Текст книги "Нелюдь"

Первое, предпочтительное: она стала участником клона программы «Розыгрыш». Второе, маловероятное: её опять же разыгрывают, только кто-то неизвестный, по ведомым лишь одному ему причинам. Третье, нежелательное: она сходит (если уже не сошла) с ума.

Очень хотелось верить в первое, но… тут имелся один, по мнению Инны, довольно веский нюанс. Кто она такая, чтобы вовлекать её в действо, которое мало похоже на скоротечное и юмористическое? Формат подобных шоу – минутное «Покараульте психа в смирительной рубашке, а я подгоню машину», который начинает развязываться, когда «санитар» уходит. Или «Помогите мне – нажмите третью красную кнопку в этом чемоданчике. Огромное вам спасибо, очень скоро в Европе станет одной страной меньше!»

Как правило, более продолжительно и относительно сюжетно разыгрывают других персон. Имеющих обыкновение регулярно мелькать в «ящике-мозгоеде» и на страницах всевозможных печатных изданий. Но ведь она-то не из их числа!

Ладно, допустим… допустим! – что она всё-таки участница одного из таких развлечений. И совсем скоро гнетущее и страшноватое начало перетечёт в уморительную развязку.

Только у Инны почему-то не складывалось такого впечатления. Называйте это чутьём, интуицией – как угодно. Можно было впихивать, трамбовать в себя надежду на лучший исход: но Инна была почти уверена: это не розыгрыш. По крайней мере, не из тех, что через какое-то время будут потешать усевшегося перед плазмами, «жк-шками» и почтенными кинескопными «ти-ви» обывателя.

Из этого неумолимо вытекало, что версия розыгрыша, устроенного неизвестным любителем реалити-развлечений тоже подлежит занесению в графу «крайне малая вероятность».

Оставалось сумасшествие.

Впрочем, ещё можно предположить, что происходящее – тот же сон. Или побочный эффект от испытания психотропных препаратов, а сама Инна сейчас находится в секретной лаборатории какой-нибудь спецслужбы. Или качественные, предельно реалистичные «глюканы» от наркотиков. Или её похитили инопланетяне, и сейчас начинается «приход» от «пяти капель» внеземного алкоголя, выпитого на брудершафт с лилово-изумрудным альфа-центаврянином…

Инна ущипнула себя за запястье. На совесть, закручивая и оттягивая кожу. Зашипела сквозь зубы, и вариант со сном беспрекословно канул в небытие.

«Инопланетяне… – тоскливо подумала Инна, потирая пострадавшее запястье. – Спецпрепарат под условным названием „Изнанка сознания“, палата номер шесть манит нас…»

Перебор и обдумывание версий заняли совсем немного времени. Инна успела пройти полторы сотни метров неспешным шагом, дойдя до забора, за которым находился ангар. Машинально развернулась, собираясь двигаться назад…

– Иди! – Голос жгуче ввинтился в уши, причинив пусть и не боль, но достаточно неприятные ощущения. – Иди, иди!

Инна шарахнулась вбок, чуть не упала, опёрлась рукой на шершавые доски забора, прочно забывшие, как выглядит кисть маляра. Невидимый «погонщик» хранил молчание.

«Назад нельзя! – понимание случившегося пришло моментально. – Что, он меня направлять будет? Ну… хоть какая-то определённость».

Она без промедления пошла вдоль забора, глядя прямо перед собой, готовая в любой момент свернуть туда, куда прикажет голос. Сама Инна не назвала бы это покорностью, скорее – необходимостью подчиняться обстоятельствам. Что поделать, если выбор крайне невелик: либо идти куда заставляют, либо подбежать к памятнику и – с разгона головой о ребро постамента…

Она не оглядывалась и не видела, как фонари на платформе и привокзальной площади начали гаснуть один за другим. С одинаковым интервалом, неторопливо – но безостановочно…

Забор оказался длиннющим, Инна шла и шла по узенькой, изрядно разбитой полоске тротуара. Дурнота никуда не исчезла, еле заметно шебуршась в голове. Откровенно говоря, дискомфорта от неё почти не было – если бы не эта «прореха» в памяти…

Слева тянулась неширокая аллея, отделённая от забора асфальтовой двухполоской с частыми следами поямочного ремонта.

За те несколько минут, в течение которых Инна шла вдоль забора, ей на глаза не попалось ни одной живой души: неважно – в машине или топающей на своих двоих. Понятно, что час поздний, что провинциальный райцентр Высовск – ни в коей мере не напоминает мегаполис: но всё равно, как-то… лишний повод для тревоги.

В двух примыкающих к концу аллеи и постепенно близящихся пятиэтажках не светилось ни одного окна. Нигде не просматривалось даже неярких всполохов, мгновенно дающих понять: в комнате смотрят телевизор.

Понятно, что подобное обстоятельство никак не вязалось с душевным спокойствием, как раз наоборот.

«Может, новостройки? – Инна сделала робкую попытку как-то объяснить увиденное. – Только сдали, не заселился ещё никто… В темноте особо не разглядишь».

Попыталась и сама осознала, что не верит в такой, не столь уж и неправдоподобный расклад. До окончательного подтверждения этому неверию оставалось сотни три шагов, и Инна знала: ей придётся их сделать…

Забор кончился раньше, чем она приблизилась к домам. Инна посмотрела вправо, куда убегал «приток» двухполоски – узенькая, неряшливая, крайне скверно освещённая улочка. В самом начале которой гнилым зубом торчало длинное двухэтажное деревянное здание казённого вида с полуразрушенной крышей, обтянутое алюминиевой паутиной строительных лесов. Дальше что-либо разглядеть было сложно, через три десятка метров «приток» скрывался в прожорливой утробе мрака.

«Надеюсь, туда не погонят, – вздохнула Инна. – Может, это и сумасшествие, но неохота мне туда».

Она торопливо перешла улочку, внутренне съёжившись в ожидании окрика «Вправо!». Прошла три метра, пять…

– Стой…

Инна машинально сделала ещё шаг. Остановилась. А в следующий миг пришло понимание, что прозвучавший за спиной голос был другим. Сиплым, отрывистым.

Спустя секунду последовало новое распоряжение:

– Повернись.

Инна быстро выполнила требуемое, потому что в жестяном тоне неизвестного отчётливо улавливалось: возражений быть не должно.

От увиденного она вздрогнула и попятилась назад. В теле моментально возникла частая спутница страха – противная, сосущая, всепроникающая слабость.

На углу окружённого строительным реквизитом здания стояли двое. Близнецы. Высокие, узкоплечие, худые, по-обезьяньи длиннорукие. Неприятные, «лягушачьи» черты лица: крупный рот, широко расставленные водянистые глаза навыкате, маленькие ноздри сплющенного носа…

Оба были одеты в одинаковые кожаные чёрные, доходящие почти до колена куртки, синие, испачканные в грязи джинсы и серые кроссовки.

Отличались они только причёсками. У того, который стоял поближе, – редкие светло-русые волосы были зачёсаны назад, а второй предпочитал стрижку «ёжиком».

Инну испугало даже не их неожиданное появление, ведь она не должна была проглядеть близнецов на только что оставленном за спиной «притоке». Всё-таки на три десятка метров кое-что просматривалось, а Инна успела удалиться от улочки менее чем на дюжину шагов… Точно, не должна была, но при одном условии – если всё происходящее подчиняется законам нормальности.

Её испугал… гроб, стоящий в ногах у близнецов. Тёмно-синий бархат обивки был изрядно выпачкан грязью, а комочки земли, лежавшие на крышке, выглядели свежими, не успевшими подсохнуть. Гроб недавно выкопали, какие уж тут сомнения… Зачем? Инна твёрдо знала одно – получить ответ на этот вопрос ей совсем не хочется.

Близнецы рассматривали стоящую поодаль женщину голодными глазами. Голод во взглядах не был каким-то одним, Инну прощупывало жуткое смешение всех его видов.

Она не знала, сколько продолжались «гляделки» – несколько секунд или минут. Время не остановилось, оно стало другим, умело уподобившись пыточному инструменту…

Наконец длинноволосый шумно, с предвкушением втянул воздух ноздрями и лаконично скомандовал «ёжику»:

– Давай…

Тот сноровисто, нетерпеливо подцепил крышку гроба, снял и положил её на землю. Скупо матюгнулся от напряжения, опрокидывая гроб набок, освобождая его от массивного, грузного покойника с отметинами начального разложения.

В воздухе запахло гниющей плотью, Инна рефлекторно закрыла нос ладонью. Сиплый близнец показушно сплюнул на труп, а потом мотнул головой в сторону опустошённого гроба:

– Ложись.

Инна не сразу сообразила, что это говорят ей, а не «ёжику».

– Ложись, сука… – И без того страшный взгляд длинноволосого безостановочно заплывал бешенством. – Быстро!

«Решай сама…» – вкрадчиво прошелестело над ухом.

Инна затравленно всхлипнула, резко повернулась и побежала к пятиэтажкам: изо всех сил, не оглядываясь.

– Э-э, стоять! – надсаживаясь, заорал сиплый. – Стой, сука! Саня, держи её!

Слабость сгинула, теперь тело захлестнула невероятная лёгкость, порождённая всё тем же страхом. Инна мчалась, в буквальном смысле слова не чуя ног, глядя только перед собой. Но периферийное зрение исправно доложило о том, что в пятиэтажках вдруг начали загораться окна: то тут, то там – всё быстрее и быстрее…

В кажущейся хаотичности быстро проявился смысл. Налитые беспокойным – как пламя свечи на сквозняке – светом, квадраты и прямоугольники окон складывались в гигантские линии. Линии – в буквы, а те – в слово.

«БОЛЬ».

Позади глухо топотали близнецы, и неясно – что было страшнее: звуки шагов или оконная мозаика.

Торец одной из пятиэтажек вдруг потёк вниз, как тухлое яйцо по шлему омоновца. Жижа беззвучно пузырилась, растекаясь огромной багрово-бурой лужей, затапливая детскую площадку, находящуюся неподалёку.

Дом продолжал превращаться в ничто, но Инна этого уже не видела. Она выскочила на пустынный перекрёсток и свернула направо. Топот близнецов становился глуше, они явно отставали. «Погонщик» никуда не делся: порхал, мерзость, вокруг, визгливо похохатывая – как будто в происходящем имелось что-то забавное.

«Туда!» – Инна бросилась к проходу между небольшим одноэтажным магазинчиком с вывеской «Рог изобилия. Продукты и хозтовары» и кирпичной трансформаторной будкой, изрисованной угловатыми каракулями граффити.

Нырнула в проход и побежала дальше, безликими проулками и дворами. Все встречающиеся по пути здания были темны, но хотя бы не спешили менять свою привычную форму на что-то отталкивающее, инфернальное.

Судя по полной тишине, преследователи потеряли Инну из вида. Она остановилась, судорожно хватая воздух ртом, чувствуя – как бьётся сердце: исступленно, на пределе…

Голос затих, проявляя полное равнодушие к остановке Инны. Сейчас ей было всё равно – радоваться этому или заходиться в смертной тоске, предполагая что-то совсем уж поганое.

Что может быть поганей двух преследовавших её нелюдей и превращающегося в кровяную жижу бетона – Инна даже не собиралась представлять. Безумие само решит, стоит ли загонять свою игрушку в глубь трясины или оставить в покое. Хотя бы на время.

Она уже не сомневалась, что сошла с ума. Последние картинки кошмарного калейдоскопа, в который ей выпало заглянуть, бесследно растворили в себе прочие догадки и предположения о том, почему с ней происходит всё это…

Наверное, следовало что-то делать. То ли лечь – и попытаться уснуть, чтобы отрешиться от всего происходящего, то ли – бежать дальше, не разбирая дороги. Надеясь в конце концов оказаться на более спокойной грани сумасшествия.

Инна не знала, принесёт ли понимание своего душевного состояния хоть какое-нибудь облегчение. С другой стороны, в этот пазл напрочь не укладывалось утверждение, что душевнобольной никогда не признает своего недуга.

«Ну а я – что? Специалист по психам? – Инна присела на оказавшуюся поблизости скамейку, смятенно огляделась. – Исключения, опять же, никто не отменял…»

Она находилась на краю крохотного сквера, к которому примыкал светло-бежевый каменный особнячок с мезонином. Чистенький, с четырьмя белоснежными колоннами, подпирающими просторный балкон, выставивший напоказ кованое фигурное ограждение.

Такими в средних провинциальных городах обычно бывают обиталища культуры и истории, преимущественно музеи.

Прошла минута, две… Инна сидела не шевелясь, медленно впадая в странное оцепенение, неотрывно глядя на основание ближайшей колонны. Как будто ожидала, что с особнячком вот-вот начнёт происходить очередная жуть, и – именно с этого места.

– Сейчас… – азартно выдохнула пустота. – Ап!

«Тух!» Звук был глухим, сильным. Инна судорожно мотнула головой влево-вправо, отыскивая взглядом место, из которого он донёсся. В свете фонарей метрах в трёх друг от друга в воздухе тяжеловесно вращались два больших, плоских, тёмных диска… да это же крышки канализационных люков!

Сейчас они напоминали две монетки, подброшенные ленивым щелчком пальца на пару ростов Инны. Полное впечатление, что в подземные коммуникации одномоментно закачали несколько десятков килограммов воздуха и крышки вышибло вверх. Поодаль раздалось ещё одно «тух!», и вверх взлетела третья крышка.

Инна моментально напряглась, со страхом ожидая продолжения.

Через пару секунд крышки упали на дорогу. А спустя ещё несколько мгновений до Инны дошло, что в их падении присутствует неправильность, от понимания которой в кожу впился целый сонм ледяных клещей.

Увесистые чугунные кругляши издали тихий шлепок, словно упали на что-то податливое, нисколько не схожее с асфальтом. Инна мысленно взвыла, а в следующий миг все три люка начали поспешно, даже с какой-то остервенелостью исторгать из себя нечто похожее на толстые, бугристые, покрытые белесоватой слизью кишки. Словно под землёй дремал гигантский, монструозный организм, которому пришёл срок пробудиться и выбраться на поверхность.

Ближайшие «внутренности» выперли в высоту метра на четыре с лишним – вровень с верхней кромкой балконной ограды. И замерли, чуть заметно подрагивая. Их и Инну разделяло примерно полторы дюжины шагов.

Ничего похожего на глаза у «внутренностей» не наблюдалось, но Инна принялась вставать со скамейки, как в максимально замедленной съёмке. Время ползло полупарализованной улиткой, «погонщик» молчал. Инне почему-то казалось, что он еле сдерживается от соблазна гаркнуть что-то вроде «Вот она!».

Наконец Инна поднялась на ноги и – медленно, плавно – сделала шаг назад, не сводя глаз с торчащей из люков плоти. Ещё шажок, третий…

«Внутренности» вдруг резко разбухли, став раза в два толще! То, что мгновение назад выглядело асфальтом, не выдержало, и от «кишок» во все стороны с омерзительным влажным треском шустро поползли сочащиеся красным разрывы.

«Внутренности» тоже лопнули, вверху: разлохматившись несимметричными, почти метровыми лоскутами. Безвольно повалились набок, самая ближняя «кишка» упала точно в сторону Инны, напоминая указующий, сильно изуродованный перст. Из отверстия сразу же хлынули бесшумные, продолговатые – примерно с предплечье Инны – светло-зелёные сгустки, как показалось женщине – помесь пиявки и многоножки.

– Бу! – напомнил о себе голос.

Инна не стала медлить, чтобы как следует разглядеть выбирающееся из «внутренностей» содержимое. Глухо охнула и побежала прочь от особнячка, чувствуя под ногами упругое, живое. Фонари за её спиной гасли, один за другим…

Хохот погонщика был хохотом победителя-триумфатора. А потом Инна услышала стихи из сна. Голос читал их с интонациями свихнувшегося шута: то фальцетом – частя и взвизгивая, то выкрикивая слова по слогам – дурным, ненатуральным басом. И если звучавший в электричке голос был полностью равнодушным, то этот неистово смаковал каждую строчку, букву, полностью растворившись в стихе…

 
Раз!
Кошмар окружит вас…
 

Инна бежала, отчаянно борясь с желанием упасть, подтянуть колени к груди, обхватить голову руками, закрыть глаза и уши. Что-то подсказывало, что пока она двигается, у неё есть крохотная надежда отсрочить настоящий ужас. И она не останавливалась…

 
Два!
Напилась крови тварь…
 

Город менялся. Казалось, что тьма выбрала его подмостками для одной из своих пьес. И сейчас её темп уверенно нарастал, демонстрируя Инне череду режиссёрских находок – во всём их жутчайшем, отвратительнейшем великолепии…

В водосточной трубе загремело, и из неё вывалилось несколько изуродованных человеческих голов. Шеи выглядели так, словно головы отгрызли или оторвали. Одна покатилась наперерез Инне, из расколотого черепа выпадали кусочки мозга…

Памятник неизвестному уроженцу Высовска вдруг обрёл плоть, ожил. И замахал руками, отчаянно сохраняя равновесие: ноги ниже колен остались прежними, бронзовыми. По постаменту расторопно карабкалось с полдюжины омерзительных – помесь шимпанзе и паука – существ, слышалось нетерпеливо-голодное порыкивание.

Человек на постаменте встретил первого сунувшегося к нему монстра ударом кулака, сбросил вниз. Но сзади влез ещё один, подпрыгнул, оплёл шею и плечи живого памятника всеми шестью тонкими, жилистыми конечностями. Небольшая пасть раскрылась почти на сто восемьдесят градусов, и выпрыгнувший из неё язык, больше всего напоминающий толстое жало, саданул жертву в шею.

Брызнула кровь. Человек закричал, крутнул корпусом, пытаясь сбросить гадину. Но спереди и сбоку прыгнули ещё две твари. Одна повисла на руке, быстро разрывая добротную ткань старомодного сюртука мелкими кривыми клыками, добираясь до плоти, второй ловко взбирался выше, к горлу…

 
Три!
Закрой глаза, смотри…
 

Над головой захлопали крылья – величественно, тягуче, страшно. Инна посмотрела вверх. Над городом, не так уж и высоко – примерно три сотни метров – неспешно летело чудовище. Исполинское, неохватное взглядом. Инна не сомневалась: если бы оно упало на Высовск, то накрыло бы его целиком, сровняв с землёй без остатка…

 
Четыре!
Боль правит в этом мире…
Пять!
Беги, беги опять…
Шесть!
Тебя заждались здесь…
 

Фонари уже гасли тут и там, Инна шарахалась от очередного куска возникшей на её пути темноты и бежала к свету, которого становилось всё меньше. Тьма подобралась почти вплотную, но Инна ещё металась в этом лабиринте, надеясь непонятно на что…

 
Семь!
Надежды нет совсем…
 

Четыре из пяти находящихся впереди фонарей стали затухать одновременно.

Инна огляделась. Других источников света поблизости не было, и она побежала к последнему освещённому кусочку Высовска. Не желая оставаться в темноте, которая выла, шипела, скрежетала, хрустела и что-то разрывала с влажным, подкармливающим безумие звуком…

Инна вбежала в пятно света и остановилась, завертела головой, пытаясь найти вдалеке хоть какой-то просвет, но безуспешно. Чудовище всё ещё летело, заслоняя звёзды и луну, голос продолжал упиваться дьявольскими рифмами…

 
Восемь!
Нас сблизит эта осень…
На девять,
Десять – знай,
Что сделан шаг за край…
 

Спустя несколько секунд тьма стала непроглядной, последняя освещённая частичка города находилась в ней как в коконе. Инна замерла, вздрагивая всем телом. Чувствуя себя марионеткой, которая ещё не обзавелась ниточками, но этого не придётся долго ждать.

– Ты будешь моя… – предвкушающе протянул голос, и демоническая разноголосица мгновенно смолкла. – Этого не избежать, ведь ты сама сделала всё для этого. Моя, уже скоро…

Инна отрицательно замотала головой и попятилась, когда к ней потянулось узкое подрагивающее, сотканное из тьмы щупальце. Шаг, второй, третий… Спина почувствовала бетонное ребро столба, щупальце висело в считаных сантиметрах от лица, и Инна сделала единственное, что могла: закрыла глаза.

Прикосновение было коротким, безболезненным. Голос издал блаженный стон. Щупальце тут же отдёрнулось, после чего пришло понимание, что дурнота исчезла. Доступ к ячейке памяти был свободен.

И Инна вспомнила.

В следующий миг она упала на колени, и окружающий мрак начал жадно впитывать в себя её вой: надсадный, безысходный, почти нечеловеческий…

– Витенька, ну, ты же прекрасно знаешь – женщины любят ушками…

Миловидная златовласка с фигуркой балерины невинно захлопала голубыми глазами, прикусила нижнюю губку, грациозно повела плечиком.

– Ну, знаю… – мрачно буркнул Крохалёв, делая очередную безуспешную попытку сосредоточиться и выбрать что-нибудь из тощенького меню. – И что?

– Витя-Витенька-Витюша, жаждут ласки мои уши, – негромко пропела блондинка на мотив полузабытой попсы. – Господин полицейский, не обижайте девушку и журналиста, поделитесь подробной информацией…

– А мне что с этого? – прямолинейно бухнул веснушчатый, круглолицый здоровяк. – Половину гонорара за писанину твою отжимать у меня совесть не позволит, на свидание опять не придёшь. Да и нет у меня сейчас времени на эту лирику… Половина выходного раз в три недели. Короче – можешь кукситься, но выгоды не вижу.

Девушка ничуть не смутилась и расстегнула две верхние пуговицы на блузке:

– Жарковато здесь…

– Слышь, восходящая звезда провинциальной журналистики… – Крохалёв отложил меню, стараясь смотреть в глаза собеседнице, не ниже. – Писала бы про богему местную, про торжественное открытие пятисотой урны. Вон, у Филачёвых из Липового переулка самогонный аппарат себя поясом шахида вообразил: знатно шарахнуло. Прямо бестселлер, расписывай – не хочу. Мариночка, кровища, трупы тебе зачем? Ты жмура вживую видела? Нет, не после морга, когда они облагороженные. А после того, как над ним колюще-режущими-пилящими вдоволь поупражнялись… На редкость хрено-о-овое зрелище.

Блондинка безмятежно пожала плечиками:

– Витя, я же тебя не пытаю: почему ты на этой работе уже восемь лет, если от неё одни минусы. Вот и ты меня не тормоши, почему я о «Высовской твари» писать надумала. Тебя же не волнует, кто в своё время о сестрах Гонсалес написал? Ну вот… Ты выбрал что-нибудь?

Она забрала у Крохалёва меню, быстро пролистала. Вскинула руку, подзывая официантку:

– Мне чай с чабрецом и пару ватрушек с повидлом. А этому идеальному мужчине и грозе местного криминала – пива местного, он другого не пьёт. И к пиву чего-нибудь… Вот, колбасок и гренки с чесноком.

Официантка ушла, Марина снова посмотрела на Виктора:

– В общем, так. Едим, пьём. Если к последнему глотку пива не созреешь ничего рассказать – я расплачиваюсь и разбегаемся. Устроит?

– Когда это я за твой счёт хоть яблочный огрызок съел… – проворчал Крохалёв. – Хрен с тобой, вытягивай душу.

– Рассказывай что знаешь, – улыбнулась Марина, вытаскивая из сумочки диктофон. – А восходящая звезда сама потом факты рассортирует и всё в лучшем виде изложит. И насчёт свидания серьёзно подумает.

– Я так полагаю, ф. и. о. тебе напоминать не стоит…

Марина кивнула:

– Резанова Инна Эдуардовна, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения.

– Именно, – вздохнул Виктор. – Она же «Высовская тварь», установленное количество жертв – двадцать одна. Убивать начала около трёх лет назад, и не только в наших краях. Сначала каталась в соседние области, а когда шиза совсем расцвела – стала здесь народ шинковать. Перед тем как её взяли, в последней электричке трёх попутчиков на тот свет отправила, с особой жестокостью. Бабку, мужичка и подростка – у всех глаза вырезала… До этого только мужиков в возрасте убивала, тоже без глаз оставляла. Причём мужиков разных, без системы, но с умом, продуманно. Если бы у неё с головой плохо не стало, мы бы её ещё долго ловили.

– Что, прямо так однажды проснулась – и начала убивать? – перебила рассказчика блондинка. – Ни с того ни с сего… Раз, и новая Ирина Гайдамачук образовалась, даже похлеще.

– Подкованная ты наша. Гайдамачук, Гонсалес… Нет, была у неё… стартовая площадка. Её года четыре назад похитили, насиловали и могли убить. Братья-близнецы, могильщики.

– А, да-да! – Марина щёлкнула пальцами. – Что-то припоминаю. Хром… Хоромины?

– Хоронины, – поправил Крохалёв. – Фамилия под стать профессиональной деятельности. Евгений и Александр. Те ещё нелюди были. Видеозаписи потом у них дома нашли, с семью без вести пропавшими ситуация прояснилась… Неподалёку от кладбища заброшенные подвальчики-овощехранилища были, братья там такой схрон обустроили – хрен найдёшь, если не знать. В нём женщин и прятали. После смерти расчленяли, по пакетам раскладывали и в свежие могилы частями подхоранивали. А с Резановой им не повезло. Исхитрилась освободиться, и не стало близнецов. Так душу отвела, что все, кто результат видел, блевали до упора. Её, понятное дело, не посадили, после такого-то… Как наши думают, и я в том числе, что тогда у неё и проснулась вот эта тяга убивать.

– Не исключено, после такого-то… А у самой Резановой спрашивали?

Крохалёв криво усмехнулся:

– Если очнётся – спросим. В коме она. Охранники из электрички её вязали, напортачили, дилетанты косорукие… Неизвестно – выживет или нет. По мне, так лучше бы сдохла. Напилась крови, тварь, нахлебалась…

– Понятно, – протянула Марина. – Значит, на границе жизни и смерти сейчас.

– Типа того. Я очень надеюсь, что она уже не очнётся и в ближайшее время в аду окажется. Заслужила, сука, и никакие близнецы тут не оправдание. Желаю, чтобы черти ей что-нибудь покруче сковородки нафантазировали… Двадцать один труп, нормальные мужики в основном. Не бомжевня, не Бухеры Запоевичи Стекломоевы какие-нибудь…

Виктор замолчал, наблюдая, как подошедшая официантка переставляет заказ с подноса на стол. Взял бокал с пивом, сделал большой глоток. Посмотрел Марине в глаза, перевёл взгляд ниже…

– Ну, чего тебе ещё рассказать?

Примечания.

Сёстры Гонсалес – самые жестокие серийные убийцы Мексики, действовавшие в период между 1950-м и 1964 годами. Количество жертв – более 90.

Ирина Гайдамачук (Красноуфимская волчица, Раскольников в юбке) – серийная убийца, количество жертв – 17. Период убийств – с 2002-го по 2010 год.