Текст книги "Алмаз"

Александр Вальман
Алмаз

© ЭИ «@элита» 2018

* * *

Когда бог проклял Люцифера, он уронил слезу, сожалея о предательстве ангела. Люцифер же подобрал её и в аду огнём начертал на ней проклятье рода людского. Но слеза не могла находиться у падшего ангела: как частица добра и веры, она могла уничтожить и ад, и самого Люцифера… Так на земле появился огромный алмаз в форме слезы с написанным на нём проклятьем.

Алмаз не мог принадлежать никому из людей – проклятье, начертанное на нём, убивало. Ровно через шесть дней, как он попадал в людские руки, человек умирал страшной насильственной смертью. Но это не останавливало людей, каждый надеялся…

И один правитель придумал способ, как владеть алмазом. В следующую минуту, как алмаз попал к нему, не взяв его в руки и не омыв с него кровь прежнего хозяина, он продал алмаз за одну монету своему рабу и повелел тому быть возле себя. На шестой день, умирая, раб продал алмаз другому рабу своего повелителя за туже монету. Правитель был несметно богат и рабов у него было в достатке. Он владел алмазом и не боялся его проклятья.

Так прошла тысяча лет.

Давно и своей смертью умер умный правитель, а его потомки всё так же владели алмазом, пока их царство не было разрушено варварами. И в этой смуте пропал алмаз.

Прошла ещё тысяча лет и люди забыли о нём. Но родился Иисус Христос, чтобы принять муки и спасти человечество. И алмаз тут же появился из небытия, и череда смертей возобновилась. И так было, пока алмаз с начертанном на нём проклятьем не попал в руки Иисуса. И свершилось чудо: исчезла сила заклятья, исчезли и письмена ада на нём.

И тогда люди стали охотиться за алмазом… И вновь полилась кровь, и смерть, как и тысячу лет назад окружила алмаз. И люди сами наделили его способностью заражать владеющих им страхом, ненавистью, подозрением и предательством.

I

Строки эти пишет Енох, раб царя Малелеила, мудрейшего из смертных и его первый помощник.

В военном походе на город Алеф, солдат по имени Иаред поднял с земли камень. И вспыхнул тот камень в руках Иареда и сгорел Иаред. Остановилось войско, поражённое смертью солдата Иареда. Тогда начальник над тысячью, Серух, спешился с коня своего и поднял тот камень со словами:

– Мой это камень, ибо я держу его в руках своих и жив я! Так и вы, войны царя Малелеила живы и сильны! Идём же на город Алеф и разорим его во славу нашего повелителя!

А камень тот стал прозрачным, как слеза младенца и чистым, как лик девственницы, но вспыхнули на нём письмена неведомые.

В тот же день, когда светило померкло, поражён был Серух страшной болезнью: кожа и мясо стали слезать с него, обнажая кости. Через шесть дней умер Серух. И по приказу царя сожгли его мясо и истолкли в пыль его кости. Алмаз с письменами взял в руки свои друг Серуха, начальник над тысячью Фалек. А через шесть дней, когда войско подошло к городу Алеф, умер Фалек той же болезнью что и Серух.

Увидел царь Малелеил смерть эту и сказал:

– Разрушим же город Алеф и умертвим всех его жителей. И воздвигнем на месте этом Храм Камня сего во славу мою. Пока же ты раб, владей Камнем! – И указал царь на Сахема, омывателя ног.

И разрушен был город Алеф и вырезаны все его жители. И среди руин города поклялся царь Малелеил страшной клятвой, клятвой здоровья и жизни дочери своей прекрасной Иверы, что при строительстве Храма Камня умрёт сто тысяч рабов. В тот день умер Сахем.

И был построен великий Храм, и не алтаре Храма сидел раб и держал в руках алмаз, найденный солдатом Иаредом. И каждые шесть дней умирал раб и на его место садился новый и брал в свои руки алмаз.

Служители Храма сжигали мясо раба и толкли в пыль его кости. Писарь Мицриам, под строжайшим присмотром перенёс письмена с алмаза на стены комнаты, где стоял алтарь. После чего он и ученики его выбивали на внешней стороне стен Храма имена рабов, державших алмаз.

И был вырыт ров вокруг Храма и на шесть дней пути вокруг Храма были вырублены леса и срыты холмы. Царь Малелеил привёл к стенам Храма тысячу своих наложниц, и тысячник Узала убил их. Дочь царя прекрасная Ивера провела кровью убитых наложниц черту по верху рва. И повелел царь наполнить ров кровью рабов своих до черты этой.

И каждый шестой житель с покорённых царём Малелеилом земель приводился к Храму и кровь его выливалась в ров кости его ложились на площадь вокруг Храма мясо его сжигалось на единственной башне Храма.

И с того дня, когда сгорел солдат Иаред, стала крепнуть власть царя Малелеила. Не было равных ему на поле битвы, и не было равных ему в хитрости переговоров. И был полным ров вокруг Храма, и кости несчастных устилали поверхность земли на шесть дней пути вокруг Храма, и небо было чёрным от дыма огня, в котором сжигалась плоть человеческая над Храмом.

Велика власть и сила царя Малелеила, и нет на земле места страшнее того, где стоит Храм Камня!

13 сентября 1974 года

Женщина в отделе кадров улыбалась, перелистывая его документы.

– Странно, – произнесла она, оторвавшись от бумаг и посмотрев на Женю, – красный диплом столичного вуза – и к нам на периферию?

– Почему? – удивился Женя. – Ваш институт очень даже известен, столько академиков, докторов наук. Любая столица позавидует.

– Может быть, может быть. – Кадровичка улыбнулась и вновь обратилась к документам.

– Меня хочет взять к себе профессор Радченко, я у него преддипломную практику проходил, да и диплом тоже писал. – сказал Женя.

– Александр Петрович? У него лаборатория укомплектована. – Она потянулась к телефону, набрала номер, – Александр Петрович, это Оля из отдела кадров у нас тут молодой специалист прямо из университета говорит к вам… Да, да… Хорошо… Всё понятно.

Она встала и направилась к сейфу.

«Оля, – подумал Женя, – и фигурка у неё… есть на что посмотреть».

Оля закрыла сейф и вернулась к столу.

– Заполните эти бланки, – сказала кадровичка и снова улыбнулась, – и ступайте к своему руководителю. Третий этаж, комната триста двадцать. Он вас ждёт. Потом вернётесь сюда, я дам вам направление в общежитие.

«Какая улыбчивая Оля, даже настроение поднялось», – думал Женя, шагая по коридору и выискивая взглядом нужную дверь.

Александр Петрович Радченко. Профессор, доктор наук лауреат многих, в том числе – и самой престижной премии в стране. Крупный специалист по истории древней Руси. Его археологические экспедиции давно стали классикой исторической науки. Без ссылок на его работы не обходилась ни одна монография по истории СССР и России. Сам Александр Петрович производил впечатление человека очень хорошо знающего себе цену: живой классик, который понимает, что он классик. Так сказать, человек на своём месте и место это он уступать никому не собирался.

Когда Женя вошёл, Александр Петрович разговаривал по телефону. Он кивнул Жене и широким жестом указал на стул, стоящий по другую сторону стола у окна.

Женя огляделся. Небольшая комната четыре на четыре, может чуть больше. Стены белые, выбелены извёсткой, на потолке люстра на четыре лампочки. Одна из стен закрыта шкафами, забитыми книгами и журналами. В углу стол, заваленный исписанными бумагами и раскрытыми журналами. К нему были придвинуты три стула. Ещё один стол с ящиками стоял торцом к окну, через которое вся комната заполнялась солнечным светом. Именно за этим столом, так же заваленным различными бумагами, и восседал Александр Петрович. За которым на всю стену висела карта Союза с воткнутым в неё десятком маленьких красных флажков.

«Весьма аскетичная обстановочка, – подумал Женя, усаживаясь на предложенный хозяином кабинета стул. – Интересно: там, где он определит моё место всё так же уныло».

– Это хорошо, что ты приехал, – обратился он к Жене, положив телефонную трубку на аппарат, – людей в экспедиции не хватает, так что тебе сразу туда.

– Видите ли, – сказал Женя, – я приехал не один, а с женой…

– С женой, – повторил Александр Петрович, – чудненько. Сегодня у нас пятница. Так?

– Так. – сказал Женя с улыбкой. Этот человек заражал его своей энергией. – Пятница, тринадцатое.

– О как! – воскликнул Александр Петрович. – В знаменательный день начинаешь работать! В понедельник я лечу в экспедицию, полетишь со мной. До понедельника времени жену устроить хватит?

– Хватит. – Женя улыбнулся.

Зазвонил телефон и Александр Петрович потянулся к трубке.

– Значит, в понедельник, в семь утра – здесь, в кабинете. Всё, иди устраивайся сам, устраивай жену. – Он закрыл ладонью микрофон трубки: – Полетим вертолётом прямо на раскопки. Иди, у меня дел невпроворот.

Кадровичка Оля была всё также приветлива и улыбчива.

– Что-то вы быстро, – сказала она, – прямо как метеор, а ведь Александр Петрович очень любит знакомиться и общаться с молодёжью.

– Так мы с ним хорошо знакомы, – ответил Женя, – весной в вашем институте была студенческая конференция. Я делал доклад, а он был председателем комиссии.

– Да, да. Диплом, практика. Вы говорили, я помню. – улыбнулась Оля. Громко хлопнула открытая форточка и Оля с тревогой посмотрела в окно. – Погода портится. Надо же такой хороший день. – Она вздохнула. – Собиралась позагорать в обед… Закройте пожалуйста окно.

Когда Женя, закрыв окно, вернулся к её столу, она протянула ему листок бумаги.

– Это направление в общежитие. Отдадите коменданту: Татьяне Петровне Соколовой. Она вас устроит. Вы ведь, судя по паспорту, семейный мужчина.

– Да, жена тут не далеко, гуляет по набережной. – усмехнулся Женя. Он немного расстроился, от того что Оля заговорила о его жене.

– И вещи у вас в камере хранения, – рассмеялась Оля, – идите быстрее за женой. А то погода действительно портится. Общежитие в двух кварталах вниз по улице. В направлении есть адрес, найдёте легко.

Дверь лифта отъехала в сторону, и комендант первой вышла в коридор. Женя с женой последовали за ней. Коридор был широк и светел. Вообще здание общежития оказалось большим, с просторными лестничными переходами и огромными от пола до потолка оконными проёмами. После тесной столичной общаги и многих коммуналок, где им проходилось снимать угол, Женю поразила свободная и непринуждённая архитектура дома. Света, его жена, так же была приятно удивлена.

– Кто же вам позволил построить такое славное общежитие? – Кругом такая конкретная архитектура… просто оборону держать можно. – попыталась пошутить Света.

– Архитектор был из Ленинграда, а строили наши. Кстати дом не просто хороший, а ещё и новый: сдали в эксплуатацию два года назад. – Комендант остановилась возле одной из дверей и достала из кармана синего хозяйственного халата связку ключей. – Вот ваши апартаменты.

Апартаменты оказались из двух комнат, прихожей и санузла. В прихожей на стене висело довольно большое зеркало. Напротив – вешалка, под ней даже примостилась небольшая этажерка под обувь. Комната, куда их взмахом руки пригласила комендант, оказалась просторной. Метров пятнадцать, может чуть больше. Обои наклеены приятные светлые, потолок ровный. Люстра с тремя рожками. На полу линолеум под паркет. И окно – большое широкое. А вид из него – просто потрясающий: река с пляжем на берегу и дальше невысокие, пологие горы, покрытые желтеющим лесом. Из мебели в комнате имелись платяной шкаф, раскладной диван, стол, три стула. Вся мебель не старая, хотя, конечно, и не из магазина. На углу шкафа виднелся инвентарный номер, написанный серой краской. В углу раковина и небольшой шкафчик над ней.

Света заглянула в ванную. И даже присвистнула от удивления. Стены выложены белым кафелем до потолка. Сама ванна чугунная, с душем. Правда возле самого слива отбита эмаль, но не много. Отдельно на стене закреплена раковина, со своим смесителем. Над ней – небольшое зеркало. Рядом в углу сверкал унитаз с сиденьем и крышкой. Пол выложен плиткой кирпичного цвета.

Женя и Света даже слегка обалдели от такого великолепия.

– Поскольку вы – семья, – сказала Наталья Петровна, – то вам положена комната, которая больше. Вся мебель в ней, – она повернулась к Жене, – у вас в подотчёте. Потом у меня в журнале распишитесь.

– А это чья комната? – спросила Света, заглядывая в соседнею комнату, которая мало чем отличалась в своём великолепии от той, где селила их комендант. Только была меньше почти в два раза. – Тут, похоже, никто не живёт.

– Пока пустует, – ответила Наталья Петровна и, пройдя через большую комнату к окну, открыла балконную дверь. С улицы влетел свежий воздух и капли дождя, но Наталья Петровна, не обращая внимания на непогоду, вышла на балкон.

Женя чуть поколебавшись последовал за ней.

– Вот поливает! – восхищённо сказала Наталья Петровна, – в этом месяце это первый ливень.

– Да, здорово льёт, – неопределённо ответил Женя. Он прошёлся под дождём вдоль балкона, отметив про себя, что балкон длинный и широкий почти четверть комнаты, куда они вселялись.

– Обалденный вид, – сказал Женя, оглядывая окрестности.

– И пелёнки сушить можно, – сказала, усмехнувшись, Наталья Петровна. – Кстати эта комната единственная свободная, так что вам здорово повезло.

Они вернулись в помещение и Женя прикрыл балконную дверь.

– И, всё-таки, – сказала Света, – если та комната ничья, может мы её займём?

– Занять, конечно, можно, – сказала Наталья Петровна, – но лучше не надо. Уж поверьте.

– Что, – спросил Женя, – сегодня-завтра тоже въедут?

– Нет, – ответила Наталья Петровна, – указаний по этой комнате мне не поступало. Так что живите здесь. Ведь очень хорошие условия: просторная комната, огромный балкон, туалет-ванна отдельно от всех. А эту маленькую я запру от греха.

– Да ладно, – улыбнулся Женя, – давайте мы поживём и там, и здесь, а появится жилец – мы сразу освободим.

– Ну, пожалуйста. – взмолилась Света.

– Здесь девушка жила, – сказала сухо Наталья Петровна, – ну, не девушка – женщина молодая. Из окошка выбросилась. Три недели назад. В библиотеке института работала.

– Как?! – ахнула Света.

– Что-то у неё и на работе и в личной жизни не заладилось, – продолжала Наталья Петровна, – вот она с шестого этажа и…

– Не-е-ет, – сказала Света, показывая указательными пальцами обоих рук вокруг себя, – я тут вот жить не буду. Давайте нам что-нибудь другое. Пусть не такое роскошное и удобное. – она повернулась к мужу. – Скажи что-нибудь.

Но Женя потрясённо молчал.

– Что-нибудь другое, – также сухо сказала Наталья Петровна, – это подселение в комнату в студенческой общаге, расположенной на окраине города в рабочем районе, к такой же супружеской паре, как и вы. Два туалета и две кухни на тридцать четыре комнаты, а, значит, на сто тридцать шесть человек на этаже. И этажей таких пять. Так что, дорогие мои, живите тут, а комнату покойницы я запру, и вы в неё не стремитесь.

II

Император стоял на верхней площадке самой высокой башни сторожевой крепости и смотрел вниз, туда, где в отдалении от стен крепости, чтобы не достали стрелы лучников, в темноте горели костры. Неисчислимое множество, чуть дрожащих в ночном воздухе красно-рыжих расплывчатых точек.

Варвары! Завтра они возьмут крепость, и дорога к Храму будет открыта…

Несмотря на тёплый ночной воздух, императора знобило. Он плотнее запахнулся плащом и поднял глаза к тёмному небу. «Если у каждого костра сидит всего лишь с десяток воинов… нет… всё равно не удержать… их слишком много! За что караешь?» – чуть было не крикнул он в ночное небо.

Крепость… именно сюда веками стекались потоки тех, кому суждено было умереть в Храме. Первую тысячу лет наместники, выполнявшие волю императоров, боялись бунта обречённых… Были отстроены непреступные стены, в основании переходящие в гранит скал, которые омывались водой реки, протекающей неподалёку по равнине перед крепостью и наполняющей вырытый ров. Казалось крепость вырастала из скал и своими зубчатыми чёрными башнями грозно нависала над пропастью рва.

Те, кто всё это построил умело использовали преимущества окружавшего ландшафта. Гигантское поле перед бездонным рвом, в котором бурлила река и ни чего больше. Именно там скапливались мужчины, женщины, дети с покорённых земель, на которых было указанно при счёте. Каждый шестой приводился сюда и умирал через шесть дней, как выходил на дорогу к Храму. Все это знали – и стражи, и обречённые.

Но страх перед бунтом был напрасным: все, кто входил в главные ворота и выходил в противоположные, начиная свой путь по дороге к Храму, были покорны своей участи, и стены крепости никогда не видели крови и не слышали запаха горелого мяса…

Император глубоко вдохнул полную грудь воздуха.

Похоже это последняя моя ночь, – подумал он спокойно. – Впереди только день, наполненный ужасом и болью… и вряд ли я увижу закат. Интересно, какую смерть они мне приготовили? Впрочем, я умру с мечом в руке! Было бы не плохо встретить врага на троне Храма Камня, держа в руках алмаз… Вряд ли кто-то из них посмел бы прикоснуться ко мне. – Он усмехнулся: сколько патетики! – Скорее всего, быть мне изрубленным в рукопашной. И то славная смерть! Кто из императоров так умирал?»

Он не смог вспомнить.

А ведь ещё тридцать лун назад всё было незыблемо…

Они появились внезапно с севера. Впрочем, нет! Сначала был набег на приграничные восточные сёла. Но так было и раньше: сожгут пару деревень, вырежут мужчин, угонят женщин, детей – им нужны наложницы и будущие войны. Закрыть границу парой легионов… приграничная зона их не прокормит, а содержать столице… это ж сколько обозов с провиантом и амуницией… Лучше пусть грабят: ущерб Империи небольшой и есть место ссылки ненадёжных. Но в этот раз всё было по-другому! Конница варваров сразу, не обращая внимания на небольшие поселения ссыльных, углубилась внутрь территории, и пехота, следовавшая следом не занималась грабежом, а просто убивала всех, кто становился у неё на пути! А ведь в приграничных районах востока есть чем поживиться! По крайней мере. Варварам.

А ночь спустя – такой же удар с севера! И вот уже город Ятба окружён и на следующий день взят штурмом. Форпост Империи на северо-востоке. А ведь именно оттуда он планировал, через каких-то три зимы начать освоения новых земель для Империи… Не пришлось… И теперь ясно, что не придётся. Может быть, лет через тысячу…

Сразу почувствовалась железная воля и знания боевого дела. Это у варваров! Которые даже строем ходить не приучены! А если солдаты не умеют ходить в ногу, откуда у их командиров знания тактики и, тем более, стратегии?! Но в течении каких-то двух суток это всё было продемонстрировано: и отсутствие боевого построения в маршевых переходах, и грамотное вторжение, и такой же неотвратимый штурм крепостных стен города Ятба.

Весть о том, что Империя подверглась нападению, пришла на острие копий врагов: настолько быстро они продвигались по цветущим землям государства. И вновь странность: враг не грабил, не сжигал города, даже посевы старался сохранить. Убивали лишь тех, кто оказывал сопротивление.

Единственная битва произошла, когда варвары вторглись в Империю на три дня пути. Полководец Салмона, проводивший полевые учения пяти своих легионов выступил навстречу вторжению, послав весть в город Пунон, где квартировали ещё три легиона. Но, увидев бескрайние волны варварских полчищ, полководец отступил. Маневрируя, он смог задержать стремительное наступление и дождаться легионов из Пунона, которые привёл полководец Вассан. В долине Ацмон, возле горы Ог, наступавшим варварам был дан бой.

Всю кавалерию – это больше пятнадцати тысяч всадников под командованием Киферера, племянника императора, Салмон послал в обход горы Ог, дабы они ударили в нужный момент в тыл варварам. Полководца Вассана во главе тысячи колесниц Салмон поставил в резерв. А сам с пехотой легионов у излучены реки Салх стал ждать варваров, которые и напали на его солдат в полдень.

Когда светило коснулось линии горизонта, понял Салмах, что варвары разгадали его замысел, и кавалерия Киферера попала в засаду и полностью истреблена. Тогда Салмах собрал вокруг себя пехотных командиров и сам повёл их в бой, ударив в центр. И он достиг успеха! Сверкающие доспехами латники, как пущенное умелой и сильной рукой копьё, разрезали надвое фронт варваров, углубившись на сотни локтей в их ряды.

И настал момент, когда всё могли решить колесницы Вассана. Но струсил полководец и не повёл главную ударную силу легионов в разорванные ряды противника. Бежал он, убоявшись свирепого вида сражающихся варваров и крови, что потоками лилась на поле сражения. Напрасно полководец Салмах ждал удара колесниц. Варвары сомкнули ряды и погиб Салмах со всеми своими командирами в окружении врагов.

И началась резня. Варвары не брали в плен сражавшихся солдат, доблестью своей заслуживших почётный плен. Они их убили, убили всех. Только бежавшего Вассана схватили и отдали своим женщинам, которые камнями забросали труса. Видимо, в глазах варваров это была самая позорная смерть.

И столица была разрушена полностью и вырезаны все её жители. Императору даже не пришлось издавать указ о казни советников, проморгавших вторжение. Всё царедворцы с семьями были повешены сразу после штурма столицы среди развалин императорского дворца. А император… Он узнал обо всём, когда Империя уже рухнула! Весть принёс начальник над тысячью Савл, когда кортеж императора возвращался из ежегодного паломничества к Храму Камня. Как удачно варвары выбрали время! Император с сыном молились в Храме, и никто не посмел нарушить, остановить обряд. А ведь служители Храма знали! Не могли не знать! Но побоялись сесть на трон, где гниют и умирают рабы, и взять в руки Камень!

И вот теперь сторожевая крепость. Последний заслон перед Храмом Камня. И завтра, всё говорило об этом, светило ещё не достигнет своей высшей точки на небосводе, крепость падёт и орды варваров ринутся по дороге к Храму…

И только на западе три легиона ещё держались. Почти тридцать пять тысяч пехотинцев, больше семи тысяч всадников да триста колесниц. Сила! Император помнил, как в первый год своего правления он всего лишь с одним легионом за двадцать лун поставил на колени царство Навузардан. Куда что делось за эти сорок лет?..

«Кто там командует?» – спросил он себя. И вспомнил: Бефсан. Именно он семнадцать лет назад в битве в долине Кедрон стремительным кавалерийским натиском решил исход сражения и спас императора, окружённого с когортой гвардейцев у излучины реки Мар… Нет, всё равно не успеет. Ему бы кто помог…

Император повернулся, мельком взглянул на склонившего голову придворного и направился к лестнице, ведущей внутрь и вниз башни. «Надо переправить Камень на запад к Бефсану», – вдруг ударило в его голове. Храм всё равно не спасти! Алмаз – вот основа, фундамент могущества! Тут всё равно всё уже кончено, а в той резне, что ожидает западные легионы, алмаз можно спрятать, спасти и тогда можно строить новую Империю!

– Пусть мой сын и начальник над гвардией придут ко мне, – негромко сказал он.

Спускаясь вниз по каменным ступеням лестницы и отворачивая лицо от невыносимо коптящих факелов закреплённых на стенах и освещающих ему путь, он думал, что время ещё есть. Пусть не дни – часы, но есть!

25 декабря 1974 года

«… и алмаз этот самый великий и чистый из всех, что есть на земле. Ибо рождён он не в земле греховной и грязной, а вышел из Бога и дан нам, как часть его…»

Женя перевернул страницу.

«К сожалению дальнейшая расшифровка текста не увенчалась успехом, но можно предположить…»

Женя оторвался от статьи, и подняв голову, посмотрел в окно.

– Предположить, конечно, можно… – прошептал он, – так, а какая литература? – Женя пролистал журнал в конец статьи. – Ссылаться автор должен на сам манускрипт… так, «Вестник археологии»… собственные работы. Это святое, на что же ссылаться, если не на свои же работы?.. Вот это да! Статья шефа! Специалист по древней Руси – и Тибет! Надо будет поговорить с ним…

Женя вернулся к самой статье. Теперь он читал не столь внимательно, а бегло просматривал страницу за страницей и вскоре нашёл нужный абзац.

«Впервые упоминание об этом алмазе встречается в нашей литературе у Рериха и только в его дневнике. Сам же манускрипт, состоящий из двух листков пергамента находился в архиве Рериха, а после его смерти был передан родными учёного государству. Тогда же началась работа по его расшифровке, которая лишь частично увенчалось успехом. С помощью современных методов установлено, что письмена манускрипта наносились на пергамент с большим временным перерывом. Так разница в возрасте между первой и второй частью составляет семьсот лет, а между второй и третьей частями – тысячу двести лет. Именно этот временной разрыв и делит, видимо весьма условно, текст манускрипта на три части. Удалось расшифровать только вторую часть манускрипта, т. к. письмена оказались сходными с иероглифами, обнаруженными в египетских пирамидах…»

Женя перестал читать.

«Рерих, – подумал он, – и Тибет, это понятно, но каким боком тут Египет с его пирамидами и древняя Русь с моим завлабом…»

– Молодой человек, – женский голос прервал его размышления, – рабочие время закончилось. Пора по домам.

– Действительно, – улыбнулся Женя. Он поднялся из-за стола и направился к стойке библиотекаря. – Скажите, Татьяна Михайловна, – обратился он к женщине сидящей за стойкой, – как мне получить допуск в хранилище?

– В хранилище? – переспросила библиотекарь. – Ваш завлаб, учёный секретарь и первый отдел. Думаю, вам Женя, всё сделают быстро.

– Спасибо. – ответил Женя. – Там на столе не трогайте ни чего, я с утра опять приду.

Он вышел из здания института. Было темно и тихо, с неба прямо из темноты падал крупными хлопьями снег. Женя с удовольствием вздохнул морозный воздух и решил прогуляться по набережной. Он неспешна шёл вдоль деревьев, стоящих в снегу и деревянных лавочек, покрытых снегом. Мимо утопающих в сугробах кустах. Тускло светили фонари возле девятиэтажных бело грязных домов, стоящих на той стороне улицы, поражающих своим однообразием и унылостью. Он думал о своей работе, о своей Светке, которая уже должна быть дома и понимал, что это и есть счастье.

Дойдя неспешным шагом до своей малосемейки, он поднял голову пытаясь по окнам определить дома ли жена. Свет в окне был. Женя прибавил шаг и вошёл в подъезд.

Света действительно была дома: она сидела на кровати и плакала. Женя не раздеваясь бросился к ней.

– Что случилось? Кто тебя обидел? – Он присел рядом и обнял жену.

– Я кольцо потеряла. – Сквозь всхлипы ответила Света.

– Какое кольцо? – Не понял Женя.

– Какое, какое? – передразнила его Света и вдруг разрыдалась. – Обручальное. Других у меня нет!

До Жени дошло, что ничего страшного не случилось.

– Кольцо, – улыбнулся он, приподнимая жену с дивана и усаживая к себе на колени, – подумаешь – кольцо. Купим другое или даже два.

– Как ты не понимаешь, – не успокаивалась Света, – ведь это твоё кольцо… ты мне его на палец надел, когда расписывались.

– Глупенькая. – Женя поцеловал жену в носик. – Главное, это мы с тобой и наши чувства. И не принимай ты эту пропажу так близко к сердцу. Тем более волноваться тебе нельзя. Кстати, ты была у врача? – Женя перевёл разговор на другую тему.

– Да, всё хорошо, – ответила Света, – наверное там я его и потеряла.

Она встала с колен мужа.

– Господи, наследил-то как… – Она улыбнулась. – Раздевайся, ужинать будем.

– Ты знаешь, – сказал Женя, поправляя подушку на которой покоилась голова жены, – я сегодня просматривал прошлогодние вестники и наткнулся на одну любопытную статью. В ней речь идёт об алмазе, самом большом на земле, алмазе. Впрочем, алмаз – это так, как следствие… Всё дело в одном письме, очень древнем…

– Как это, алмаз и следствие, – перебила его Света с улыбкой, – алмаз, да ещё и самый большой, это как раз причина.

– Да нет же, – поморщился Женя, устраиваясь на постели рядом с женой, – ты послушай. Был такой учёный, исследователь, путешественник – Рерих и, когда он умер, его архивы перешли государству. И в этих архивах обнаружились два листочка: совсем древний пергамент, на которых писали в течении двух тысяч лет. Конечно, не две тысячи лет, а с перерывами в семьсот и тысяча триста лет. Правда, не понятно, когда написали первую часть, наверное, это – возраст пергамента.

Так вот. Расшифровать удалось только вторую часть, то есть ту, что написана через семьсот лет, после того, как начали писать этот манускрипт. А всего две тысячи лет…

Слушай, это же начало нашей эры. Бог, Христос и всё такое. Алмаз. И в расшифровке текста говорится, что алмаз – часть бога. И когда алмаз оказался на его пути или в его руках, то с ним, алмазом, что-то произошло… В общем, он изменился.

Или это аллегория? И никакого алмаза нет. Вообще древние любили говорить загадками. А почему египетские иероглифы? Какой тогда язык был на ближнем востоке, или, кто писал, был египтянин?

Женя сел на разложенном диване.

– И ссылки в статье… «Вестник», ну это просто сообщение о находках экспедиции. Пара специалистов по востоку, и ещё мой шеф – самый крутой спец по древней Руси, ещё дохристианской.

А манускрипт оказался в Тибете… Интересно, уже в законченном виде или его там написали?.. Это Рерих, он ведь много путешествовал, как раз там… Большое наследие, архив. Вообще всё это нужно почитать, в архивах покопаться. Интересно архивы Рериха, где? Потом поговорить с шефом.

Все древние цивилизации именно там: Египет, Ближний Восток, Индия, Тибет. Странно, если смогли определить возраст письма, то почему не указан возраст самого пергамента? Или это одно и тоже? Ладно будет день, будем думать.

Женя посмотрел на жену – та спала. Похоже все рассуждения мужа для неё оказались неплохой колыбельной.

«Эх ты, – с нежностью подумал Женя, – следователь мой. Намаялась у себя в прокуратуре. Колечко потеряла, жаль конечно, когда ещё купим…»

Женя тихонько встал и вышел на балкон. Снег шёл, не переставая.

«Скоро Новый Год, – подумал он, – хорошо бы найти халтурку. Денег подзаработать. Кольцо жене подарить…Завтра с утра в библиотеку, посмотреть все ссылки по статье. Потом допуск оформлять, это где-то месяц, может больше… – Он поёжился. – Холодно, всё-таки декабрь».

Женя вернулся в комнату, закрыл балконную дверь, задёрнул шторой окно.

«Нужен письменный стол. Будет место для работы дома. И кроватка для маленького… Всё-таки, что там с этой комнатой, – продумал он, – до сих пор никто не вселился. Подумаешь из окна выбросилась. Мы же материалисты. Ремонт сделаем, окно покрасим… И потом, скоро нас будет трое. И комната эта ну никак не помешает. Надо поговорить с комендантом. И может у неё в запасниках на складе и стол и кроватка есть. Скорее всего есть: что мы первые тут кто рожает?»

За стеной, что-то стукнуло. Не сильно и глухо. Как будто кто-то передвинул тяжёлый железный табурет. Женя вздрогнул.