Текст книги "Души"

Души
Александр Титов

© Александр Титов, 2021

ISBN 978-5-0051-9924-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1
Опустошённый

Я поставил ногу ему на грудь. Чтобы не думал бежать. Лысая, как бильярдный шар, голова ёрзала по грязи. Сломанная челюсть мешала говорить и он мычал. Пускай мучается, мне не жалко. Слишком долго пришлось за ним охотиться.

– Не хочешь исповедоваться перед смертью? – усмехнулся я.

В ответ он попытался вырваться. Ещё чего. Я сильнее надавил ногой и услышал, как под подошвой хрустнуло. В ответ он завизжал. Так жалобно. Не знай я, что это за существо, засомневался бы. Но я знал. А со мной вместе и ещё полгорода. Всю неделю только о нём и говорили. По телевизору, в газетах. Везде. Упырь и его приспешники совершили налёт на детский сад. Взрослых убили, детей похитили. Двадцать человек. Кровь ребёнка им подавай. Она сладкая, нежная. Настоящий деликатес для вампиров. Когда надоест горечь белладонны в венах кровяных мешков. Своих добровольных рабов, одурманенных блеском вечной жизни.

Я достал пистолет. Хотелось закончить с ним поскорее. Вернуться домой, смыть кровь. Наверно лучше спиртом пройтись. На всякий случай. А потом в любимом кресле посмотреть старый фильм. Лучше чёрно-белый. Про разведчиков. Да, поскорей бы уже.

Выстрел. Хорошо, что мы на старом заводе. Стрельбой здесь никого не удивить. А то бы начали вызывать полицию, тревожить коллег. А у конторы и так работы хватает.

Тело упыря на глазах иссохло, превратилось в пепел. Даже нечего предложить червям. Не ваш сегодня день, ребята. Зато осталась добротная куртка. Дорогая наверное. Пусть и не в моём вкусе, но бомжам то какая радость будет. И пропить можно и носить не стыдно. Если, конечно, они след от ботинка отмыть не забудут.

Я достал телефон и с огорчением щёлкнул зубами. Экран разбился. Хорошо, что это не мешало ему работать. Но надо теперь будет покупать новый.

– Вика? Это Ветров.

Не пришлось слушать долгие гудки. Оператор ответила сразу.

– Слушаю вас, Иван Петрович.

Приятный голос на том конце провода успокаивал. Сразу забывалось, что я стою на задворках города, где и показываться не стоило. Что еще несколько секунд назад едва не оказался на месте упыря. Оператор мне была ближе безликого автоответчика. Любой полевой агент подтвердит, как важно иногда просто услышать в динамике знакомый женский голос.

– Можешь пометить себе, что лицензия номер восемьсот сорок четыре выполнена.

– Хорошо. Как вы? Он не сильно сопротивлялся?

– Сильно. Вик, я устал. Давай завтра всё расскажу.

– Хорошо, Иван Петрович. Спокойной ночи.

– Да уж. И тебе. – я убрал телефон и уже после добавил: – Ещё до дома добраться надо.

Можно наконец расслабиться и убираться отсюда. Железные скелеты кранов, нависающие над головой, могли рухнуть в любой момент. Ржавые, скрипящие от самого слабого дуновения. Удивительно, что их не растащили на металлолом. Это теперь так просто делается. Уж я то знаю. Такие заброшки для меня как офис для манагера. Сколько раз прямо на моих глаз их потрошили. Вытаскивали всё, вплоть до арматуры из железобетонных блоков. Одно радовало, что не моя забота за этим имуществом следить.

Машина стояла у самого выхода. Помятая после погони. Всё, что могло разбиться – разбилось. Водительская дверь не открывалась. Её хорошенько пожевало, да и в замок попала пуля. Даже ключ не вставишь. Удивительная точность. Но делать нечего, пришлось лезть через пассажирскую.

Моя копейка давно заслужила место либо в музее, либо на свалке. Я ещё пешком под стол ходил, а она уже второй десяток доживала. Отец ею гордился. Говорил, ни разу ещё не подводила. Работала как часы. А потом он с такой же гордостью вручил ключи мне. Можно подумать, я тогда мечтал исключительно о старом хламе на колёсах. Но ничего. Поездил, привык. Даже вошёл во вкус. Когда смотрел фильмы из-за океана с крутыми старыми тачками, мелькала мысль, что моя не хуже. А теперь она превратилась в бесформенный кусок железа. Хорошо бы хоть завелась.

Я повернул ключ.

Мотор потужился, но быстро сдался.

Ещё один поворот ключа.

Та же история.

Кончилась копейка. Упырь постарался. Теперь придётся идти пешком до станции. Если бы тут ещё фонари работали. Но нет. Настоящая зона отчуждения. Пробираться пришлось почти на ощупь. Вдоль холодных бетонных заборов. А ведь за каждым попрежнему теплилась жизнь. Где-то бордель, где-то казино. Всё для отличного отдыха вдали от закона. И пусть только сунется ко мне какой-нибудь наркоман. Мигом прострелю ему колено. Пусть потом по ведьмам ходит, лечится.

До метро оказалось совсем недалеко. В какой-то момент за мной увязались две тени. В темноте не разобрать, призраки это или живые. Но они меня преследовали. Шли по противоположной стороне улицы. Приблизиться не решались. То ли от страха, то ли ждали чего. Мне это давило на нервы. Нападать надо сразу. Или не нападать вообще. Что может быть проще? А эти двое всё тянули. Тогда я вытащил пистолет. Не требовалось ничего больше. Человек без оружия это жертва. Человек с оружием – хищник. Железная логика и меня она никогда не подводила. Тени исчезли. Я так думал.

Фонари горели только возле входа в метро. Остров в океане тьмы. Но остров был необитаем. Четыре жёлтых лампы по периметру, а в середине яркая буква «М». И тишина. Я спешил туда. Как в воздухе нуждался в свете. Будто он собирался потухнуть, а вместе с ним и всё сущее. Глупо конечно, но темнота для меня сегодня стала совсем другим миром. Иным. Наполненным хаосом и злом. Я в нём задыхался.

И снова на той стороне дороги проявились тени. Не две. На этот раз их стало больше. Теперь уже пистолет не работал. Железная логика предложила новый вариант. Кто сильнее, тот и хищник. И слабым себя я не считал.

Кто-то из теней свистнул.

– Слышь, пёс! – крикнул другой.

Я остановился. Почему бы и нет. Что могут они? Отбросы. Наказать их за дерзкий нрав лучший способ показать, как они не правы.

– Мобилка позвонить есть?

– А если я из полиции?

– Ты чё, слышь, ещё и пернатый? Пацантре, да это праздник, б*я буду.

– Так хотите за решётку? Не надо было ждать. Сразу бы наряд вызывали.

– Не, пёс. Ты попутал. Мы ждали такого лоха, как ты. Чтоб на нашем районе нам же ксивой помахал.

Они засмеялись.

Подошли совсем близко, но и теперь оставались лишь тенями. Зато послышался отвратительный запах. Грязного тела и мусорного бака. Так воняют орки. Их за уши не оттащишь от гнили и нечистот. А воду на дух не переносят. Это у них вроде табу. Бояться себя обесчестить, если помоют руки.

Драка с орками неприятна. Неделю от вони не отмоешься. А клыки. О них кулаки обдерёшь до самой кости. Есть горький опыт. Потом мясо наращивать. Больно, долго. И денег стоит не малых. Легче пристрелить одного, а остальные сами разбегутся.

Я поднял пистолет.

– Слышь, мусор. Ты попутал походу. Вам в гражданских этими пуколками даже целиться нельзя.

– Да что ты говоришь. Может жалобу напишешь?

– Мусора могила исправит. Ребзя, мочи его.

Они всем скопом рванули ко мне. Жаль. Я надеялся, что в голове у них хоть что-то осталось. Нет. Только пустота и бескрайняя дурь.

Выстрелил в ближайшего. Прямо в голову. Хотя ничего толком разглядеть не мог, всё же попал. Он упал на идущих сзади. Те отскочили, будто боясь обжечься. Остальные даже не замедлились. Я ожидал, что первая кровь заставит их бежать. Чего ради им рисковать? Но ошибся. Не люблю ошибаться. Это всегда стоит слишком дорого. Вот и сейчас в обойме только серебряные пули. Жирновато для мелких гопников. Один выстрел уже обошёлся мне в четверть зарплаты. Стоит ли продолжать?

Отступил. Сунул пистолет в кобуру, достал нож. Армейский. В умелых руках он мог стать страшным оружием. Но я не практиковался очень давно. Носил на всякий случай, иногда вертел в руках. Только несколько лет не использовал. Надо будет потом это исправить.

Массивный кулак едва не влетел мне промеж глаз. Увернулся. И тут же, пока тень не ушла от удара, вонзил нож ему в рёбра. Рев боли над самым ухом оглушал. Ещё один удар. В сердце. Чтобы заткнулся. Пока орк держался на ногах, толкнул его на остальных. Те снова попытались отскочить, но не у всех получилось.

В два прыжка подобрался к следующему. Он как раз немного отстранился и помочь сразу никто не успел. Три быстрых удара в живот и ещё одним меньше.

– Уходите, идиоты! – крикнул я.

Зря. Только время потратил. Четвёртый орк обошёл с боку. От всей души треснул по рёбрам. Хорошо, хоть не по голове, а то бы я мог и упасть. Но боль была адской и каждое движение руки только её усиливало. С разворота ответил этому гадёнышу. В самый висок кулаком засадил. Может и насмерть, неважно. Он упал и это сейчас главное.

Остальные испугались. Наконец-то они поняли: лучше бежать. Рванули прочь, как настоящие спортсмены. А ведь могли победить. Если б хватило смелости. Боль оставила меня безоружным, сделала лёгкой добычей. Удача сегодня на моей стороне? Если это можно назвать удачей, то да. Теперь до метро оставалось всего несколько шагов. А там и до дома рукой подать.

Ночные поезда. Они ходят редко, часто пустые, объявляя станции в безлюдных вагонах. Они разборчивы. Отнимают одиночек у ночного города. Берут только тех, кому позади не осталось места. И везут, везут, везут… Стуком колёс распугивают тишину тоннелей. Мрачных подземелий темноту прокалывая светом. Их провожают ленивым взглядом камеры наблюдения. И не пожелают приятного пути застывшие на фресках люди. А поезда продолжают путь. Размеренно и ровно. Везут, везут, везут… На жёстких пластмассовых сиденьях утонуть в себе. Такими яркими становятся здесь мысли. Они питаются от городских корней. Вытягивают их жизненные соки. Мозаикой составляют карту снов. И только объявления станций не дают в них заблудиться.

Ночные пассажиры не приходят только чтобы уйти. За ними тянется шлейф. Чувств и переживаний, разочарований и обид. Их не гонит рутина будничной жизни. Для этого есть день. Они спускаются под землю голыми, не скрываются за масками. Их обнажённое нутро далеко от возвышенных фантазий. От сахарных иллюзий виртуальной жизни. Неказистое, порой даже уродливое. Но оно правдиво. Как исповедь перед смертью.

Проститутки, наркоманы, барыги, бомжи. С каждым годом их становилось всё больше. Чем темнее небо, тем шире врата преисподней открываются перед демонами пороков.

Я помню дни, когда люди оборачивались. На полуживых мальчишек с зажатым в кулаке шприцом. На полуголых девочек в прозрачных мини-юбках. Даже обрыганные бродяги были тогда вызовом. А теперь всё изменилось. Люди одичали, остервенели. Они смирились и разделились. Пробегают мимо, закрыв глаза. Не обращают внимание на всё, что не нравится. Честно признают своё безразличие и не стесняются его. Наоборот даже. Кичатся им. Как заслугой перед обществом.

В мире голых я оказался белой вороной. Не мог ничего изменить, но так хотел. Ничтожное достижение, а уже подвиг. Теперь подвиг. А когда-то было иначе. Так давно, что уже кажется мифом, одно только желание приравнивалось к бесхарактерности. Бездействие сводило с ума. А было ли это когда-нибудь? Может мои сны меня обманули? Книги и фильмы безнадёжно запутались во лжи? И вся наука истории теперь стала не дороже шаловливых пальчиков сценаристов нового мира?

Забежал в вагон. Компания оказалась не самой плохой. Бездомный устроился здесь на ночлег. Лежал совершенно так же, как и я дома на диване. Развалившись, подсунув руку под голову. Вместо подушки черный мусорный пакет с каким-то тряпьём и ароматом лимона. Как и я на диване, приоткрыв глаза, он смотрел телевизор без звука. Тот, что сбоку от двери. Никогда бы не подумал, что в метро это необходимо. Правда показывали всякую чушь. Городской канал новостей. Если увидишь такой, сразу рука тянется к пульту. Только общественный транспорт не давал свободы. Смотри, что показывают или иди пешком. Поначалу конечно сопротивляешься, ищешь, чем заняться. Но телефон разбит, книгу с собой на задание в голову не пришло взять. И вот пары станций не проехал, а глаза уже сами ползут к блондинке в строгом костюме и с бегущей строкой под ней.

Постепенно мне действительно стало интересно, что там пишут. Азазил Раджимов открыл новый храм. Самый большой в амире. Это как полагается. Куда нам без самых-самых. Предыдущие два, помнится, тоже находились в нашем городе. Да и открывали их не так давно. Лет пять назад. Ну да пожалуйста. Хочет этот Раджимов построить, пусть строит. Вот только я никак не мог вспомнить, кто он такой. Надо будет коллег поспрашивать. Ненужных людей по телевизору не покажут.

И будто в подтверждение моих слов следующий репортаж освещал новости экономики. Выступал министр финансов, то и дело жмурясь от ярких вспышек. «Мы достигли пика кризиса и теперь ожидается повышение цены на нефть. Мы договорились с рядом наших партнёров о снижение темпов добычи и добились наиболее выгодных условий» говорил он с самым честным видом. В шестой раз за лето. Но обычно уже на следующий день после его заявлений цена падала и била очередной рекорд. В прошлый раз сорокалетний. Посмотрим, что будет на этот раз. В конце концов рекордов осталось немного.

Раз уж выпуск новостей окунулся в болото экономики, выплыть оттуда так быстро невозможно. Внимание блондинки переключилось на засушливые июнь и июль. Эти мерзавцы испортили урожай и теперь ожидалась нехватка зерна. Но по заверениям чиновников из министерства сельского хозяйства, голода страна не будет испытывать. Как высказался один слащавый молодой человек с длинными тонкими пальцами аристократа: «В отличие от союзных времён у нас есть запасы и мы умеем торговать с западом. Если немного затянуть пояса и упорнее работать, тогда и недостатка не заметим. Но ситуация далека от кризисной. Кроме того мы будем наращивать темпы оптимизации и сокращать лишние расходы.». А мне стало интересно, знает ли этот господин, чем рожь от пшеницы отличается. Хотя уж в земледелии я и сам понимал не больше пещерного человека.

Следом шла новость про упыря. Того самого, что истлел под моим ботинком. Даже гордость пробрала. Жаль только хвастаться не перед кем. Разве что бездомный похвалит. Правда, судя по зычному храпу, плевал он и на упыря и на новый храм. И тем более на экономический кризис. Но больше всего ему был безразличен заповедник единорогов на востоке города, который получил очередной грант на чего-то там и ждёт посетителей. Вход платный, тысяча рублей, скидки для малолетних и льготников отсутствуют. Зато когда пошла следующая новость, сосед громко выругался, выплюнул что-то зеленое и повернулся на другой бок.

«В связи с несоответствием экологическим нормам до конца года будут закрыты сто тринадцать заводов»

Гласила новость. Тут и мне захотелось плюнуть чем-нибудь зелёным, да перевернутся на другой бок. Это значило только одно. Ещё несколько районов станут магнитом всякой сволочи. Как будто специально делали. Норматив притонов не выполнен? Надо закрыть завод. Борделей мало? Ещё на один завод меньше. Нужна малина? Ну тут уж какую-нибудь фабрику прикрыть можно. А предлог – забота об экологии. О будущем значит. О детишках переживают. А потом очередной упырь затащит этих самых детишек на такой закрытый завод. Вот это забота.

К слову об упырях. На смену блондинке с важным лицом, на экране появился Владислав Колов. Председатель общества вампиров. Важный человек, медийная личность. И с совершенно серьёзным, хоть и мертвенно бледным лицом, принялся рассказывать, как он осуждает этого упыря. Веркиолиса. Говорил, что он давно себя зарекомендовал, как личность неблагонадёжную, как они изо всех сил старались сдерживать его в рамках. В общем делали всё, что могли и в целом не причём. Оправдывался, всё равно что маленький мальчик. Только слова всё будто из отчёта. Сухие, безжизненные. Впрочем вампиры разве могут по другому? Не вёл с ними светских бесед. Может и могут.

– Калошино. – объявил голос.

Вот так всегда. Только войдёшь во вкус, забудешь про боль и усталость. А тебе сразу «Калошино» и всё. С вещами на выход.

На улице тем временем начало светать. В это время года всегда рассвет слишком рано. На часах глубокая ночь, а за окном утро. И тишина такая особая. Далекие гудки автомобилей, птички всякие просыпаются. Робко, ненавязчиво. И воздух ещё совсем чистый, свежий. Особенно теперь, когда почти всё производство в городе закрыли. Может действительно экология не такая уж бесполезная штука.

Дома царила сонное молчание. Когда я открыл дверь, никто не крикнул привет, не побежал разогревать ужин. Ну и пожалуйста. Сам погрею. Неужели, чтобы справиться с микроволновкой надо обладать особым мастерством? Всего пару кнопок. Я видел, дочка включала её именно так. Но какие? Тут кнопок миллион. Кто знает, чем грозит неверное нажатие. Ну его лучше. Не хотел я рисковать. Решил спать голодным. Только из последних сил принял душ.

По пути заглянул в комнату дочки. Она спала. Зарылась в пышные одеяло, как в сахарную вату и тихонько посапывала. Моя маленькая. Конечно сама она считала себя совсем взрослой. Шестнадцать лет, видите ли, уже серьёзный возраст. Но она всегда останется маленькой папиной дочкой. Такой вот, как сейчас. Беззаботной и наивной. И так же точно я знал, что там, под одеялом, её хрупкие ручки обнимают старого мишку по имени Михал Потапыч.

Я прикрыл дверь. Прошёл через гостиную. Мимо любимого кресла. В утренних сумерках показалось, что оно огорчённо вздохнуло. В другой раз, дружище. Я слишком устал. Успеем мы с тобой еще за Алекса попереживать. Ему во вражьем тылу без нашей поддержки никак.

Наконец она. Моя ненаглядная кровать. Заснул едва приложился к подушке. Даже боль в рёбрах не помешала.

Проснулся ближе к ужину. Солнце яркими лучами прорывалось между занавесками. Лучи отражались от зеркала, полированной мебели. Крошечными фотонами прокладывали кривые дорожки. Как в том фильме с загадкой в гробнице. Комната нагрелась и напоминала баню. Горячий влажный воздух мешал дышать. Мокрая от пота простыня прилипала к телу. Скорее спасаться. Слишком мерзкое ощущение. И голова гудела. Обещала вот-вот треснуть пополам.

Катя стояла возле двери. Смотрела на меня с немым осуждением. Как обычно.

– И тебе доброе утро. – пробубнил я. – Может ты скажешь, что я опять бросил пистолет с вещами посреди кухни? Ну и что? Аня девочка умная. К нему не прикоснётся. Или тебе не нравится, что вернулся под утро? Об этом мы говорили. Лицензия не может ждать. Зато теперь двое суток выходные. Разве плохо? – я достал из шкафа потрёпанный спортивный костюм. Он со временем идеально принял формы моего тела и не сковывал даже самого широкого движения. За это я прощал ему и растянутые коленки и потёртости, и давно полинявший узор турецкого огурца. – А вообще ты могла бы меня и пожалеть. Моя ласточка скончалась. Да-да. Представляешь? Этот «ржавый таз с гайками, которому место на свалке», как ты его называла, теперь больше никогда не заведётся. Смеёшься? Ну конечно. Тебе смешно. А я, может быть, кусочек своей души потерял. Да что ты понимаешь. – я собрал всё мокрое бельё в комок, сунул подмышку костюм, и пошёл в ванну. – Ладно, не обижайся. Ты занимаешь там гораздо больше места.

Дверь я закрыл плотно. Чтобы жар не прокрался в квартиру. С кухни шёл аппетитный, теплый запах. Дочка варила суп. Она любила готовку. Особенно любила на праздники сочинить меню, занять всё конфорки и крутиться в чаду. Перемешивая, добавляя приправ. Получалось не всё, но она старалась. Помню, как лет восемь назад осваивала яичницу. Не просто какую-нибудь. Настоящую глазунью. Так и говорила: «Это тебе не гадость пережаренная. Это настоящая глазунья.» Она тогда перевела десятка три яиц, чтобы понять как правильно. И желток должен остаться жёлтым, нежным, и белок схватиться, но не задервенеть, и поджарка снизу только цветом, но никак не коркой. Но самое главное – она долго не могла понять, почему появляются белые пятнышки. И вот, когда я потерял надежду съесть хоть какую-нибудь яичницу, она внесла на подносе свой первый кулинарный шедевр. Её улыбка ещё никогда не излучала столько счастья. Худенькие маленькие ручки едва удерживали поднос и всё, что на нём стояло. Но она гордо прошла по комнате, поставила на стол две тарелки и два стакана апельсинового сока. Позвала маму, пригласила меня. Родители любят хвалить детей за всякие мелочи. Иногда совершенно зря и незаслуженно, из снисхождения. Но та яичница… я до сих пор помню, как она была вкусна.

– Пап, ты чего не поел когда пришёл? – строго спросила Аня. Она услышала, как я пробираюсь к ванной. – Я же оставила в холодильнике две тарелки. Всё, как ты любишь. Картошка, ребрышки, аджика.

– Я… микроволновка сломалась наверное. Надо будет в починку отнести.

– А на плите погреть?

«Не додумался» – сказал я про себя, но признаваться не собирался.

– И плита не работала. Пробки выбило.

– Она газовая.

– Значит труба засорилась.

– Сейчас всё работает.

– Так. Всё. Я её прочистил, я молодец, а теперь я в ванную.

– Кстати доброе утро.

– И тебе.

Она ведь прекрасно знала ответ. Просто игралась в строгую хозяйку. И всё равно под конец засмеялась.

Душ творил чудеса. Он это умеет, хоть и стесняется признаться. В него я еле влез. Зато спустя каких-то десять минут силы вернулись, голова прошла. Только рёбра под правой рукой болели. Но это мелочи. Для таких случаев в аптечке хранилась трёхлитровая банка с бальзамом. Одна старая полоумная ведьма вручила её мне. Панацея от всякой хвори. Так она крикнула мне в лицо. И не обманула. Хотя я сомневался. На вид редкостная дрянь. К такой и прикасаться страшно. Когда ведьма его варила, кидала в котёл всё подряд. Что под руку попадало. При этом она крутила головой в разные стороны. Могла и шею так сломать. Но не сломала. Зато орала во всё горло. Несла бессвязный бред о мышином помёте, зимней рыбалке и сломанном радио. Я решил, что тело у неё живет отдельной жизнью. Если бы не шея, давно бы сбежало куда подальше. Но ведьма знала своё дело лучше, чем казалось. Бальзам творил чудеса.

На кухне меня ждала тарелка горячего рассольника. От запаха мурашки предвкушения разбежались по телу. Наваристый, с тонкими кружками солёных огурцов, колечками оливок и квадратиками сервелата. И мягкий чёрный хлеб в придачу. Аня сидела напротив.

– Как на работе?

– Да… – махнул я рукой.

– Ну расскажи. Много гадов арестовал?

Её действительно интересовала моя работа. Порой я боялся, что пойдёт по моим стопам. Старался рассказывать меньше, без деталей. Но она настаивала. Спрашивала такие подробности, о которых я и не задумывался. А когда перешла в выпускной класс, каждый день готовился услышать страшные слова. «Я буду поступать в полицейскую академию». Если и она станет пропадать неделями, я сойду с ума. Пусть лучше идёт в дизайнеры. Или ещё куда, где поспокойней.

– Ань, я в отделе сидел. Отчёт писал.

– Какой?

– Там… двое подрались. Пьяные, еле на ногах стояли. Но устроили, понимаешь, посреди площади….

– И два дня ты писал об этом отчёт? – лукаво улыбнулась Аня

– Не только об этом. Ещё наши накрыли подпольный цех. Там сыр делали. Кстати ты сыр не вздумай есть. В магазина настоящий не найти. Если захочешь, я достану. А то видел я, как его делают. Потные полуголые волосатые мужики. Фу. Аж передёргивает. А ты чем занималась?

– Эм… всяким. Зашла в интернет. Есть такая штука, знаешь? А там новость первой строкой. Банду Веркиолиса накрыл майор Ветров И. П. Я такая сразу: чего? Кто тут про папку моего врёт? Он же в отделе сидит, отчёт о пьяницах пишет.

Она издевалась. Всё знала. Всё. Как ищейка раскопала. И теперь родного же отца, как котёнка неразумного, в собственную лужу носом суёт.

– Да ладно. Пришёл, пистолетом помахал, они сразу сдались. Ничего особенно.

– Вот и я говорю. А там написали, что перестрелка была, потом погоня. Двенадцать раненных, трое погибших. Только детей спасти всех не удалось. Плохо, конечно, но что можно от кровососа ждать? Я, короч, читала эту новость, как боевик какой-то. Так круто. Может тебе орден какой дадут?

– Ничего крутого нет. Вообще не понимаю, как писаки уже всё разнюхали?

– Из твоих помощников кто-то слил.

Её послушать, так это совершенно нормально. А как мне потом им доверять. Пальцы для того и нужны. Чуть какая ситуация, может даже дело жизни и смерти, и они прикроют спину. А сомнения убивают. Она этого не понимала. Зато понимал я.

– Ладно. Подумаю об этом потом. У меня выходные всё-таки. Буду сидеть и ничего не делать.

– Это ж та-ак скучно. Лето скоро кончится, а ты так и будешь дома сидеть.

– Значит у тебя есть грандиозные планы?

– Ещё бы! Мы с Никитой идём на концерт. Представляешь, «Перегной» выпустили новый альбом и начинают гастроли. С нашего города. Никто и не ожидал такого. Типа подарок перед осенью.

– С Никитой? Я думал у тебя не парня.

– Фу, пап! Мы с ним не встречаемся!

– Что, и не целовались даже?

– Один раз… Ну или два. Но чтобы, там, встречаться… Не, спасибо.

– А он то знает об этом?

– Конечно знает.

– То есть ты ему так прямо и сказала?

– Ну не совсем так. – Аня виновато втянула голову. – Просто когда он предложил, я сказала, что подумаю. И так, до сих пор и не ответила.

– Мне даже интересно, почему?

– Видишь ли, папа. Фамилия у него слишком смешная. Кобылкин, представляешь. – Аня не удержалась и прыснула от смеха.

– Не знаю. Фамилия, как фамилия. Совершенно обычная. Вот были у меня два сотрудника. Здоровые такие дядьки. Морда кирпичом, плечи шире шкафа. Таких увидешь, скорей за бандитов примешь. А фамилия у одного Яголовко, у второго – Малышка. Зато оператором у них была миниатюрная девушка Маша Ломайнос.

– С какими странными людьми ты в своей полиции работаешь. – она нахмурила брови. – Где их только находят?

– Сами находятся. А твой этот Кобылкин. Откуда ты его знаешь? Одноклассник?

– Нет. Из соседней школы. Это долгая история. В другой раз расскажу. А сейчас мне собираться пора.

Она убежала, а я со смаком доел остатки супа и помыл тарелку. Теперь пора расслабиться. В холодильнике для такого случая меня дожидался литр молока и пачка пирожных. С таким набором любой фильм становится интереснее, а любимые – смотрятся на одном дыхание. Особенно если молоко тёплое. Когда пьёшь и оно обволакивает нёбо, оставляет долгое послевкусие детства.

Лес. Осень. Разведчик под личиной врага и старая фрау.

Я откусил пирожное. Лимонная глазурь маленькими крошками посыпались на майку. Пускай. Потом съем и их. А теперь, пока не пережевал, надо смочить молоком.

Звонок испортил весь настрой. Пронзительный колокольчик не унимался. Если бы я мог, выключил звук и не подскакивал бы от неожиданности. Но служба обязывала. Она с легкостью вытягивала из тёплого кресла не взирая ни на что. В конце концов ответ прост. За спокойной жизнью надо идти в офис.

– Да, Вик. Что случилось?

– Иван Петрович, простите что отвлекаю. Вам надо в отдел ехать.

– Что случилось?

– Валерий Натанович рвёт и мечет. Что-то про Веркиолиса говорил, но я не поняла. Давно он так не злился. И вас, вроде, под суд отдать обещал. Иван Петрович, приезжайте пожалуйста побыстрее.

– Я приеду. Сейчас соберусь и приеду. Можешь машину прислать?

– Отправила.

– Хорошо. Не бойся. Натаныч успокоится скоро. У него запала на долго не хватит.

Дело запахло жаренным тогда, когда я не ожидал. Что могло случиться за несколько часов? Вампиры не возрождаются после пули в голову. Серебряной пули. Люди из банды и подавно. Те, кто выжил не скоро ещё в себя придут. Но Натаныч просто так не будет даже голос повышать.

Свежий костюм больше подходил для охоты. Куртка с металлическими вставками, обвес и ещё не порванные джинсы. Я понятия не имел, чем обернётся встреча с начальством. Стоило подготовиться к самому неприятному. Захватил нож, пистолет, кастет. И ещё много чего, что непременно понадобится или могло пригодиться. Пока собирался, подъехала машина.

– Ань, я ушёл. Когда вернусь не знаю.

В комнату к ней заглянуть я не решился. Мало ли чем занимается. Так и заговорил через дверь.

– Что, опять на работу? А как же выходной? – недовольно откликнулась она.

– Так надо. Не обижайся.

– Да я не обижаюсь. Тебя жалко.

– Я ушёл. С Никитой ни-ни.

– Папа! – воскликнула Аня.

Вика ждала на крыльце. Нервно заламывала руки, металась из стороны в сторону. И несмотря ни на что, сохраняла изящную осанку отличницы. Удивительная способность. Даже потеряв цвет лица, сохранять форму в идеальном порядке.

За ней возвышалось здание из стекла и бетона. Его построили совсем недавно. На смену старого приусадебного домика из забытого прошлого. Такого маленького. В нём даже полковнику приходилось делить кабинет с секретарём. Зато теперь места хватало всем. И оставалось множество свободных помещений. А над входом, вместо скромной таблички с государственным гербом, блестели в солнечных лучах золотые буквы. «Отдел Специальных и Неотложных Действий».

– Иван Петрович!

Вика подбежала к машине. Я и выйти не успел, как оказался с ней лицом к лицу. С её большими голубыми глазами, полными слёз. Она могла расплакаться от малейшего неверного жеста. Если бы только увидела в нём моё признание. А я всё ещё не понял, в чём должен признаваться.

– Вика, успокойся. Все под контролем. Чего ты так переживаешь?

– Ничего себе! Валерий Натанович до сих пор не успокоился. У меня такое впечатление, будто он пристрелит вас как только увидит.

– Сейчас мы с ним поговорим и всё встанет на свои места. Вот увидишь. А потом пойдём с тобой мороженое есть. Хочешь?

– Да какое тут мороженое! Идите уже скорее.

Внутри все казалось чуждым, незнакомым. Ни привычных пересказов свежих дел, ни шуток чернее чёрного. Если и говорили, то скомкано, будто играли в пинг-понг. Перебрасывались парой фраз и замолкали.

Когда вошёл я, тишина стала мёртвой. И только осуждающие взгляды исподтишка сопровождали меня. Будто уже признали виновным, приговорили к расстрелу и лишь по странному стечению обстоятельств не привели его до сих пор в исполнение. Хоть бы один рассказал, в чём причина. Но все молчали. А ведь ещё вчера я их друзьями считал.

В приёмной сидела одинокая секретарша. Марина Олеговна. Как всегда с непроницаемым лицом. Железная леди. Так мы её называли между собой. Казалось, даже если земля неожиданно разверзнется перед ногами, она и бровью не поведёт. Только окинет этот беспорядок, поправит круглые очки в толстой оправе, и пойдёт в обход.

Из-за двери кабинета полковника доносились приглушенные крики. Не удивительно, что в приёмной не осталось посетителей. Тут с какой просьбой не подойди, пошлют. Как пить дать пошлют. И меня пошлют. Такая уверенность утвердилась с каждым шагом. Не бывает осуждения на пустом месте. И теперь я прекрасно понимал Вику. Станешь тут дрожать, когда ничего не понятно, но всем ты поперёк горла стоишь. Пора расставить точки над «I».