничего особенного… Господа из России? – черная густая бровь удивленно приподнялась, полицейский еще раз окинул взглядом всех троих – к товарищам присоединился и майор, покинувший салон легковушки.

– Что-то не так, офицер? Да, мы из России, прилетели с делегацией от российской Федерации киокушинкай на встречу с вашими мастерами. Кстати, мы всего около часа назад прилетели сюда рейсом из Осаки. Вы можете это легко проверить, а у нас, между прочим, и билеты целехоньки…

– Билеты – это хорошо, – Юдзава так и сяк повертел в ладонях паспорта, словно раздумывая, отдать этим русским документы, или все же надеть на них наручники, затем спросил: – Если встреча спортсменов проходит в Осака, что же вы делаете здесь, у нас?

– Все очень просто, офицер. Один из моих знакомых с восторгом отзывался об этом местечке, где он как-то провел чудесные две недели. И мы, пользуясь небольшим перерывом, решили удостовериться, что здесь и на самом деле все так здорово. Однако я вижу, что мы, похоже, ошиблись и выбрали не самое удачное время…

– Да, время для поездки вы выбрали несколько странное, – полицейский посмотрел на часы, прихлопнул стопочкой паспортов по ладони и, видимо, приняв решение, не то предложил, не то приказал Каткову: – Надеюсь, джентльмены не будут против, если мы задержим вас еще на несколько минут… Всего лишь небольшая формальность.

– Да сколько угодно, офицер, – Скат слегка дернул плечом и сердито поджал губы – не стоит быть с этим ментом слишком уж любезным, демонстрация легкого раздражения будет не лишней. – Хотя, честно говоря, мы чертовски устали… Что нужно делать?

– Ваши спутники могут остаться здесь, а вас я попрошу проследовать за мной. Это, уверяю вас, не займет много времени. – Юдзава развернулся и направился к полицейским автомобилям, знаком приказав своему напарнику остаться рядом с «ниссаном».

«Ну что ж, уже неплохо, – прикидывал Скат, следуя за полицейским. – Если бы у него были какие-то серьезные подозрения или претензии, он ни за что не оставил бы своего дружка одного. Побоялся бы…»

Все формальности, о которых говорил Юдзава, действительно заняли не больше десяти минут. Полицейский уселся в машину и тут же со сноровкой профессиональной машинистки защелкал клавишами компьютера. Уже через несколько минут Юдзава навел справки и удостоверился, что эти трое русских на самом деле прилетели вместе с командой мастеров каратэ, а в Кагосиму прилетели, как и заявили только что, чуть больше часа назад. Таким образом, к преступлению, свершившемуся в одном из домиков туркомплекса около двух часов назад, эти русские не имели ни малейшего отношения.

Тем не менее, несмотря на бесспорное алиби, эти крепкие мужчины, путешествующие по ночам, инспектору решительно не нравились. Почему – Юдзава вряд ли смог бы сформулировать четко и ясно, но вот какое-то особое полицейское чутье подсказывало ему, что все равно с этими русскими что-то нечисто. Вроде бы ни претензий, ни каких-либо доказательств чего-либо противозаконного, всего лишь смутное ощущение… Но что-то здесь было, было – в этом инспектор был почти уверен.

– Все в полном порядке, – полицейский, казалось, с сожалением вздохнул и протянул Каткову паспорта. – Желаю вам и вашим друзьям приятного отдыха. Хотя… Да нет, ничего. Там скажите моему сотруднику, что он может возвращаться…

– Благодарю, офицер, – Скат блеснул лучезарной улыбкой и небрежно засунул документы в карман, бросив на прощание: – Удачи вам и доброй ночи.

Юдзава в ответ лишь досадливо поморщился и проворчал что-то невразумительное…

Катков не успел еще сделать и шага в сторону терпеливо дожидавшихся его возвращения товарищей, как произошло нечто весьма интересное, и старлей, вполне естественно, на секунду-другую задержался, что Юдзава в принципе при всей его подозрительности и сварливости мог списать на обычное обывательское любопытство.

…Двери домика распахнулись и двое санитаров вынесли стандартные носилки с телом, прикрытым простыней, и направились к санитарной машине. Юдзава, бросив откровенно неприязненный взгляд на Каткова, с интересом пялившегося на носилки, резко окликнул носильщиков по-японски и начал им что-то сердито вычитывать. Что – догадаться было не так уж и трудно. Но санитарам, по всей видимости, на полицейские секреты было решительно наплевать, у них была своя работа, поэтому на выговор инспектора равнодушные мужички обратили внимания не больше, чем на свой груз. Поставили носилки на асфальт, затем подняли заднюю дверцу и, без видимого усилия подняв труп, – а в том, что под простыней лежал именно мертвец, Скат ничуть не сомневался, – ловко вдвинули свою ношу в темный отсек. Дольше оставаться рядом со злющим Юдзавой не имело смысла, и Катков, еще раз учтиво кивнув инспектору, поспешил ретироваться…

Несмотря на поздний час, портье небольшой гостиницы оказался на месте и, вопреки ожиданиям, выглядел совсем не заспанным, скорее наоборот: был остроглаз, учтив и улыбчив. Новым постояльцам быстро удалось выяснить, что места в отдельных домиках нужно бронировать заранее и сейчас они все заняты… Тут портье немного смутился и, изобразив печальный вздох, нехотя поправился и уточнил, что один дом, к сожалению, все же освободился, но вряд ли полиция разрешит поселить туда новых жильцов прямо завтра с утра. Портье еще раз огорченно вздохнул и поспешил успокоить гостей, сообщив, что несколько обычных номеров свободны и вселиться в них можно прямо сейчас, сразу же после обычной процедуры регистрации. Свой автомобиль джентльмены могут за небольшую доплату поставить на гостиничную стоянку…

– Должен предупредить вас, господа, что наша гостиница – это точная копия старинных постоялых дворов-рёканов. В номерах практически нет мебели – лишь маленькие столики для чаепития. Спят гости на футонах – это такие матрасы, которые на день убираются… – портье слегка запнулся, поскольку новые постояльцы явно не спешили выражать свои восторги по поводу столь аскетичной экзотики, и тут же поспешил добавить: – Но если джентльмены предпочитают более привычный европейский быт, то у нас есть и такие номера…

– Давайте европейский, на троих, – Скату вовсе не улыбалось спать на полу, а днем восседать на собственных пятках, изображая медитирующего Будду. Экзотика – вещь, конечно, замечательная, но до известных пределов.

Регистрация много времени не заняла, и минут через пятнадцать Скат открывал дверь трехместного номера. Бросив сумки на пол, спецназовцы разделись и без особого интереса осмотрели номер – точно такой же, безликий и казенный, можно увидеть в любом конце света: кровати, стол, стулья, встроенный гардероб, телевизор и прочая мелочь.

– Крыша над головой есть, теперь бы пожрать чего… – мечтательно заявил Троянов, падая на застланную красивым покрывалом кровать. – Меня один прапор как-то, помню, салом угощал: прослоечки, лавровый листочек, чесночок, тмин, а запах – м-м, умереть не встать!

Орехов, не говоря ни слова, принес из коридорчика свою сумку и, вжикнув молнией, начал извлекать из тряпочного нутра какие-то коробочки, банки и свертки.

– Ну, брат, нет слов! – мичман вскочил с кровати и загоревшимися глазами окинул стол, на котором тесной семейкой были разложены консервы, копченая колбаса, сыр, гора какой-то зелени и необычного вида хлеб, подозрительно похожий на длинный французский батон. Троянов потянулся к колбасе, но майор укоризненно покачал головой.

– Ты бы хоть руки помыл… А еще культурной Европой считаешься…

– Никаких Европ не знаем, барин, с-под Рязани мы, – Троянов тем не менее послушно отправился в ванную и вскоре все трое подсели поближе к столу. Уговаривать никого было не нужно – последний раз перекусывали, наверное, часов восемь назад.

– Так что теперь делать-то будем, мужики? – Орехов выпил полный стакан минералки и со вкусом закурил сигарету. – Знать бы еще, кого там грохнули… Если нас опередили и та скорая увезла нашего Ковальского, то дело наше труба. Как говаривал товарищ Копелян: «Это провал… – подумал Штирлиц».

– Кого там грохнули, я не знаю, – задумчиво проговорил Скат, – могу только догадываться. Но одно могу сказать вам точно – на носилках был не Ковальский…

II

13

– С-сука! Вот же сука, а… – Стас с силой ударил основанием ладони по пластиковой панели автомобильной «торпеды», вымещая переполнявшие его злость и раздражение на ни в чем не повинном «мицубиси». – Вот скажи ты мне, как он мог Петра засечь, а? Он ведь, собака, спать должен был, спать! А он мало того, что придурка этого засек, так он еще и вырубил его как пацана, как безмозглого теленка на бойне…

– Да ладно тебе, что теперь-то нервами бренчать… – Малышев, заложив сцепленные ладони на затылок, с усилием потянулся, зевнул и посмотрел на бесшумно бежавшую по циферблату автомобильных часов секундную стрелку. – Подумаешь, одним бойцом меньше стало. Так доля наша автоматом увеличилась. Нет худа без добра.

– Доля, – сквозь зубы зло процедил Воронин. – Чтобы эту твою долю получить, надо эту падлу с его чемоданчиком найти… Вот скажи ты мне, где он теперь может быть?!

– Ну, думаю, не так уж и много мест, куда он мог рвануть. – Малыш чуть насмешливо прищурился и посмотрел на шефа, напоминавшего в эти минуты сердито клокотавший самовар. О самоваре Малышев имел весьма смутное представление, но, по его мнению, тот должен был ворчать именно так – много искр, пара и мало толку. – Здесь не сибирская тайга, а он не кержак, чтобы ружье на плечо вскинуть и в глушь податься. На нем теперь труп висит, а с таким довеском он ни в аэропорт, ни на вокзалы не сунется. Остается не так уж и много путей-дорог…

– Ну да, всего-то сотня-другая, – мрачно возразил Стас и, щелкнув зажигалкой, густо задымил сигаретой. – Насчет аэропортов я бы так категорично не говорил. Он ведь мог и не один комплект документов иметь, а все десять… Ох, и достану я его, я ему…

– Что толку дороги считать и грозиться, – флегматично сказал Малышев, – тут, как в старом анекдоте, трясти, то есть искать надо. А стрелочка-то вон, бежит и бежит…

…Воронину казалось, что они предусмотрели буквально все. Было точно определено местонахождение этого самого пана Ковальского. Во время съемки «телесюжета» были зафиксированы все подходы к снятому беглецом домику, были учтены все зоны, закрытые для объектива телекамеры, установленной на одном из столбов рядом с центральной гостиницей. С учетом всех нюансов был разработан план, согласно которому группа по возможности скрытно подъезжала к туркомплексу и укрывала свой «мицубиси» в одном из глухих переулков. Стас и Малыш должны были оставаться в микроавтобусе, а Петр отправлялся к японскому домику Ковальского. «Оператор» отправлялся первым неслучайно: Петр имел в своем прошлом некоторое знакомство с миром, в котором весьма высоко ценится умение легко открывать любые замки и проникать в любое помещение. Правда, за это знакомство пришлось заплатить несколькими годами свободы, получив взамен бесценный опыт и несколько пустяковых синих наколок на руках и на теле…

Время было выбрано достаточно позднее, чтобы быть уверенным, что объект спит, что называется, без задних ног. Петр должен был подобраться к дому с тыльной, глухой стороны, аккуратно, без шума вскрыть дверь и войти в здание. Затем следовало отыскать спальню, убедиться, что Ковальский спит, и подать сигнал оставшимся в машине. Далее планировалось, что они втроем тихо скрутят сонного пана, отволокут пленника к машине и потом отвезут на территорию старого рыбозавода, где полячка можно было допросить без всякого опасения и помех. Воронин с подельниками даже не поленился наведаться на тот самый чертов завод и убедиться, что он действительно заброшен и можно смело везти туда будущего пленника. Все было точно рассчитано, все должно было получиться, и вот на тебе! По выражению Малыша, «вот такая вот фигня случилась почему-то…».

Воронин явственно, так, словно на месте Петра был он сам, представлял, как тот тенью проскользнул на задворки дома, где над дверью красивой веранды тускло светилась желтоватая лампочка, и начал возиться с замком. Замок оказался простеньким, жалу тонкой отвертки, приспособленной под отмычку, поддался без проблем, легонько щелкнув в ночной тишине. Вот Петр проходит по узенькому коридору, куда выходят двери ванной комнаты, туалета, а в торце чуть светлеет проем, ведущий в холл. Там, в холле, лестница, ведущая в спальни, расположенные на втором этаже. Нигде нет ни полоски света, весь дом тих и спокоен. Пан Ковальский, вероятно, смотрит второй сон. А может быть, и третий…

Петр осторожно входит в холл… И получает жуткий удар металлической клюшкой для гольфа по голове. Затем еще один… В том, что удар был нанесен клюшкой, Стас был уверен на сто процентов – спортивная «железяка» со следами крови валялась рядом с Петром, которого Воронин и Малыш обнаружили лежащим в луже крови минут через тридцать после того, как «оператор» отправился к дому, самоуверенно пообещав, что «все будет чики-поки!»

«Вот тебе и “чики-поки”, – с непреходящей злобой размышлял Стас, – влетел наш матерый медвежатник как зеленый фраер… Вроде так они лохов кличут. Или так говорили лет сорок назад? Да какая, к хренам, разница! Не о том думаешь, капитан, не о том…»

О том, что же было в доме дальше, вспоминать не хотелось…

…Воронин опустился рядом с Петром на одно колено, прислушался к неровному хриплому дыханию и легким движением приложил два пальца к сонной артерии. Почувствовал слабую, но размеренную пульсацию, нахмурился и негромко произнес:

– Живой однако…

– Стас… ты же понимаешь, что мы не можем с ним возиться. Куда мы его денем? – в густом полумраке лица Малышева было не видно, но Воронин отчетливо слышал, как тот нервно усмехнулся. – Или будем скорую вызывать?

Стас представил, как они звонят, как приезжают эскулапы и спрашивают, что же тут на самом деле случилось. А они с Малышом начинают с улыбочками и поклонами рассказывать, как совершенно случайно зашли ночью в чужой дом и их товарищ – тоже, разумеется, совершенно случайно! – ударился головой о железную кочергу. Два раза… Затем в голове промелькнули несколько кадров из неведомого старого фильма: цепь немецких автоматчиков, лай яростно рвущихся с поводков овчарок и двое красноармейцев, один из которых из последних сил тащит на плечах раненого товарища. Конечно же комиссара. И комиссар, как и положено по законам жанра, истекает кровью и хрипит: «Брось меня, Петро…Уходи один!»… Бред собачий. Можно подумать, на той войне они всех раненых к своим тащили! Генералов еще туда-сюда, а уж простого мужика… А у разведчиков и диверсантов и вовсе были особые правила, которые, кстати, и сегодня никто не отменял. Если ты ранен, если ситуация складывается так, что ради твоего маловероятного спасения нужно рисковать жизнью остальных и выполнением задачи…

– Нет, скорую вызывать не будем, – Воронин поднялся с колен, неторопливо выудил из кармана носовой платок и, обернув им рукоятку валявшейся на полу клюшки, взвесил спортинвентарь в руке. Перехватил поудобнее, примерился, словно собирался мастерским ударом послать шарик точно в лунку, и нанес сильный удар. После чего брезгливо отшвырнул клюшку в сторону, а платок спрятал в карман. – Все, отмучился наш Петро. Было два удара, стало три. А полячок, когда мы его найдем и прищучим, глядишь, и посговорчивее будет, зная, что на нем стопудово труп висит… Все, уходим!

– Может, тут поджечь все, а, босс? И все концы…

– Не надо ничего жечь, – сердитым шепотом возразил Стас. – Пусть полиция позабавится, выясняя, кто тут и кого замочил. Это под ногами Ковальского должна земля гореть – тогда он засуетится, заторопится и ошибок обязательно наделает. Типа ломанется сквозь кусты, а мы его по шуму и найдем…

Из поселка удалось уйти тихо и незаметно. И вот теперь они сидели в «мицубиси», спрятанном в старом полуразвалившемся цеху, по которому гулял холодный и сырой ветер, погромыхивая проржавевшими листами старой жести. Как оказалось, болтать о том, как они лихо «прищучат полячка», было гораздо проще, чем реально вычислять, куда этот самый пан Ковальский мог «ломануться сквозь кусты».

– Так вот, Стас, насчет дорог. Дай-ка мне атлас… – Малыш взял протянутый атлас, полистал и ткнул пальцем в глянцевый лист. – Вот наш колхоз рыбацкий, так? А вот это – туркомплекс.

– Я бы на его месте не пошел бы ни в одно из мест, где есть риск засветиться перед камерой. А камеры здесь, в этой славной стране, по-моему, даже в сортирах стоят…

– Так если они везде понавешаны, то какого черта мы вообще обсуждаем! – взорвался Воронин. – Ты же сам себе противоречишь…

– Погоди, не горячись, – Малышев терпеливо подводил босса к казавшемуся очевидным выводу, ненавязчиво предлагая Воронину отбросить в сторону неуместные сейчас эмоции и поразмышлять спокойно, холодно и отстраненно, словно сидели они сейчас не в грязном японском сарае, а в уютном гостиничном номере где-нибудь в Подмосковье. – Несмотря на офигенный «орднунг», думаю, и здесь есть места, где нормальный порядок навести невозможно по определению. Думаю, там есть и чисто русские дырки в заборах, и народ шляется разный – есть кого расспросить…

– И где же это сказочное место? – недоверчиво покосился на карту Стас, прикуривая новую сигарету. Пыхнул дымом, взглянул в атлас еще раз и постучал зажигалкой по какой-то точке. – Ты про это, что ли, толкуешь?

– Да, порт. Он, конечно, не такой огромный, как в Кагосиме, но кораблики там наверняка есть и за денежку они вполне могут взять левого пассажира… А куда ему еще соваться? Некуда! А в порту у него шанс есть.

– «Невозможно просчитать логику непрофессионала… Профессионал не пошел бы в приют, черт побери!» – не отрывая взгляда от карты, задумчиво произнес Воронин.

– Какой приют? Ты о чем, босс? – недоуменно поднял брови Малышев.

– Мюллер в «Семнадцати мгновениях весны» так говорил. Забыл, что ли?

– Я эту лабудень не смотрел. Как-то включил, а там что-то про политику… Тоска, короче.

– Интересный ты парень, я смотрю, – насмешливо скривился Стас. – По-английски чешешь будь здоров, про викингов книжки вроде читаешь, а про Штирлица не смотрел…

– Про Штирлица мы потом поговорим, лады? Что сейчас-то делать будем? Мы в порт идем?

– Порт, корабли, сейнеры. – Воронин помрачнел и с силой раздавил в пепельнице окурок сигареты. – По морским делам у нас как раз Петька спецом и был. Я, например, понятия не имею, как аквалангом пользоваться. А вдруг понадобится? На корабль там незаметно пробраться или еще чего…

– Если чего такого, то я умею аквалангом пользоваться, – суховато сообщил Малышев и вскользь добавил, имея в виду вычеркнутого из списков Петра: – Охота тебе про него вспоминать? Плюнь и забудь. Он сейчас в Валгалле, пьет пиво с настоящими героями и на нас злится. А злиться бы ему следовало на себя. Сам подставился, дурак… Главное, что в страну мы все порознь въехали и полиция никак не может его с нами связать… Едем?

– Едем. Заводи машину, Верещагин. Или «Солнце пустыни» ты тоже не смотрел?

– Смотрел. – Малыш повернул в замке ключ зажигания. Мотор почти мгновенно отозвался чистым, ровным урчанием. – Вот на каком-нибудь баркасе нашего поляка и надо искать…

14

«Все-таки выследили, твари, обложили! Как волка флажками окольцевали и теперь, уроды, ружья готовят, медные рога до блеска начищают, собачек гончих за высокую холку треплют. Хотя какие, к дьяволу, гончие – там волкодавы в чести! Какие-нибудь кавказские овчарки злющие… А наивный обыватель до сих пор думает, что КГБ давно приказал долго жить, а современные службы работать уж точно не умеют. Дурачье! Как буквы не переставляй, не изменяй, а Контора была, есть и будет. И серьезных профессионалов там еще предостаточно. Не дай вам бог никому узнать, как эти ребята умеют делать свою работу. И умеют делать на совесть, всерьез, ничуть не хуже легендарных чекистов из прошлых времен.

Весь вопрос только в том, на кого они работают. Да и Служба внешней разведки тоже… Вон, Витька Суворов, еще при Советах к смерти за измену Родине приговоренный, в Лондоне гужуется и плевать хотел на все наши службы. Да и тот же Липковский, лучший друг семьи пьяного барабанщика, не больно-то прячется. Вот если бы им МОССАД пальчиком погрозил, то парни, задрав штаны, понеслись бы в дикие леса землянку рыть и прятаться. Хотя, от израильских «ангелов смерти», пожалуй, и на Марсе не спрячешься. И у нас когда-то так было: Троцкого аж в самой Мексике нашли и раздавили как клопа… Но было – сейчас и интересы, и расклады несколько другие…» – Ковалев устало смежил тяжелые веки, тут же встряхнулся и отхлебнул солидный глоток из плоской бутылки виски. Ладонью вытер губы, навинтил крышечку и сосредоточенно посмотрел на пальцы вытянутой ладони. Пальцы не дрожали, и это Ковалеву понравилось.

Сразу помимо воли вспомнилась предыдущая ночь и взломщик, вообразивший себя неуловимым ниндзя, невидимым и умеющим двигаться бесшумно. Да вот прокол случился. И на старушку бывает прорушка, а уж на таких-то уголовных шестерок… Егор ядовито усмехнулся.