Текст книги "Людоед (сборник)"

Алексей Шолохов
Я даю вам шанс

Пролог

В прихожей что-то стукнуло. Мария Андреевна вздрогнула.

– Олежка, ты?

Тихо в квартире. Мария Андреевна попыталась дрожащей рукой вставить нитку в ушко иголки. Олежка совсем затаскал курточку. Его любимая. Женщина улыбнулась и принялась было снова за шитье… Раздался шорох. Теперь она точно слышала, что в прихожей кто-то был. Женщина отложила нитку и иголку, развернула кресло и покатилась к выходу.

– Олежка?

Она выехала в коридор и уставилась на мужчину, сидящего на тумбе под вешалкой.

– А, это ты? – В ее голосе прозвучало разочарование. – Иди ужинать, – сказала она и покатила кресло назад в комнату.

Андрей Дмитриевич встал, пошатнулся, но, ухватившись за стенку, устоял на ногах. Глубоко вдохнув, он вошел в комнату, в которую только что въехала на инвалидном кресле жена. Встал в дверях.

– Маша, ты ела?

– Иди, ужинай, – не слишком приветливо ответила жена, продолжая зашивать куртку сына. – Я с Олежкой поем.

Андрей Дмитриевич схватился за грудь. Сердце будто ножом резануло. Он достал из кармана пиджака пластинку из фольги, выдавил таблетку и закинул под язык. Зажмурился, открыл глаза, посмотрел на то, как бережно жена зашивает куртку Олега. Перевел взгляд на кресло со сложенными на нем вещами сына. Жена перекладывала их каждый день. Ждала. А вот Андрей Дмитриевич уже не ждал. Да и чего ждать? У него-то с памятью все нормально. Хотя лучше б ему ее потерять. Он помнил бледное лицо сына, помнил обгоревшее тело. Он помнил мерзкие подробности его смерти. Бутылку… Бутылку он тоже помнил.

Он смахнул слезу. Не разрыдаться еще удавалось, но внутренняя горечь была невыносима. Она жгла и разъедала. Андрей Дмитриевич не мог ни есть, ни пить, ни работать. Он даже ходил с трудом. После гибели сына он с трудом жил. Именно поэтому он считал, что жене сейчас легче – она живет ожиданием Олежки. Ее мозг заблокировал вредную информацию. Этот файл может нанести вред вашему компьютеру. Андрей Дмитриевич не был уверен, что «компьютеру» жены не нанесен вред, но «файл» со смертью Олега она отправила в «корзину». И теперь перекладывала вещи, штопала их и ждала к ужину сына.

Он постоял у того места, где так любил сидеть Олежка. Погладил крышку стола, рассчитывая почувствовать тепло от стоявшей здесь кружки чая и нащупать крошки от бутерброда, но стол был холоден, как надгробная плита. Как стены морга. Как… Без Олежки здесь все мертво, и это чувствовалось с каждым днем сильнее. Каждый день Андрей Дмитриевич возвращался с работы, проходил по квартире, ища успокоения. Но его здесь не было. Оно было там, в парке, где нашли Олежку. Дело, разумеется, не в самом парке, а в твари, охотящейся там.

Андрей Дмитриевич напружинился, словно хищник, когда его разум заполнился мыслями о мести. Он метнулся в коридор, взял с вешалки тубус, постоял у входной двери, будто взвешивая все «за» и «против», потом развернулся и, не сказав ни слова жене, вышел на подсвеченную тусклой лампочкой лестничную площадку.

Мария Андреевна откусила нитку, погладила шов на рукаве и улыбнулась.

– Олежек обрадуется, когда вернется.

* * *

Андрей Дмитриевич не верил в бога. Так уж вышло – советское наследие. Когда жена его, Машенька, долго не могла забеременеть, он впервые обратился к богу. Что именно помогло, он не знал. Бог снизошел или сам не плошал, но в результате к сорока годам они с женой заполучили то, что хотели. Сын, три с половиной килограмма, пятьдесят сантиметров. Супруги души не чаяли в своем Олежке. Все внимание Андрея Дмитриевича было приковано к сыну.

О боге он вспомнил только через шестнадцать лет, когда Олег не вернулся вовремя. Так уж устроен человек – пеняет на высшие силы, когда у самого ни черта не получается.

Теперь же он не вспоминал о боге вообще. Теперь он сделает все сам. Андрей Дмитриевич поправил тубус и вошел в парк, на освещенную диодными лампами аллею.

Прошелся до указателя с нарисованными силуэтами мужчины и женщины. Постоял на выложенной плитками дорожке и, развернувшись, пошел в противоположную сторону от туалетов. Людей было мало, в основном молодежные компании, распивающие пиво. К ним Андрей Дмитриевич был особенно внимателен. Присаживался на скамейку в нескольких метрах от веселящихся парней и поглядывал на них, прекрасно понимая, что провоцирует. Потом одергивал себя. Не могло наличие пивной бутылки в руке человека говорить о его причастности к убийству. Андрей Дмитриевич вставал и уходил, зная, что все равно продолжит наблюдать за ними.

Шагнув в кусты, он прошелся по небольшой полянке. Да, не там он искал. Действительно не там и не тех. Ему нужен зверь, рыщущий в темноте. А чтобы поймать зверя, нужно погрузиться в его среду. Страха Андрей Дмитриевич не испытывал: чувство мести было сильнее.

Он услышал крик, когда собирался вернуться на освещенную аллею. Андрей Дмитриевич вздрогнул и обернулся. Женский вопль стих. Скинув с плеча тубус, Андрей Дмитриевич открутил крышку. Когда женщина закричала вновь, он знал, куда бежать. Достал из тубуса биту и ринулся в бой. Выскочив на поляну, он на секунду замер. Увиденное повергло в шок. Здоровый мужик сидел верхом на хрупкой девушке, лежащей на земле, и наотмашь бил ее по лицу. Девушка не кричала и не сопротивлялась. Ее лицо уже превратилось в кровавое месиво. Маньяк был очень занят и поэтому не заметил появления мстителя. Андрей Дмитриевич не стал дожидаться, пока убийца переключится на него, и, замахнувшись, обрушил биту на голову здоровяка. Тот выпрямился – расправил плечи, сложил руки перед собой, словно ученик после замечания учителя не сутулиться. Повернувшись к Андрею Дмитриевичу, несмышленый «ученик» уставился на него. Андрей Дмитриевич замахнулся и «сделал замечание» еще раз. Что-то хрустнуло, и убийца, хрюкнув, завалился на бок.

Андрей Дмитриевич без промедления вытащил ремень и подошел к маньяку. С трудом перевернул его на живот и завел руки за спину. Стянул ремнем запястья, потом посмотрел на ноги и решил связать и их. Нужен еще один ремень. У этого ублюдка он наверняка есть, но, чтоб взять его, надо было снова перевернуть эту махину… Андрей Дмитриевич вдруг почувствовал, что не сможет больше ничего сделать. Ноги подкосились, и он упал на колени перед связанным убийцей. Он иссяк, заряд кончился. Весь накопившийся адреналин был выплеснут с последним ударом битой. Но все-таки еще одну вещь нужно сделать. Иначе он будет таким же, как маньяк.

Андрей Дмитриевич достал телефон и посмотрел на девушку, о которой позабыл. Она смотрела на него безумными глазами – два шарика для пинг-понга в гранатовом соке. Андрей Дмитриевич поднял руки, будто несчастная наставила на него заряженный пистолет.

– Все нормально, – как можно спокойней произнес Андрей Дмитриевич. – Тебя больше никто не обидит.

Глаза внутри кровавой маски сместились на связанного здоровяка, потом снова вернулись к Андрею.

– Я сейчас вызову полицию. – Андрей Дмитриевич показал девушке телефон.

Но она дернулась и, не поднимаясь на ноги, рванула сквозь кусты.

– Помогите! – услышал Андрей Дмитриевич, набирая 112. – Убивают!

* * *

Андрея Дмитриевича трясло. Либо в кабинете было холодно, либо излишки адреналина не давали успокоиться.

– Ну что, гнида, не думал, что все так повернется?

Андрей Дмитриевич не сразу понял, что обращаются к нему. Но боль в области почек напомнила о зловещей ошибке, о дьявольской несправедливости.

– Я поймал маньяка, – терпеливо ответил он. Его руки до сих пор были скованы за спиной.

– Нет, сука, это я поймал маньяка, – сказал мужчина. Он снял неуместные в помещении солнцезащитные очки и подвинул два листа формата А4 поближе к Андрею Дмитриевичу.

– Посмотри-ка сюда. Это показания тех счастливчиков, которым сегодня удалось выжить после встречи с тобой.

– Что? Какие показания? Вы у девушки спросите. На нее напал маньяк, а я…

– Спросили, – терпеливо ответил полицейский. – Вот ее показания. – Он поднял один листок и потряс им. – И да, ты прав – на нее напал маньяк. Ты!

– Бред. Вы проверьте звонки. Я вызвал полицию, как только связал убийцу.

– Проверим, конечно. Слушай, а может, тебя совесть замучила, а? Вот ты и вызвал полицию. А сейчас как?

– Что как? – не понял Андрей Дмитриевич.

– Как совесть? Может, раз уж ты полицию сам себе вызвал, то и явку с повинной напишешь?

– Перестаньте! – выкрикнул Андрей Дмитриевич и тут же, понизив голос, продолжил: – Перестаньте меня обвинять.

– А то что? – Хозяин кабинета прищурился, будто пытаясь угадать, что предпримет задержанный, если его еще раз обвинят в убийствах. – Саданешь мне битой по голове?

Андрей Дмитриевич мотнул головой, отгоняя предположения полицейского.

– Или отверткой ширнешь? Да нет же! Я знаю, что ты сделаешь. – Мент взял со стола бутылку минералки и показал Андрею. – А? – Он расплылся в улыбке. – Значит, бутылку мне…

Он не успел договорить. Андрей Дмитриевич готов был броситься на него, как только тот взял в руки бутылку. И бросился. Полицейский дернулся, бутылка выпала из рук и разбилась о край стола. Андрей Дмитриевич попытался боднуть мента головой, но уже через пару секунд после неудачного маневра кто-то дернул его за цепочку наручников, задрав скованные руки вверх. Андрей Дмитриевич, не достигнув цели, приложился лицом о стол.

– Убери это говно! – приказал кому-то хозяин кабинета. Рывок. Андрей Дмитриевич вскрикнул и, оказавшись на ногах, тут же упал на стулья у стены.

– Давай его в «обезьянник», пока Ильин не приехал.

– Я не убивал! Я никого не убивал! – закричал Андрей Дмитриевич, когда его вытащили в коридор.

– Все вы так говорите, – огрызнулся опер. Достал телефон и набрал номер.

– Алло, Ильин? Майор, поймали мы твоего маньячилу! В парке напал на супружескую пару… В парке, говорю, напал. Да. В клетке зверюга. Да он это! Я же говорю, зверь. На меня кинулся… Снимай свою засаду. Конечно… Не за ордена работаем.

Нажал отбой и посмотрел на фоторобот, прикрепленный к магнитной доске. Встал, снял рисунок, всмотрелся в широкое округлое лицо. Нет, сомнения, безусловно, были, но не в своем профессионализме, а в наблюдательности несостоявшихся жертв. Видать, со страху маньяк показался им здоровенным мордатым мужиком. А на деле зверь может сидеть и в слабом старикашке с интеллигентным тубусом.

Глава 1

1

Майор Виктор Ильин спустился к реке. После дождя такой спуск мог стоить переломанных конечностей. Обнаженная девочка лежала головой в воде. Волосы струились на поверхности воды, закрывая бледное лицо. Стройное, не по возрасту развитое тело было в черных пятнах от синяков и грязи. Без экспертиз Ильин видел – девочку изнасиловали.

– Семя собрали? – спросил майор у эксперта. Этот тип никогда не нравился Ильину, но личные взаимоотношения не должны мешать работе. Тем более если от правильных действий эксперта зависело, как скоро они выйдут на след убийцы.

– Собрали, – ответил эксперт и поднялся навстречу Ильину. – Тут следов этой паскуды – будто он и не прятался вовсе. Будто намеренно следил. След кроссовки сорок третьего размера, отпечаток ладони на глине, сперма… Он ее насиловал несколько раз и скорее всего уже после смерти.

– Мразь, – выпалил Ильин.

– Что-то мне подсказывает, что и пацан где-то рядом, – сказал эксперт и вернулся к прерванному занятию.

– Хорошо бы живой, – прошептал Ильин и пошел к машине.

Поначалу майор был уверен, что исчезновение двух подростков – девочки тринадцати лет и мальчика пятнадцати, живущих в одном поселке, не могло быть не чем иным, как побегом влюбленных. Но опрос свидетелей подсказал другую картину. Подростки ненавидели друг друга. Мальчишка был объектом для насмешек с первого класса. К пятнадцати годам ничего не изменилось. Ильин сразу сказал, что это не их дело, но проверить надо. Проверил.

Жестокость, с которой была убита и изнасилована девочка, заставила майора задуматься. Не мог подросток быть настолько обозлен на несчастную.

– Нашли, – услышал он голос, еще не зная, что обращаются к нему. – Нашли.

Ильин обернулся. Перед ним стоял молодой лейтенант – участковый инспектор.

– Труп? – спросил майор, с сожалением понимая, что утвердительный ответ для него предпочтительней.

– Живее всех живых.

– Пойдем, – выдохнул Ильин.

Парень сидел на земле. Без обуви, со скованными за спиной руками, он выглядел жалко. Да еще детское лицо наталкивало на мысль, что все это – какая-то ошибка. Что в данный момент происходит вопиющая несправедливость. Они обвиняют (хотя ни одного слова обвинения не прозвучало) ребенка в грязном, ужасном деянии.

– Что тут? – спросил Ильин у Нестеренко.

– Прятался в старой насосной. – Нестеренко показал куда-то в сторону реки.

– За родителями послали?

– Да, Стародубцев поехал… Слушай, майор, может, давай нажмем на него? Как будто мы не знаем, что ему пятнадцать… Смотри, какой лось.

– Поднажать можно. Только, кроме проблем, ты себе ничего не выжмешь.

– Ясно, – кивнул Нестеренко, но Ильин видел, что он не оставил идеи провести «предварительный допрос».

– А где его обувь?

– А черт его знает. Скинул, наверное. Сейчас мы его во что-нибудь обуем.

– Ищите, у воды его отчетливый след… Так что без его обувки никак.

Ильин был уверен, это дело рук пятнадцатилетнего переростка. Дело закрыто.

2

Анна Рыжова, капитан полиции, смотрела сквозь разводы, оставленные «дворниками» на лобовом стекле. Говорили ведь ей – машину продавать надо. Эта рухлядь вставала как вкопанная в самые неподходящие моменты. Но Анна надеялась. Думала, побегает еще ее старушка. Она ведь с каждым годом новее не становится. Чем дальше, тем больше требует затрат, а продать ее можно только за сущие копейки. Аня жаловалась на свою машину, но продать ее не могла. Не могла, и все. Ведь машина как друг. А разве можно продать друга? Имени, конечно, Аня ей не дала, но всякие ласкательные прозвища у «девятки» имелись. И они были особенно актуальны, когда машина не хотела заводиться. Сейчас никакие эти «кошечки», «зайчики» и «ласточки» не давали положительного результата, и Аня позвонила Мишке Леонову, чтобы он забрал ее из этого богом забытого места.

Она даже не предполагала, что такие деревни еще существуют. Из транспорта – старый ослик Захар да кляча Маруська. Деревня Мамоново располагалась в лесу. Из двадцати дворов жилых осталось семь. В одном из домов жила старушка лет семидесяти. Для своих лет резвая старушенция. У старушки начали пропадать куры. Вот Елизавета Матвеевна и решила подкараулить расхитителя. Как она потом призналась, ожидала-то она Федьку-лоботряса подловить да окучить его поленом.

– Сорок лет, – причитала старушка, – а работать не хочет. Вот и подергивает курочек, жрать-то хотца!

В общем, дождалась бабка Лиза своего обидчика и пожалела о том, что не позвала с собой хоть бы того же Федьку – не так страшно было бы. Чудовище размером со среднюю собаку в зубах тащило к заброшенной конюшне курицу. Дальше старушка ничего не могла вспомнить. Когда она очнулась – уже светало. Бабка хорошо запомнила отвратительный вид существа. Сморщенная кожа была белой и абсолютно лысой. Только кое-где на хвосте торчали клочья шерсти. Старушка клялась, что за семьдесят лет жизни она не видела ничего похожего на этакую страсть.

Придя в себя, баба Лиза собрала небольшую экспедицию в лес. Немногочисленное мужское население, кто с бодуна, а кто и вовсе еще не протрезвел, согласилось помочь перепуганной старушке. Собрались и пошли по следам ночного монстра. Далеко им не пришлось идти. Сразу за конюшней они нашли трех обезглавленных куриц. Дед Ефим – бывший ветеринар – обратил внимание, что крови почти нет.

Баба Лиза подоспела позже и поэтому прослушала высказывания деда Ефима об упырях и других представителях нечисти. Но, увидев трупики своих курочек, она все поняла. Она поняла, что кем бы тварь ни была – надо прекращать это безобразие. И эти пропойцы ей не помощники. Старушка рассказала все своему сыну. Ну а тот, в свою очередь, предчувствуя появление чупакабры в российской глубинке, решил выловить диковинку живой (а может, и неживой) природы для последующей продажи. На тот момент мексиканская загадка была уже разгадана – вампирами оказались лысеющие старые койоты, поэтому у жильцов Мамонова был шанс прославиться. В первую же ночь сын бабы Лизы и тунеядец Федор убили тварь, которая оказалась вполне земным существом. Старая лысая лиса и сама бы умерла от старости через пару месяцев, если б не Федькина двустволка. Она действительно сосала кровь, потому что во рту не осталось ни единого зуба. А что ей еще оставалось? Как говорит бабка Лиза: кушать-то хотца.

Но самое страшное случилось немного позже. Чуть дальше от подстреленного «вампира» они нашли человеческую голову. Вот тогда-то здесь народу и прибавилось. Мамоново со дня основания не видело такого наплыва: «Скорые», поисковая бригада, опера, эксперты.

Тело без руки нашли в паре километров от конюшни. Руку мог забрать маньяк. Как сувенир. И без дотошных экспертиз было понятно, что тут действует ненормальный… Спецы разъехались, а капитан Рыжова опросила людей. Может, видели кого чужого, не знают ли убитого? Получив на эти важные вопросы отрицательные ответы, Анна решила, что здесь ей больше делать нечего.

Сложив руки на руле, она всмотрелась в пелену дождя. От Москвы до Мамонова минут двадцать езды. Но… Она едва успела выехать из деревни, когда ее «ласточка» увязла, а потом и вовсе заглохла. Аня попробовала своими силами завести «девятку», но не смогла. Возвращаться в деревню не хотелось, да еще и ливень начался. Хотя, если честно… Аня поймала себя на мысли, что будь сейчас самый ясный день, она все равно не смогла бы заставить себя вернуться в деревню.

После получаса неудачных попыток завести машину Анна всерьез задумалась о замужестве. Она усмехнулась. Сейчас ей мог помочь только Миша Леонов. Он будто ждал ее звонка – после первого же гудка поднял трубку. Но когда же он наконец приедет? Аня посмотрела на часы. После их разговора прошло сорок минут. Как время тянется! Аня опустила голову на руки и закрыла глаза.

3

Когда позвонила Аня, Миша Леонов сам собирался ей набрать и уже держал трубку в руках. Она вкратце рассказала о деле и попросила приехать в Мамоново. Ее «девятка» отказалась вывозить хозяйку за пределы умирающей деревни. Михаил был в Люберцах, до деревни Мамоново рукой подать. За холм и через лес.

До звонка Ани Михаил сидел в небольшом кафе, пил растворимый кофе и рисовал в своем блокноте неулыбчивую официантку. Только на его рисунке она улыбалась. Миша выслушал Аню, сказал, что выезжает, и подошел к прилавку. Купил два кекса для Анны. Подумал и достал блокнот, вырвал лист с портретом работницы общепита и положил на прилавок. Женщина склонила набок голову, по-лошадиному фыркнула и отвернулась. Перед выходом Миша оглянулся. Официантка держала лист в руке и улыбалась. Точь-в-точь как на рисунке.

Он думал, что доберется быстрее. Может, в сухую погоду до Мамонова и рукой подать, но в такой ливень… По М5 быстрее бы получилось. Но уже через сорок минут он увидел край леса и длинное строение. Скорее всего это и была та конюшня, за которой нашли голову.

Еще минут пять пути, и «Шевроле Блейзер» Леонова выкатил на другой конец деревни. Михаил увидел на холме «девятку» Ани, когда вдруг его внедорожник вынесло на обочину. Здесь и дороги не было. Все – сплошная обочина. Михаил попытался выровнять машину, но было поздно. «Шевроле» увяз всеми четырьмя колесами. Вот как бывает – ехал спасать, а сам застрял. Михаил всегда хотел внедорожник, но купил машину всего лишь с внешними признаками джипа. Внутри это был заднеприводный таз. Как говорится, хотел корову, а денег только на козу. Михаил чертыхнулся и набрал номер Ани. «Только 112», откликнулся мобильник. Еще лучше. Аня встала на холме, поэтому и дозвонилась ему. А здесь, в низине, нет приема. Черт!

Михаил осмотрелся. До ближайшего дома около ста метров. До «девятки» Ани около километра. В деревню возвращаться не хотелось. Какая-то она странная. Низкие покосившиеся домики и закрытые ставнями окна наводили на Мишу тоску и странное чувство жути. Миша вспомнил Чечню. Тот день, когда едва не погиб. Тогда они застряли на краю села. И именно из этого села их расстреляли. Один Мишка и выжил.

Михаил поймал себя на мысли, что непроизвольно прячется за джипом. Маловероятно, что из деревни начнут стрелять, но рефлекторно бывший боец ОМОНа ушел с возможной линии обстрела. «Как, интересно, прячась за машиной, ты собираешься выбраться из канавы?» – задал он сам себе вполне резонный вопрос. Следуя собственной логике, к «девятке» он подняться не сможет. Его застрелят раньше, чем он пройдет сто метров.

Да ну к черту! Если б хотели его убить, сделали бы это, когда он проезжал по деревне. «Не будь параноиком, Леонов! Иди, доставай домкрат и делай что-нибудь, чтобы укатить отсюда».

Миша подошел к багажнику своего «Шевроле». Еще раз оглянулся на деревню. И все-таки она была какой-то мертвой. Мишка чувствовал себя так, будто находился в комнате с покойником. И этот покойник норовил подняться и укусить. Вот если бы он увидел в огороде или на крыльце какого-нибудь из домов человека, то наверняка стало бы легче. Легче, даже несмотря на то что стоять в огороде под проливным дождем – полнейшее безумие.

Михаил достал домкрат и монтировку. Отнес к дороге, вернулся за брезентом. Расстелил его около увязшего колеса и, встав на колени, подсунул домкрат. Воткнув монтировку вместо ручки домкрата, начал интенсивно двигать рукой. Вверх-вниз. Но машина не поднималась, своим весом она вдавливала домкрат в грязь. Черт! Миша сплюнул, поднялся и осмотрелся. К деревне все равно идти не хотелось. Метрах в двадцати в сторону пролеска, окружавшего Мамоново, виднелся редкий частокол. Возможно, он и огораживал что-то, но Миша, кроме поля, ничего не увидел. Он подошел к забору, дернул первую дощечку. Она легко поддалась и упала к ногам Михаила. «Сейчас самое время меня застрелить. По крайней мере есть за что: приехал чужак и рушит заборы». Миша оглянулся – мало ли что? Собрал весь отодранный штакетник и пошел к машине. Вся последующая работа заняла не больше пятнадцати минут. Поставив домкрат на твердую деревянную основу, чуть приподнял машину, подсунул под колесо доски. Убрал домкрат и благополучно выехал из ямы.

Надавил на газ и, не притормаживая, понесся к «девятке», стоявшей на холме. Но, даже стоя на холме у Аниной машины, он старался не смотреть на деревню. Уж очень неприятный период в его жизни напомнила ему она. Период, который он так хотел забыть. Забыть раз и навсегда.

4

Аня начала было волноваться, что засветло они не выберутся из этой деревни и придется провести здесь еще и ночь. Этого ей совершенно не хотелось. Даже в обществе такого надежного напарника, как Мишка. Она посмотрела через лобовое стекло на открытый капот. Бедненький. Дождь так и не перестал, и Миша промок до нитки. Аня поймала себя на мысли, что начинает симпатизировать ему. Будь она моложе лет на пять – без оглядки бросилась бы в пучину страсти. Высокий, красивый. Такой парень просто не мог не привлекать внимание у противоположного пола. А тот факт, что бывший омоновец, участник боевых действий в Чечне, в свободное от беготни за убийцами и насильниками время рисует, просто обязывал девушку узнать его поближе.

Капот закрылся, и взгляду Ани предстал герой войны, рисующий все, что видит. Он вымученно улыбнулся и, вытирая о тряпку руки, подошел ближе.

– Ну все, Ань, заводи.

Аня повернула ключ зажигания, и «ласточка» завелась.

– Ой, наконец-то! Спасибо, Мишенька! – восхитилась Аня.

Миша не стал утомлять ее техническими терминами.

– Стартер, – просто сказал он. – Аня, если хочешь, можем сегодня остаться здесь, а завтра уже в Москву двинем.

– Нет уж, спасибо. Мне и дня здесь хватило побыть. Давай сегодня поедем, а?

Она полностью озвучила его мысли. Ему тоже хватило пары часов побыть на территории мертвой деревни, чтобы понять – он очень соскучился по дому, по своей однокомнатной квартирке.

– Ну, тогда по коням? – улыбнулся Михаил.

– По коням.

«Какой же он хороший. И красивый, – подумала Аня, когда Леонов отошел к своей машине. И тут же одернула себя: – Стоп! Тебе через год тридцать, а ты сидишь и пялишься на парня, как малолетка».

«Шевроле Блейзер» тронулся, и Аня последовала за ним.

Тридцать лет! Время летит. В пятнадцать она мечтала уехать в Америку покорять Голливуд, а в семнадцать ей покорился юрфак МГУ, и о Голливуде пришлось забыть. Ее мечта немного трансформировалась, но суть осталась той же – она хотела путешествовать. За год работы в серийном отделе Аня ездила в основном по деревням и селам Подмосковья, и это никак не соответствовало ее грезам. Где белоснежные круизные лайнеры? Где тропические острова? Где накачанные парни в набедренных повязках?.. Эй! Снова за свое?! Черт знает что! Но Миша ей нравился. Что она с этим могла поделать?

У Анны за ее небогатый сексуальный опыт было всего трое мужчин (а кто-то ведь всю жизнь счастлив с одним). Не сказать, что она была с ними несчастлива. Счастье наверняка какое-то было. Просто оно было кратковременным, и Аня про него забыла.

«Не этого тебе надо, дорогая моя, не этого».

Они выехали на федеральную трассу. Аня увидела указатель: Москва – 45 км. Дождь перестал, или они его оставили позади. От выглянувшего солнышка стало как-то теплее на душе. Аня улыбнулась и попыталась вспомнить мимолетные минуты счастья хотя бы с одним из трех бывших.

5

Михаил Леонов сел за руль своего автомобиля и посмотрел в зеркало заднего вида. Ну и ливень. Достал из отделения для перчаток бумажные полотенца. Оторвал изрисованный край (блокнота под рукой не было, вот и изрисовал). Вытерся чистым полотенцем. Снова посмотрел в зеркало. Снял с брови кусочек намокшей бумаги и усмехнулся. Надо же, как он струхнул там, на краю деревни. Со дня обстрела в Чечне прошло больше семи лет, а в памяти свежо. Как будто только вчера было. Миша улыбнулся собственному отражению и завел машину, отгоняя дурные мысли. «Шевроле» тронулся, уезжая из нехорошего места. Анина «девятка» не отставала.

Когда выехали на федеральную трассу, Михаил успокоился и уже не так часто смотрел в зеркало заднего вида. Вспомнил, что не положил бумажные полотенца в бардачок. Да и черт с ними! Краем глаза глянул на сиденье, на котором лежал рулон. И только сейчас Миша заметил кексы, купленные для Ани. Про них он вообще забыл. Пребывание на границе этой деревни начисто выветрило все мысли, кроме одной – как можно быстрее убраться оттуда. Вот и осталась Аннушка без сладенького.

«А для чего ты вообще их ей купил? – сам себе задал вопрос Михаил. – Хочешь впечатление произвести? Да еще и незабываемое?»

И ведь чуть-чуть не произвел. Едва не наложил в штаны, там, кукуя возле увязнувшей машины. А мог ведь еще и мимо «девятки» проскочить на радостях, что вырвался. Это все деревня.

На самом деле Миша боялся себе признаться, что опасается Анну Рыжову. С ней он чувствовал себя как в кабинете на допросе. Только следователь не грубый мужлан, а красивая девушка. Но легче от этого не становилось. Ну почему она не бывшая учительница или библиотекарь? А что, если б она была бывшим проктологом? Миша улыбнулся. Проктологи бывшими не бывают. Как и менты. Добровольное ковыряние в чужом дерьме становится их образом жизни. Миша подумал, что очень глупо выглядит, улыбаясь дороге. Посерьезнел и взял один кекс.

«Не кексами ее надо удивлять», – вздохнул Миша Леонов и откусил сдобу.

6

Он стоял за полуразрушенной конюшней и смотрел на дом, в который вошла старуха. Минут через десять проехала машина и остановилась недалеко от бабкиного дома. Увязла колесом в глинистой яме.

Он сидел тихо и наблюдал за тем, как парень пытается вытащить свой застрявший автомобиль. Деревня небольшая – одна улица. С того места, где он стоял, деревня просматривалась в обе стороны. Он увидел, куда пошел водитель. Еще минут через двадцать машина укатила вверх по холму. Он постоял какое-то время, все еще опасаясь, что внедорожник вернется. Потом вошел в пролесок и сторонкой, прячась за деревьями и кустами, двинулся к дому старухи.

Он поднялся на небольшое крыльцо. Под тяжестью его тела ступени заныли. Дверь была приоткрыта. Он распахнул ее, ожидая услышать скрип, и шагнул в пахнущие сыростью и какими-то травами сени.

Старуха сидела в кухне за столом и с блаженной улыбкой смотрела куда-то вниз, на свои сморщенные руки. Она услышала, что кто-то вошел, но головы не подняла. Он догадался, что старуха вяжет.

– Федька? Что, опохмелиться пришел?

Когда она увидела – кто перед ней, ее глаза едва не вылезли из орбит. Она поняла – опохмеляться никто не будет. Не в этот раз. Он бросился на нее, бабка даже пискнуть не успела. Здоровяк повалил ее на пол, сорвал с головы платок и, продолжая удерживать старуху, запихнул его ей в рот. Несчастная почти не сопротивлялась, только мычала и плакала.

Он вытащил старуху в сени. Отыскал там веревку. Вывернул бабкины руки назад и связал их. Перекинул второй конец веревки через балку и потянул, поднимая свою жертву вверх. Раздался хруст, ее тонкие костлявые руки вывернулись под невообразимым углом. Платок, забитый в рот, не удержал вырвавшийся вопль. Но крик тут же смолк – старуха потеряла сознание.

Он не хотел продолжать, пока она не придет в себя. Прошел на кухню, налил чаю и снова вышел в сени. Старушка так и не пришла в себя. Здоровяк срезал с нее одежду. Ухмыляясь, отбросил мокрые трусы в угол. Попытался угадать, в какой именно момент она обмочилась. Плевать. Теперь уже не важно. Сейчас куда интересней совсем другое.

Он вернулся на кухню, допил чай, вымыл кружку, а потом снял кожу с так и не пришедшей в сознание семидесятилетней старухи.

7

Михаилу Леонову почему-то именно сейчас вспомнился эпизод жизни, когда он и думать не мог, что работа, так необходимая ему на тот момент, сама найдет его. И что удивительно, это произошло с подачи того, кто как раз до этого лишил его заработка.

Миша Леонов сидел на складном стуле и рисовал портрет особы преклонного возраста. Лучше б она принесла свою фотографию. Нет же – ей надо, и с натуры. Причем эта поизношенная натура вертелась, как блохастая собака. К каждому клиенту Миша имел свой подход. Поразмыслив, он решил приукрасить внешность пожилой дамы. Если она так нервно на стуле егозит, вряд ли на непонравившийся портрет адекватно отреагирует. И уличный художник Михаил Леонов постарался угодить старушке. В конце концов, она ведь должна будет заплатить ему четыре сотни.

После того как Михаил ушел из ОМОНа, он так никуда и не устроился. Да и выбора, по сути, у него никакого не было. Охрана или полиция – вот и весь выбор. А Миша не хотел менять шило на мыло и решил посвятить себя любимому делу. Точнее, одному из них. У него было два любимых занятия: рисование и спорт. Причем если рисование он обожал с самого детства, то в спорте нашел себя только лет в пятнадцать. Записался как-то с другом за компанию на рукопашный бой и втянулся. Получил мастера спорта. Потом решил попробовать еще в чем-то. Выбор пал на бокс. В армию ушел МС по рукопашному бою и КМС по боксу.